Проблема медицинского обслуживания корабельных экипажей всерьёз встала перед англичанами ещё во времена Генриха VIII (1509–1547). В 1546 году, во время войны с Францией, по флоту прокатилась волна тифа и цинги, в результате чего умерла четвёртая часть моряков. Чуть позже эпидемия на кораблях не позволила англичанам перебросить подмогу в Кале. Город в 1558 году захватил Франсуа де Гиз, и этот крупный порт отошёл Франции. Через 30 лет на флоте разразилась настоящая эпидемия тифа, унесшая множество жизней. Это заставило англичан задуматься над тем, что же они могут предпринять для сохранения здоровья своих моряков.

В 1512 году на флоте была введена должность военно-морского хирурга. К 1546 году при кораблях работали уже восемь королевских хирургов. Обычно они располагались на флагманах эскадр. Управление комиссионерами заботилось о больных и раненых моряках.

Английские медики, в зависимости от своей квалификации и специфики работы, разделялись на три замкнутые категории. Врачами были люди, получившие элитное медицинское образование, имевшие частную практику и очень высокий заработок. Опираясь на классические принципы науки, они лечили сложные или хронические недомогания. Второй большой группой были аптекари, которые в то время совмещали продажу препаратов и работу терапевтов, или врачей общей практики. В третью группу входили хирурги, которые специализировались на лечении вывихов, переломов, ссадин, фурункулов и т.д. В 1580 году в Лондоне, где проживало 200 000 человек, насчитывалось всего 500 медиков: 50 врачей, 100 лицензированных хирургов, 100 аптекарей и примерно 250 нелицензированных врачевателей, квалификация которых могла быть как высокой, так и вообще никакой. Они могли вырвать зуб, наложить шину на сломанную кость и сварить какой-нибудь отвар, польза которого чаще всего оказывалась сомнительной.

Уильям Клоус, военно-морской хирург времён Елизаветы I.

Непосредственно перед боями с Армадой в 1588 году для контроля здоровья на английском флоте были назначены четыре врача высшей квалификации: доктора медицины Уильям Гилберт и Роджер Мэрбек, а также доктора Браун и Вилкинсон. Правда, это кадровое решение не спасло от беды. Длительное нахождение в море вызвало на английских кораблях настоящую эпидемию тифа, которая в сентябре охватила весь флот. Врачи по мере сил пытались бороться с напастью, но безуспешно.

В XVI веке в медицине господствовали взгляды Гиппократа и Галена, которые представляли собой концепцию «четырёх гуморов». Согласно воззрениям Галена, тело человека состояло из жидкостей-гуморов: крови, слизи, рыжей жёлчи и чёрной жёлчи. Согласно тогдашним воззрениям для излечения достаточно было сбалансировать гуморы в теле человека.

Для полноты картины стоит упомянуть Парацельса, который отвергал теорию Галена и делал упор на различные составы и добавки — прообраз мазей и таблеток, способных вылечить больного. Однако парацельсизм расцвёл в начале XVII века, а во времена Елизаветы Английской (1559–1603) он был мало развит в научной среде. И опять-таки, учение Парацельса никак не помогало против вирусных и инфекционных заболеваний.

В этом смысле очень примечательным является письмо лорда Говарда Эффингемского, касавшееся борьбы с тифом на эскадре в Плимуте после сражения с Армадой в 1588 году:

«Болезни и смерти преследовали наш флот, тиф сначала поразил большие корабли, где из 500 человек экипажа уже через три недели 200 были больны или умерли. Для предотвращения распространения эпидемии я приказал всех оставшихся здоровых моряков переместить на берег, вынуть с кораблей балласт, хорошенько прокалить его на огне, а потом промыть в проточной воде 3 или 4 дня и тем самым убрать источник болезни. Однако эти меры не помогли, эпидемия распространилась почти мгновенно, и мне пришлось отослать больных в Чатэм (…) Сэр Роджер Тауншенд лично пытался выхаживать больных, но ни один из них не выжил (…) Судя по всему, тиф распространился на эскадре из-за долгого нахождения в море и большого количества нечистот, скопившихся в балласте, а также из-за грязных одеял и одежды, поскольку нам не хватало денег, чтобы снабдить корабли запасными комплектами».

