Белая женщина Часть вторая⁠⁠

Белая женщина Часть первая

2021 г.

Ночь проглотила остатки дневного света за четверть часа. Кирилл вышел из машины и осмотрелся. Тишину пустынной улицы временами прерывало поскуливание собак. В конце улицы горел один единственный фонарь. Кирилл шел спокойно, не боясь быть увиденным.

Это был частный дом на двух хозяев. В окнах жилой половины горел свет. Кирилл остановился у высокой калитки, врезанной в деревянную воротину, достал из кармана медицинскую маску и натянул на лицо. Еще раз посмотрел по сторонам. Никого. Он толкнул дверь и, убедившись, что она заперта, схватился за верхнюю перекладину, подтянулся и перевалил вес во двор.

Основную часть небольшого двора занимали грядки с увядающими цветами. Задний двор огородили низким забором. Кирилл подошел к нему и заглянул в огород.

– И где ты их закопал? – пробормотал он.

Искать разрыхленную землю не имело смысла. С момента убийства прошло больше двух недель. Кирилл посмотрел по сторонам и подумал, где закопал бы сам самое дорогое, что у него есть. Подальше от дома, как сделал это отец. Там, где человек практически не появляется.

Следующие полчаса он посвятил поискам такого места. Все было бы куда проще, если бы он вдохнул «споры» прямо сейчас. Но он оставил их на ночь.

«Плоды» могут стать опасными, но вероятность этого ничтожно мала. Он все равно спалит их.

Место должно быть на свежем воздухе и все же без доступа прямым солнечным лучам. Нельзя зарывать в песок. Нужна плодородная почва. Взгляд остановился на небольшом проеме между сарайчиком для инструментов и забором.

Он не ошибся. Вонь «плодов» он почувствовал уже в трех метрах.

«Не прижились», подумал Кирилл. «Протухли».

Он достал из кармана перчатки, натянул и стал рыть. «Плоды» лежали в трех сантиметрах под землей. Пальцы проткнули прогнившую кожицу. В нос мгновенно ударил омерзительный смрад. Кирилл с трудом сдержался, чтобы не выблевать ужин прямо в маску.

Он сложил «плоды» в целлофановый мешок, кинул туда же перчатки и туго завязал.

Через двадцать минут, выехав за черту города, он остановил машину и вышел наружу. «Яйца», облитые бензином вспыхнули, озарив небольшую полянку вокруг неровным теплым светом.

1997 г.

Кирилл снова проснулся ночью от шорохов и скрипа половиц из зала. Папа встал, понял мальчик.

Мама сильно напугала его днем. Спокойная в любой ситуации, иногда раздраженная, если мальчик не делал то, что было велено, сегодня она просто боялась, и Кирилл не мог не почувствовать этого.

Будучи ребенком, он не думал о возможных причинах страха. А поводов было достаточно: они могли остаться без кормильца. Папа в последние дни стал овощем. Мама видела это и понимала, что их ждет, если он не придет в себя. Одно дело стать матерью одиночкой и совсем другое – ухаживать ко всему прочему за инвалидом. Она была молода. В двадцать восемь лет рано ставить на себе крест.

Второй причиной и, скорее всего верной, была ядовитая аура, объявшая папу в те страшные дни. Кирилл тоже почувствовал это еще в то мгновение, когда того осматривал медик.

О том, что папа уже неделю мертв, Кирилл узнает много позже.

Звук шагов отца стал ближе. Он остановился в дверях зала и стоял не меньше пяти минут. Затем стремительно прошел к выходу. Вышел наружу, не закрыв за собой дверь.

Кирилл встал. Разбудить маму? Зачем? Ее только разозлят его ночные похождения.

Нащупав в темноте шорты и футболку, он быстро натянул их и вышел из комнаты.

С улицы тянуло ночной прохладой. По полу разлился прямоугольник лунного света. Кирилл остановился у дверей в зал и посмотрел наружу.

Папа стоял на улице в одних трусах, согнувшись в прямой угол. Он засунул пятерню в рот, словно его тошнило, и кашлял. Изо рта фонтаном полилось. Папа попятился, едва не споткнувшись о крыльцо. Кириллу пришлось подойти ближе, так как папа исчез с поля зрения.

