Серия «Фантастика и фэнтези (рассказы)»

Предостережение

Григорий Иванович был весьма расстроен. Хоть и не очень удивлен, так как уже с утра можно было понять, что день вряд ли станет удачным. Началось всё с чашечки ароматного чая. Собираясь завтракать, он вспомнил, что тёща привезла упаковку с травами из Абхазии. Аромат был действительно весьма манящим, но половина чашки, по нелепой случайности, оказалась у него на брюках.

«Глупо было ожидать чего-то другого от тёщиных подарков» - грустно подумал он, переодеваясь, и начиная безнадежно опаздывать на работу.

На остановке он заметил уходящую маршрутку с нужным номером. На удивление, зрелищным спринтом, криками и активной жестикуляцией, автобус удалось остановить. Но порадоваться удаче Григорию Ивановичу было не суждено, так как уже через остановку маршрутка безжалостно и бесповоротно сломалась. «Да знал бы заранее, ни за что не стал бы за ней бежать!»

На работе, естественно, попало от начальства. И в двойном объёме, так как всплыл косяк смены трёхдневной давности. Штраф грозил всей бригаде, и, как назло, именно та смена вообще была не его, Григория Ивановича. Он согласился выйти подменить коллегу, о чём теперь горько сожалел.

Но настоящий сюрприз поджидал его дома.

Жена ушла, оставив записку. В ней подробно были перечислены его недостатки как личности и недочёты как мужа за последние пятнадцать лет. После чтения четвёртого листа Григорий Иванович восхитился было исключительной памяти и писательскому таланту супруги, но подкачала концовка. В ней коварная супруга просила не искать её, а заодно и купленный год назад семейный автомобиль. «P.S. Всё равно у тебя ничего не получится, так как мы записали машину на маму». Брошенный муж взвыл от отчаяния и схватился за голову: действительно, тогда тёща вышла на пенсию и получила право на налоговую льготу, в связи с чем и было принято решение оформить машину на неё.

«Господи, да если б я только знал!»

Порвав записку на мелкие кусочки, Григорий Иванович выпил успокоительные триста грамм, философски порадовался отсутствию совместных детей, понял, что та холодность, которая была у них в последнее время и не могла кончится чем-то другим, перешёл от состояния «не в себе» в состояние «весьма расстроен», и отправился спать.

Утро нового дня встретило его помятым суровым отражением в зеркале. Григорий Иванович вообще был настолько серьезен, что уже в двадцать лет имел вертикальную складку меж бровей, в тридцать намечающуюся лысину, а в сорок к нему накрепко прилипло отчество.

В общем, как ни крути, а успокоить себя тем, что он ещё ого-го и всё у него впереди, с такой рожей не получалось. Грустно вздохнув, Григорий Иванович потянулся к бритве в надежде что та хоть как-то улучшит положение.

«Порежешься» - вдруг громко и отчётливо сказал кто-то у него в голове. От неожиданности Григорий Иванович подпрыгнул, порадовавшись, что ещё не успел начать бриться. Голос определённо был не его – свой за столько лет он узнавал безошибочно, даже с похмелья. На всякий случай было решено провести поисковые работы на предмет обнаружения источника странного голоса. Но осмотр молчащего телевизора, телефона, пустых комнат и даже пространства за унитазом ничего не выявил.

«Показалось» - твёрдо решил Григорий Иванович. Но бритьё все же отложил, и отправился на работу как был.

Общение с коллегами началось с Пашки.

- Здарова, Григорий Иванович! – радостно воскликнул Пашка, - с пятницей тебя! Брат, выручи, пожалуйста, одолжи тыщу до получки! Вот прям в день расчёта всё отдам, и эту, и ту, которая была на прошлой неделе! Ей-богу, всё помню и всё верну!

«Не вернёт» - так же громко и отчётливо сказал чужой голос в голове. На этот раз, кажется, даже с лёгкой ехидцей.

Уже потянувшийся к портмоне Григорий Иванович вдруг ответил:

- Павел, ты прости, но у меня правило: пока прошлый долг не закрыт, больше не даю.

- Принципиальный какой, - обиделся Пашка, но, увидев входящего в цех Витьку, самого нового члена бригады, быстро переключился на него.

Весь оставшийся день Григорий Иванович внимательно прислушивался к себе, но больше никаких странностей не заметил. К вечеру он уже совсем расслабился и привычно отправился к киоску с лотерейными билетами – еженедельная традиция. Но купить билетик ему помешал всё тот же голос, безапелляционно заявивший: «Не выиграет». В этот раз Григорий Иванович решил ослушаться и проверить: а вдруг голос врёт? Купил билет мгновенной лотереи.

За всю свою жизнь он никогда ещё так не радовался проигрышу.

«Но это слишком простое испытание, - чуть погодя подумалось ему, - понятно, что большинство билетов не выигрывают. Надо бы попробовать что-нибудь ещё…»

В выходные Григорий Иванович с нетерпением ждал новых предсказаний от голоса, но их не было. Возможно потому, что в сидении у телевизора мало риска? Как ни странно, спасла ситуацию жена, хоть по всей видимости и бывшая. Увидев входящий «Любимая» на экране телефона, Григорий Иванович меланхолично подумал, что надо как-то переименовать контакт.

- Гриша, алло? Ты меня слышишь?

- Слышу, - утвердительно ответил брошенный супруг.

- Гриш, ты не злись что я вот так вот, письмом… Сам знаешь, я страшно не люблю ругаться! Ты же на меня не сердишься? – Григорий Иванович прислушался к себе. Как ни странно, он действительно уже больше не сердился. Хотя может быть дело было в двух литрах пива, или в том, что он лежал в тапках на диване, за что в прежние времена получил бы знатный нагоняй.

- Не сержусь, - великодушно ответил он.

