Немецкий солдат
Ответ на этот пост Ответ на пост «Русский солдат»
Моя бабушка была ребенком когда началась вторая мировая война. Рассказывала мне, как к ним в дом в деревне приходили немецкие солдаты. Я понимаю, что все люди разные, и семье моей бабушки повезло, что солдаты оказались не такими зверями. Солдаты пришли в дом и попросили поесть. Мама моей бабушки ругала их, называла немецкими свиньями, хотела прогнать, но естественно не смогла бы это сделать. Она накормила их. Один солдат подошёл к моей, тогда ещё маленькой, бабушке и достал из кармана шоколад, бабушка конечно в то время никогда не видела такие сладости. Он отдал ей шоколад, а потом вытащил из-за пазухи фотокарточку. На ней были дети и молодая женщина. Он стал объяснять ей, маленькой девочке, что это его дети, его жена, расплакался, стал объяснять ей, что он не хочет воевать. Показывал жестами, что у него такая же дочка дома, расплакался.
В каждой войне страдают простые люди.
Есть "немецкие свиньи", а есть простые люди, которые хотят простой, спокойной жизни.
И на войне есть место маленьким чудесам
Прочитала пост про чудеса от родителей и вспомнилась история моей бабушки Иры. Чтоб не запутать, дальше буду ее по имени называть.
Ира в военное время была ребенком. Голодные времена, всем известно. Но иногда им доставалось немножко хлеба. Был у нее старенький дедушка. Когда он пытался отдать свой хлеб - Ира не соглашалась. У каждого своя порция, а объедать дедушку она не будет.
Но на следующий день дедушка с улыбкой приходил из леса. В руках держал кусочек хлеба. Холодный, покрытый снежком и пахнущий хвоей.
- Это зайчик просил тебе передать! - говорил дедушка и вручал Ире хлеб.
Счастливая Ира радостно принимала подарок и была очень благодарна зайчику за такой прекрасный гостинец.
И только потом, вспоминая эти эпизоды во взрослом возрасте, моя бабушка поняла, откуда у зайчика был хлеб.
Меряем мир в сосисках!
Пройдя этот тест, вы узнаете, сколько нужно сосисок, чтобы спуститься по ним на дно Марианской впадины. А еще сколько их можно съесть, пока длится самый долгий в мире поцелуй. Не пропустите!
Война. История одной женщины
В предыдущем посте, Можно снимать фильм меня попросили описать, каким именно образом спаслась моя бабушка, при эвакуации с западной границы. Сразу предупреждаю, что это мне известно хорошо, так как бабушка мне это рассказала лично, когда я был ещё десятилетним пацаном. Также предупреждаю, что история очень мрачная и страшная.
Итак, моя бабушка отправилась в эвакуацию с тремя детьми. Евгением 7 лет, Николаем 3 лет, и Еленой 10 месяцев от роду. Их отправили в эвакуацию как семью офицера, так как мой дед был военным врачом и был офицером. Погрузили их и пожитки в вагон, и отправили.
Когда они ехали на поезде, постоянно были частые остановки из-за повреждений путей, пропускали составы, едущие на запад, а так же эшелоны с ранеными, которых везли на восток. И однажды днём, когда была ясная и хорошая погода на их эшелон налетела группа немецких самолётов. Первые же бомбы попали в паровоз, и несколько первых вагонов сошло с рельсов. Бабушка находилась в середине поезда. Был очень сильный удар, люди попадали с ног и в пререполненом вагоне возникла давка. Раскрыли двери (это был товарный вагон) и народ начал выбегать. В это время один из самолётов сбросил серию бомб по всей длине эшелона. Бомбы попали в вагон до бабушкиного, и в последующий. От взрывов их вагон сошел с рельсов и сполз боком по насыпи, придавив несколько человек.
