Творец (часть 10)⁠⁠

Соня заворочалась, вытянула ноги и тут же сдавленно застонала, когда от движения каждый миллиметр её тела вспыхнул грызущей, умопомрачительной болью. Стон спровоцировал приступ кашля, а кашель – новые вспышки боли. Она кое-как села, скорчилась, прижимая странно тяжёлые руки к явно переломанным, хрустящим ребрам и мучительно прокашлялась. Во рту появился отчётливый медный привкус, и паника захлестнула её. Девушка торопливо сплюнула на ладонь, поднесла её к заплывшим в щёлочки глазам, готовая увидеть кровь, но увидела нечто гораздо более жуткое. Стало ясно, почему руки так отчаянно болели и были такими тяжёлыми... Под каждый ноготь были загнаны тонко заточенные обрезки электродов. Пальцы были лиловые, распухшие, покрытые коркой спёкшейся крови...

«Только держи себя в руках... держи... в руках», - мысленно попросила она саму себя, а потом поняла, что что-то не так было и с ногами. Вытянув шею, она взяла стопы в фокус и заскулила. Все пальцы, кроме больших и мизинцев были грубо ампутированы.

Адик... Зачем он так с ней? Она же... дала ему жизнь... любила его...

Смутно припомнилось, как он убил Иду. Помнила, как шла за ним до мастерской, что-то говорила, упрашивала, умоляла... А потом он усадил тело старухи в нише, где хранился её автопортрет. Усадил грубо, жестоко, переломав немало хрупких старых косточек... а она, Соня, стояла там, выпучив глаза и смотрела. Но не на погибшую подругу. А в пустоту ниши. Ее скульптура пропала! Когда он успел её вывезти? Как? Куда? Сколько ходок сделал? А она ничего не видела и не слышала, занятая своим творчеством! Да уж... Творец. Натворила делов...!

Она помнила, как сбросив оцепенение, кинулась в спальню, схватила телефон, а потом... Потом он догнал её и начал бить... Она внутренне съежилась, вспоминая эти удары. Методичные, бесстрастные и жестокие. По лицу, по животу, по голове... А она всё никак не отключалась, и уже потом, когда погрузилась в розовый, наполненный болью, туман, слышала, как он спустился вниз и... насвистывая, стал бренчать тарелками. Он ведь, за всей этой суетой, так и не успел поужинать...

- Очухалась?  – услышала она гнусавый голос и с трудом развернулась.

В трепещущем сумраке у стены виднелся ряд клеток. Теперь ясно, откуда на его одежде регулярно появлялась шерсть. Грабил собачий питомник... А она то возомнила!..

А вот и четверо подсвинков! Сидят в своих уютных загончиках. Зарёванные рыльца с любопытством тянут к ней пятачки. В другое время она бы по полной насладилась их жалким видом, но сейчас ей было наплевать. Разве что промелькнула с рассеянным любопытством мыслишка: «А где пятая свинка и Свиномать?»

- Ты кто такая? – спросил её старший, сидя в позе срущей макаки и вцепившись в прутья решётки.

- Никто, - с трудом прошепелявила она, обдирая язык о ставшие какими-то слишком острыми и длинными зубы. Видимо, Адам здорово их переломал, пока топтался на её лице...

Подвал... Ни окон, ни дверей, только на потолке квадратная крышка люка. Но нет лестницы... А из мебели стол, стул и лампа.

- А-а... А я тебя сразу выкупил, как только увидел. Гвоздь злоебучей программы, да?

Соня непонимающе смотрела на него.

- Ну, ты типа эта... натурщица, да? Позировала этому барсуку? Не завидую тебе...

Соня попробовала облизнуть лопнувшие губы, но только еще больше изорвала язык.  На подбородок выплеснулось немного крови. Только держать себя в руках...

- У нас попроще, - с каким-то фатальным спокойствием вещал свинёнок, - Не у всех, конечно. Но мне так, считай, вообще подфартило. Перо в горло и  - сайонара. Малым хуже. А про тебя вообще речи нет.... Только, кажется, змеи раньше сдохнут, чем он их...

