Роман "Нити. Красная Хроника" - Глава 10. Двадцать третье июля, часть первая
В жизни любого есть моменты, когда кажется, что все потеряно и ничего уже не будет так, как прежде. И каждый справляется с этим, как может - своими силами, или с помощью близких. Находит нечто прекрасное даже в шрамах. Но, как справиться, если ты даже не помнишь, что не так? Не знаешь, откуда взялась эта тяжесть на душе. Кошмары, растворяющиеся в памяти поутру, оставляя после себя лишь неясную тревогу и учащенное сердцебиение…
Орт сидел на стуле, рассматривая старые снимки. Весь стол был завален исписанными клочками бумаги, блокнотами, да фотоальбомами. Это была его жизнь - расписанная по дням, фактам, именам знакомых и родственников. Фотографиям, что висели на стене у зеркала. А в отражении незнакомое лицо - растрепанное, в неясных чувствах. Нога отбивала чечетку об пол, пальцы об твердую обложку какие-то свои ритмы. Лицо то и дело багровело, потом бледнело, пот выступал каплями на лбу, стекая ручейками и ослепляя соленым туманом. Лишь с каждой десятой минутой становилось все спокойнее. Буря внутри постепенно утихала.
И так каждое утро. Казалось, еще вчера был двадцатилетним, полным надежд и мечтаний, только входящим в эту жизнь - переезд, новая работа, отношения с людьми. Все впереди. Сегодня - потерянный, в полушаге от новой истерики. Запертый в маленькой комнате, где нет ничего знакомого. Даже собственное лицо.
Через полтора часа чтения дневников, просмотра фотографий, наконец, можешь нормально функционировать. Впитывая информацию, помогаешь себе запустить механизм. Подобно тому, как собирается пазл - все встает на свои места, открывая общую картину: прошлое, настоящее.
Закрываешь альбом, откладываешь на стол. Вновь смотришься в зеркало, начиная узнавать себя. Замечаешь на шее небольшую черную коробочку. Когда проводишь пальцами по гладкой поверхности, печати загораются за ними сине-зелеными узорами. Это твой «черный ящик». Там ощутимая часть твоей жизни. Он напрямую связан с мозгом. Утром ты просыпаешься одним человеком, но стоит подключиться, и начать брать нужную информацию прямо у источника, заполняя ею дыры, уже другой. И хочется верить - тот же, что был вчера.
Оглядываешь бардак. Ничего нового. Только время варьируется. Сейчас ты справился за два часа, но бывает и полдня мало. Еще четверть тратишь на то, чтобы привести комнату в надлежащий вид. Берешь из тайника ключ, открываешь дверь. Спускаешься вниз. На столе готов завтрак на двоих. Слышишь мелодию клавишных. Вроде, раздается с улицы. Потом музыка затихает. По пространству проносится топот маленьких ножек. Она замирает в проеме комнаты. Выглядит, как ребенок десяти лет, но вряд ли к ней применимы человеческие понятия.
– Доброе утро,- тихий голос, радостный огонек в глазах.
– Доброе, Шев. Что у нас сегодня на завтрак?..
После короткого диалога, идешь умываться, радуясь предстоящей рутине, ведь это твоя жизнь и твой выбор...
***
На следующий день после болезни, ему было гораздо легче. Виктор провел бы его дома, за чтением, набираясь сил, но у алхимика были свои планы. Решив, что надо что-то делать с завалами в квартире Ной, когда чуть было не разбился, запнувшись об одну из стопок, разложенных на полу, Алекс договорился с одним своим знакомым о передаче книг в его библиотеку.
Он заставил медиума помогать им, чтобы Ной было спокойнее. Они встретились перед пекарней и ненадолго повисла тишина. Демон некоторое время оценивала его состояние, как физическое, так и пытаясь понять ментальное, а потом развязала шарф и повязала ему на шею. Виктор поднял руку, коснувшись мягкого материала, сохранившего ее тепло, и, подняв на нее глаза, улыбнулся. Алхимик прервал их немой разговор, и они отправились к комплексу.
Ной то и дело приходилось отбирать у медиума книги и расталкивает его, чтобы он помогал им, но и сама она часто не могла заставить себя хоть что-то делать, чувствуя тяжесть от того, что приходится избавляться от них. Тогда вмешивался Алекс, уверяя, что после этого ей лишь станет легче.
Парень арендовал грузовик, чтобы вывезти все книги за один раз. Даже используя тележки, им пришлось несколько раз подниматься и спускаться на лифте. После того, как последняя коробка оказалась в машине, они навели небольшой порядок, перекусили и вышли из квартиры. Гостиница находилась в получасах пути, на окраине города. Алекс остановился перед воротами заднего дворика. Орт вышел их встретить и пригласил внутрь.