Бабушка, тогда будучи ещё совсем молодой женщиной, крикнула Жене, чтобы он хватал вещи, сама взяв на руки Лену, и схватив за руку Николая, вылезла из вагона и бросилась бежать вместе с толпой людей в сторону леса, до которого было около полукилометра.
В это время самолёты развернулись, над тем самым лесом и полетели им навстречу. Они стреляли в людей из пулеметов, и она видела, как пули пробивают людей, рев двигателей заглушал крики, а потом развернулся другой самолёт, который стрелял из пушки. Снаряды поднимали комья грязи и при попадании в человека, того разрывало на куски. Все это происходило прямо очень рядом и было ужасно страшно. Она бежала, волоча Колю за руку, и держа на одной руке ребенка. Женя со узелком бежал за ней. И когда до леса оставалось уже совсем чуть-чуть, самолёты снова развернулись, уже в противоположной стороне, и снова налетели на них.
И снова они открыли огонь, оглянувшись, бабушка видела, как два ряда фонтанов грязи от пуль приближаются к ним и тогда она крикнула Жене "ложись!" И сама упала прямо в разорванное тело мужчины, который был ещё жив и смотрел на нее и шевелил губами. Обернувшись она смотрела, как быстро приближаются к ней фонтаны земли, слышала удары пуль в землю, раздался удар, закричал Женя, и пули полетели в лес, сшибая ветки. Самолёт летел так низко, что она разглядела летчика в кабине самолёта. Пуля угодила прямо в котомку, которую тащил Женя, разорвав ее. Они поднялись и снова побежали в лес.
В лесу они спрятались, а самолёты улетели. Выяснилось, что Женя ухватил из разорванной котомки плюшевого зайца и золотой браслет, что подарил ей дед на рождение дочери. Больше ничего не успел. Они с другими уцелевшими людьми долго бежали по лесу, благо что у Жени был наручный компас, что подарил дед за успешное завершение первого класса весной, и он умел им пользоваться. Пока они шли лесами, Лена перестала совсем кричать, перестала есть молоко из груди, а просто смотрела и молчала. Так они шли три дня, причем многие люди растерялись в лесу, повернув не туда в самом начале. Ели они ягоды и пили воду из ручья. Лена так и не ела ничего и не пила, и на третий день просто и тихо умерла. Бабушка каким-то суком выкопала ямку, где и похоронила дочь.
Дальше они пришли на аэродром, где спешно отводили почтовые и транспортные самолёты на восток. Их и других людей погрузили в самолёты и они полетели. Летели ночью, и на вторую ночь они вылетели не в полной темноте, чтобы пролететь больше. И уже когда совсем темнело на них напали немецкие истребители, которые начали расстреливать тихоходные транспорты. Их повреждённый самолёт сел в поле и они снова побежали. Так они добрались до узловой станции, которая была забита эшелонами, и их никуда не сажали. Тогда они шли пешком, продали браслет и на эти деньги ели. Но чаще их кормили из жалости селяне, в тех деревнях, где они проходили. Иногда им удавалось сесть на товарный поезд, который ехал за военными грузами, и тогда они проезжали по 50, а иногда и больше километров.
Так они оказались в Куйбышеве, где переждали зиму и двинулись дальше в Оренбургскую область, откуда она была родом. И к весне добрались до дома. Родители бабушки были набожные люди, но когда бабушка вошла с двумя детьми домой, первым делом что она сделала, это сняла из красного угла иконы, вытащила их во двор, изрубила топором и кинула в печь. Ее родители пытались протестовать, но посмотрев на нее промолчали, видимо, понимали, чего она насмотрелись. Она сказала, что повидала то, что этот бог позволил сделать, и не верит, что он есть. А если и есть, то такой бог не заслуживает поклонения.
Так моя бабушка эвакуировалась. У нее до конца жизни были больные ноги, потому что она отморозила их, когда шла в обмотках, практически босая. А плюшевую игрушку, которую Женя отчего то схватил из узла, они отдали какой-то девочке в семье, где их приютили и накормили.