Отец снова засунул руку в рот и, казалось, схватил что-то, что мешало ему дышать. Он вытащил пятерню и потянул за какую-то нить. По крайней мере, Кирилл подумал, что это была нить. Отец вытягивал ее обеими руками, намотав на пальцы одной из них, и изо рта вновь брызнуло. Наконец, ему удалось вытащить что-то небольшое, размером с шарик для пинг-понга с хвостиком. Он бережно положил шарик на землю рядом.

К горлу Кирилла подкатило, но он продолжал смотреть на отца, как завороженный. Папа вновь полез пальцами в рот. Блевать было нечем, поэтому все обходилось спазмами. Он вытащил изо рта еще два таких же шарика.

Мальчику хотелось вернуться в кровать. Нужно ли рассказывать маме? Может, это и была та самая болезнь, что мучила папу, и теперь он выздоровел? Как было бы здорово. Тогда Кирилл сможет снова сесть за руль грузовика; сможет показать папе танк. А мама перестанет бояться. В ее глазах заискрится та самая, присущая всем матерям доброта, которой так недоставало Кириллу.

Папа аккуратно взял шарики в руки и пошел к туалету. Наверное, хотел выбросить, подумал Кирилл. Он бросился в кухню, к окну. Хотел убедиться, что папа избавится от этих штук, чем бы они ни были. Пришлось залезть на стул.

Силуэт отца прошел сквозь двор и остановился у старого сарайчика. Он присел и стал копошиться в земле. Закапывает, догадался Кирилл. Зачем? Не проще ли выбросить в яму в туалете? Неужели папа боялся, что мама увидит их?

Закопав шарики, папа, шатаясь, поплелся к дому. Кирилл слез со стула и бросился в комнату.

Лежа в кровати, он еще долго прислушивался к шагам отца. Ближе к утру встала мама. Она раздраженно шептала папе о том, что сын спит, что нужно успокоиться и перестать бродить по дому. Мама была на грани. Даже по приглушенному дверью голосу мальчик слышал ее слезы.

***

Кирилл проснулся поздно и не сразу вспомнил о ночных приключениях. Он еще какое-то время оставался в кровати. Пришла мама. Она ворвалась в комнату с таким видом, словно что-то случилось и, лишь увидев открытые глаза мальчика, вздохнула с облегчением.

– Ты что ночью делать собираешься? – она села на краешек кровати и провела ладонью по волосам Кирилла. – Уже скоро обед, а ты все дрыхнешь.

Она стянула с него одеяло и спросила:

– А ты почему одетый?

– Я в туалет ходил, – ложь больно уколола, и мальчик спрятал взгляд.

– И что? Можно ведь снять вещи потом?

– Я забыл, – он хотел улыбнуться, но не получилось. – Где папа?

– Лежит в зале, – мама изменилась в лице и прошептала: – Чуть позже мы уедем. Папе нужно в больницу.

– А зачем нам уезжать?

– Мы вернемся, когда папа уедет. А теперь пойдем на кухню. Завтрак ждет.

Папа сидел за столом в шортах и футболке. Кирилл замер, оцепенев. Папа больше не походил на самого себя. Бледная кожа лоснилась в дневном свете, стала серой. Но больше всего мальчика напугали глаза. На них появились темные пятна.

– Привет, – выдавил Кирилл.

Отец не ответил, хотя взгляд его приобрел осмысленность. Он раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но, вероятно, передумал. Взгляд Кирилла пополз вниз. Ноги отца в ступнях посинели.

От папы несло. Пока еще неуловимо, но очень неприятно. Запах, тягучий как смола, сушил нос. Кирилл заметил такие же пятна на бедрах, за коленями. Папа тяжело дышал. Казалось, каждый вдох дается ему с огромным трудом.

– Я позвоню в больницу, – сказала мама, глядя в пол. – Зря я забрала тебя. Еще рано.

Она, забыв о завтраке, потянулась за телефоном. Полистала записную книжку и набрала номер. Дала Кириллу знак. Тот продолжал сидеть, пока она не прикрикнула:

– Кирилл, иди в комнату.

– Я в туалет, – ответил мальчик.