- Змеи? – Соня встрепенулась. «Змеи?! ... Держи себя в руках... только держись...»

- Да вон! Рядом с твоей скульптурой..., - Сява кивнул куда-то за её спину.

Соня через плечо уставилась в дальний, тёмный угол. Её скульптура! Так вот какова была конечная цель!

Адик явно не планировал воплощать в жизнь её мстительные замыслы, как она себе вообразила! Только собственные мечты. Первое время он, видимо, действовал чисто инстинктивно, ведомый вложенной в него частичкой ее духа. Но потом увидел её автопортрет, и всё то туманное и неопределённое, что им двигало, оформилось во вполне конкретную цель. Он воссоздавал то место, откуда пришёл. Дом! А домом его был воображаемый бункер в её душе, наполненный гневом, ненавистью, болью, яростью, жаждой убийства... Он просто... строил свой собственный Рай на земле... И своего... Бога.

Отёкшими, как у алкоголички, глазами Соня смотрела на свою скульптуру. Когда-то в незапамятные времена это, действительно, был просто автопортрет. Девушка в джинсовом комбинезоне. Кудряшки, измазанная краской щека, палитра в тонкой руке... Но после ухода Жени она стала меняться: одни детали стали пропадать, другие видоизменяться, третьи добавляться. Всё то, чем она грезила, но не смела воплотить в жизнь, она переносила на свой автопортрет.

Сейчас  в тёмном углу, по-прежнему в джинсовом комбинезоне, стояло... Чудовище. Глаз не было вовсе, широко открытый рот щерился длинными иглами-зубами, на голове вместо прелестных неряшливых кудряшек извивались змеи, как у Горгоны. А вокруг неё корчились в предсмертной агонии все члены Свиносемейства.

Старший подсвинок, закатив глаза, зажимал пальцами располосованное горло, из которого торчала, как рычаг, рукоятка опасной бритвы. Средняя, Лиза, лежала ничком, широко разведя бёдра, а между них виднелся окровавленный жгут из ржавой колючей проволоки. Рот раззявлен в беззвучном визге, а ладошки стыдливо прикрывают едва наметившиеся грудки. Юлино тельце в школьном платьице болталось в петле, которую Чудовище держало в одной когтистой лапе. На кулак другой была намотана синяя, лоснящаяся пуповина, а в самом кулаке сжат и раздавлен вырванный из утробы матери младенец. Мать, явно уже мертвая, распростерлась в луже крови у ног-копыт. У одной из ног. Вторая прижимала младшую, Риту, ко дну сточной канавы, наполненной водой, мусором и палой листвой. Рядом валялось то, что осталось от Мишки. Просто кучка изрубленного в фарш мяса и вихрастая рыжая голова...

«Он лепит из меня... своего настоящего Творца,  - Соня закрыла глаза, - Чудовище, которое породило его... Доводит меня до... совершенства... Копыта, когти... зубы...»

Соня распахнула глаза. Змеи! Он что? собирается...?!

Позабыв на миг про изуродованные руки, Соня схватилась за голову, располосовав при этом щёку и сорвав один из ногтей, но едва заметила это. Голова была чисто выбрита. Она снова метнула взгляд к скульптуре и только сейчас разглядела в сумраке бутыль для куллера со срезанной и придавленной парой досок верхушкой. В бутыли вяло копошились мелкие змеи.

«Держи себя...», - начала было она привычную мысленную мантру, но все поплыло и замельтешило вокруг. Змеи...

Соня зашлась истошным визгом.

...

Нина открыла глаза, уставившись в плохо побеленный потолок. Повернула на подушке голову и поняла, что находится в больничной палате. Кровать была странно узкая и короткая. Как для ребёнка...

Она подскочила, её повело, но она не остановилась и, поддерживая одной рукой живот, выбралась в коридор.

- Женщина, немедленно в постель, вам укол поставили! - раздражённо произнесла девушка в белом на сестринском посту и взялась за трубку телефона.

