Ответ на пост «20-летний футболист любительского ФК "Русская община Щёлково" впал в кому после драки. У него перелом черепа и разрыв гортани»9
Реальность — дешевый спецэффект, пленка, на которой прожгли дыру, и оттуда сочится что-то вязкое, чужое, с запахом пота, чужих специй и первобытной ярости.
Ты видишь это на зернистых кадрах с уличных камер — не кино, а вскрытие. Хирургия момента. Вот он, стоит один, еще человек, еще единица в этом муравейнике, окруженный роем. Рой гудит на гортанном, незнакомом наречии, которое сам асфальт, кажется, отказывается впитывать. Это не драка, нет. Драка — это диалог, пусть и на кулаках. Это — литургия. Ритуальное заклание.
Смотри, как они движутся. Не как люди, а как единый организм, многорукое, многоногое существо, выплеснутое из какой-то тектонической трещины в основании мира. У них своя гравитация, своя геометрия жестокости. Удар сзади — не подлость, а начальный аккорд их симфонии. Голова встречается с асфальтом — *klatsch!* — как мокрая тряпка. Но представление только начинается.
Сознание — роскошь, которую у него отняли первым же движением. Дальше работают уже с мясом. Ноги взлетают в каком-то диком, хищном балете. Они топчут не человека. Они втаптывают в брусчатку саму идею того, что здесь действуют наши законы. Каждый удар по лежачему телу — это не просто удар. Это подпись. Манифест. Росчерк на договоре о капитуляции твоего мира. Они не просто избивают, они стирают его, вымарывают из бытия с улюлюканьем победивших архонтов.
И вот этот абсурдный, почти нежный жест — поднять ноги, чтобы кровь прилила к пустеющему мозгу. Жест из их мира, из их гладиаторских ям, перенесенный сюда, в нашу вялую, анемичную действительность. Они не просто калечат, они лечат по своим правилам, чтобы продлить агонию, чтобы доказать, что даже милосердие у них имеет форму унижения.
А вокруг — паралич. Город смотрит миллионами стеклянных глаз-окон и не видит. Общество — кастрированный кот, которому оставили только способность мурлыкать про «диалог культур». Диалог? Какой к черту диалог, когда один из собеседников вырвал тебе гортань и пытается на ней сыграть боевой гимн своего аула?
Вся эта проповедь о терпимости, о великом плавильном котле — сладкая лоботомия для тех, кто боится посмотреть правде в глаза. Правда в том, что в город пришли новые кочевники. Для них мегаполис — не дом, а охотничьи угодья. Они не хотят ассимилироваться. Они хотят доминировать. Они — вирус, который обнаружил, что у носителя отказала иммунная система. И они размножаются в теплой, безвольной среде, где сила всегда права, а вежливость — синоним слабости.
И ты сидишь, смотришь на этот пиксельный танец смерти и чувствуешь, как в тебе самом что-то трескается. Древняя, холодная злость поднимается со дна души. Где регистр новых опричников? Где кнопка на Госуслугах «Сообщить о чужой реальности»? Где отряды санитаров, которые будут не лечить, а выжигать эту инфекцию каленым железом?
Это не ксенофобия. Это вопрос выживания. Это химия. Когда два несовместимых элемента вступают в реакцию, происходит взрыв. И мы сидим на этом взрыве, убеждая себя, что это просто фейерверк в честь дружбы народов.
Нахуй дружбу. Нахуй вежливость. Нахуй протянутую руку, в которую тебе плюют с дикой, гортанной радостью. Единственный язык, который они понимают, высечен на лезвии ножа и прикладе автомата. И пока мы мямлим слова, они пишут свои законы на наших телах. Они — гости, которые уже вытирают ноги о хозяина. И скоро они просто выкинут его на мороз.
Асфальт все помнит. В его трещинах запеклась кровь. И однажды он сам поднимется, чтобы потребовать долг. Вопрос лишь в том, кто будет стоять на ногах в тот момент.