– Осторожней там, – обычно мама сопровождала его, ждала возле деревянной коробки, пока Кирилл закончит со своими делами, но, видимо, забылась.

Мальчик вышел. На самом деле, он рассчитывал на маму. Он хотел рассказать ей о ночных похождениях отца, но не решился. Он был шестилетним мальчуганом и не знал, как отреагирует папа.

Он зашел в кабинку туалета и, оставив небольшую полоску света, стал смотреть на окно кухни. Папа сидел спиной к нему. Мама могла и увидеть. Но что она сделает? Выйдет или останется?

Он открыл дверь и пошел к сарайчику. Именно тут сидел ночью отец. В тени за строением четко обозначился небольшой прямоугольник свежей, взрыхленной земли. Из него торчали вертикально три ветки. По крайней мере, они выглядели как ветки. Длиной с палец взрослого человека, тонкие, черного цвета, они дрожали на ветру. Мальчик нахмурился. Ветра не было. Тем более тут, в узкой полоске за сараем.

Кирилл подошел ближе и антенны вдруг замерли и наклонились к нему. Мальчику показалось, что они хотят уколоть его, сделать и в нем дыры, как сделали в папе.

Он попятился, развернулся и побежал в дом.

Мама разговаривала по телефону. Кирилл потянул ее за руку.

– Не сейчас. Подожди… А когда сможете? Только завтра?

– Мама!

– Кирилл! Я разговариваю по телефону. Извинит… Что, простите?.. Завтра?.. Я не знаю. Он выглядит… – мама посмотрела на отца, – очень плохо. Я не знаю. Еще этот запах… Да я знаю, что я сказала! – крикнула мама. – Но я не думала, что все так плохо! Доктор сказал, что он не в себе. Мне кажется, что он чем-то заражен. Ну, пожалуйста!

Она сбросила звонок и вышла из кухни. Из зала послышался ее голос:

– Кирилл, солнышко, иди к маме. Я в зале.

Кирилл так и не узнает, почему отца не взяли обратно в больницу. Вероятно, она отдавала себе отчет в том, что все ее страхи не имели под собой основания. Если бы отец вел себя агрессивно, если бы ему стало плохо, то дело могло принять другой оборот. Но этого не было. И поэтому настойчивость мамы быстро дала трещину. Возможно, ее успокоили, заверив, что примут его на следующий день. Но на следующий день было поздно…

2021 г.

Пятна Лярше – первый признак. Роговица высыхает. Они появляются, когда кладка «яиц» уже произошла. После этого главной задачей носителя становится защита потомства, ровно до тех пор, пока «плоды» не приживутся.

Если приживутся.

Тут должно сойтись столько факторов, что вероятность практически равна нулю. Нужна подходящая почва, богатая минералами. Вырастить такое «яйцо» вполне по силам обычному человеку. Охотники давно практикуют подобные «огороды» для выращивания спор. Не по силам сделать это тем, кто действительно этого хочет, – носителям.

После вынашивания тело носителя мертво. Сердце разрывается, перестает качать кровь по организму. Всю жидкость притягивает к земле, из-за чего те части, что находятся снизу, покрываются трупными пятнами. У носителей пятна плавают ровно до того момента, пока он еще в состоянии двигаться.

С тем, что случилось с отцом, Кирилл давно разобрался. Сейчас предстояло найти источник «заразы» – самая жуткая часть задачи.

Он сидел в машине в медицинской маске. Он остановил автомобиль в кармане на обочине. Как и родной дом, место это не вызывало никаких чувств.

Здесь отец остановил «КамАЗ». Он не доехал до дома каких-то двадцать километров. Зачем он сделал это, уже давно не имеет значения. Случилось что или просто решил справить нужду – как бы то ни было – факт оставался фактом: в этом месте случилась роковая встреча.

Примерно в километре отсюда, в гуще леса отдыхали молодые люди, одному из которых было суждено стать очередной жертвой этой твари.

Кирилл достал из кармана целлофановый пакетик с черным порошком и поднял к тусклой лампе на потолке. Этой дозы хватило бы, чтобы довести до приступа эпилепсии целый полк солдат. Никто не знал точной дозировки. Поэтому охотники никогда не пользовались ей. Именно этой дрянью надышался отец. Не концентрированной, как в мешочке, а распространяемой тварью, спрятавшейся где-то неподалеку.

