К. Ш. и С. В
Принес племянник книжку, ознакомиться. Делюсь вот:
Сорян за качество, тапок, все дела
Принес племянник книжку, ознакомиться. Делюсь вот:
Сорян за качество, тапок, все дела
Навеяло вот таким.
В 2 года впервые сын посмотрел первый фильм Золотой ключик, еще ТОТ черно-белый советский.
И как-то жена долго не могла угомонить набегавшегося сына.
Ну я и решил попробовать придумать сказку.
Сказка была о том, как Буратино на авто поехал к Пьеро.
Ну и по дороге она сломалась. На весь рассказ хватило максимум минуты 4-5) После чего я сказал, что мол завтра, ты услышишь, как они чинили машину, а сейчас давай спать.
Парня срубило в 6 секунд!
Завтра на ночь мой красавчик и это в 2 то года, потребовал рассказать, что сломалось и как чинили))) 5 минут на починку мотора и снова, а завра я тебе расскажу ,что они чинили еще. А сейчас... И снова волшебные 6 сек)
Завтра мы чинили ходовую и наконец доехали до Пьеро! Буратино там заночевал и.... Ну вы поняли)
В общем лет до пяти, Буратино на своем авто куда только не ездил, чтоб сломаться по дороге и дня 2-3 чиниться)
Лет в 20 сын как-то спросил, пап, а что за машина была у Буратино? что тогда ломалась все время. Не знаю, говорю, сказочно-ломатая) Засыпал ты мухой от этой сказки, помню говорит!
Тут когда сыну 30 исполнилось, вспомнили про ту сказку, поржали знатно)
И да. После 5-6 рассказа и меня рубить начинало офигенно)
Рассказывайте детям сказки на ночь, но только добрые, чтоб не снились им кошмары)
Всем добра и с наступившим НГ!
Комменты к посту Дети ))
Пока вы смотрите как мы с Ау наряжаем ёлку, я хочу поздравить вас с наступающим Новым годом! Верю, что этот год станет для нас всех по-хорошему особенным и волшебным. С Новым годом!
Моя дочь никогда не писала письма Деду Морозу, а в этом году решила написать, переписывала много раз, советуясь со мной постоянно. Вот она принесла мне черновик и у меня началась паника, учитывая то, что письмо было написано с 29 на 30 октября, я знать не знала этих героев и эту игру, а хотела она футболку или подушку с ними. Я схватилась за голову, поискала в интернете, но в эти числа толком никто не работал. Поехала в фотопечать, сделали печать на футболку. Радости не было предела, даже те подарки, которые были в списке Деду Морозу, не принесли ей столько радости. Теперь футболку не снимает, возникла идея ей сделать на Рождество немного другую футболку, но по этой же теме. Хоть мы и говорили, что пока она гуляла дед Мороз принёс ей подарок.
Первая часть тут: Егорка-снегирёк. Первый опыт написания сказки
Хотел было Егорка вперед выйти, да синица его крепко обхватила крылышками, и под корень упавшего дерева оттащила. Спрятались они там, и она говорит ему потихоньку:
- Куда ты собрался, мальчик-снегирёк? То филин лесной, он на слух сладкоголосый, а на деле злой и хитрый. Покажешься ему – проглотит в два счета, и не заметит! Зря мы с тобой сюда пожаловали!
- Где же вы дорогие мои гости, спрятаться удумали? – филин взлетел с дерева и на землю спикировал. Здоровенный, нахохлившийся, когти – что сабли, клюв крепкий, острый – хоть орехи им коли.
– Куда запропастились, голубчики? Уж я вас встречу, уж я вас поприветствую, как следует. Выходите, птички-синички, подобру-поздорову!
Ходит филин туда-сюда, ступает тяжело, воздух втягивает, и глазищами-фонарями своими по сторонам вращает. Страшно стало Егорке – кому хочется жизнь человеческую в когтях птичьих окончить?
А филин, тем временем, остановился рядышком с их укрытием, так что лапку протяни – его перьев коснешься. В небо посмотрел, нахмурился, да заворчал:
- Неужто ушли, родимые, ужель упорхнули, пернатые?
Вдохнул полной грудью Егорка, посмотрел довольно на синичку:
- Ну все, спасены.
И тут – раз! Оборачивается филин, стремительно так, и к ним, под корень, кааак глянет! А глаза – как две луны, прямо на Егорку уставились!
- Попались, супчики! От старого филина еще никому спрятаться не удавалось!
- Улетай, мальчик-снегирёк! – закричала синичка, - спасайся!
Бросились они с синичкой из-под дерева в разные стороны – она налево полетела, а Егорка – направо. Ухнул филин, растерялся было, но тут же подбоченился, и вслед за синицей ринулся.
А Егорка летит – будто всю жизнь небо крыльями рассекал. Высоко поднялся, и только потом вниз обернулся. Глядит – а филин лесной синичку когтями своими острыми схватил, и на дерево к себе тащит. Улыбается, да приговаривает:
- У-ух, знатный ужин мне сегодня достался, синичку я с удовольствием отведаю! Проглочу тебя – а потом и снегирька достану!
