Анжела Петровна решила изменить мужу.

Не то, чтобы он ее не удовлетворял физически — скорее, морально. Он приносил домой хорошую зарплату, любил детей и котика, увлекался кулинарией, и с упоением варил борщи. А в свободное время строил дом за городом. Своими руками. Хобби у него было такое. И все бы ничего, да не хватало Васе полета мысли и души.

Неспособен он был на порыв, не умел так вот, чтобы женщина — ах! — и свалилась ему под ноги, как спелый плод. Пришел, увидел, победил — это было не про Васю.

— Ну укуси меня хоть, что ли, — иной раз от безнадежности просила Анжела Петровна.

— Акула я тебе? Или алабай какой? — Вася надувал пухлые щеки, и тяжело вздыхал, всем своим видом показывая: не может.

Он другим брал, заботой и лаской, что в свое время и подкупило Анжелу Петровну. В общем, Вася был уютен, как стоптанные тапки, и надежен, как березовое полено.

Между тем, Анжела Петровна была женщина больших страстей. Ей мечталось, чтобы — высокие страдания, «ах, оставьте граф!», «нет, графиня, вы моя!», взлеты, падения, и наконец желанная награда. В общем, Анжеле Петровне хотелось романтики, которой законный супруг дать не мог.

Однажды она решилась эту романтику получить. «Ну и что ж, измена? — уговаривала себя Анжела Петровна. — Если мне муж не дает желаемого, надо взять на стороне. Всего один разок, и никто не узнает. Хоть пойму, как это бывает, с романтичным мужчиной. А то до тридцати пяти дожила, и настоящей страсти не познала».

Для получения недостающей в организме романтики Анжела Петровна выбрала коллегу, Костика. Так его называли на работе, несмотря на подступающее сорокалетие. Костик был холост, весел и нечеловечески обаятелен. У дам перехватывало дыхание, когда Костик, высокий, голубоглазый, круглогодично загорелый, входил в офис и одаривал всех белозубой улыбкой. Летом он носил джинсы с клетчатыми ковбойскими рубахами, зимой — со свитерами крупной вязки, «под Хемингуэя».

Костик давно уже склонял Анжелу Петровну ко греху, и наконец, ярким апрельским днем, она склонилась.

— Это будет незабываемое свидание, — заговорщически прошептал он.

— Какое? — задохнулась от запретного желания Анжела Петровна.

— Сюрприз, — улыбнулся Костик.

В субботу Анжела Петровна тщательно собиралась для грехопадения: приняла ванну с ароматическими маслами, сделала укладку и макияж, надела тонкие черные чулки со швом, дорогое нижнее белье, черное платье, подчеркивающее фигуру. Красное пальто из кашемира, легкий шелковый шарфик и сапоги на шпильке довершили неотразимый образ.

Вася, как обычно, пропадал за городом, на постройке дома. Дети были заняты своими делами. Почесав за ухом кота, которого тоже звали Васей, Анжела Петровна выпорхнула навстречу запретной страсти...

Свидание было назначено на морском вокзале, что Анжела Петровна тоже сочла романтичным. К тому же, она догадывалась: Костик поведет ее в недавно открывшийся поблизости шикарный морской ресторан.

Костик уже ждал ее возле пирса. Ветерок трепал белокурые волосы, кожаная летная куртка подчеркивала чеканный профиль. Анжела Петровна залюбовалась, и снова удивилась, как тонко Костик чувствует стиль: он будто явился из другого, романтического времени, и походил на все сразу черно-белые героические фото, когда-то виденные в учебниках.

Вопреки ожиданиям, Костик взял ее за руку и повел к парому, уходившему на остров Узкий. Анжела Петровна догадливо усмехнулась: там тоже недавно открылся морской ресторан, еще шикарнее.

Над морем дул холодный ветер. Все пассажиры разместились в салоне, но Костик предпочел остаться наверху. Он подвел Анжелу Петровну к борту, раскинул руки, и шепнул на ухо:

— Как в «Титанике».

Ледяной ветер взъерошил красивую укладку, поставил волосы дыбом. Выбил слезы из глаз, и Анжела Петровна с тоской ощутила, как течет макияж. Сам Костик, прикрывшийся Анжелой Петровной, чувствовал себя прекрасно.