Кирилл опустил мизинец в пакетик. Если кто из коллег узнал бы, что он собрался сделать, то умер бы от сердечного приступа прямо тут. Кирилл страха не испытывал. Скорее азарт.

– Плохая идея, – озвучил он мысль.

Он стянул маску на подбородок и сунул палец в рот. На вкус споры напоминали муку смешанную с перемолотыми грибами. Кончик языка мгновенно онемел, как после наркоза у дантиста. К горлу подкатило, и Кирилл едва успел открыть дверь. Изо рта хлынуло. Глотку обожгло рвотой.

– Твою мать, – выдавил он. – Твою мать!

Его снова вырвало, на этот раз одной лишь желчью.

– Плохая идея, – он взялся за дверь и поднялся, чуть не споткнувшись о лужу блевоты на асфальте. – Твою мать.

Приступ кашля вызвал новый спазм в пищеводе.

– Слишком много, умник. Слишком много.

Колени его подкосились, и Кирилл упал на асфальт.

Как же глупо! Стоило ему подумать об этом, как он увидел ее.

1997 г.

Мама принесла ужин в комнату. Она кормила сына с ложки, как давно уже не делала. Ужинали рано, еще и шести не было. Хлебом и молоком. Мама не готовила. Полдня она потратила на то, чтобы уговорить отца вернуться в зал. Тот сидел, словно приклеенный к своему стулу и смотрел в одну точку. Он не ел, не пил. Единственным признаком жизни оставались, как ни странно, мертвые глаза и сиплое дыхание.

Запал Кирилла рассказать все маме пропал, как только он вновь увидел лицо отца. Мальчику казалось, что папа догадывается. Он испугался.

Решился он только, когда мама пошла в туалет.

– Нет! – он схватил ее за руку.

– Что такое?

– Не ходи туда.

– Почему? Слушай, сынок, я, наверное, напугала тебя. Да нет, не «наверное». Я точно напугала тебя. Но папа ничего тебе не сделает. Он просто болен. Завтра он поедет к врачу, и его вылечат. Тебе не нужно бояться папу.

– Не ходи, – взмолился мальчик, не отпуская руку мамы. – Пожалуйста.

– Почему? – мама нахмурилась и присела. – Что-то случилось? Ты что-то видел?

Кирилл не ответил.

– Почему мне нельзя туда идти? – в голосе прозвучала сталь. – Кирилл! Ты что-то натворил? Тебя долго не было. Ты что-то видел?

– Там эти штуки.

– Какие штуки?

– Я не знаю. Папины.

– Пойдем со мной, – мама встала и потянула мальчика за собой.

– Нет. Нет, мама! – он разревелся.

– Что такое? – она прижала Кирилла к себе.

– Не говори папе.

– Я не скажу. Что? Что ты видел?

– Папа закопал там что-то.

– Когда?

– Ночью.

– Покажи мне.

Кирилл вприпрыжку погнался за мамой. Проходя мимо зала, мальчик прятался за ее спиной, чтобы папа не увидел его.

Они прошли через двор и остановились у сарайчика.

– Что здесь?

– Там, – мальчик указал пальцем.

– И что там? – мама подошла ближе и замерла. – Какого хрена? Что это такое?

Кирилл приблизился к ней и увидел, что дрожащие стебли выросли вдвое.

Как и в прошлый раз, трепет их прекратился, стоило маме подойти ближе. Все три «ветки» наклонились в сторону мамы.

– Нет. Мама!

– Стой тут. Не вздумай приближаться к ним.

Кирилл заметил, что у стеблей появилось что-то вроде колен.

Двадцать лет спустя, он сказал бы, что в тот раз они отлично прижились. Папа выбрал очень подходящее место. И если бы не мама, то у них во дворе появилось бы еще одно «плохое» место, вокруг которого по ночам бродит привидение.

Мама вернулась через пол минуты с тяпкой в руках.

– Отойди подальше.

Кирилл стоял как завороженный.

– Кирилл! Я не знаю, что это. Но выглядит оно странно. Отойди.

