Я резко втянул в себя воздух и проснулся.
За окном темно и снежно. В свете фар видны стволы деревьев по краям дороги.
В свете тусклых лампочек в салоне я смог рассмотреть своих спутников. В машине сидели всë те же: дочь и тëтя Ира. Андрей ещё не вернулся.
Мерно гудели мотор и печка. Я закрыл глаза и моментально провалился обратно в сон.
Во сне было светло и зелено — никакого снега. Я стоял на холме и смотрел сверху вниз на нашу машину. Дочь танцевала на обрыве холма, плавно двигая длинными тонкими конечностями. Оборки её розовой юбочки мягко трепетали на ветру, то и дело хлопая её по ногам.
Чуть в стороне молча курил Андрей, пуская зелëный дым.
Я опустился на мягкую зелень и попытался посмотреть на свои ладони. Говорят, во сне невозможно увидеть свои руки. Но я никак не мог осознать что вижу. Получилось? Это мои руки? Или это не мои руки?
Тëтя Ира мило беседовала с ведьмой, так, словно они много лет были соседками по даче.
— Этот сорт огурцов мне совсем не понравился. Маринуются кляклыми, не хрустят. — Увлечённо говорила Ирина Витальевна.
— В маринад они не идут, — согласилась ведьма, лучезарно улыбаясь сразу всеми морщинками на лице. — Зато свежими как хрустят хорошо! Да ещё и сладкие.
Дунул резкий настойчивый ветер и растрепал её длинные седые волосы, разметав ореолом вокруг головы. На мгновение мне показалось, что я вижу горгону Медузу. На задворках сознания мелькнула мысль, что нужно зажмуриться, чтобы не окаменеть, но я не успел. Старуха перестала улыбаться тëте Ире, склонилась ко мне, прищурила свои синие глаза и прошептала:
— Ты должен вспомнить. Это — не сон!
Я снова проснулся.
На приборной панели горело голубым светом “-5°С”. А ночью ведь ещё похолодает. Надолго ли хватит топлива?
Я отключил подогрев руля, всё равно никуда не едем.
— Молчун. — Позвала меня дочь и я обернулся. — Нам здесь не выбраться.
Я кивнул, поёрзал, устраиваясь поудобнее, и снова заснул под мерный храп тëти Иры. Не то чтобы я хотел спать, это происходило против моей воли.
Лëгкий ветерок шелестел листвой у нас над головами, колыхал высокие цветки космеи на холме, заставляя их кланяться своей хозяйке — ведьме.
Старуха и тëтя Ира мило обсуждали сорта гортензий. Я никогда не спрашивал, но знал, что старуху зовут Ягори с ударением на “я”.
Её наряд — длинный старый балахон, лоскутная юбка — всё это очень напоминало, как рисуют ведьм в детских сказках.
На холме не было ни избушки, ни других строений, только большой пень и яркая манящая зелень травы. Внизу холм обрамляла дорога и густой еловый лес. Я подивился, что даже во сне наша машина так и стоит на дороге, нисколько не изменившись. Всё так же горят фары, даже колёса повёрнуты в ту же сторону. Только застряла она теперь не в снегу, а в грязи. Да и спуститься к ней с холма нет никакой возможности. Я снова обернулся на своих спутников.
Дочь в танце случайно приблизилась к женщинам и Ягори злобно зыркнула на ребëнка. Девочка в страхе попятилась.
— Ты знаешь Ягори? — спросил я, кивком указывая на ведьму, но тëтя Ира покачала головой.
Я тоже из всех присутствующих ранее не встречал только ведьму. Почему она мне снится?
Женщины снова отвернулись в сторону леса и продолжили свою вдохновлëнную беседу.
— По лунному календарю, конечно, лучше!
— И прикорм главное не забудь. Но птичий навоз не бери, можно корень сжечь.
Очередное пробуждение сопровождалось гудком автомобиля. Оказалось, во сне я уронил голову на руль. Левая щека совсем онемела, а по подбородку стекала капля слюны. Я поднял голову и обернулся — дочь ещё спала, пришлось потрепать её за колено. За правое.
