Префектория. Глава 1. Часть 1⁠⁠

Наступил, пожалуй, самый тяжелый день в году для граждан Префектории. События последних дней, свидетелями коих им довелось стать, были, мягко говоря, противоречивыми. В стране творилась форменная неразбериха. Граждане толком не понимали, во что она выльется, и к чему приведёт. На мирное решение конфликта не рассчитывали, иллюзий не питали, готовясь к худшему. Тучи сгущались, напряжение росло, оптимизма у жителей не прибавлялось.

Смена власти? Переворот? Война?

Случиться могло что угодно, и ни один пункт из этого списка оптимизма гражданам не внушал. Никто не решался выйти на работу, никто не осмеливался что-либо говорить, а СМИ по приказу былой политической силы штамповали проплаченные колонки в газетах об очередных, - с большей долей вероятности - призрачных успехах.

Перед большинством граждан маячила пугающая неизвестность, но для одной Великой женщины, которая возводила в Абсолют технократию, все было решено. Из семисот тридцати дней в году, именно сорок второго числа, предпоследнего месяца адара, она, с глубокой тоской, поднималась со своей делегацией на дирижабле ввысь, на нейтральную воздушную территорию, над столицей главной префекты Дальтии – Миженски.

Праздник был омрачен.

Женщина ловила себя на мысли, что день создания объединенного государства Префектория, возможно уже никогда не будет ознаменован главным событием в году. Символично, что именно в этот день Партия Контрактников назначила переговоры с Партией мира и процветания. Это был открытый плевок в сторону технократов. Мадам Шторнец была готова ко всему, выслушать все, и проиграть.

Где-то на горизонте атмосфера спутника Дальтары соприкасалась с атмосферой планеты Дальты, образовывая почти невидимые глазу прозрачные вибрирующие волны. Это было настолько обычным явлением, что не вызывало никакого удивления ни у жителей спутника, ни у жителей планеты.

Стояли дни так называемого «активного взаимодействия», когда ничто не мешало летательным аппаратам находиться в атмосфере.

Высоко в небе, над столицей Префектории – городом Миженски – несколько десятков военных дирижаблей правящей партии выстроились в ряд напротив паровой флотилии оппозиционеров. Редкие небольшие облака проплывали мимо кораблей.

Город был тих и мрачен. По улицам его растекалась пугающе-вязкая тишина, предупреждающая об опасности. Город медленно погружался в тревожный, сродни нежеланному, забвению, сон. Вместо ежегодных красочных торжеств, когда на главном открытом пространстве над Миженски, известном, как «Пустая площадь», устраивали воздушное представление, наблюдалось полное отсутствие даже намека на праздник. Возможно в семейных кругах «полных» патриотов и были празднества, но при смене политической силы, об этом старались не распространятся.

Сильнее всего жителей Миженски настораживало присутствие в черте города военных армад. Большинство из них никогда не видело военные судна. Тем более в таком количестве. Кто-то нарушил табу, а кто-то вынуждено на скорую руку оснастил дипломатические дирижабли оружием, под стать врагу. Табу тоже было нарушено. Немногочисленные вертушки, паропланы, дирижабли сторонились необычного «парада» флотилий противоборствующих сторон, изучая новые, непривычные пути маршрута.

Противоборствующие силы «подрабатывали» двигателями, набирая высоту, освобождая все больше пара. Но когда вся плоскость воздушных армад наконец-то поднялась до рубежа, разграничивающего соприкосновение атмосфер, батальоны крейсеров с обеих сторон пересекли эту невидимую границу над планетой. Лёгкие сизые клубы отработанного пара от двигателей кораблей рассеивал попутный ветер, показывая величие грандиозных механических конструкций.

Крейсеры остановились перед центром гигантского эллипса, образовав с нескольких сторон его некие подобия сегментов на нейтральной территории.

Из каждого флагманского корабля по направлению к центру вылетели паровые платформы, в которых находились представители партий, и остановились в нескольких метрах друг от друга.

Оттягивать решающий момент далее не представлялось возможным. Переговоры начались.

– Я так понимаю, Партия мира и процветания решила никого не посылать на переговоры. Надо полагать, нам предлагают разговаривать с пустой трибуной? – раздался усиленный ормехом голос представителя Контрпартии, который не увидел на противостоящей платформе оппонента.

В голосе его прочитывались нетерпение и раздражение.

– Мадам Шторнец! Вам пора! – механический помощник осторожно тронул за плечо седоволосую женщину, которую из-за её маленького роста практически не было видно за ограждением платформы.

