Осень, ху.сень
Вспоминаю что-то, как же раньше было прекрасно…
Как это выглядело на самом деле.
В жаркий летний вечер хочется осенней прохлады
Не знаю, интересны ли тут стилизации фото под картины, но конкретно эта фотография просто просилась под обработку. Если потребуете - выложу оригинал, но... эта мне нравится больше :)
По грибы и по рыбу
Воспоминания студенческих лет. Про то, как от нас сбежала последняя электричка и ударил мороз. Ездили на рыбалку.
Река Чардым летом
Тоска спустилась в то воскресенье на второе общежитие. Все разъехались по домам, а я с тёзкой остался. Мне ехать некуда: у меня родители в Баку живут, а у Солдатовых закончились деньги. Сергей, старший брат, занял на работе, а Димке велел дежурить по комнате, чего, в общем-то, не требовалось.
Рыженький, кудрявый, с веснушками, Димка - с крестиком на шее, лежит на кровати, читает "Русское поле экспериментов". Я - тёмненький, лохматый, вечно небритый, крестик над изголовьем кровати висит.
Щёлкнул закипевший электрический чайник. Задумчиво потрясая заварником, я заглядывал внутрь.
- Как думаешь: женить, или не женить?
- Конечно, женить! - воскликнул Димка. - Всё женить!
Я поморщился и влил кипяток поверх прежней заварки. Со стены на меня презрительно взирал облитый кетчупом Эдуард Лимонов, распечатанный на ксероксе.
- Неправильно всё это, - ворчал я, - что дома сидим. Поехать бы куда-нибудь! На природу, например...
- Какая природа? - бурчал в ответ Димка. - Ноябрь месяц! Вот Серый сейчас - на природе... Грибы собирает!
- А может, нам на природу поехать? - оживился я. - Я знаю, где шампиньоны растут! Тебе чай наливать?
Димка кивнул.
- Шампиньоны, значит? А может, на рыбалку? Серый-то сети из Сердобска привёз...
- Там, где есть шампиньоны, рядом - речка, Чардымка. Два с половиной часа езды на электричке. Рядом с Тарханами.
- Может, махнём на рыбалку? - неуверенно спросил Димка, подтягиваясь к столу. - Хоть бы крошки вытер, - раздражённо заметил он мне, взяв с полки губку.
- А давай махнём! В "шестьдесят шестой" заглянем?
Я толковал о ведущих в захолустный дворик зелёных воротах, на которых белой краской намалёвана цифра "66". Иногда в окошке шинка выставляли красноречивую надпись на картонке: "НЕТ". Димка покачал головой.
- Зачем на природе спирт?
- Ну, значит, не будем, - пожал плечами я. - Но сигаретами закупиться надобно.
- Вот это - мудрая мысль!
- Купим твёрдую пачку голубой "Явы" - для приличия, пачку "Лифы" - для кайфа и пачки три "Саратовской Примы", чтобы имелось.
"Астраханскую Приму" мы брать даже не думали: палки.
- Не нравится мне эта "Лифа"... Ментол на сердце и на потенцию плохо действует.
- От одной пачки на двоих ничего не случится. Воды придётся взять. Иначе из Чардымки пить. А что, мы пили на практике, сырую!
- Не страшно?
- Нет, природа только на тех бросается, кто что-то в ней не любит, против ее законов прёт. Все биологи об этом знают. Представь себе, на зайца идём, нужен нам лишний груз в виде воды?
- А за зайца природа не обидится?
- Не, за зайца не обидится. Мы такими созданы. Впрок - можно! А вот если человек без толку жука давить будет - на таких она и насылает всякое...
- Ладно, кончай болтать! - улыбнулся Димка, вставая из-за стола. - Помоги сети перебрать!
Пока укладывали сети с синими поплавками, я продолжал говорить:
- Места там - необыкновенные! На практику туда ездили. И была там девушка удивительная, её звали Наташа, просто чья-то сестра. Не наша. Не биолог. Я её ящериц научил ловить. Красивая девушка, худенькая, смугленькая, такая добрая, глаза большие и печальные! Никогда с тех пор не общался я с девушкой так искренне, как в тот вечер, как-то всё естественно происходило... Нужно картошки с собой взять обязательно, запечь в костре!
- Постель застели! - наставлял Димка, когда сумки полностью укомплектовали - Коменда может заглянуть.
- Ты бы теплее оделся, - продолжал Димка, когда я завершил с покрывалом.
- Тепло сегодня, - ответил я, с любовью прощаясь с "Музеем Чудес" над кроватью, в состав экспонатов которого входили: шкурка мыши с приделанными птичьими крыльями, красная книжица устава КПРФ, заячья лапка на витой верёвке, обёртка от леденца "Лизун-сосун" и противогаз со значком на лбу: "Голосую за НДР!", эмблему я получил на вечеринке в "учебке", в качестве приза за харизму. А первое место заняла за танец Лена, самая красивая девушка в общежитии...
Димка проверил музыкальный центр, бросил прощальный взгляд на Яну Дягилеву, распечатанную на ксероксе, вывешенную над колонкой... Я потрясал английским замком с ключом и подмигивал...
***
Старик на вахте прищурился:
- Домой?
- На рыбалку! - гордо бросил я.
Мы заглянули на рынок, там купили сигарет, после чего был вокзал и сорок минут до электрички, которая следовала до Тархан.
В электричке на Димку напало меланхоличное настроение, что меня удручало, трещал я без умолку:
- Мы играли там в регби. Кто-то свалил меня. Представляешь, девчонка! Толстая, Алиной звали. Вот наглость! Представляешь? А Андрюхе зуб выбили в этой игре! Страшная игра, но я же не ботаник! Для настоящих мужчин игра - регби! А Наташа отвернулась от меня, когда Алина мне голову на плечо положила, мы у костра сидели. Но я не мог оттолкнуть Алину, потому что мне первый раз в жизни девушка сама голову на плечо положила.
