Живу я по - прежнему в Дагестане. Помимо необычных традиций у нас есть множество интересных особенностей.
Например, у нас обязательно спросят: «С какого ты района?» Да, тут нормально в первую очередь попытаться выяснить какой ты национальности, при этом не являясь националистом.
По крайней мере, в лицо вам в этом не признаются.
Знаете, так, на всякий случай. Если окажется, что с одного района, это расположит к вам. А если с одного села, то это, считай, любовь и намерение быть ближе и роднее, с выяснением родословной до седьмого колена.
Мы привязаны к сёлам, где родились наши родители. Когда - то горцы действительно спустились с гор и расселили города, но память предков осталась. Это очень личное и душевное состояние, бережно хранимое в потаённых уголках сознания. Бывает, сижу я в офисе в Москве на очередной конференции для бухгалтеров, который день уже сижу, и так вдруг душу защемит - хочется туда, где родилась моя мама.
Или смотришь на горы Каппадокии и вспоминаешь свои. Дагестанские горы красИвее, и что ты будешь делать с этим субъективным мнением.
У нас обычно как. Откуда родом отец, к тем местам причисляешься и ты, но я с детства обитала в горах, где родилась и жила моя мама. На это обычно влияют отношения наших родителей со своими: кто кому ближе, тот туда и возит детей на лето. Значение имеет наличие дома, где можно было бы остановиться, потребность стариков в своих детях. Мою маму часто звала бабушка, а у папы рано умерли родители, и ездить вскоре стало некуда.
А ещё родной язык. Без этих поездок он был бы утерян. В селении же я была вынуждена разговаривать на аварском: очень трудном для произношения языке, с набором отдельных согласных, произнося которые надо постараться не плюнуть в лицо собеседнику. Непросто, в общем.
Селение маминой мамы называется Дарада. Я не представляю откуда взялось это название, что оно могло бы означать, но находится село очень высоко. Людям с высоким давлением тяжело добираться, а таким как я, со слабым вестибулярным аппаратом, гарантирована пытка и рвотный рефлекс со всеми «вытекающими».
Я так и запомнила путь туда: мы едем в старой папиной шестерке, магнитола играет неприятную для ушей музыку; меня тошнит, сестру тошнит, а там серпантин, подъёмы. Остановка, остановка, рывок в кусты, так два часа и мы на месте.
Издалека я видела бабушку: в платке, скромно одетая, она неизменно встречала нас. Папина шестёрка глохла возле колодца на резком подъёме, который был перед домом, и мы шли пешком до крыльца. Дом встречал запахами: хлеба, старых людей и уютом. У меня от этого бегали мурашки, я была невообразимо счастлива. Ещё и от того, что пытка дорогой закончилась.
Дедушка выходил после. Мы громко орали в ухо на городском аварском, что вот - де, мы приехали, как твои дела. Он орал в ответ, что ничего не слышит, путал наши имена, заваливал папу просьбами починить Николаевский приёмник.
Однажды решили построить шалаш в лесу: две недели рубили ветки, очищали землю для пола, готовили потолок. Взяли у дедушки веревку, типа бечёвки. Намотали ее на толстые еловые ветви, сверху накидали тонких - вышел замечательный потолок! Идём домой счастливые, жутко уставшие. На следующее утро ни верёвки, ни потолка - дедушка все смотал обратно и унёс домой. Обидно было до жути;)
Стариков уже не осталось. Дом по нашим обычаям остался дяде. В гости особенно не поездишь.
А горы все те же - одного взгляда на них достаточно, чтобы наполниться энергией, отбросить мирское и помечтать.
Окрестности Гергебильского района. Фотографии Заремы Алиевой.