ДОБРЫЕ БЕСЫ
– Ладно, – донёсся голос из кабинета после продолжительной паузы, – входи. Но если что не так, я убью её. Мне терять нечего, и ты это знаешь, мусор!
Свой переливчатый пиджак опер отдал контру и вошёл в кабинет с поднятыми руками. Коробка медленно легла на пол, а сам он, приподняв рубашку обернулся вокруг своей оси. Дверь осталась приоткрытой.
– Подойди, – Антон держал нож на уровне своей шей, раскрасневшаяся женщина, казалось вот-вот лишится чувств. Этого только и не хватало, с досадой подумал офицер. Он не отрываясь смотрел на нож. Коробку он толкал по линолеуму левой ногой. – Пошла вон! – сказал Антон женщине, когда оперативник приблизился вплотную.
Медицинская сестра тяжело двинулась к выходу. Она дышала очень тяжело. Из-за двери донеслись голоса и причитания.
– Ты чё творишь вообще?! – злобным шёпотом спросил капитан. – Почему ты здесь, а не в терапии?
– Да похуй мне.
Нож острием смотрел в «солнышко», добротный охотничий нож, с кровостоком и гравировкой на лезвии.
– Где ты взял этот нож?
– Заткнись, – чёрные нунчаки лежали на кушетке. – Открой коробку.
Носком изящной туфли офицер отбросил крышку.
– Ты, мусор, на приколе, блядь?
В коробке лежали новые беговые кроссовки.
– Что не так?
– Я же дал тебе картинку, какие кроссовки мне нужны!
– Это ты на приколе. Там была реклама туалетной воды.
– Да? – уничтожающе спросил Антон, глядя куда-то внутрь коробки.
– Модели были на пляже и босиком.
– А на обратной стороне нельзя было посмотреть? – в его голосе появились истеричные ноты. – А?
– Не кричи, – как можно строже сказал капитан, – в решающие моменты нужно уметь владеть собой.
Антон схватил его за рукав и притянул спиной к себе. Теперь нож был у самой шеи офицера, как минуту назад у медсестры.
– Я так и знал, что ты меня обманешь, мусор, – в самое ухо шипел Антон, лезвие ножа больно упёрлось в кожу. – Где картинка?
– В кармане.
– Вынь.
– Она в кармане пиджака.
– Сука! Я. Атрэжу тебе. Га-ла-ву! – он подвёл капитана к двери. – Проси!
– Не надо!
– Что?
– Не отрезай мне головы, Антон! Прошу…
– Картинку, блядь, проси.
– Виктор, – сквозь щель проёма он видел лишь кусочек плеча контролёра, – посмотри у меня в пиджаке страничку из журнала.
– А что за журнал? – контролёр был слегка озадачен.
– Я не знаю! Внутренний карман. Быстрее, пожалуйста!
Сложенный листок в руке проник внутрь процедурки, опер схватил его, Антон потянул всех к окну. Разверни! – властно приказал он. Dolce and gabbana, гласила надпись. Light blue. Брутальный юноша в плавках и девица в бикини. С обратной стороны крупным планом кроссовки Lacoste.
– А! – казалось, Антон вот-вот взорвётся. – Я испортил свежий «Максим». Сука!!!
– Послушай, – попытался взять под контроль ситуацию оперативный работник неврологического отделения, самого проблемного, не считая, разумеется, психиатрии, отделения. – Ты же вроде нормальный чел… Зачем тебе пидорские кроссовки?
– Закрой. Рот. Блядина.
– В таких на свободе ходят только петухи.
– А я не на свободе! Я в вашей ёбаной тюряге!
– Тем более…
– Тем более что, тварь? – цедил Антон сквозь зубы. – Я убью тебя нахуй, – капитан почувствовал, как по шее потекло что-то тёплое. Кровь, но боли не было – лезвие было очень острым… Где этот дебил раздобыл такой нож?! – если ты попытаешься наебать меня и с мотоциклом…
За окном что-то мелькнуло, Антон стоял спиной к окну и не заметил его… Мотоцикл, подумал опер, внутренне пытаясь собраться – он ожидал начала атаки, был для этого удачный момент: Антон отпустил офицера и смотрел в коробку, что стояла на полу… Даже если допустить абсурдную мысль, что все требования по каким-то причинам выполняются… по мере их выдвижения… Предположим, к двери кабинета прикатили мотоцикл… Что это ебанутое существо собирается делать с ним?