Рассердился Егорка, да так, что даже бояться перестал. Нельзя синичку в обиду этому злыдню давать, на растерзание! Спасать ее нужно!
Да только подумать-то легче, чем сделать. Филин – вон, какой большой, а Егорка маленький, и когтей у него таких не водится, и клюва. Эх, рогатку бы, он бы ему мигом показал! Но нет её - стало быть, хитростью брать надо.
А филин, того и гляди, съест бедную синичку. Бросился Егорка вниз, что есть мочи, прямиком к нему полетел.
- А, вернулся, - обрадовался филин, - прямиком к столу подоспел. Сейчас подружкой твоей закушу, а тебя – на десерт.
А синичка из когтей филина смотрит не Егорку жалобно, обреченно.
- Слыхал я, умные вы птицы, филины, - говорит Егорка, - вот все думал, как бы проверить. Появилась у меня идейка одна, замечательная. Хочешь, расскажу?
А филины любопытные – страсть, это каждому известно. И умом своим хвастать те еще любители. Уставился он на Егорку, но синицу из когтей не выпускает:
- Рассказывай!
- Ну, нашёл простака! Давай, мы вот как поступим: я тебе две загадки загадаю. Если обе отгадаешь – вместе нас проглотишь. Одну из двух – первым отужинаешь, а второго восвояси отпустишь. А ни одной – обоих нас выпустишь. Идет? Но чтоб по-честному!
Зафырчал филин, заухал, глазищами завертел.
- Больно сладко поёшь, снегирёк! Не нужны мне твои загадки – синичку я и так съем, а там того глядишь, и тебя сцапаю.
- Ну, как знаешь, - насмешливо посмотрел на него Егорка, - так я и думал, что брешут все о вашем уме. Либо ты трус, либо глупец, а тут поди, разберись, что хуже.
Такого филин стереть уже не мог – слишком гордился он своим филиньим происхождением.
- Ах вот ты как! – рассвирепел он, - ну ладно, будь по-твоему! Загадывай! Только, если я одну из двух отгадаю – тебя съем, а синицу – выпущу! Согласен?
Жуть как страшно стало Егорке, но отступать-то некуда – разве можно синичку бросать?
- Согласен!
- Тогда загадывай! – воскликнул филин, и нахохлился, навострился в предвкушении.
- Ну, вот тебе первая. Крыльев нет, а летает. Глаз тоже нет, а всё слезы льет. Кто это?
Крепко задумался филин. И крыльями махал, и головой вертел, да все без толку – никак сообразить не может. Наконец фыркнул рассержено, и признал:
- Не знаю! Говори ответ!
- Сперва синичку выпусти, - сказал Егорка, - ведь если вторую угадаешь, ты меня съесть пообещал.
Филин разжал когти, синица из них и вырвалась. Взвилась в небо, и ну перышки чистить. И смотрит на Егорку благодарно, но взволнованно.
- Туча, - сказал мальчик-снегирёк ответ на загадку, - сам посуди. Крыльев нет, а…
- Понял я, – разозлился филин сам на себя за то, что легкую загадку не отгадал, - вторую давай!
- Всегда в пути, но никогда не приходит. Что это?
Уж как думал филин, как голову ломал – и так, и эдак крутился, и с ветки на ветку переступал, и глазищами моргал – да только все одно ничего не придумал.
- Сдаюсь, - раздраженно махнул он крылом, - говори ответ.
- Завтра.
- Что значит – завтра? – вскричал филин, когти выпустил, и над Егоркой навис, - как это завтра, сейчас говори, а не то проглочу прямо тут!
- Это и есть ответ, - развёл крылышками мальчик-снегирёк, - завтра. Всегда в пути, никогда не приходит.
Филин нахмурился, задумался, и наконец, заключил:
- А что, дельно. Занятные у тебя загадки, снегирёк!
- Ты отпустить нас обещал, - смело взглянул на филина Егорка, - я ведь еще слышал, что филины не только умные, но и порядочные.
- Слышал он, - проворчал филин, - не знаю, за всех не скажу, наверняка и среди нашего брата птицы разные водятся. Но я – честный, раз мы уговор держали, то так тому и быть. Летите, пока я не передумал, и больше не возвращайтесь. Увижу – проглочу, и больше никаких загадок!
Егорку с синичкой дважды просить не пришлось – кивнули они филину, и ринулись прочь. Только когда до знакомой елочки добрались, возле которой клюква рассыпана, присели на землю, дух перевести.
Взглянула синичка на Егорку с благодарностью:
- Надо же, какой ты храбрый и добрый мальчик! Спасибо, что жизнь мою спас, я тебе теперь обязана. Как я могу тебе пригодиться?
- Мне бы обратно человеком сделаться, - вздохнул Егорка, - но тут ты мне не помощница. Так что – лети, Новый год на носу, тебя наверняка дома заждались.