- Тогда давай сегодня встретимся, обсудим всё как цивилизованные люди. Мне кажется, это нам сейчас нужно, - сказала жена. «НЕ НУЖНО» - вдруг оглушительно крикнул голос. – Я могу через полчасика зайти. Договорились?

- Договорились, - ответил Григорий Иванович назло голосу.

Супруга появилась подозрительно быстро, уже через пятнадцать минут. Пустые бутылки из-под пива оглядела не с раздражением, как обычно, а с плохо скрываемым удовлетворением. После обмена любезностями о-природе-о-погоде, быстро перешла к делу – впрочем, как и всегда.

- Гриша, я тут подумала… Зачем тебе одному двухкомнатная квартира? Да, я знаю, что она у тебя была ещё до свадьбы. Но сам посуди, зачем столько места холостяку? Ты помнишь, на что она была похожа, когда я сюда переехала? На форменный свинарник! А всё потому, что тебе после работы совершенно невозможно всё это успевать убирать. Мы с мамой подумали и решили предложить тебе обменяться: ты переедешь в мамину однушку, а мы с ней - сюда. С доплатой, конечно! Из доплаты вычтем только за ремонт, который мы вместе делали, по-справедливости. Тебе так лучше будет!

«НЕ БУДЕТ» - заорал с надрывом голос. И Григорий Иванович был с ним абсолютно согласен. Быстро выпроводив упирающуюся супругу, он облегченно вздохнул. И понял, что теперь его ждёт новая, совершенно удивительная жизнь – жизнь без ошибок.

Целый месяц он получал огромное удовольствие. Правда, пришлось отказаться от некоторых привычек. Например, покупки лотерейных билетов, или потребления алкоголя в выходные: «не выиграет», «через 10 лет откажет печень». Но польза была гораздо ощутимее всех этих незначительных минусов: Григорий Иванович больше не имел штрафов на работе, никуда не опаздывал, не приобретал просроченные продукты. Голос помогал и в быту: ужины не пригорали,  счёт за электричество стал меньше, потому что он теперь не забывал гасить свет.

Но всё изменилось в тот день, когда он решил разнообразить свой холостяцкий быт свиданием. Девушка нашлась через Интернет, голос молчал. Но как только Григорий Иванович увидел очаровательную незнакомку, которая полностью и приятно соответствовала своим фотографиям, голос весьма нахально и несколько цинично заключил: «не даст».

«Можно подумать, это единственная причина встречи» - тут же оскорбился Григорий Иванович. Но всё же немного расстроился.

Всё свидание его спутница щебетала: о прошлом, увлечениях, планах на жизнь. Голос постоянно вставлял ехидные комментарии, от чего просто раскалывалась голова.

- Я закончила МФТИ с красным дипломом («Купила»)

- Больше всего в выходные я люблю готовить («Невкусно»)

- Мой любимый писатель – Достоевский («Последний раз держала в руках книгу ещё в школе»).

Устав от этого двойного диалога, Григорий Иванович рано и без удовольствия закончил встречу.

Но на этом его беды только начались.

Почуяв волю, голос стал комментировать буквально всё происходящее. Было невозможно купить продукты («от этого будет изжога», «это вредно для печени», «это прибавит лишний вес», «в этом вообще нет ничего полезного»), смотреть телевизор («враньё», «убивает нейронные связи», «убийца – дворецкий»), да и просто ездить в общественном транспорте («в этой маршрутке едет больной ОРВИ», «в этой воняет потом», «в этой тебя ни за что обругает кондуктор»). Чудовищно устав от всех этих советов и предостережений, Григорий Иванович решил взять отпуск и махнуть на родину, в деревню, подальше от цивилизации. В надежде, что на лоне природы остерегаться будет нечего.

Как же он ошибался!

Оказывается, в лесу есть огромная вероятность встретить медведя, волков, быть укушенным змеёй, упасть в овраг, набрать ядовитых грибов. На рыбалке можно утонуть, поскользнуться, промокнуть в грозу и слечь с воспалением легких. Даже не выходя из дома нельзя быть в полной безопасности, потому что русская печь грозила пожаром и отравлением угарным газом.

Через три дня, оставшийся без завтрака Григорий Иванович («чаем подавишься») не выдержал, упал на колени и, глядя на висящие в углу бабушкины старые иконы, взмолился:

- Господи! Да за что же мне это наказание!

Вопреки всем атеистическим ожиданиям, вопль отчаяния не остался безответным. Что-то загремело, вспыхнуло, и в центре комнаты появился чуть помятый, недовольный, всклокоченный мужик в странной белой одежде.

«На Господа не тянет» - скептически подумал Григорий Иванович.

- Да Ангел, Ангел я! – раздражённо ответил мужик, приглаживая лохматые светлые кудри. – Ты смотри, всем он, блин, недоволен! Да ты хоть знаешь, сколько мне усилий стоило исполнить твою предыдущую молитву? Сколько я очередей отстоял в Небесную Канцелярию, а справок сколько предоставил?! И вот это – твоя благодарность??

- Какую молитву? – опешил Григорий Иванович.

- Какую-какую! – ангел с трудом сдержался от ругательства, - а кто плакал «Господи, если бы я только знал заранее» - вот! Теперь ты всё знаешь заранее! Какие ко мне претензии? Чем ты недоволен вообще? Меня, между прочим, отстранить теперь хотят, так что уж объяснись, будь так любезен!

- Да потому что в моём будущем – одни неприятности! – взорвался несчастный – туда не ходи, сюда не ходи, этого не делай! Есть нечего, заняться ничем нельзя, даже с женщиной не познакомиться!

Ангел интенсивно почесал макушку, безнадёжно и окончательно спутав всю шевелюру.

