Сучьи погремушки Эпилог
Спасибо всем кто нажал кнопку.
Поминки — старинная русская традиция устраивать трапезу в честь умерших. Традиция эта общественная, она призвана не только почтить память покойного, но и сплотить находящихся в здравии близких и родственников перед лицом неминуемой смерти. Поминки положено справлять трижды. Первые — в день похорон, то есть на третий день после смерти усопшего. Вторые — на девятый день и третьи на — на сороковины( сорок дней со дня смерти ). Поминки бывают частные и общие. Первые — для одного конкретного усопшего, а вторые призваны почтить память всех мертвецов, дабы никто из них, не считал себя обиженным.
Разбойник Дереза, он же Кулагинский патронташ, он же Ванькин дедушка предложил устроить поминки сразу по всем — и по живым, и по мёртвым. Все присутствующие восприняли его предложение молча. Устали все. Даже рехнувшаяся Вероника, которая постоянно повторяла одно и тоже — “Стояли звери около двери…В них стреляли - они умирали”. Дед указал им на Сусанинский холм. К нему и пошли где сели все вместе образовав один большой круг. В середину круга выставили еду и напитки. Ели еду, которую должны были отправить в обитель, пили воду и чёрную как смоль чагу и слушали речи стариков. Старались смотреть друг на друга, потому что смотреть на то что происходит вокруг, уже не было никаких сил. Лес горел, горели торфяные болота. Могучий лесной пожар отрезал их от внешнего мира, опоясал кольцом и все знали, что живым отсюда, уже никому не выбраться. Они пытались. Они искали выход и не нашли его. Через огонь не пройти. А раз не пройти, так почему бы не устроить поминки? Нас никто не оплачет. Так давайте же помянем самих себя, пока ещё есть такая возможность и пока мы, не задохнулись от угарного газа.
Савва Игнатьевич первым поднимал свой стакан за упокой. Он говорил коротко, принёс соболезнования всем кто потерял своих родичей, затем просил прощения у своих.
— Всю жизнь я мечтал о большой семье, — говорил он. — Сёла, в сущности и есть одна большая семья и горько мне видеть, как вместе со стариками, уйдёте и вы, молодые. Сегодня мы оплакиваем всех Хомутовских, всех кого убили бешенцы, всех кого сожгли напалмом эти новые, пришлые враги, но мы уйдём гордо. Сами жили, сами умерли, сами себя отпели — нам никто не указ! Давайте ребята. Не чокаясь.
Ванька посмотрел на небо. Оно почти скрылось в клубах вонючего дыма. Пахло жжёной резиной. Пахло горелым мясом и смертью, а на село лучше было вообще не смотреть — там до сих пор поднимались вверх чёрные дымные столбы полные жирной сажи. Кто же они, эти ублюдки, которых они сначала приняли за Нижегородцев? Три огромных дирижабля нависло над Хомутовым, закрыли собою всё небо, а потом вниз полетели железные баки. Он и представить не мог, что смерть бывает такой злой и жестокой. Бессмысленно злой и безжалостной, да потому что, ну кому скажите на милость, потребовалось уничтожать всё село? Там же жили сотни человек, а может и тысяча, никто же никогда не считал. Даже бешенцы, уж какие мерзавцы, но и они не планировали предавать всё огню. Никто не станет в наши трудные времена впустую тратить ресурсы, даже самая тупая нелюдь.
Перед глазами - огонь. Глаза закроешь - тоже огонь. Не уйти — не скрыться. Высохли глаза. Отплакал ты своё, Ванька. По брату, по друзьям и знакомым. Все здесь. Все кого бы ты хотел увидеть в последний день. Вон — дети рядом сидят. Они Хомутовские, но ведь ты тоже Запах, значит один из них. В своём кругу, значит. Вон — Серёга сидит. Твой друг. Стыдно признаться, но это твой лучший друг. Ты ему никогда этого не говорил и не скажешь, но ты знаешь и он знает, этого вам достаточно.Вместе уйдём. Вон - твой дедушка. Не такой судьбы он тебе желал. Не такой. Но уж лучше так. Зато вместе они смогут помянуть Вадима. А вон сидит…Твоя первая и последняя любовь. Бешеная принцесса. Сидит и бормочет. То ли по детям нашим общим, которых нам не дождаться то ли Мясника поминает. Её право. Сейчас Вероника, тоже одна из нас.
