Приветики.
Мы в Кейптауне, и у меня плохие новости.
К сожалению, мы теряем всеми любимого Юру. Он находится в тяжёлом, если не критическом состоянии, и это полностью моя вина. Увы мне — не доглядел, не уберёг…
Я не насторожился, когда Юра попросил меня включить сохранение в RAW на его камере. И даже когда он где-то раздобыл светосильный фикс, я не почуял беды. А когда Юрец стал являться в столовую только к обеду, заспанный и воняющий, словно Нургл, несвежим лайтрумом и протухшим фотошопом — было уже поздно.
Мы пытались его исцелить от пагубной зависимости,
но наши возможности ограничены только консервативным лечением, а Юре нужна интенсивная терапия в виде интенсивных пиздюлей от его жены. И делать это нужно как можно скорее, иначе будет поздно — он продаст свой ушатанный ниссан и купит ушатанный Mark III с ободранными стёклами. Друзья его покинут, потому что он заебёт всех рассуждениями о восхитительном бокэ Гелиоса-44 и преимуществах оптики производства СССР и Samyang (на другую у него денег нет). Жена его бросит, потому что семейный бюджет будет основательно подорван приобретением всякого говна вроде абонементов на мастер-классы великих, но никому не нужных фотохуйдожников. А дочка, которая сейчас на вопрос «кто твой папа?» с гордостью говорит, что её папа герой-полярник, будет, пряча глаза, отвечать, мол, не знаю, с фотиком ушёл куда-то. А вот когда мы увидим объявление вроде «Кандидат наук проведёт фото-видеосъёмку свадьбы, юбилея, похорон», то Юрца мы потеряем окончательно.
Но, боюсь, что даже при самом благоприятном исходе своевременного и интенсивного лечения необратимые изменения в коре и древесине головного мозга уже произошли, и Юра больше никогда не будет прежним. Запомним же его таким:
Прибытие самолёта я не заснял, не до того было. Сами знаете, как это бывает — в режиме паники доделываются дела, вспоминается, что забыл, а что не взял.
Прощальные обнимашки — и на борт.
С Востока Баслер летит низко, кажется, вот-вот заденет лыжами снег. Ледниковый купол возвышается под четыре километра, а у Баслера потолок невелик. Самолёт не герметичен, и иллюминаторы тут же затягивает изморозью. Мне приходится время от времени её отдирать.
Ледник временами похож на море.
Можно увидеть дорогу, набитую санно-гусеничными поездами.
Четыре часа лёту — уже виден «Академик Фёдоров».
Воздух на Прогрессе совершенно не такой, как на Востоке. В походе к воздуху привыкаешь постепенно, и разницу почувствовать сложно. А выходишь из самолёта — и стоишь, словно пьяный, дышишь густым и насыщенным. Правда, это чувство довольно скоро проходит. Второй же моей мыслью было — «Ура, мои сопли снова жидкие!»
Вот полярник — надышался и устал =)
Первые несколько суток я спал. Уж не знаю, почему — скорее всего, резкая смена климата. И снились мне сны, цветные, многосерийные, и очень информативные. Из них я узнал, например, как Виталик в Антарктиду попал — его выменяли на матричный принтер; что тот же Виталик завёл тараканов под своей кроватью, и кормит их по ночам с ложечки — а они у него большие, разноцветные и мохнатые; что из Антарктиды в Воркуту ходит электричка.
С Прогресса пароход ушёл на Мирный, потом к оазису Бангера, забрать полярников, а потом… вернулся на Прогресс. Точнее, в бухту Тала, к индийской станции Бхарати, выручать сухогруз «Папан Маманин» «Иван Папанин». Этот пароход, изрядно утомлённый рейсами по Северному морскому пути, индусы обычно фрахтуют для обслуживания своих станций. И вот так случилось, что он чем-то расковырял себе пузико, и скучал у Бхарати «с дырочкой в правом боку», принимая около ста тонн воды ежесуточно.
С «Фёдорова» передают водолазное оборудование и прилагающихся к нему водолазов для оценки масштабов пиздеца. Полярники принимают самое деятельное участие в происходящем перфомансе, рассредоточившись с удочками вдоль борта и страшно удивляясь, когда пароход начинает манёвр или движение. Должен сказать, что выражение «сматывать удочки» IRL выглядит весьма забавно.