- Срочно. В полицию! Бориса Тимофеевича..., - лепетала Нина, с трудом ворочая сухим, как комок земли, языком.

- Подойдите. Проснулась, - быстро и тревожно буркнула медсестра в трубку, бросила её и едва успела подскочить, чтобы удержать пьяно валившуюся на бок Нину.

Через несколько минут в палату вошли медсестра и какой-то молоденький полицейский в форме.

- Борис Тимофеевич где? У меня важная информация! Я знаю, где дети!

Полицейский и сестра переглянулись.

- Знаете?  - спросил он, - Откуда же..?

- Мне приснилось, что ..., - она умолкла, осознав, как это глупо звучит. Но как ему объяснить, что это не совсем был сон... Вернее, совсем не сон, а... Она так отчетливо помнила старый сад, людей, вино... Она облизнула губы, ожидая, что ощутит сладкий вкус душистой наливки. Но ничего не почувствовала.

- Илья его звали! – радостно вспомнила она, - Художник! Мёртвый!

- Успокойтесь, - повелительно произнесла медсестра, - Вам промедол поставили. Матка в тонусе. Срочно надо в перинатальный. Скорая уже в пути.

- Мне позвонил кто-то, назвавшись Борисом Тимофеевичем, - припоминала Нина, не слушая её, - Сказал, что дети нашлись... что они здесь, но... Господи... Лиза...

Она вспомнила недоумённые лица медиков, когда она ворвалась в больницу. Вспомнила, как поняла, что её провели, как стала звонить Лизе и как... не дозвонилась. Естественно, не дозвонилась! А потом... кажется, она просто кричала, пыталась что-то объяснить, но её явно приняли за сумасшедшую истеричку и, от греха, поставили укол. Сколько времени прошло? Она кинула взгляд на окно, за которым повис серенький день.

- Борис Тимофеевич не смог приехать, - мягко и сочувственно сказал полицейский, -  Срочный вызов. Появилась кое-какая информация по вашему делу. Анонимный звонок...

Нина немного успокоилась. Раз это Борис Тимофеевич прислал к ней полицейского, значит, её всё-таки услышали и поняли... А потом осознала его слова и завопила:

Не верьте! Это он звонил! Тот псих, который меня сюда выманил!

- Звонок не был ложным, хоть мы и сомневались, ведь звонящая женщина явно была... кхм... пьяна. Её уже вычислили и сейчас допрашивают, но толку немного. Говорит, что какой-то мужик взял в аренду её телефон. Расплатился алкоголем. А потом снова заплатил, чтобы она позвонила в полицию и передала информацию. Мы сомневались, но преступление, действительно, произошло. В доме бывшей жены вашего мужа...

- Кто-то из детей?! – Нина натянулась, приподнялась на локтях, чувствуя неправильную, болезненную тяжесть в животе, словно вместо ребёнка в нее засунули каменный валун.

Полицейский покачал головой, поднялся.

- Поверьте, мы работаем и скоро найдем ваших детей. Постарайтесь не беспокоиться. В вашем состоянии это может быть...

- Фатально! – строго закончила за него медсестра.

- Почему вы меня не слушаете?! – взвизгнула Нина, - Он выманил меня из дома! Забрал Лизу! Но я знаю, где дети! Это старый морг в Вырупаево. Тот, что на пустыре, который несколько лет назад выкупил Азизов под строительство. Немедленно туда! Быть может, мы хоть Лизу успеем...

Она бесилась от его сочувственного, смущённого взгляда, но понимала, что винить в этом можно только саму себя. Какого чёрта она ляпнула про сон? Надо было наплести про еще один звонок...

Полицейский мягко похлопал её по руке и собрался на выход.

- Это не был сон! – вопила она ему вслед, - Это было по-настоящему! Не все вокруг дети Божьи, есть и человеческие дети! И он был таким – человеческим! Его жена создала! Им дали вместе быть после смерти! Она мне фото показала этого морга! Я и не помнила его, пока не проснулась, а ведь из него маму выносили!

Медсестра порскнула прочь. Нина догадывалась, что за врачом. Полицейский же стоял в дверях, в тревоге и растерянности слушая её явно бредовую речь.

