Жду новый пост

Серия «Сучьи погремушки»

Сучьи погремушки. часть - 1

Кулагино по периметру защищено деревянными укреплениями. Ещё со времён первой голодухи. Раньше-то, дед рассказывал — просто баррикады из легковых автомобилей и цистерн были, но когда пришли первые мародеры из райцентра, то Кулагинские на собственных синяках и шишках поняли, что защита нужна основательная, а не абы как. Вот и обнесли село на стародавний манер частоколом, стенами и башен наставили, но не просто так по краям, а по-хитрому и если сверху с дирижабля посмотрят, то увидят настоящую деревянную крепость формой напоминающую звезду. Ванькин дедушка утверждает, что эти укрепления называются - кронверк.

Очень красивое название. Жаль только, среди Кулагинских не прижилось. Предпочитают называть по старинке, околицей. Зато оборону держать на околице, в случае чего, одно удовольствие. Повсюду одни углы, и кто бы на стены не сунулся, а всё равно окажется промеж двух углов и тогда даже превосходящие силы противника получат не только по щам, но и по сусалам. Да ещё попробуй, подберись-ка к стене вплотную. Снаружи вся околица засажена шиповником, терновником и гадской, ползучей ежевикой. А поверх стены натянута колючая проволока. Раньше на углах ещё пулемётные точки располагались, но потом, когда с Нижним Новгородом дружиться сговаривались, от них вынуждены были отказаться. Городские наложили на автоматическое оружие мораторий. Так и сказали — “Не хера, вам, деревенским слишком большую силу иметь. Чай не война”. Пришлось все пулемёты сдать, тем более, что патронов к ним практически не осталось, а взамен город исправно снабжает сёла капсюлями, порохом если надо и всякой расходной частью.

Но это вовсе не значит, что у сельчан, совсем автоматического оружия нет. Ещё как имеется. У каждого Рубилы, под полом припрятана заначка на чёрный день. Никогда же не знаешь, когда этот день наступит.  А семейство Толстопятовых этому всячески помогает. Где автомат найдут, а где и карабин какой. Вот и Серёга едва со двора отъехали, начал приставать к Ваньке по поводу лишних патронов. Сайгу, мол, нашёл на одной заброшенной даче. Не возьмешься ли втихаря?

Ванька не хотел обижать своего приятеля, поэтому ему пришлось подробно объяснить свою работу. Весь порох дед хранит в сейфе, ключ носит на шее, а самодельный, который, бывает, приносят с собой Рубилы - полное фуфло. Только на бомбочки и годится. Тоже и с капсюлями. Они наперечёт. Они разные. Дед, заказывает их про запас, но каждый раз он чётко рассчитывает - для кого он берёт и зачем. Как ты себе это представляешь? Спереть расходку? В каждый патрон порох идёт строго по весу, каждый раз взвешивать и пересчитывать нужно.

— Ох уж это золото, — вздыхал Серёга. — Раньше, все носились с этим золотом, я в книжках читал, убивали за него, а сейчас, никому не нужно. Порох ценится, а золото и серебро, только как лом.

— Не скажи, — возражал Ванька. — Город принимает все цветные металлы. Принимает и украшения. Женщины, опять же, эти побрякушки обожают. Выходит, ценность имеется?

— Это мы тут, на болотах, зажрались, а на окраинах и там, где не сформировались торговые отношения - кусок хлеба, дороже целого мешка золота. Ты не подумай, мы всякие сёла в караванах встречаем. Есть такие, которые улиток едят.

— Каких улиток?

Серёга с готовностью поведал о деревне, которую Толстопятовы нашли, ориентируясь по старым картам. Искали довоенную туристическую базу где отдыхали древние олигархи, а нашли деревню. Базу бросили, но сам понимаешь, свято место пусто не бывает. Там заборы, там первое время была горючка, там было озеро, в котором потомки обслуживающего персонала пытались жить за счёт рыбы. Толстопятовы пометили это место, как деревню, поскольку там повсюду стояли коттеджи из камня и кирпича. Местные сначала не поверили в то, что кто-то смог пройти через засраные ванилью леса и едва не случилось побоище, но карликам удалось с ними договориться. Местные показали им свои теплицы, где они выживали за счёт выращивания конопли и гигантских улиток. Этих местных, оставалось не больше десятка и увидев хлеб они обрадовались, как дети. Они же никуда не ходили, у них не было противогазов, у них не было элементарных защитных средств. Но они выжили. Жрали улиток, жрали фрукты, кое-какие овощи из теплиц, но в основном только рыбу и улиток. Так вот, за хлеб, они предлагали целые мешки старых бумажных денег и золото, но карлики взяли только оружие. Зачем Толстопятовым доллары? Только жопу ими подтирать. Доллары сейчас, просто резаная бумага.

Ванька слушал его, а сам всё смотрел на психов. Задумался. Любопытную упряжь изобрели Толстопятовы. Оба психа в деревянных колодках, сами они разного роста. Один высокий, а другой низкий и при этом спокойно тащат четырёхколёсную тележку, Серёга только изредка их хлыстом подгоняет. А влево или вправо вильнуть по одиночке, у них не выйдет, сбруя не даст. Только вместе и только синхронно. А как они их так выучили? Находят же время для всего. Везёт им, этим Толстопятовым.

Впереди показались ворота. Они были распахнуты согласно будничному распорядку, а возле них дежурили двое чертей Санька и Лёшка Черепановы. Двойняшки. Сегодня их смена. Братьям Черепановым было столько же сколько и Ваньке, но по статусу они всё же выше и пусть в этом году их не взяли на Зарубу, но на будущий год они пойдут обязательно. Братья похоже, ждали возвращения Кулагинских после Зарубы, вырядились в бронежилеты, грудь колесом и каждый при арбалете.

— Здорово, а чё без касок? — поздоровался с ними Серёга, когда телега была уже у самых ворот.

— Проезжай, харя жидовская, — недовольным голосом посоветовал Санька и махнул арбалетом. — Не задерживай!

— Вообще оборзел? — возмутился Ванька. — А по хлебалу?