- Ну… как тебе помягче сказать… Ты вообще-то смертное существо, с очень хрупкой телесной оболочкой. И если совсем начистоту, почти всё что вы, люди, делаете, вы делаете себе во вред!

- Так я спортом хотел заняться! – возмутился Григорий Иванович. – Бегать начал! Так нет, «колени заболят». Гантелю - «на ногу уронишь», закаляться - «простыыынешь». – Последнее слово протянул с издёвкой, явно передразнивая.

- Так оно так и есть, - пожал плечами ангел, - не бывает абсолютно полезных дел или совершенно удачных решений. Всегда есть обратная сторона. Ты хотел её знать – я выполнил твою просьбу. Получите, распишитесь. Расписаться, кстати, и правда надо. Что ты не имеешь претензий и всё такое… - в руках ангела буквально из воздуха появились папка и ручка.

- Да иди ты! – совершенно рассвирепел Григорий Иванович, - не буду я ничего подписывать! Это не жизнь, а какой-то ад!

- Ну-ну, полегче! – недовольно поморщился ангел. – Не надо тут конкурентов поминать. Ну не хочешь получать уведомления – не будешь. Только молись впредь не так отчаянно, и только о том, чего и вправду хочешь. Так что, отключать тебя от рассылки?

- Отключать! – радостно закивал Григорий Иванович и поставил размашистую подпись. И что бы ни готовило ему будущее, пусть это для него останется сюрпризом.

Показать полностью

Рокировка (продолжение)

Начало: Рокировка

***

– Сонь, ну в самом деле, хватит уже!

– А не то – что? Опять бросишь меня, как тогда?

Софи никак не отреагировала на «Соню», за которую в былые времена Серёга бы знатно отхватил. Она вообще ему теперь многое прощала, но легче от этого почему-то не становилось.

Он так и не сделал предложение. После юбилея всё как-то не было подходящего момента. То Серёга никак не мог добраться до ювелирного, то Софи заболела, то завал на работе, а потом… А потом они стали часто ссориться. Причем почти без повода, на ровном месте. Серёга говорил много лишнего, Софи обижалась…

– Ну не только же у тебя есть эксклюзивное на это право! Не нравится, можешь опять сделать это сама. Или сейчас не получится – ты же предупредила! А это ведь совсем не в твоем стиле – предупреждать, прежде чем уйти!

– Никуда я не уйду. – Софи потерла подозрительно повлажневшие глаза, – Я люблю тебя. И никуда больше не уйду. Слышишь?

Её взгляд умолял об ответном признании, но отчего-то нужные слова застряли у Серёги поперёк глотки. Он злился, и не мог понять из-за чего – в конце концов, он даже уже не помнил, почему они начали ругаться.

– Я сегодня переночую у себя.

Закрыв за собой дверь, Серёга испытал странную смесь облегчения и вины.

«Да что со мной не так? Почему я просто не остался у неё?»

***

Сбросив очередной звонок, Серёга отхлебнул прямо из горлышка бутылки, закашлялся и вытер рот рукавом. Горько усмехнулся: «Поздравляю тебя, братец. Ты не только м***к, теперь ты ещё и алкаш».

Справедливости ради, закуска у него всё же была. Наспех нарезанная колбаса уже начала заветриваться, но Серёга к ней так и не притронулся, несмотря на то что пустой желудок протестовал против водки. Но неприятные физические ощущения хоть как-то перебивали невыносимую гадливость от самого себя.

Не было никакой Надежды Павловны.

В очередной раз осознав, что ему до смерти надоела Софи, Серёга захотел поговорить с колдуньей и попробовать разобраться, что же с ним происходит. И попросил у Лили адрес.

Но ни Лиля, ни Артём не поняли, о ком он спрашивает.

А значило это только одно – он, Серёга, редкостная сволочь. Он столько времени сох по Софи только потому, что она не подпускала его близко – и правильно, оказывается, делала. А как только она ответила ему взаимностью – он к ней охладел.

Зачем он бросил её первый раз, Серёга ещё мог понять. И даже зачем вернулся. Но потом…

Он начинал скучать по ней, если они долго не виделись, но ещё больше он потом скучал в её компании. А её влюблённые глаза и заглядывание ему в рот откровенно раздражали. Чем сильнее Софи старалась угодить, тем невыносимее становилась.

Так почему он не может её отпустить?

В этот раз было даже хуже, чем обычно. Едва им стоило помириться после крупной ссоры и Софи обняла его, Серёга почувствовал тоску и отвращение от одного её прикосновения.

И буквально на следующий же день спровоцировал новый скандал, чтобы уехать.

Бутылка опустела.

Алкоголь не принёс облегчения, разве что притупил чувство вины.

Борясь между желанием уснуть и тошнотой, Серёга решил пройтись.

Он долго петлял знакомыми, а после – незнакомыми улицами, будто нарочно нарываясь на неприятности. Но желающие выяснить с какого он района ему так и не встретились.

Остановившись у невзрачного и ничем не примечательного на вид здания, Серёга замер, пронзённый слишком ясной для его хмельной головы мыслью: «Но я же перечислял кому-то деньги».

Непослушные пальцы никак не хотели попадать в цифры пароля, а интернет постоянно отваливался. Но стремительно трезвеющий Серёга добился своего, и разыскал тот злополучный перевод.

«Но почему Лиля с Артёмом всё отрицали?».

Мрачные думы о странном поведении друзей прервал подозрительно знакомый глубокий голос.

– Всё-таки вернулся? Поднимайся, дверь открыта. Двести тринадцатый кабинет.

Окно захлопнулось прежде чем Серёга успел разглядеть женщину в проёме, но сомневаться не приходилось. И о том, каким именно образом во всём огромном городе он оказался именно здесь, думать тоже не хотелось. Почувствовав внезапный прилив сил, Серёга быстро добрался до обшарпанной белой дверки и вошёл без стука.