- Все будет... хорошо, - неуверенно произнёс он.

- Да что вы на меня, как на чокнутую смотрите?! Я же говорю! Художник Илья и жена его..., - она напрягла память, - Ида её звали! Она мне и показала, где он их держит!

- Ида? – взгляд полицейского внезапно изменился, стал сначала недоверчивым, потом острым, - Ида Бронштейн?

Нина умолкла, во все глаза глядя на него. Имя было ему явно знакомо, и внутри стала разгораться надежда.

- Может быть..., - пробормотала она осторожно, боясь сболтнуть опять что-то не то и спугнуть свой шанс, - Они не назвали фамилию...

- Старуха лет восьмидесяти? Без руки?

- Нет, молодая женщина..., - Нина почти не дышала, - Но, может... Почему вы спрашиваете?

Он выглянул в коридор, потом вернулся к её кровати.

- Я, может, сам спятил, раз говорю вам это. Но Ида  - все-таки довольно редкое имя, поэтому.... В доме той женщины нашли тело старухи, - он сделал паузу, - Ее опознали быстро. Ида Бронштейн. Известная художница. А муж её – Иль – так вообще в своё время, говорят, был звездой...

- Иль-я..., - Нина жадно глядела на полицейского, - Как вас зовут? Я не расслышала, когда...

- Младший лейтенант Егоров Петр Васильевич.

- Петя..., - Нина поймала его взгляд, удержала и сурово сжала челюсти, - Мы с тобой немедленно, сию секунду отправляемся туда.

- Так не получится... Мне нужно сначала...

- Не нужно. Или ты хочешь выглядеть таким же психом, как я?

- Но я не знаю...

- Я знаю путь!

- Подмога...

- Вызовешь по дороге!

- Меня...

- Не уволят. Только еще одну звездочку заработаешь...

- А если вы вдруг...

- Не рожу́! Я обещаю!

...

Спустя полтора часа они припарковались в одном из дворов через дорогу от пустыря. Прежде, чем вызывать (или не вызывать) подмогу, Петр решил сперва лично осмотреть место.

- Оставайтесь в машине, - строго начал он, - Если меня не будет дольше, чем...

- Нет, я пойду с тобой, - оборвала Нина, разглядывая заброшенный морг, который она в последний раз видела, когда он ещё действовал. Вспомнила мамин узенький и дешёвый, обитый красной тряпкой, гроб. У неё не было денег на прощание в ритуальном зале, поэтому желающие проститься должны были по очереди забраться в нутро катафалка. Желающих было немного. Только сама Нина, дети и соседка по лестничной клетке.

В нынешнем же – заброшенном – состоянии морг она видела лишь на фото, которое ей во сне показала Ида. И это окончательно убедило её в том, что все-таки никакой это был не сон и не галлюцинация вследствие введённого ей наркотика. Ида сказала торопиться, потому что для её маленьких может быть уже поздно...

- Вы плохо себя чувствуете, - Юноша беспомощно покосился на её живот, - Вы только все усложните, если начнете рожать... Кроме того, это может быть опасно, если ваш муж действительно там...

- Это не мой муж, - сурово отозвалась Нина, - Более того, я уверена, что это мой муж нашел ту мёртвую старуху и сообщил через посредника в полицию. Возьмешь ты меня с собой или нет, но я пойду с тобой.

Пётр вздохнул и пожал плечами, сдаваясь. Может, ничего там такого и нет. Просто старая бетонная коробка, а всё остальное нафантазировала свихнувшаяся от горя, беременности и уколов дамочка. Но, на всякий случай, он достал из бардачка патроны и зарядил свой табельный пистолет.

Нина, решительно ухватившись за дверную ручку, наблюдала за его трясущимися руками и неуверенными, нервными движениями. Видно было, что до этого он пистолет в руках держал только на учебных стрельбах, но стоит ли ему говорить: «Оставь его в машине, ребёнок. Так будет безопаснее...»