— На Зарубу приходи, там и выпрашивай. Ой, а тебя же не пустят! Лёшк, зырь! Запах на чертей выкаблучивается, — заржал Санька который видимо и рассчитывал, что Ванька поведётся на провокацию. Скучно чертям на воротах стоять. Пошутить бы. Побаловаться.

— Езжай - езжай, Ванечка, на просечку. Топором тяп-тяп. Лягушечку ням-ням, а тут дяди взрослые, ещё ушибёшься ненароком, сопельки розовые потекут, — поддержал брата второй защитник ворот.

Ванька аж покраснел от обиды. Ещё такое от них выслушивать.

— Да вы…!

— Рафа попей, Ванятка. Синекозельской водички, а то кислый, как токсик, — посоветовали ему.

— Сами вы козлы! — ругался Ванька.

— Валите давайте. Не задерживайте проезд. Не положено!

С этими словами Санька Черепанов отвесил поющему психу смачный поджопник от чего тот вскрикнув “Барбара Стрейзанд” , бодро рванул вперёд увлекая за собой телегу. Ванька повалился на спину, отчего разозлился ещё больше. Серёга пытался удержать коней, Ванька вертелся в телеге к верху пузом, как черепаха и пытался освободиться от рюкзака, а вслед им улюлюкали и свистели довольные черти.

— Серый! Притормози через десять метров.

— Зачем, проехали же.

— Тормози, говорю! Щас я им покажу токсика.

Ванька кое-как освободился от рюкзака, перевернулся и привстал на колени. В правой руке у него появилась самодельная бомба.

— Ты чего? — испугался карлик. — Не дури! Тебя накажут!

— Не бзди. Это хлопушка. Щас вы у меня слезами умоетесь, чипполины тухлые!

Черепановы очень удивились, когда им прямо под ноги прилетела бомба. Они даже хотели прыгнуть от неё в разные стороны, но не успели. Раздался взрыв и над воротами поднялось облако белого дыма. Храбрые Кулагинские черти вылетели из облака чихая и кашляя.  Они плевались, они плакали, ибо Ванькина хлопушка была с сюрпризом. Главной начинкой там были табак, смешанный с острым перцем. Ванька захохотал.

— Получил фашист гранату? Это вас бог наказал. Бог не Тимошка — видит немножко.

— Сука! Ванька! Сука! Тварь! Придурок! Мудила!  — горестно стонали братья Черепановы ползая по земле на четвереньках. — Вот только вернись в село.

— Не надо дяденьки, я вас боюсь. Не хулиганьте дяденьки, — детским голосом нарочно передразнил их Ванька и усевшись по-турецки велел карлику ехать на просеку.

— Накажут же, — бормотал Серёга. — На чертей покушение. Рубилы терпеть не будут.

— С каких это пирогов? — хохотнул Ванька. — Я Запах. Я по статусу равен ребёнку. Скажут дедушке чтобы ремня мне всыпал?

— Они на службе. Ворота охраняют.

— Ага. А знаешь почему они тут, а не на Зарубе?

— Нет.

— А я расскажу. Насчёт бомб, они тоже прошаренные. Это я их, бомбы делать учил. Месяц назад они взорвали птичник у своей тётки, а тётка нажаловалась Рубилам, вот в наказание, их на продлёнку и оставили. Будут делать всё что скажут пока долги не отработают, а тётка им счёт выставила за каждое яйцо. Ну, ты понял. Если они только вякнут про бомбу, то на кого сразу подумают? Ой это не мы, это Ванька бабахнул…Так что ли? Фига с два. Будут молчать и кашлять как миленькие.

Карлику оставалось только пожать плечами. Толстопятовы тоже относятся к Запахам, они в сельские дела не лезут. Всё одно ростом не вышли. Это на болотах, карлики сами с усами, а на селе изволь слушаться Рубилу. Рубилы главные. Таков порядок общего выживания. Сначала Запах, потом Чёрт и уж опосля, настоящий мужик - Рубила.

— Тебе хотя бы жену нормальную разрешат, — пожаловался он Ваньке, — а нам и этого не дано. Мамы у нас, все как одна, психические.

— А куда вы потом, матерей деваете?

— В трясину, — мрачным голосом отозвался карлик.

— Да ладно?

— Угу. Так решил лично Савва Игнатьевич. Срок службы женщины: ровно пять лет. Иногда я прихожу к трясине, когда одиноко. Жалуюсь на свою жизнь и мне кажется, мама слышит меня. По крайней мере, мне становится легче. Отец, тоже приходит…Многие.

До Ваньки дошло, что он коснулся довольно щекотливой темы и личной трагедии Толстопятовых. Карликам запрещено брать жён в сёлах, да что там…Никакая дура не согласиться жить с карликом, поэтому они сами берут, из найденных в лесу сумасшедших. Родившиеся дети, все наследуют этот особенный ген Толстопятовых. Самый высокий, это Карп Антонович Толстопятов, троюродный брат Серёги. Рост у него — один метр. Все остальные, и до метра не дотягивают.  А вот с девочками в плане роста всё хорошо, вот только в плане психического развития, они замирают в трёхлетнем возрасте. И никто не знает почему, только на токсичные болота кивают и крестятся. И давно известно, что, когда Савва Игнатьевич схоронил свою старуху, он велел своим сыновьям жить по-новому. Нормальные бабы нам, не положены, значит те бабы, с которыми спим, для нас расходный материал. Пять лет с дурой живи, а потом в трясину её и ищи свежую. Развод — одним словом.

Нет, сам Ванька, про это только слышал. А тут, нате-пожалуйста. Серёга сам и признался, но лучше этот вопрос не обострять. У него же наверняка, не только мамка в трясине, но и сёстры. А когда придёт время, каково ему будет собственное дитя туда же отправить? Лучше не спрашивать и вообще сменить тему разговора.

— Мне, жену нормальную? Серёг, ты чего? — деланно засмеялся он. — Вы, хотя бы, выбирать можете, в плане тела, особенно. А мне, Рубилы, посулят кикимору. Видел Зойку Косую? Ну, которая ещё на спор тухлятину съела? Вот такую. Или Юльку Шанель. Она, когда рот открывает — вонь до небес.