- Вот – мой дом, - развела крыльями синичка, - а Дед Мороз – он всеведущий, и наверняка уже знает, как ты благородно поступил. Он тебя обязательно назад в мальчика превратит, вот увидишь.
- Я, наверное, домой полечу, - сказал Егорка, - мама, наверное, переживает. Уж лучше я снегирём буду, но дома, чем без родителей в лесу останусь.
- Тогда спеши, - кивнула синица, - маму нельзя волновать. А я полетаю, посмотрю, глядишь, и Деда Мороза повстречаю, да расскажу ему о том, какой ты смелый.
- Спасибо, - благодарно сказал Егорка, - знаешь, если удастся мне человеком стать, ты прилетай ко мне, я на опушке живу. Я тебя тортом угощу.
- Лучше пшеном, - рассмеялась синичка, и тут же добавила, расстроено, - но если ты человеком станешь, то меня не узнаешь, мало ли синичек на свете. Вы, люди, нас друг от друга не отличаете.
- А мы вот что сделаем, - воскликнул Егорка, бросился к своему шарфу, что на земле лежал, вытащил из него красную нитку клювом, и синице вокруг правой лапки повязал. Не крепко получилось – сложно клювом узлы крутить, но Егорка справился.
- Теперь уж я тебя точно узнаю, - сказал он синице. Она улыбнулась в ответ, и поклонилась мальчику:
- Тогда до встречи, Егорка-снегирёк. Повезёт – свидимся еще!
Егорка поклонился в ответ, помахал синице крылом, и устремился прочь из леса.
Ох и быстро летают птички! Вон уже и дом родной видно, из трубы дымок вовсю идет. А на соседней улице, на Центральной, мальчишки какие-то в снежки играют. Ба, знакомые все лица – это же Колька и Никита, друзья его, Егоркины, закадычные!
Эх, как бы снегирёк хотел сейчас рядом с ними оказаться, бегать, тузить друг друга в снегу, за деревьями прятаться. А еще – они вчера Кольке такую рогатку смастерили, закачаешься! На тридцать шагов бьет! Пострелять бы сейчас, по воро…
Не успел мальчик фразу додумать – что-то свистнуло рядышком, тяжелое и быстрое. Удивился снегирёк, притормозил, нахмурился, и спросил вслух:
- Это еще что такое?
И тотчас же ударило его что-то слева, да с такой чудовищной силой, что он рухнул вниз, как подкошенный. Упал в сугроб, сам не жив, не мертв. И слышит он знакомый, Колькин голос:
- Видал, видал?! Я попал по нему, он туда упал! Бежим скорее, поймаем его!
Понял Егорка, что это давеча сделанную рогатку на нем испытывают. Взлететь было хотел, дернулся – а левое крыло поднять не может, подбили его камнем как следует.
Испугался мальчик-снегирёк – не враги, так друзья его погубят. Из последних сил к забору соседнему ринулся, и сквозь решетку пролез. Рухнул вниз, и замер – тише воды, ниже травы.
А с той стороны заборы уже слышно мальчишек:
- Ну, где же он? Точно сюда упал?
- Да, точно! Ищи лучше! Дай-ка мне!
Совсем они рядом, совсем близко. Вот-вот, разгадают, куда снегирёк спрятался, руки сквозь решетку сунут, да схватят его. Зажмурился Егорка от страха, в комок сжался.
И тут снаружи раздался голос Колиной мамы:
- Коля! А ну, домой! Все за столом сидят, тебя ждут»!
- Иду, мам, - послышалось из-за забора. Раздался топот ног, и все стихло: ушли мальчишки.
Егорка лежал, и дышал тяжело. Крылышко болело, а силы иссякли. Неужели, все так и закончится, возле забора дома номер четыре? Четвертый дом – тут ведь Ванька Пашнин живёт. Вот найдет он его, вот узнает, и тогда точно – пиши пропало.
А, впрочем, найдет, не найдет – итог один. Егорка попытался встать, но ничего не выходило, старался взлететь, но крыло не желало слушаться. Уселся он на снег, пригорюнился.
«Так и суждено мне здесь, в снегу, сгинуть. И ни Нового года тебе, ни мамы с папой, ни сестры».
Он и не заметил, как тот самый Ванька Пашнин, погулять вышедший, рядом с ним остановился. Как опомнился мальчик-снегирёк, глядит – к нему варежка тянется.
Ванька взял его в руку, осторожно, чтобы не повредить – и в рукавичку свою усадил.
Сразу стало Егорке теплее, спокойнее. А Ванька так его, прямо в рукавице, в дом отнёс. Зашел к себе в комнату, снял подушку с кровати, и снегирька на нее уложил. Взял крылышко рукой, осмотрел, да в ящик стола полез. Достал нитки, ватку, нож канцелярский и жгут. Егорка за ним с испугом наблюдал, а Ванька знай себе – без суеты и спешки, что-то под нос себе ворчит. Зафиксировал крыло, жгут с ваткой на место больное наложил, ниткой крепко привязал, вот и повязка получилась. Посмотрел Ванька на это дело, прищурился, и критично так говорит:
- Ну, не идеально, конечно, но лучше, чем со сломанным крылом в сугробе сидеть. Пойдем, на волю тебя выпущу, тебя, наверное, дома ждут.