— Ниар, фар, форевар ю ар… — завывал он в тон ветру.

Анжела Петровна терпеть не могла «Титаник», и засыпала на пятой минуте показа. Но сейчас мужественно терпела ради романтики. Наконец, когда вся она уже была в слезах и соплях, а размазанная косметика и ирокез вместо прически делали ее похожей на безумного Чингачгука, паром причалил на острове Узкий.

И опять Костик провел Анжелу Петровну мимо ресторана, увлекая вдоль пустынного берега. «Уж не маньяк ли он?» — с опаской подумала Анжела Петровна. Гладкая подошва сапожек скользила по мокрым камням, шпильки за них цеплялись, и Анжела Петровна с грустью подумала, что сапожкам хана.

— Вот мы и пришли, — сказал Костик, указывая на компанию, которая вольготно расположилась на берегу возле костра.

Компания была разношерстная — два пожилых мужчины, один юноша лет шестнадцати, и четыре растрепанные женщины неопределенного возраста. «Не маньяк, — утешилась Анжела Петровна, и тут же озаботилась: «А может, они все маньяки? Или секта?»

— Подожди, моя прекрасная, я сейчас, — сказал Костик, и куда-то убежал.

Анжела Петровна присела на выброшенную морем корягу, мысленно прощаясь с красным кашемировым пальто. Странные мужчины и женщины молча заваривали «Доширак», передавали по кругу пластиковые стаканы с водкой. Анжеле Петровне тоже предложили, но она отказалась.

Вскоре вернулся Костик, и торжественно возложил на ее голову венок из одуванчиков:

— Тебе, моя фея. Первые в этом году.

Желтая пыльца осыпалась с цветов на легкий шарфик от Hermes. Анжела Петровна заскрипела зубами и полезла в телефон, дабы узнать расписание паромов. Вдруг аплодисменты заставили ее оторвать взгляд от экрана.

— Посвящается моей прекрасной даме! — объявил Костик.

Он принял драматическую позу, устремил взгляд к морю, и снова стал похож на фотографию героя. Анжела Петровна даже позабыла про убитые сапожки, стоившие половину зарплаты. Костик глубоко вздохнул, и принялся выкрикивать:

— Моя. Не твоя. Ты моя.

Я тебя буду радовать!

Давать!

Тебе, себе…

— Вы его муза! — с восторгом шепнула Анжеле Петровне неопределенная женщина. — Как я вам завидую, он гений, гений…

— Радовать! — продолжал Костик, разрубая воздух ладонью.

— Всегда. Все года.

И когда буду седой.

Для тебя буду Солнцем.

Звездой.

Стремительной ездой…

— Лохматой пиздой, — перебила Анжела Петровна, решительно вставая.

Она выдернула из руки неопределенной женщины стаканчик с водкой, замахнула одним глотком, гордо поправила ирокез, высморкалась в шарфик от Hermes и зашагала в сторону стоянки парома. Костик на секунду онемел от неожиданности, потом побежал следом.

— Моя фея, что с тобой? Тебе не понравились стихи? Я написал их для тебя…

Анжела Петровна остановилась:

— Это были стихи?! Так ты поэт, что ли?

— Да, последний романтик, певец прекрасного, — вздохнул Костик.

Анжела Петровна хмыкнула:

— Лучше бы ты маньяком оказался. А кто все эти люди?

— Из Приморского союза поэтов, члены…

— Да какие там они члены, — пренебрежительно отмахнулась на ходу Анжела Петровна.

— Но как же наша страсть?! — говорил, догоняя ее, Костик. — Я собирался устроить ночевку в палатке. А перед сном мы смотрели бы на небо…

— И срали бы под кустом, — согласилась Анжела Петровна.

— Но единение с природой…

— Слушай, — осенило Анжелу Петровну. — Да у тебя бабла нет, что ли?

— Поэту чужда меркантильность, — солнечно улыбнулся Костик.

— Но зарплату ты куда деваешь?

— Маме отдаю. Я у нее живу…

— И одежду тебе мама покупает. Ясно.