Она мирно дремала. Лицо её было настолько обманчиво-умиротворённым, что никто не поверил бы, узнав, что творится в душе этой женщины. Насколько тяжёлые мысли её одолевают.

– А? Что? Мы уже на месте? Благодарю, Сцай, – спохватилась та и направилась к своему ормеху.

Представители научных, банковских, строительных и других департаментов во главе с лидером Партии Контрактников – Теовилем, на своих платформах молча ждали, когда перед ними появится представитель Партии мира и процветания, но видели только высокую женскую причёску, медленно перемещавшуюся к краю платформы. Обладательницу этой причёски знали все, от мала до велика. Маленькая, низкорослая, пожалуй, даже немного невзрачная на первый взгляд, она была поистине железной леди, которую уважали столь же сильно, сколь и боялись. Страх этот пытались замаскировать, переводя всё в шутку. Пока мадам Шторнец не смотрела им в глаза, успевали посмеяться над ситуацией оценивая ее влияние с одной стороны, а с другой позубоскалить над её ростом, совершенно неудачным для столь выдающейся политической фигуры.

– Сцай, мне нужна подставка. Мне кажется меня никто не видит, - произнесла женщина.

Глядя на внутреннюю стену ограждения, она не сомневалась, что снова стала объектом насмешек из-за своих элитных пятидесяти девяти дюймов.

– Ах, да! Мадам, прошу прощения. Минуту, – механоид тут же подвинул к парапету подставку, чтобы женщина смогла лицезреть своих оппонентов. – Давайте я вам помогу, мадам Шторнец. Подайте руку.

– Благодарю, мой друг, – ответила она и взобралась на подставку.

Перед представителями префекты Альдостока и делегацией Контрпартии предстала старушка, которая натянула гогглы на глаза, чтобы увидеть всех, с кем ей придётся разговаривать. Эта внешне хрупкая – но с непоколебимым стержнем внутри - женщина вызвала бурю негодований у оппонентов, даже испуг. По лагерю оппонентов прокатилась волна перешёптываний. Силу влияния этой женщины на Префекторию понимали все. Она была Великим политиком, способных похвастать немалым опытом.

– Мадам Шторнец? А где господин Верлион? – с плохо скрываемым удивлением поинтересовался высокий мужчина с платформы Контрпартии.

Ещё далеко не старый, элегантно одетый – этот мужчина с седыми висками производил впечатление серьёзного гражданина, точно знающего, чего он хочет.

– Господин Теовиль, после очередного покушения, которое устроила на него достопочтенная Контрпартия, он вынужден скрываться, – уверенно ответила Шторнец, хотя и понимала, что спекулянты готовые получить любую выгоду от неустойчивой системы, не дремлют.

– У нас нет необходимости в ликвидации деятеля, который сделал так много для развития Префектории! – экспрессивно выдал Теовиль.

– Вы действительно считаете, что я вам поверю? Учитывая сложившуюся ситуацию? Разумеется, будучи главой Контрпартии, вы будете всячески отрицать свою причастность к случившемуся, однако, при всём уважении к вам, хочу заметить: не считайте меня наивной. Но сейчас – даже не это главное. Господин Теовиль, у меня к вам масса вопросов. И как заместитель главы Партии мира и процветания я имею законное право на эти вопросы, – указательный палец всё ещё изящной женской руки, казалось, сейчас воткнётся в грудь лидера Контрпартии. – Кто вам дал право на переворот? Кто вам дал право узаконить движение синквоиров? Кто вам дал право, строить военные суда, в конце концов?!

Голос мадам подрагивал, выдавая едва сдерживаемую ярость. Негодование, злость и презрение к гражданину, изображавшему святую простоту и невинность, раздирали на части. Однако, сорваться на крик, продемонстрировав поведение, недостойное члена общества её уровня, было непозволительно. Она сделала ставку на нейтральный тон, старалась держать себя в руках. Не терять чести и достоинства, не веселить всех, кто пришёл сюда посмеяться над падением действующей власти, поддеть их, словно глупых шавок, легко поддающихся на любую провокацию.

– А при чём тут синквоиры? – удивился Контрактник; очевидно, он полагал, что информация засекречена и попытался перевести тему. – Этот путь выбрали гражданские лица, мадам Шторнец! Они устали служить технократам. Они хотят свободы! Это и есть их цель. Вы этого не понимаете, но Партия мира и процветания давно устарела. Ваши замыслы и дела никчёмны, как и структура правления. – Высокомерно ответил Теовиль.