При упоминании Зойки карлик повеселел. Стали дружно вспоминать какие ещё в окрестных сёлах попадаются непутёвые девки. Ванька утверждал, что самая страшная это Квашня-колода из Успенского. У неё ручищи ого-го. Ухватит чертилу и в раз пополам сломает. А сама не моется. Мухи за ней, стаями летают, зимой и летом. Серёга смеялся, но готов был биться об заклад, что самая страшная это длинноносая Элли, которую он видел в Опалихе. Нос с ладонь. Острый, как у буратино и сопли веером.

— Да ну, таких не бывает! Врёшь ты всё, — хихикал Ванька.

— Зуб даю! Вот этот коренной, верхний. Зырь! — карлик открыл рот и показал, чем готов был поклясться. — Родаки страшилища, утверждают, что её в детстве, сороконожка ядовитая покусала, с тех пор такой нос. А сама тощая, кожа да кости и коса у неё длинная, до земли. Она в волосы проволоку вплетает. Мы, короче, с братом двоюродным, хотели её возле леса зажать и косу ту, топором. Там меди на три килограмма. Целиком бы и сдали.

Как и другие сёла Кулагино расположено на возвышенности. Дороги от села идут вниз, через пахотные поля и выгоны, к одной общей. Она называется окружной. За окружной начинаются заросли борщевика, плавно переходящие в березняк, а за ним уже и сам лес. Сосны, ели, изредка дуб попадается. Борщевик благодаря глобальному потеплению растёт круглый год и является естественной преградой на пути леса вымахивая, аж до десяти метров в высоту. Раньше, это растение считалось сорняком и вредителем, но после заражения территории токсичной ванилью, он был торжественно реабилитирован, и сейчас это настоящий герой труда. Благодаря своей живучести и неприхотливости Борщевик успешно удерживает лес и подавляет любую растительность вокруг себя. Коровы и свиньи его едят, ну а куда деваться? Едят. Молоко правда горькое, зато успешно снимает интоксикацию, благодаря целебным свойствам растения. Можно и не молоком. Надышался в лесу испарений — сразу же ешь борщевик. Первейшее народное средство. А к ожогам, давно привыкли. У стариков - то, ещё бывает, а молодёжи уже - хоть бы хны. Адаптировались. Давно бы всё этим борщевиком засеяли, да городу овощей хочется. Городу вообще много чего хочется и желательно даром, а только у сельского жителя свой уклад. Вон, вдалеке, ферма, рядом с мелкой речушкой. Там коровник. Воду из речки пить нельзя - она болотная, но вместо очистных сооружений использовать можно. Стекает весь навоз в речку, оттого и тамошняя вода - “синекозельской”. Кто оттуда воды хлебнул - тот и синий козёл. Дед рассказывал, что раньше, в этой речке успешно ловили налима. Ну. ему виднее. Сейчас там, разве что только лепёшку коровью и выловишь.

Где-то вдали слышалось хрипение трактора. Рубилы на поле работают. Нынче кто на ферме, кто на пилораме, кто в поле, а кто и в Райцентр подался. Основная техника сейчас там. Старый завод на металлолом разбирают. К концу недели вернуться с добычей и тут уже всё село вплотную займётся сельхоз работами. А как всё засеют, так сразу начнётся самая весёлая пора. Свадьбы начнут гулять. Неспроста же чертей на зарубу, именно весной отправляют. Весна - пора любви, пора расцвета. Вся живность оживает и стремится найти себе пару. Люди, в этом плане, такие же звери и дабы молодёжь не буйствовала дома, Рубилы посылают их проявить молодецкую удаль на нейтральной территории. Потому и название потехи такое — Заруба. В Зарубино они сходятся. Все четыре села. Кулагино, Макариха, Успенское и Хомутово. Там, тебе, всё пожалуйста. Хочешь - стенка на стенку, а хочешь - один на один. Можно и холодное оружие применять, можно на кулаках, или если совсем лопух, то просто играешь в “Мишку”. Это борьба такая. Самбо называется. От отца к сыну это умение передаётся, ну или просто черти и запахи ходят к тому, кто хорошо умеет бороться.

“Коль силён, но слаб умишком — то играй с врагами в Мишку”, — народная мудрость.

Зарубино в лесном массиве в самом центре промеж четырёх сёл расположено. Если по местным картам смотреть, получается этакий ромб. В верхнем углу - Кулагино, в нижнем - Хомутово, а по другим краям Успенское и Макариха. Зарубино в середине, а все сёла, между собой, просеками соединяются. Нормальных дорог-то нет. Кто будет пеньки корчевать? Желающих нету. Самая тяжёлая и противная работа. Проще трактор пустить на гусеницах или вездеход. Но на основных просеках, пеньки всё же корчуют. Техники не хватает. Не зря же карлики на психов, пойманных перешли. Это в первые годы, автомобилей и горючего было навалом, а нынче — всё! Дефицит! Запчасти дефицит. Горючка — страшный дефицит, зато дров навалом. На дровах теперь все ездят. Газогенераторы собирают и ездят. Но на дровах далеко не уедешь и потому стерегут Рубилы, каждый трактор, пуще собственных дочерей.

Так, неспешно, подъехали к окружной дороге. Тут они снова повстречали чертей. Михайловы возвращались с телегами борщевика. Сразу трое, Пашка, Костя и Алик. Эти не Черепановы, эти были нормальные. Ехали на мотоциклах дымили и заметив телегу карлика остановились поздороваться.

— На просеку что-ли, Ванька? — весело спросил старший из Чертей Пашка Михайлов сняв с головы мотоциклетный шлем украшенный для красоты птичьими перьями. Рожа в копоти, куртка и штаны в копоти, ну вылитый чёрт и есть.

— Да. На высоковольтку. Размяться решил. Вернее, послали, — сознался тот и покосился на тележки с борщевиком. — А вы?

— Тебе — завтра, — угадал его мысли Михайлов, — Три телеги борщевика рубленного. Самый вкусный Сосновский. Долго-долго. Для вашего удовольствия. А может, через неделю.

