У моего мужа Евгения было детство полное воронежских деревень, речек, лесов и полей. Каждое лето, начиная с двухлетнего возраста, он проводил на малой родине матери. Жил у бабушки Марфуши в совсем небольшой избе. Марфа Никоноровна еще по молодости с мужем развелась, но хозяйство держала основательное: корова, козы, птица всякая. Помочь ей было особо некому, но она вполне себе справлялась. Надо сказать, деревня эта была единственное, что электрофицирована. Ни газа, ни канализации там по сей день нет. Да и от деревни в наше время осталась всего пара домов.
С маленьким ребенком хозяйством не займешься, одного его тоже не оставишь. Соседи все сами по уши в работе. Марфуша нашла выход из положения. Закутала Женю в овчинный полушубок, он там и заснул, пригревшись. Затем она сделала потрясающую вещь. Кулек, со спящим внуком, она посадила на цепь во дворе. Ну чтоб в огороде работать, и за Женькой следить. А если тот проснется, а она сразу не заметит, уйти не смог. Вполне себе разумный подход, для женщины, у которой забот и дел не считано.
Дремал Женя пару часов, потом проснулся. И так как с младых ногтей был крайне спокойным и уравновешенным человеком, без криков и истерик аккуратненько из овчинного свертка вылез. Марфуша глаза подняла, а внука нет. Только полушубок привязанный стоит. Все побросала, кинулась искать. Ну куда только начинающий ходить малыш мог деться? Нет нигде... Что она тогда пережила, одному богу известно. На уши подняли всю деревню! Где только не искали, даже к речке бегали, которая в километре была... С ног сбились, а найти не могут. Начали по домам искать, вдруг заполз куда. И правда! В одном доме был небольшой подпол, там собаки от летней жары прятались. Вот Женька к ним и притопал. Наигрался с псами, пригрелся и опять заснул. Вот что-что, а со сном у него всегда полный порядок был.
Так его, посапывающего на собачьем боку, и нашла Марфуша.
Женя рос и шкодничал, проводя ранее детство, а потом и школьные каникулы у бабушки. С ним на пару недель обязательно приезжала и мама. Марфуша тоже часто гостила у дочери, оставаясь у нее все зимние месяца. Но время шло, бабушка старела. Ей трудно было уже переносить дорогу, ездить в Орел она перестала. Но все так же два раз в год ее дочь и внук приезжали к ней в маленький домик на самом краю деревни.
Женя вырос, женился на мне. И мы тоже на майские поехали к Марфуше. Она встретила нас парным молоком, дымящимся от жара рассыпчатым картофелем, даже часть барашка приготовила к нашему приезду. Я человек на сто процентов городской, к сожалению, не было у меня ни одного родственника в деревне. Поэтому для меня несколько ночей в сельском доме стали почти что откровением. Узенький диван на двоих, поскрипывание старого дома, месяц в окошке со ставнями, а ночь — черная, как сажа, только в небе звезды, будто кисточкой нарисованы. В настоящем восторге я осталась и от Марфуши. Стойкая, сильная, смекалистая, душевная, с невероятно тонким чувством юмора. Мы разговаривали с ней до поздней ночи и смеялись, смеялись. Особенно она любила рассказывать разные истории из своей жизни, а любимая была про Женьку и овчинный полушубок. Каждый день к ней приходили односельчане. Кто совета спросить, кто пожаловаться, кто просто поговорить. Когда пришло время уезжать, я очень хотела в комфорт, но ужасно не хотела оставлять Марфушу. Навсегда в моей памяти немного покосившийся домик, низенький забор и грустная бабушка, стоящая у калитки.
Через пару лет стало понятно, что Марфуше уже одной жить трудно. Ей, конечно, помогали все вокруг. Соседи одни так вообще, ее за родную считали. Печку помогли перебрать, воду ей носили и продукты. Но все равно пришло время перебираться бабушке в Орел. Как же плакали все, когда мы ее забирали из родной деревни. Я остро чувствовала, что люди прощаются на веки вечные, без всякой надежды увидеться вновь. К зиме Марфуше стало еще хуже со здоровьем, очень сильно ее мучала поджелудочная. Да и вообще трудно ей было в городе. Жутко она тосковала по своей деревне, дому, саду, соседям. Мы, честно сказать, уже начали переживать за нее, но пришла весна и Марфуша будто тоже вновь расцвела. Начала потихоньку ездить с нами на дачу, а к лету вообще набралась сил для поездки в родные места.
Едем мы тихонько по проселочной дороге и, вооон уже, виднеется соседский дом. На пригорке рядом пасется толстобокая корова, а около забора стоит женщина, перехватив одной рукой ведро, она пытается перевязать поудобнее косынку. И тут она поворачивается, видит нашу машину и понимает, что в ней едет Марфуша. А сидящая в салоне Марфуша понимает, что у забора стоит ее соседка, та с которой они лет пятьдесят бок о бок прожили. Что тут началось!
Соседка откинула ведро и платок и бросилась в сторону нашей машины. Одной рукой она махала нам, а другой утирала слезы, катящиеся градом по ее лицу. Марфуша же начала лихорадочно дергать дверь, силясь открыть ее на ходу машины. «Лена, Леночка»: причитала она...
Женя ударил по тормозам, я спешно открыла дверь, разделяющую соседок. Две женщины крепко-крепко обнимались прямо так, в заведенной машине, плача и утирая слезы друг другу. Да что говорить, я и сама еле сдержалась, чтоб не зареветь, глядя на них...
Три недели Марфуша с дочкой оставались на малой родине. Собирали ягоды, варили варенье из них, ходили в гости и принимали гостей, домой они ехали довольные, загорелые и с кучей гостинцев.
А на другой год поехать не получилось, и на следующий тоже. Марфуша все реже вставала и этой весной даже перестала вязать. До этого она всю семью, включая моих родителей и бабушку, исправно снабжала носочками и следками собственного производства. Восемьдесят семь лет, шутка ли. Тяжелое военное детство, работа в колхозе, операция на ноге, хозяйство. А сейчас старость и поджелудочная, которую и надо бы оперировать, да никто не возьмется. Да Марфуша и сама уже не хочет.
Больно смотреть, как такой светлый человек угасает. А когда это родной человек — невыносимо. Когда обнимаешь её и чувствуешь, как все более хрупкой становится её спина, замечаешь, какая сухая кожа на её ладонях. Невыносимо жаль, что ты ничего не можешь с этим сделать.
И все также при каждой нашей встрече Марфуша шутит, гладит 38-летнего Женю по голове («мой хороший»), шепчет мне на ухо - «Дана, будь аккуратнее». И так горько смотрит нам в след, когда мы уходим.
Но сегодня мы ее точно порадуем! Женя берет бабушку за натруженную худую руку:
- Бабуль. Дана беременна. У нас будет малыш.
- Ох! Сейчас, сейчас!
Марфуша всплескивает руками и силится встать с кровати. Мы помогаем ей. И что это? Из плотного бумажного свертка, который достала бабушка показывается старый овчинный полушубок, тот самый, в котором Женя на цепи сидел. Марфуша протягивает его мне. «Вот! Теперь надо жить, понянчить внучка»: улыбается она. А я плачу. Сейчас слез сдержать совершенно не получается.
Фото сделано 7 июля 2018 во дворе Марфушиного дома в деревне Левашовка Анинского района Воронежской области.