Надежда Павловна осмотрела его с головы до ног и усмехнулась.

– Что, надоела тебе свобода?

Серёга вспыхнул.

– Да разве это свобода? По факту же не поменялось ничего. Я как не мог жить без неё, так и не могу. Разве что теперь и с ней не хочу тоже… Что за халтуру вы сотворили?

Колдунья не смутилась и не рассердилась.

– Как же ничего не поменялось? Разве тебе всё так же отвратительны другие женщины?

Серёга удивленно покачал головой. Он раньше как-то и не думал об этом, но ведь и правда… Да, все его подружки так и не смогли запасть ему в душу, но чужие запахи и тела больше не вызывали у него отторжения.

– С этим да, стало легче… Но меня по-прежнему тянет к ней!

– Так уж и по-прежнему? Так чего ж ты ещё не женился тогда до сих пор? Ведь она теперь точно не против, – хитро сощурилась Надежда Павловна. Серёга не выдержал взгляд и отвёл глаза.

– Надеюсь этот вопрос мы с тобой закрыли. А тянет тебя теперь не Софи твоя, а Настоящая любовь. Манит, как лампа мотылька. Красивая она, яркая, притягательная. Да и чисто по-человечески приятно, когда тебя любят… А потом побьёшься-побьёшься об стекло, да понимаешь – не твоё это. Не загорается ответный огонёк, пусто и холодно внутри. Вот и тянет уйти.

– А почему вернуться тянет?

– Да потому что ничего лучше не нашёл. Вот встретил бы ту, которую тоже полюбить смог, сразу бы все метания прекратились. Но шансов на взаимную Настоящую любовь в наше время – ох как мало.

– И что теперь делать?

– Я тебе ещё в первый раз всё сказала. Уничтожить такое чувство нельзя. Только поменяться.

Серёга долго молчал, а потом с усилием потёр уставшие воспалённые глаза.

– Верните всё как было.

Почему-то он ждал, что колдунья начнёт его отговаривать. Или хотя бы попросит обосновать своё решение. Но Надежда Павловна улыбнулась уголками губ – едва заметно, но как-то очень по-доброму, понимающе. Подошла к нему, положила обе руки на грудь.

Серёга зажмурился, когда услышал первые слова заклинания. Почувствовал только, как в него возвращается Настоящая любовь – острая, огромная настолько, что едва помещалась внутри, тяжёлая, но яркая, горячая и горько-сладкая.

С трудом вдохнув, Серёга открыл глаза. Надежда Павловна внимательно смотрела на него.

– Хочешь что-нибудь спросить напоследок?

–Да. Почему Лиля с Артёмом делали вид, что вас не знают?

Кажется, ему всё-таки удалось удивить колдунью – не такого вопроса она ждала.

– От твоей подруги слишком уж много клиентов было, мне столько не надо. Если хочешь, ты тоже можешь обо мне забыть. Только вернуться сюда тогда уже не получится.

Серёга прикоснулся ко всё ещё ноющей груди. Дыхание оставалось поверхностным – любовь так вольготно расположилась внутри, что почти не оставляла места, даже для воздуха.

– Я не вернусь. Но если можно, то хотел бы помнить.

Показать полностью

Рокировка

Серёга стоял перед белой обшарпанной дверкой, проклиная всё на свете. Большая доля обидных ругательств сыпалась пеплом на его же голову.

Кретин. Придурок. Зачем он сюда припёрся?

Поднятая и сжатая в кулак для стука ладонь беспомощно замерла в воздухе на полпути, разрываясь между противоречивыми сигналами. Внутреннюю борьбу прекратил зычный оклик:

– Входите, открыто!

Не успел он к ней притронуться, как дверь нехотя, со скрипом, распахнулась. Серёга удивился – за ней никого оказалось. Точнее, оказалось, но слишком далеко, чтобы открыть ему. Полная женщина сидела за обычным офисным столом в метрах трёх от входа, перебирая какие-то бумажки.

«По ходу ошибся».

– Да нет, по адресу пришли.

Серёга открыл рот, но поспешно его захлопнул. Он готов был поклясться, что ничего не говорил вслух – но с другой стороны, а чего он ожидал? Конечно, сейчас будут применяться разные штучки и фокусы, чтобы задурить ему голову. Он, правда, ожидал встретить более… аутентичный антураж, но это же очевидно. Вот она и играет на этом несовпадении, никакой мистики!

– Присаживайтесь.

Идя к предложенному стулу, Серёга украдкой оглянулся. Не знай он наверняка, подумал бы, что здесь выдают какие-нибудь справки. Пыльные допотопные стеллажи с папками, чахлый фикус на подоконнике соседствует с двумя унылыми кактусами. С потолка льётся холодный свет казённых светильников. И ни одного, даже самого завалящего хрустального шара. Ну или сушеной головы ящерицы, или ещё какой дряни… Чему там положено быть у колдунов, ясновидящих и прочей братии мошенников?

Поёжился он раньше, чем понял от чего. Взгляд хозяйки кабинета пронизывал до костей, будто она слышит все его нелестные мысли.

– Спрашивать тебя зачем ты пришёл не буду. Ты съязвишь, что я и так должна это знать. Знаю – из-за девушки. И да, конечно, это ничего не доказывает – чего ради ко мне мог прийти такой молодой мужчина. Доказывать я тебе ничего не собираюсь, не в суде. Хочешь помощи – проси. Нет – выматывайся, у меня бумажной работы полно. Тоже мне, Серж нашёлся…

Серёга вздрогнул, как от удара. Серж. Так его называла только она…

София. Впрочем, девушка относилась к своему полному имени презрительно-снисходительно, переиначив его на французский лад – Софи. И Серёгу, невзирая на его исключительно-рязанскую физиономию, прозвала Сержем.