Невидимый рояль. Чьи-то пальцы вдавливают белые клавиши смешивая их с черными, и так, кажется, бесконечно долго, пока мелодия льется ему в уши.
Правая рука разражается ноющей болью, Виктор хватает предплечье левой и падает на колени. Кровь пульсирует в висках, и он закрывает глаза от невыносимой боли. Вокруг, словно надоедливые мухи, летают черные песчинки, окружая, их становится все больше, и они топят в себе. Закрывают его от внешнего мира. Крик знакомого голоса останавливает музыку, но уже слишком поздно. Ему не вырваться из этого ада…
Это единственное, что было доступно ей из прошлого. Она наигрывала эту мелодию и почему-то становилось тепло на душе. Они слушали пение рояля, пока она играла под разноцветные переливы солнечных зайчиков, проникающих в Храм через мозаику витража. В этом месте ей делалось спокойнее всего.
Или же позже, когда Виктор садился рядом и они играли в четыре руки. Глен, вчитываясь в очередную книгу, сидел на подоконнике. Свет из окна топил бар в медовом сиропе. Но они не обращали внимание на невольных слушателей своей игры. Потому что делали это для себя. Они могли почувствовать друг друга через игру. То немногое, что было доступно ему и ей одновременно. Связывало их.
Почему эти счастливые воспоминания должны были стать ядом, что медленно убивает его? Почему их дороги разошлись так внезапно? Теперь он был один в темноте…
Алекс хватает Ной за руку, и притягивает к себе так, чтобы песчинки не достали. Демон смотрит на то, что произошло, в ужасе. И не она одна. Все присутствующие застыли в шоке, и не знают, что делать и как помочь.
Девушка приходит в себя первой и освобождает руку, поворачиваясь к Алексу, который пытается помешать ей. В её глазах абсолютное спокойствие, там нет места сомнению. Он узнает этот взгляд. Безрассудный взгляд, с которым она всегда жертвует собой ради других.
– Все хорошо, Алекс.
Она снимает куртку и отдает ему на хранение. Парень принимает её, словно сокровище. Демон улыбается.
Ной делает шаг, направляясь в рой песчинок, которые ранят любого, кто дотронется их. Первая царапина виднеется в разрезе рубахи на плече, оттуда вытекает алая кровь. Потом на щеке, на груди, и на ноге. Чем ближе она подходит, тем сильнее её ранит и скрывает из виду. Ной морщится от боли, но продолжает идти, пока не добирается до цели. Она берет шарф, который собственноручно повязала на его шею этим утром, и притягивает к себе. Удар головой в голову приводит черное облако в смятение, песчинки разлетаются в разные стороны, открывая их внешнему миру и яркому солнцу. Демон отпускает ткань и Виктор, вновь опускаясь на колени, приходит в себя. Он поднимает на неё голову и тихо произносит имя, хотя в глазах все плывет и слепит. Ной улыбается и обнимает его.
– Я здесь, Виктор. Ты не один.
Её руки на его спине начинают светиться ярким сиянием – рыжим, как лисий мех; теплым, как пламя костра; успокаивающим, как огонь в камине. Оно волной проходит по пространству, поднимая с земли солнечные искры, которые летают в воздухе, словно светлячки. Когда один из них касается руки Алекса, он разжимает кулак, в который все это время впиваясь ногтями. Ему хочется закрыть глаза, чтобы не видеть, как она обнимает другого мужчину, но не может отвести взгляд, потому что это зрелище заворожило его, заставляя восхищаться девушкой, которая своим поведением все больше влюбляет парня в себя.
Она начинает что-то напевать. Виктор не может разобрать слов, но чувствует это. Тьма отходит. Океан поет ему колыбельную, теплыми волнами омывая песчаный берег. Горизонт размыт. Солнце припекает, лаская лучами. Ветер играет с его волосами, когда проносится мимо. Это место успокаивает его.
Мелодия заканчивается. Ной делает шаг назад, желая посмотреть ему в глаза, но падает на землю. Ноги не слушаются её, и она не способна даже подняться. Алекс приходит в себя и подбегает, набрасывая ей на плечи куртку. Его взгляд - обеспокоенный, но с укором - заставляет ее почувствовать себя виноватой.
Со звоном капли алого дождя разбиваются о поверхность краснеющего океана, что волнами бьет ему по ногам. Песня звучит все тише. Виктор, словно очнувшись от блаженного сна, медленно поворачивается назад, будто хочет догнать звук. Чуть дальше, на песках его пустыни, стоит клетка, заросшая плющом. Внутри, на перекладине все еще поет птица, но голос ее становится все тише. Кровь стекает в лужу на дне. Он подходит к ней и опускается на колени…
– Ной…
Медиум протянул руку, чтобы коснуться её, но ему преградили путь. Если бы взглядом можно было убить...