В результате эпидемии тифа, разразившейся в сентябре 1588 года, умерло примерно 8000 человек из 14 000 английских моряков. С точки зрения современной медицины понятно, что принятые меры помочь и не могли: переносчиками болезни были вши и блохи. Если та же жёлтая лихорадка и малярия передавались от комара к человеку и достаточно было покинуть зараженные области, чтобы болезнь сошла на нет, то в случае с тифом это не помогало: блохи и вши размножались на самих людях, в грязной одежде, постельном белье и гамаках. Эпидемия тифа часто принимала катастрофические формы.

Болезнь протекала в два этапа. Период лихорадки длился примерно две недели и характеризовался высокой температурой, сыпью по всему телу и повышенным потоотделением. Затем следовал период восстановления: уменьшалось количество сыпи, снижалась температура, а больной чувствовал общую слабость. Во время лихорадки возможны были временная глухота, оцепенение, бред, и в конечном итоге дело могло закончиться смертью. Если больному удавалось пережить лихорадку, он выздоравливал.

Известный историк Роджер в своей книге «Деревянный мир» пишет, что тиф убивал больше всего людей в холодную погоду. Это и понятно: в сыром неотапливаемом помещении у ослабленных людей легко начиналась простуда или воспаление лёгких.

В борьбе с тифом чисто медицинских приёмов было недостаточно. Требовались меры гигиенические: обривание волос на голове, подмышками и в паху у всего экипажа, чистка одежды и гамаков, комплексная уборка с уксусом. До этого Роял Неви дойдёт только через 200 лет, в 1770-х годах. Была проблема и в самих брадобреях-хирургах. Им положили низкое жалование, а медицинский сундук они должны были комплектовать за свои деньги.

Тем не менее выводы из ситуации 1588 года англичане сделали. Прежде всего они решили, что каждый военный корабль будет теперь комплектоваться отдельным хирургом.

Изначально хирургу полагалась зарплата 1 шиллинг и 6 пенсов в день, или 2 фунта 2 шиллинга в месяц. Для сравнения, матрос получал 6 пенсов в день, или 14 шиллингов в месяц. Однако в 1626 году жалование хирургов снизилось до 1 фунта и 10 шиллингов в месяц. Таким образом, хирург стал одним из самых низкооплачиваемых специалистов на корабле: его зарплата была меньше, чем у боцмана, квотермейстера, штурмана, баталера и многих других.

В 1608 году Яков I ввёл в английском флоте специальные госпитальные суда. Первым таким стала шебека Goodwill, которая была придана английской эскадре, следовавшей для блокады алжирских пиратов. Изначально задачей госпитального судна было перевозить заболевших на эскадре в Испанию, в госпитали, где этих больных и лечили.

Вторым нововведением стали отдельные каюты и кубрики на торговых и некоторых военных судах. Это была попытка изолировать матросов и пассажиров друг от друга. Ещё в 1597 году на флоте вместо циновок появились гамаки, причём Елизавета, наученная горьким опытом, постановила иметь на каждого матроса два гамака: пока один использовался, второй находился в стирке или лежал чистым на хранении. Гамаки менялись местами раз в две недели.

В 1623 году появились корабельные лавки (slop-chest), в которых моряки могли приобрести в кредит новую чистую одежду, предметы личной гигиены, табак и т.д. Однако от нужников (tubs of urine) на закрытых палубах так и не отказались. Считалось, что такие бадьи с мочой могут пригодиться при неожиданном возникновении пожара на нижних палубах. Их убрали только в 1630-х годах.