Она открыла глаза и сразу сказала:
— Бабка Ëжка нас не выпустит. Она злая.
— Что ты видишь во сне?
— Тоже, что и ты, — убеждëнно сказала мелкая. — Мы стоим на холме и я танцую. Двумя ногами. Но нам здесь не проехать.
Сложно было признаться даже себе, но я уже давно почувствовал, что сон этот не так прост.
Дочь потëрла озябшие руки и я машинально направил на неё воздуходувки у заднего сидения.
— Андрей ведь тоже во сне?
— Да. — подтвердила дочь. — Зелëный дым.
Получается, Андрей спит где-то снаружи. Иначе как он может быть во сне?
— Сейчас. — бросил я дочери и открыл дверцу машины.
Снаружи была метель, такая сильная, что лобовое стекло ещё тогда замело, когда мы только встали, а теперь уже вся наша машина медленно обволакивалась снегом.
Я ступил одной ногой на дорогу, сразу до середины голени провалившись в рыхлый сугроб. Высунул голову из машины и, щурясь от колючего снега, попытался осмотреться.
Андрея не видно. Вообще ничего не видно.
Оставлять дочь в машине со спящей тёткой и идти в неизвестном направлении — было бы полным безрассудством, поэтому я снова сел на водительское сиденье и захлопнул дверь.
Отряхивая снег с лица, я заметил, что мелкая снова засыпает. Тихонько, чтобы не будить ребёнка, я извернулся в кресле — хотел увидеть тëтю Иру, которая сидела позади меня. Та спала, запрокинув голову назад и широко раскрыв рот.
Я сел поудобнее, поглубже зарылся головой в свой клетчатый шарф и закрыл глаза.
Андрей сидел спиной ко всем. Если понаблюдать за ним подольше, можно заметить, как редкими порывами ветра сносит зелёный дым, и он почти полностью скрывает курильщика.
Я сделал несколько шагов к приятелю, но ни на йоту не приблизился. Попытался пробежать, но руки и ноги вязли в липком воздухе. Получалось что я подпрыгивал и приземлялся в то же самое место, замедленно, как астронавт на Луне.
Я обернулся на Ягори.
— Позволь поговорить с ним!
Она несколько секунд неотрывно смотрела на меня своим серьёзным прищуром, теребя медный колокольчик в руках, а затем кивнула.
— Иди, что уж…
Я снова двинулся к Андрею и на этот раз действительно приблизился к нему.
— Спасибо! — крикнул я старухе, но та уже снова очаровательно улыбалась тëте Ире и только рукой махнула в мою сторону, мол слышала я твоё “спасибо”, не интересует.
Андрей казался скорее нарисованным, чем живым человеком. Даже двигался он не плавно, а так, словно некоторые кадры были пропущены. Я сел рядом, коснувшись его плеча. Холодное. Взгляд пустой и отрешенный.
— Андрей, ты где?
— Да вот, здесь же! На холме сижу.
Он безразлично затянулся, выпустил пару колечек, и я удивился, что зелëный дым пахнет баней и воблой.
— Да нет же! — я потряс его за плечи, пытаясь обратить его взор на себя, но тот смотрел только в пространство над обрывом холма. — Где ты в реальности? Ты пошёл разведать дорогу, помнишь? Почему не возвращаешься? Что случилось?
Во взгляде Андрея мелькнули осколки сознания. Он погладил бороду и нахмурился.
— Ах это! Там волки.
Он снова замолчал, словно сказал всё, что хотел, но я продолжал выжидательно смотреть и он нехотя заговорил снова:
— Я на дерево залез, да уснул невзначай.
— Далеко от машины?
— Шагов двести. Но я чуть вправо забрал, там дорогу совсем замело, а по лесу легче идëтся.
Я кивнул.
— Не кури больше. И попытайся проснуться. Я иду!