Вот такая нерадостная история. Я выполнил просьбу тех, кто просил рассказать, но это было непросто.
Когда бабушка мне рассказала эту историю, я помню, как она снимала очки, переносица у которых была перевязана лейкопластырем, и по ее морщинистым щекам тихо текли слезы.
"КАТЮША", БАБУШКА И НЕМЕЦКИЕ САПОГИ
Намедни был в гостях у родных в тульской губернии. К сожалению, в круговороте бытовых сует, я стал всё реже беспокоить их своими визитами. Посему в честь дорогого гостя, меня то бишь, мама накрыла стол чем бог послал. А слал он всегда то, что мама сама испекла, наварила и заготовила: домашние грибы, соленая кета, котлеты, отварная картоха со сливочным маслом, селедочка, квашенные в деревянной кадушке огурцы и прочие сельские деликатесы, которые всегда одинаково радуют и брюхо и сердце. Естественно, из тайных закромов была извлечена пузатая, покрытая пылью времени бутыль добротного первача на дубовой коре. А при этакой-то снеди как не быть беседе?
Даже Бабушка моя, кавалер ордена трудового красного знамени Варвара Григорьевна покинула свою светлицу, дабы разделить с нами трапезу, что случается не часто. Разговор зашёл о местах Бабушкиной молодости. Родилась и выросла она здесь же в тульской области, недалеко от города Ефремова в местечке Тормасово.
- "А горы-то у нас какие там были крутые, оооо! - Рассказывает бабушка.
- "Может, холмы, ба? Откуда у нас горы-то в средней полосе?" - поправляю я её.
- "Какие-то ещё холмы! Говорят тебе: ГОРЫ! Немцы пройтить не смогли, так зимой по речке шли, по льду, вот какие у нас горы. А говоришь, "холмы"!"
Ну, горы так горы, бабуле видней. Я спорить не стал, зато потом глянул спутниковые карты. Местность там и впрямь крайне холмистая, прям долина хоббитов.
- "А по реке дошли к вам, немцы-то?" - спрашиваю.
- "Да какой-там! На горе наши Катюшу постановили: два дня земля гудела. Так все немцы там и осталися лежать, на льду."
Весь диалог я не передам, но как я понял со слов бабушки, дело обстояло так. Довольно крупный отряд немецких сил двигался в низине вдоль замерзшего русла узкой реки Красивая Меча, растянувшись на значительное расстояние. Для меня остается загадкой почему немцы выбрали для себя столь неудачный маршрут. Почему они не заняли стратегические высоты? Самонадеянность, просчет командования? А может быть безысходность? Так или иначе об этом уже никто не расскажет. А вот наши вояки наоборот грамотно использовали преимущества местности и по всем правилам военного дела установили на доминирующей высоте артиллерийский расчёт. И с этой самой высоты двое суток методично втирали немцев в снег прямой наводкой. Когда все было кончено настало время собирать трофеи.
- "Оружие-то солдаты собрали, а нас девок, стариков да баб погнали "сапоги собирать" - продолжает бабушка
- "Это ещё зачем?"
- "Здорово живёшь! Как это зачем? В сани грузили, чинили, мыли, потом в райцентр возили. Фронту помогали, вот зачем! Первая советская система реактивной артиллерии БМ-13, в народе "Катюша" превращает зону поражения в филиал Ада, поэтому несложно догадаться в каком состоянии были останки немецких солдат.
- "Так что же там после обстрела соберёшь-то?" - спрашиваю.
- "Ой, не говори - машет рукой бабушка - всё комками смерзлось: и кровь и земля и тела - всё на свете"
- "И что, вы ходили и с трупов сапоги снимали? - спрашиваю я, стреляя себе в рот очередным шотом.
- "Ага, как же, снимешь тут, когда лёд один. Мороз-то какой был, жуть. Топорами вырубали вместе с ногами и чем попало" - задумчиво добавила бабушка, нащупывая на тарелке куриную ногу (зрение у неё стало ни к черту)
Я подавился самогоном.