Стыдно стало Егорке, что дразнил Ваньку, да так, что мог бы – покраснел от корней волос до пят. А Ванька его снова в варежку, и на улицу вынес. Усадил на снег, и говорит:
- Ты попробуй, снегирёк, помаши крылышком.
Егорка попробовал – больно, конечно, но терпимо, и летать можно. Надо же, какой Ванька молодец! А он его – Палисадником дразнил. Балда ты стоеросовая, Егор Владимирович.
- Смотри, - указал ему Ванька на скособоченный, местами дырявый, газетами заткнутый, маленький домик на дереве, - для птиц смастерил. Я не ахти, какой рукастый, зато корм там есть и вода всегда свежая. Прилетай ко мне в гости, когда поправишься?
Егорка кивнул, и Ванька восторженно воскликнул:
- Ух ты! Снегирь меня понимает! Бабушка! – и он бросился в дом, рассказать о том, какую необыкновенную птицу нашел.
Егорка дожидаться его не стал – мало ли, что подумает Ванькина бабушка. Если суждено будет птицей остаться, он его еще навестит обязательно. А если вдруг обернёт Дед Мороз его мальчиком – то лично спасибо скажет. И уж точно больше дразнить не будет.
Полетел Егорка к своему дому. Глядит, на пороге отец – валенки одевает, бушлат теплый – в дорогу собирается. А рядом матушка стоит – взволнованная, руки заламывает. Понял мальчик, что его искать собираются, расстроился. Сел на забор, да глядит оттуда на родных, как сказать им, что сын их снегирем стал, не знает.
И тут слышит Егорка сзади голос знакомый:
- Ну что, юноша, усвоил, урок-то?
Обернулся мальчик-снегирёк, глядит – Дед Мороз стоит, только одет опять как обыкновенный старичок, и борода серая. Смотрит на него, и улыбается по-доброму.
- Наслышан я о твоих делах – синица на хвосте принесла, кумушка моя давняя. Говорит, поступил ты храбро и самоотверженно, чтобы ее от гибели спасти – а это, брат, и есть самое главное доказательства смелости. Думаю я, довольно с тебя птицей оставаться, налетался - пора и честь знать. А то негоже родителям перед праздником переживать. Что скажешь?
- Спасибо, Дедушка, - обрадовался Егорка, - я все-все понял, больше не буду никогда слабых обижать, это самое распоследнее дело!
- То-то же, - усмехнулся Дед Мороз, да палку из-за спины достал. Не успех Егорка охнуть, стукнул ею Дед, и закружилось небо у него над головой, а в глазах снежинки заплясали…
Очнулся мальчик возле той елочки – лежит себе, цел-целехонек, только шишка на лбу зудит.
Вокруг – ни души, в лесу солнце светит, а рядышком клюква разбросана. Понял Егорка, что добрый Дедушка Мороз не только его обратно в мальчишку превратил, но и время назад вернул, чтобы успеть ему домой вовремя воротиться. Отряхнулся Егорка, лыжи поднял, клюкву обратно в сумку собрал, шапку на голову нахлобучил, а шарфом своим – елочку повязал, чтоб не холодно ей было.
Дома мать с сестрой угощений наготовили – клюквы заждались. Стали на стол собирать, к празднику готовиться. А отец у Егорки и спрашивает:
- Ну что, сынок, как съездил-то, без приключений?
А Егорка плечами пожал, и отвечает:
- Да какие приключения? Одна нога здесь, другая там – быстро, как птичка!
Часы уже к двенадцати, вот-вот Новый год наступит. Егорка чая горячего выпил, пирогом с брусникой закусил, и телевизор глядит. И тут, вдруг – стук в дверь!
Отворил отец, а на пороге старый знакомец Егоркин стоит. Синий кафтан с оборками, шапка нарядная, сапоги высокие, да посох в руке. Щеки румяные, борода белая, смотрит на Егорку, улыбается. А тот – дар речи потерял.
- Ну, - говорит, - здравствуйте, дорогие, здравствуйте. Слыхал я, что здесь мальчик Егорка живет, так ли это?
Повернулся отец к Егорке, а тот сидит, слова вымолвить не может, только кивнул утвердительно.
А Дед Мороз, знай себе, продолжает:
- Мальчик этот, по слухам, храбростью недюжинной наделен, и сердце у него – велико не по росту. Потому, подарок ему я принес особенный. Ну-ка, иди сюда.
Подошел Егорка к Деду Морозу, а тот мешок вынул, ручищу в него запустил, и достает оттуда коробку, в красивой обертке:
- Вот, держи. Будет тебе и радость, и польза. А может, не только тебе, но и еще кому – подмигнул ему дедушка.
Взял Егорка коробку, прижал ее к себе покрепче, и сказал благодарно:
- Спасибо!