На Сержа Серёга не тянул ни в профиль, ни в анфас. Как не дотягивал и до Софи, и до всего, что её окружало. Серёга вообще не понимал, как его угораздило так вляпаться. Он всегда предпочитал простых девчонок без заморочек, которые не морщат носы от разливного пива, а между музеем и кинотеатром всегда выберут второе...

Софи в такой расклад не вписывалась. Они и познакомиться-то не должны были никогда, но всё решил случай. Мать Софи, давно и бесповоротно разошедшаяся с первым мужем и оставившая ему половину детей в виде сына Артёма, вдруг решила вместо отпуска в Европе наведаться в родной город – навестить отпрыска, который уже скоро должен был закончить школу. Мнение дочери относительно поездки сильно расходилось с маминым, но в расчёт не принималось: «ты должна увидеться с братом. Если не ради него, постарайся хотя бы ради меня».

Артём, не видевший сестру добрый десяток лет, в восторге не был. И, избегая неловкого молчания наедине, активно таскал её по всем знакомым. Серёге, как лучшему другу Артёма, честь развлекать заезжую гостью перепадала чаще прочих. А однажды пришлось провести с ней целый день – мама Артёма твёрдо вознамерилась убедить сына вместо техникума поступать в институт в столице, и решила, что проведя с ней побольше времени тет-а-тет, будущий студент капитулирует. Скучающую Софи вручили Серёге под честное слово и даже сунули денег – на культурный досуг.

С тех пор прошло уже столько лет, что сложно было вспомнить, тогда он влюбился, или всё-таки позже. Но что она не такая, как все, понятно стало сразу.

Софи не пила алкоголь и не ругалась матом. Её волосы не пахли сигаретами – ни чужими, ни «на меня друзья надышали». Свободно владела английским и французским, постоянно вставляя какие-то словечки. Не смотрела популярные фильмы и сериалы, не знала современных песен. Но и на заучку похожа не была.

Серёге до сих пор было сложно описать, чем его так зацепила Софи, и сложно описать её саму. «Другая». Это единственное слово, которое приходило на ум. Ей были чужды мечты большинства знакомых ему девчонок об удачном замужестве – хотя Серёга был уверен, что мама нашла бы ей стоящего жениха в два счёта. Карьера Софи тоже не очень волновала, при том что она была круглой отличницей и закончила хороший ВУЗ с красным дипломом.

Она с головой окуналась в то, что считала интересным, и без оглядки бросала то, к чему не лежала душа. Проявлялось это даже в мелочах. Она могла встать и уйти в середине фильма, если посчитала его скучным. Не говорила «я перезвоню позже», если не собиралась перезванивать.

Как-то раз к Артёму заглянули друзья, общение с которыми у Софи не задалось. Прощаясь, один из них из вежливости пробормотал, что ему было приятно познакомиться и они будут рады увидеться ещё. Глядя на его ясными голубыми глазами, Софи твёрдо сказала: «Ну зачем вы врёте. Видно же, что не будете».

Но её нельзя было назвать грубой или бессердечной. Софи волонтёрствовала в приюте для животных, участвовала в спасательных операциях «Лизы Алерт».

А ещё побывала во всех дорогих ресторанах Парижа, но с того памятного лета приезжала к отцу минимум два раза в год, гуляя с Артёмом и его друзьями, подпевая вечерами нестройному хору у костра песням, которые до этого никогда не слушала…

– Это всё очень занимательно, но что конкретно ты хочешь?

Сочное контральто хозяйки кабинета вернуло Серёгу с небес на землю. Почему эта дама вела себя так, будто слышала весь его внутренний монолог? И чего это вдруг он так размечтался?

– Хочу, чтобы всё кончилось, – вдруг выпалил Серёга и покраснел.

Но это на самом деле было тем, что он хотел.

Она поцеловала его тогда, перед отъездом. Сама. Тогда Серёга решил, что ему тоже надо срочно поступать в институт с Артёмом. Никто не ожидал от него такого рвения, но он всё же поступил, хоть и в другой ВУЗ, и переехал с другом в Москву.

Софи сделала вид, что ничего между ними не было. А ухаживания Серёги не замечала вовсе.

Помучившись несколько недель, Серёга ударился в учёбу – а чем ещё было заняться в чужом городе? Восторгов вырвавшихся из-под опеки родителей первокурсников он не разделял – ему и дома жилось вполне привольно, а пьянкам в общаге было ох как далеко до ночевок с друзьями у костра.

После зимней сессии Софи пришла к нему. Вернее, он к ней пришёл – домой, по приглашению. В квартире не оказалось никого, кроме неё.

В тот первый раз он так волновался, что едва всё не испортил. У Серёги и раньше были девушки, но не было такой как она.

Через две недели она перестала отвечать на его звонки и сообщения. А когда он подкараулил её у дома, пожала плечами и сказала: «Я думала, ты сам всё понимаешь».

Что он должен понимать, Серёга так до сих пор и не знал. Что она не будет с таким, как он? Что ей просто хотелось развлечься?

Когда Артём отмечал свой второй московский День рождения, она была там. Логично – ведь он её брат. А вот что было не логично – проснулись Серёга и Софи в одной постели. Но и только. Второй раз он пережил проще, чем первый, и даже почти не удивился.

Хотя кому он врёт… С тех пор они много раз сходились и расходились. Если можно считать разрывом, когда тебя бросают без единого слова и без предупреждения. Он пытался делать вид что ему всё равно, но гордости хватило примерно на пару лет, после чего Серёга в очередное затишье написал: «Я так не могу. Бросаешь – бросай насовсем».

Она не ответила. Зато написала через два месяца: «Если хочешь – приходи сегодня».

И он пришёл.