— В смысле?

— Отдай белого крыса, нам на вязку, тогда сократим сроки доставки. Может даже сегодня привезём, по-соседски, как тебе, а? — предложил Михайлов.

— Это за три вшивых телеги? Паша, имей совесть и сострадание, такой крыс у меня только один, а вы за фу-фу его попросить хотите?

— Ничего себе фу-фу. Час работы, дрова, амортизация мотоциклов и это за то чтобы он съездил разок потрахаться?  — засмеялся Пашка.

— Точно. Надо Запаху морду набить. Как посидит с Толстопятовым в одной телеге, сразу умным становится, — поддержали его младшие братья.

— Шесть телег, — тихо подсказал Серёга.

— Эй, не жульничай! Не слушай карлика, мы так-то соседи! — попытался надавить Пашка.

— Причём тут соседи, бери бесплатно другую крысу. У меня и получше нутрии есть, — ответил Ванька которому очень понравилась идея о шести телегах, и он уже мысленно прикидывал куда всё будет сваливать.

— Я бы, может и взял бы, да мамка в белую вцепилась. Всё мечтает беляшей завести и нашей Ленке, как подрастёт, в приданое шубу из нутрии, — пожаловался Михайлов.

— На хрена ей шуба? Мы зиму сто лет не видели, — искренне удивился Ванька.

Пашка оглянулся на братьев, закатил глаза и ответил коротко.

— Бабы.

Этим всё было сказано. Если женщина чего захотела, дугой выгнись, а сделай, или в крайнем случае укради. Краткое и ёмкое слово. Других мужикам не надобно. Всё равно будешь виноват. Сговорились о четырёх телегах. Ударили по рукам. Сегодня борщевик, а завтра, белую нутрию на торжественную случку. Всё одно Ванька этого самца берёг и держал отдельно от остальных. Редко, когда белая нутрия-то рождается, и потому так и выйдет, что очередная хотелка Михайловской матери обернётся просто обычным приплодом. Хотели — получите, а дальше с мужиков спросу нет. Мужиков тоже понимать надо.

Дальше ехали по окружной мимо зарослей Борщевика. Проехали кладбищенскую просеку. Затем пришлось съехать на обочину и пропустить грузовик, с прицепом.

— На сыроварню поехал, — провожая взглядом грузовик проворчал Серёга. — До мая, молоко только на сыр и на продажу в город.

— А почему ты сбрую надел заранее? — поинтересовался любопытный Ванька.

— Это новая. Старую деду отдал. Я сегодня на тропу и до послезавтра меня не будет, — карлик небрежно махнул плечом.

— А куда?

— В одиночку, до Хомутова, но через Яндовы. Там дядя, на хвост каравана встанет.

— Вам же нельзя в одиночку.

— Дядя прихворнул. Хвост держать сможет и ладно. Да и разузнать надо, что там за слухи о дальняке. Может, сам и расскажет, — сказав это Серёга нахмурился.

— С мародёрами столкнулись? Или с дикарями? — Ванька насторожился.

— Да если бы…Сам толком ничего не знаю, а дед только рычит. С утра у него настроение…Не нормальное. По-другому не объясню. Может на староверов наткнулись, может на сектантов…На болотах, много чего дурного бывает. Лешие – например.

— Лешие, это враки. Не бывает таких мутантов, — немедленно заявил Ванька, — Я биологию в школе проходил. Куча видеозаписей и лекций осталось, ещё с прошлых времён. Был там один тощий и лохматый очкарик, который заявлял, что все мы произошли от обезьян, а для появления гигантов высотой с столетнюю сосну, нужны миллионы лет эволюции и кислород. Много кислорода. А одни только наши болота, травят своими испарениями половину России. Я больше в глюки поверю. В интоксикационный психоз.

— Какой-какой психоз?

— Интс-кц-сионный. Ну, я не выговорю во второй раз! Чё я учёный, что-ли? От ванили вырос очередной ядовитый лопух, им жопу вытерли и померещился Леший. Вот такое объяснение, Кулагинское. Устроит?

Серёга было засмеялся, но вдруг затих и с тревогой прислушался.

— Собаки лают. Ты слышишь?

Дедушка часто говорил Ваньке, что если лес не расчищать, особенно там, под линиями электропередач, то никакого порядка не будет. Вся власть народа проистекает от электричества и никуда от того не денешься. Хоть ты Рубила, хоть ты Чертила, да будь ты хоть Запахом, а всё одно: пока линии ЛЭП гудят, есть и надежда на перемены к лучшему.

Ванька слушал и не понимал. Какая же это власть? За электричество ведь, платить приходится. Ладно бы оно действительно принадлежало народу, а значит всем, но оно же из города идёт. Из самого Нижнего Новгорода. А платят и платили они завсегда Ольгинцам.

Ох уж этот город, побывать бы там хоть разок, но кто тебя туда пустит? Солидные Рубилы копят целый год на поездку в город, а потом привозят оттуда родным и близким подарки. А ты, иди-ка, накопи на билет. Ты — никто пока ты обычный Запах. Что старшие приказали - то и делаешь. Никакой справедливости. А чтобы стать Рубилой…Да что там, все Кулагинские мальчишки мечтают стать полноправными Рубилами, побывать в настоящем торговом центре, посмотреть на Кремль и попробовать взаправдашний гамбургер. Ммм гамбургер. Слово-то какое вкусное. Столько про него слышал и только хорошее.

Вот сегодня дедушка пристал как банный лист — иди да иди. Почисти просеку, а то никакого тебе ужина, будешь берёзовым хлеб до самой осени жрать.

Берёзовый хлеб, он конечно вкусный, но каждый день, нет уж, спасибо. И хотя Ванька умом понимал, что дедушка посылает его не просто так, а больше потренироваться, руки набить, но всё одно протестовал и ерепенился. С мелкотой идти? С десятилетками? С ними же скучно. Вот с братиком бы, на просеку, но увы. Старший брат Ваньки вместе с Чертями-одногодками на Зарубу подался. Счастья пытать пошёл. Или, как там принято говорить? Счастья, успехов, здоровья и большой вам удачи в семейной, и личной жизни?

