Вспомним былые времена;)
- Учитель, как Вы постигли дзен?
- Зашел на Яндекс...
- Учитель, как Вы постигли дзен?
- Зашел на Яндекс...
В дзэнском искусстве часто «пустота» преобладает над «заполненностью», так как для художника или поэта важна не материальная оболочка предметного мира, но лишь особый «ракурс» взгляда на мир, осуществляемый намеком, ассоциацией, метафорой. А в этом случае процесс восприятия становится столь же важным, как и само произведение, ибо лишь в момент внутреннего духовного контакта человека с творением художника идея произведения получает полное завершение, а зритель (вернее, его духовный мир) как бы становится частью этого создания. Он «входит в пустоту», заполняя ее своей эстетической эмоцией. Отсюда — обязательная в дзэнском искусстве недосказанность, которая как средство художественного языка выражается особым лаконизмом, предельной скупостью слов (если это стихи), мазков туши (если это живопись), камней, песка, деревьев (если это сад). Так, в любом жанре акцент из «текста» переносится в «подтекст», из видимого глазом — в невидимое, но подразумеваемое и ощущаемое. С этим связаны и особые законы построения произведения, его пространства — и стиха, и картины, и сада.
Свободный, «пустой» фон в живописи ощущается как естественная воздушная среда. Длинный изогнутый ствол цветущей сливы на ширме Ватанабэ Сико воспринимается как окруженный воздухом и светом.
Нейтральный лист бумаги превращен искусством живописца в одухотворенное пространство природы, наделенной дыханием жизни.
Если с такой точки зрения воспринимать сад, называемый «Океаном Пустоты», то он как бы полностью распахнут навстречу созерцающему человеку, его эмоциям и его сердцу, и отнюдь не менее содержателен, чем любой другой.
Здесь и далее сад храма Рёандзи в Киото
http://landscape.totalarch.com/ryoanji
Средневековые японские сады как искусство типологическое довольно трудны для анализа из-за постоянной повторяемости элементов и композиционных схем, хотя и невозможно найти двух совершенно одинаковых садов. Приходится выбирать те, где наиболее остро и четко проявились характерные особенности всего жанра в определенную эпоху. Одним из таких примеров может служить знаменитый сад монастыря Рёандзи в Киото, созданный во второй половине 15 века. Чтобы хоть частично «реконструировать» впечатление, которое сад Рёандзи должен был производить на человека, жившего в то время в Японии, надо попытаться не столько понять его конструктивную схему, сколько почувствовать, ощутить его образную емкость и его внутреннюю адекватность состоянию созерцания и постижения смысла бытия религиозным сознанием той эпохи.
Типологическая схема построения сада, уже заключавшая в себе возможность и даже необходимость свободной вариации, создавала лишь самую первую ступень на пути проникновения в истину, выраженную в произведении искусства. Любой дзэнский сад, в том числе и Рёандзи, как бы создавал необходимую обстановку для самоуглубления, был своего рода камертоном для внутреннего настроя человека. С этой самой первой «служебной» ролью сада связана его столь точно найденная (безусловно, интуитивно, а не рационалистически) композиция.
http://landscape.totalarch.com/ryoanji
Долгое время авторство сада приписывали знаменитому художнику Соами, но теперь он считается выполненным неизвестным автором. Сад Рёандзи представляет собой сравнительно небольшую прямоугольную площадку (около 23 X 9 м), расположенную перед домом настоятеля монастыря так, что веранда дома тянется вдоль сада и служит местом для созерцания его. Невысокая глинобитная стена с черепичной крышей ограждает сад, отделяя его пространство от внешнего мира, но не скрывая зеленых деревьев, возвышающихся за ней.
Ровная поверхность засыпана белым гравием, и на ней расположены группы камней: пять, два, три, два, три. Всего пятнадцать. Каждая группа окружена буро-зеленым мхом, частично затянувшим и сами камни. Этот мох как обрамление и одновременно как постамент для пластического объема — единственный цветовой акцент, вторгающийся в аскетическую монохромность сада. Поверхность гравия «расчесана» специальными граблями так, что бороздки идут параллельно длинной стороне сада, а вокруг каждой группы камней, еще раз выделяя ее, располагаются концентрическими кругами.
