8. Тень прошлого: Возвращение кошки
Флешбэк накатил внезапно, как всегда – не картинкой, а ощущением. Алексей мыл руки у старой раковины в гараже части, и струя холодной воды внезапно превратилась в жар пламени, обжигающего лицо сквозь маску. Не запах мыла, а едкий дух гари и горящей шерсти. Не звук капель, а жалобный, пронзительный писк из-за обугленной двери кладовки в доме старика Никифорова. Он снова видел рыжий комочек – испуганные, огромные глаза в щели, крошечные коготки, царапающие его перчатку, отчаянную попытку ухватить... и грохот падающей балки, вынудивший отшатнуться. Пустота в руках потом. Ледяная, тошнотворная пустота, которая поселилась где-то под сердцем и глодала тихими ночами.
«Кошка. Просто кошка», – пытался он тогда убедить себя. Но это была ложь. Это была первая явная потеря, маленькая трещина в броне его уверенности. Каждое спасение после – старушка с внучкой на Заречной, дезориентированный бездомный в цеху, даже рыжий комок, вытащенный Игорем из подвала – ощущалось не только как долг, но и как попытка заткнуть эту дыру. Как искупление той минуты слабости, нерешительности, когда он отступил. «Сегодня без потерь» – его мантра была молитвой о прощении, адресованной самому себе.
***
Несколько дней спустя, возле открытых ворот части, на теплом асфальте, грелась на солнце грязная кошка. Не рыжая, а полосатая, серая в черных разводах, худая, с ободранным ухом. Она сидела, как будто всегда тут была, и равнодушно наблюдала за суетой бойцов, готовивших технику к проверке.
Игорь, проходивший мимо с рукавом, хмуро покосился на нее:
— Опять эта бродяга. Вчера у мусорки рылась. Надо бы прогнать, а то начнет тут плодиться...
Алексей, проверявший давление в баллоне, замер. Взгляд его скользнул с худого бока кошки на ее спокойные, чуть недоверчивые глаза. Он вспомнил испуг в глазах того, рыжего комочка. Вспомнил пустоту. Вспомнил теплый мурлыкающий ком у ног в своей мастерской – спасенную подвальную кошку, которая стала их временным гостем.
Он молча отложил дыхательный аппарат, сходил на кухню и вернулся с кусочком колбасы. Осторожно, не делая резких движений, он положил еду на асфальт в метре от кошки. Та насторожилась, втянула голову, но запах еды пересилил осторожность. Она подошла, робко понюхала и начала жадно есть, не спуская с него настороженного взгляда.
Игорь наблюдал, удивленно подняв бровь. Его лицо выражало недоумение.
— Ты всегда так заботишься о каждой бродячей животине? – спросил он, не скрывая легкого скепсиса. «Их же миллионы по помойкам... Одну накормишь, завтра десять придет»
Алексей не сразу ответил. Он смотрел, как кошка ест, как ее худые бока напрягаются от жадных глотков. Как она, наевшись, осторожно облизнулась и села, уставившись на него уже без страха, а с немым вопросом. Он вспомнил старика Никифорова, который потом молча смотрел на пепелище, где погиб его питомец. Вспомнил свое обещание Маше: «Постараюсь». Это не было великодушием. Это было что-то другое.
Он повернулся к Игорю. В его глазах не было пафоса, только усталая, глубокая серьезность.
— Нет, не всегда, – тихо сказал Алексей. – Но иногда достаточно просто не отворачиваться. Хотя бы раз.
Он не стал объяснять про старика Никифорова. Про рыжий комочек и ледяную пустоту. Про то, что искупление приходит не громкими подвигами, а маленькими актами внимания к хрупкой жизни, которая оказалась на твоем пути. Про то, что иногда спасение одного бездомного кота или одного потерянного старика – это неоправданный с точки зрения тактики риск, но оправданный с точки зрения чего-то большего, что удерживает их всех от превращения в простых, бездушных укротителей огня.
Кошка, насытившись, лениво потянулась, облизнула лапу и неспешно пошла прочь, в сторону складов. Она не стала их частью. Она просто пришла, поела и ушла. Но Алексей почувствовал, как та старая, ледяная пустота под сердцем чуть-чуть оттаяла. Он не отвернулся. Сегодня. Хотя бы сегодня.