Нет, конечно, она такое не скажет. Она - мать пятерых детей и прекрасно знает, насколько каждому ребенку важно, чтобы в него верили взрослые.

Чувствовала она себя, действительно, плохо. Мутило, качало, словно она напилась водки. Отчаянно болела голова, ребёнок раскаленным камнем тянул вниз, а кости таза и копчик знакомо ныли, предвещая скорое разрешение. Скорое, но все же не настолько, чтобы отказаться от попытки спасти детей.

Они вышли из двора, огляделись и, перейдя через пустынную, крошащуюся древним асфальтом дорогу, нырнули в высохшие заросли лопуха и репейника. Заросли скрыли их от посторонних глаз и, как вскоре оказалось, не только их. Заброшенность старого морга была иллюзией. Добравшись до него, они почти сразу обнаружили хорошо различимые, множественные следы от автомобильных колёс. Кто-то регулярно наведывался сюда, и это был явно не магнат Азизов.

- У моего мужа нет машины, - зашептала Нина, дёрнув Петра за рукав, - Мотоцикл есть, но он с тех пор так и стоит во дворе. Даже колеса спущены.

Пётр рассеянно взглянул на неё, не сразу сообразив, что она имеет в виду.

- И денег на машину у него нет, - продолжила она с непонятной для него гордостью, - Ни на что нет! Он ведь приходил. Голодный, холодный и в помоечных тряпках. Я бы дала ему денег, но у меня у самой... А его зарплатную карту арестовали сразу, как только он сбежал.

Петр приложил палец к губам и покачал головой, чувствуя, что совершает самый идиотский поступок в своей жизни – вероятно, идет ловить своего первого в жизни преступника в компании безнадёжно беременной, накачанной наркотиками и крайне болтливой тётки. Да ещё со всеми признаками энцефалопатии...

«Первого и, возможно... последнего»

- Что?

Юноша тряхнул головой. Он и не заметил, что свои опасения высказал вслух. Впрочем, отсутствие машины его немного взбодрило. Он трусцой двинулся вдоль бетонной обшарпанной стены здания, приседая под чёрными провалами бывших окон, а затем приподнимаясь и осматривая неприглядную внутренность. Ничего примечательного. Усыпанные мусором бетонные полы, сгнившие обрушившиеся стеллажи, покосившиеся раковины, пустые медицинские шкафы с битыми стеклянными дверцами.

Когда они обошли почти все здание и ни в одном из окон не увидели ничего интересного, Пётр расслабился и разжал отчаянно вцепившуюся в застёжку кобуры руку.

- Нет там..., - начал было он и внезапно умолк, таращась внутрь. Нина, в силу роста не дотягивающаяся макушкой даже до подоконников, всецело полагалась на своего спутника и жадно ловила любые изменения на его лице.

- Что? – жарко зашептала она, - Что ты видишь?

Пётр почти пожалел, что увидел. Так хорошо, так удобно было бы не увидеть. Посмотреть сейчас на пузатую тётушку с усталым снисхождением, дескать, я сделал, всё, что мог. А теперь бегом в больницу – рожать!

- Там... люк в подвал. И лестница рядом валяется.

Нина отпихнула его и побежала, тяжело - по-утиному - переваливаясь с ноги на ногу. Полицейский чертыхнулся и поспешил за ней. Следующий проём оказался дверным. Не задерживаясь в широком, уставленном ржавыми каталками коридоре, они быстро нашли нужное помещение.

Многоярусные глубокие ниши в стене с покосившимися, распахнутыми дверцами,  обитый облупившимся кафелем стол с дыркой сливного отверстия в ногах и деревянной поставкой в изголовье, похожей на половинку средневековой, пыточной колодки.

Хорошо очищенный от мусора пятачок по центру являл взору крышку люка. Рядом лежала длинная, сваренная из толстой арматуры лестница. Не сговариваясь, они синхронно опустились на пол и прижались ушами к пыльным плиткам.

- Там кто-то есть! – возбуждённо вскрикнул Пётр и, подскочив, потянул на себя скобу-ручку. Стылое, серое помещение тут же огласилось криками и плачем, словно он открыл дверь в Преисподнюю.