- "И ты что , тоже в этом участвовала? - спросил я осипшим от кашля голосом.
- "Да как все. И рубили и таскали, и в сани укладали, потом в избах на печи оттаивали, мыли-чинили-штопали да в райцентр отправляли. И не только сапоги, а все что находили. Что похужее, то себе оставляли"
- "Ты говоришь, вас туда погнали, ну, за трофеями. Военные приказали?"
- "Сами. Никто не приказал. Бабы сами решили, ну и мы, девки, с ними.
- "Пиздец, ба".
- "Ну".
Уже ночью в постели я всё никак не мог заснуть, прокручивая в голове услышанное от бабушки. Воспалённое воображение подкидывало картинки, одна веселей другой. Я живо представил себе девочку-подростка в драненьком тулупчике с мужицкого плеча, которая бродит по изуродованному берегу, согнувшись под натиском ледяного ветра в поисках уцелевших предметов солдатской утвари. Скрипят обломки льда потревоженной реки. Снег, некогда белоснежный, теперь откипел в артиллерийском огне и смерзся омерзительными бурыми глыбами, сковав собой адский паштет из грязи, остатков людей и амуниции. Девочка, склонясь, обстукивает обухом колуна кусок льда, что-то бормочет под нос: "Ага, поди-ж ты! Сапоги-то, чай, командирские будут. Да никак целые??!! Ану-ка, хер офицер, разувайся! (следуют резкие взмахи тяжелого топора) тебя они уж не согреют, а нам сгодятся. О, чулки фильдеперсовые, откуда енто? Фрау Марта, а вас-то какими судьбами?!! Тоже мне, жена декабриста, хе-хе, ну да ничего: матери пойдут в аккурат"
Неподалёку на холме стоят низенькие крестьянские сани, запряженные старой, видавшей Будённого, меланхоличной худой клячей с провисшей спиной. На санях сидит сухонький дед, глубокомысленно заворачивая душистую трофейную махорку в немецкую же папиросную бумагу. Тут же рядом с санями копаются в снегу бабы.
"- Эй, Егорыч, посмотри-ка в санях: нет-ли полуботинок, мерка чтоб на Гришкину ногу?" - вопрошают из оврага.
" - Есть: осталось спиздить да принесть - огрызается дед - что я тебе, Моссельпром, что-ли? Два левых только."
" - А где-ж правые-то?" - не унимается голос из оврага.
" - Знамо где: один в Воронеже, другой в Петрограде. Катюшей палили-то! Где тут что теперь найдёшь?!"
" - аааа"
" - Манда. Понимать же надо! Дура ты, баба!" - с важностью поясняет дед, с наслаждением затягиваясь самокруткой.
Через пару дней всё село Тормасово было одето как дивизия СС.
Это лишь один эпизод из жизни моей бабушки, о котором я сейчас написал. А вот лично для меня из всей этой истории осталась одна загадка: как ей удалось после всего этого пронести невредимо сквозь войну, тяжелейшие послевоенные годы и сохранить по настоящее время свой рассудок? Я бы точно свихнулся. А вот у бабушки и по сей день прекрасная память, острый ум и отличное чувство юмора. Зато теперь мне стало понятно, в кого я такой человеколюбец.
Часть 1. Мой прадед бежал отказавшись расстрелять детей во время второй мировой.
Не советую читать псевдопатриотам, которые вторую мировую войну воспринимают с романтической стороны. Эта история вам не понравится.
Моя бабушка умерла от последствий инсульта, было хорошее восстановление, но в один момент, когда она ночью пошла в туалет с палочкой(год после инсульта прошел) она сломала шейку бедра так как случился приступ и вновь уже с постели не вставала). Множество таблеток и в одну ночь после нескольких лет постельного режима она просто уснула и больше не проснулась. Было тяжело, она была мне мамой, а мама больше другом, чем мамой. Бабушке всегда не хватало отца, она никогда его не видела, он ушел на войну, когда мама бабушки была на 3ем месяца беременности, пропал без вести на войне в декабре 41ого. До этого он прошел кампанию на Халхин-Голе, некоторые авторы называют её «Второй русско-японской войной».