Предпринимались также попытки увеличить сроки хранения на корабле мяса, рыбы, напитков с помощью ignis philosophicus — философского огня. Звучит красиво, а технология была следующей. Если речь шла о продуктах, то их обмазывали оливковым маслом и кратковременно обжигали на огне. Если дело касалось бочонков с напитками, то оливковым маслом тщательно обмазывали все щели и проходили факелом. Собственно, нагретое масло образовывало герметичную плёнку, которая препятствовала порче продуктов и напитков в бочках.

В целом, меры английских монархов в данный период можно признать интересными с точки зрения средневековой медицины и даже в чём-то полезными, но они так и не решили главной задачи — борьбы с вирусными заболеваниями и эпидемиями в условиях скученности людей в замкнутом помещении корабля. На решение этой проблемы британский флот потратит ещё 250 лет.

Автор Сергей Махов

https://warspot.ru/13828-voprosy-morskogo-zdorovya

(с.) Warspot

5 февраля 1944 года гвардейские части и соединения ВМФ получили свое Гвардейское Красное знамя

Советская гвардия родилась в сентябре 1941-го. Тогда за массовый героизм и мужество личного состава, высокое воинское мастерство были преобразованы в гвардейские четыре стрелковые дивизии, доблестно сражавшиеся под Минском, Смоленском и Ельней.

А уже в январе 1942-го стали гвардейскими 71-я морская стрелковая бригада и четыре полка морской авиации. В апреле того же года это звание получили крейсер «Красный Кавказ» («Черная метка «Красного Кавказа»), эсминец «Стойкий», тральщик ТЩ-205 («Гафель») и четыре подводные лодки. Особо отличившимся кораблям полагался гвардейский кормовой флаг (приказ наркома ВМФ СССР № 142 от 19 июня 1942 года), а морским частям вручалось гвардейское знамя «сухопутного» образца.

Однако к началу 1944 года их число выросло и назрела необходимость выдавать им иные знамена.

Да и другие части различных родов войск ВМФ тоже требовалось наделять знаменами, которые не походили бы на те, что имелись в РККА. 5 февраля вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об утверждении нового образца Красного Знамени, Гвардейского Красного Знамени войсковых частей и соединений Военно-Морского Флота».

Документ гласил: «Утвердить новый образец Красного Знамени войсковых частей Военно-Морского Флота согласно описанию и рисунку.

Утвердить новый образец Гвардейского Красного Знамени гвардейских частей и соединений Военно-Морского Флота согласно описанию и рисунку.

Утвердить Положение о Красном Знамени войсковых частей и соединений Военно-Морского Флота».

Описание знамени:

"Красное Знамя состоит из двустороннего полотнища, древка и шнура с кистями. Полотнище знамени прямоугольное, размерами: по длине —145 см, по ширине — 115 см, изготовляется из сложенного вдвое красного шелкового фая и по краю обшивается с трех сторон золотистой шелковой бахромой, а четвертой стороной прикрепляется к дрепку. На обеих сторонах полотнища, по центру его, нашивается Военно-морской флаг из цветного шелка размером 70?50 см.. На лицевой (правой) стороне полотнища золотистым шелком вышит лозунг: «За нашу Советскую Родину», причем слова: «За нашу Советскую» вышиты над Военно-морским флагом, а слово «Родину» вышито под Военно-морским флагом. Высота букв 8 см. На оборотной (левой) стороне полотнища, под Военно-морским флагом, золотистым шелком вышито наименование части (соединения), которому данное знамя будет вручено.

Древко знамени деревянное, круглое, диаметром 4 см, длиной 2,5 м. Древко окрашено в темнокорнчневый цвет, лакировано и имеет на нижнем своем конце металлический обруч, а на верхнем — позолоченный наконечник. Шнур знамени крученый, изготовляется из золотистого шелка с двумя кистями но концам. Длина шнура — 270—285 см."