– Тебе мало того, что ты уже натворил?.. Не прикасайся к ней!
Алхимик вывернул локоть, демонстрируя царапину из которой вытекала кровь. Большая часть «проклятья» исчезла, но редкие черные песчинки все еще кружили вокруг.
По крайней мере… Не сейчас.
Если бы Виктор мог трезво рассуждать после всего случившегося и не чувствовал себя таким потерянным, произнесенное почти шепотом последнее предложение позабавило бы его. Но эти слова и не достигли медиума, потому что все внимание мужчины занимало израненное тело той, что была ближе всех к сердцу. И раны, которые она получила из-за него…
– Алекс?..
Он оглянулся. Её тихий голос, казалось, исходил откуда-то издалека и медленно растворялся в воздухе.
– Идем… Надо обработать царапины, иначе подцепишь какую-нибудь заразу.
Алхимик посадил девушку себе на спину и обратился к хозяевам, спрашивая об оказании первой помощи, после чего их проводили внутрь помещения, где есть аптечка.
Руки, что лежат у него на плечах, холодные из-за того, что она выбросила слишком много энергии во внешний мир, а тело бьет мелкая дрожь. Ной прижимается к нему и говорит:
– Прости меня, Алекс…
– За что ты извиняешься?
Она многозначительно молчит, лишь пара соленых капель разбивается о его шею и, скатываясь, впитываются в футболку. Почувствовав это, алхимик невесело улыбнулся:
– Глупая… Разве это не отвергнутому положено плакать?..
Виктору тоже помогли добраться до здания. Орт смотрел на него взглядом полным сочувствия, будто понимал его боль.
Медиум остановился в проеме комнаты, что называлась кухней. Её раны заклеивали пластырем и мазали зеленкой. Рядом стоял Алекс, и их не волновало, что она была в одном лифчике. Ной улыбалась, говорила, что все в порядке – она залечит себя позже, просто слегка перестаралась. И Азимов возненавидел себя еще сильнее – она получила эти раны из-за его слабости. Из-за него все всегда…
И все же он чувствовал укол ревности, как в тот раз, когда смотрел на них из окна. И это чувство съедало его изнутри. Он больше не может этого выносить…
***
После этого Виктор исчез, не сказав никому ни слова. Только вечером Ной нашла медиума на крыше многоквартирного комплекса, в котором жила. Если вспомнить, его всегда манило это место, когда на душе скребли кошки.
Перед ней спина в черном плаще, которая безмолвно кричит о своем одиночестве под безразличным ко всему небом. Серым дракончиком туда стремится только дым.
Прикосновение. Она упирается в него лбом, медленно начинает говорить, но её бархатный голос оставляет на нем следы, подобно наждачке. Девушка говорит о том, что не оставит его одного и всегда будет рядом – она обещает ему, как он обещал ей.
– Почему?..– каждое её слово причиняет ему лишь дикую боль…
– Потому что я люблю тебя.
Ной поднимает голову. Пытаясь понять, о чем он думает, она слегка повышает голос, незаметно пропуская туда нотки беспокойства и страха.
– А я – ненавижу.
Окурок затушен и выброшен в стеклянную банку, оставленную здесь давным-давно. Медиум поворачивается, освобождаясь и уходит даже не взглянув на неё, чтобы не передумать – не дать себе повода усомниться, времени повернуть назад. Он устанавливает звуконепроницаемую стену между ними. Через нее не видно и не слышно, сколько и как громко не кричи.
«Что он сказал?»
Время словно бы замедлило бег – каждый его шаг сливается со стуком её сердца. Она пытается прийти в себя от услышанного, но обжигающий холодом голос звучит эхом в голове. Впервые девушка не может определить врет ли он...
– Подожди… Скажи, что это ложь.
Она произносит это еле слышно и в пустоту. Ной поднимает голову к небу, где все бегут облака, раздуваемые ветром – в образовавшемся пространстве пробивается солнечный луч, окрашивая их краешки золотом.
Алхимик столкнулся с Виктором, когда проходил мимо, чтобы выменять очередной напиток из автомата и посидеть в одиночестве на привычной лавочке.
Казалось, медиум был смурнее тучи. Он прошел мимо Алекса даже не взглянув на того, словно и вовсе не заметив. Такое поведение удивило и насторожило алхимика. И он решил проверить, что с Ной. Её не было дома, поэтому парень поднялся на крышу и, как всегда, оказался прав.
Девушка резко повернулась к нему, не успел он толком произнести её имя. Радость, которая сменилась удивлением и перешла в разочарование. Парень опешил, не зная, что должен делать, а когда пришел в себя, было уже слишком поздно.