— Но Анжелочка…

— Анжела Петровна. Еще раз подойдешь, премии, блядь, лишу.

Дивный романтичный образ Костика в ее сознании вспыхнул последней искрой и погас без следа. Анжела Петровна всхлипнула от обиды, и ушла, не оборачиваясь.

Парома пришлось ждать три часа, так что домой она добралась, когда стемнело.

Из кухни тянуло ароматом борща. Анжела Петровна быстро скинула пальто и шмыгнула в ванную, чтобы смыть с лица следы «Титаника» и романтического приключения.

Вскоре она уже сидела за столом, ела обжигающий борщ, сваренный Васей. Одноименный кот примостился у ее ног и вылизывал яйца.

Анжела Петровна размышляла о том, что не так уж и плохо быть солидным главным бухгалтером с солидным мужем, солидным домом, солидной фигурой, и в каких-то тридцать пять солидно зваться Анжелой Петровной, а не Анжелочкой, например.

— Ты сегодня такая красивая, специальная какая-то, — робко сказал Вася. Попыхтел немного, собираясь с духом, и спросил: — Хочешь, укушу?

Анжела Петровна передернула плечами:

— Не надо.

— Ну ты ж романтики хотела, — напомнил Вася.

— Да к ебеням эту романтику, — махнула рукой Анжела Петровна. — Пойдем, я тебе без романтики дам.

© Диана Удовиченко

Блядь. Я чего-то не понимаю. Посмотрела наш сериал про Холмса, еще раз убедилась, что он прекрасен. И тут вылезла у меня на Ютьюб "Зимняя вишня". Я сто лет назад первый фильм смотрела. и осталась в недоумении. Но помню, что все хвалили. Решила пересмотреть.
85 год. Три совершенно роскошные молодые женщины живут в центре Питера. Занимаются делами, работают, растят детей. И у всех этих женщин голодные глаза.

И - парад мудаков. Один пьет и бьет, другой при маме на раскладушке под сорокет живет, третий, возлюбленный Самой Прекрасной Дамы - женатик, который не хочет уходить от жены. Потому что "это больше, чем любовь". Жена тоже роскошная, и тоже с голодными глазами, потому что про измены знает.

Наконец появляется один Приличный Мужик. Он красивый, умный, чинит светильники, работает в Женеве, и хочет жениться. Хватает в охапку Самую Прекрасную Даму с ребенком и везет в аэропорт в Женеву улететь чтобы. Он же не идиот, такое сокровище пропустить. Женатик вдруг осознает, как ее любит, догоняет на своей машине, и забирает даму, которая радостно следует за ним. После чего вечером отваливает к жене.
И вот тут крупное фант. допущение: Жигуль догнал и перегнал Мерседес, имея серьезный отрыв во времени?
Конец. Все бабы остались с голодными глазами.

Думаю, ну не может быть. Ну должна же быть историческая справедливость. Смотрю второй фильм.
90 год. Самая Прекрасная Дама все же вышла замуж заграницу. Но уже за другого Приличного Мужика, американца. Родила там дочку. А потом приехала по делам в Питер.
Две остальные роскошные дамы как-то пристроились в жизни. Мужиков у них нет, глаза по-прежнему голодные.

Но голодные глаза теперь и у женатика, потому что он осознал: любовь всей его жизни - Самая Прекрасная Дама. И дочка, видимо, от него.
С карьерой у женатика пиздец, с супругой пиздец, зато есть утешение - юная любовница, которая зовет себя Слоник. Полная идиотка, которую женатик слегка стесняется, но уступает ее напору - свеженькая, да и сойдет. Слоник тупая, но интуитивно это понимает, и глаза у нее голодные.

Женатик в полтос задумывается о смысле жизни, и видит его в дочери и недостижимой американской Прекрасной Даме.
А у Прекрасной Дамы достижения: дом с бассейном, дети, Америка под ногами. Но глаза голодные, ибо она любит женатика. Они встречаются, трахаются на память, и она снова улетает.
А он празднует юбилей, в компании постылой жены, постылых коллег, мечтая о несбыточном и получая вместо этого поздравления Слоника по телефону.
Конец.