Ванька кружился в сарае выбирая себе подходящий топор и тоскливо вздыхал. Ему-то самому, такая Заруба не светит. Он - младший. Младшие перенимают науку от старых мастеров и лишены права стать Рубилами. Он будет собирать патроны, как и его дед. Патронником станет. Получит обидное прозвище — Патронташ, а жену уж, только если совсем какая семья пропащая и посватается. Кривую, косую и с бородавками…Такую, какую убить жалко, а за патронника в самый раз. А дедушка за такое ещё и спасибо скажет.

Впрочем, чего уж тут поделать, чай не в городе живём. Не положено нос воротить от даденого. Это в городе говорят есть специальные дома, там этих жён, сколько хочешь, выбирай любого цвета, но какая же городская поедет в деревню жить? Там поди и приданое другое и потребности. А в Кулагино, одно и счастье, что Успенскую или Макарихинскую девчонку уговорить за себя выйти. На худой конец, Хомутово есть, но это если уж совсем не иметь к себе никакого уважения.

Ванька выбрал топор с удлинённым топорищем. Старый, ещё отец, царствие ему небесное, таким баловался. Топорище треснуло и со слов старшего брата, их Мама лично замотала топорище синей изолентой. Изолента давно уж не синяя, но держит крепко. Так же, как и любовь родителей. Вместе они ушли в тот день. Вместе и похоронены, после того как разобрались Рубилы с мародёрами из райцентра. Ванька тогда, совсем мелкотой был, только-только от титьки отняли, а старший вот, говорит, что помнит. Помнит родителей и какие они были хорошие.

Он пощупал пальцем лезвие. Подточить бы, да только торчать возле дома и слушать как дед бурчит…Лучше бы каши сварил. Всё одно, вернёшься к обеду, а каши не будет. Забудет дед. В погреб свой залезет и будет весь день над самогонкой дышать. А вечером ещё и оправдываться возле печки будет — “Вадька твой, всю мою самогонку на Зарубу забрал! Говорил ему и четвертной будет достаточно, а он - мало! Мало! Всё выгреб подчистую, живём как голота Хомутовская. А мне, десять капель! Ты чё меня осуждаешь, щенок? Без моих патронов, вота где все Рубилы Кулагинские будут!”

И ну, весь вечер, фиги печке показывать.

Лучше бы телевизор смотрел как соседка, например, баба Дуся. Весь день пашет, трудится, а вечером к телевизору. То и дело деда к себе зовёт. “Чё-ты всё старый, один да один, ну-ко ко мне жить, всё веселей вместе, а Ваньке пусть дом отойдёт. Всё одно, твой наследник, а ты уже давно, пенсия”.

Дед в ответ только ругался и обещал показать, кой-чего бабе Дусе, но только через забор и в присутствии свидетелей. Ванька умом понимал, что не со зла это он, а больше для порядка, а и никуда не уйдёт дед от Ваньки, ибо переживает за него и потерять боится. Двоих уже потерял, пусть другие теперь теряют у кого семеро по лавкам, а он извините, должен обоих на ноги поставить. Да, чё уж тут ставить дедушка? Вадьке двадцать один год, а Ваньке восемнадцать, неделю назад исполнилось. Оба здоровые, крепкие и самое главное - живые.

Ванька вышел во двор. Дед уже тут как тут. На завалинку выбрался, трубку табаком набил и бубнит.

— Погода то какая стоит, хмарь болотную ветром прибило, по просеке, самая красота...Ищщо бы борщевика нарубить крысам, да пока Вадьку дождесся... Залил поди, все бельма, на радостях.

Ванька недовольно нахмурился, хотел было идти, одежду сменить, но дед остановил его у крыльца. Помахал клюкой.

— Эй, вонища? Ты крыс покормил?

— Покормил деда.

— Угу. Значит…

Дед глянул в сторону хлева и почмокав беззубым ртом, сказал уже чуть добрее.

— Куртку возьми справную, а не фуфайку. Ежели, мимо лабаза пойдешь, поспрошай там насчет лекарств.

— Чего поспрошать то, деда?

— Да ты дурак что - ли? А ну как, Вадьку на носилках привезут? Макарихинские - все дурные! Вот помяни моё слово, или ухо отсекут или харю топором почешут. У них, завсегда так. Карлику скажешь: дед просил на случай Зарубы.

Ваньке оставалось только согласно кивнуть. Ещё и обзывается с утра. Вонища. Это же одновременно и Запах, и Ваня получается? Умеет же дед красиво языком брякнуть. Сказывается старая школа. Не то что сейчас. Новая-то школа, на сельском пятаке стоит. Из церкви сделали, а в старой, говорят, даже свой тир был, а ещё зал для физкультуры. Дед самолично хвастался, что стенки там были не простые, а шведские. И что толку? Нет больше старой школы, от кислотных дождей развалилась. Только фундамент от неё и остался. Нынче, там ротанов разводят. Зато новая, ничем не хуже. Зал для учёбы большой, учителей хорошо слышно, а на уроки учеников созывают колокольным звоном. Иные Рубилы, из стариков, жалуются на отсутствие батюшки, но уже больше всё по привычке. Потому как все знают: непрактично это когда в большом доме всего один человек. Тут: либо зернохранилище как Успенские сделали, либо школа как выбрали Кулагинские и выжиги из Макарихи. Третьего не дано. А вера, что вера? Времена нынче тяжёлые — слугам божьим придётся потерпеть. Да и не поедут сюда никакие священники. Даже за бешеные деньги. Кому охота хмарью болотной дышать?