Андрей впервые посмотрел на меня, и его взгляд, неожиданно детский, растерянный и полный надежды, кольнул меня прямо в совесть.
Конечно, нельзя было отпускать его одного. Нельзя было обманываться иллюзией, что он самый крепкий из нас.
Усилием воли я проснулся.
— Ягори не злая, котик. — говорила тëтя Ира моей дочери, заправляя ей короткую прядь за ухо. — У всех у нас есть недостатки и личные неприязни.
Дочь сморщилась и упрямо сказала:
— Меня она точно не любит. Бабка Ëжка!
Я похлопал себя по щекам, пытаясь выбить тяжелую сонливость и вернуть ясность сознания, затем повернул зеркало заднего вида так, чтобы видеть обеих и сказал:
— Постарайтесь не спать. Я за Андреем. Из машины не выходить. В самом крайнем случае нас найдут дня через два, не волнуйтесь.
Я наклонился, достал из бардачка перчатки и снова посмотрел в зеркало на своих дам. Обе выглядели серьëзней некуда.
— Здешнего участкового зовут… — Я зажмурился, словно вспоминая. — Пëтр Евсеевич. Может пригодится.
— Ты-то откуда знаешь? Ты же тоже в этих краях впервые? — С подозрением в голосе спросила тëтя Ира.
— Да так… Интернет большой. — Уклончиво пробормотал я.
Обе молча, не моргая смотрели на меня.
— И мотор не глушить — замерзните.
Я потер свои колени, собираясь с духом.
Ружья у меня нет, сигнальных ракет тоже.
Можно было бы звуки выстрелов закачать, но здесь не ловит. Придëтся обойтись песнями КиШа, которые я сохранил в телефоне несколько лет назад.
Связи нет уже километров двадцать как, иначе мы бы давно позвонили хоть куда-нибудь, леснику, МЧС или в полицию, и уже были бы на полпути к спасению.
Итак, есть пара песен и фонарик. Есть свой рот, чтоб орать. Надеюсь, это правда, что зверьë громких звуков боится.
Я выдохнул, вынул скребок из-под сидения, застегнул куртку и решительно вышел в метель.
Сначала шёл по дороге, сколько хватало света фар, затем пришлось свернуть в лес, включить фонарик и передвигаться медленно и осторожно, прислушиваясь нет ли криков Андрея или звуков животных.
По пути удлинил телескопическую ручку скребка, и нëс его сразу как оружие и щит одновременно.
Вскоре впереди и правда показались волки. Троих я ясно видел. До остальных, если они и были, свет фонарика не долетал.
Зверюги щурились от яркого света и нерешительно пятились назад.
Как ни странно, угрозы я совсем не чувствовал. Либо волки и правда не планировали нападать, либо адреналин притупил мои страхи.
Сердце колотилось, но сознание оставалось ясным.
— Аргх! — гаркнул я, видя их неуверенность.
Стайка медленно отступила за пологий сугроб, а затем они развернулись и скрылись в лесу.
Я облегченно вздохнул и задним числом подумал, что включать сейчас музыку с телефона было бы совсем не с руки. Хорошо, что волки ушли добровольно.
Теперь я смог поднять голову и посветить фонариком наверх.
— Андрей!
Откуда-то сверху послышалось сиплое “здесь”.
Андрей сидел сразу на двух почти параллельных ветках. Теперь мне стало понятно, как он смог уснуть на дереве.
Сидел он, строго говоря не так уж высоко. Если бы волки хотели его достать, у них был бы шанс.
Я помог ему спуститься, однако идти он определённо не мог. Его колотило от холода, затекшие ноги не слушались, руки без перчаток были буро-красными, глаза остекленели, борода от влажного дыхания покрылась мелкими сосульками.
— Андрей, нужно идти. — Я с напором потряс друга за плечо, пытаясь вернуть в действительность.
— Ага. — Сказал он, сделал шаг, но не удержался и упал.
Я помог ему подняться, обхватил повыше талии и потянул за собой, стараясь быть ему одновременно и опорой и проводником.