Видно, меня прибило по мазохизму, и я, как та мышь, которая жрет кактус, посмотрела третью часть. 10 лет спустя.
95 год. Супруга наконец-то вышвырнула женатика, и удачно вышла замуж. Ебется, делает карьеру в политике, глаза, наконец, не голодные. Ну хоть кто-то счастлив.
Самая Прекрасная Дама развелась с мужем, и романтично поехала искать женатика. Глаза голодные. Встретилась с подругами. Одна кучу детей родила, но мужики сбегали. Другая бизнесом занимается. Глаза у обеих голодные.

А женатик ебется со Слоником, которая предприимчивая, и зарабатывает бабло. Слоник любит женатика, прям не может. И страдает, потому что женатик все мечтает о Самой Прекрасной Даме, а ее презирает и прямо называет тупой.
И тут женатик получает наследство в Бельгии. Аж замок с угодьями. Ну блядь привалило.

Дальше я смотреть не стала, потому что одна из роскошных женщин выразила весь смысл трилогии одной фразой:
- Хоть плохонький, а наш...

Бля. Какая тоска. И ведь вроде жизненно.
Но никогда не могла этого понять.
Почему у красивой, умной, роскошной женщины должны быть голодные глаза без мужика?

Хорошо быть нарциссической личностью. Никаких голодных глаз, никаких долгих страданий. )))
Теперь я не понимаю, почему эти фильмы считаются хорошими. )))

(С)Диана Удовиченко

(с) Диана Удовиченко

Поезд стоял на перроне, пассажиры выглядывали в окна, последние из провожающих торопливо прощались с близкими. Удовиченко посмотрела на Владивосток, и от избытка чувств хрюкнула. У всех зазвенело в ушах.

− Хрюкнуто, не спорю, − снисходительно заметил Бегемот, − действительно хрюкнуто, но, если говорить беспристрастно, хрюкнуто очень средне!

− Я ведь не бульдог, − с достоинством и надувшись, ответила Удовиченко, и неожиданно подмигнула.

− А дай-кось я попробую по старой памяти, − сказал Бегемот, потер лапы, посопел курносием.

− Но ты смотри, смотри, − сурово предупредила Удовиченко, − без членовредительских штук!

− Мадам, поверьте, − отозвался Бегемот и приложил лапу к сердцу, − пошутить, исключительно пошутить… − Тут он вдруг вытянулся вверх, как будто был резиновый, из крошечного хвоста устроил какую-то хитрую фигуру, завился, как винт, и затем, внезапно раскрутившись, хрюкнул.

Этого хрюка Удовиченко не услыхала, но она его увидела в то время, как ее вместе с чемоданом бросило саженей на десять в сторону. Рядом с перроном с корнем вырвало дубовое дерево, и земля покрылась трещинами до самого моря.

Огромный пласт берега, вместе с пирсом и рестораном, высадило в море.

Вода в море вскипела, взметнулась, и на берег выплеснуло целый паром с совершенно невредимыми пассажирами. К ногам испуганных провожающих швырнуло убитую хрюком Бегемота чайку.

− Ну что же, − сказал Бегемот, − все счета оплачены? Прощание совершилось?

− Да, совершилось, − ответила Удовиченко и, успокоившись, поглядела в лицо Бегемоту прямо и смело.

И тогда над горами прокатился, как трубный глас, страшный крик проводника:

− Пора!! − и резкий хрюк и хохот Бегемота.

Поезд рванулся, и поехал. Тьма, пришедшая со стороны Японского моря, начала закрывать вечереющий небосвод. Когда на мгновение черный покров отнесло в сторону, Удовиченко обернулась и увидела, что сзади нет не только перрона и площади, но нет уже давно и самого города. Пропал Владивосток – великий город, как будто не существовал на свете.

(Почти цитата, да простит меня великий Михаил Афанасьевич за столь вольную трактовку))

Однажды натуралисты из ЮВА, путешествуя по Канаде, увидели охуительно огромную лягушку со страшным еблищем. С полкило, а то и больше. Лягушка сидела на дороге и важно пучила глаза.
— Это ж, бля, какая мясная порода! — обрадовались натуралисты. — У нее лапа как ножка у индейки. Давайте завезем таких лягушек к себе, будем разводить и жрать?
— Вы, ебанаты азиатские, уверены в том, кто кого будет жрать? — флегматично спросила лягушка-бык.
Натуралисты были уверены.
— Ну хуле там, я предупредила, — вздохнула тварь.