Первое впечатление от сада — чистота и строгость. Свободно расположенные объемы ощупываются глазом постепенно, один за другим, возвращаясь к исходной точке. Как бы ни двигаться по веранде вправо и влево, из пятнадцати камней всегда видны только четырнадцать, и уже это сразу дает ощущение чего-то необычного, какой-то скрытой тайны за этим доведенным до предела лаконизмом и чисто внешней простотой формы, неисчерпаемая сложность и содержательность которой делают ее символической
http://landscape.totalarch.com/ryoanji
Первое внешнее проявление этой сложности — множественность ассоциаций, вызываемых садом. По легенде, центральная группа обозначает семью тигров, переплывающих море. Чисто визуально сад напоминает морские волны, омывающие скалистые острова, пли белую пелену облаков, над которой возвышаются вершины горных пиков.
Зритель сам в зависимости от внутреннего состояния, направленности воображения может создать любой образ, и главная задача художника как раз и состояла в том, чтобы дать импульс его фантазии.
Общее впечатление покоя и тишины, равновесия и гармонии композиции дает возможность сосредоточиться и обрести ту внутреннюю гармонию духа, при которой возможно созерцание, направленное не только вовне, но и внутрь себя.
Материалы художника взяты из самой природы — ее вечные и непременные компоненты. Их обыденная простота оставляет глаз незаинтересованным и усугубляет сосредото-ченность на главном — на переживании пространства. Подобно тому как несколькими пятнами туши живописец превращает лист бумаги в художественно организованную плоскость, художник сада особой аранжировкой камней, соотнесением их друг с другом в размере, форме, фактуре превращает небольшой клочок земли в пространство, дающее бесчисленное множество тончайших эмоций. И подобно тому как белое поле бумаги в живописи тушью ощущается как сфера жизни предмета, его естественная среда, так и засыпанная гравием площадка превращается художником в живую среду «жизни» камней, составляя с ними неразрывное единство.
http://landscape.totalarch.com/ryoanji
Рационалистический взгляд и даже «рационалистическое чувство» современного человека увидят тут прежде всего красоту построения пространства, сложную ритмику объемов, их пластическую жизнь рядом друг с другом. Может быть, он даже сможет оценить своеобразную прелесть беленой изгороди со следами пятен от сырости и дождей, в которых чудятся туманные пейзажи. Для средневекового восточного сознания все это было важно лишь отчасти, лишь постольку, поскольку создавало особую атмосферу восприятия внутреннего через внешнее, настроения созерцания, интуитивного постижения тайны мироздания.
Надо помнить, что для буддийского религиозного сознания главная и единственная истина — спасение, а цель всякого созерцания — открыть путь к спасению, к прекращению страдания и бесконечной цепи рождений. Буддизм секты дзэн видел путь к спасению в интуитивном осознании своего родства с миром природы, будь то океан или песчинка.
Слияние субъекта и объекта — не просто осознание себя песчинской (в смысле незначительности своего места в мире), но отождествление себя с песчинкой или цветком, точно так же заключающими в себе природу будды, как и сердце человека,— в этом видели адепты дзэн путь к просветлению, к постижению истины. Сад камней потому и был философским садом, что создавал особое «силовое поле», погружаясь в которое человек мог ощутить себя способным понять нечто иррациональное, скрытое за внешней оболочкой предметов.
При всей своей рукотворности расположенный под открытым небом сад оставался слитым с природой, его орошал дождь, покрывала пелена снега, тени от камней становились густо-черными при ярком солнце и исчезали в день пасмурный. Бороздки на гравии виделись то четкими, то как будто размытыми. Так, внешняя статичность сада камней оказывалась очень условной: сад менялся каждый миг, был всегда разным, неповторимым. Созерцание его красоты, зыбкой и ускользающей, и было путем к дзэнскому «растворению» в природе, тождеству с ней и осознанию ее собой, а себя — ею. Как писал поэт Мёэ (1173—1232): «Глядя на луну, я становлюсь луной. Луна, на которую я смотрю, становится мною. Я погружаюсь в природу, соединяюсь с ней» В искусстве садов, как и в стихах, для того чтобы понять, как возникает нечто, находящееся за внешней оболочкой слов, рождается тот емкий, глубокий, невысказанный словами смысл художественного произведения, приходится анализировать то, что перед глазами — видимое, созданное рукой человека.
http://landscape.totalarch.com/ryoanji
Предельный лаконизм выразительных средств, использованных автором Рёандзи, скорее затрудняет, чем облегчает задачу. Даже самое поверхностное впечатление отмечает контрастность в построении сада.
