Когда мне позвонила одногруппница и задыхающимся голосом прокричала в трубку: «Ты выбрана жертвой!», я сначала не поняла, про что она говорит.

- Ну как же? Жертва для жертвоприношения! Которая спасет мир!

- Это шутка такая? Вообще не смешно, - ответила я, но почувствовала, как по позвоночнику пробежала холодная волна.

На новостных сайтах я сразу наткнулась на свою фотографию, одну из последних выложенных в ВК. Улыбающееся лицо. Мне еще тогда показалось, что я могла бы улыбаться и не так широко, а то щеки практически закрыли собой уши. И правый глаз заметно шире левого.

От заголовков меня бросило в дрожь: «Найдена идеальная жертва», «Новая спасительница мира», «Она должна умереть ради нас».

Это же шутка? Неужели люди всерьез готовы принести в жертву обычного человека? Меня?

Это сумасшествие началось с нелепого вброса в Интернете. За пару лет до этого люди на полном серьезе доказывали, что Земля плоская, забыв про Архимеда, Коперника и Гагарина, утверждали, что гомосексуальные браки – это норма и что все люди равны. В посте, мгновенно ставшим вирусным и облетевшим весь русскоговорящую сеть, говорилось о том, что мы стоим на пороге глобальной катастрофы, этакого мини-армагеддончика. Приводились яркие примеры падения нравов, ухудшения климатических условий, обнищания людей, словом, Кали-Юга во всей неприглядной красе.

И вроде бы такие посты пачками гуляют из сайта в сайт, но в этом тексте был описан и способ устранить все проблемы разом. Автор предлагал принести жертву. Человеческую жертву.

Приводились исторические данные, начиная с мифов Древней Греции, Библии и заканчивая нелепыми, но правдоподобными описаниями принесения в жертву людей в двадцатом веке. Мол, и перелом во Второй Мировой случился только после массового жертвоприношения на Курской дуге. Доказательства были настолько дики, что казались правдой.

Тысячи репостов, сотни тысяч комментариев, полотна текстов с опровержениями от профессиональных и доморощенных историков. И миллионы согласившихся.

«А вдруг сработает». «Люди сотнями гибнут каждый день». «Всего лишь еще одна смерть». «Еще один труп». «Это же для всеобщего блага». «Хуже точно уже не будет». «Древние греки не были идиотами». «Не могут же все ошибаться».

Были и добровольцы, готовые спасти человечество или хотя бы прославиться. Но спустя неделю дебатов было принято решение, что потенциальные самоубийцы, неизлечимые больные и идиоты не подходят на роль жертвы. Ведь жертва должна быть чистой, от всего сердца, мы же мирозданию преподносим подарок, а не брехливой собаке кидаем объедки.

Еще через неделю был нарисован портрет идеальной жертвы: девушка от 18 до 20 лет, здоровая, красивая, желательно девственная, без абортов и детей, из хорошей семьи, получающая высшее образование, в идеале в сфере искусства. Сначала нижняя планка возраста была на четырнадцати годах, но потом обсуждающие решили, что приносить в жертву несовершеннолетних недопустимо. Со ссылкой на российское законодательство.

По стране участились убийства молодых девушек, их закалывали ножом в темных подворотнях, резали на старых могильных плитах, сжигали на крышах высоток и душили перед церквями. Пойманные преступники с гордостью сообщали ошеломленным полицейским, что они спасали таким образом мир.

А потом автор первоначального поста написал воззвание, в котором потребовал прекратить самовольные жертвоприношения, ведь таким образом они принижают цену той самой жертвы.

«Жертва должна быть выбрана всеми нами и отмечена судьбой. Извращенный мозг недозрелых маньяков не подходит для роли судии. Само жертвоприношение должно быть открытым, прилюдным и доступным к просмотру всеми желающими, а также одобрено властями».

Казалось бы, вот она, ниточка к спасению. Власти никогда бы не одобрили открытое убийство неповинного человека, к тому же транслируемое на всю планету.

Но через месяц один из политиков в интервью осторожно отметил, что мысль о жертвоприношении не лишена смысла, добавив, правда, что люди каждый день приносят в жертву что-то ради семьи, карьеры и родных, например, вот он ради Родины неделями не видит своих детей.