Продвигались мы медленно, тащить на себе замерзающего амбала было трудно, да ещё и снег приходилось перешагивать, высоко поднимая ноги и подсвечивая себе путь фонариком.
Скребок в руках теперь только мешал, но выбросить единственное оружие я не решился, так и тащил, крепко зажав между средним и указательным пальцами.
Время от времени натыкались на корни, замаскированные снегом. Спотыкались и падали. Андрея сильно трясло, что очень мешало ему двигаться. Каждая кочка давалась нам с большим трудом.
При очередном падении с меня сорвало шапку какой-то жесткой веткой и царапнуло лоб. Пришлось прислонить Андрея к сосновому стволу и вернуться на несколько шагов назад, чтобы поискать головной убор. Каждую секунду в глубине леса мне мерещились блестящие волчьи глазки. А мерещились ли?
Завидев свет фар, я взбодрился — почти дошли! Чуть энергичнее потянул Андрея и мы неловко упали, нырнув сквозь еловые ветви в сугроб на дороге.
Секунд десять я лежал лицом в снегу пытаясь понять, как выбраться из-под огромной туши друга. Еловая хвоя, впившаяся мне в щëку и в нос, пахла вовсе не свежестью и новым годом. Сейчас она пахла навязчивым холодом, отчаянием и несправедливостью. Как вообще так вышло, что мы застряли в этом глухом лесу без связи, провизии и без понимания что делать?
Собравшись с силами, я сбросил обмякшего друга с себя, сел на колени и, тяжело дыша, стал толкать кряхтящего товарища.
— Вставай пожалуйста… Андрей… — Я взял паузу сглотнуть и отдышаться и продолжил, — Я тебя не донесу… Совсем из сил выбился.
— Сейчас, Молчун, сейчас.
Но он только руки и ноги под себя подтянуть смог, а встать не получалось.
Я повернул голову к машине, пытаясь оценить расстояние. Шагов сорок. Совсем близко. Усталость пригибала меня к земле, и я поддался, опустил голову в снег, всколыхнув вихрь снежинок. Всего одну минуточку отдохну. Соберусь с силами.
Теперь на холме не было ни Ягори, ни тëти Иры, ни дочери.
Мы с Андреем сидели на коленях на зелёной траве. Напротив нас, также на коленях, сидели трое парней. Лохматые, с подвижными живыми глазами, они жадно рассматривали нас.
Один из них, тот что выглядел главарëм, махнул рукой в мою сторону и оскалился в дикой свободолюбивой улыбке.
— А ловко ты нас напугал! Да? — он подмигнул мне, — Аргх!
Я покосился на Андрея и сказал.
— Просыпайся! Нам здесь нельзя…
— Ага.
Парень напротив нас слегка поморщился и сказал:
— Но мы бы его, — он кивнул на Андрея, — всë равно не съели. Нас сегодня Ягори накормила.
— А зачем тогда вы его караулили?
Парень пожал плечами.
— Ягори велела не выпускать вас пока.
— Пока? А когда выпустит?
— Не моего ума дело! — он задорно мотнул головой и улыбнулся. — Когда хозяйка решит, тогда и выпустит.
Остальные согласно закивали.
— Волька, — я весь склонился к парню и проникновенно заглянул в глаза. — Нам сейчас очень надо проснуться, понимаешь?
— Ах, ты и имя моё знаешь! — Восхищённо воскликнул лохматый главарь, — Ладно уж.
Он кивнул и щелкнул пальцами мне по лбу.
Я разлепил глаза и увидел, как открывается дверь машины и дочь вываливается наружу.
— Куда? — шепнул я в снег и стал медленно, последовательно вставать.
Руку к себе, опереться, вторую руку. Подтянуть ногу, опереться, выпрямить руки, подтянуть вторую ногу. Сесть. Отдышаться.
От холода колотило мелкой дрожью. Почувствовал, что Андрей рядом тоже зашевелился.
Перевëл взгляд на дочь. Она ковыляла по снежным ухабам, неловко перебрасывая протез через сугробы, и то и дело спотыкалась.