Согласно положению Гвардейское Красное Знамя (Красное Знамя ) войсковых частей Военно-Морского Флота являлось символом объединения и внутренней спайки воинской части, символом воинской чести, доблести и славы; знамя является напоминанием каждому из военно-служащих части об их священном долге преданно служить Советской Родине, защищать ее мужественно и умело, отстаивать от врага каждую пядь родной земли, не щадя своей крови и самой жизни. Красное Знамя вручается войсковой части по ее сформировании от имени Президиума Верховного-Совета СССР.

Красное Знамя всегда находится со своей частью, а на поле боя — в районе боевых действий части. При утрате Красного Знамени вследствие малодушия войсковой части ее командир и весь офицерский состав, виновные в таком позоре, подлежат суду военного трибунала, а войсковая часть — расформированию.

Вадим Кулинченко, капитан 1-го ранга в отставке

Жил в некоторой «системе» курсант, и звали его Дима Лызин. В эту «систему» он попал из другого ВВМУ, разогнанного при обретении суверенитета одной из прикаспийских республик бывшего СССР.

Что за «система», где располагалась? На Балтике, скажем так. Командовал «системой» добрый и славный человек, бывший «лодочный комдив», при взгляде на которого становилось непонятно, а как собственно, при таких своих личных качествах ему удалось в нашем ВМФ дослужиться до комдива. Был он невысокий, плотный, седенький, носил очки, сквозь которые поглядывал весело на местных «ахиллов» и «аяксов», «ломающих копья» в пререкании друг с другом на советах училища. Он вмешивался в их споры и конфликты минимально, точечно, позволяя родиться истине, и не допуская «выплескивания ребенка» вместе с грязной водой.

При нем училище пустело после 17.00., курсанты с третьего по пятый курс уходили в увольнение, офицеры «смывались» вслед за ними. И всем было хорошо.

В это трудно сейчас поверить, но продукты, полагающиеся старшекурсникам в ужин, не разворовывались в МТО и на камбузе, а выдавались курсантам в конце месяца по их желанию сухим пайком или деньгами. Выгоднее было брать сухим пайком, продукты в городских магазинах были дороги, и старшекурсники в конце каждого месяца уходили в увольнение к своим матерям, женам, тещам и подругам с вещевыми мешками, в которых весело позвякивали тушенка, сгущенка и рыбные консервы. Курсанты начальника любили, называли его ласково «дедом», «ахиллы» и «аяксы» - недолюбливали, величая презрительно – снисходительно «пластилиновым мишкой».

А Дима Лызин «в ус себе не дул», учился он хорошо, вниманием девушек не был обделен, в увольнение ходил регулярно, и жизнь казалась конфетой.

Но подул неожиданно холодный ветер и сдул «пластилинового мишку».

Началось все с одного «экстремала» в курсантских рядах. Делая постоянно приборку в тире, увидел он своим сметливым глазом, что пистолеты Макарова, используемые для выполнения стрелковых упражнений, убираются затем в сейф, открыть который умному человеку, вроде него, ну как «раз плюнуть».

Пропали пистолеты из сейфа, громкое вышло дело, в Москву пришлось докладывать. Приехавшие из «конторы» «особые ребята», надо отдать им должное, быстро нашли и пистолеты и «ухаря».

«Зачем ты это сделал?» - спросили они его, любопытные.

«Хотел проверить на прочность «систему», и нашу, и вообще» - ответил он им, обнаженно правдивый.

«А-а-а» - сказали «особые ребята» - « ну теперь понятно».

Может быть, вследствие этих нелепых событий, а, может быть, потому, что «возраст подошел», наш горячо любимый «дед», без помпы и почестей уволился в отставку и переместился на должность кадровика в городскую мерию. У нас появился новый начальник. Его послужной список озвучили на очередном совете училища: все должности от «групмана» до командира крейсера и пом. командующего по строевой. Внешность запоминающаяся: грудь колесом, холодные голубые глаза навыкате, сивые запорожские усы.

И сказал он на совете училища: «Есть поговорка о том, что армия баранов, которой руководит лев, сильнее армии львов, которую возглавляет баран.

Надеюсь, что вы позволите мне быть львом?» В зале стало тихо. Все потрясенно «переваривали» услышанное. Нам предлагалось стать баранами.