Потом другой политик с целью завоевания голосов также высказался за жертвоприношение. Третий…

Плотину прорвало.

Были открытые передачи с обсуждением этой темы, онлайн-голосования, списки кандидатов в жертвы, интервью со звездами, выбор места и способа принесения в жертву, выбор палача и его анонимность.

Мне казалось, что люди сошли с ума.

А потом, словно бы в шутку, был проведен отбор жертвы. Сначала случайным образом выбрали дату рождения, потом первую букву имени, первую букву фамилии…


До этого момента я относилась к жертвенной истерии равнодушно, мало ли какой бред обсуждают в интернете? Буквально на прошлой неделе я наблюдала масштабные войны между догхантерами и зоозащитниками. Первые требовали массового отстрела всех собак, гуляющих без хозяев, вторые истерично писали, что собачек трогать нельзя и лучше поубивать ненавистников. Но никто же не вышел на улицы и не начал расстреливать ни людей, ни животных.

Это просто безумная идея, очередной холивар. Неужели кто-то в здравом уме реально сможет требовать смерти невинного человека? И ради чего? Ради эфемерного спасения человечества?

Если бы в новостях не красовалась моя физиономия, я бы, скорее всего, подумала, что какой-то девушке не повезло, ведь теперь ее все будут знать в лицо. И забыла бы. Но там мое лицо!

Звонок. Бывший одноклассник с вопросом, правда ли я еще девственница. Еще звонок. Мама со слезами попросила, чтобы я срочно приехала домой, а еще лучше спряталась бы где-нибудь. Звонок — приглашение на интервью. Звонок. Звонок. Звонок. Отключаю телефон.

Через секунду звонок в дверь. Незнакомые голоса. Требования открыть дверь. В окно заглядывает белоснежный квадрокоптер. Я задернула занавески, закрылась в ванной, включила душ и расплакаоась, свернувшись клубочком. Я уже не верила, что все закончится хорошо.

Почему-то вспомнились сжигаемые в Средневековье ведьмы. Я ясно представила ужас девчонки, которую хватают ее же соседи, с детства знакомый дядя, угощавший леденцами, старушка, всегда долго благодарящая за помощь в огороде, верные подруги смотрят со злостью и страхом. Как она бьется в чужих руках, пытаясь понять, за что ее все ненавидят. Как она смотрит расширенными от ужаса глазами на столб, обложенный хворостом. И сладкий запах масла ударяет в ноздри. До последнего она верит, что сейчас прискачет благородный рыцарь и спасет ее, или крылатый серафим спустится с небес, или бог сам поразит молнией палачей. Но огонь уже обжигает ее ноги, от дыма раздирает горло, и нет уже сил кричать. Но ведь так не бывает! Она не может умереть прямо сейчас, еще ничего не сделав в своей жизни, не познав радость материнства. Не умирают пятнадцатилетние девчонки на костре. Так быть не должно.

Холодная вода обжигала кожу. Я слышала отдаленный стук в дверь, прерывистые звонки. Слезы кончились, только редкие судорожные всхлипывания протряхивали меня.

Но я ведь еще могла всё изменить. Меня будут показывать по телевидению, я смогу донести до людей мысль, что это нелепо. Это настолько нелепо, что и доказывать ничего не нужно. Как я, да вообще кто угодно, может быть принесен в жертву? Сейчас, в двадцать первом веке? И не в какой-нибудь Зимбабве, а у нас, в России! Есть же адекватные люди, есть мировое сообщество, ООН, защита прав человека, да конституция, в конце концов.

Собравшись с духом, я умылп лицо, переоделась, высушила волосы феном под непрекращающийся стук в дверь. Посмотрела в глазок: на лестничной площадке куча людей. Люди с микрофонами уже вовсю разговаривали с соседями. Заметила пару мужчин в форме, неужели в полиции догадались, что со мной может что-то случится, и выслали охрану?

Стиснула кулаки и открывала дверь. Камеры сразу нацелились мне в лицо, полетели микрофоны с разноцветными надписями, посыпались вопросы, люди в форме протиснулись вперед, показывали темно-красные корочки и жестом предложили вернуться в квартиру.