Он зажмурился и попытался вспомнить. Заново пережить. Была ли у них возможность поступить иначе? Может быть если бы они сразу сбежали…Нет. Они не могли уйти. Отступать было нельзя. Это была их земля. Их болото. Мы же к другим не лезем. Зачем? За что? Снова это бессмысленное — за что? “Ты виноват уж в том, что хочется мне кушать”.
Когда разведчики оповестили о дирижаблях, Ванька и Серёга бросились к старикам, а те прекратив допрашивать Веронику приказали запустить в воздух “Шпиона” . Шпион это дрон-разведчик. Толстопятовы, со страху подняли сразу несколько штук и притащили старикам чемодан с мониторами. Савва Игнатьевич посмотрел на дирижабли и сразу сказал, что это “Не Наши”. Нет у Нижегородцев таких больших дирижаблей. Смотрите на их раскраску. Кто-то краски не пожалел. Красные и зелёные цвета, а на передней части морда акулы. Ванькин дед призадумался, а затем сходил и притащил к экранам бешеную принцессу.
— Сознавайся, твои дружки?
Вероника увидела дирижабли и у неё случилась настоящая истерика. Она требовала освободить её и кричала, что пришла “Анархия”. Бегите — глупцы. Они не знают пощады.
Дед отвесил ей пощёчину. Вероника всхлипнула и начала повторять:
— Стояли звери напротив двери
— В них стреляли они умирали…
Ванька смотрел на экран и не знал, что ему и подумать. А может, те кто прилетели, это друзья? Может они сами пострадали от бешенцев и всего лишь желают мести? И тут он увидел как от от одного из дирижаблей отваливается металлический бак и летит вниз. А затем экран на секунду погас, будто от яркой вспышки. Ванька ахнул, а следом за ним Серёга и Савва Игнатьевич. Молчал только Ванькин дед угрюмо наблюдавший, как посреди села растёт и поднимается ввысь страшный огненный столб. Это было просто немыслимо. Это не укладывалось в голове. Ванька своими глазами видел как во все стороны от огня бежали люди и звери. Бешенцы, Хомутовцы, собаки, кто-то пытался стрелять по дирижаблям. Со стороны села слышались автоматные очереди. А тем временем к селу подошли другие дирижабли и полетели новые баки.
— Напалм, — мрачно произнёс Ванькин дед. — Хана всему живому.
Дед повернулся к Савве и спросил - насколько быстро Толстопятовы смогут переоборудовать дроны под взрывчатку?
— Что ты задумал, старый глупец? — горестно возопил карлик и дед резко ответил, что они пришли отбивать Хомутово. Неважно какой враг пришёл, не важно, кто они и как выглядят. Да, село уже не спасти, но кто знает, куда ещё полетят эти дирижабли? Может, они пришли спалить все наши сёла? Снесём эти дирижабли. Сковырнём их с небес на землю. Ванька?!!
Ваньке пришлось бегать по Урочищу и отзывать стрелков. Какая тут, к дьяволу оборона, когда смерть подошла откуда не ждали. Некоторых приходилось тащить чуть ли не себе. Некоторые из Толстопятовых обезумели от страха увидев своими глазами, как село охватила огненная стихия. А огненные столбы всё вздымались. Ванька замер на самом краю урочища. Он услышал многоголосый вой. Он только сейчас разглядел, что там вдалеке по полю бегают горящие собаки. Как ни странно, но ему неожиданно стало их очень жаль. Эти твари не виноваты, они просто хотели жить, а вот люди виноваты. Люди всегда должны нести ответственность за тех кого приручили. Все эти слова — “носики, хвостики. пёсели…”. Вы расплачиваетесь за причуды своих хозяев, а бешенцы и Хомутовцы расплачиваются вместе с вами.
Дед поджидал его с противотанковым ружьём.
