Не берусь утверждать что-либо о вселенском либо мировом устроении, планетарных масштабах и прочих вещах, находящихся за гранью не то чтобы моего, а понимания людей гораздо более просветленных: философов, ученых и прочих достойных мужей мира сего посвятивших свою жизнь поискам ответов на вопросы, которые мы еще просто не готовы правильно задать. И тем более получить на них ответ и осознать. Все очень просто, если это «просто» не усложнять самому.
Ответ - это слово в моей голове предстает в образе лезвия. Холодного, острого и одновременно простого предмета способного разрезать на мелкие части мои мечты, иллюзии, сбросить занавес и развеять то, что поглотило меня почти целиком. Показать мне, слепому несмышленому кроту запутанный тоннель в земле, который я вырыл себе сам. Вырыл для себя и ползаю в нем только лишь потому, что мне нравиться находится в этом месте. И мне кажется, что я не один такой…
Очень много нас таких, снующих во мраке одиночества день отодня, в лабиринте лишенном дневного света. Мы сами сбежали туда добровольно.
Мы беремся разгадывать вселенские тайны, загадки космоса, пытаемся воссоздать в лаборатории рождение сверхновой звезды. На х.й это кому-либо нужно если мы, люди, не можем понять и принять других вещей, именно тех, что делают нас и дают нам право называть себя человеком? Ради чего?
В хрен мне уперлось знать, как появилась Сверхновая Звезда, если моя звезда не слышит и не видит меня. Мне до нее не достучаться и не докричаться, и уж тем более не дотянуться, только и осталось, что ослепнуть от ее холодного,пульсирующего света в ночной вышине. Я смотрю на нее, сидя на песчаном пляже, и подняв голову, пытаюсь нарисовать себя вместе с ней на песке. Выходит.
Но словно в отместку за это, что-то вселяет в мое сердце тревогу, уходя которая, подло ворует дорогие моему сердцу воспоминания. Словно набирающая силу морская волна, вышедшая из океана времени.Все ближе подбирается она к моим картинам на песке, угрожая уничтожить их и оставить меня совсем одного на этом пустынном пляже среди вечной лунной ночи.
К чему метаться в попытках отрастить себе крылья, которых у нас никогда не будет, если мы, люди, даже ходить по земле, не толкаясь друг с другом, толком еще не научились?
Многих я встречал людей, которые берутся утверждать что-либо о Боге,религии, заповедях о добре и зле, что хорошо, а что плохо с легкостью специалиста. Я не перебиваю таких людей, смотрю на них, и мне они видятся совершенно пустыми сосудами, которые наполняются лишь тогда, когда в них что-нибудь, да нальют. Они как барабаны, звучат, только если по ним ударить хорошенько, сплюнув, они изрыгнут из себя один единственный никчемный звук.
Возле моего дома храм. Прямо через дорогу, метров десять ступить и того не нужно. Бываю в нем от силы раз в год и каждый раз я вижу там женщину. Первый раз я обратил на нее внимание, когда уловил на себе ее недобрый, царапающий взгляд, будто осуждавший меня за что-то мне самому пока не ведомое. Так мне тогда показалось. Мне стало любопытно наблюдать за ней.
Она молилась особенно, как-то яростно, истово крестилась. С усердной злобой, едва не ударяясь лбом об пол, кланялась образам.
Женщина подолгу стояла возле икон, вопрошающе смотрела на них и почти все время губы ее что-то нашептывали, руки были смиренно сложены на груди, а на лице застыло выражение овечьей покорности, выклянчивающей для себя охапку сена у своего невидимого хозяина.
Она что-то просит, кому-то молится, ставит свечки, как и многие другие люди. Ищет добра, вымаливает о нем у Бога.
А чего на самом деле заслуживает человек?
Мне кажется, что добро следует просить не у Бога, его никто не видел, а у людей, среди которых мы живем. И получать то, что мы заслуживаем своими поступками, будучи при жизни среди себе подобных.
Когда я увидел женщину во второй раз, я понял, что не ошибся в своих первичных впечатлениях, будто в руки мне попалось гнилое яблоко с гнилью скрытой от глаза где-то внутри него.
Она была с дочерью, лет шестнадцати, может больше. Они стали рядом со мной на остановке, женщина говорила много и негромко, увидев меня в наушниках и решив, что я не услышу ее.