Мерно поют колёса, сельские люди в тёплой одежде роняют головы на грудь, тщатся заснуть, сухая трава и голые деревья за пыльным окном...
- Дай водички, - попросил Димка.
- Попьём водички и пойдём в тамбур! Ведь это самая романтика - покурить в тамбуре!..
***
И шагали мы по шпалам, брели по холмам... Я просто вспомнил нужную ложбину.
- Вот здесь стоял лагерь! - делился я. - Видишь, яма с мусором? Это - мы!
- Где же речка?
- Пойдём, пойдём! Вон площадка, где играли в регби! А здесь был костёр! Сейчас двинем по трубе, как раз по ту сторону речки мы с Наташей ловили ящериц, а дальше - шампиньоны! Вот она, труба!
Относительно широкая труба наполовину погрузилась в стремительную речку, тёмная вода бурлила вокруг трубы, у берега, шлифовала камни, гальку, волокла по дну...
- Здесь есть аммониты, - рассказывал я. - Когда-то здесь плескалось Сарматское море, летали птеродактили, жрали рыбу... Кистепёрую! В море охотились плезиозавры!
- Здесь негде ставить сети, - разочарованно протянул Димка.
- Идём, идём, будут заводи! Я удержал Наташу за руку, когда она собиралась упасть с этой трубы! Но то стряслось в мае. А была другая практика, апрельская... Снег не сошёл, как же я ненавижу русский снег! Всё как-будто в космосе, нет жидкой воды. Скучаю по Баку! Я упал в воду, запасных вещей не взял, я спонтанно решился ехать... Ты смотри под ноги! Сушили ботинки мои над костром, на палки их нацепили, дали мне штаны камуфляжные, в два раза больше меня! А ботинки расплавились, так я возвращался в Саратов... И носки задымились... Хорошо, что ни одной девушки рядом не оказалось, из тех, которые мне нравились!
Мы преодолели трубу.
- Нужно сейчас шагать вдоль зарослей лоха. Ты знаешь, что его плоды съедобны? Вяжут, правда, но сладкие, мы их в детстве фениками звали, вот они! Попробуй! Съедобно, съедобно! Не боись! Будет проход через лох и камыш, в заводь... Я знаю, где... Именно тут были ящерицы!
Где-то там летом...
Мы добрались до прохода, и я произнёс:
- О, чёрт, на том берегу, заводь...
- Всё нормально, - пояснил, улыбаясь Димка. - Стой тут, держи конец сети! Привяжем к нему бутылку с водой. Докинешь? Я туда пойду.
- Докину!
- Давай, вяжи, я сгоняю!
Бутылка плюхнулась в воду, но Димка её подцепил камышиной и притянул к берегу.
- Здесь глубоко! - обрадовано кричал он.
- По шею! - хвалился я.
Когда поставили сеть, Димка вздохнул:
- Показывай! Шампиньоны!
***
Мы шагали навстречу стремительно спускающемуся по небу солнцу, мимо стогов сена...
- Вон там - болото, - повествовал я. - Жерлянки там краснобрюхие, не жаба и не лягушка, жерлянка! Там уток стреляли... Я набрал для Наташи большой букет кубышек, жёлтые такие цветки... Провалился в болото. В голове почему-то всё крутился отрывок из песни: "Нарву цветов и подарю букет той девушке, которую люблю..." Мне стрёмно было при всех дарить девушке цветы, все поняли бы, что она мне нравится, но я подарил! Из них вылетела пчела и ужалила меня больно.
Шампиньонов встречалось мало, по большей части - сухие. Димка хмурился.
- Может, ну их? Не хватит на сковородку.
- И один гриб на троих - символ! - возражал я.
- Стой! - закричал Димка. - Смотри!
Между лепёшек коровьего навоза росли плоские коричневые грибы.
Димка отломил от шляпки кусочек, понюхал, протянул мне.
- Вроде неплохо пахнут...
- Ты знаешь этот гриб?
Димка покачал головой:
- Мне кажется, этот гриб называется коровником.
Я нахмурился:
- Почему коровником? Потому что среди г...на коровьего растёт, или потому что на г...но коровье похож?
- Не знаю. Но у меня такое впечатление, что я где-то видел эти грибы и где-то слышал, что они называются коровниками. Их много тут, на сковородку хватит.
- Но тогда нужно их съесть будет.
- Открывай пакет! Темнеет, быстро собирать надо!
- Ты будешь их есть?
- Сто пудов! А ты?
- Сто пудов!
- Давай, собирай!
Наспех набили мы полный пакет грибов.
- Торопиться надо, - волновался Димка, - на электричку опоздаем! Сумерки сгущаются. А ещё сети снять...
- И картошку запечь...
- Может, ну её, картошку?
- Как это, ну? Зачем тогда взяли?
- Знаешь, что у меня на уме? - задумчиво произнес Димка. - Нужно бутылкой с водой в заводь моздануть! Если рыба на дне сидит, она в сеть поплывёт!
- Давай! Моздануть по воде бутылкой - классная идея!
Димка замахнулся и швырнул бутылку в реку. Разошлись круги. Я побежал вдоль берега за бутылкой, уносимой течением. Вернулся с добычей.
- Чуть ботинки не намочил! Поскользнулся, глина у обрыва, зараза!
- Давай теперь ты на тот берег! Где Наташа была с ящерицами! Сети снимать!
***
В сетях бились три крупных рыбины, по локоть.
- Белый амур! - заворожено объяснял Димка. - Красавец! Редкая рыба и наиболее вкусная в наших реках! Ты не представляешь, насколько она восхитительна в печёном виде, почти сладкая, нежная, костей мало... Ммм...
Я сглотнул.
- Картошку пора печь.
- Вначале - сети смотать.
Димка распутал первую рыбу, бережно опустил в сумку.
- Может, так всё покидаем, в общаге разберёмся?
- Ты что? А борода? Хоть немного уложить надо.
Я подобрался к кромке, зачерпнул ладонями сырой воды и выпил.