— Давай, Ванятко. Отомстим за брата твоего.
— Дед, ты с ума сошёл? А как из него стрелять? Я же не умею.
— Легко и просто. Звяга нам не поможет против дирижаблей. Будем сшибать. Да не роняй ты челюсть, я буду стрелять, а ты корректировать.
— А как ты…Да где ты только взял такую махину?
— Ворота ей вышибать хотел, — честно признался дед — Прихватил на всякий пожарный. Только нам придётся с нею подойти поближе. Так что ты тащишь, а я стреляю, лады?
Ванька разлепил слипшиеся глаза. Снова он на холме. Всё закончилось. Два дирижабля мы сбили и теперь они горят, там в болоте. Только один ушёл. Поднялся высоко в небо и ушёл. Он прислушался. Дед говорил речь.
— Этот холм всегда назывался - Сусанинский. Назван он был так вовсе не в честь Ивана Сусанина. У нас, этот счёт, существует своя легенда. Давным-давно, спал на сём холме богатырь шофёрского происхождения. Спал он не просто так, а в свой законный обед, а его боевой конь: Зил -131, стоял рядышком и охранял богатырский сон. Но тут из леса налетела беда лютая в виде проверки из областного центра. Звали ту проверку страшным словом — Комиссия. Стала эта комиссия чинить суд и расправу над несчастными колхозниками и от той расправы, заплакала сама мать-сыра земля. Заплакала, она значит и обратилась к сильно могучему богатырю голосом самого председателя колхоза — “Спаси нас богатырь! Защити землю-матушку!” Богатырь проснулся, очи свои соколиные соляркой протёр и за баранку. Как вихрь налетел богатырь на комиссию, всю её перетоптал и физически изничтожил. А за это ему добрые люди выдали грамоту, уважение и санаторий аж на самой Колыме. Это потом говорили, что у него просто тормоза отказали, а для многих поколений он богатырь и герой. Только, что дальше было не помню, знаю только, что холм был назван в честь председателя Хомутовского колхоза…
— Да просто там всё было, он когда с Колымы вернулся, грохнул председателя прямо на этом холме, а у председателя фамилия была — Сусанин. Вот и назвали, — припомнил Савва Игнатьевич.
— Верно, — согласился патронташ. — Так я к чему рассказывал? Предлагаю переименовать этот холм, в нашу честь. Пусть он будет - нашенский. Парни, как вы считаете? Мы же поболе наворотили делов, чем тот председатель. Мы более достойны славы чем он.
Отмечавшие собственные поминки взрослые и дети засмеялись. Ванька тоже смеялся. А как отсмеялись начали наперебой предлагать названия. “Охотничий. Толстопятовский. Памяти двух дирижаблей”. И много всяких других. Предлагали даже матерные названия.
Серёга перебрался поближе к Ваньке и стал расспрашивать, как это ему и деду удалось сбить дирижабль?
— Да чего там рассказывать, — отвечал тот усталым голосом. — Сбил то не я, а козёл — дерезёл. Сначала ружьё это по полю тащили, потом дед нашёл подходящее место, потом на нас собаки напали, пришлось их всех из маркера перестрелять. Потом он мне показал, как шлём включать.
Ванька хотел было показать свой шлем. но потом вспомнил, что бросил его вместе с ружьём, когда они вместе с дедом драпали от падающего дирижабля.
— Там на шлеме, короче прицел прикольный и можно приближение делать. Ну я, как сумел, навёл и мы попали с третьего раза. Прямо в рубку. Дирижабль сначала траекторию изменил, а потом как полетел в нашу сторону. Мы думали, что он нас и накроет. Так эти гады, на дирижабле, ещё по нам стреляли пока он падал.
— Да, а потом как пизданёт!!! — восхищённо произнёс кто-то из ребятишек.
— Ну- ка, без мата! Тут взрослые! — прикрикнул на него один из карликов.
— Какая разница. Мы же уже умерли. Почему нам нельзя ругаться? — обиженно надулось дитё.
— Вот когда помрёшь, тогда и ругайся сколько влезет, а мы ещё пока не совсем умерли, — объяснили ему.