Так вот, ветеран халхин-голских боев, красноармеец ушел на фронт и больше не вернулся. Прислал одно письмо через его фронтового друга, которого отправили в больницу так как он лишился руки и ноги, друг это письмо не читал(это сейчас легко через интернет всё отправить, а его фронтовой друг проехал 800 км от дома после тяжких ранений, не забил на всё и вручил лично в руки как ему и сказал мой прадедушка, вы представляете что за дружба была? Даже слезы наворачиваются). Сестра прабабушки(тетя моей бабушки) рассказывала, что в 42ом году этот его друг принес письмо от отца бабушки, прабабушка его начала читать, прочитала никому не показав и побежала сжигать его в печке. Ни его друг, ни сестра прабабушки так и не узнали, что там было, прабабушка была непреклонной и сказала, что ничего там не было и даже не спрашивайте(со слов сестры прабабушки моей бабушки). Моя прабабушка это отдельная история(Она в военное время пешком ходила за бревнами и сама сруб поставили после пожара из-за той же печки, были женщины в русских(татаркой правда была, но нравится эта фраза) селениях как говорится.
Так вот, моя бабушка в 0ых, когда лежала после инсульта, говорила, что отец её жив и живет где-то в финляндии, но не говорила откуда она это знает (мы воспринимали это.... как и все бы восприняли...столько лет то прошло).
Но я любил бабушку, и если бы не она, моя бы жизнь наверняка бы пошла не по тому пути, по которому идет сейчас. Я отправил в "Жди меня" запрос через сайт(на дворе помоему 2005 год был). Нам позвонили и на этом всё. Через месяц кто-то приезжал и интересовался такими то и всё затихло, а через год через родню мы узнаем, что в родной деревне прадедушки приезжали какие-то иностранцы и узнавали у главы села(или района, я так и не понял даже после вчерашних событий(которые рассказываются ниже)), жили ли тут такие то такие и уехали ни с чем и даже контактные данными не обменялись. А то что они приезжали узналось через пьянку....брат деда(муж моей бабушки) в тех краях жил и принимал активное участие в развитии этого района(депутат районного масштаба), и как-то глава этот рассказал историю, казавшейся ему интересной(не каждый день сначала какие то люди поисковики приезжают, а потом еще иностранцы какие-то про кого-то узнают), и брат деда говорит, что тут жил отец жены его брата, который умер во время войны, и всё это он рассказал моему деду. Мы об этом узнали, поехали на место, но никаких контактов не было, так история и зависла.
Прошел почти десяток лет и эти иностранцы приехали вновь, оставили письмо и контактные данные.
Прапрадед как оказалось бежал в финляндию после того как ему приказали расстрелять детей помогавших немцам, он не смог этого сделать, убил того с кем его послали(причины мы не поняли из письма), и всех отпустил в леса, бежал в финляндию переодевшись в финскую форму с трупа и прикинулся потерявшим память, в 90ых "пришел в себя" и всё время вспоминал мою прабабушку и жизнь в России. Прадед пережил мою прабабушку и похоже моя прабабушка рассказывала моей бабушке, что отец её жив, так как в том сожженом письме содержалась какая-то информация(нам так её и не узнать, возможно прапрадед говорил своим детям об этом письме и прольется свет).
Тяжело писать, представляя всю эту историю, завтра еду узнавать по поводу поездки в финляндию, знакомиться с родственниками и собрать информацию о прадеде, о подробностях побега, которые возможно он рассказывал перед смертью.
Продолжение следует...
не писатель, пишу пьяным, тяжело всё это осознавать.
одно только печально, бабушка так и не дожила(дедушка еще жив) ((
Такой вот новый год...