Азиаты завезли лягушек-быков к себе и первое время были невъебенно довольны, потому что лапки у них действительно оказались вкусными и такими жирными, что ими наедалась небольшая семья.
Однако вскоре стало понятно: азиаты хоть и любят пожрать, но жрут гораздо медленнее, чем сами лягушки-быки. Лягушки-быки уничтожили к хуям всех рыб, змей, крупных насекомых, мышей и маленьких птиц.

— Эй-эй, погодите! Змей, скорпионов и саранчу не трогайте! — просили азиаты. — Мы их сами любим.
— А нам похуй, мы предупреждали, — хладнокровно отвечали лягушки-быки, с аппетитом пожирая всю живность вокруг.
Они устроили нарушение баланса экосистемы, а потом сами трагично вымерли от голода.

Длина лягушки-быка в среднем 15 – 17 см, но бывают и гиганты по 20 см. Средний вес 600 грамм, но самая большая лягушка-бык весила 3,25 кг.

У лягушек-быков только одно хобби — жратва. В этом они полные отмороженные похуисты, круче китайцев. Лягушки-быки жрут даже то, что не жрут китайцы, потому-то в Азии они и победили. У лягушки-быка один критерий: добыча должна влезать в пасть, остальное похуй. А поскольку еблище у лягушки-быка огромное, добычей становится почти все живое.

Самые здоровые лягушки-быки могут жрать даже детенышей аллигаторов и больших ядовитых змей.
— Да ты ёбнулась, тварь, — орет змея. — Я, блять, тебе не червяк паршивый, а смертельно ядовитый коралловый аспид!
— Да мне похуй, — спокойно отвечает лягушка-бык. — Ты влезаешь в пасть, значит, ты еда.
— Не влезаю, блять, не пихай меня!
— Если всосать, как спагетти, заебись прям влезаешь, — возражает лягушка и в итоге сжирает змею.

Друг друга они жрут тоже, по тому же принципу. Если твой сосед или друг влезает в пасть — значит, он еда. Очень, блять, удобно.

Людям не особо нравится жить рядом с лягушками-быками. Во-первых, они жрут утят и цыплят, нанося хозяйству ущерб. Во-вторых, в брачный период громко орут. Вернее, мычат, за то их быками и назвали. У самцов на еблище есть резонаторы. И когда самцы хотят трахаться, то они издают оглушительные звуки. Так что пока у лягушек-быков сексуальная озабоченность, спать вы не будете, потому что под окнами будет орать стадо быков. Это с неделю где-то.

Лягушки-быки пиздец какие наглые и никого не боятся. Они запросто могут пиздячить пешком по дороге и это вы их должны обходить, а не они вас. Они живут в озерах и болотах, но если наступает засуха, им тоже похуй. Лягушки-быки закапываются в землю и спят, пока дождик не пойдет.

В Африке есть свои лягушки-быки и они там ядовитые. В Африке, блять, почти все ядовитое. Но африканцы все равно их жрут, травятся, болеют, потом опять жрут. Пожалуй, они даже круче лягушек-быков, у них тоже еда — все, что влезает в пасть.

Самые умные — французы, они разводят лягушек-быков в специальных питомниках и жрут только лапки.
На фото мышка слегка охуела, узнав, что влезает в пасть лягушки-быка. Вот честно, такое уебище увидишь во сне - не проснешься. Да и не хотелось бы мне стадо трахающихся быков под окнами... О_о #дикая_природа #познавательное #копипаста

Поражает доброта и всепрощение наших людей. Просто ангелы какие-то, а не люди.

Пишу: Аэрофлот проебал мой чемодан - мне отвечают: виноват не Аэрофлот, а рабочие аэропорта.

Пишу: S7 проебал мой чемодан - мне отвечают: виноват не S7, а рабочие аэропорта.