Вот такая страсть там водится. Зовут этот рот с хвостом ледяной щукой, у неё антифриз вместо крови.
«Фёдоров» ставит кранцы, чтобы, значит, краску на бортах не повредить, и швартуется в обнимочку с Маманиным. Я почему-то раньше думал, что «Папанин» больше «Фёдорова».
Вообще рыбалка там по сравнению с Беллинсгаузеном очевидно бедна, и большинство быстро теряет к ней интерес. Остаются самые упоротые упёртые.
Вот наш капитан, он следит, чтобы его пароход не поцарапали.
В конце концов Маманина подмандили, течь прекратилась. Но теперь ему нужен сухой док, и поэтому груз и пассажиров с него принял «Фёдоров». Всего мы там простояли с неделю, или чуть больше. Ремонтные работы заняли пару дней, погрузочно-разгрузочные — ещё один, но гораздо больше времени индусня жевала сопли, решая, кто из них пойдёт пароходом, а кто — самолётом. Ну а мы, само собой, вместо того, чтобы гулять по Кейптауну, ждали их.
Индусы разноцветные — есть чёрный, как сапог, есть вылитый полковник колониальных войск. Остальные — в диапазоне оттенков между ними. У одного индуса совершенно бармалейский вид, такой, каким его, Бармалея, изображают в мультиках.
Но нет худа без добра — если бы не авария на «Папанине», после Кейптауна нас бы ждало ещё два месяца на железе, до самого Питера. Теперь же мы в полном составе летим домой самолётами, а «Академик Фёдоров» отправится к Мэйтри доделывать то, что не смог «Иван Папанин». Для папанинцев, впрочем, всё только начинается — их в страстном томлении ожидает Мурманское морское пароходство и всякоразные комиссии для продолжительного, бурного, фееричного, безудержного секса. Само пароходство уже наверняка натягивают на двухметровую дилду, обильно смазанную горчицей и карри, юристы Индийского национального центра Антарктических и океанских исследований за срыв контракта. А может и нет, может, они втолпером натягивают страховые компании — я же не знаю, как у них там договоры составлены.
От Прогресса до Кейптауна примерно две недели неторопливого ходу, наш же круиз занял больше месяца. А кто-то из полярников на железе торчит аж с декабря.
Жизнь полярника на пароходе весьма себе овощная. Из развлечений разве что четырёхразовый приём пищи и сауна раз в десять дней. Большую часть времени полярники проводят, изображая тюленей, морских слонов и котиков — в зависимости от габаритов полярника. Игра увлекательная, требующая сосредоточения и массы времени — как раз то, что нужно на пароходе. Остальное время полярники читают книжки, смотрят прошлогодние новинки синематографа и научно-популярные фильмы о размножении высших приматов. По вечерам в столовой собираются ноутбучные рэмбы воевать в свои каунтерсталкеры.
Полярник, возвращающийся с зимовки, выглядит примерно так:
Время от времени в столовой проводятся мини-конференции, на которых популярым языком с помощью паверпойнта полярники рассказывают другим полярникам о том, кто чем занимался в Антарктиде. Как обычно, блистал г-н Екайкин — его лекции, как правило, собирали аншлаг и бурю оваций.
Кормят на пароходе, на мой гешмак, очень даже неплохо — морячки покушать любят, и любят покушать хорошо — однако рейс затянулся, и уже чувствуется, что пайку начали урезать. А вот на сливочном масле явно съэкономили — маргарин маргарином, но это, пожалуй, единственная претензия.
Повара время от времени даже выставляют компостный суп, специально для травоядных. Не понимаю, почему они это делают. Я бы ещё в отделе кадров интересовался — «Вегетарианец? Да-а?! Пшёл нах отсюда!».