Не успел он толком пристроить лестницу, как Нина почти скатилась по ней, проигнорировав его предостерегающий окрик. Нога соскользнула с последней ступени, и она растянулась на полу. По бёдрам тут же плеснуло тёплой влагой, но она едва это заметила и подползла к клеткам, просовывая пальцы между прутьями, касаясь по очереди своих цыплят и жалея только о том, что не может коснуться их всех одновременно.

«Ааа-Мама!», - на одной надрывной ноте выла Маргаритка

«Мама-а-а-а-а, вытащи меня отсюда-а!» - заливалась слезами Юля.

Мишка от переизбытка чувств даже плакать не мог и только икал, высунув наружу худую ручонку и цепляясь за подол материнского пальто.

«Ма, не парься! – Вася изо всех сил старался бодриться, - Ритка несколько дней температурила, но сейчас уже пошла на поправку. Этот поц давал ей колёса. Не хотел, чтобы мы тут сдохли... раньше времени».

- Сейчас мы вас вытащим, - Нина ласково дотронулась до его бледной щеки, потом оглянулась на Петра, который трясущимися пальцами тыкал в телефон.

Телефон, впрочем, был абсолютно бесполезен здесь, в подвале. Надо идти в машину и вызывать подмогу и скорую по рации. Он растерянно глядел на женщину, прилипшую к клеткам. До неё пока не дошло, что одного ребёнка не хватает. Надо было прямо из больницы вызывать ГБР и отправлять её по адресу их проживания. Скорее всего, чертов извращенец все это время был там, с девочкой. Ведь ясно, что он не потащил бы её средь бела дня мимо предподъездных старух... Но кто бы знал, что вся эта чертовщина окажется правдой?!

Что делать? Освободить детей, вывести в людное место, а потом... Он оглядел навесные замки. Без инструментов не обойтись, а подвал, как назло, сиял чистотой и даже каким-то своеобразным, извращённым уютом.

- Нина Сергеевна, мне придется ненадолго оставить вас. В машине болторез. Без него никак... Заодно доложу начальству.

Он не стал дожидаться её реакции и торопливо взлетел по лестнице.

- С нами порядок, ма, - произнес Сява после некоторого молчания, - Ты лучше... этой помоги. Ей болторез не нужен...

Нина непонимающе уставилась на сына, а потом развернулась и посмотрела в зияющий чернотой угол. Казалось, даже тусклый свет настольной лампы боязливо жмётся, не решаясь осветить его.

Она поднялась, и по ногам тут же потекло. Живот окаменел, но почти сразу расслабился.

«Тише, маленький», - мысленно прошептала она, скрипнув зубами, - «Мы обещали дяде полицейскому...»  

Она подошла к тёмной нише, где угадывались какие-то громоздкие, несущие угрозу формы, достала из кармана пальто смартфон, задержала дыхание и посветила туда фонариком....

Волосы на загривке тут же поднялись дыбом, а ноги приросли к полу. Она не сразу узнала Софью – Женину бывшую. Да и не мудрено. В висящей на кожаных ремнях чудовищно избитой и изуродованной женщине мало, что осталось от той прелестной молодой художницы, к которой она, Нина, так всегда ревновала супруга. На синюшном, отёчном лице глаз почти не было видно; разбитый нос напоминал перезрелую сливу; на подбородок и грудь изо рта текли кровь и слюни. Рот она закрыть не могла, ибо вместо зубов глубоко в её голые дёсны густым частоколом были натыканы короткие швейные иголки. То же было и с руками. Из-под уже мёртвых, отставших от плоти, ногтей торчали вроде бы тонкие гвозди. А голова... Задорные чёрные кудряшки остались лишь в воспоминаниях. Вместо них, к воспаленной и кровоточащей, выбритой коже были пришиты за хвосты какие-то мелкие змеи. Большинство, слава богу, были уже мертвы, но несколько всё еще вяло извивались, тщетно пытаясь уползти.

