В 90-х, когда об интернете только ходили легенды там, где я жил, я проводил летние ночи прикованный к окну, либо читая что-то, либо тупо уставившись в пространство.
Было кое-что, что я очень любил в этом городе, прямоугольники света в темноте напоминали мне, что миллион других людей проживает свою жизнь в том же самом месте, что и я, но в абсолютно разных мирах.
В одном окне с полупрозрачными белыми занавесками показался отец со своим сыном. Рисунок неоновых звезд мог мерцать на потолке, пока отец читал сыну книгу с картинками в красной обложке.
Мне было интересно, о чем были их рассказы. Иногда я придумывал свои собственные.
Иногда по ночам, когда мои родители особенно сильно ругались, я выключал свет, и единственное, чего мне хотелось, - только чтобы они замолчали. Я еще долго сидел так после того, как они наконец прекращали, и просто смотрел в окно, утешаемый темнотой и желтым светом из окон, где тысячи мужчин и женщин проживали свои жизни для меня.
Когда смотришь в темноту достаточно долго, ты замечаешь, что у нее тоже есть свои оттенки, которые так же различимы, как и любой свет. В тот момент я смотрел на одно пятно, представляя на его месте гигантского клеща, который быстро перемещался от окна к окну. Я был глубоко погружен в свои мысли, когда мои глаза набрели на отца, который читал книгу своему сыну.
Мальчик смотрел прямо на меня.
Я чуть не упал со своего места, но потом вспомнил, что свет выключен. Я был в безопасности в темноте, и никто не мог видеть, что я смотрю.
Но мальчик все еще смотрел в упор на меня. Медленно он покачал головой.
Я закрыл шторы и бросился на кровать. Конечно, это было глупо. Он не мог увидеть меня в темноте.
Я вырос, окончил колледж и переезжал из города в город каждые пять лет.
Вместо того чтобы читать книгу у окна, теперь я курил на крыше или сидел, склонившись над ноутбуком, тускло освещающим меня во тьме.
Но иногда я по-прежнему вглядывался в темноту, скитаясь глазами от одного окна к другому. Они освещали семейные сцены жизни, играющих детей, ужин за столом, телевизор, отражающийся на лицах пар, свернувшихся в калачик на диванах. Мир был полон людей, и у каждого кто-то был. А я был один.
Еще раз это случилось со мной, когда я однажды сидел на краю крыши, свесив ноги в пустоту, в руках дымилась почти потухшая сигарета.
Мои глаза пытались различить очертания во тьме, когда я наткнулся взглядом на одно окно.
На этот раз там была маленькая девочка. Она была настолько укатанной в одеяла и подушки, что ее личико едва виднелось из-под них. Ее отец сидел на краю кровати с книгой в руке – он был погружен в свой собственный мир, наслаждаясь книгой и жестами разыгрывая сцены из нее.
Она смотрела прямо на меня.
Я затушил сигарету и щелчком отбросил окурок в воздух, тем самым убрав последний источник света возле меня и я вновь погрузившись в темноту.
Она все еще смотрела на меня. Медленно она покачала головой.
Я развернулся и вновь ощутил под ногами твердую поверхность. «Все это только в моей голове» – сказал я себе. Никто не может видеть меня в темноте.
В третий раз это случилось после кризиса 2008 г. Я переехал в Сан-Франциско, вдаль от моего города и колледжа.
Я опять был на крыше - в этот раз стоял на краю. Мне больше не нужно было всматриваться в оттенки темноты. Они были внутри меня.
Я облажался. Раз за разом у меня ничего не получилось. Не из-за отсутствия возможностей – только бог знает, что у меня их было достаточно. И не из-за отсутствия таланта - во мне и этого было предостаточно. Каждый мой провал случался из-за того, что я мало старался, из-за привычки говорить себе, что «Я начну завтра». Я столько раз обещал себе, что стану лучше, и каждый раз, я уже знал, что нарушу это обещание, и так было до тех пор, пока любые попытки не стали казаться бесполезными.
Теперь я был частью темноты, и это – единственное, что казалось мне реальным. Прямоугольники света из всех зданий вокруг меня казались декорациями к какой-то хреновой пьесе. Они не выглядели реальными.
Я щелчком отбросил сигарету с края крыши и смотрел, как она по спирали падала в темноту, и как след ее искр медленно гаснет.
Я занес свою ногу вперед и замер в готовности сделать шаг вперед. В здании напротив отец читал своему ребенку, и я подумал, может быть, я получу какой-то знак от них. Я смотрел, как он читал, разыгрывая сцену из рассказа, размахивая руками и театрально преувеличивая свои эмоции и жесты. Ребенок не отрывал взгляд от него, и его глаза медленно закрывались. В конце концов, ребенок заснул.
Отец аккуратно положил книгу на столик у кровати. Он наклонился и поцеловал ребенка в лоб, а потом выключил свет. Я стоял в темноте, не зная, почему слезы катились по моему лицу, не зная, на что я надеялся.
Отец подошел к своему окну, и пугающе сымитировал меня: зажег сигарету и бросил ее с края, смотря, как ветер тушит ее. Потом он безучастно уставился на свои руки - его лицо подсвечено телефоном, который он, не отрываясь, листал.
Один раз он взглянул в моем направлении, прищурился, как будто что-то увидел, и опять продолжил листать содержимое экрана своего телефона.
Я не знаю, почему я не покончил с собой в ту ночь, да, и иногда, ответ вовсе и не нужен. Все, что я знаю, - это то, что я поглощенный тьмой тогда отвернулся от края и ушел.
Даже у темноты есть оттенки, и каким-то образом, несмотря на то, что я не видел света, я заставил себя представить его. Я продолжал говорить себе, что все наладится, даже когда не верил в это.
И вот где я теперь.
Я только что закончил читать своему сыну. Это его любимая книга – «Там, где живут чудовища».
И вот теперь, я стою на балконе в своей квартире, опять устремив взгляд в город. Я всматриваюсь, и я вижу тебя.
Ты, который стоит в темноте.
Ты, который считает себя невидимым.
Я вижу тебя.
Оригинал
Перевод мой.