— Вы Толстопятовы, куда лучше справились. Окружили дирижабли со всех сторон. Взрывали напропалую. Гоняли этих гадов по всей округе. Вот это было настоящее зрелище, — улыбнулся Ванька.
— Да если бы. Третий-то ушёл, — проворчал кто-то из карликов.
— Точно, — поддержали его другие.
— Взрывчатку в попыхах вешали. Какой же это дрон-камикадзе? Мы под звягу их снаряжали. Отстрелялся и назад.
— Один дрон ведёт. Второй - пульт с дистанционным подрывом держит. Сто раз промазали.
— Ладно, ладно, — принялся успокаивать родню Савва Игнатьевич. — Сделанного не воротишь. Сидите спокойно, кушайте. Сегодня, все вы, герои и молодцы.
— Оба дирижабля взорвались так как будто в них напалма было по самую маковку. Все же, думаю, что другие сёла ждала та же участь, — проворчал Ванькин дед оглядываясь на Хомутово.
— Не смотри. — посоветовал ему Савва. — Там уже никого нет. Никто не спасся, а тех кто выбегал в поле, до смерти загрызли собаки.
— Знаю. Я пытался подойти ближе. Две обоймы на собак истратил. Налей мне ещё стимулятора.
— Тебе нельзя. У тебя сердце, — попытался было предостеречь его карлик.
— Да мне уже как-то похеру, — тускло отозвался дед. — Лей давай.
Серёга посмотрел на стариков, потом на сидевшую неподалёку Веронику и спросил Ваньку.
— Как же так получается? Неужели мы не разгадаем секрет этих камней превращающих людей в послушных зомби?
— А какой в этом смысл? — отвечал Ванька. — Что это нам даст в данный момент? Возможность уйти мы героически просрали. Огонь подбирается всё ближе. Все мы сейчас жаждем только одного — спасения. А все эти “рачьи глаза”, “сучьи погремушки”, “рачьи салфетки”, “сучьи таблетки” — они нам помогут спастись? Они вызовут дождь? Они пришлют вертолёт, который заберёт нас отсюда? Взгляни на Веронику, она сидит и трясётся. Она тоже хочет жить. Она умрёт вместе с нами. Пойди и спроси её - помогли ли ей её погремушки? Чтобы случилось если бы божья стая не пришла в Хомутово? Её жизнь могла сложиться иначе. Сейчас самое время обдумать собственную жизнь, оценить её с разных сторон и принять смерть, как должное. Я например уже это сделал.
— Ага и умрёшь девственником, — подколол его Серый.
— За себя говори.
— Чё? А когда ты успел?
— И опять же. Спроси - Веронику.
Серёга не пошёл спрашивать. Ну её, эту полоумную. Ванька с отрешённым взглядом смотрел на небо. Люди собравшиеся в круг закусывали, смеялись, обсуждали последние новости. Карлики несколько раз предлагали надругаться над Вероникой, но старый Патронташ сказал, что она теперь часть семьи, а родне прелюбодействовать — грех. Смотрите на неё как на чокнутую сестричку и не дудоньте.
“Дед похоже, пронюхал, — рассеянно думал Ванька. — А если бы выжили, так и вовсе…У меня будут правнуки — Ура! Хер я вам, теперь, сдохну. И наденут на Веронику подвенечные кандалы. Совет вам да любовь — дети мои, да детишек побольше. И его любовь не остановит тот факт, что скоро так и так Ванька сдохнет от бешенства”. Снова какая-то грязь… Точка что-ли? Соринка?
Ванька протёр глаза. Посмотрел на остальных и опять поглядел на небо. Нет, ему не почудилось. Это был дирижабль. Неужели эти гады возвращаются? Они вернулись чтобы добить нас?
— Дирижабль, смотрите! — закричал он. — У кого осталось оружие?
Взрослые и дети поднимали головы и с тревогой смотрели на небо. Так хорошо сидели. Отдыхали. Теперь-то чего? Ждать пока с неба на тебя обрушат напалм?
Только один старый Патронташ не поддался общей тревоге и преспокойненько смотрел на небо через военный бинокль.