– Мне нужен Ducatti, и не какое-то говно, – продолжал шипеть Антон, – а Streetfighter, – он полез в карман и вынул ещё один сложенный вчетверо листок, – вот.
– Ты кроссовки-то мерять будешь? – капитан делал вид, что внимательно изучает изображение, сам же развернулся и отошёл от окна. Никаких атак. Он не знал, радоваться этому или сожалеть… С одной стороны, лучше бы весь этот бред поскорее закончился, с другой – он ведь всё это мутил ради эффектной концовки… обезвреживания преступника непосредственно им… и это надо бы делать сейчас… Опер провёл ладонью по шее – кровь… Антон молчал, он задумчиво смотрел в коробку. – Давай, давай, я что, их зря покупал что ли…
– Здесь я всё решаю.
– Само собой.
– Не вздумай убегать, – как-то вяло произнёс он, вяло и не очень громко.
– Убегать? Я сам всё это замутил, если помнишь.
– Замутить-то замутил. Только всё через жопу, да?
– В смысле?
– Не то отделение, не те кроссовки, – Антон взял с кушетки нунчаки и крутанул в воздухе «восьмёрку». Оперативник попятился к двери. Его визави улыбался, наслаждаясь эффектом. – Совсем оружие не то… И как всё это разгребать, хуй его знает, правда, гражданин начальник?
Глядя на эту улыбку, офицер вдруг подумал, что его оппонент имеет несколько непонятную, но логику действий, и она, эта логика, вовсе не продукт такой очевидной, как казалось, олигофрении… Ему стало страшно от этой мысли – он будто только сейчас понял всю нелепицу и опасность своего положения.
Антон, между тем, присел на краешек кушетки и вынул из коробки кроссовки… Нож и две эбонитовые палочки, связанные между собой белым шёлковым шнурком, лежали рядом… Оперативник стоял у двери… Он высунул в щель кисть руки и несколько раз сжал-разжал кулак. Он подумал: а что, в сущности, я знаю об этом человеке? Вырос в небольшой деревне, воспитывался крепко пьющей матерью, со школы был переведён в интернат, оттуда в спецПТУ, первый срок на общем режиме за грабёж, второй – на строгом за разбой. Сейчас убийство. По сути, он был на свободе чуть больше года из своей взрослой жизни – то самое время, когда после спецов он занимался в секции мотоспорта… Вероятно, самое счастливое время… А эти кроссовки – первые в жизни… в смысле, новые и купленные специально для него… Капитан почувствовал, как в его руку лёг пистолет. Он смотрел на Антона сверху, тот несколько раз поморщился и моргнул, натягивая лёгкую обувь… Оперативника неврологического отделения словно посетило видение в этот момент: Антон в точно такой позе сидит на мотоцикле, что мчит его по лету… он отбыл свой срок… ему под пятьдесят, но глаза всё те же – глубоко посаженные глаза подростка, впервые в жизни примеряющего новые кроссовки… Что-то в них от задумавшейся обезьяны, знаете… Интересно, подумал оперативник, что к тому времени будет со мной… Подумал и выстрелил… Кабинет остался чистым, потому что пуля вошла в левую височную кость и застряла в мозгах.
Вечером того же дня капитан стал героем. Когда в выпуске вечерних новостей ему жал руку министр внутренних дел, у него был очень подкупающий вид – слегка усталый мужчина с голубыми глазами, сохраняющий осанку и достоинство, растрёпанные волосы, царапина на шее, демонстративно заклеенная огромным пластырем, никаких улыбок, твёрдый голос. Министр требовал от всех своих подчинённых как минимум такого же отношения к службе. Ушлые телевизионщики вынули на свет божий все детали произошедшего, само преступление и ход судебного процесса над пробитоголовым злоумышленником… Оказалось, что он не только задушил в пьяной ссоре свою сожительницу, которая годилась ему в матери, но после убийства ещё месяц хранил её труп в дровяном сарае. Зачем, спрашивали его на суде. Он отвечал, что ждал весны. Ему де нужно было кое-что закончить. Это нормально? – вопрошал популярный телеведущий в недельном выпуске новостей, – оставлять такому человеку, нет, чудовищу, Минотавру, что собирает дань с законопослушных граждан, шанс вернуться на свободу? Или это был именно шанс на новые злодеяния, новые жертвы, пусть ив местах лишения свободы. Всё это, конечно имело пропагандистский подтекст – канун выборов, руководство страны всё делает абсолютно правильно – не идёт на поводу у европейских демократов-демагогов, не отменяя смертную казнь, и нашим судам стоило бы поучиться твёрдости у президента и таких вот офицеров, день и ночь стоящих на страже спокойствия законопослушных граждан и так далее. Результат не преминул: капитан очень скоро стал майором. А спустя несколько месяцев он был переведён в другую область, в одну из самых проблемных колоний на должность заместителя начальника по режимно-оперативной работе – должность, которую полагалось занимать подполковнику. Всем было ясно, что это назначение – своего рода проверка, при благополучном исходе которой оно, это назначение, станет плацдармом для великолепной карьеры.