- Ты заметил? - спросил я по пути в бывший лагерь, - что все три рыбины рядом и прямо с той стороны, куда бутылкой кинули? Если бы не кинули - с пустыми руками возвращаться пришлось бы...
- Да, будет что Серому показать!
***
Затем мы второпях разводили костёр из отсыревших дров. Пекли картошку и глотали её полусырую. Становилось угрожающе пора возвращаться на станцию...
***
Путь до Тархан показался неправдоподобно длинным. Темнело на глазах, а время на механических часах Димки таяло, роковая минута приближалась... Холмы вдруг сделались невероятно бугристыми. Думали, полегче выйдет на железнодорожной насыпи, но ноги спотыкались о гравий.
- "Опять от меня сбежала последняя электричка! - фальшиво напевал я. - А я по шпалам,
Пешком - по шпалам!..
Иду!..
Домой по привычке...
Па-ра-рам-парам-парам-парам-парам-па!..
Па-ра-рам-парам-парам-парам-парам-па!.."
- Не каркай!
- А я хочу опоздать!
- И я хочу. Немного... Но это неправильно. Может ударить мороз. Мы одеты легко. Тёплых вещей с собой нет!
- Можно вернуться, где коровники, и заночевать в сене!
- Нет. Серый волноваться будет. Он уже приехал.
Уступили дорогу поезду "Москва-Саратов"...
Гравий иногда становился крупным...
- Рассказать анекдот? - прервал молчание Димка, которому подобные штуки были несвойственны.
- Давай! - с удовольствием откликнулся я.
- Чебурашка спрашивает крокодила Гену: "Ген, до х..., это сколько?" "А видишь рельсы? - отвечает Гена, - иди по ним и считай шпалы. Когда остановишься и заорёшь: "Да на х... мне эти шпалы!" - знай: ты прошел половину!"
Замаячили впереди Тарханы...
Приближалась со спины электричка. Мы прыгнули в сторонку, электричка пронеслась, мы погнались за ней со всех ног. Когда мы добежали до станции, электричка тронулась... Долго взирали мы на светофор, который потом загорелся красным. Ночь укрыла местность.
- "Опять от меня сбежала..." - затянул я.
- Пойдём в кассу, спросим, когда следующая, - перебил меня Димка. - Радуйся. Твое желание воплотилось.
Следующая электричка прибывала в четыре часа, семнадцать минут утра. За ней - семичасовая...
- Смотри!.. - показал Димка, как только мы покинули здание железнодорожной кассы и выбрались на воздух.
В луже кристаллизовался лёд.
- Первые морозы, - констатировал я.
- Посмотри на себя, - кивнул Димка.
Я засунул руки в карманы олимпийки и почувствовал, что холодно. Я вынул пачку голубой "Явы", мы закурили...
- Пока бежали - тепло было, - вздохнул Димка.
- Что-то мне всё не нравится, - насупился я. - Идём к бензоколонке! Может, кто согласится подбросить нас до Саратова...
- Ты дрожишь... - заметил Димка.
Через деревню мы направились к автозаправочной станции. Окна частных домов светились оранжевым уютом. Издевательством выглядели телевизионные антенны. Лаяли псы.
На бензоколонке - тихо. Димка снял с себя камуфляжный плащ.
- Держи.
- А ты?
- У меня свитер есть.
Я пожал плечами и нехотя оделся. Теплее не стало.
- Смотри! - воскликнул Димка.
Он показывал на лужу, покрытую уверенной коркой льда.
- Что же так не везёт? Вот в Баку сейчас...
- В Баку! - фыркнул Димка.
Тем временем, к автостанции подрулила иномарка. Молодой парень и гламурная девушка выбрались из нее...
- Я спрошу! - заверил я.
Но пара отказалась, сославшись на невнятное. Мы провели на станции ещё минут сорок.
- Говорил тебе, спирт надо было брать! - горько упрекал я.
- Да мы бы его с картошкой выдули!
- Литр брать надо было!
- Да, спирт не повредил бы...
- Пойдём на трассу! - вскинул головой я. - Все пути ведут в Саратов!
Час и двадцать минут мы провели на голой трассе. Никто не пожелал тормозить.
- Бесполезно это, - нудил Димка. - Два парня... Один в камуфляжке и капюшоне, как у террориста. И небритый. И я с утра побриться забыл...
- Кто же видит в темноте и на скорости?
- Вот в том-то и дело, что никто в темноте не видит, какие мы добрые. Может, пешком до Саратова?
- Чтобы замёрзнуть в поле, вдали от людей? Ты представляешь, сколько идти?
- Да, что-то я не подумал...
- Идём назад! - сказал я. - Может, к людям постучим? Приютят на ночь?
- Бесполезно. Нынче народ недоверчивый пошел.
- Тогда спрячемся в вокзале.
- Да это сельский вокзал! Там нет печи, я обратил внимание: так же холодно, как на улице, а от холода - вовсе одубеем...
- А если там всё же теплее?
Димка пожал плечами.
В вокзале, как выяснилось - не теплее...
- Я знаю! - воскликнул я. - Мы нарвём сена, сложим стог и будем спать! На краю деревни наша хата! Романтика!
- Ты где столько сена возьмёшь? Может, костёр развести?
- Разведи! А я сено рвать буду!
Мы доковыляли до края села. Димка скрылся в зарослях лоха. Я взялся за дело с энтузиазмом, но скоро, взирая на убогую кучку, начал сознавать утопичность красивой идеи.
- Лох проклятый не горит, - пожаловался Димка. - А этот лох ещё и сырой, и промёрзший. Надо где деревья идти, назад. Я всегда знал, что лох плохо горит, но думал, всё-таки...
- Жаль, я немного согрелся, но к утру эта куча не вырастет... А завтра - на работу, в виварии - большая уборка!
- Может, нам, правда, кучу собирать, чтобы согреться? Пусть не соберём, зато - тепло!
- Нет, я так не могу, что-то делать во имя недостижимой цели!