Ну я вполне допускаю, что эта мода, может, и оправдана какими-то неясными мне резонами где-нибудь посреди цивилизации, но уж никак не в ледяных ебенях. Знаю, впрочем, четырёх таких модников. Первый не ест мясо, но рыбу, морепродукты, яйца, масло оченно уважает. Он на Востоке за зимовку набрал шесть килограмм, так что в его вегетарианстве чувствуется какой-то подвох. Второй вёл агрессивную агитацию за ЗОЖ вообще и вегетарианство в частности, но после того, как был взят с поличным на пожирании сырых (sic!) замороженных (sic!!!) пельменей, его всерьёз воспринимать перестали совсем. Ещё один довеганился до анемии и недовеса на грани дистрофии. Ну а четвёртый вообще не полярник — катался пару раз туда в сезон на фотки пофотаться. Конечно, он ездил туда не только ради фоток — у него была своя научная программа, но фотки получились лучше.
18 февраля на доске объявлений появился почтовый ящик из молочной коробки с предложением отпраздновать День святого Вазелина Валентина путём написания открыток-вазелинок с именем и номером каюты. Затею эту, должно быть, придумали девчонки из сезонного состава, потому что никому из суровых полярников ничего подобного в голову не пришло бы.
И быть бы этому празднику таким же весёлым и жизнерадостным, как творчество группы «Крематорий», если бы не восточники, доставившие немножечко счастья, как минимум, одному человеку. Технология проста, как все электоральные. Выбирается ничего не подозревающая жертва главный герой торжества — в нашем случае двух мнений не было. Затем главный герой блокируется одним из злоумышленников в собственной каюте задушевными разговорами, а в это время другой злодей вылавливает по одному личный состав и заводит их в соседнюю каюту, где они надписывают несколько открыток главному герою каждый. Далее вазелинки подвергаются беглой цензуре на предмет выявления совсем уж откровенной пошлятины, и происходит ВБРОС.
Вечером юные девы-гидрологини вручают удивлённому ГГ ворох открыток. Удивление полярника сменяется охуеванием, когда он, наконец, осознаёт, что количество открыток НАМНОГО превышает количество женского пола на пароходе. Чувство настолько сильно, что он даже пропускает пару саун — а вдруг там в засаде затаились его поклонники, алчущие полярницкого тела?
Фото я сделать не догадался. Держите вот гигантского буревестника с ребёнком.
Я же на пароходе занимался тем, что прокачивал своё скриптовое кунг-фу, украшая свои отчёты разной хуйнёй — графиками, диаграммами, таблицами, потроша кучу разнообразных файлов со всяких приборов с помощью bash, sed, awk и gnuplot.
В общем, я неплохо проводил время, медитируя над очередным развесистым циклом в цикле в цикле в цикле и пытаясь понять, как заставить awk печатать то, что нужно мне, а не то, что хочется ему. Ман к awk'у довольно поверхностен, более того, там прямым текстом сказано, что, мол, для получения дальнейшей информации скачайте нашу охуенную книгу с нашего охуенного сайта. Спасибочки, блядь.
Где-то недели полторы у меня ушло на написание нескольких скриптов, которые за полчаса сделали мне работу, на которую вручную у меня ушло бы дня четыре. Правда, её немного омрачало ощущение того, что я маюсь никому не нужной хернёй — все эти цыфирки давно уже лежат в институте в уютной базе данных, и те, кому они нужны, всегда могут получить к ним доступ. Так что смысла в дублировании их в отчётах лично я не вижу. Но раз в программе исследований написано — то чоужтам. Конечно, для подобных целей лучше бы подошло что-нибудь перлопитоновое или даже лисповое, но я их не умею, пока, по крайней мере.
Фотки со скриптами у меня тоже нет, поэтому возмите лучше пингвинчика. Вы же любите пингвинчиков?
В Кейптауне мы, восточники, пробудем недолго — одиннадцатого уже самолёт. Остальные будут отправляться мелкими партиями, вплоть до четырнадцатого числа включительно. Сам же «Фёдоров» отправится из Кейптауна семнадцатого.
Двенадцатого числа, в 13:50 мы будем в Санкт-Петербурге. Заинтересованные лица смогут узнать меня по характерным ботинкам, самому ахуенному в этой части галактики телефону, и старой, изговняканной климатической одежде.
Фанатам же Юрца просьба не беспокоиться — он отправится другим рейсом.
Во избежание.