— Номер 31. Это Гагаринский дирижабль - транспортник. Нижегородцы летят, — доложил он.
— Любопытно. Я знаю их частоту. Сейчас попробуем связаться, — кивнул Савва Игнатьевич и побежал вниз с холма. Там, под холмом стояли остатки его каравана. Десяток психов, а среди них неубиваемый Барбара. Большая-то часть психов разбежалась и погибла, кто от огня, а кто от зубов обезумевших собак. Этих он привёл, просто потому что на них были припасы.
Надежда. Все смотрели на приближающееся воздушное судно с надеждой и радостью. Даже Вероника, и та перестала бормотать, и теперь насторожено озиралась. Савва Игнатьевич вернулся живой ногой волоча за собой на поводке лохматого и бородатого психа. Ну-да, ну-да, кому бы он ещё мог доверить свою рацию, только Барбаре Стрейзанд. Старый карлик проверил заряд и оставшись доволен, начал быстро говорить в рацию.
— Борт - 31. Борт - 31. Старый караван. Прибыль, Шара, Замут. Как слышно? Приём?
— Это Борт - 31. Толстопятов — вали с нашей часты. Мы на пожар спешим, — послышался грубый голос.
— Что? Федотов, это ты? Ты что там на дирижабле делаешь? — изумился Савва.
— Толстопятов — мы движемся к очагу пожара с целью локализации. Ты знаешь сколько я денег заплатил, чтобы мне дирижабль выдали? Мне не до пустой болтовни. Отбой.
— Чего? А ну дай сюда трубку! — потребовал Ванькин дедушка и отобрав рацию принялся орать:
— Федотов! Слушай сюда — Федотов! Это говорит патронташ из Кулагино. Мы находимся внутри очага пожара рядом со сгоревшим селом Хомутово. Его сожгли, Федотов. И не бешенцы, а новое западло, прилетевшее, между прочим тоже на дирижаблях. У нас почти, пять десятков детей и несколько взрослых. И вот если вы нас бляха-муха отсюда не вытащите, то лучше сразу с этого дирижабля спрыгивай! У нас батареек хватит связаться с Рубилами и сообщить, что ты против своих пошёл. Передай Нижегородскому капитану, который у руля, что ситуация критическая. Весь балласт за борт! Освобождайте место для детей!
Вместо Федотова отозвался другой человек.
— Патронташ из Кулагино? Дереза? Это капитан Евстафьев. Ты ещё жив, курилка? Где вы находитесь?
— О, вот видите, дедушку не забыли, — хмыкнул дед и сказал уже более спокойным голосом. — Здорово Максимка. Да, это я. Со мной Гомункул и его родственники, а так же мой внук, и Шамаханская царица взятая нами в заложники. Короче: выкидывай всё лишнее за борт, а если не хватит, разрешаю выбросить Федотова. Нас нужно спасти, Максимка. И если не всех, то хотя бы детишек. Про себя-то я уже не надеюсь.
— Не дрейфь Дереза, сделаем всё что в наших силах. Соберитесь все в одном месте и ждите.
У Ваньки немного отлегло от сердца. Вот оно, долгожданное спасение. Радостно закричали дети. Обнимались и плакали Толстопятовы. Чудо. Это было настоящее чудо. Дирижабль приближался. Капитан Евстафьев снова вышел на связь и велел снять с себя лишнюю одежду.
— Вас очень много. Чем меньше на вас будет одежды тем лучше. На счету каждый килограмм.
— Чур, я Веронику раздеваю! — обрадовался Серёга.
— А ну, не трожь. Я сам! — огрызнулся Ванька, а его дед хмыкнув, велел, чтобы внук избавился от дорогого “Ватника”.
— Жалко, — вздохнул парень, но дед первым подал ему пример и принялся деловито раздеваться.
— Ваня, мы ведь уже по себе поминки справили. На фига нам лишнее? Голыми в этот мир проходим и голыми нас назад мать-сыра земля забирает. Домовина, костюм, белые тапки, это всё лирика. Глупа та обезьяна, которая между жизнью и одеждой выбирает дорогую шмотку. Помни мои слова и будь мудрым, хотя бы как…Нет, я плохой пример, а вот твой батька был весьма мудрым рубилой.