– Не стоит говорить за весь народ. Префекторианцы работают в свободном графике! Мы не диктаторы, коими вы стараетесь нас выставить. И все прекрасно понимают, что вы говорите неправду! Вы лжёте! Народ никогда не променяет стабильность на туманное будущее работая по какому-то контракту, и за бумагу, которую вы валютой назвали! – Уже повысив тон, Шторнец, пыталась и говорить, и понять, в какой момент они упустили угрозу захвата власти. – Используя отряды движения синквоиров, вы, господин Теовиль, ворвались в Парламент и объявили импичмент главе Партии мира и процветания – господину Верлиону! Это – противозаконно. Ваши действия сулят раскол Префектории. Все ценности, заложенные великим Миженски в идею об объединённых планетах, распадаются на глазах! Вы готовите нам крах! – Гневно объявила старуха.

Хотя старухой её сейчас никто бы не рискнул назвать, в ее тридцать шесть лет – исступление и ярость в словах мадам Шторнец распрямили её плечи, вернув в глаза молодой блеск и задор.

– Позвольте с вами не согласиться. Ваши суждения так же устарели, как и ваши методы управления. Именно мы сохраняем традиции, которые заложил господин Миженски! Префектория была и будет едина, и это – не обсуждается! Но для дальнейшего развития нужны реформы. А нынешняя власть на них не способна, она не считается с правами своих граждан на лучшую жизнь, – не сдавался Теовиль.

– Я не позволю разрушить мир и спокойствие в моём родном доме! Да как же вы не понимаете, что, прикрываясь реформами, несёте разруху и упадок в наш мир?! Раздавая контракты руководителям префект, вы даете им шанс на самостоятельность, взамен на чертовы налоги! Взамен на валюту! Так вот! Это не налоги! Это нажива! Почувствовав эту независимость, они рано или поздно потребуют свободу! Мы строили наше государство не одну сотню лет. Мы машина. Единая Машина будет двигаться вперед тогда, когда все шестеренки будут на месте! – жёстко ответила Шторнец.

– Видимо, вы меня просто не хотите услышать, мадам Шторнец. Хорошо, не буду отнимать ваше драгоценное время, позволю высказаться другим. Хочу предоставить слово главе комитета Парламента по работе с государственными деятелями – господину Сарпаку, - с напускным сожалением объявил лидер Контрпартии.

К ормеху неторопливо подошел мужчина. Внешность его была отталкивающей, если не сказать – уродливой. Он выглядел так, словно провёл несколько лет на войне, и эти годы не прошли для него даром, обезобразив внешне до неузнаваемости. Или же так, слишком увлекся совершенствованием своего тела всевозможными вспомогательными биопротезами.

В какой-то момент мадам подумала, что ослышалась. Но если слух мог подвести, глаза не обманывали. Она прекрасно видела того, кто стоял напротив, посматривая на неё свысока. Он был ей знаком. Слишком хорошо знаком. Ближе не придумаешь.

Сердце предательски кольнуло, но женщина поспешила отбросить ненужную, неуместную в сложившейся ситуации сентиментальность.

– Ваш сын, мадам Шторнец, – тихо сказал просчитавший ситуацию Сцай, наклоняясь к уху женщины.

– Знаю, мой друг. Нашли мою болевую точку. Но это – его выбор, – также тихо ответила она.

– Мадам Шторнец! Обращаюсь к вам! В связи с тем, что нынешняя власть проявляет бездействие по многим социальным вопросам, предлагаю вам сдать ваши полномочия и сложить свой депутатский мандат до начала, следующего заседания, а ещё... – начал, было, Сарпак, но Шторнец его прервала:

– С какой стати я обязана это делать, сын мой? Вы принуждаете меня? Принуждайте, вот тут. Прямо сейчас. – Неуверенно выпрямив спину, она попыталась не казаться сломленной.

Она вела дискуссию уже не так напористо, с обманчиво-непосредственной усмешкой, но Сарпак, зная свою мать, понимал – диалог будет тяжёлым. Он перевёл дыхание и продолжил:

– Мадам Шторнец, хочу напомнить вам, что пункт сто четырнадцать гласит: «Присутствие более двух партий в Парламенте нежелательно, дабы избежать непреднамеренных поступков со стороны неизбранных народом деятелей...». – зачитал свои заметки с листочка, который был написан явно на коленке, за несколько минут до начала «стычки» с матерью.

– Господин Сарпак, вы цитируете данный пункт не целиком, а продолжение его гласит: «Притом, что существование других партий не запрещается...». Следовательно, вы ошиблись, – снова перебив сына, дополнила мадам Шторнец.