— Куда ж ты прëшься, дура. — хрипло простонал Андрей, едва подняв голову из снега.
Его сильно колотило. Красные от мороза руки скрючило в некрасивый кулак. Я попытался сунуть его руку в карман куртки, но кулак вошёл только частично. Понятия не имею, что делать с обморожением. Снял с себя перчатки и натянул на кулаки Андрея, тот благодарно промычал и прижал руки к груди.
Дочь медленно приближалась и размахивала руками.
— У неё санки! — воскликнул я, заметив верёвку в тонкой детской руке.
— Что? — не понял Андрей.
— Она несëт нам салазки! Умница моя! Сейчас мы доберемся до машины, не переживай!
Салазки у дочери специальные, сделаны на заказ. С надёжной спинкой и достаточно длинные, чтобы протез ноги целиком помещался. Думаю, взрослого мужика усадить тоже получится.
Она дошла, варежкой пригладила чёлку, нависшую над глазами, и ловким движением подкатила к нам салазки.
— Спасибо! Классно ты это придумала! А теперь марш в машину.
Она тревожно глянула на меня из-под козырька пушистой шапки с большим помпоном, и молча поковыляла обратно.
Довезти Андрея по неровному рыхлому снегу тоже было сложно, но намного проще, чем нести на себе или же тащить волоком по снегу.
Вскоре мы оказались в тепле машины. Плотно захлопнув за собой дверь я прибавил на максимум подогрев сидений и направил на Андрея воздуховоды печки.
Я расстегнул верхнюю часть куртки, чтобы теплый воздух быстрее достиг цели. Андрей же наоборот — отчаянно кутался в свою одежду. Он скрестил руки на груди, продолжая мелко дрожать всем телом.
В тусклом жёлтом свете салона был ясно виден огромный горизонтальный шрам на щеке Андрея. И виднелась мелкая царапина, расположившаяся точно параллельно шраму. Бедняга тоже по дороге ветками исцарапался.
Я молча рассматривал его, потихоньку отогреваясь.
Иногда, маленькие шрамы уродливее больших. Они смотрят на нас как мелкий раздражающий изъян. Они прикидываются, что идеальное всë ещё идеально, но мы видим, что это не так.
Шрам на лице Андрея был яркий и уверенный. Никаких иллюзий об идеальности не оставлял.
— Котик, — заговорила вдруг тëтя Ира. — у тебя в ногах плед в чехле. Давай с тобой Андрея накроем, чтоб быстрее отогрелся.
Дочь подняла упакованный плед и дамы вместе накрыли пострадавшего тонким шерстяным одеялом.
Здоровяк затих и почти перестал дрожать.
Его частое рваное дыхание постепенно успокоить, он обернулся и подмигнул мелкой.
— Кнопка. — позвал Андрей и дочь чуть подалась вперёд, прислушиваясь. — Знаешь как мы с твоим батей познакомились?
Мелкая энергично мотнула волосами в разные стороны, мол не знает.
— Как?
— Он тогда у нас новенький был. Старшие сразу стали над ним издеваться.. Побили, портфель на шкаф закинули. А он меня в толпе заметил, и говорит: Андрюха, друг! И ты здесь? А Светланка как?
Ух! Меня тогда те хулиганы тоже побили, просто закомпанию. Обломком деревянной линейки под глаз засадили, оттуда и шрам. — Андрей коснулся перчаткой своей щеки. — Ух и зол я был на твоего батю, что втянул меня! Но это поначалу. А потом подружились.
Андрей замолчал.
— Ну? — нетерпеливо потопила дочь, ожидая более интригующей развязки.
— А то и ну, что ни я ни сестра моя, Светланка, его совсем не знали. Так до сих пор и не пойму откуда он моё имя узнал.
— Всё равно не понимаю. — Дочь вскинула брови немного презрительно. — Я давно знала, что у тебя, дядя Андрей, память не очень.
Тут Андрей возмущённо выдохнул и посмотрел на девочку так, словно впервые увидел.