И пошло, и поехало…В считанные дни он превратил «систему» в крейсер, поставленный на рейд. Всех посадили на карантин, потом на оргпериод. Дискотеки в училище были отменены «раз и навсегда». Увольнения из правила превратились в исключение из правил. Деревянный крашеный заборчик, ограждающий училище со стороны пустыря, он в одночасье снес и заменил трехметровой бетонной стеной. Над ее сооружением работяги, не покладая рук, трудились неделю. Курсанты его дружно возненавидели. Училищные нижних и средних чинов мужи, при упоминании о нем в разговорах, вертели у виска пальцем. «Аяксы» с «ахиллами», синхронно присев на корточки, изобразили «КУ», аналогично «пацакам» из «Кин-дза-дза» и превратились в баранов с колокольчиками.

Кончилась вольница с самостоятельными спортивными занятиями старшекурсников в спортгородке вместо физзарядки. С пятого по первый курс все бегали строем, нарезая круги от КПП училища до росшего возле учебного корпуса «баобаба», и опять до КПП, и опять до «баобаба», и так семь раз. У направляющего каждой роты на груди висела тряпичная бирка, завязывающаяся с помощью лямок. На ней был указан номер роты. Командиры рот, дежурная служба училища и факультетов, растянувшиеся в цепочку для контроля на всем протяжении пробега, довершали картину. А он со своего балкончика созерцал этот театр абсурда.

Первыми на открытое сопротивление решились пятикурсники. О том, что готовится «акция», я узнал от Димы Лызина. Курсанты пятого курса, все, как один, написали рапорта о том, что в соответствии со статьями Закона о воинской службе№№…и статьями Устава Внутренней службы№№…им, как контрактникам, положено ежедневное увольнение, которое они требуют предоставить. Еще они потребовали встречи с начальником. Встреча состоялась. «Так вы, что же, служить не хотите? Зачем тогда сюда шли?» - сказал им он. «Увольнений не будет, так и передайте своим мамочкам и дамочкам. В Законе, видите, сказано: «График увольнений – по согласованию с командованием училища. По согласованию, ясно вам? Кому не ясно?» Всем стало ясно. «Кормят вас, говорите, плохо? Не хватает?» - продолжил он – «неправда, позавчера сам лично приказал выбрать с флотских складов всю наличность по перловке, сухой картошке, китайской тушенке, комбижиру и яичному порошку». «Сахара вам не дают? И не будет сахара. Заменим галетами и сухофруктами». «Творожок в буфете некачественный? Да, действительно, покупал я его своей собачке, жрать не стала. Берите пример.» Больше вопросов уже ни у кого не возникло. После собрания пятикурсники сказали четверокурсникам: «Нам полгода осталось, потерпим как-нибудь. А вы е…тесь с ним, как хотите». Рассказывающий мне все это Лызин дрожал от возмущения.

Я достал с полки «Тараканище» Чуковского (младшему сыну на ночь читаю) и процитировал Диме: «Ехали медведи на велосипеде, а за ними кот – задом наперед…волки на кобыле, псы – в автомобиле, зайчики в трамвайчике,

жаба на метле. Едут и смеются, пряники жуют». Это курсанты идут в увольнение при старом начальнике училища, пояснил я Лызину, Дима начал нервно хихикать.

«Вдруг из подворотни – страшный великан, рыжий и усатый ТА-РА-КАН»

(Новый начальник- обладатель тараканьих усов) – продолжаю я цитировать Чуковского, - «Звери задрожали, в обморок упали…бедный крокодил жабу проглотил…а слониха, вся дрожа, так и села на ежа…а он между ними похаживает, золоченое брюхо поглаживает». Хохочем с Димкой. «Да, говорит, похоже на наше совещание. Вот тебе и детская книжка!» Отбирает у меня «Тараканище» и сам читает вслух: «Бедные, бедные звери, плачут, рыдают, ревут! В каждой берлоге, на каждом факультете злого урода клянут». Про факультеты он ввернул от себя и про урода – тоже.