Пишу: в ресторане "Миллионка" администратор не предоставил удобный стол, хотя половина столов пустовали - мне отвечают: виноват не администратор, а неправильный маркетинг.

Пишу: СДЭК вторые сутки не может отвезти мой груз, хотя перевозка заказана - мне отвечают: виноват не СДЭК, а те, кто купил франшизу.

Скажу вам на это два слова: МНЕ ПОХУЙ.

Потому что за перевозку багажа я плачу авиаперевозчику, а не рабочим аэропорта.

Потому что в ресторане я общаюсь с администратором, а не с неправильным маркетингом.

Потому что я заказываю перевозку груза фирме под названием СДЭК, а не неведомым владельцам франшизы.

Делегирование полномочий внутри предприятия - не моя забота.

Еще раз: МНЕ ПОХУЙ. Я требую с тех, кому плачу. И никакие их внутренние проблемы меня волновать не должны.

Вы можете, конечно, поступать иначе, и входить в положение каждого.

Например, вы торгуете цветами к 8 марта. И заказываете мне о них текст, чтобы я его поставила перед праздником. И платите авансом 100% суммы.

Я проебываю все сроки, а потом к 1 мая ставлю за ваше бабло текст про хуй своего любовника.

Вы удивляетесь, а я вам объясняю, что текст писала не я, а этот самый любовник. Ну, я ему препоручила. Франшиза у нас такая. Или делегирование полномочий. Или неправильный маркетинг А бабло ваше потратила, конечно. Бывает. Войдите, пожалуйста, в мое положение.

Вот я посмотрю, как вы войдете.

(с) Диана Удовиченко

Однажды, года три назад, у меня на костяшках под щиколотками появились подозрительные красные пятна. А потом подобные - на суставах пальцев правой руки.
Я человек не особо мнительный, но сложив в уме мясо, бухло и знание классической литературы, однозначно получила подагру.
Прибежав в хорошую клинику, потребовала направить меня к лучшему ревматологу. К лучшему! Попав в кабинет, смело предъявила подагру, для убедительности процитировав Швейка.
Мельком взглянув на мою подагру, лучший ревматолог сдержанно фыркнул, и сказал:
- Это к дерматологу. Денег не возьму. Ступайте, и не грешите. И да, поменьше читайте, что ли.
Вернувшись в регистратуру, потребовала лучшего дерматолога.
- Лучший уходит, - сказали в регистратуре. - Пересменка у них. Бегите, может, застанете.
Лучший дерматолог оказался белокурым юношей лет тридцати. Поймав его на пороге, я умоляла остаться и непременно поставить диагноз.
- Нейродермит, - небрежно сообщил лучший дерматолог, одним взглядом окинув мою несбывшуюся подагру, - Лечение долгое, но справимся. Приходите завтра, сейчас мне некогда.
В это время его сменщица, дама сильно пенсионного возраста, сидя за столом, молча смотрела на меня и внимательно слушала коллегу. Когда юноша выбежал, дама предложила:
- А присядь, деточка. Давай я тебя посмотрю.
Отказать старушке было неудобно, да и лучший дерматолог уже ушел. Я решила остаться - пусть смотрит какой уж есть врач.
- Ручки какие у тебя красивые, с маникюром, - одобрила дама. - И ножки хорошие. Эх, молодость... А скажи мне, деточка: ты правша?
Я молча кивнула, не понимая, к чему ведет какой уж есть врач.
- А теперь вот еще, деточка, - продолжала дама. - Смотрю, ты на нерусскую похожа. Ты любишь сидеть по-турецки? И если да, то где?
Я действительно люблю сидеть на полу по-турецки, и так работать на ноуте, поэтому снова кивнула.
- Ну так вот, деточка, - резюмировала дама. - Ты не сиди на жестком полу, а сиди на ковре или там покрывале. Костяшки на ножках ты просто надавила. А ручки... Вспоминай, что травмирующее ты все время носишь в правой руке?
- Поводок, - обалдело ответила я.
- Вот и натерла, - подытожила дама. - Иди домой, деточка.
- А как же... нейродермит? - пролепетала я.
Какой есть врач вздохнула:
- Гений он у нас. Молодой еще. Лечить любит...
С тех пор я стараюсь обращаться не к самому лучшему доктору, а к самому опытному. )))
Со Всемирным Днем здоровья вас! Будьте здоровы!