Ванька прошёл в сени. Слева у самого выхода, на крючках висела и проветривалась верхняя одежда. Погода сегодня, действительно хорошая. На небе ни облачка. Но это здесь, в деревне. Если пройти три дома и посмотреть с пригорка в сторону леса, что увидишь? Правильно - кромку леса, а над лесом вечный туман. В паскудном месте родиться выпало. В самом пропащем и гиблом. На Ванильных болотах. Болота эти, со всех сторон от Кулагино. Раньше, старики рассказывали они обычные были, торфяные, а после последней войны изменились. Учительница, Тамара Петровна говорит, что это называется промышленное, токсичное загрязнение, а вот Ванькин дед с нею категорически не согласен. Так и говорил:

“Говнище это иностранное, Ванька, я точно тебе говорю! Когда война была и во все стороны ракеты летели, кто-то жахнул в Швеции по хранилищу химического оружия. А теперь прикинь - где мы, а где Швеция? Облако помотало по Европе, а потом оно, у нас, на Нижегородчине с дождём и выпало. А училка твоя - дура набитая. Я её мать, со всех сторон знал, она тоже дура была”.

Ну, деду конечно виднее. Он эту войну застал и сам лично от неё прятался. Сколько лет прошло, а ничего про неё толком и неизвестно. Кто первый начал? С кем воевали? Кто победил? А кто проиграл? Связи с Москвой, до сих пор никакой нет, хотя, казалось бы, прошло целых полвека. Пешком можно за такое время дойти и проверить. Рубилы рассказывали, что Нижегородские снаряжали в Москву дирижабли, но ни один из них не вернулся, а дирижабли эти, штука дорогая и просто так материалами никто разбрасываться не будет. Это - не люди. С людьми, нынче, проще. Лишние рты появились и их сразу на мороз. Вернее сказать, так, только городские делают. Изгоняют лишних и преступников. Бедолаги идут, идут и попадают на ванильные болота. И там уже как повезёт.

Куртку получше? Шутник ты деда? Кулагинские, не богаты на ширпотреб. У Кулагинских одежда должна быть прочной. На просеке, под высоковольткой, может и не опасно, но нужно брать чего покрепче. Вот эту куртяху с нашитыми кусками автомобильных покрышек и железными клёпками к примеру? Или плащ взять? Нет, погода обещает до плюс пятнадцати, значит куртку. Ванька сменил сапоги, поставил на лавку берестяной рюкзак, закинул туда мешочек с семечками и сухофруктами для ребятишек, и отцовский топор. Потом снял со стены ружьё-рогатку, внутренне сожалея, что огнестрел разрешён только Рубилам и воровато оглянувшись полез в тайник в дальнем углу сеней. Там у него лежали самодельные бомбы-хлопушки. Нет, а чём ещё развлекаться на просеке? Запахам гранаты не положены. А хлопушки можно. Они с братом всегда так баловались, а сегодня просто общество будет другое. Парень сожалел только, что дома не было готовой еды. Первый-то день, после отъезда Вадика, они не готовили, поленились, а вчера, Миловановы за патронами приходили. Деду, значит, целенькую подарили, а Ваньке пирогов. Кто-ж без гостинцев по гостям ходит? Вот и наелся Ванька пирогов до отвала, а дед, всю целенькую и приговорил. Она же литровая была, как не выпить? Тоска говорит, на него напала. Он, мол, тут, а Вадьку, поди, черти Макарихинские дерут. Переживает дед.

Он собрался, снова вышел во двор и поклонившись деду вышел на улицу. Впрочем, шёл он недолго поскольку его окликнула тётя Зина Каликина. Соседка, жившая через два дома. Ванька остановился и поздоровался.

— Вань? Ты на просеку? — поинтересовалась соседка, вытирая руки о кожаный сальный передник. Видать, только что закончила кормить скотину. Вон и ведро с варевом.

— Да, тёть Зин.

— Моим оглоедам пожрать захвати, — попросила она.

— Хорошо, тёть Зин.

Пришлось ждать пока соседка помоет руки в бочке с водой и сбегает домой за тормозком. Детей у соседки было пятеро. Двое уже стали рубилами, один, Ванькин товарищ, сейчас на пилораме, а младших дочерей Катьку и Ленку, она, судя по всему, тоже с утра на просеку погнала. Соседка вернулась быстро и помимо жестяного тормозка с обедом, сунула ему в руки пластиковый медицинский шприц с салом, и краюху ржаного хлеба.

— Да зачем?! Спасибо, не надо.

Даже если очень хочешь есть, по старинной русской традиции, от угощения сначала принято отказываться. Хозяин должен настоять на своём, а одариваемый, нехотя согласиться.

– Бери, говорю. Я вчерась, весь вечер с салом возилась. Мой-то, на дальний кордон собрался, так я, наготовила на целый месяц вперёд. Али ты меня не уважаешь?

После этих слов, шприц Ванька, конечно взял. Тем более, что штука эта, в смысле еды, замечательная. Крутят хозяйки сало, мешают с солью, перцем и зелени добавляют, а затем все это в шприц. И носить удобно, и хранится хорошо. Первая на селе походная закуска, опосля сухарей.

Ванька попрощался с соседкой и пошел дальше. До просеки, час пути, но не идти же пешком всю дорогу? Нужно было дойти до лабаза где заправлял карлик Савва Толстопятов, ну а там уже на телеге подбросят добрые люди. Толстопятовы семья интересная. У них только карлики и рождаются. Сказалось влияние токсичной ванили, еще тогда, в прошлом. Толстопятовы жили на краю Макарихи, и отказались переезжать, когда все строили укрытия и огораживали село деревянными укреплениями. Вот теперь, от них только одна мелкота и родится, но карликам на это наплевать. Приспособились. Жен себе берут только из психопаток, своим укладом живут. А занимаются в основном торговлей. Лабаз карлика, это не только сельский магазин, это еще склад и конюшня. Только в стойлах там стоят не кони, а люди.

Такова жизнь. Если погулял по ванильным болотам и подышал хмарью как следует, то всё: попрощайся с чердаком. Извилины мозга сглаживаются и это необратимый процесс. Есть правда и другой способ попроще. В лесах повсюду растут мутировавшие грибы - поганки. Шляпка у них большая и похожа на чашу, а внутри скапливается синяя вода. Для неосторожного путника выглядит очень заманчиво. Эта жидкость называют лавандовым рафом. Её дают пить преступникам и пришлым за которых никто из селян не поручился. Выпил лавандового рафа и тю-тю. Уезжаешь навсегда в страну мультиков.