С противоположной стороны шоссе прошествовала шатающаяся компания подвыпивших парней и девушек. Они пели "Катюшу".
- Ты какие песни знаешь? - спросил я.
После долгого перечисления выяснилось, что существуют три песни, которые знали и я, и он: "Гимн Советского Союза", "Всё идет по плану" Егора Летова и "Солнечный круг", последнюю - не до конца.
- Нам нужен план, как скоротать время до электрички и не замёрзнуть, - пояснил я. - Сейчас одиннадцать. Осталось всего пять часов с копейками. План такой: возвращаемся на станцию и поём "Гимн Советского Союза", маршируем вокруг станции. Останавливаемся. Курим "Лифу". Потом прыгаем: двадцать раз на левой ноге, двадцать - на правой, двадцать - с прихлопами, ладонями кверху. Курим "Яву". Поём "Всё идет по плану", маршируем вокруг станции. Курим "Приму". Прыгаем. Поём "Солнечный круг"... Маршируем. Прыгаем. Пьём водички... И по новой! Что думаешь?
- Я думаю, это лучше, чем ничего не делать.
- Давай, песню за-пе-вай!.. "Союз нерушимый, республик свободных!.."
Мы чеканили вокруг станции, по квадратным плитам. Ехидно насмехались над нами кривые лапы лоха. Мороз крепчал. Выпали редкие крупицы снега. Пальцы коченели, пока курили "Лифу"...
Потом мы прыгали и ухали.
- Меньше курить надо... - тихо изрёк Димка, когда гимнастический цикл завершился.
- Неверное настроение! - отрезал я. - Спирт надо было брать! За-пе-вай!.. "Границы ключ переломлен пополам, а наш батюшка Ленин совсем усох!.."
Когда настал черёд любимого студентами момента, как положено, притихли и зарядили во всю глотку снова:
- "А при коммунизме все будет зае...сь!
Он наступит скоро, надо только подождать!
Там всё будет бесплатно, там всё будет в кайф!
Там наверное ващще не надо будет умирать!!!
Я проснулся среди ночи и понял, что!..
Всё идет по плану-у-у!..
Всё идет по плану-у-у!.."
- Странно наверное со стороны мы смотримся, - ухмыльнулся Димка после прыжков.
- Классно смотримся! Давай, по "Яве"!
- Сердце болит, - пожаловался Димка.
- Не обращай внимания! Давай! "Солнечный круг, небо вокруг, это рисунок мальчишки!.."
После "Примы" Димка заявил:
- Я "Лифу" - пропускаю.
- Ну и напрасно! У нас - план! Прошло четырнадцать минут!!! Где водичка?
- Мы быстро поём, - заметил на втором круге Димка.
- Мы быстро курим.
- Мы быстро устаем от прыжков.
- Чушь! Давай! "Союз нерушимый, республик свободных!.."
На третьем круге Димка сказал:
- Я не могу больше прыгать, одышка...
На четвёртом круге Димка остановился:
- Я не могу больше прыгать, вода - холодная, пить не хочется, "Прима" - мерзкая, от "Лифы" болит сердце, мороз чувствуется всё отчётливее.
- Значит, кризис жанра, - пояснил я.
- Нужно двигать в лес, - согласился Димка, - разводить костёр.
- Костёр - не то! Нужно перейти по трубе и достичь сеновала. Там мы будем спать в блаженстве, и чёрт с ней, с работой!
- Серый волноваться будет.
- Он поймёт. Серьёзно, поймёт.
- Ну, хотя бы на сеновал! Хоть куда! Только не тут!
- Идём на сеновал!!! За-пе-вай! "Границы ключ!.."
Но петь разжелалось, горло пересохло, холодная водичка пришлась и кстати, и некстати...
Сия местность ночью предстала перед нами иной, нежели днём. Мы забрели на перепаханное поле, и ноги, то и дело, ударялись о кочки...
- Перекур? - задал вопрос я.
- Перекур, - кивнул Димка. - Да убери ты эту "Лифу"! Лафа! Дешёвая подделка под ментоловые сигареты, да еще под "Кэптэн Блэк" в коричневый закрашенная!
Вновь опадал, вился на ветру, сухой редкий снег. Уши жгло...
- Дешёвая - не дешёвая, а вкусная!
- Если её табак очистить от ментола, я предполагаю, получится "Астраханская Прима"... Не могут так дешёво сигареты с фильтром, да ещё с ментолом стоить. Дай "Явы"!
Потом мы снова брели...
- Большая Медведица! - крикнул Димка.
- У меня подошва проклятого ботинка отклеилась! Где ложбина? Мы, видится, крюк даем!
- Давай водички попьём, на звёзды глянем!
- Всё равно холодно!..
- Не то слово - холодно!
- Каков будет сеновал, Димка! Забыть обо всём! И спать! А утром солнце согреет...
И мы продолжали путь по полю...
Ложбина раскрылась неожиданно. Мы шли по краю оврага и искали место, где когда-то разбивался лагерь, чтобы найти трубу...
Долго мы шли... Я внезапно понял, что не узнаю ночью ту поляну между многих...
- Я не сумею понять, где труба, - грустно признался я.
- Это не имеет значения, - ответил Димка, подсвечивая зажигалкой часы. - Если мы сейчас развернёмся, как раз вовремя прибудем на станцию.
- Назад?! Ничего не добившись?! А мечта о сне в стогах сена?!
- Эта мечта помогла нам продержаться, она спасла нас!
- Нет, я так не могу. Я ботинок испортил!
- На зимние переходить пора.
- Я не могу делать что-то во имя нереальной цели!
- Цель была не замёрзнуть!
- Нет, цель была в сне на сеновале, и ты мне её обломал! Пошли назад.
- В городе нет таких звёзд, - мечтательно рассуждал вслух Димка.
- Что проку от звёзд, если нельзя узнать, что там, - недовольно пререкался я.
Крепчал мороз, а мы упорно пересекали поле, туда где железнодорожная станция...