Она размахнулась и неуклюже саданула по стеблю. Тот переломился, и из среза брызнуло кровавым гноем. В нос ударил омерзительный смрад тлена. Другие два стебля стали извиваться будто черви, зажатые в пинцете. Кириллу даже показалось, что один из них пискнул.

– Что это, мать твою, такое?!

Мама ударила снова, переломив следующий стебель. Затем еще один. Обрезки фонтанировали розовым гноем. Мама поддела крайний уголком тяпки.

Шар походил на гнилой картофель. С той лишь разницей, что под кожурой у него было настоящее мясо. Они увеличились в размерах – все три.

Мама стала остервенело бить по этим мешочкам с гнилым мясом и остановилась лишь тогда, когда услышала шаги за спиной. Она повернулась и застыла в испуге. Кирилл, проследив за направлением ее взгляда, тоже развернулся.

Папа приближался неуклюже, но стремительно. Грудь его вздымалась, как кузнечные меха. Рот изрыгал какие-то утробные звуки, походившие больше на бурление в желудке.

– Что это такое? – спросила мама, попятившись.

Папа схватил ее. Мама хотела закричать, но не успела. Папина пятерня залезла в открытый рот. Затем он засунул вторую ладонь. Голова мамы откинулась назад.

Кирилл наблюдал, оцепеневший от дикого ужаса. Он увидел мамин глаз, налитый слезами. В них не было ничего кроме боли и мольбы.

Что-то хрустнуло. Папа вытащил руку изо рта мамы с кровавым ошметком в кулаке. Мама рухнула на землю.

Отец приблизился к мальчику.

Ступор прошел так же внезапно, как и сковал его. Кирилл завизжал и бросился наутек к калитке. Он не достал до крючка – его устанавливали сверху, специально чтобы Кирилл не смог до него добраться и открыть калитку без ведома родителей.

Мальчик бросился в дом. Он потянул дверь, но не успел захлопнуть ее. Папа сунул руку в проем. Кирилл хотел ринуться вглубь дома, но отец схватил его. Мальчик завизжал, но тут же почувствовал холодную липкую пятерню на горле. Крик захлебнулся мгновенно. Изо рта вырвался сдавленный хрип. Мальчик стал дергать ногами, не в силах достать носочками до пола.

За спиной отца раздался болезненный крик, а затем глухой стук. Отец отпустил Кирилла. Мальчик открыл глаза и увидел маму, всю в крови с тяпкой в руках. Проржавевший уголок вошел в голову отца на несколько сантиметров.

Папа развернулся и ударил маму в лицо кулаком. Тяпка глухо стукнула по доскам. Мама схватила своего убийцу и, не в силах сказать что-то с мольбой в глазах посмотрела на сына.

Этот последний взгляд будет долго преследовать Кирилла во снах. Даже сейчас, двадцать четыре года спустя, он просыпался долгими ночами, не в силах выдержать его мольбы.

Кирилл бросился вглубь дома и хлопнул дверью, разделяющей коридор и прихожку.

Ничего не соображая, он кинулся в зал, думая, где спрятаться, но передумал. Детская – нужно бежать туда.

Он остановился возле кровати, услышав, что дверь открылась. Судя по шагам, – папа. Нет. Не папа, а тварь, которая в папу вселилась. Он уже тогда понимал это. Кирилл попытался выровнять дыхание. От того, насколько холодной будет голова сейчас, зависела его жизнь. Он замер. Нога была в сантиметре от половицы. Скрипящей половицы. До шкафа нужно пройти пять шагов.

Он передвинул ногу и перенес вес. Доски не скрипнули.

Отец прошел в зал. Он рычал и задыхался, как курильщик с сорокалетним стажем.

Второй шаг. Пришлось рискнуть. На «безопасной» половице стояла игрушка, робот, замерший в движении. Он мог упасть и загреметь. Доска промолчала под весом мальчика.

– Кирилл, солнышко, иди к маме. Я в зале, – Кирилл похолодел. Отец неуклюже подражал голосу мамы. – Кирилл, солнышко, иди к маме. Я в зале.

Кирилл успел сделать два шага.

Он открыл дверцу шкафа. На нижней полке ворохом лежали одеяла. Мама не нашла его тут, когда они играли в прятки. А папа – он теперь глупый. Он не станет рыться в вещах.