— Ты ведь ещё в начальной школе, Кнопка?
— Ну да, — удивилась дочь.
— Воот! — Протянул Андрей. — а я в твоëм возрасте уже в среднюю ходил!
Мелкая сморщила нос и волчëнком уставилась на улыбающегося всей бородой здоровяка.
— Откуда мне знать, может из-за таких как вы четвёртые классы и сделали обязательными! — съязвила девчонка, но Андрей только шире улыбнулся и даже гоготнул.
— Так-так-так, капитан! — вступился я за дочь. — Похоже, ты уже отогрелся, раз вернулась твоя саркастичность. Давай лучше тратить энергию на построение плана “бэ”!
— Какого ещё плана “бэ”? — Испугалась тëтя Ира. — Ты же сказал, что нас дня через два найдут.
Она всем телом склонилась вперёд, приблизив ко мне своё мягкое встревоженное лицо.
Я покосился на дочь, оценивая выдержит ли психика ребёнка, и нехотя сказал:
— Бензина у нас до утра хватит, а потом греться будет нечем.
Дочь на удивление спокойно это восприняла, а вот тëтя моя заохала и запричитала.
— Господи Боже ты мой, что же с ними будет теперь?! Ещё и ребёнка заморозим насмерть! Не надо было её брать с собой! Ох, не надо было!
— Да и без еды наше ожидание не будет таким уж радужным. Выжить-то выживем, но голод не тётка. — Добавил Андрей, отвернувшись к окну. — Молчун прав, лучше что-то придумать.
И мы все замолчали. Снова клонило в сон и, как я ни старался — думать совсем не получалось.
Перед глазами возник образ дочери-трёхлетки, несущейся на беговеле прямо вдоль просёлочной дороги. Я привычно дернул головой вправо, прогоняя эту леденящую сердце картину. Но навязчивый момент возвращался ко мне снова и снова.
Степан, наш сосед по даче, косил траву перед домом, мерно и широко размахивая косой. Я только и крикнуть успел, что “стой!”, когда дочь мотнулась на обочину и скатилась под уклоном прямо навстречу очередному взмаху косы.
Никто не прислушался к моему отчаянному “стой”. Ни беговел, ни коса, ни глуховатый сосед, ни малолетняя дочь.
Трава в одно мгновение оросилась красным.
Кость, конечно, не перерубило косой. Однако спустя два дня в областной больнице доктор мрачно объявил, что избежать ампутации не удастся.
С тех пор, как дочь лишилась ноги, этот образ утягивал меня при каждом столкновении с трудностями. Кровь на косе, на колесе беговела, на розовом платьице, на руках побелевшего Степана.
Даже сейчас в машине, этот образ продолжал преследовать меня. Я сжал кулаки и попытался считать. Сто, девяносто девять, девяносто восемь…
Коса, беговел и кровь.
Я упрямо мотнул головой, разгоняя брызги крови, видимые только мне, и заговорил:
— Для начала нужно понять почему мы здесь.
— Это ведь она нас держит, да? — Спросил Андрей глядя в непроглядную ночь за окном.
Тётя Ира порывисто наклонилась к нему.
— Ягори не со зла это. Она сказала, пришло время вернуть долг. Дольше тянуть уже никак нельзя.
— Что за долг?
Тётя Ира пожала плечами.
— Этого она не сказала.
— Так, ладно! Кто из нас задолжал ей? Вряд ли мелкая, когда бы она успела?
— Это не я. — Уверенно подтвердила дочь и остальные согласно кивнули.
— Андрей? Тётя Ира?
Мой бородатый друг вскинул хмурый взгляд наверх и медленно втянул носом воздух. Он наконец снял шапку, сильно разлохматив русые волосы. Я посмотрел в зеркало на тётку, та тоже задумчиво уставились в потолок.
— Нет, не помню. — Выдохнул Андрей. — Я даже в гороскопы не верю, не то чтобы у ведьмы что-то просить.