Смутно отмечая, что схватки усилились, Нина встретилась со своей соперницей взглядом. Глаза той дико сверкали, как два костерка в глубоких узких пещерах. Нина никак не могла понять, как она, находясь в сознании, может молчать? Кажется, если бы её, Нину, так обработали, она бы визжала, выла и билась.

- Я... сейчас помогу тебе, милая, - пробормотала она, мгновенно позабыв былую неприязнь, и оглядела нишу в поисках чего-нибудь, чем можно было перерезать ремни. Заваренный с двух сторон кусок широкой канализационной трубы, напоминающий небольшое корыто; обрывок бельевой верёвки с петлей на конце, моток тонкой, колючей проволоки, древняя опасная бритва с перламутровой ручкой, мусорный мешок, наполненный палой листвой. Странный реквизит был с педантичной аккуратностью разложен в уголке, напоминая операционный стол хирурга... А а рядом беспорядочно навалена гора каких-то разноцветных черепков.

- Он разбил свою скульптуру. Делает живую... - послышался возбуждённый, срывающийся голос Васи, - Мы видели исходный вариант. Мы все там будем, если вы с мусором не поторопитесь...

Нина прикрыла глаза, чувствуя хорошо знакомые симптомы – кто-то невидимый ухватил ее за копчик и потянул, словно намереваясь вытащить наружу весь позвоночник, а живот снова окаменел. Надо было засекать время между схватками, но сейчас было не до того. Она взяла опасную бритву, выдернула лезвие и начала резать ремни, удерживающие Софью. Когда одна из рук безвольно упала, она поняла, что ремни были не очередной пыткой и так замученной до крайности женщины, а скорее подмогой, фиксацией её в пространстве.

Вскоре Софья навалилась на неё, раня когтистыми руками и поливая её плечо кровью и слюной. Нина взвизгнула, почувствовав, как что-то сухое и холодное скользнуло по шее - одна из выживших змей! – но не отпихнула девушку, а, наоборот, целиком приняла на себя её вес и вместе со своей ношей опустилась на пол.

- Все будет хорошо, - прошептала она, пережидая очередную схватку, - Осталось немного...

Она сидела на холодном бетонном полу, поглаживая Соню по спине. Господи, какая худая. Этот комбинезон ей размеров на десять больше...

Услышав движение наверху, она задышала свободнее. Долго же он ходил за своим болторезом!

Она аккуратно уложила девушку рядом и поглядела на лестницу, по которой спускалась... Лиза. Спустилась и тут же горестно захныкала, увидав семью.

А следом...

Нина не могла поверить своим глазам. Она знала, что неведомый мучитель похож на Женю, но не была готова к такому абсолютному сходству! Да, лет на пять моложе, но... как такое вообще возможно?!

- Я же тебя предупреждал, что если приведешь ментов, твои подсвинки умрут более болезненно, - произнес он и с видом собственника положил красивую длиннопалую руку на Лизину шею. Та сразу сгорбилась, словно рука весила тонну.

- Что? О чём?... Кто ты?...

- Записка. Оставил тебе дома, перед тем, как мы с Лизхен поехали есть пиццу...

Нина молча смотрела на него. Он правильно понял её замешательство и нахмурился.

- Если ты не была дома, то как...?

Она открыла рот, еще не зная, что скажет, но тут в проем, кувыркаясь и мельтеша красным, что-то влетело и врезалось ему в голову. Лиза взвизгнула, вырвалась и присела, зажимая уши руками. Мужчина пошатнулся, сделал шаг, другой и повалился.

Петя! А ведь секунду назад она уверилась...

Но в подвал спустился не Петя. Нина смотрела на мужа и едва сдерживала нервическую ухмылку. Припомнилось новогоднее, традиционное: «И тебя вылечат, и меня вылечат...».

Женя быстро пересчитал семейство по головам, чуть дольше задержал напуганные, уставшие на глаза на Нине, отметив под ней потемневший от влаги бетон.

- Не слишком с ней цацкайся, - пробормотал он сквозь зубы, кивнув на Соню, - Это всё её рук дело.