Проклиная себя, её, даже Артёма и его маму. Но – пришёл. И приходил всегда, когда она звала. Будто так и надо, будто и его это устраивает.

Софи никогда не спрашивала, есть ли у него кто-то ещё кроме неё – скорее всего, ей было всё равно. Серёга не спрашивал, потому что всё знал. Каждый раз убеждал себя не смотреть её страницы в соцсетях, ничего не спрашивать у общих друзей, но каждый раз срывался.

Несколько раз он пытался забыться в чужих объятьях. Опыт оказался неутешительным: ему оказались противны чужие поцелуи, ненавистен чужой запах.

Софи могла звонить ему каждый день несколько недель подряд, а потом пропасть на полгода. Когда ей исполнилось двадцать пять, они провстречались восемь месяцев. Серёга решил, что она наконец успокоилась, и собрался делать предложение.

Кольцо до сих пор лежало в дальнем углу тумбочки. А то комбо оборвалось поездкой Софи в Америку на год. Серёгу с собой не приглашали.

– Надо же, что-то новенькое. Даже не попросишь приворот?

От насмешливого взгляда хотелось и злиться, и съежиться. Как он вообще тут очутился??

Хотя выбор был в общем-то невелик. Либо сюда, либо в психушку. Ну или с моста вниз головой…

– Ну ладно тебе, – внезапно мягко сказала женщина, – зачем такие радикальные меры. Давай соблюдём формальности. Я – Надежда Павловна, потомственная колдунья.

Если бы Серёга не был так подавлен, он бы поморщился.

Прийти сюда его уговорила жена Артёма. Лиля долго пыталась забеременеть, и, обойдя лучших гинекологов, репродуктивных психологов, пережив три неудачных ЭКО, по совету какой-то знакомой обратилась к Надежде Павловне.

Две заветные полоски на тесте она увидела через месяц, и с тех пор твёрдо уверовала в магическую мощь колдуньи. Кажется, там были какие-то истории чудесным образом исцелённых Лилькиных подруг и родственников, снятые венцы безбрачия и еще какая-то ересь, Серёга сильно не вникал. Он бы и не узнал никогда про Надежду Павловну, если б не перебрал в честь двадцать третьего февраля и не остался ночевать у Артёма, внезапно распустив пьяные сопли у него на кухне. Сердобольная Лиля тут же сосватала к этой своей колдунье, а отказаться уже было неудобно.

– Сергей.

Серёга не стал спрашивать, откуда «колдунья» знает про Сержа. Очевидно же, что от Лили. Но не удержался от другого вопроса:

– А почему у вас тут… так? – не найдя подходящего слова, он обвёл руками помещение.

– А что, без хрустального шара и чёрных штор тебе неуютно? Не люблю полумрак. От него зрение садится, а мне отчёты заполнять.

– Это перед кем же вы отчитываетесь? – искренне удивился Серёга.

– Ни перед кем. Для кандидатской нужно.

Уточнять про кандидатскую уже не хотелось. Надежда Павловна наконец отодвинула от себя бумаги и сказала:

– А теперь подробнее – какая именно помощь тебе нужна? Только давай без лирических отступлений, общая канва мне ясна.

На этот раз Серёга тщательно обдумал свой ответ и не отвлекался на воспоминания:

– Вы можете сделать так, чтобы я её разлюбил? Она меня не отпускает. То зовёт, то отталкивает. Я пытался с ней договориться, но она говорит, что я же сам прихожу – значит на всё согласен. А я не согласен! Но и не приходить не могу. Чертовщина какая-то…

Колдунья усмехнулась:

– Ну а кто сказал, что Настоящая любовь – это счастье?

– Да разве это любовь? – разозлился Серёга, – это издевательство какое-то! Лучше уж совсем одному, чем так…

– Любовь, еще какая. Настоящая. Тяжелый случай. Хуже бывает только Безусловная, но такая обычно только к родителям приходит, да и то не ко всем. Проще было бы, если бы у вас была Влюбленность, или Страсть, или обычная Любовь с ограничениями…

– Какая-какая?

– С ограничениями. Это когда есть нейтрализатор. Измена например, или старость, или ещё какое условие. Стоит его найти и показать человеку – даже просто в его голове, иллюзией, и всю любовь как рукой снимает. Это работа простая. А вот такие как ты редко встречаются…

– Значит, не поможете? – Серёга удивился тому разочарованию, которое обожгло его изнутри. Он же не верил во всю эту чушь с магией. Или всё-таки верил?

– Отчего же, помогу. Только не так, как ты просишь. Такое чувство как у тебя, нельзя просто уничтожить. Но можно провести рокировку.

На этот раз Серёга не удивился. От этой женщины в сером пиджаке странно было ожидать какого-то «очищения» или там «отворота». Рокировка так рокировка…

– Как это?

– Любовь останется такой как есть. Но я поменяю вас местами. Ты будешь свободен, как и хочешь, а вот она…

– Она меня полюбит?

На короткий миг Серёге до дрожи захотелось и правда поверить во все происходящее.

– Можно и так сказать. Она будет относиться к тебе так, как ты к ней сейчас, а ты – как она. Согласен?

Серёга кивнул и потянулся ко внутреннему карману – достать фотографию Софи. Но Надежда Павловна его опередила, нетерпеливо взмахнув рукой:

– Ну как так можно: ведь сам же смеешься над всей этой чушью, и сам же её подкармливаешь. Зачем мне фото? Свечкой вокруг поводить?

Ответить Серёга не успел. Надежда Павловна посмотрела ему в глаза, что-то тихо сказала и…

И он проснулся в своей постели.