Строгий геометризм площадки, обрамленной каменным парапетом, чуть возвышающимся над поверхностью гравия, контрастирует со свободным расположением камней, параллельные линии бороздок прерываются кругами обрамления у каждой группы. Идея взаимопроникновения и единства содержится уже в самом сопоставлении двух компонентов сада — камней, символизирующих горы, и следовательно, позитивное начало ян, и гравия, олицетворяющего воду и негативное начало инь. Как известно, это двуединство имело космогонический смысл, и поэтому, как всякий дзэнский сад, Рёандзи был воплощением мироздания, его самых общих и самых главных законов.
Контрастность и идея борьбы сочетаются в построении сада с ритмической уравновешенностью, выражающей идею единства. Группы камней расположены так, что воспринимаются и все вместе и каждая в отдельности. Композиция их разомкнутая, но уравновешенная. Видимость фрагментарности дает ощущение гармонической законченности.
Спокойствие проистекает не из статичности, но из особо сбалансированной внутренней динамики асимметричного построения. Это же характерно и для каждой отдельной группы. Крайняя левая, состоящая из пяти камней, включает в себя самый крупный в саду главный камень пирамидальной формы, два совсем плоских и отстоящих от него и два небольших, смыкающихся с ним и объединенных обрамлением из мха.
Господствующая вертикальность основного камня уравновешивается, «гасится» двумя плоскими, а промежуточные небольшие камни сдерживают их разлет, увеличивают массивную устойчивость центра. Следующая группа — длинный горизонтальный камень, заостряющийся с одного конца, п примыкающий к нему кругло-компактный, обкатанный, почти гладкий. Контрастные по форме и фактуре, они плотно сгруппированы п почти сливаются в силуэте на фоне ограды. Эти две первые группы визуально уравновешиваются остальными тремя, расположенными в правой части сада. Они также построены по принципу единства п контраста, точного соответствия массивной тяжести предметной формы и длины «рычага», эту тяжесть удерживающего. Пластичность каждой группы возникает из сложного взаимодействия неоднородных элементов — высоты и ширины камней, соотношения их контуров, расстояния между ними и т. п. Композиция сочетает в себе точность и свободу.
http://www.psdom.ru/catalog/sad-kamney-monastyrya-ryoandzi
В отсутствии всего случайного ощущается причастность канону, выверенному опытом поколений. Рёандзи можно рассматривать как вершину и высшее выражение канонической структуры дзэнского сада и с точки зрения образно-идейной и формально-конструктивной.
Интуитивно найденная точность художественного решения японского сада, всякий раз неповторимого, основана на детерминированности такого решения общими философскими и эстетическими принципами эпохи. Принцип неопределенности в каноническом построении сада можно рассматривать в связи с иррационализмом дзэн. Он давал большую свободу художнику при создании композиции сада, но он же диктовал и целый ряд условий, соблюдение которых становилось обязательным. Самым главным из них была асимметрия, определявшая и ритмическое построение композиции.
Асимметрия как характерная особенность композиции всех дзэнских садов требует специального рассмотрения. Она связана и с общей пространственной концепцией японского средневекового искусства. Асимметричная композиция Рёандзп строится на равновесии объема, массы каждой группы и свободной площадки, засыпанной гравием. Здесь важны в первую очередь соотношения объемных групп и пространства.
Из такой композиции возникает большая ритмическая сложность построения, повышающая его эмоциональное воздействие из-за того, что требует определенного усилия, напряжения при восприятии произведения. «Художник хочет заставить нас затратить максимальное количество энергии восприятия, хочет заставить отыскать закон ритма в кажущейся аритмичности» Асимметрическое построение, таким образом, увеличивает эмоциональное усилие, стимулирует творческую потенцию при восприятии, в то время как симметричное, напротив, экономит энергию зрителя2. Так, философски предопределенный момент сотворчества художника и человека, воспринимающего произведение искусства, выражается в закономерностях построения образной системы. Художник же стремится не только уловить скрытый смысл явлений, но найти этому такую форму выражения, чтобы стала возможной передача открытой им истины другому лицу. Единственный путь для этого — активизация воспринимающего сознания.