- Никонова Катерина? Нас послали для вашей защиты. Если вы согласитесь, то мы можем предоставить вам новое место проживания, пока не спадет истерия.

- Я согласна, - с трудом вытолкнула я из пересохшего горла. - Но я хочу участвовать в интервью.

Глаза одного из мужчин сощурились, он явно подумал, что я пытаюсь воспользоваться возможностью и увеличить свою известность. Поэтому я торопливо продолжила:

- Хочу убедить людей, что все это глупо. Какое жертвоприношение в двадцать первом веке? К тому же, я не смогу прятаться вечность.

- Я узнаю у руководства.

Следующий месяц стал для меня настоящей пыткой. Все-таки я не сильна в диспутах и теряюсь от быстрого, нелогичного, аморального обстрела вопросами. На первом же видеоинтервью меня в лоб спросили о моей девственности, сексуальной ориентации, вытаскивали на свет какие-то старые истории из детства, которые интерпретировали так, что было непонятно, чудовище ли я или святая.

На втором больше напирали на патриотизм, вспоминали и Павлика Морозова, и солдат на амбразурах, и Зою Космодемьянскую, даже Жанну д'Арк приплели. В конце я уже не была так уверена в том, что не должна умирать.

На третью передачу эти сволочи притащили мою маму и с упоением снимали, как она задыхается от рыданий и сдавливаемых фраз о том, какая я хорошая девочка.

И за этих людей, за эту зомбированную толпу я должна умереть? Да я была готова их самих поубивать.

За суматохой, переживаниями и съемками все, в том числе и я, словно забыли самое главное — что будет жертвоприношение.

А потом вышел третий пост. С датой и временем смерти. Моей смерти. Ровно через неделю меня должны были принести в жертву на Красной площади, в двенадцать часов дня. Перерезать горло, а потом проткнуть сердце ножом. Как овцу.

После этого я забилась в предоставленную квартиру и больше не ходила на съемки. И каждую ночь я просыпалась от собственного крика. Я чувствовала прикосновение ножа к шее.

В назначенный день охранники, пряча взгляд, усадили меня в машину и повезли. Я сидела на заднем сидении и молча плакала. Меня знобило несмотря на работающий обогрев.

Это же бред? Такой вселенский бред, что и доказывать ничего не нужно! Как меня могут убить? Принести в жертву? За что? Что я сделала? Почему я? Почему не другие? В стране же миллионы девчонок моего возраста. Почему именно я?

Это, наверное, огромный розыгрыш. Мне потом будет стыдно, что я повелась на такую дикую аферу. В самый последний момент выскочит Пельш и крикнет: «Розыгрыш!». А я упаду в обморок. Или лучше кинусь на него с кулаками и буду хохотать и плакать одновременно. А как сейчас чувствует себя моя мама? Ей сказали, что все это неправда? А если у нее будет инфаркт?

Сверху доносился рокот вертолета.

Да сам президент может выйти и запретить эту дикость! Это же совсем рядом с Кремлем. Не может же Россия так пасть перед США и Европой? Человеческие жертвоприношения! Как-будто мы дикари.

Вся площадь была заполнена людьми. Сотни, тысячи людей заполняли улицы, только силами войск был оставлен узкий проем для машины. Отдельное место для съемочных команд. В центре — деревянный помост, а на нем столб. И никакого Пельша.

Меня вывели из машины. Тишина. Тысячи лиц. И тишина. Я смотрела в лица и не видела ничего. Они ждали. Они все ждали.

Столб. Меня прислоняют к нему спиной и заматывают руки сзади столба веревкой. И только тут я понимаю, что меня сейчас будут убивать. На глазах миллионов. На глазах детей. На глазах моей мамы. Моих друзей. Моих родных.

Я начинаю кричать. Что они все сволочи. Что люди должны умереть. Что они идиоты, и после моей смерти станет только хуже. Что я их проклинаю. Всех. Всех.

На помост выходит человек в черном, на лице черная маска. В руке нож.

По ногам потекла теплая струя.

Я не хочу умирать. Только не так. Не здесь. Не сейчас. Не на виду у всех.

Я не хочу...