***
До появления электрички оставалось двадцать шесть минут. На станции уже ждал поезда старичок, в очках с круглыми стеклами, с рюкзаком у ног.
- Не попоёшь... - вздохнул я. - А несколько часов назад мы жили на этой станции как хозяева!
- Давай "Лифу", - ответил Димка.
А люди прибывали...
Появилась полная женщина с внучкой, угрюмый небритый мужик... И еще... Так чудно!
Незаметно пролетело время, электропоезд "Ртищево-Саратов" прибывал на перрон...
***
Нам попался вагон без отопления. Димка уронил голову на грудь. Я вынул из сумки бутылку с водой, положил под затылок и улёгся на жесткой скамейке из полированных досок.
- Надо поспать, - сообщил я и прикрыл веки.
Мерно стучали колёса поезда... Цветные картинки поплыли перед глазами...
Я проснулся от прикосновения к плечу и вздрогнул.
- Мне плохо, - говорил Димка.
- А мне как плохо! - огрызнулся я. - Завтра на работу!
Тут я заметил, что голос Димки - подозрительно бледный.
- Что с тобой?
- Сердце болит. Мне кажется, я не вынесу холода... Я как бы поддерживаю в себе тепло, но хочется отпустить...
Только тут я обратил внимание, что Димку трясёт.
- Вот ты, дурень, спятил! Я говорил, спирт надо было брать! Не, не в том дело! Ты по-другому на всё посмотри! Слушаешь меня? - я схватил Димку за плечи. - Ты эту поездку на всю жизнь запомнишь!
- Лучше её век не видеть...
- Нет, ты не понял! На всю жизнь запомнишь!!! Эта ночь - из царства бессмертия! Сколько дней ты прожил и не запомнил? Я клянусь, вчерашний день ты забудешь через месяц! Ты не жил вчера! Ты умер! Дни, которые ты забыл - просто так! А сегодня ты - живёшь! Я напишу когда-нибудь об этом, я знаю! Люди будут читать! Кто-то должен смотреть и записывать! Ты живёшь, Димка! Живёшь!!! Слышишь?!
Димка улыбался.
- Легче тебе? - осведомился я.
"Станция Жасминная, - разнесся по вагону голос дикторши, - Осторожно, двери закрываются! Следующая остановка - Поливановка!.."
- Жасминка, Димка! Пригород Саратова! Считай, Саратов! Огни города видать в окно! Ты что?!
- Дай водички!..
***
Саратов. Вокзал. Троллейбус. Жёлтые фонари в салоне. Невыспавшиеся люди на мягких сиденьях... Вот и пора на выход, рядом с оптовкой "Социализм"... Двадцать метров до оптовки, и далее - прямая дорога на общежитие. Горят окна некоторых комнат...
- Белых амуров довезли! - говорит Димка. - Серый обрадуется! Волнуется он...
- Коровниками не отравимся?
- Если отравимся, то в милицейском рапорте напишут: жители комнаты номер четырнадцать, общежития номер два, найдены мёртвыми. Комната погибла в полном составе. Причина смерти - отравление грибами неопределённой видовой принадлежности, судя по слухам, на некотором диалекте именуются дары природы "коровниками"...
Миновали турники.
- Да, завтра царский ужин будет, не каша из гороха, по шесть рублей килограмм!
- Ты имеешь что-то против гороховой каши?
- Нет, совершенно ничего. Всё женить!
- Серый рыбку нажарит и сковороду большую картошки с грибами! Ксюшек пригласим и Лариску!.. Они дверь коменде не открыли, когда мы у них "Коммунизм!" пьяные в окно орали.
- Тебе какая Ксюшка больше нравится: пухленькая, или с короткой синей стрижкой?
- С короткой синей стрижкой.
- А мне - пухленькая...
- А Ира по-любому на вахте из-за тебя плачет сейчас, её Серый успокаивает...
- Ира - хорошая девушка, но философию не понимает. Когда я стану великим писателем и заработаю много денег, я найду её, чтобы подарить автомобиль. Я обещал!
Позади - обитая стекловатой труба.
- Пиво Серый купит! - волновался Димка. - Холодное, "Толстяка"! Ты хоть представляешь, какое это будет пиво? Божественное! И картошка с грибами! И рыба! Не жалко коровниками отравиться!
Тут меня пробрало:
- Ты хоть понимаешь, что всё не так?! - воскликнул я. - Вот решающая минута! Там, дома, нас ждёт горячий чай и тёплая постель. Сладкие сны! Какой бред! Я не пойду на работу, я буду спать!
- А я не пойду в универ. У меня - незначимый день. Но Серый пойдёт на работу.
- А Ира позовёт меня на супчик!
- А вечером придут Ксюши и Лариса, и ты будешь орать под гитару про сердце вампира!
- Пока не придёт коменда!
- И будет угрожать нам выселением!
- Да не то я хотел сказать! Я бога слышу! Вот минута! Там, за дверью, всё закончится! Там будут МЧ и Серый. Тепло и сладкие сны!
- Сети всё-таки перебирать придётся, пока Серый готовить будет.
- Нет же! Божественный ужин и холодное пиво, но важно не когда это будет, а что мы идём домой!!! И самый кайф - что это всё будет, ты понимаешь меня? Сейчас - мгновение, ощути, Димка, всё закончится через тридцать секунд! В нашей комнате горит свет!
- Скорее бы. Меня колотит.
- Имеешь глаза, да не видишь, имеешь уши, да не слышишь! Ангелы поют нам гимн! Всё завершится, и каждая секунда всё ценнее, потому что ближе и ближе мы к цели, а когда её достигнем - всё уже наше, битва закончилась, короткий миг награды, и - мёртвые дни. Ценность той победы - в мгновении, которое переживаем мы сейчас именно! Когда настанет победа, её цена миновала! В Пути - смысл жизни! Но если нет цели, какой дурак начнёт путь? Ты понимаешь меня?
- Я не понимаю философию. Это - к Серому.
- Жизнь - путь к цели! - выпалил я. - Жизнь - возвращение домой!