К уроду мы привыкли. К нему бесполезно ходить с каким-то своим вопросом. И вопрос не решишь, и на неприятность нарвешься. Все старались обходить его стороной, а он, похоже, именно этого и добивался.

Так уж совпало, что в этот период времени на страну в целом и на «систему», как ее часть, обрушилось дикое безденежье. Задолженность по зарплате достигла трех месяцев. Курсантам проще, тем, у кого «ни детей, ни плетей». А женатым как быть? Одного такого вынули из петли. Как быть офицерам? У них семьи, и нет другого источника дохода, кроме службы. Помереть голодной смертью не давали, подкидывали то паек, то квартирные, то квартальную премию, а зарплату не платили. Кто-то жил «с огорода», кто-то распродавал имущество, кому-то помогали родители, кто-то подсаживался за стол к курсантам. Некоторые ходили в приемную, заламывали руки, кричали, что у них дети, пока не поняли бесполезность попыток.

Сам он деньги получал регулярно, «подкидывал» «аяксам» с «ахиллами», а остальным говорил на совещаниях и построениях: «Не устраивают условия службы? Пишите рапорта. Здесь никто никого насильно не держит». То же самое нам каждый день кричал начфак, но у него хоть рожа краснела. И было видно, что ему стыдно.

А в учебном корпусе открылись сразу три магазинчика. В них много чего было, в том числе свежий творожок, которого не побрезговала бы отведать собачка. Я даже порадовался за рост нашего училищного сервиса, пока не сообщили на ушко, чьи это торговые точки. Две принадлежали непосредственно ему, третья – одному из «аяксов».

Таракану понадобилась квартира. У него была, правда, трехкомнатная в военном порту, но ездить было далековато. Квартиру он отдал зятю и получил четырехкомнатную в городе, в новом доме, на себя, жену и собачку. Очередь из многодетных, больных и увечных была отодвинута в сторонку. Недели две наше МТО делало в этой квартире ремонт, столярная мастерская лоджию остекляла. Но тут подвернулась вообще сказочная квартира на проспекте, в суперэлитном доме и мичман из жилкомиссии стал бегать по очередникам с предложением перебираться в отремонтированную адмиральскую, с условием выплатить Хозяину две тысячи баксов за «евроремонт». Таких среди льготников не нашлось, все без копейки сидели.

Далее по нарастающей…понятно, чья дочка, не имеющая к училищу никакого отношения, стала кататься в Москву и Питер по своим делам, но по училищным воинским перевозочным документам, за счет государства, то есть.

Два отставных полковника «за долю малую» писали «большому ученому»

кандидатскую диссертацию. Машинописное бюро ее печатало, а чертежное – рисовало чертежи и схемы. Приезжавшего на отдых из Москвы научного руководителя парили в баньке в дивизионе учебных катеров, устраивали ему катерные прогулки по акватории, возили на острова, где жарились шашлыки, проливались коньяки и провозглашались тосты.

В те поры встал вопрос обучения в училище на четвертом факультете не то

внуков адмирала Плешанова, не то племянников адмирала Саканотова. Но четвертый факультет образован недавно и размещен в наспех отремонтированном старом здании, освободившемся после сокращения первого факультета. Негоже высокородным отпрыскам жить в старых помещениях с осыпающейся на голову штукатуркой и с фановыми системами, периодически освежающими потолки и стены, а также подвернувшихся обитателей находящейся в них субстанцией.