— Но ведь он же погиб.
Дед не ответил. Боролся с сапогами, пока один из детей не предложил ему свою помощь.
Дирижабль опустился так низко как смог, а затем сверху сбросили верёвочные лестницы. Первыми отправили на эвакуацию Хомутовских детей. За ними полезли Толстопятовы. Потом, когда сверху сообщили, что ещё достаточно места, отправили Хомутовских взрослых из каравана Бешеной принцессы.
— Сейчас будет полегче, мы спустим короб, — предупредил Евстафьев по громкой связи.
— Да я и по верёвочной влезу, — проворчал дед.
— А я не подымусь, я старый, — отозвался Савва Игнатьевич.
— Ванька, Серёга - грузите бабу, — велел Патронташ.
— Дед, давай ты первый. Мы и по верёвочным залезем. Лезь с Саввой в короб, — велел Ванька.
Стариков начали поднимать в коробе. Ванька помахал им рукой и пошёл к Веронике.
— Пойдём, — приказал он ей.
— Со связанными руками? Хоть бы руки мне развязал, кобель сраный. Я сама по лестнице заберусь, — фыркнула она.
Ванька развязал ей руки уже у самой верёвочной лестницы. Серёга шёл следом за ними и судя по всему намеревался уйти последним. На холме оставался только безропотный Барбара.
— Дамы вперёд, — шутливо предложил он Веронике. Женщина улыбнулась и положила свою руку на деревянную ступеньку.
— Ты полезешь следом за мной? — спросила она.
— Да.
— Ты ведь сделаешь всё, чтобы я не упала? — её улыбка стала ещё милее.
— Я буду держать тебя изо всех сил, — пообещал он ей и накрыл своей ладонью её ладонь. Их пальцы сплелись сами собой, Вероника потянулась к его губам для поцелуя и в следующее мгновение у Ваньки потемнело в глазах. Он очнулся от криков. Кричал Серёга, Кричали Вероника и Барбара. Ванька с трудом поднялся на ноги и не смог пошевелить правой рукой. Кисть не работала. Эта гадина Вероника сломала ему кисть руки и попыталась сбежать, но её поймал и повалил на землю псих Барбара Стрейзанд. Вероника визжала и проклинала своих пленителей, а злой Серёга, которому она разбила лицо, сидел у неё на шее и прижимал к голове бешеной принцессы маленький серый камешек.
— Что вы делаете? — простонал Ванька и пошатываясь пошёл к ним.
— Что надо то и делаем. Отвали. Эта курва, едва тебя не убила, — огрызнулся Серёга.
— Это Рачий глаз?
— Хреначий! Пусть не забывает, что она в плену. Потаскает в себе камушек, никуда не денется. На себе пусть испытает его! А не расскажет, как от него избавиться, значит такая судьба.
Вероника визжала. Она кричала им, что они всё делают неправильно. Что только она имеет право применять камень. Лишь избранные достойны. А потом она затихла, потому, что камень полностью пропал в её голове. Растворился и никакого следа. Мистика да и только. Покорная и послушная Вероника сама забралась в короб и потихоньку начала подниматься к небесам. Ванька смотрел на этот короб и ждал. Следующей должна быть его очередь. Пока ждали, потихоньку разговорились с Серёгой о дожде.
— Будет дождь, — утверждал маленький карлик. — Я чувствую.
— Хорошо бы, — отвечал Ванька. — Всю эту гадость водой прибить.
— Да мы сюда вернёмся, обязательно вернёмся. Дирижабли эти, изучить захотят. Село восстанавливать надо. Свято место пусто не бывает, а ты сам знаешь наши пословицы: “Лучше два пожара - чем один переезд”. Дети опять же живы остались, не все конечно, но некоторые, значит оживёт село, ты как хочешь, а я в это верю.
Карлик ещё много чего говорил, а Ванька всё думал. Он думал, о судьбе, о смерти, о любви и о том, что не смотря ни на что жизнь продолжается.