Нина непонимающе перевела взгляд на искалеченную девушку, а он уже отвернулся к поверженному врагу и поднял с пола тяжелый болторез с длинными, красными ручками. Только сейчас он подумал, как рисковал, швыряя его в проём, ведь вполне мог попасть в Лизу.

Адам не шевелился. Глаза закатились, из уха текла кровь. Женя некоторое время стоял над ним, занеся над головой свое оружие и широко расставив ноги. Надо было добить демона, но он не мог. Не мог бить лежачего.

- А что с Петей? – испуганно спросила Нина, наблюдая, как муж направился к клеткам и принялся перекусывать дужки замков.

Он чуть обернулся и хмуро пробурчал через плечо:

- Лежит на пустыре. Этот... ему шею свернул, как цыплёнку.

- Он... вызвал подмогу?

Женя пожал плечами, выпуская на волю детей. Сяву едва держали ноги, и он невольно повис на отчиме, бормоча слова благодарности: «Жека... красава... я твой должник, братуха... ».

Остальные ребята кинулись к матери, боязливо сторонясь скорчившегося подле неё «чудовища».

Послышался стон. Адам зашевелился и сел, пытаясь сфокусировать взгляд на группе посреди подвала. Женя встал, сжимая в руках болторез. Теперь, если враг не угомонится, он не дрогнет! Но тут же почувствовал, как по спине поползли ледяные ручейки пота. Тот достал из кармана пистолет. А он-то еще удивлялся, что несчастный мальчишка пошёл в логово к зверю с пустой кобурой! Зверь был первым... а ему, Жене, достался лишь выпавший из мёртвых рук болторез...

- У меня для вас две новости, свинятки, - заплетающимся языком произнес Адам, - Хорошая и плохая... Хорошая – это то, что я совершенно не умею стрелять. А плохая..., - Он плотоядно усмехнулся, - Плохая то, что в этом помещении невозможно прома...

Он вдруг запнулся и умолк, разглядев среди сбившихся в кучу людей своего поверженного Бога, похожего на вырванный с корнем и растоптанный цветок.

- Что вы... наделали?! – беспомощно воскликнул он, разом растеряв свой глумливый тон, и пополз к Соне. Семья, похожая на стадо овечек, шарахнулась от него прочь, но он едва ли обратил на это внимание. Перевернул девушку и, уложив её голову себе на колени, разрыдался.

- Быстро! Пошли отсюда! – Женя покосился на пистолет, лежавший возле бедра Адама, но решил не рисковать. Подхватил Риту и Мишку и, зажав их подмышками, как поросят, шустро взобрался до половины лестницы и выбросил их наружу. Старшие выбрались сами, а за ними, тяжело застывая на каждой ступеньке, долго поднималась Нина. На последнем отрезке дети ухватили её за руки и совместными усилиями вытянули наверх.

Остался один Женя. Поднял болторез.

Ему казалось, что демон вот-вот очухается, схватит пистолет и в последний миг устроит пальбу, но тот, казалось, совершенно потерял к ним интерес. Сидел, поливая запрокинутое изуродованное Сонино лицо крокодильими слезами и поглаживая на её голове дохлых змей, словно то были сияющие кудри.

Женя колебался. В памяти замельтешили почти забытые воспоминая. Зимний вечер на «Арбате». Девчонка, скромно опустив густые ресницы, раз за разом комкает его портрет и снова начинает рисовать. Покрытые инеем чёрные кудряшки, пухлые губы, похожие на лепестки роз, покрасневший от мороза носик, растянутая потрёпанная шапка... Он понятия не имел, что произошло с этой девчонкой. Как так получилось, что его место занял неведомый и так похожий на него демон... Чем ей помочь? Способен ли он помочь? Нужна ли ей его помощь?

- Жека, бля! – послышалось сверху, - Быстрее! Мать рожает!

Женя еще мгновенье задержался, кусая губы, потом сделал свой выбор и вылез из подвала, аккуратно опустив на место крышку люка, а в скобу просунул одну из ручек болтореза. На всякий случай.

Творец (Окончание)