(С) Диана Удовиченко

Святой Патрик :)
Жил-был в римской Британии парень по имени Майвин Суккат. Когда ему исполнилось 16, его похитили ирландские разбойники, и увезли в рабство, продали друидам. Там его переименовали в Патрика.
— Хрень какая-то получается, — задумался Патрик. — Наверное, это потому что я к богу не обращался.

И стал он молиться и поститься. Год, два, три… Уже оголодал и отчаялся. Но через шесть лет бог все же ответил:
— Твои молитвы в отфильтрованные ушли, только щас увидел. Удивлен, правда, что после шести лет поста ты еще жив. Ну ладно, заслужил, подгоняю корабль.

Патрик сбежал из рабства, долго шел, потом увидел море, а на нем - судно. Сел туда, и трое суток был в плавании, а потом они с моряками пошли по пустыне. Не знаю, где там пустыня приключилась, и зачем они туда поперлись. Что-то это мне напоминает: возможно, Патрик был не такой уж и британец. Но шли целый месяц.
Ну идут, жрать нечего, моряки страдают.
— Погодите, — говорит Патрик. — Все устроим.

Помолился — тут бежит по пустыне стадо диких свиней. Моряки обрадовались, свиней перебили, сделали шашлык, угощают Патрика, а он:
— Нет, не буду.
— Да ты веган? — удивляются моряки. — Расскажешь о трупоедстве?
— Нет, — говорит Патрик. — Просто свиньи дикие, а значит, мясо их языческое. Нехристианское.
— О кошерном слышали, о халяльном тоже, — говорят моряки. — А о христианском нет.
— Отвалите, короче, нехристи, — отвечает Патрик. — Жрите молча.

Съели они свиней, пошли дальше. Патрик голодный, тощий, но чешет впереди всех. Такая вот двужильность. Моряки опять есть захотели, Патрик помолился, и увидели они гнезда диких пчел, а в них мед. И опять моряки поели, а Патрик отказался, потому что мед дикий и языческий. В последнюю ночь путешествия на Патрика напал сам сатана. Истощенный, голодный парень дал ему бой.

— Чего ты приперся?
— Искушать тебя.
— Чем? Ты видишь, я не жру добровольно больше шести лет.
— Действительно, — согласился сатана. — Тогда я тебя просто убью и заберу в ад.

Но Патрик, несмотря на истощенность, набил лукавому морду божественной силой, перевернулся на другой бок и лег спать.
Тут напали какие-то местные племена, и снова взяли в рабство. Патрик пробыл там 60 дней, продолжая поститься, а потом свалил.
— А мы как же? — кричали ему вслед моряки.
— А вы языческой пищей оскоромились, — отвечал Патрик. — Поэтому меня бог спас, а вас нет.

В итоге вернулся он в Британию, стал церковным служителем и дослужился до епископа. Однажды приснился ему мужик с крылышками и сумкой, полной писем, и говорит:
— Ну наконец-то. Тридцать лет я тебя искал, чтобы вручить письмо.
— А, так ты из Почты России, — догадался Патрик.
— Нет, я ангел Викториций, — поясняет чувак. — Тебе письмо от господа, он повелевает идти в Ирландию и обращать там язычников в христианство.
— Наконец я этим козлам отплачу за рабство, — обрадовался Патрик.

Отправился в Ирландию, и как давай всех обращать. И скоттов, и пиктов, и прочих малюток-медоваров. Только шум стоял. Для начала изничтожил всех змей. Ходил и палкой их мочил.
— А они тут при чем? — удивлялись люди.
— А это я для примера, — спокойно отвечал Патрик. — Чтоб вы боялись. Со змеями справлюсь, и перейду к ереси с язычеством.

Страшный человек, поубивал ни в чем неповинных змеей, а народ крестил пачками. Деятельность Патрика очень не понравилась друидам. Пришли они, и давай колдовать, чтоб, значит, Патрика изничтожить. Святой стоит, спокойно на них смотрит, и никакое шаманство его не берет.
— Отвалил бы ты с наших земель, — сказал один из друидов, Лохру. — По-хорошему просим.
— Да чтоб ты сдох, — с достоинством, по-христиански ответил Патрик.