Раньше, таких психов, просто убивали, а трупы бросали в компостные ямы. Но карлики нашли психам, другое полезное применение. Ведь ставший психом уже не боится ванили. Дышит хмарью себе спокойненько и только хихикает. Карлики собирают из калек торговые караваны, нагружают их полезными грузами и ведут через болото в соседние деревни и поселки самыми короткими тропами.

Они ходят в заброшенные и погибшие сёла, добираются до самых опасных мест. Даже до райцентра. Помогают доставлять добычу Рубилам. Медь для Макарихи, инструменты для Успенского и Кулагино, расходники всякие, для Хомутова. Они так же проводят разведку и если находят хорошее место вроде старой свалки, туда сразу направляются ближайшие Рубилы, а карлики получают со всего найденного откат

Но все равно, у Толстопятовых статус ниже чем у Рубил. Как и у деда, как и у сварщиков, даже ветеринар Чаплин, и тот ниже. Такие порядки. Вон, на пятаке электронное табло стоит с жк-экраном. Это табло поставил Женя Борецкий. Ему принадлежит пилорама и по сути он главный Рубила в Кулагино. Третий день крутят рекламу Зарубы. На все село слышно, как он орёт с экрана потрясая для убедительности мясницким топором.

— Братва! Черти голопузые! Помните о награде! Не посрамите нашу сельскую честь. У Макарихинских девок сиськи ого-го! А кто совсем себя плохо проявит, тому не дадут даже в Хомутово! Я верю в вас, черти мои любимые! Вперед! Все на Зарубу!

Напротив, возле школы, на лавочке сидели три старушки. Они лузгали прошлогодние семечки и обсуждали местные сплетни. Заметив Ваньку начали звать к себе. Пришлось подойти и поздороваться. Разумеется, он всех знал и его все знали. Село же. Тут все, всё про всех знают, но хотят знать еще больше. Захаровна, Михайловна и Петровна. Они ждали пока Борецкий закончить орать с экрана, дабы потом насладиться настоящей рекламой, из другой прошлой жизни.

Ваньке насыпали семечек, а затем потребовали, что бы тот обождал пока Захаровна сбегает домой за сушеными яблоками. Детки там на просеке, поди изголодались, а матери их, пустодырые, никогда с собой еды не дают.

Ванька слушал их болтовню и только хмыкал - прям изголодались, прям с голоду воют. Детки с пяти лет умеют бить камнем жаб и лягушек, а если проползёт мимо змея, то и она будет безжалостно съедена. Чё им ваши яблоки? На просеке щавель показался. Там, возле дорог, любую траву можно спокойно есть. Да и возле хмари они преспокойно бегают. Сопли только розовые потом, но мы все уже давно жрём Борщевик, помогающий справляться с ванилью. За это нас городские и не уважают. Токсичные мы для них слишком.

Старушки болтали без умолку. “…Уже девять утра, а Карлик лабаз не открывает, соли надо. Скоро пчел выпускать, а боязно. Говорят, Успенские Рубилы участок новый расчистили, под ульи. А ну как хмарью надует? Опять этот мёд никто жрать не будет, придется в город сдавать. Пчелы же - дуры. Ванили нажрутся и снова новые рои будут фиолетовые. Одна прошлый год укусила - думала сдохну и борщевик не помог. А ты Ванька, не думай, проси за себя Хомутовскую девку, не слушай, че про них говорят.  Они самые порядочные, а не как эти бляди Макарихинские. Борецкий хитрожоп - хочет свою дочь за Сашку Ульянова выдать. Чертилу из Макарихи. Вот он и мазу трёт, орёт с экрана, а с Макарихой у них давно сговор, наши поддаться должны и Сашка первый, сватов зашлёт. Вадьке твоему с Успенского девку пообещали… Хорошая. Слышали мы про мать её, Павленковы они. Работяща…”

Бабушек можно было понять. Макариху они не любили по старой памяти. Еще со времен последних кислотных дождей, когда Макариха с голодухи пошла войной на Кулагино. Первая Заруба тогда была. Не такая как сейчас, а настоящая. Все они там мужей потеряли. А по результатам кровавой бойни было решено поделиться едой. Слишком увлеклись и едва не перебили друг друга. С тех пор драки только на Зарубе. Страшное было время

На экране появилась другая реклама. Бородатый мужчина в зеленой залатанной форме с грустным лицом начал рассказывать про наступающий летний сезон и опасность пожаров. Бабушки загомонили:

— Опять Федотова крутят, да скока можно?

— Надо Пашке Процику, харю набить. Он за кусок сала, Успенским продался.

— Где же Баунти? Райское наслаждение? Хоть бы кока-колу показали и пляж с пальмами.

— Чё он с пожарами то все лезет? У нас круглый год болота тлеют, торфа как говна за баней, извините за мой французский.

— Да он лавандового рафа налакался! Придурок! Я сама проверяла: не горит дерево, пропитанное ванилью. Мы берём только чистое. Березка, крушина, липа, ивушка, тополь, а это чё? Желудей ему за щеку - только людей почём зря изводит!

Ванька забрал связку сушеных яблок и наскоро попрощался со старушками. Он первый заметил, что карлик уже открыл свой лабаз и намеревался посетить его без очереди. А то встанешь позади бабушек и ни на какую просеку не попадешь. Пока уж они там лясы поточат, пока все обсудят, а он торопится.