Чтобы цитировать законодательство, ей не требовалось заглядывать в позорные шпаргалки. Превосходство устного знания законов слегка подбодрило ее. Мадам гордилась этим.

– Да, существование других партий в обществе не запрещается, но в Парламенте – нежелательно! И ваши слова – это попытка уцепиться за соломинку, они только подтверждают то, что вы сдаётесь. Вы прекрасно понимаете: наша Контрпартия имеет всенародную поддержку, ваш лидер Верлион исчез, тем самым подтвердив вынесенный ему импичмент, а сторонние движения вас тоже не поддерживают... На что вы надеетесь? Вы что, хотите развязать гражданскую войну? – вмешался заместитель главы Контрпартии Лаз Гольдер.

Мадам Шторнец смотрела на оппонента и понимала, что он озвучил горькую правду – Партия мира и процветания больше не является верховной. Но сдаваться было не в её правилах, и она произнесла, гордо подняв голову:

– Хочу услышать слова представителя префекты Альдосток, из Дальтары, господина Альдограма. Может быть хоть у кого-то еще голова на месте!

Или я осталась совсем одна. Хочется сказать, хрупкая женщина осталась без поддержки своего товарища и друга – Верлиона. Я не уверена в своей победе. У меня нет шансов на победу.

– Мадам Шторнец, хочу ошибиться, но это похоже на конец вашего правления? – отвлек ее от мыслей верный механоид.

Ей это не понравилось. Ни слова, ни оглушительная пустота, воцарившаяся в мыслях после этих слов.

– Я не знаю, друг мой, – печальным тоном ответила женщина. – Сейчас всё зависит от представителя префекты спутника.

Хотя... Чует моё сердце – за нас уже всё решили.

На платформе Альдостока к ормеху подошёл грузный мужчина в строгом сюртуке, напрочь лишённом хоть какого-то намёка на элегантность. Он был предельно прост, пожалуй, даже примитивен, как и речь народа населявших спутник Дальту. Разница в развитии прослеживалась налицо.

Жёсткие усы потенциального оратора топорщились в разные стороны, на восемь дюймов, а может и все десять, не меньше, что придавало ему грозный, но вместе с тем чуть комичный вид. Шторнец хоть и уважала своего коллегу с Альдостока, но никогда не понимала отсутствие вкуса в одежде, и скудном, если не сказать ущербном, с её точки зрения, словарном запасе. Но ей казалось, что и уважение вот-вот пропадет.

– Все быстро произошло. Очень быстро. Смена власти - полная неожиданность. Делегация нашей планеты провела переговоры с каждой из сторон...

Альдограм как-то не очень уверенно начал свою речь. Или же он мучительно пытался подобрать слова, но не успевал, не хотел казаться невеждой в разговоре с Теовилем и Шторнец. В институтах Дальтары никогда не преподавали высокопарную речь. Это было слышно, и всегда выглядело нелепо, особенно при трансляциях переговоров спутника и главной планеты.

– Это ложь, Сцай. Никто к нам не обращался за консультациями со спутника, – тихо шепнула механоиду женщина.

Какой же он примитивный урод!

– Я знаю, мадам Шторнец, – так же тихо ответил Сцай, даже особо не вслушиваясь в слова премьера Альдостока, который, между тем, продолжал:

– Гарантии Контрпартии, которые позволят Альдостоку открыть миллионы рабочих мест, удовлетворяют наши амбиции. Мы долго совещались и полностью одобряем действия Теовиля и его партии. Это – всё, что я могу сказать, – закончил Альдограм.

Платформа представителей префекты спутника, не дожидаясь обсуждения слов лидера, тут же вылетела к своему главному кораблю в сопровождении крейсеров эскорта. Металлические развалюхи, - а именно так подшучивали над флотом Дальтары на Дальте, - устремились в воздушный «тоннель», соединяющий спутник и центральную планету. Даже слишком быстро устремились. Кажется, Альдограм всё знал наперёд, был в курсе, что будет дальше.

– Мне очень жаль, мадам Шторнец. Я предлагаю вам подписать необходимые документы и сдать мандат, – с показным сожалением произнёс господин Теовиль.

– И не подумаю! Мы ещё поборемся! Всего хорошего! – зло ухмыльнулась разом постаревшая женщина и добавила. – Обязательно поборемся! Сцай, летим обратно.

– Слушаюсь, мадам Шторнец, – ответил механоид.

– Вы не имеете права, мадам Шторнец, – крикнул ей в спину Сарпак, а Теовиль, как-то гнусно улыбнувшись, добавил:

– Поборемся? Ну-ну. Для этого ещё нужно иметь как минимум саму возможность.