Кириллу пришлось попотеть, чтобы закрыть дверь. И, кажется, он нашумел. Вряд ли папа услышал, но шум был. Он судорожными движениями зарылся в одеяла и стал слушать.

– Кирилл, солнышко, иди к маме. Я в зале.

Собственное дыхание казалось рычанием выхлопной трубы. Сердце колотило так, что мальчик задыхался.

Папины шаги утихли прямо возле двери в комнату. Скрипнула дверь. Сиплое дыхание отца стало громче.

2021 г.

В различных странах к ней относятся по-разному. Рассказы о ней можно услышать почти во всех культурах мира. И почти везде они означают одно и то же: если ты увидел ее, значит, скоро ты или кто-то из твоих близких умрет.

В Ирландии ее называют банши, в англосаксонском фольклоре – белой женщиной, в славянских землях – белой дамой. Суть от этого не меняется. В любом случае это женщина в белом платье, призрак, который предупреждает об опасности. Это почти всегда привязанная к местным легендам женщина. Конкретная женщина.

На самом деле, привязанность ее к местным байкам легко объясняется. Монстр и правда остается на одном месте. Он сидит в засаде и ждет. А женщину в белом видят только те, кто вдохнул споры чудовища.

Гнездо внешне похоже на растение. По большому счету это и есть растение или гриб, только с задатками разума.

Никто пока не смог объяснить, почему жертвами ее всегда становятся мужчины. Есть мнение, что на них куда легче повлиять, чем на женщин.

«Охота» на носителя происходит примерно в таком порядке: весной споры чудовища распространяются по округе. Носитель вдыхает их и начинает видеть галлюцинации. Обычно это женщина. Сопротивляться ей нет никакой возможности. Все твои решения уже расписаны. Ты пойдешь за ней, ты решишь спасти девушку, умоляющую помочь ей. Тебе все эти решения кажутся твоими, но ты не видишь всей картины. Женщина ведет тебя прямо в пасть чудовища.

Там происходит следующее: эта тварь протыкает тебя своими щупальцами и откладывает внутри яйца. Потом твое мертвое тело «программируют». Это уже не ты. Ты мертв. Твое тело возвращается домой и ждет, пока яйца не созреют. Последние часы оно пытается защитить потомство всеми методами.

***

Кирилл встал. Тошнота прошла.

Женщина в белом смотрела на него, не отрываясь. По спине пробежали мурашки.

– Ого, – пробормотал он. – Как настоящая.

– Помоги, – взмолилась женщина.

– Чем?

Она подошла вплотную и прикоснулась. Кирилл почувствовал электрический разряд, поставивший волоски на предплечье дыбом.

– Помоги, пожалуйста.

– Ага… – прохрипел он. – Секунду.

Он, не прерывая зрительного контакта, обошел машину и открыл дверь. Взял с пассажирского сидения тряпки и наполненные бензином бутылки.

– Помоги.

Кириллу очень хотелось бы узнать, как это работает на самом деле. Он чувствовал себя нормально. Не ожидай он женщины, здравый смысл, возможно, подсказал бы ему, что не стоит никуда за ней идти. Что бы произошло, будь он под чистыми спорами, которые распространяет тут эта тварь на самом деле?

Его галлюцинации были вызваны исключительно порошком из пакетика. Охотники долго экспериментировали со спорами, но так и не пришли к общему знаменателю. Ясно было одно: споры помогают увидеть плоды «шрамов», но могут быть настолько же опасными, как и полезными.

Женщина повернулась к нему спиной и пошагала к оврагу. Кирилл двинулся за ней. Призрак задавал темп, но Кирилл не торопился. Он смотрел по сторонам и думал о том, что именно тут отец плелся за этой же тварью, этим же маршрутом.

Шли они минут двадцать, не меньше. Женщина останавливалась время от времени, оглядывалась, ждала его.

Кирилл вдруг подумал, что сейчас напрямую связан с чудищем мыслями. Интересно, сможет ли оно понять то, что ведет к своему логову свою же погибель?

– Долго еще? – спросил Кирилл, впрочем, без всякой надежды на ответ.

– Пойдем, – сказала женщина.

Кирилл выругался.

Руины домика он заметил издалека. Скорее всего когда-то тут жил какой-нибудь лесник. Лунный свет отлично освещал дорогу.