Старушки еще долго будут обсуждать ненавистного Федотова, считающего себя единственным настоящим лесником из села Успенского. Тут, так-то все лесники. Все возле леса живут и лесом кормятся. Не как в старые времена, когда грибов с ягодами было навалом, а зверье и птицу били строго по охотничьей лицензии, но тоже в плане еды можно жить вполне сносно. Лес горит, с пожарами борются, но это тоже тяжелый труд, а у Рубил, итак работы достаточно. В первую очередь нужно прокормить себя, а уже, потом только, всё остальное. Кто-то разводит свиней, кто-то пасёт коров, кто-то занимается птицей и огородами, но все, абсолютно все занимаются лесом. А куда деваться-то? Вокруг торф. Ваниль скапливается в низинах и ямах, смешивается с торфом и начинает тлеть. Отсюда и постоянная хмарь над болотами, но от этого есть и польза или как говорят – “Нет худа без добра”. Когда торф прогорает образуется первоклассное удобрение. Хочешь на поле его, а хочешь в огород – везде польза будет. С деревьями тоже самое. Растут, как недуром. Просеки: два раза в год расчищают и всё одно не справляются, а те деревья, которые пропитались ванилью действительно не горят. Их перерабатывают практически полностью: в щепу, в стружку, в опилки и отправляют в город. Там городские уже сами решают на что их пускать. Спирт говорят, вроде получается нормальный. Но опять же, а с какого количества материала? Дирижабль, больше 20 тонн, за раз не берёт, а знающие люди утверждают, что опилок для получения спирта, этих тонн нужны целые тысячи. Брешут, скорее всего, насчёт спирта. Из той же картошки, самогон намного приличнее, а благодаря глобальному потеплению в Нижегородской области забыли, что такое зима. Давно этой зимы не было. В марте уже картошку сажают, как и все остальные сельскохозяйственные культуры, а в июле ещё один раз. Один урожай городу, а один себе. Так и живём. Ну ещё и Ольгинцам отдельно. За электричество.

Лабаз Толстопятовых украшала красивая синяя вывеска “Кибер почта”. Главная Кулагинская достопримечательность. Все любили это название. Караваны таскали с собой письма и посылки между сёлами, вот тебе и услуги почты, а письмоносцы, все как один сумасшедшие. Если надо - гудят как роботы, звуки разные экзотические издают. Вот и выходит, что вывеска соответствует содержанию. Ходили легенды, что ещё когда существовало государство, на почте работали только одни калеки, передвигавшиеся на протезах, а потом их заменили на просроченных китайских роботов. Однако, прогресс не стоит на месте, и живой сумасшедший конь пришёл на смену китайской железной хреновине. Так, сам Савва обычно шутит, когда его спрашивают. Да и внутри, всё как на любой почте, кого хочешь из стариков спроси, все подтвердят. Книги старые, журналы, бумага, карандаши, хлеб из пекарни с соседней улицы, колбаса, рыба вяленая, макароны, древние просроченные шоколадки и сладости. Некоторые, рисковые, их ели и даже выжили. Всё есть у карлика, а если нету – заказывай! Он достанет.

Савва гремел стеклом в закутке, возле холодильников. Что-то перебирал и пересчитывал. Рядом стоял его внук. Серёга Толстопятов. Уже в сбруе и судя по всему куда-то готовый отчалить по дедушкину приказанию. Ванька поздоровался с обоими и попросил лекарства. Карлики переглянулись, а затем Савва снова сунул нос в холодильник:

— Вечером приходи.

— Так, мне дед…

— Знаю. Нервничает он лишнего. Антибиотики холод любят, а у вас в погребе воды по колено. Он же сам, давеча, жаловался. Али, ты вычерпал воду? — проворчал Савва.

— Нет. А ведь и правда! Натекло на прошлой неделе, а я хотел…а дед сказал, что не надо. Будем Вадьку ждать, а когда тот вернётся, вместе и вычерпаем, — расстроился Ванька.

— Надо думать…Задурил он всем головы этой Зарубой, — отозвался Савва и закрыв холодильник с усмешкой добавил:

— Ведёт себя как старая клуша. Мечется только без толку и клокочет. Тебя, поди, на просеку выгнал?

— От вас ничего не утаишь Савва Игнатьевич. Верно подмечено…как старая клуша, — вздохнув подтвердил Ванька.

— Ну? — карлик вопросительно покосился на своего внука и тот согласно кивнул.

— Я подвезу его, дедушко.

— Вот и хорошо, — Савва протянул Ваньке руку для рукопожатия. — А за лекарства, малец, ты не волнуйся. Будут ждать тебя в целости и сохранности, а если проваландаешься допоздна, то заходи прямо во двор, я тебе их вынесу. Усёк?

— Усёк, — Ванька с уважением пожал его маленькую, но крепкую ещё руку. Тут ещё поди пойми - кто малец? Савве Толстопятову, уже за восемьдесят, а крепкий как дубовый пенёк. Смотришь на него вроде сверху вниз, а на деле, это он на тебя сверху вниз смотрит. И хоть по статусу он не Рубила, но с ним считаются, потому как семья большая и если их тронуть то они мигом всем снабжение перекроют.

Серёга Толстопятов махнул рукой Ваньке. Пошли, мол. Они вышли через запасной выход на задний двор где же стояла небольшая телега, в которую были запряжены парочка психов. Один из этой парочки похоже был из новой партии. Стоял пританцовывая и постоянно напевая:

— Барбара Стрейзанд…У-у-У-уууу. Барбара…

Маленький такой, весь чёрный, бородатый мужичок. И лохмотья на нём были странные, похожи на остатки военной формы. Второй псих был лысым и долговязым типом с лицом идиотика. Ни на что не реагировал, просто стоял и смотрел, уставившись в одну точку.

— Этого, я не видел. Что за юродивый? — Ванька кивнул на поющего психа.

— А, этот? Прибился со стороны Горелова. Кричал всё про какую-то Иришку, а сейчас ничего, успокоился. Только песни поёт. Лавандовый раф, главное, ему не давать, — ответил Серёга.

— А что будет?

— Да…— карлик недовольно поморщился, — Литрами хлещет. Никогда такого не видел. Он, после рафа, буйным становится, а его буйство всем остальным передаётся. Вся конюшня ходуном ходит, а кони, про Барбару эту, хором поют. Дедушко - велел его тут держать, подальше от остальных. Так надёжнее будет.

— Прикольно, — засмеялся Ванька и хотел было подойти ближе, но Серёга одёрнул его и велел садиться в телегу.

— Поехали, у меня ещё дел полно, — ворчал он и судя по интонации старался подражать своему дедушке.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------

От автора: частей будет несколько.