Ребристая деревянная дверь на пружине, выкрашенная голубой краской.
- Фанфары умолкли, - грустно констатировал я и потянул на себя ручку.
С вахты повеяло нежным теплом. Ира... Милое Маленькое Чудовище... Синий свитер, покрасневшие от слёз глаза, волосы цвета Солнца. Сергей Солдатов. Ироничный грустный взгляд, румяные щёки, русые кудри.
Усатый вахтёр. Покачал головой и вынул из пачки неизменную "родопину".
- Ну что, Дмитрий Александрович, деградируете? - спросил профсоюзный работник Сергей. - А вы что, Дмитрий Юрьевич? Цинично припудриваете?
Беглая редакция от 01.08.2018 текста от 27.08.2010.
Автор текста: Дмитрий Тюлин
Как я лежал в страшной больничке
Ребята, предупреждаю - это будет длиннотекст, без особых спецэффектов, но в середине есть сцена клизмирования живого человека!
Однажды, я начал замечать, что у меня болит горло. Вернее не болит, а жжёт временами и не внутри где-то а, как-бы, снаружи. Пощупав шею перед зеркалом, я обнаружил, что в районе кадыка имеется такое типа утолщение, и когда на него нажимаешь, ощущения не приятные.
Присев на край ванны, я задумался. Это утолщение было у меня всегда, оно располагалось слегка несимметрично и на фотках на документы было чуть заметно. Чуть, это значит что ни мама, ни позже жена, его не замечали. А тут, после тридцатки заболело.
Я чихнул, и боль кольнула прямо сильно.
Собрался и попёр к лору. По дороге и сидя в очереди подумал про всё плохое.
Но лор, помяв шишку безжалостными пальцами, сообщила , что это, скорее всего, срединная киста шеи. Ничего страшного просто надо срочно вырезать - видимо гной начал скапливаться. Операция не сложная, внутрь шеи лезть не надо, всё под кожей. В литературе и кино про войну, встречаются персонажи со свищом на шее, перевязанном грязной тряпкой вот это оно - гной штука активная и проедает стенки, если его не удалить.
Когда сообщил эту новость своим чювакам, сразу всплыл варик сделать операцию в институте онкологии. Туда съезжаются со всего региона и там есть отделение шеи и головы.
Приехал туда по договоренности, словился с доктором. Это оказался такой модный тип, с последним на то время айфоном. Мы с ним договорились, что я по быстрому, до послезавтра, сдаю все анализы и, он меня пристраивает перед длинной операцией. Денег я плачу только за наркоз, а ему ничего не должен, т.к. он должен тому, кто меня отправил.
Схема устраивала и я погнал сдавать кровь на спид и сифилис. Забегая вперёд, скажу, что эти справки в спешке у меня так и не спросили.
Дома постарался всё объяснить максимально обтекаемо, хотя при упоминании места, где будет операция все всполошились.
Стоял сентябрь, золотая осень. Было тепло, солнце сбивало одиночные листья, и они плавно падали на тротуары в полном безветрии. Я носился по больницам с анализами и был как под газом. Я никогда даже руки не ломал, не был никогда под наркозом.
Утром пришёл сдаваться. Взял с собой ноут с модемом-флешкой, миллионом фильмов и покерстарсом. Сразу на ступенях у входа, увидел стаю перебинтованных мужичков в пижамах. Они курили, просовывая сиги в дырочки между бинтов. На них из окон жадно смотрели те, у кого всё чем они курили, только что вырезали.
Меня встретили, показали мою койку - она была одной из пяти в довольно просторной и уютной палате. Так как я был “блатной”, врач сказал мне, что до вечера я могу идти куда хочу. Я оставил вещи и поехал за город на природу, потом пожрал в узбечке на берегу реки. Потом вернулся в город и купил кроссы, на которые давно смотрел. Сходил в кино. Все мои думали, что я уже в больничке и писали подбадривающие сообщения в вацап. Я тоже писал подбадривающие.
В конце дня, я вернулся в палату и начал знакомиться с соседями. Там был молодой пацан с Кузбасса, дедок с бородкой клинышком без голоса уже, и бодрый деревенский мужик. Он сразу начал мне показывать фотки щук в сотовом, спрашивать, где поблизости купить китайские сети, про воблеры про какие-то.. Потом сообщил, что утром у него большая операция на горле. Дядька без голоса посмотрел на него и отвернулся.
Меня потряхивало, если честно.
Я пошел в коридор, там бродили зомбаки с перебинтованными, головами, с трубками в горлах, с какими-то конструкциями на лицах. Что бы развеяться, я подоёбывался до симпатичной медсестры. Мы мило поболтали какое то время, потом она непринужденно спросила, был ли я на клизмировании?
Што, бля?!
Я подумал, она угорает. Сообщил, что я от Эрика. Её это вообще не впечатлило. И она указала мне путь. Я обреченно прочитал на двери “Клизменная”, или чё-то такое, не помню. Внутри была кушетка и, почему-то, грелка на штативе от капельницы. Может они греть меня будут, чтоб не напрягался? Клизм не наблюдалось.
Я присел на кушетку и стал ждать бабку. Я заметил в коридоре бабку с тазом, все от неё отводили глаза. Вот, значит, почему...
Но. Дверь отворилась и пришла Марина! Красотка с ресепшена, с ногтями и татуировкой, с которой я только что болтал. Я начал чё-то лепетать, но она твёрдо сказала мне приспустить исподнее и лечь лицом к стене. Потрясенный, я повиновался.
Ребята, это была не грелка!
Память щадит, всё стёрлось почти, только стоит в ушах её фраза “Такой большой мужчина, а входит не много.. ”
Потом, она сказала, что мы теперь на “ты” и удалилась, а я ломанулся к толчку.
Вечером, с загадочной улыбкой, Марина принесла мне две малюсеньких таблетки
“Сибазон”. Мне и тому дядьке со щуками. Спросила его многозначительно, звонил ли он родным. Он удивился, ответил ‘нет, зачем?’ Она ответила, “Чтобы поговорить”.