Алхимик заметил слезы, что текли по щекам, когда она пробежала мимо него и скрылась на лестничной площадке, оставив на крыше одного…
***
…Знаешь, это место не терпит одиночества, поэтому будет замечательно, если ты сможешь навещать его время от времени…
Это случилось несколько лет назад. В очередной самый жаркий месяц года, когда было дано обещание. Её что-то разбудило. Плохое предчувствие; слезы, которые все просились наружу и не хотели отступать. Знойный воздух еще не успел остыть, но летние созвездия уже красовались на небе. На звонки он не отвечал. Страх охватил её и, недолго думая, Ной бросилась туда.
Она всегда ругала медиума за то, что он оставляет «Ателье» открытым, но сейчас оно было заперто. Ей пришлось разбудить волка. Недовольный, он все же сделал так, как она хотела. Проснувшееся раньше него самого, чувство беспокойства не позволило оборотню оставить её одну.
В самом помещении было темно, лишь свет от фонаря на улице оставлял на вещах свои следы. Плащ висел на спинке стула, в кармане мигал индикатор телефона, на столе – пачка сигарет, листок нетронутой бумаги и ручка. Множество скомканных валялось на полу по всей комнате.
Из соседней комнаты доносился шум набирающейся ванны и бледно-желтый свет, просачивающийся в дверную щель. Ной быстро оказалась возле неё.
Хэльсинг же поднял первый попавшийся неудачный вариант, в ужасе разгладив его – в глаза бросились уничижительные слова, которые перекрывали собой ровный текст благодарностей и извинений. Казалось, можно было физически ощутить ненависть, одиночество и боль, что сочились меж строчек, пропитывая бумагу. Мужчина почувствовал, как эта черная субстанция пачкает ему руки, стекая на пол. Только услышав женский крик, волк пришел в себя, сбросив наваждение.
Небольшая комната была затоплена водой, что водопадом стекала со стенок ванной. Хэльсинг повернул кран и помог Ной, которая пыталась вытащить тело Виктора, но её била мелкая дрожь, а ноги скользили по воде. Она и сама промокла до нитки.
Они успели вовремя. Медиум еще не успел переплыть воды Стикса. Свет искусственного освещения ослепил. Ной рыдала на его шее, словно якорь, который теперь не даст ему отплыть в неведомые дали. Волк стоял в паре шагов. Когда их взгляды встретились и медиум прочитал на его лице облегчение, то понял, что попал в очередные сети, из которых ему не вырваться. Он закрыл глаза, сжимая от злости кулаки, чувствуя, как их присутствие успокаивает его, заставляя в радостном порыве биться сердце…
…Я хочу, чтобы ты взяла это себе.
Волк вложил что-то ей в руку. Прошло некоторое время, ночь была в самом разгаре. Виктор с тех пор не проронил ни слова. Слегка успокоившись, Ной переоделась в одежду, которую взяла в шкафу, и помогла Хэльсингу убраться.
Она сжала в кулаке позолоченный ключик. Он погладил её по голове, улыбнувшись в своей манере оскалив клыки, и ушел. Его утро начинается рано и необходимо было хоть немного отдохнуть, хотя ни один из них не сомневался в том, что это будет длинная и бессонная ночь.
Ной вернулась в помещение. Виктор сидел на полу, прислонившись спиной к дивану, поджав к себе ноги. Девушка не знала, как ей следует вести себя. Она должна бы разозлиться, но глядя на него лишь кровью обливалось сердце, болью сжимаясь в груди, и выступали слезы.
У каждого своя драма. Человек перед ней перетерпел столько боли, что она больше не помещается в нем, и единственный выход, который он видит – это суицид. В его понимании он не был достоин счастья. Так сильно ненавидит себя, что проклинает свое рождение и желает смерти.
Пытался отгородиться, но терпеть не может одиночества.
Пытался убить себя, но ему постоянно мешали.
Внутри бурлит лава, но сам вулкан давно недееспособен, и она лишь может жечь изнутри, а снаружи – маска «Комедии», не имеющая бреши, как ему казалось. Но теперь его амплуа распадается на куски. Не один он способен плавить айсберги.
Она обняла его сбоку, нависая, словно мама-птица, стараясь укрыть своих птенцов от дождя. Щека касалась мокрых волос медиума. Сама того не замечая, девушка стала что-то напевать. Такое уже происходило. Его накрыло волной тепла и любви. Он погрузился в эти чувства с головой и уже не был способен выбраться. Виктор закрыл глаза, позволив себе утонуть. Пусть завтра будет проклинать себя за слабость, по крайней мере, сейчас…
Когда она рядом, он начинает вспоминать о том, что хотел бы навсегда забыть.
Когда она рядом, он лишь сильнее презирает себя за то, что еще способен любить.
Когда она рядом, он понимает, что все еще дорог ей. И эта любовь причиняет ему боль.
И эта боль - его наказание за все грехи, за все ошибки и проступки.
Его спасение...