Утром, первого января, на улице было морозно и свежо. Ванька Пашнин, проснувшись и позавтракав, вышел во двор, подышать воздухом и поменять корм в домике для птиц. Не успел он и пары шагов ступить, как окликнул его знакомый голос:
- С Новым годом!
Ваня голову повернул, и увидел Егора, через улицу от него жившего. Нахмурился мальчик, и пробурчал себе под нос:
- И тебя.
- Хочешь, покажу, что мне Дед Мороз подарил? – не дожидаясь ответа, Егорка вынул сверток, и показал его Ване, - смотри!
Ванька поднял голову, и дар речи потерял. В руках у Егорки – конструктор деревянный, большой, красивый, лакированный. А на упаковке – птичий домик нарисован, стало быть, он из этого конструктора собирается.
- Классный! – восторженно сказал Ваня, и тут же сник. То ведь Егоркин домик был, а не его.
- Нравится? – спросил Егорка, и улыбнулся, - а знаешь, что? Давай, мы его вместе соберем, а потом у тебя на дерево повесим!
- У меня? – ошарашенно пробормотал Ваня, - почему у меня? Он ведь твой!
- Наш, - поправил его Егор, - я хочу с тобой вместе играть, и птиц кормить. Простишь меня, что я тебя раньше дразнил?
Посмотрел на него Ванька внимательно, и расплылся в счастливой улыбке.
Вдвоем – любое дело веселей идет. Быстро собрали мальчишки домик, корм туда положили, водицы налили, и на дерево повесили. Едва спустились вниз – смотрят, уже первый гость к ним пожаловал. Из леса синичка прилетела, маленькая такая, юркая. Щебечет, песенки поет, и мальчишек совсем не боится. Кружилась вокруг, кружилась, а потом и вовсе – Егорке прямо на руку села.
- Ничего себе! – захлопал Ванька в ладоши, - во даёт!
А синица на солнце январском жмурится, голову на бок склоняет, а на правой лапке ее – красная ниточка по ветру вьется.
Писалась для новогоднего конкурса "Литрес" - в призы не взяли. Но кому-то все еще может понравиться)
Пост длинный, ибо полноценная сказка, и выложена только половина - не то, чтобы я интриган, просто максимальную длину поста превысил, а рейтинг у меня аховый, и продолжение смогу только завтра добавить.
Егорка-снегирёк
Широкие охотничьи лыжи, выструганные отцом из осины и тщательно смазанные парафином, споро катили по свежему снегу, торопясь поскорей доставить маленького ездока в пункт назначения. Егорке не было еще и восьми лет, а его – виданное ли дело! – уже отправили в лес, совершенно одного, собрать клюквы для новогоднего стола.
Как он гордился собой! Заячьего меха шапка с ушами залихватски торчала на самой макушке, роскошный, почти новый, короткий полушубок был застегнут на две пуговицы, выпроставшийся из-под него шарф шлейфом вился вслед за маленьким лыжником. Жаль только теплые, ватные штаны были чуть длинноваты, снег быстро набивался в них, и приходилось порой останавливаться ненадолго, отряхиваться. Но то были мелочи – по сравнению с тем, каким важным ощущал себя Егорка.
Вот бы его кто заметил из соседских мальчишек – тю, да они бы от зависти позеленели! Идет, скажем, Ванька Пашнин, с Центральной улицы, из дома номер четыре, ворчит себе под нос, как он это обычно делает, а тут Егорка мчит на лыжах мимо, да с такой скоростью, что Ваньку крутанет непременно вокруг своей оси, усядется он в сугроб, поправит шапку, и скажет, удивленно:
- Во даёт!
Но это уж он так, фантазировал. Нечего было Ваньке Пашнину в лесу делать, его дальше ограды-то бабушка редко пускала. Егорка, бывало, дразнил его за это, «Палисадником» обзывал. А Ванька все ворчал, да ворчал, и глядел на него хмуро, исподлобья.
В лесу пахло хвоей, древесной корой, да откуда-то со стороны деревни тянуло печным дымком. Эх, хорошо! Синее небо, такое гладкое и высокое, тишина, изредка нарушаемая перестуком дятла или свистом падающей с дерева шишки, скрип лыж и его, Егоркино, дыхание, горячее-прегорячее, такое, что даже шарф промок – что еще нужно для счастья?
Клюква, вот что. Недаром его отец отправил в лес, не просто ведь так, а с поручением, и поручением важным, особенным. Разве может какой стол, под Новый год, без клюквы обойтись? Знамо дело, то не стол будет, а так, столик. Но он, Егорка, празднику пропасть не даст, и ягоду, что найдет, домой принесет. Вот так, и не иначе.
Где искать клюкву, Егорка хорошо знал – не раз они с отцом ходили вглубь леса, туда, где ели громадными кронами заслоняли небосвод, нет-нет да покряхтывая пудовыми ветвями, будто они у них затекали, как у людей – запястья. Что таить, страшновато бывало Егорке в чаще, виделось ему, будто они с отцом путники, что забрели по незнанию, куда не следует, и вот-вот лесные духи их за это накажут – подзатыльников надают, или за уши оттаскают.