Принятое решение было проникнуто ублажением «тараканов» и презрением к «муравьям», которых в какой муравейник ни пересели, они продолжат в нем копошиться. Отличное, недавно выстроенное и обустроенное несколькими выпусками курсантов третьего факультета, жилое помещение красовалось в центре училища. Надо было только выкинуть оттуда хозяев. И началось великое свершение. Таракану предлагали подождать до лета, когда пятые курсы выпустятся, четвертые в плановом порядке переселятся из казарм в общежитие, а в остальных ротах командиры подготовят документы и просто передадут друг другу по актам помещения и имущество. Но у тараканов своя логика. На три дня остановили учебный процесс и началась таскотня кроватей, тумбочек, шкафов и прочего барахла из кандеек и баталерок двумя встречными потоками. Сколько при этом разбили, потеряли и уворовали всякой всячины, об этом ни в сказке сказать, ни пером описать. В двух корпусах курсанты рвали со стен фотообои, купленные за свои деньги, и наклеенные своими руками, вытаскивали замки из дверей и вырывали розетки «с мясом». На третьем факультете озлобление было всеобщим. Курсанты объявили голодовку.

Начфак-3, жилое помещение которого считалось лучшим в училище и факультет – лучшим, смахивая рукавом шинели скупую мужскую слезу, умоляя, упрашивая, взывая к здравому смыслу, переходил в столовой от роты к роте и просил голодовку прекратить. Знал он, что бесполезно жаловаться на тараканов тараканам. И еще знал он, что «здесь никто никому не нужен, и, если потребуется, всех выставят за ворота и новых наберут». Начфак-3, человек авторитетный среди курсантов, голодовку прекратил. А таракан, полный великих дум, наблюдал движение муравейника, похаживая по балкончику перед своим кабинетом. Однажды ночью ему побили стекла. Он снял дежурного по училищу, установил жалюзи на окна и выставил под балконом охрану из ДП и ПП. Переселение закончилось в срок. Бодрый доклад в Москву о готовности к принятию элитных детишек прозвучал, но приезд не состоялся. Они осчастливили собой другое ВВМУ. Труд тараканий, тем не менее, не пропал даром. Стали поговаривать о переводе великого флотоводца в Москву, в аппарат Зам. ГК ВМФ.

Надвигалось новое свершение – дальний поход с участием этого самого Зам. ГК. Это был великий поход. По продолжительности и количеству заходов в иностранные порты он, пожалуй, не знает себе равных: Англия, Франция, Испания, Португалия, Дакар, Кейптаун, Абу-Даби. Все только завистливо вздыхали, узнавая подробности заходов. Денег истрачено и сожжено топлива было столько, что два года ни о каких походах во вмуз-овской системе не было слышно. Курсанты «дальние походы» в училище на плацу «отрабатывали».

Поход закончился. Было ясное майское утро, когда, золоченое брюхо поглаживая, насекомое появилось на торжественном построении училища. Подобострастно изгибаясь, зам. по науке (не то Булкин, не то Крендель, не помню уже) вручил таракану удостоверение кандидата военных наук. «Пригодится» - усмехнулось чудище, запихивая удостоверение в карман. Не пригодилось.

Финал этой фантастической истории у Чуковского описан так: «Из далеких из полей прилетает воробей…взял и клюнул таракана, вот и нету великана. Поделом таракану досталося, и усов от него не осталося». Не знаю, какая птица его клюнула, но крепкого пятидесятилетнего мужчину с холодной улыбкой и наглыми глазами навыкате скрутило в пару месяцев. Рак горла его задушил. Не помогла ни химиотерапия, ни облучение, ни какие-то привезенные зарубежные лекарства. Почерневший, лежал он в своей новой квартире, откуда так и не успел переехать в новейшую, и с кровати пытался руководить училищем, требуя к себе то кадровика, то начмеда, то начфина. Все это тянулось, тянулось и оборвалось.

Похороны были необычайно торжественными и пышными. Съехалось столько «волг», белых и черных, что все пространство между учебным корпусом и столовой было ими заставлено. Мне выпало постоять десять минут с повязкой на руке возле гроба с телом. Смотрел в лица курсантов, шеренгой проходящих мимо и видел в них удовлетворение.

