Про авантюры
Из всех авантюр, в которые я когда-либо ввязывалась, не считая переезда в Питер на совершенно пустое место, под девизом «В белый свет – как в копеечку», наикрупнейшей был Теремок.
Даже честно сказать – грандиознейшей: авантюрой-эпопеей. Вроде Сталинградской битвы.
Всю свою сознательную жизнь я относилась к многочисленной касте голодранцев, основные атрибуты членов которой – ни флага, ни родины.
Особенно по части недвижимости, её у меня не было.
Или иначе: была, но не моя, условных родственников, которые милостливо позволяли в ней жить, ремонтировать и благоустраивать. И даже развивали перспективу: «Мы помрём – всё тебе достанется».
В постыдном ожидании печального, но счастливого конца, прошли десятилетия (и сейчас аксакалы-родственники чувствуют себя прекрасно).
В своих книгах Барбара Шер советовала мне:
- Больше мечтайте!
Я не могла сказать ей через океан правду:
- Больше некуда!
Я очень громко и постоянно мечтала о Личном Доме.
Мечтала со слайдами как в трансерфинге и даже с экспликациями из журнала «Строим дом».
В рамках мечт разводились бройлеры и кролики, арендовались сельхозугодия, открывались «собственные дела» - одно креативнее другого. Фантазии было в избытке: не хватало мелочей – денег и земельного участка, где бы их закопать.
И вдруг, из неоткуда, на меня обрушилось счастье.
Особняк с угодьями от постороннего человека – Екатерины Демьяновы.
Девяностодвухлетняя Екатерина Демьянова вела совершенно счастливую старушечью жизнь прямо подо мной – в сороковой квартире. Я её знала удалённо – «Здрасте» у подъезда и десять долларов арендной платы за гараж ежемесячно до десятого числа. Ближе всех её знали мой белорусский и ныне покойный кот Барсик (в периоды отъездов и отлучек мы нуждались в услугах котиной няни) и Алиса.
Алиса добровольно возложила на себя обязанности тимуровца при «бабе Кате» - сбегать в магазин за красной рыбкой, ветчинкой и шоколадом. Коньячок, правда, ей не отпускали – за ним Екатерина Демьянова ходила сама.
Крайне предприимчивая Екатерина Демьянова всю свою жизнь трудилась в собесе, где за период работы вписала к себе в биографию все значимые события истории Беларуси ХХ века.
Документально она партизанила в годы войны с сами Дедом Талашом, лично ликвидировала аварию на ЧАЭС и, кажется там, утратила здоровье до второй группы инвалидности, но, может, я чего-то упустила. Героическое прошлое и стаж госслужащего в комплексе дали плоды в виде прекрасной пенсии.
Померла Екатерина Демьянова внезапно-красиво. Принесла из магазина пятизвёздочный «Мсхети», намазала бутербродики икрой и села завтракать.
За этим интересным занятием пришла спешная повестка в партизанско-ликвидаторский рай.
На похороны (в маленьком городе это Событие) не пойти скорбеть нельзя – грех! И мы пошли скорбеть вдвоём: тимуровец-Алиса и арендатор гаража – я (кот Барсик скорбеть о няне на людях счёл не уместным).
Совершенно счастливая покойница, лёжа в гробу, не мешала присутствующим высказываться на темы «Все там будем», «Бог дал, Бог взял», «Лежит как живая» и «Я – чувствовала, что она скоро помрёт».
Наш приход вызвал у беседующих непонятную сумятицу и оживление.
Благополучная приехавшая иностранная дочь Екатерины Демьяновы тут же, на кухне мне объяснила:
- Мама завещала вам дом.
И:
- А вы не знали?
Оказывается, меньше чем за три недели до смерти совершенно чужая старушка вызвала на дом нотариуса и завещала мне дом. Тот самый, отчий, в котором сама родилась в 1922 году. С пятнадцатью сотками земли и надворными постройками.
(От удивления и благодарности, при выносе тела покойной из квартиры, я рыдала горче всех.)
Дом – это очень громко сказано. В рупор.
Самым бодрым строением на пятнадцать сотках был арендуемый мною ради серого «пыжика» гараж. Его сотворил лично в 1960 году муж покойной старушки (окрылённый дармовым бэушним кирпичом и на мгновение почувствовавший себя каменщиком).
Гараж не удался: тупые и острые углы, хаотичная авторская кладка на минимальноцементной основе. Стены изо всех сил трескались и старались разбежаться в кучи кирпича, но я их злонамеренно подпирала.
Именно из-за гаража в дождливые, ветреные и снежные ночи мне худо спалось на тему: не завалило ли моего «пыжика»?
Прочие строения (дом, сараи) были деревянными и по техническому паспорту впервые упоминались в летописях района в 1917 году. Видимо, до 1917 года было просто некому вести учёт.
Екатерина Демьянова предусмотрительно и дальноприцельно, ещё в до перестроечные годы, признала отчий дом ветхим. Или непригодным для проживания? В общем именно тем, что нужно для получения новой квартиры.
Самой лучшей частью наследства был забор. Добротный, трёхметровый из ядовито-зелёненького металопрофиля, он скрывал покосившиеся постройки и насаждения-бурелом от завистливых людских глаз.
Я страшно гордилась квадратным зеленозаборным участком на улице имени 30-летия Советской Армии. И даже позвала коллег на шашлыки – разделить мою радость и мясо с дымом. Коллеги упорно, вне зависимости от количества выпитого, не радовались, а озирались по сторонам как потеряшки в пуще.
А ещё им казалась, что гараж поминутно кренится, как Пизанская башня.
Самая смелая (и пьяная) из коллег, Татьяна Дмитриевна сказала:
- Знаешь, что всё это напоминает? Зону отчуждения. Покинутые деревни у Чернобыля.
Как мне было приятно! Мой маленький собственный Чернобыль.