Украденное детство
Посмотрите на этих нарядных, улыбающихся бабушек. Несмотря на то, что они давно разменяли восьмой десяток, обе лучатся жизненными силами. Можно было бы представить, как они вяжут носки, сидя по вечерам в стареньком кресле, и пекут вкусные пироги для любимых внуков... Но они не так просты, как кажутся. Эти женщины в самом начале их жизни перенесли то, что сломало и уничтожило морально или физически многих взрослых. Они обе являются председателями обществ малолетних узников и жертв нацизма в Донецке и в Киеве.
Первая героиня этой статьи (слева) - Вера Ивановна, родилась в 1933 году в небольшой деревушке под Псковом и была четвертым ребенком в семье, состоящей из матери-одиночки и шестерых детей. Отец скончался одной зимой от болезни. Небольшое хозяйство - куры, огород, - где дети помогали работать сызмальства; в школу - пешком в соседнюю деревню. Обычное детство - не лучше и не хуже, чем у многих. Маленькая Вера звезд с неба не хватала и была самой простой девочкой. И ей, семилетней, было невдомек, что происходит, когда лучи прожекторов выхватили в предрассветном небе черные крестики самолетов. Но то, что случилось что-то ужасное, девочка поняла по страху и обреченности в голосе матери, произнесшей: "Это война". Уже на следующий день в деревне появились немцы на машинах и мотоциклах. "Хэй, матка! Курка, млеко, яйка! Дафай-дафай!" - механически зазубренная фраза раздавалась в каждом дворе. Фашисты вытягивали продовольствие из сельских жителей, чтобы пополнить свои запасы. В это время мать нашей героини просто пыталась жить дальше и кормить детей. А Вера вспоминает, как солдаты давали детворе кусочки хлеба и сахара из собственных пайков, в то время, как отбирали последнее молоко и мясо у их родителей. Причем горькая ирония происходящего дошла до нее лишь спустя много лет.
Когда немцы почувствовали, что сдают свои позиции в этом регионе, то начали спешное отступление. За собой они угоняли пленное население. Старых, молодых, совсем еще детей - все равно, на месте разберутся и рассортируют, - грузили в вагоны, как скот, и везли на запад. А где-то в восточной Германии их так же, как скот, согнали в открытые загоны, где обезумевшие от страха люди были выставлены на обзор "покупателям". И "покупатели" не заставили себя ждать. В основном на "рынок рабов" сошлись зажиточные бауэры - фермеры, или руководители цехов, которые были не прочь обзавестись дешевой, практически бесплатной рабочей силой. В первую очередь разбирали крепких, сильных, молодых. А к вечеру в загоне не осталось практически никого, кроме женщины со сгрудившимися вокруг нее, как птенцы, шестью детьми. Никому не хотелось брать такую обузу. И "работорговцам" пришлось "пристраивать" пленную семью по собственному усмотрению. Старшую девочку 15 лет и 14летнего брата сразу отделили и куда-то забрали, а мать с оставшимися детьми увезли в трудовой лагерь в городе Лаута.
"Мы тогда были совсем еще детьми и не могли полностью осознать весь ужас происходящего, - вспоминает Вера Ивановна. - С взрослыми мы не общались. Там вообще никому не разрешали особо общаться между собой, да и не до этого было. Каждый день мама уходила на рассвете, и не было ее до позднего вечера. А когда она возвращалась, мы обнимали ее и плакали. Потом ложились спать. И так каждый день. Когда не было бомбежек". Во время бомбежек ворота лагеря открывали, и подневольные рабочие убегали прятаться в лес. А после, как ни странно, всегда возвращались обратно. Детский мозг работал удивительным образом, защищаясь от безумных потрясений. Детали природы - зелень листвы на деревьев, рельеф замшелой коры, полет перепуганных птиц, - Вера запомнила намного четче, чем части тел, вытаскиваемые из разрушенных бараков.