Дядька на тот момент ничего не поняв, всё таки набрал жену, минуты две помычал что-то с матом и убрал трубку. Я посмотрел на безголосого деда, как телик отражается в его неподвижных очках, и понял - да, голос щукаря жена теперь услышит только в записи.
Очень плавно мне стало всё как-то похеру. Волнение растворилось как рафинад в стакане у моего третьего соседа, кузбасского гопничка с огромной шишкой под ухом.
Я уплыл.
Рано утром пришла уже другая медсестра. Сосредоточенная, сказала нам двоим полностью раздеваться и ждать. В открытую дверь палаты было слышно. всё что происходит в коридоре. Колёса отпустили и я дрожал голый под простыней. Дядька был полностью спокоен, болтал с кузбассцем про снегоходы. Потом мы услышали, как из лифта покатили каталку. Мы переглянулись - за кем первым? Оказалось за мной.
Больница в старинном здании. Я лежал в огромной операционной со сводчатыми модерновыми окнами и смотрел на падение за окном. Пришёл анестезиолог, мы уже общались с ним вчера, сказал “уколю”, и вставил в вену катетор. Это была единственная боль, которую я за всё пребывание там почувствовал. Я решил крепиться сколько смогу - интересно прочувствовать, как начинает действовать нарк…
Первый раз сознание моргнуло в лифте, я лежал на каталке, что-то мешало на лице, я провёл рукой, почувствовал шланги, но куда они введены не понял и отрубился.
Потом я всплывал и уплывал уже на своём месте в палате. С таким томным и сладким ощущением - никакого дискомфорта не было, я просто снова засыпал.. К вечеру отпустило, на шее обнаружилась большая заплатка из пластыря, с выведенной трубочкой. Я сразу попробовал говорить - голос как с бодуна, нормальный в общем. Пришла медсестра и поставила болючий укол в жоппу. Пить, сказала, сегодня - хер. Я начал отвечать на миллион не принятых.
Ночь продрых, всё еще под выходами от наркоза. А утром привезли щукаря. На каталке со множеством шлангов и капельниц. Он дышал с ужасным бульканьем, лица не было видно из-за какого-то жабо из бинтов и марль на шее. Когда он засыпал к хлюпаньям добавлялись стоны и нечленораздельный бред.
Мы все притихли. Я вдруг понял, каким туризмом тут занимаюсь, всю мимолетность моего здесь пребывания в сравнении с моими соседями. Ещё стало кристально ясно, что эти лотерейки прилетают единомоментно хоть к кому, и, может быть, через неделю уже я буду завидовать человеку с вырезанным горлом.
Я опять стал смотреть в окно, на движение по улицам осеннего города. Там прогуливался безголосый дед, ничем не отличимый от остальных прохожих. Завтра, я знал, будет его операция.
Всю ночь я, почти сутки перед этим проспавший, рубился в покер в буке и смотрел ,,Безумцев,,. А утром свалил домой, попрощавшись с безголосым, обязавшимся простыню как тогой.
Надеюсь с ним сейчас всё в порядке. С ними.
Дыхание осени
В губы целуется дождик грибной сентября.
Желтые листья, как новые волосы в проседи.
Белые перья носит по свету земля...
Помни дыхание мое. а это дыхание осени...
Легкое платье срывал я, и жаркая плоть.
Это лекарство бездумная теплая молодость,
Нет не стереть уже, раз пришлось наколоть,
Наши картины, наши узоры, но гордость...
Мёда не надо, ведь сладости мне не забыть.
Красный арбуз жажду гонит, но временно,
Ты где то там, и тебе обязательно быть...
Я пока тут, но сколько. совсем не проверенно.
Ночь наступает и я с чашкой чая один.
Желтые листья все новые волосы в проседи,
Лампочку в небе выключил Наш Господин.
Помни дыхание мое, а это дыхание осени...
Армейские воспоминания
алюминиевое апрельское небо. дождь и слякоть. грязь на начищенных до блеска берцах. автоматы своими ремнями уже успевшие натереть плечо. глухое село, тайга, осознание ненужности в самом тупике этой страны, ближайший магазин за двадцать километров, военная часть за пятнадцать. пакостное настроение слегка разбавленное оставшимися сигаретами в промокшей красной пачке. и безучастно сидящий прапорщик за рулем армейского автомобиля. до выноса тела оставалось не больше десяти минут.
ситуация для срочной службы была вполне рядовая. с периодиочностью одного раза в несколько месяцев мы, обычно сержантским составом в четыре человека, провожали ветеранов отечественной и прочих чеченских в последний путь. от ближайшей части выделяли солдат срочников и орекстр, на похороны когда-то служивых. идешь молча за гробом, держа автомат, считаешь оставшиеся до дома дни, и впринципе не обращаешь на происходящее никакого внимания. люди умирают, нет в этом ничего странного и особенного. а если люди эти еще и незнакомые то эмоций обычно возникает мало, но порой как ни странно бывают и радостные. не каждый день можно вдоволь поесть на поминальном обеде, на который обычно нас приглашали после всей процессии. сидишь с напускным грустным лицом, а желудок ликует и радуется. немного цинично, не поспоришь. но жрать гречку два раза в день и суп из воды с капустой на протяжении года выглядело так себе занятием.
в тот день давило не только небо, но и все окружающее. я видел похороны, и не раз. но даже когда умер отец, уже после армии, я не ощутил такого тягостного присутствия в себе. асболютный тупик дальневосточной дороги, пьяные вдрызг люди в спортивных штанах с туфлями, пришедшие проводить в последний путь тридцатилетнего парня. ревущая над гробом мать, и уже ничего не понимающий седой старик. я смотрел и все сливалось в один невозможно упаднический серый фон. грязный, обреченный, убитый абсолютным отсутствием перспектив, сгнившими домами и спившимися персонажами.