Поэтому новоиспечённый pам. по Р.О.Р. ехал на новое место службы в чрезвычайно решительном настроении.
Сама же северная колония была по сути последним учреждением страны, «ход» в которой определяли воровские авторитеты. Она считалась «чёрной» – в зоне было полно наличных денег, наркотиков и средств мобильной связи… процветали азартные игры… собирался «общак»… Не смотря на прямые указания областного и столичного управлений департамента, руководству колонии не удавалось изменить ситуацию. Вполне вероятно, просто не хотело – слишком глубоко кормилица коррупция пустила здесь корни… Чтобы ситуацию изменить глобально, нужны были глобальные меры – уволить 90% личного состава и привлечь на постоянной основе большие силы из городского отдела. Это было нереально сделать по многим причинам, основная из них – пресечение способа доставки в колонию «запрета», а способ был крайне прост и эффективен. Вокруг забора учреждения работала целая сеть подростков, руководили которыми преступники постарше, руководили посредством интернета, таким же образом держа связь с авторитетами внутри колонии. Любой желающий мог приехать в город, положить на электронный кошелёк определённую сумму денег, после чего ему сообщением присылался номер очереди и адрес нычки, где нужно было оставить груз. Дозорные вокруг зоны внимательно отслеживали передвижения патрулей, координаторы внутри сообщали наилучшие время и сектора приёма. Команда, и – на колонию сыпался дождь из запаянных в целлофан пакетиков, каждый под своим номером.
Бизнес процветал.
Столичный щеголь, прикативший на новое место службы на дорогом внедорожнике – ибо происходил он из весьма состоятельной уважаемой семьи, знаете ли – и не собирался ничего менять в корне (для этого нужно было осесть здесь на годы и проводить долгую кропотливую работу, а это в его планы не входило вовсе). Он хорошо понимал, что от него требуется. Никакой глобальной инициативы. Немного улучшить показатели статистики, предъявить, так сказать, вещественные доказательства проделанной работы. Оценив ситуацию на месте и поразмыслив, он решил начать с атаки на азартные игры и местных букмекеров (в тот год в стране проходил чемпионат мира по хоккею).
В один из тёплых весенних вечеров новый зам. по Р.О.Р. засиделся в своём кабинете до сумерек. Очнувшись от мыслей, он глянул на часы и собрался было уйти, но раздался стук в дверь. В кабинет вошёл крупный мужчина с очень красным и вульгарным лицом, это был начальник режимного отдела, он тоже носил звание майора, хотя был на десять лет старше своего прямого начальника.
– Разрешите? – скорее, констатировал, нежели спросил режимник. Первый заместитель начальника колонии кивнул, только так скупо, что о его реакции можно было и не догадаться. Он бесцеремонно разглядывал гостя, дивясь какой-то дикой смеси удали и неряшливости, что лежала на всём облике того, особенно одежде. Как успел за первую неделю работы заметить новый зам, это казалось не только формы офицера, но и повседневной одежды вольного образца. Ему объяснили, что начальник режима стал таким недавно. Виной тому стал целый ряд взысканий, наложенных на майора управлением департамента за совмещение службы и предпринимательской деятельности, не согласованной с начальством. Кризис в семье, снижение доходов, злоупотребление алкоголем. Всё это можно было понять, но не оправдать – таков был вердикт хозяина кабинета. Между тем толстяк подошёл к столу. Вот, – сказал он, – полюбуйтесь, – и положил перед начальником телефон, – изъяли в нычке на третьем отряде.
Зам. по Р.О.Р. взял в руки гаджет и задумчиво вертел его в руках. Это был весьма навороченный и дорогой смартфон. Ни у кого из офицерского состава таких быть просто не могло. У него самого аппарат в сравнении с этим был, мягко говоря, устаревшим. Режмник заметил, что они только-только появились в продаже в Америке и Европе, после чего задал риторический, по сути, вопрос:
– Сколько же за него, интересно, выложили?