Я действительно не слышал ее голоса какое-то время, видел только, как неприятно резко искривлялся контур ее рта и гневно сверкали глаза. Слова летели в дочь, слова грязные, мерзкие, пахнущие дерьмом.
Она уничтожала ее как личность, для меня это выглядело именно так. Девушка – неказистое, несчастное создание с бледным лицом, прядью грязных волос торчащих из-под платка покрывающего ее голову. В моей руке дымилась сигарета, но даже резкий запах табачного дыма уступал по силе кислому запаху многодневного пота исходившего от нее.
Я выключил звук в плеере. Может это нехорошо, просто мне стало любопытно послушать этот поганый рот, который нес х.йню своему собственному ребенку.
Причина моральной экзекуции дочери была в юбке, одетой на ней. Точнее в длине юбки.
Да-да. Не сатана или какая-нибудь вселенская масштабная по.бень, напугавшая сию праведницу и спровоцировавшая ее агрессию. Юбка.
В июле в Украине очень жарко. Девушка была одета в рубашку с длинным рукавом, все пуговицы, включая самую верхнюю - наглухо застегнуты. На голове платок черного цвета. Мне было страшно представить, с какой силой он выжигал ей голову. Юбка – тоже черная, длиною доставала ей до колен. Старшая Аве Мария нещадно смыкала юбку, будто пытаясь опустить ее еще ниже колен, болезненно щипала девушку за ноги, выливала на нее:
-Ты! Проститутка! Ты посмотри, как ты вырядилась?!... – шипела на нее женщина, не забывая при этом убедится, что я по-прежнему в наушниках.
Девушка терпела эти слова безропотно, как человек, уже привыкший к ним.
- Ты хочешь, что бы тебя таскали по кустам наркоманы, как таскают всех твоих шлюх ровесниц?! Вот уж не думала, что воспитаю такую как ты….!!!(обороты и выражения упразднены из соображений цензуры « прим. автора») - продолжала она словами, которые жутко было слушать.
Я напряг память, пытаясь воспроизвести картину акта богопреклонения, в исполнении этого человека, но у меня не вышло. Не получилось вспомнить и воссоздать былое, рабски покорное лицо, целующее икону и бьющее челом в пол. Сейчас я видел совершенно иное,настоящее, что увидел, впервые взглянув на нее.
Подъехала маршрутка. Мамаша умолкла. Вокруг резко стало очень много народа. Я подождал, пока люди погрузятся и сел так, чтобы продолжать видеть мамашу.
Она любезно болтала с кем-то из своих знакомых, с быстротой молнии превратилась в воплощение церковной доброты, сострадания и любви к людям. Глядя на нее в тот момент, сложно было поверить,на какие мерзости способен этот человек, будто почудилось мне все ею сказанное.
Она много и широко улыбалась, потом моментально, вспышкой менялась в лице, если протокол обязывал сопереживать, услыхав дурную весть, горестно вздыхала и покачивала в такт головой. Девушка всю дорогу молчала, отвернув лицо в сторону окна.
И тут вопрос! Зачем все усложнять? Если ты ублюдок, то будь ублюдком. Пусть все это знают! Кого обманывать? Зачем притворятся? К чему весь этот ханжеский спектакль по одурачиванию, если конечный результат один.
Ты сдохнешь, и как ни крути, тебя закопают в землю либо сожгут как Буратино, в печи крематория. Могильным червям без разницы кого жрать. Хорошего. Плохого. Думаю, стоит лучше задуматься о том, кто ты есть сейчас. Попробовать все изменить в лучшую сторону здесь, сегодня, а не пытаться инвестировать молитвы в благополучие своей загробной жизни.
Я не хорошо живу, не по заповедям. Стараюсь жить честно перед самим собой и мне не стыдно смотреть людям в глаза, хоть я и не простаиваю часами, замаливая грехи перед немой статуэткой.
К чему весь этот фарс, если мы проходим мимо лежащего на земле человека, отворачиваем в сторону голову и спокойно идем дальше, идем в церковь.
Может люди ходят в церковь, только лишь потому, что никто на самом деле их там не осудит? И они, пользуясь этим, по молчаливому согласию бога продолжают жить, так
как и жили раньше. Ведь картинка,перед которой мы молимся, всегда молчит. И в этом ее самый большой плюс. Исчезни он, и заговори картинки в образах святых, то в 21 веке в храм ходили бы единицы. Остальным было бы стыдно туда показываться.
Niko Nakamura (С)