Искусство, связанное с доктринами дзэн, становится наглядным примером решения этой сложнейшей художественной задачи. При всей кажущейся отвлеченности дзэнского сада он в своих интуитивно найденных и доведенных до предельной точности структурных основах художественной формы оказывается подчас столь же активным, инспирирующим работу фантазии, как произведение современного искусства. Обязательный учет восприятия (а доказать это можно тем, как мастер сада Рёандзи «прячет» один из 15 камней от глаз зрителя) отчасти связан с общей концепцией буддизма, провозглашавшей внешний мир составным элементом личности, которая осознавала таким способом единство мира и человека. А дзэнская мысль о том, что истина заключена в сердце каждого, также вела к необходимости учета восприятия, что для художника становилось не столько обязательным, сколько само собой разумеющимся.
Из книги "Японские сады". Автор Николаева Наталья Сергеевна
Монах Зуиган начинал каждое утро с того, что окликал себя:
- Мастер, ты здесь? И отвечал:
- Да, господин!
- Протрезвись! - говорил он себе чуть позже.
И отвечал:
- Да, господин, я сделаю это. Потом добавлял:
- А теперь будь внимателен. Не позволяй им одурачить себя.
- О, нет, господин, не позволю, не позволю.
Медитацией нельзя заниматься время от времени, она требует постоянных усилий. Каждый момент нужно быть бдительным, осознанным и медитативным. Но ум играет с вами в игры: вы медитируете утром, а потом откладываете медитацию в сторону; или вы молитесь в храме, а потом забываете о молитве. Вы возвращаетесь обратно в мир, совершенно не медитативным, бессознательным, почти как во сне. Такое непостоянство не принесет результата. Разве можно медитировать один час в день, а в остальные двадцать три часа забывать о медитации? Это невозможно. Внезапно стать медитативным на один час невозможно. Это самообман.
Сознание - это процесс, оно постоянно течет, как река. Если вы медитативны весь день, каждое его мгновение ... и только когда вы медитативны в течение всего дня, с вами случится расцвет. До этого не произойдет ничего.
Эта дзенская притча кажется абсурдной, но она полна глубокого смысла. Мастер, монах, окликает самого себя - вот что такое медитация: окликать самого себя. Он говорит: «Ты здесь?» И сам же отвечает: «Да, господин, я здесь». Это попытка, чрезвычайная попытка стать бдительным. Вы можете это использовать, это очень полезно. Гуляя по улице, внезапно обратитесь к себе по имени: «Ты здесь?» Внезапно мышление останавливается, и вам приходится ответить: «Да, я здесь». Это вызывает сосредоточенность. Когда думание останавливается, вы медитативны, бдительны.
Это окликание себя является техникой. Ложась вечером спать и выключив свет, спросите себя: «Ты здесь?» И в этой темноте случается бдительность. Вы становитесь пламенем и отвечаете: «Да, Я здесь».
Затем монах говорит: «Протрезвись!» Будь искренним, будь подлинным, не играй в игры. Он обращается к самому себе: «Протрезвись!» И отвечает: «Да, я сделаю все, что от меня зависит».
Вся наша жизнь - это глупое хождение по кругу. Вы живете так потому, что не осознаете, как расточаете время, как вы расточаете силы, как растрачивается жизнь. Она как вода, утекающая в сток. Все утекает в канализацию. И только когда приходит смерть, вы внезапно настораживаетесь: чем я занимался? Что я сделал со своей жизнью? Величайшая возможность упущена! Чем я занимался, ходя по кругу? Я был пьян. Я не осознавал того, что делаю.
Жизнь дается не просто для того, чтобы провести время. Она дается для того, чтобы достичь чего-то глубокого внутри самого себя. Жизнь не на поверхности, она не поверхностна, она - в центре. А вы еще не достигли центра. Протрезвитесь! Уже потеряно достаточно времени. Будьте бдительны и посмотрите на то, что вы делаете. И что же вы делаете? Зарабатываете деньги? В конечном итоге, это абсолютно бессмысленно. Это снова игра, игра на деньги. Если у вас их больше, чем у других, вы чувствуете себя хорошо, а если у других больше, вам плохо. Это игра. Но в чем ее смысл? Зачем она нужна? Даже если у вас будут все деньги мира - когда придет смерть, вы умрете нищими. Поэтому все сокровища мира не могут сделать вас богатыми. Игры не способны обогатить вас. Протрезвитесь!