– Мне кажется, – хмурясь сказал хозяин кабинета, – вас должно больше волновать, как его сюда затянули.
– Меня? – усмехнулся режимник. – Пусть это больше волнует начоперота. Моё дело не раскрытие каналов, а режимные требования.
– Вот как? – зам. по Р.О.Р. изогнул бровь. – Значит, по-вашему, это, – он кивнул на телефон, – соответствует режимным требованиям?
Начальник режима озабоченно молчал, он, вообще-то, шёл сюда как победитель. Он ожидал хотя бы устного одобрения, но никак не разноса.
– Вы же знаете, – пробормотал он, – что они сюда забрасываются сюда со свободы. Мы ничего не можем с этим поделать.
– Мы можем, – отчеканил первый зам. – Мы всё можем. Но не хотим. Почему? Почему не натянуть по периметру дополнительную сетку и не поставить десяток камер? По-моему, это ваш сектор ответственности, не так ли.
– Ну да, – промямлил толстяк. – Но у нас проблемы… финансирования… э… нет.
– Кто и у кого изъял его? – резко сменил тему зам. по Р. О. Р.
– Это был внеплановый обыск, – с готовностью ответил гость. – Прапорщик Вербель работал по наводке. Формально принадлежность телефона ещё не установлена.
– Когда произведено изъятие?
– Только что. Вербель, – он кивнул на дверь, – в приёмной, ожидает дальнейших указаний.
Первый зам многозначительно кивнул, как бы давая понять, что оценил многоходовый намёк начальника отдела: телефон дорогой, изъятие документально не оформлено, о нём знают только три человека. Вот ему право решать дальнейшую судьбу находки. Все карты телефона были на месте, доступ в меню не был заблокирован паролем. Владелец был или слишком беспечным, или самонадеянным.
– Совсем страх потеряли, – словно прочитав его мысли усмехнулся толсты офицер.
Зам по Р.О.Р. листал записную, потом проглядел историю выходов в интернет. Последнее, что смотрел прошлый владелец гаджета, был ролик на youtube, в последнее время побивший все рекорды по просмотрам. Он был изъят из публичного просмотра, тем не менее продолжал своё триумфальное шествие по просторам сети. Убийство, снятое на телефон. Но в отличии от хорошо срежиссированных видеороликов публичных казней, что еженедельно выкладывало в эфир «Исламское государство», здесь всё было чрезвычайно обыденно и странно. Во-первых, жертва – убит человек, снимающий ролик, во-вторых, убийца…он не скрывал своего лица… никаких масок или грима. Напротив, он был абсолютно гол. В-третьих, он, похоже, не отдавал отчёта в том, что его продолжает снимать упавшая камера, тем не менее, после преступления убийца произнёс небольшую речь. Он не производил впечатления безумца, говорил внятно и убедительно, обращаясь то к трупу, то к ковру на стене. Там, куда мы не вхожи, говорил он, нелепо вести речь о карте дорог. Но признавая мир, мы порождаем бога. И вот уже всякий бес, что ублажает по ночам одиноких вдов, мнит, что так ему велено придуманным богом. Дальше голый убийца обратился к трупу: вот голова (он постучал пальцем по своей голове) и она не твоя; стало быть, есть голова, которой ты не имеешь; стало быть, у тебя нет головы; а нет головы – зачем тебе жизнь? Все ведут себя подобно тварям (к телефону, очевидно лежащему на полу у стены, подошла маленькая собачка и испуганно принюхалась, сунув нос к самой камере – очень трогательный кадр, – потом быстро юркнула под кровать, там сидела по крайней мере ещё одна такая же), но метить свою территорию стесняются. Не потому ли, что для них, – он махнул рукой в сторону собак, – моча, как слеза – естественна и необходима, а вы умеете плакать только от боли. Даже отсутствие любви, – гремел голый убийца, – для вас не повод для слёз. (Он смотрел на ковёр, висящий на стене, а по лицу его текли слёзы.) Они же знают, что всем скоро умирать, но надеются на любовь в вечности… А в вечности их ждёт лишь одиночество и лёд… Поэтому, сказал он, для новой жизни я буду крестить вас мочой (дальше он подошёл к трупу и справил на него нужду). Золотой дождь, слышалось сквозь журчание урины, может смочить ваши души любовью, но ваши души никогда не узнают о количестве пролитых на них капель. Идите на хуй. Летели брызги, лаяли собаки… Одна из капель попала на объектив камеры, картинка сбилась.