Эти твари беззащитны. Они были вынуждены играть по правилам эволюции. Из средневековых замков они переехали в леса. Отдаление от людей не позволяло им распространяться быстро, но в то же время спасало от полного вымирания.

Кирилл остановился, когда они вышли на поляну.

– Смотри, – женщина вытянула руку и указала на маслянистые наросты на бревнах.

– Твою мать, – Кирилл присвистнул.

Ему хотелось подойти ближе, но он не решился. Гнездо было огромным. Намного больше того, что когда-либо видел в своей жизни Кирилл. Оно пульсировало. Оно было живым.

– Смотри, – повторила женщина.

– Вижу, – ответил Кирилл. – Вижу.

Женщина стала снимать с себя одежду.

– Пора бы уже выдумывать что-то новое, – пробормотал Кирилл, впрочем, не отвернувшись, оценивая формы женщины.

Он отошел назад, достал телефон и вздохнул облегченно, убедившись, что одна полоска связи все-таки осталась.

1997 г.

Кирилл услышал грохот прямо возле кровати. Папа стоял там, перед дверью шкафа около часа. Он не двигался, как и Кирилл.

Мальчик беззвучно плакал, кусая уголок одеяла. Ему хотелось в туалет. Ему хотелось пить. Ему хотелось к маме.

То, что папа больше не встанет, он понял уже под утро. Кирилл хотел беззвучно открыть дверь и посмотреть на отца, но ноги и руки настолько затекли, что он не смог сделать это тихо. Он едва не вскрикнул от стука, показавшегося ему раскатом грома. Ничего не произошло. А может, папа ушел? Ищет его на улице? Кирилл просто не слышал, как он вышел.

Он толкнул дверь еще раз и всмотрелся в предрассветную тьму. Кирилл сбросил одеяла. Ни ноги, ни руки не слушались его. Под кожу впились миллионы иголок. С горем пополам он выкарабкался. Встал, сделал шаг и тут же упал, споткнувшись о папу.

Кирилл закричал. Он лег на спину и стал бить ногами в воздух, которого вдруг было невыносимо мало. Мальчик задыхался. Плач перешел в икоту и истерические всхлипывания. Папа не трогал его.

Кирилл с трудом встал и добрался до выключателя.

Папа лежал на полу. Из дыры в голове лилась вонючая черная кровь. Кирилл стоял, оцепенев. Если бы он не держался за ручку двери, то наверняка бы рухнул рядом с папой.

Дыхание выравнивалось. Мальчик отпустил дверь – осторожно, чтобы, если придется, вцепиться в нее вновь, но этого не случилось.

Мальчик расплакался. Слезы были горькими, тоскливыми. Из носа шли пузыри, а горло сжимало невидимой рукой. Перед глазами стояли мама и папа. По подбородку мамы стекала густая, как вишневый сироп кровь. Папа смотрел безжизненным взглядом.

Соль и мокрые штаны раздражали кожу. Бедра горели. Кириллу пришлось переступить через голову мамы. На миг ему показалось, что она схватит его за ногу, потащит обратно в дом. Воображение нарисовало картинку: они втроем лежат на полу его комнаты.

Кирилл завыл. А потом закричал.

Он кричал до тех пор, пока кто-то из соседей не постучал в калитку. Продрогший мальчик сидел на земле возле входа, когда дверь выломали двое мужчин. Когда какой-то дядя обнял его, прижался колючей бородой к щеке, мальчик потерял сознание.

2021 г.

Кирилл ждал в машине. Споры покидали организм жутким похмельем. Его тошнило, голова раскалывалась, его трясло в ознобе.

Перед глазами стояло лицо женщины в белом. Кирилл почему-то решил, что она либо закричит, увидев его спину, либо начнет уговаривать. Ничего этого не случилось. Женщина оставалась там ровно столько, сколько длился их зрительный контакт. Стоило Кириллу отвернуться, как она исчезла.

Кириллу хотелось спалить все к чертовой матери. Отомстить, наконец, за смерть родителей. Да только разве можно отомстить пистолету за выстрел? Можно ли отомстить льву за то, что он убил на охоте антилопу?