Кто-то гонится за властью, престижем, кто-то - за сексом, кто-то еще - за чем-то другим. Это все игра. Пока вы не затрагиваете центр своего существа, все является игрой. На поверхности существуют только игры, на поверхности существуют только волны, и в этих волнах вы будете лишь страдать и нестись по течению. Вы не сможете причалить к самому себе. Вот почему монах говорил: «Протрезвись!» Он говорил: «Перестань играть в игры. Довольно! Ты играл уже достаточно долго. Не будь глупцом. Используй жизнь, чтобы найти гавань, используй жизнь, чтобы обрести корни, используй жизнь, чтобы достичь божественного. Ты сидишь снаружи храма, на ступенях, и играешь в игры, а внутри тебя ждет запредельное. Постучи - и дверь откроется ... » Но вы так заняты играми, что времени никогда не остается.
«Протрезвись» означает: «Помни, что ты делаешь, и почему ты это делаешь». Даже если ты преуспеешь, чего ты достигнешь? В том-то и парадокс: как только человек достигает успеха в своих глупых играх, только тогда он впервые начинает осознавать всю абсурдность происходящего. Те, кто не достигают успеха, так и продолжают играть в игры; те, кто достигают, вдруг осознают, что они ничего не достигли. Спросите какого-нибудь Александра Македонского или Наполеона, чего они достигли.
Про Александра Македонского рассказывают, что перед тем, как умереть, он сказал своим подданным: «Когда понесете мое тело по улицам, пусть обе мои руки свисают из гроба. Не складывайте их на груди». Это было необычно - тела не носили таким образом.
Подданные не могли этого понять и спросили: «3ачем тебе это? Это необычно. Тело должно быть закрыто ... Почему ты хочешь, чтобы твои руки свисали?»
Александр ответил: «Я хочу, чтобы все знали, что я умираю с пустыми руками. Все должны это увидеть, чтобы никто не попытался повторить мой путь. Я многое завоевал и в то же время не завоевал ничего. Мое королевство огромно, но я по-прежнему нищий».
...
Вы можете помочь себе стать бдительным. Я говорю вам: ваше имя - это мантра. ... Взывайте к своему собственному имени. Много раз в день, как только почувствуете, что засыпаете, как только почувствуете, что игра вами завладевает и вы теряетесь в ней, позовите себя: "Ты здесь?" - и отвечайте себе. Не ждите чьего-то ответа - нет никого, кто мог бы ответить. Отвечайте сами: «Да, сэр, я здесь». И не отвечайте только лишь словами, чувствуйте ответ: «Я здесь». И будьте здесь, будьте бдительными. В этом бодрствовании мысли останавливаются, в этом бодрствовании ум исчезает - пусть на мгновение. А когда ума нет, есть медитация, когда ум останавливается, входит медитация.
Помните: медитация - это не то, что совершает ум, медитация - это отсутствие ума. Когда ум останавливается, случается медитация. Она случается не из ума - это нечто за пределами ума. Когда вы бдительны, ума нет. Отсюда можно сделать вывод, что ваша сонливость, ваша неосознанность, ваш лунатизм - это все ум. Вы двигаетесь, словно пьяные, не понимая, кто вы, куда вы идете и зачем.
И третье: монах говорит, что нужно помнить о том, чтобы не позволять другим дурачить себя. Другие постоянно вас обманывают. Не только вы сами себя обманываете, но и другие обманывают вас. Как они это делают? Все общество, культура, цивилизация являются коллективным заговором. Вот почему ни одно общество не одобряет бунтарей; каждое общество требует послушания, конформизма. Бунтарские мысли пресекаются везде. Почему? Бунтарские мысли заставляют людей осознавать, что вся жизнь - это лишь игра, и, когда люди начинают осознавать, что все это только игра, они становятся опасными, они идут против общества.
Но ни одно общество не позволит вам смотреть прямо. Оно входит, вмешивается - и вы одурачены. Тот монах говорил себе по утрам: «Не позволяй другим одурачить себя!» И отвечал: «Да, господин, да, господин, другие не смогут меня одурачить».
Об этом нужно помнить постоянно, потому что другие повсюду, рядом, и они дурачат неуловимым образом. В наше время другие имеют больше власти, чем когда-либо. Посредством рекламы, радио, газет, телевидения другие манипулируют вами.
Счастье - что-то вроде товара на рынке - вы идете и покупаете его, его необходимо купить. Разве можно купить счастье? Счастье - это не товар, это не вещь; это качество жизни, это следствие другой жизни. Его нельзя купить - нет такого способа.
...
Зовите себя по имени - утром ночью, днем; когда бы вы ни почувствовали, что засыпаете, - позовите себя. И не только позовите - но ответьте, и ответьте громко. Не бойтесь, что другие услышат. Вы достаточно боялись других; с помощью этого страха они уже убили вас. Не бойтесь. Даже на рынке вы должны помнить. Позовите себя: «Йозеф, ты здесь?» И ответьте: «Да, сэр».