***

«Приснится же такое»

Часы на стене мерно тикали. Время они показывали неправильно, но ни отнести в ремонт, ни выкинуть их Серёга так и не собрался. Чтобы узнать время у него был телефон, а часы… Он бы никогда никому не признался, но ему просто нравился этот звук. Тик-так, ты-тут, мы тут, жизнь идёт, пусть так, тик-так…

Но Софи и друзьям он говорил, что ему лень лезть за ними.

Туман в голове рассеивался, и Серёга вдруг понял, что не помнит какой сегодня день. Дата на календаре в телефоне озадачила: 24 февраля, десять утра. Благо что суббота.

Но он же вчера пил у Артема и остался у него ночевать? А наутро ездил к Надежде Павловне?

Или не ездил?

Пока Серёга оценивал правдоподобность вариантов, телефон завибрировал входящим сообщением.

«Приезжай сегодня»

Значит, Надежда Павловна ему точно приснилась.

Всё как всегда. Софи никогда не назначала встречи заранее, только день-в-день. Будто у Серёги нет никакой личной жизни, и он готов всё бросить и примчаться по первому зову.

Хотя так оно и было.

Раздражённо потерев щетину на подбородке, Серёга решил не бриться. Софи не любила колючие поцелуи, ну и пусть помучается. Маленькая, но всё же месть…

Метро выплюнуло Серёгу на нужной станции через час. Он по привычке зашёл в магазин и кинул в корзинку стандартный набор – виноград, сухое вино, сыр с плесенью и горький шоколад.

Но на полпути к кассе вдруг остановился. Всё это любила Софи. Серёга же считал сухое вино кислятиной, горький шоколад – извращением, а сыр с плесенью вряд ли вообще можно называть едой.

Серёга развернулся и решительно направился обратно к прилавкам.

Палка колбасы («отрава»), молочный шоколад с орехами («невкусно») и красное полусладкое («компот») весело пикали в руках кассира, вызывая у Серёги чувство мрачного удовлетворения.

– На карте недостаточно средств.

– Давайте попробуем ещё раз, – растерялся Серёга. Да, зарплата будет только в среду, но он совершенно точно помнил, что на карте деньги оставались. Уж по крайней мере на такой нехитрый набор должно хватить.

Вторая и третья попытки провалились, как и первая. Краснея под сочувствующим взглядом кассира и нетерпеливыми – людей из очереди, Серёга полез в паспорт за кредиткой.

Покинув магазин, Серёга открыл приложение мобильного банка. Денег на карте и правда почти не было, и, согласно истории, десять тысяч ушли на счет Надежде Павловне М. Особенно странно, что случилось это в 9.45 утра, когда Серёга спал в своей кровати.

Ситуация становилась нелепее с каждой секундой. Если он не был у колдуньи, то зачем переводил ей денег? А если был, то как оказался дома? Единственный способ восстановить события – позвонить Артёму или Лиле. Но выглядеть совсем пропащим алкашом, который не может вспомнить что делал, Серёга не хотел.

«Ну, как говорится, спасибо, что взяли деньгами».

Было бы хуже проснуться в обезьяннике. Или в больничке с обмороженными ногами.

Усмехнувшись ничтожеству попыток себя успокоить, Серёга направился по знакомому пути. Как бы то ни было, деньги уже вряд ли получится вернуть, а на сегодня у него планы…

Домофон услужливо открыл дверь на извечный пароль «это я». Продрогший Серёга расстегнул куртку, позволяя теплому воздуху окутать его и отлепить от тела последние клочки сырого холода. Подъезд дома Софи стыдно было называть «подъездом». Петербуржское «парадная» подошло бы лучше. Подъезды пахнут кошками, не очень чистым лифтом и гремучей смесью еды из разных квартир. А сверкающий вопреки слякоти кафель, раскидистые цветы в пузатых кадках и картины в рамках на стене – ну какой же это «подъезд»…

Однажды, сам не зная почему, Серёга притащил на свою лестничную клетку три больших фикуса. Вечером к нему пришла ругаться соседка по площадке: «наставил ерунды, пройти нельзя». На уговоры соседки ушло полчаса, но, как оказалось, зря – наутро от фикусов не осталось и следа, а вдобавок неизвестные ещё и лампочку разбили, тем самым навсегда поставив точку в вопросе облагораживания общедомовой территории.

Нажав кнопку звонка, Серёга прислушался. Никакого пошлого «дзынь». Хитрое устройство имело в своём арсенале с десяток классических мелодий, выдавая их по своему усмотрению. Сегодня Серёгин визит ознаменовала композиция Поля Мориа «Toccata». Хотя в этот раз Софи открыла быстро, прервав приобщение к прекрасному.

– Привет! Хорошо, что ты пришёл. Я соскучилась.

«А зачем так долго тянула? Позвонила бы раньше», – подумал Серёга, но промолчал. И быстро оттаял от крепкого поцелуя, особенно потому, что Софи даже не поморщилась от его щетины, хотя бывало, что она отправляла его бриться прямо с порога.

– А я смотрю, у нас продовольственная революция? – прокомментировала она покупки. Серёга замер в ожидании язвительных шуточек. – Впрочем, это тоже съедобно. А я всегда любила бунтарей.

Время пролетело незаметно. Серёга не воспринимал и половины того, что Софи ему рассказывала – как обычно, он был совершенно заворожен мелодией её голоса, живой мимикой, улыбкой. Вот кто настоящая колдунья… Софи выглядела и вела себя так, будто не было всех этих лет с их первой встречи. Время не тронуло её красоты, не зачерствило душу. Она напоминала родник с хрустально-чистой водой, и Серёга впитывал драгоценную влагу, вслушивался в ласковое журчание…

– Завтра я встречаюсь с мамой, а в понедельник работаю допоздна. Придёшь ко мне во вторник вечером? – сказала ему Софи напоследок.

– Да, конечно, – ответил Серёга.

«А ведь она впервые за все эти годы назначила встречу заранее» – подумал он. И улыбнулся.