— Ну, теперь-то мы все и не в такое поверим.
Андрей хмыкнул.
— А что насчёт сестры твоей? Она ведь гаданиями увлекалась, ворожбой, нумерологией и астрологией. Может и тебя втянула?
— Нет, — решительно возразил Андрей. — Она это только с подружками. Даже специально подчеркивала, что у них чисто женские посиделки и парням там не место.
Я кивнул и мы с Андреем дружно обернулись на тётю Иру.
— Я тоже не помню. Ну, в молодости на жениха гадала. Подруги Таро раскладывали, и я конечно же тоже просила погадать. Но это всё с Ягори никак не связано, я уверена. А ещё, когда Молчун в детстве болел, мы с сестрой хотели его к бабке отвести, да нас тогда мать наша отговорила. Сказала, мол лучше в церковь сходите.
— Получается, если никто не помнит, то это групповое блуждание во сне может быть связано с любым из нас. Что вы видели во сне? Какие-то странности, что-то, что привлекло ваше внимание.
— Я видела фары от машины, но не от нашей. Во сне милицейская была. — Сказала тётя Ира. — А ещё колокольчик её. Ма-аленький! Из красноватого металла.
Я кивнул. Колокольчик этот привлекал внимание.
— А у меня был синий цветок. — Сказал Андрей. — Но его так дымом заволокло, что и не разглядишь.
— Детский портфель у берёзы. Старенький такой! Такие лет тридцать назад были. — Продолжила тётя Ира. — А у тебя, Молчун?
Я задумался.
— Дочь танцевала. Но это скорее моё желание, чем подсказка.
И тут меня осенило. Тот момент, когда Ягори обратилась лично ко мне!
— Она сказала, что это не сон! А вам говорила?
— Не было такого.
— Уверен, что не было. Это она только мне говорила. И ещё она сказала, что я должен вспомнить. Я ведь подумал, что это она про сон говорит, но теперь уверен, есть что-то ещё, что я забыл.
Андрей положил мне руку на плечо и дернул шрамом на щеке.
— Вспомни. Нам нужно выбраться.
Я зажмурился. Попытался вызвать образ Ягори перед глазами, но почему-то вспомнилось лицо бабушки, которую я лет с одиннадцати не видел.
Бабушка у меня была классическая, с пирожками и сказками. На Ягори совсем не похожа.
— Молчун, — позвала дочь, сонно потирая глаза и потягиваясь.
Я и не заметил когда она успела заснуть, так увлечён был поиском ответа на ведьмину загадку.
— Ты снова была там?
Она кивнула.
— Бабка Ëжка сказала, ей нужен тот из нас, кто вспомнил её по имени.
Мы переглянулись.
— Я до сих пор не знаю, как её зовут. — заявил Андрей, вскинув обе руки вверх.
— Баб Ира? — спросила дочь. — Ты называла её по имени.
Я обернулся и выжидательно уставился на тëтю.
— Так-то оно так, — нерешительно начала та, затем поджала губы и виновато посмотрела на меня. — Вот только имя ведьмы я услышала от тебя, Молчун.
У меня волосы на затылке зашевелились. Да, очевидно, Ягори нужен именно я.
Дочь наклонилась ко мне, заправила выбившуюся прядь волос за ухо и заглянула мне прямо в глаза.
— Молчун, ты должен найти её. Она сказала, что ты знаешь как, просто забыл.
— Я думал, ты её боишься…
— Боюсь. Немножко. Но ведь нужно было её спросить.
— Ты молодец! Очень смелая девочка! — Я дотянулся и погладил её правую коленку.
Дочь улыбнулась и смущенно отвернулась к окну.
— Теперь моя очередь поговорить с ней.
— Хочешь, и я с тобой пойду? — Спросила тëтка у меня за спиной.
— Не нужно, лучше останьтесь с мелкой. И ты, Андрей, тоже. Я один на этот раз.
Засыпать сегодня было на удивление легко. Сложнее было оставаться бодрым. Я закрыл глаза и провалился во тьму.