Маленькая Вера хорошо запомнила русскую старушку-кухарку, которая всегда старалась пронести голодным детям немного сырой картошки или яблочных очистков. Запомнила она и фрица-надзирателя по прозвищу Vater ("Oтец"). Тот был старым и хромым, возможно, контуженным. Он много курил, громко кашлял и хорошо относился к детям, иногда даже тоже тайно подкармливал. Только со временем он стал меньше курить, больше кашлять, а позже и вовсе пропал. А потом на его место пришел другой, моложе и злее. Тот уже ни с кем не церемонился. У него дети приучились отзываться на "russisches Schwein!" и привыкли к тому, что за малейшую провинность можно получить удар плеткой или пинок сапогом. А провинностью считалась не только оплошность при выполнении простейшей работы - мойка посуды, уборка бараков, - но и просто шаг или взгляд не в ту сторону. Новый надзиратель носил иссиня-черные, до блеска начишенные и мерно поскрипывающие при ходьбе сапоги. Вера про себя так и называла его - Сапоги. С ее детского роста она не могла разглядеть его лица, а глаза поднимать боялась. Уже будучи пожилой женщиной, Вера Ивановна посетила музей Вермахта. И когда, по ее словам, она увидела за стеклом те самые черные высокие сапоги, то испытала животный, подсознательный страх.
Вера запомнила и алюминиевый завод, на котором работала ее мать, а позже - когда ей исполнилось десять, - и она сама. Но лучше всего она запомнила погожее майское утро, в которое их никто не стал будить. Выйдя из своих бараков, заключенные с удивлением увидели, что кругом нет ни одного немца, ветер гоняет по двору разбросанные бумаги, а ворота распахнуты настежь. По улице шествовала колонна красноармейцев. "Мать, война закончилась! Не идите за нами, идите в противоположную сторону! - вспоминает Вера Ивановна, как кричали ее матери солдаты. - А мы все пытались увязаться за ними, потому что думали, что уж с такими сильными и смелыми ребятами нас больше никто никогда не обидит, они нас точно от всего защитят. Один солдат еще дал мне кусочек рафинада. Это было самое вкусное, что я пробовала за последние годы".
Тут следует отдать должное матери Веры Ивановны. Эта женщина сумела отыскать старших детей - сын оказался чернорабочим, а дочь - кухаркой и прачкой в немецкой семье, - и, не имея при себе ни денег, ни документов, ни даже еды или сменной одежды, вернуть семью в полном составе в родную деревню. Дорога домой заняла долгих четыре месяца. Но мать и шестеро детей избежали участи врагов народа и вернулись в пусти и полуразрушенный, но свой собственный дом. Восстановления требовало абсолютно все. О возвращении старших брата и сестры в школу не было и речи, а 12летняя Вера пошла в третий класс. После школы же она попросила у матери разрешения поступить в институт в Ленинграде и, пусть рабочие руки были бы тогда предпочтительнее ученой головы, стала первым в своей семье человеком, получившим высшее образование.
По распределению Вера Ивановна переехала в Донецк, где больше сорока лет проработала инженером в НИИ. Там же она вышла замуж и родила дочь. Там же, как только тема перестала быть табу, с несколькими единомышленниками организовала общество узников и жертв нацизма. Десятки лет она поддерживала связи с немецким фондом "Память. Примирение. Будущее" и другими благотворительными организациями, помогала добывать полноценную информацию для бывших узников и их семей, оформляла справки для получения компенсаций и разоблачала гнусных фальсификаторов с поддельными документами. И она успешно занимается этим по сей день, помогает своим ровесникам и берет под свою опеку более молодых, но немощных стариков, пусть ее и без того небольшая организация с каждым годом становится все меньше и меньше...
Спасибо всем, кто прочитал! История получилась настолько объемной, что вторую ее часть я лучше выложу отдельным постом.
Вера Ивановна - моя бабушка. Статья моя. Минусов мне (комментарии), а не ей.