Эта тварь не более чем плесень, пусть и разумная в каком-то смысле.

Поэтому он позвонил «охотникам», и теперь ждал их приезда. Охотники, впрочем, не торопились. Они позволили себе позавтракать на дорогу. Никто так и не поверил Кириллу, что тут есть шрам. Теперь они убедятся сами.

Солнце уже вовсю палило, когда нос к носу к машине Кирилла встала старая потрепанная БМВ.

– Только не ты, а, – пробормотал Кирилл и вышел из машины.

Из-за руля БМВ выкарабкался лысый коротышка в пиджаке, джинсах и кедах.

– Неужели это не могло подождать до обеда? – вместо приветствия зевнул хоббит.

С пассажирского места выбрался детина под два метра ростом. Детину звали Олегом, но в узких кругах его знали как Китайца. Ничего связанного с национальной принадлежностью. Прозвище приклеилось еще в школе из-за переиначенной фамилии Лисицын. Звали сначала Лисисин, затем Лисисан, а потом прозвали Китайцем. Едва заметно кивнув Кириллу, Китаец достал из кармана смятую тряпичную маску и натянул на лицо. Между огромными, бульдожьими щеками тряпочка казалась какой-то шуткой.

– Чего так долго? – проворчал Кирилл. – Где намордник, Фродо?

– А что там? – хоббит давно привык к этому прозвищу и, кажется, не обижался. Его острый, покрытый щетиной кадык, похожий на лишний нос, поршнем ходил вверх-вниз.

– Грибочки твои любимые. Я тебе звонил сколько раз?

– В смысле?

– По поводу шрама тут поблизости.

– Я проверял. Тут нет ни одного зарегистрированного.

– Ну пойдем. Маску не забудь.

Хоббит замер, увидев перед собой гнездо. Китаец остановился еще раньше.

– Какого хрена?

В дневном свете пульсирующие пузырчатые наросты цвета сырого мяса казались жалкими.

– Убедился?

– Как ты добрался сюда?

– Это не твое дело.

– Какого черта, Кирилл? А чье? Я что должен писать в отчете?

– Насрать. Пиши, что хочешь.

– Ты взял споры?

Кирилл и правда взял их в тайнике охотников. Он пожал плечами:

– Не знаю, о чем ты толкуешь.

Кирилл видел по глазам, что не поверил. Да и черт с ним!

– Передаю владения вам. Мне нужно выспаться. Теперь это ваша работа, – Кирилл поплелся к машине, но, едва сделав два шага, развернулся и подошел к хоббиту вплотную. – Слушай, Федор. Я сейчас серьезно, как никогда. Я об этой хрени вам уже лет пять твержу. Эта тварь убила моих родителей. Я вернусь сюда через неделю, и если она никуда не исчезнет, то я сначала спалю ее, а потом и всю вашу шарашку. Можешь так и передать начальству.

– Мы проверяли насчет твоих родителей.

– Я знаю, что проверяли. Но вот, оно тут. Ты видишь. Избавьтесь от этой дряни, – на этот раз он не повернулся, уходя. Услышал голос хоббита, кричащего вдогонку:

– Я доложу о спорах!

– Да катись ты к чертовой матери, – ответил Кирилл, впрочем, без всякой злобы. Он устал. Он хотел, наконец, прилечь, пусть и в машине.

***

Их похоронили рядом, как ни странно. Родственников у мамы к их смерти не осталось. Братья отца жили за границей. Они не появились на похоронах. Ревущего мальчишку в тот дождливый день крепко держала за руку женщина из органов опеки.

Кирилл положил два букета на две могильные плиты и принялся выдергивать сорняки вокруг них.

Он, наконец, смог вспомнить лицо мамы. Не искаженную болью и кровавым потоком изо рта гримасу, а лицо. Полное любви, радости. Вспомнил папу. Не того монстра, а настоящего, его папу.

Кирилл прикусил щеку с обратной стороны, чтобы отвлечься маленькой болью от боли огромной, всепоглощающей. Он хотел что-то сказать, но не смог выдавить ни слова.

Поворачиваясь к ним спиной, он все же произнес:

– Я… не вернусь больше. Все. Ничего больше не держит.

Он задрал воротник и пошагал, сначала медленно, затем стремительно.