Вот отец – тот ничего и никогда не боялся. Егорка, бывало, вздрагивал от звуков, а отец только знай себе лоб хмурил, да из под бровей сдвинутых смотрел на него, а взгляд такой добрый-предобрый, надежный и уверенный. И тогда он успокаивался – знал, что уж кто-кто, а отец его в обиду точно не даст.
Но то вдвоем, а сегодня он совершенно один в лес поехал, как взрослый. С самого утра, как мама с сестрой начали на стол собирать, отец подошел к Егорке, положил крепкую ладонь на его плечо, и прогудел сверху:
- Ты вот что, сын, бери-ка лыжи, оденься тепло, и давай в лес, за клюквой. Сумку на пояс возьми, набери полную, и чтобы сразу домой, туда и обратно. Я тут пока по хозяйству пригожусь матери, туда съездить, здесь пособить. Ну, в общем, рассчитываю я на тебя. Справишься?
Да разве же мог он не справиться, когда на него рассчитывают? Отец еще не успел фразы закончить, а Егорка уже лыжи напяливал – как от такого приключения отказаться? В конце концов, ему почти восемь лет уже – пора на взрослые дела отправиться!
Все темнее и тише становилось в лесу, пригорки сгладились, дорожка стала пологой – теперь Егорке приходилось отталкиваться посильней, порезче. Снег стал мягче – стало быть, болотца, на которых росла клюква, уже совсем недалеко, за ближайшим поворотом. Зимой они, конечно, промерзали, да и глубокими не были, но все равно, стоило соблюдать осторожность, не то промочишь ноги, а это верный путь к грелке, противному теплому молоку с медом, градуснику и таблеткам. Чего-чего, а уж болеть Егорка не любил, а значит, нужно быть внимательней.
Замер лес, будто его врасплох застали, и уставился на мальчика удивлённым взглядом, мелькавшим сквозь стволы деревьев, размышляя, что ему делать с непрошенным гостем: напугать, чтоб поджилки затряслись, или клюквой угостить, и отпустить восвояси. Вздохнул, поскрипел для порядку ветвями, да перестал – не стал мальчишке праздник портить. Что ему, лесу, ягоды мало?
Егорка присел на корточки, и ну клюкву собирать, да быстро так, едва успевает пальцами перебирать. Красная, кислая ягода, полезная – цены нет! Мама много чего с клюквой готовила, даже пироги с ней пекла, а еще с брусникой да с жимолостью. Вкусные – пальчики оближешь!
Минут двадцать Егорка в чаще провел, не больше, а клюквы – полную сумку поясную собрал. Ну, теперь можно и обратно, домой. Затянул он лыжи покрепче, штаны поправил, шапку опустил – и в путь двинулся.
«Быстро я обернулся. Теперь можно перед ребятами хвастаться – мало того, что один ездил, управился со всем, так еще и ягоды набрал – на зависть каждому!»
Да только пока Егорка так рассуждал, мечтал, да в облаках летал, отвлекся он и не заметил, как дорожка внезапно в сторону вильнула. Такое с ними, дорожками, частенько случается – вроде, только что по прямой шла, а едва голову повернул – и раз! - свернула, куда ей вздумается.
За внезапно появившимся своротком ель росла – маленькая, тонкостволая, совсем юная, даже ветвей еще было – раз, два, и обчёлся. Вот в неё-то Егорка и влетел – хорошо еще, что скорость как следует набрать не успел. Со всей силы ударился лбом, лыжи в разные стороны отскочили, полушубок едва по шву не разошелся – вот было бы дело!
Открыл глаза Егорка – а над ним синее-пресинее небо, и на лбу будто бы шишка набухает. Поднялся, глядь, а клюква из пояска рассыпалась, и по снегу там и сям валяется.
Рассердился мальчик, естественно, на ёлочку - а на кого еще, не на себя же, любимого? Лоб тронул – и точно, шишка едва не с грецкий орех размером. Пуще прежнего осерчал Егорка, вскочил с земли, да как вцепится в ель, и ну качать туда-сюда, силясь ствол ей поломать. Треплет ее, шатает и приговаривает:
-У-у, хворостина бесполезная, что ты тут выросла, места лучше не нашла? Ну, я тебе задам! Уж я тебе покажу, как на пути моем вставать!
И тут, вдруг, из-за спины его звук какой-то послышался, снег захрустел, и кто-то спрашивает, строгим-престрогим голосом:
- Это кто тут невинное деревце ломает? Кто безобразничает? А ну, покажись-ка мне!
У Егорки от испуга спина мурашками покрылась, а ноги ватными стали, чуть снова навзничь не свалился. Обернулся он, и видит – старик перед ним стоит. Невысокий, кряжистый, румяный. Борода у него серая, нечесаная и длинная, шапка набекрень одета, и валенки высокие, до колена, да все в заплатах.