начиналось все просто. в девяностых обычный восемнадцатилетний парень пошел доблестно проходить военную службу, длившуюся тогда два года. парней сразу с краевого пункта направили на вторую чеченскую компанию, клятву о чертовом долге отечеству - присягу, они принимали уже в поезде. в восемнадцать-двадцать лет, еще толком не сформировавшихся мужиков, сразу с гражданки везли на войну. убивай, или будь убитым. и вернись домой с кучей воспоминаний или в цинке. в итоге приехал парень контуженный обратно в свое глухое село. ни о какой работе речи быть не могло, тем более что в том районе единственные нормальные должности были на службе по контракту. и пошли бесконченые вереницы алкогольных будней. за десять лет человек спился, до состояния смерти. ни кому не нужный, всеми прощенный, лежал в своем деревянном. с умиротворенным, чуть улыбающимся лицом, которое можно встретить только у покойников. дождь. пьяницы. слякоть.
мы парами стояли в карауле, рядом с гробом, сменяя друг друга. плохого настроения не было, его не было вообще. полное отсутствие и осознание бесполезности прожитой кем-то, пусть и чужим, жизни. впереди ждал путь до кладбища. полтора-два километра пешком, с автоматами в руках, по раздробленной деревенской дороге. дома в два ряда шли по краям рваной линией, переплетаясь с какими-то тявкающими собаками, разваливающимися домиками, седовласыми людьми. взгляд метался с гроба на горизонт, позади шла толпа обреченных и ничем не обремененных людей, под ногами хлюпала грязь. я уже ожидал увидеть что угодно, но кладбище выглядело куда страшнее чем риусют его в самых диких фильмах. дальний восток горел в предыдущем году, леса полыхали, огонь перекидывался на деревни. и как итог - картина, пробирающая до самого нутра. половина деревьев на местном погосте были обоженны до состояния углей, вторая половина перекатывалась своим цветом, от черного до весенне-сырого. ветви больше были похожи на свисшие худые руки. как следствие половина кладбища была попросту сгоревшей. от венков и цветов на могилах остались лишь проволчные основы, фотографии на плитах закоптились, где-то и вовсе пострадавшая земля смешалась с осадками, и представляла из себя месево из комьев непонятного цвета. осознание хандры. густое проглядывающие через лес молчание. тяжелый сырой воздух. солнце цвета сталь. выкопанная яма глубинной два метра. словно из воска, привязанная кем-то к дереву лошадь, непонятно как взявшаяся в этом прогорклом месте. я ждал когда все закончится, от эмоционального перенапряга кружилась голова. все оказалось еще хуже. гроб опускали полуживые люди, в том плане что алкоголя бы в них хватило на половину этой деревушки. и когда один из них, вслед за деревянной коробкой чуть не свалился в яму - я внутренне завопил о помощи. слезы на глазах не выкатили благодаря лишь военной форме. полное опустошение.
я слышал истории из глубинок опоясанные вокруг сложности умертвленного быта. читал Достоевского представляя ужас описанного в них. смотрел Балабановский "груз 200", считая что это лишь эхо истории. но в тот чертов день увидел своими глазами что значит эта русская действительность, социальная обреченность, безнадежная тоска, отсутствие каких-либо надежд. крах всех светлых представлений.
мы молча доехали до части, почистили берцы от кладбищенской грязи и прилипших листьев и пошли на разгрузку боеприпасов, будто приехав со стандартного в нашей жизни события. и вроде бы ничего не изменилось. только вот осадок в глазах был виден еще несколько дней, внутри же, он осел до сих пор. и боюсь уже ничем не вытащишь.
С 1-м сентября, му-ха-ха!
Несколько лет как распрощался со школой, а до сих пор каждое 1-е сентября радуюсь, что не нужно идти на эту линейку с кислым фейсом, видеть одни и те же опостылевшие лица, учителей, большую часть которых я терпеть не мог, и готовиться снова ежедневно вставать в 6 утра и топать через весь город в рабство сдаваться. Для меня школа навсегда останется подобием тюрьмы, где действуют свои понятия и законы, где ты обязан 9-11 лет выполнять все требования против своей воли, и что ты не просто не получаешь денег за эту тяжелейшую работу, напротив, это тебя ещё платить заставляют (шторы, парты, полы). Столько проёбанных лет жизни, столько хуйни, которую впихивали и вынуждали запоминать.
Кто бы что ни говорил, но во взрослой жизни гораздо лучше, есть выбор: пошёл на одну работу, третью, десятую. Что-нибудь выбрал, курсы присмотрел бы. Да, здесь свои сложности, но главное, что ты не находишься в положении бесправного раба, многое можешь поменять. А в школе мало того что ты не можешь избежать общения с долбоёбами-одноклассниками, так ещё и учителя донимают своими пестиками и тычинками. Это не говоря о том, что пока ты мелкий каждая возрастная блядь думает, что имеет право тебя как-то поучать, мол, оно мудрее. Это не говоря о том, что у тебя ноль опыта, не знаешь, как кому следует возразить, что вообще делать в той или иной ситуации, не хватает характера уебать кого-нибудь, если того требует положение. Это не говоря о том, что у тебя банально нет свободы, каждый твой день расписан пидорасами из мин. образования - полдня в тюрьме, полдня уроки делаешь (считай, выполняешь поручения местных надзирателей).
Так что каждое 31-е августа для меня было предвестником надвигающегося кабздеца, причём такого, которому противостоять невозможно, нельзя избежать и только чувствовать свою беспомощность. А уж поздравления с Днём знаний так вообще звучали как издевательства. Иногда думаю вернуться к своей школе и хотя бы окна там перебить, но потом вспоминаю, что бабки за ремонт потянут опять же из карманов школьников и их родителей. А по поводу одной особо ебанутой училки, считающей себя безнаказанной, до сих прикидываю варианты по тому, что можно с ней сделать и как отплатить.
Так что у меня есть что вспомнить)) Сплошной негатив, часы мучений и практически полное отсутствие положительных моментов. Вот что такое для меня школа...