Пусть люди смеются. Не позволяйте им одурачить себя. Единственное, чего нужно достичь, - это бдительность, - но не уважение, не одобрение других людей ... Потому что это один из их трюков: они делают вас послушными посредством одобрения. Они говорят: «Мы будем уважать тебя. Подчинись и будь послушным. Пусть тебя не будет совсем. Просто следуй за обществом, и общество отплатит тебе уважением». Это взаимный договор. Чем больше вы мертвы, тем больше общество уважает вас. Чем более вы живы, тем больше проблем общество вам создаст. Почему?
...
Помните. Будьте внимательны и бдительны. Если вы бдительны, если ваши действия становятся все более осознанными, вы больше не будете действовать во сне. Все усилия общества направлены на то, чтобы превратить вас в роботов, превратить вас в машины, в исправно функционирующие механизмы.
...
Если вы можете меня понять, тогда вы увидите, что все техники медитации направлены на то, чтобы де-автоматизировать вас, вернуть вас к бдительности, сделать вас снова человеком, а не машиной.
...
Если где-либо в будущем существует возможность для появления по-настоящему гуманного общества, то самым важным должен быть принцип: не приучать детей к автоматичности. Даже если обучение их эффективности займет немного больше времени, делайте это параллельно с развитием осознанности, не превращайте их в машины. Да, это займет больше времени, потому что учиться придется сразу двум процессам - эффективности и осознанности. Человеческое общество даст осознанность - пусть вначале это будет не очень эффективно, эффективность придет со временем. Если вы будете бдительными, то, сохраняя бдительность, вы сможете стать также и эффективными.
После приема у императора Какуа исчез, и никто не знает, что с ним стало. Он был первым японцем, изучавшим в Китае дзэн, но поскольку из изученного им он не показал ничего, если не считать одного единственного звука, то он не остался в памяти людей тем, кто впервые принес в свою страну дзэн.
В Китае Какуа воспринял истинное учение. Там он не путешествовал, а жил на далеком горном склоне, постоянно медитируя. Всякий раз, когда его просили прочитать проповедь, он произносил несколько слов, после чего перебирался в другое место, где найти его было уже не так легко.
Когда Какуа возвратился в Японию, о нем услыхал император и попросил его выступить с проповедями дзэн для наставлений по любым предметам на свой вкус. Какуа стоял перед императором молча. Затем, достав из складок одежды флейту, извлек из нее одну короткую ноту, вежливо поклонился и исчез.
Буддизм учит нас тому, что мы делаем свою жизнь. Мы быстро обвиняем других людей. Мы быстро создаем жизнь нашими симпатиями и антипатиями. Мы впадаем в фантазию, и иногда говорят, «как пьяный ступор». Мы теряемся в пьяном оцепенении наших симпатий, антипатий, нашего мнения, наших условий. Каждый из нас вносит всю нашу обусловленность прямо в этот момент, но мы этого не видим. Мы видим отражение этого в окружающем нас мире, поэтому мы судим и стараемся вписать мир в наш образ. Что не подходит, нам не нравится, а что подходит, нам нравится. Таким образом, в этом смысле мы сами делаем страдания. Или в этом невротическом смысле, вы можете сказать, что мы делаем наш собственный ад. Мы думаем об аде как о чем-то, что приходит к нам после нашей смерти, но на самом деле мы делаем свой собственный ад прямо здесь, прямо сейчас.
~ Дзен Мастер Бон Сонг
Для растения или камня оставаться естественными не составляет проблемы. Но для нас это проблема, это действительно серьёзная проблема. Обрести естественность – это то, над чем мы должны работать. Когда то, что вы делаете, просто возникает из небытия, вы испытываете совсем новое чувство. Например, когда вы голодны, поесть вполне естественно. Вы испытываете естественное чувство. Но если вы хотите слишком многого, немного поесть будет неестественно. У вас не будет нового чувства. Вы будете неспособны его оценить.
~ Сюнрю Судзуки
Практикующему полезно развивать невозмутимость в совершении дел. Это иллюзия полагать, что работая беспокойно, вы можете сделать больше.
Вы можете сделать больше с меньшей спешкой если ваш ум ясен. Вы можете использовать время, вместо того, чтобы позволять времени использовать вас.
~ Тай Ситу