И смотрит он на Егорку из-под бровей кустистых, в упор глядит, будто что скрытое рассмотреть желает. Взгляд сердитый, глаз не отводит.
- Ты, - говорит, - зачем елочку погубить удумал? Она на своем месте растет, что ей природа-матушка отвела. А тут, надо-же, приехал, молодой, безусый, да на расправу скорый. Что же она тебе такого сделала?
- Вот! – сказал обиженно Егорка, на шишку показывая, - по лбу меня отходила, да еще клюкву из-за нее рассыпал, и лыжи потерял!
- Мало она тебе всыпала, - пуще прежнего строжится дед, - я бы еще добавил! В своих собственных промахах другого обвинять – это, брат, дело последнее, так только слабаки, да трусы поступают. Ты из их числа, выходит?
- Ничего не из их числа! – воскликнул Егорка. Рассердился он на деда, что тот его трусом счел, - я сегодня совсем один в лес поехал, клюквы набрать, разве это не смело? Нечего мне тут указывать, и в трусости корить, иди-ка ты, дедушка, своей дорогой, а я – своей пойду!
- Вот как, значит, - усмехнулся старик, погладил свою бороду, и вытащил из-за спины длинную, ошкуренную палку, - ну, может я тебе и не указ, зато урок преподать могу. Ээх, - крякнул он, да как стукнет палкой своей по земле!
Что тут стряслось – такого Егорка прежде не видывал! Словно бабочки, взлетели со старика его грязные, неряшливые одежды, и устремились ввысь, к голубому небу. Остался дед облаченным в богатый, синий кафтан, расшитый золотом да бархатом, с широкими оборками из белого меха. Шапка с головы спрыгнула, превратилась в зайца, и в лес – только след простыл. Вместо нее у старика колпак оказался, такой же, как кафтан, весь нарядный, блестящий. Борода его побелела и разгладилась, морщины на лице расправились, даже брови и те, глядь – одна другую причесывает. Роста он стал высокого, даже выше отца Егоркиного, а вместе палки в его руках оказался белый сверкающий посох.
Онемел Егорка – понял, кого в лесу встретить довелось. Стыдно стало – да так, что слова молвить не выходит.
- Ну что, - спросил Дед Мороз, а то, конечно, был он, - в таком виде я тебе больше по душе прихожусь?
Бросился Егорка к Деду Морозу, впопыхах шапку стянул, от волнения даже запыхался:
- Дедушка Мороз, прости меня, я же не знал, что это ты, не смекнул! Я больше не буду елку ломать, обещаю!
- Я бы тебе поверить и рад, - ответил Дед Мороз, - да только ты ведь не меня обидел, ты весь лес оскорбил, поведением своим. Думаешь, важный такой, раз одного тебя сюда отправили, а порядка не знаешь, правил не блюдешь, местных жителей - обижаешь. Вот перед ними и ответ держать придется.
Дед руку в теплой варежке вверх поднял, и тотчас ему на ладонь снегирь уселся – упитанный такой, краснобрюхий. Поднес его Дед Мороз к лицу поближе, и ну шептаться о чем-то. Потом отпустил, и снова к Егорке обратился:
- Вот тебе, юноша, решение леса. Должен ты на своей шкуре попробовать, что значит – маленьким стать, беззащитным. Заодно и поглядим, как ты с испытанием этим справишься, кем себя проявишь – храбрецом ли, трусом ли. Э-эх, - снова стукнул Дед Мороз по земле посохом.
И ощутил Егорка, что происходит с ним что-то странное, необычное, по всей видимости – совершенно волшебное. Снег вокруг него закружился, будто хороводы вёл, быстро-быстро, небо потемнело, и словно подальше стало, деревья устремились вверх, грозя сверху ветвями-кулачищами. Страшно стало Егорке, что уж говорить, но едва он закричать надумал, как пропало все, будто и не было. Перестал снег свои кружева плести, распахнул Егорка глаза шире, и понял, в какой переплет попал.
Дед Мороз и так-то высоким был, а сейчас – огромным оказался, как те дома, что он в городе видел. Дорожки больше не было видно – вокруг только бескрайняя снежная равнина простиралась, куда взгляд не кинь – везде она. А деревья – ух! Конца-края им не видать было, в небо росли, словно до звезд дотянуться стремились.
Хотел было Егорка глаза протереть, поднял руки, глядит – а вместо рук у него крылья птичьи! На ноги посмотрел – вот тебе и раз, там лапки трехпалые, маленькие, тоненькие, кажется, ветер дунь – пополам сломаются.
Испугался мальчик, зарыдал, в ноги деду кинулся:
- Не губи меня, дедушка, как же я такой к матери с отцом возвращусь? Что другие скажут?
- А ты за других не думай, - прогремел сверху голос Деда Мороза, - за себя решай, как сам подашь, так тебя и примут.
- Как же мне облик свой назад вернуть? – в отчаянье всплеснул Егорка крыльями.
- Вот коль докажешь лесу, что ты урок усвоил, так все назад и обернется.
- А если не смогу я?