Рассказ закончен. Старожилы училища подтвердят, что все, о чем здесь написано, примерно так и было. Может быть, даже добавят несколько сочных деталей, мною упущенных. Некоторые скажут: « Зачем так о покойнике? О них или хорошо, или ничего». Но изложенные факты сами по себе ни хороши, ни плохи, а только в нашей оценке. Любой опытный администратор без труда докажет, что черное является на самом деле белым и наоборот. Так пусть лучше будет «много хорошего», чем «ничего» в жизнеописаниях тараканов. Надо их…описывать, как они того заслужили. Да, забыл сказать, на похоронах встретил бывшего начальника училища, нашего «деда». Он, в старом адмиральском плаще без погон, в кожаной кепке, прогуливался возле столовой. Мы поздоровались, и он улыбнулся через очки заговорщически.

А Дима Лызин благополучно выпустился, служил на ЧФ, теперь на Балтике служит.

11 января 2008г. Автор Юрий Колесников

Великий классик, во многом опередивший свое время, - Жюль Верн представлял «Наутилус» как неуловимое орудие мести, основным предназначением которого было уничтожение неприятельских кораблей и судов. Однако, особый интерес у автора вызывали возможности, которые «Наутилус» мог предоставить мировой науке.

Изучение глубин океана всегда будоражило человеческий ум. Но первые «потаённые суда», появившиеся на рубеже 19-20 веков, все равно проектировались и использовались людьми лишь в военных целях. Тем не менее, спустя почти полвека после постройки первой подводной лодки, идея создания научно-исследовательской ПЛ в Советском союзе нашла свое воплощение. К тому моменту преимущества боевых подлодок против батискафов и надводных судов, применяемых учеными того времени, стали более чем очевидны: большая автономность, независимость от погодных условий, маневровые и мореходные качества обеспечивали боевым подводным лодкам сто очков вперёд. Именно поэтому, первой научно-исследовательской подводной лодкой СССР стала переоборудованная «С-138» пр. 631, получившая название «Северянка».Тем не менее, спустя почти полвека после постройки первой подводной лодки, идея создания научно-исследовательской ПЛ в Советском союзе нашла свое воплощение. К тому моменту преимущества боевых подлодок против батискафов и надводных судов, применяемых учеными того времени, стали более чем очевидны: большая автономность, независимость от погодных условий, маневровые и мореходные качества обеспечивали боевым подводным лодкам сто очков вперёд. Именно поэтому, первой научно-исследовательской подводной лодкой СССР стала переоборудованная «С-138» пр. 631, получившая название «Северянка».

В 1957 году «С-138» была переоборудована в научно-исследовательскую подводную лодку (НИПЛ), завершив тем самым свою военную карьеру. Ввиду особенностей своей эксплуатации судно по-прежнему обслуживалось экипажем ВМФ (50 человек), но к ним дополнительно были приданы ученые (5-6 человек). В ходе работ по модернизации из судна были убраны торпедные аппараты, в прочный корпус врезаны три иллюминатора для визуального наблюдения за окружающей средой и ведения фото- и киносъемки. Дополнительно снаружи корпуса навесили систему ближнего и дальнего освещения

Вид из иллюминатора НИПЛ на подводных обитателей

Кроме того, НИПЛ оборудовали двумя эхолотами типа НЭЛ-5Р, аппаратурой для замера температуры и солености среды, а также электометром для определения ее электропроводности. Специально для «Северянки» модернизировали телевизионный комплекс и смонтировали устройство для отбора проб грунта.

Коллектив ученых-исследователей «Северянки»

«Северянка» совершила свой первый поход в декабре 1958 года. В 1966 году подлодка прошла средний ремонт и после этого еще не раз выходила в море с группой научных сотрудников на борту. Несмотря на трудности, с которыми сталкивались ученые (температура в отсеках зачастую опускалась до 8°С в северных широтах) и вполне понятный риск, подводная лодка совершила в общей сложности 10 экспедиций (25000 миль). В 1967 году подводная лодка была возвращена в состав ВМФ и некоторое время использовалась для буксировки глубоководных аппаратов специального назначения. В 1969 году «Северянка» была выведена из боевого состава.