Наверное, всё это можно было срежиссировать и снять именно как ролик, но первый заместитель начальника колонии точно знал, что это не фэйк, что по факту убийства возбужденно уголовное дело, а голый убийца уже арестован. Это было громкое дело, и он смотрел этот ролик уже не в первый раз. Снова отметив в уме жуткое очарование увиденным, вслух он произнёс:
– Какая мерзость.
– Вы о чём?
Зам по Р.О.Р. какое-то время молчал. Он раздумывал.
– Значит, мы поступим так, – наконец сказал он довольно тихо, – изъятие оформляем в обычном порядке, Вербеля за него поощрить. Владельца телефона установить в кратчайшие сроки. С информацией с гаджета провести все необходимые оперативные действия.
– Есть!
– Сегодня после отбоя трансляция игры с американцами – пресекать просмотры, писать рапорта. Нарушителей режима с самого утра ко мне на приём.
– Разрешите идти?
– Работайте.
Третий отряд считался наиболее проблемным в зоне. Здесь был самый большой процент отрицательно характеризующихся осуждённых. И после отбоя практически весь этот процент находился в комнате воспитательной работы – смотрели хоккей. Перед каждой игрой делались ставки, пятая часть выигрыша уходило в «воровское». Свет был погашен, шторы задёрнуты. Прямо перед окном спиной ко всем на табурете сидел молодой ещё человек. На его спине висел маленький чёрно-белый телевизор – покоился на шлейках, сделанных из пожарного шланга. Такой телевизор-рюкзак. Человека, носившего телевизионный свет, звали Шакира. Он был родом из столицы, из приличной семьи, его арестовали прямо в институте, где он учился на экономическом. Поступил туда Шакира отнюдь не по призванию, а по настоянию мамы. С первых дней он развернул там бурную экономическую деятельность – торговлю психотропами, за что и получил свой внушительный срок. В СИЗО открылась ещё одна сторона его личности, оказывается, он был гомосексуалистом. По приезду же в лагерь, она, эта новая сторона, раскрылась и заработала в полную силу. До недавнего времени Шакира был самым востребованным петухом колонии, в него влюблялись, хорошо платили за любовь, называли «роковая женщина», ибо, как минимум, три «мужика» добровольно сменили ориентацию из-за любви к Шакире – невысокому красивому юноше, для которого редкие воспоминания о жизни до ареста всё больше напоминали вызывающий недоумение сон. Но правду говорят умные люди – у молодого пидораса век недолог. Где-то с полгода назад у Шакиры обнаружили целый букет венерических заболеваний, его положили в стационар, где ни любви, ни хороших сигарет. Юноша захандрил. А тут ещё, вероятно, от обилия антибиотиков у него вскрылась прободная язва. Его в карете «скорой помощи» вывезли в городскую больницу… Едва успели, но спасли… Жизнь кончена, придя в себя решил Шакира – невыносимые страдания причинял ему один вид безобразного шрама на животе. Но: молодость и, вероятно, воля к жизни – юноша быстро шёл на поправку по всем пунктам. Неделю назад он вышел из стационара, был тронут, насколько, оказывается, по нему соскучились мужики… Жизнь стала налаживаться… По диагнозу ему полагалось усиленное диет питание, а это, знаете, в зоне нехилый такой бонус – порционное мясо, масло, творог и так далее. Половинку положенной утром шайбы масла Шакира выносил украдкой из столовки, завернув его в кусочек туалетной бумаги, и буквально вчера он нашёл применение этой намасленной бумажке – ей прекрасным образом натирались ботинки. До матового натурального блеска. Сейчас, в комнате воспитательной работы, Шакира смотрел на отражённые в своих ботинках блики, и не думал не о чём особенном.
«Атас, мусора!» – раздался крик пикетчика.
Шакира вскочил и выдернул вилку из розетки.
Он развернулся.
Весь цвет колонии расступился перед ним. Почтительно, как ему показалось.
Не снимая своей необычной ноши, он бежал к своей наре. Сердце юноши стучало молодо и звонко, на поворотах сладко замирало. Он лёг на бок, лицом к проходу… Чьи – то руки укрыли его одеялом… бережно подтокнули по бокам… Все разбежались и затихли, старательно изображая спящих.
Контролёры прошлись по секциям, и старший смены доложил по рации, что в третьем отряде всё спокойно.
Шакира улыбался, засунув голову под одеяло. Он наслаждался чувством собственной значимости и сопричастности к ловкому обману.