Друид тут же подлетел в воздух, рухнул на землю и разбил башку об камень. Тогда друиды обиделись, и послали на Патрика целое войско.
— Да чтоб вы все сдохли, — снова по-христиански пожелал святой.

На войско упала мгла, а когда рассеялась, все лежали мертвыми. Король Ирландии страшно испугался, и предложил:
— Давай я тебе колесницу запрягу шестерней лучших коней, как бог поедешь, клянусь! Только отвали от нас.
— Нет, чтоб ты сдох, — гордо ответил Патрик, и продолжил обращать ирландцев в христианство.

А король сдох. После победы над армией друидов Патрик вообще разошелся не на шутку: возвращал зрение слепым, слух — глухим, исцелял прокаженных, поднимал мертвых, растапливал снег и разрушал идолов одним взглядом. В общем, всячески подражал своему кумиру.
Однажды, когда Патрик прогуливался возле озера, к нему подошли две ирландские принцессы, и говорят:

— Мы фанатки вашего бога. Очень хотим в христианство.
— Да запросто, — отвечает Патрик.
Окрестил девушек прямо в озере.
— А где же бог? — изумляются принцессы. — Мы хотели его увидеть.
— Любой ваш каприз, — галантно отвечает Патрик. — Только надо еще причаститься.
Девушки приняли причастие, и тут же померли. Лежат такие мертвые совсем, люди вокруг ужасаются. А Патрик говорит:
— Чего вы хотите вообще? Они желали увидеть бога, вот с ним и встретились.

Но обращение шло туго: идолопоклонники ирландцы понять не могли, как так — бог один, но их вроде как три. Вот собрал Патрик ирландцев, сорвал листок клевера, показывает и говорит:
— Листок один?
— Один, — кивают ирландцы.
— Но их же три? — хитро ухмыляется Патрик.
— И правда, три, — чешут репы ирландцы.
— Так три или один?
— Да фиг его знает, — говорят ирландцы. — Вроде кажется, три, а вроде, и один.
— Так и бог, — кивает Патрик. — Фиг его знает. Просто запомните: то ли три, то ли один.
С тех пор ирландцы вообще потоком пошли обращаться в христианство.

Но наконец собрался Патрик помирать, и задумался: наверняка ведь народ его тело выкопает, чтобы сделать мощи. Поднялся он тогда на гору Крох, притащил туда здоровенный колокол, 40 дней постился, а потом с молитвой к богу, с которым вообще был накоротке:
— Господи, я понимаю, конечно, что христиане любят трупы. Но я ведь тебе и при жизни достаточно послужил. Можно я спокойно в земле полежу? Ну и вообще, у меня несколько просьб.

— Валяй, — говорит господь. — Только я не пойму, зачем ты опять 40 дней не жрал? Анорексия у тебя, что ли? Или язва желудка? Или ты думаешь, мне очень приятно, что ты голодный? Про колокол и вообще не соображу, на фига он тебе.
— Ну во-первых, сделай так, чтоб меня не откопали. А то я волнуюсь. Во-вторых, назначь меня старшим по ирландцам. Чтоб вот помирают они, а я их судил. В-третьих, при жизни-то я был не очень милосердным. Так ты повели, чтобы ко мне попадали те, кто перед смертью мне молитву прочтет. А я их судить буду мягко и справедливо.
— Ладно, — отвечает господь. — Все обещаю, а ты помирай уже, заколебал своей болтливостью.

Патрик сбросил с горы колокол, выкрикнул:
— Чтобы вера не иссякала в Ирландии! — и помер.
— Не, я утомлен этим креативщиком, — вздохнул господь. — Вот чо к чему?
И послал ангелов, подхватить колокол. Чтобы авторитет Патрика у ирландцев не уронить. А народ, как и предсказывал Патрик, устроил страшную войну за его мощи. Была кровь, кишки, резня, господь на это все взирал милостиво, потом сказал:
— Надоели.

И своей волей запретил доступ к мощам Патрика