- Ну, тогда и останешься птицей век доживать, - сказал Дед, - так тому и быть. А мне пора. Может, свидимся еще с тобою, Егорка-снегирёк!
- Подожди, дедушка! – взмолился было Егорка, но Дед Мороз стукнул посохом – его и след простыл.
Заплакал Егорка-снегирёк горькими, птичьими слезами, зарыдал, заохал. Побрел было в одну сторону – вернулся, в другую – тоже воротился. Не знает, что ему делать. Сел, под ухо шапки своей спрятался, и знай себе, ревет.
Тут мимо синица пролетала. Увидела она снегиря заплаканного, спустилась к нему, и спрашивает:
- Ты чего это тут нюни развёл? Кто тебя обидел?
- Дедушка Мороз, - Егорка отвечает, - он меня птицей обратил, за то, что я елочку шатал.
- Ну, если Дедушка обратил, стало быть, поделом, - строгим голосом заявила синичка, - он справедливый, попусту никому ничего не сделает. Я его хорошо знаю, он меня прошлой зимой от холода спас. Добрый он!
- Добрый, как же, - шмыгнул клювом Егорка, - разве это по-доброму, из ребенка птицу сделать?
- Значит, на пользу, - тряхнула головой синичка, - между прочим, ты чего вообще опечалился? Будто бы птицей быть плохо!
- А что же здесь хорошего?
- Да хоть вот что! – воскликнула синица, и взвилась над головой у Егорки, махая крылышками, - вот скажи, может человек такое?
- Нет, - вытер крылом слёзы мальчик, - летать человек не обучен. Только я, хоть снегирем и обращен, а этого все равно не умею!
- Тоже мне, проблема, - рассмеялась синичка звонким, мелодичным смехом, - да я тебя мигом научу!
- Врёшь!
- Вот еще! Ну-ка, давай, - она опустилась рядом с Егоркой, - встань ровно! Крылья разведи, вот так. И попробуй, помаши ими.
Егорка попробовал. Синица кивнула:
- Замечательно получается. А теперь – взлетай!
- Как это? – удивился Егорка, - что, вот так просто?
- Конечно! А почему это должно быть сложно? Крылышками маши быстрей, лапки от снега отрывай, и вверх!
Закрыл Егорка глаза, замахал крыльями часто-часто, подпрыгнул – и взлетел! Невысоко, конечно, но для первого-то раза – еще как высоко!
Мигом забыл мальчик-снегирёк все свои обиды и расстройства. Какое же это было прекрасное чувство – парить в воздухе, ничего подобного он прежде не испытывал. Осмелел Егорка – пару раз взмахнул крылышками посильней, и вот он уже высоко, выше елей и сосен, глядит на лес свысока, почти до облаков достает. Ну, до облаков не до облаков, но на вершину высоченной ели взгромоздился. Синица подлетела к нему, и пропела:
- Видишь, видишь? Ну, разве не прекрасно быть птицей? Взгляни, какой простор вокруг, какая красота!
Захватило дух у Егорки, рассмеялся он, взмахнул крыльями – и ринулся камнем вниз, а синица – за ним следом. Взвились они в танце, ветер оседлали – и ну кружиться, ну плясать в воздухе, так, как могут только самые беззаботные существа на свете.
Но у такой беззаботности всегда обратная сторона имеется. Заигрались птички, потеряли счет времени, вглубь леса ринулись наперегонки, и глазом моргнуть не успели, как в темную чащобу впорхнули. Ветви тут густые, сквозь них не видно ни зги. Синица догнала Егорку, и шепчет ему, тихо-тихо:
- Стой, мальчик-снегирёк! В опасное место мы с тобой пожаловали, здесь незваным гостям не поздоровиться может. Давай-ка за мной потихоньку, назад возвращаемся!
Едва она это молвила, как на самой толстой ветке, самого темного дерева что-то заворочалось, заворчало, заухало. Испугались Егорка с синичкой, друг к другу прижались и на месте замерли. А не ветке, тем временем, два глаза желтых вспыхнули, будто гирлянды зажглись, и говорит кто-то, голосом скрипучим, недобрым:
- Кто это ко мне погостить пожаловал, чай ли птички-синички? А ну, покажитесь, рассмотрю вас внимательней!
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Недавно просили посидеть с племянником, ему 7 лет.
Смотрел он в ютубе мультики, нашел я ему плейлист, и попался там мультфильм из журнала "Веселая карусель" (кто родился в 1990х, вспомнит, что его на Детском мире показывали.
Так вот, смотрит он мультфильм "Апельсин". Мульфильм про то, как звери делили этот фрукт. Посмотрел, и стало ему интересно две вещи:
1. Где звери апельсин взяли в лесу, если апельсины растут как-бы в местах южнее?
2. Почему делили несправедливо: на троих котят та же долька, которая и для одного чижа?
И тут я понимаю, что ведь он чертовски прав.
И еще понимаю, что пора с такими мультиками завязывать, он явно перерос их уровень))) Пора уже что-то более серьезное включать.