Мой дед Заболотников Александр Павлович. Ушёл на фронт в октябре 1941 года в возрасте 18 лет. Служил радиотелеграфистом штабной роты Отдельного батальона связи 72 Отдельной Морской Стрелковой Бригады в звании ефрейтора. Получил медаль «За Отвагу», 2 Ордена Красной Звезды. Был тяжело ранен. Вернулся с фронта в сентябре 1946 года.
22 июня 1941 года ему исполнилось 18 лет и началась война. Больше он свой день рождения никогда не отмечал. 22 июня 1941 в его жизнь, как и многих других, вошла страшная трагедия, затмившая собой всё. Дед сразу отправился в военкомат и был определён комиссией в авиацию. Но уже при первых днях учёбу выяснилось, что он абсолютно не ощущает запахов. Перед ним ставили стакан с керосином и водой, завязывали глаза и он их не различал. Тогда деда определили в отделение связи. Там он учился до октября и затем был отправлен на Корельский фронт.
Из воспоминаний о войне ему больше всего запомнилось чувство непроходящего, порой сводящего с ума голода. Связь приходилось поддерживать сутками и всё это время он не спал и не ел.
И ранение… в 1944 году он был ранен осколками мины. Во время боя он с молодым, необстреляным помощником пошёл в атаку. У парня был первый бой, он боялся всего и прятался за спиной деда. В это время сзади них упала мина. Молодой помощник принял на себя большую часть осколков и тем самым спас деду жизнь. Деду досталось 17 осколков. Во время боя ни кто не собирал раненых и деду пришлось ползти в расположение своих войск самому. Через сутки он чудом дополз до своих. И ещё сутки ждал операции. Никаких бинтов и белых простыней не было. Раны закрывали тряпками и лежал на топчане на полу. Вместо наркоза был спирт, поэтому осколки вынимали без анестезии. Что он пережил во время операции не представляю. Уже после войны, видя в кино госпиталя с белыми простынями и бинтами, отворачивался. Не любил не правды.
И на всю жизнь от войны, кроме оставшихся в теле семи осколков, он сохранил панический страх воды. Однажды ему пришлось во время боя пересекать, какую-то реку под огнём противника, с тяжеленной радиостанцией на себе, не умеющему плавать. Это оставило в нём такой ужас, что он потом не мог находиться ни у рек, ни у любых водоёмов. Даже не набирал воду в ванну.
Простите за этот длинный рассказ. Пускай его ни кто не прочтёт, но оставлю его здесь…

Прочитала пост Дед мы тебя не забыли и вспомнила историю своих дедов.

По папиной линии бабушка и её муж, дед Василий, из деревни Ольховатка, Ивнянского района, Белгородской области. Дед ушёл на финскую в 39 году и больше домой не вернулся. Пришла похоронка в 43 году, что убит, но мы так и не знаем где он похоронен. Хотя папа мой в советское время делал много запросов, тогда архив был в Подольске под Москвой. Нам отвечали, что убит, место захоронения неизвестно.

Семья бабушки в 42 году перебралась из Ольховатки в Таганрог, подальше от фронта, а оказалось, что наоборот. Прабабушка, бабушка с моим папой и моей тётей, братья бабушки Иван и Алексей. Алексей ушёл на фронт, а Иван участвовал в Таганрогском подполье.

Когда их группу предал кто-то из своих, их держали в подвалах гестапо полгода. А перед самым освобождением Таганрога (30 августа 1943 года) всех арестованных и всех из гетто фашисты вывозили в Петрушинскую балку (глубокий овраг) и там расстреливали. Сваливали слоями, наших расстреляли 29 числа. Один день всего...

Когда Красная армия освободила Таганрог, естественно, люди кинулись в эту балку. Как оказалось, немцы не достреливали до конца и там, среди убитых были и живые и когда прибежали в балку люди искать своих, земля кое-где шевелилась. Прабабушка Паша спустилась и пыталась найти своего сына, Ивана. Несколько раз ноги её проваливались в землю между телами погибших, но сына она так и не нашла.

Прабабушка до самой своей смерти в 75 году каждый год ездила вместе с нами со всеми и всеми жителями Таганрога в день освобождения, 30 августа, в Петрушино. Но никогда! не спускалась в балку сама и нам никому не разрешала. Там сделали мемориал памяти и проложили дорожку из бетонных плит прямо в самом овраге, где лежат тела. И прабабушка всегда говорила, что не может ходить внизу оврага, так как там где-то лежит её сын. Несмотря на то, что власти пытались убедить всех, что тела перезахоронили по сторонам балки, все родные расстрелянных в балке знали, что 10000 человек просто физически невозможно разместить вдоль склонов, поэтому мы не спускались в балку по дорожке, только если по склону, по тропинке поверх оврага ходили и цветы сбрасывали на плиты.

Очень жаль, что сейчас это место запущено. Умирают те, кто помнил, знает, кто худо-бедно ухаживал за комплексом. Вот с чего нужно начинать восстановление народного самосознания - с уважения к памяти погибших.

Всем мира!

Чтоб за дело святое, за советскую власть так же, может быть, точно шагом дальше упасть.