***

Жизнь стремительно налаживалась.

С Софи они теперь виделись несколько раз в неделю, и даже начали вместе «выходить в люди», чего не случалось давно. Серёга получил зарплату, залатал дыру в бюджете и почти забыл ту странную историю.

На Пасху они с Софи приезжали в гости к её маме, где были и Артём с Лилей. Про ситуацию с колдуньей никто не заикался, равно как и про очередное воссоединение. Все делали вид, что так и надо, и они очень рады.

Впрочем, Серёга не делал вид. Он и правда был счастлив.

***

– Сееерж, ну пойдём отсюда, мне скучно!

– Может хоть этот досмотрим до конца?

Серёга всерьёз начинал злиться. Нет, вообще он уважал способность Софи закрывать неинтересную книгу, не досматривать скучные фильмы, не общаться с неприятными людьми… Но сегодня она превзошла сама себя – они третий раз купили билеты на сеанс, и третий раз подряд она теребила его за рукав и требовала уйти.

– Зачем, если это – скучно?

– А мне нравится. – решительно заявил Серёга. Софи надулась.

– Ну и ладно. А я хотела тебя позвать домой. Мне вчера доставка пришла из «Victoria’s Secret»…

Серёга тяжело вздохнул. На самом деле этот фильм ему нравился меньше чем тот, на который они шли изначально. И даже меньше, чем второй, а уходить из зала он отказался скорее назло. Но обрисованная перспектива была привлекательнее унылого действа на экране, и он капитулировал.

Квартира Софи встретила их звонким лаем и резким запахом.

– Бони, ну что ты натворил!

Несуразный щенок вилял хвостом, радуясь их приходу, и даже выплюнул по этому поводу порядком изжёванные туфли.

– Это вообще-то были мои любимые… А это что… Фу! Ну неужели не мог потерпеть немного?

Серёга молча начал искать поводок. Такая история случалась не впервые.

Когда в приюте, где волонтёрствовала Софи, не хватало мест, она иногда брала к себе животных на передержку. Но обычно ничего хорошего из этого не получалось – после первых ми-ми-ми наступали суровые будни. Котята царапали дорогущие кожаные диваны, щенки жрали обувь, предпочитая исключительно дизайнерскую, и все они оставляли пахучие лужицы и кучки – с приучением питомцев к туалету дела у Софи не складывались.

Серёга знал, что сейчас он погуляет немного со щенком, Софи уберётся в квартире и торжественно похоронит туфли, а через несколько дней всё вернётся на круги своя. Правда, сегодняшний тройничок для него, Софи и секретов Виктории явно отменяется…

Чувствуя настроение Серёги, пёс жалобно заскулил.

– Что брат, вкусные были туфли? Эх ты, сосиска с хвостиком…

***

Серёга долго смотрел на солидный камень, вертя кольцо в руках. Они с Софи встречались четыре месяца, и на этот раз, кажется, всё было по-настоящему серьёзно.

Она не отменяла свидания, перестала опаздывать и назначать встречи день-в-день. В её холодильнике появились продукты, которые он тоже считал съедобными, и она даже начала иногда готовить. Несколько раз просила его остаться ночевать, чего раньше очень не любила.

Лучшего момента для предложения ещё не было. Но что-то глубоко внутри не давало Серёге покоя. Что-то слишком смутное и неясное, он даже не мог точно себе объяснить, что именно это было.

Страх отказа? Желание подождать ещё немного? Боязнь перемен?

Вдруг разозлившись, Серёга захлопнул коробочку. Какая ерунда! Он взрослый мужик, а мается какой-то дурью.

Коробочка решительно отправилась в карман.

….—и ты представляешь, он сказал, что у меня «ненормированный рабочий день»! и что я обязана работать столько, сколько нужно, пока не закончится проект. А я ему ответила, что крепостное право отменили уже давно, а «ненормированный» означает «периодические задержки на работе», а не график 12/12!

Серёга вяло кивал. Он знал, что ответа от него в общем-то и не требуется – Софи просто нужно было выговориться. Кажется, она скоро уволится. Опять.

Обычно ему было всё равно, но сегодня он ощущал лёгкую досаду. Может, потому что коробочке с кольцом пока точно было суждено остаться в кармане?

А может и потому, что ему не хотелось сочувствовать. Серёга недавно получил повышение до начальника отдела, и он действительно очень много для этого работал. И задерживался тогда, когда нужно, и на сколько нужно.

С другой стороны, не всем же делать карьеру? Хотя в глубине души Серёга был уверен, что скоро Софи станет сложно найти работу невзирая ни на мамины связи, ни на красный диплом – её трудовая книжка пестрела записями, ни одна из которых не фиксировала срок работы больше года.

Серёга вздохнул. Речь Софи сейчас не напоминала горный ручеёк, напротив, неприятно царапала слух истеричными нотками. Нащупав бархатистую твердую поверхность коробочки, Серёга сжал её: «Ничего страшного. Спрошу в более подходящий момент».

***

Подходящего момента всё не случалось.

Хотя Софи уволилась и стала проводить с Серёгой больше времени. Но что-то неуловимо изменилось…

Серёга наконец-то начал внимательно слушать саму Софи, а не просто её голос. Оказалось, что большую часть времени она говорит о моде, театре и о книгах, которые Серёга не читал. Благо ей всё так же не нужны были его ответы – достаточно было вовремя кивать.

Интересно, а она всегда так много болтала?

Серёга гнал от себя крамольные мысли, но их становилось всё больше.

Она никогда не спрашивала, как у него дела.

Он никак не мог запомнить её подружек, потому что они менялись каждые полгода.

Софи не нашла новую работу и постоянно жаловалась на то, что мама начала попрекать её деньгами.

А ещё его отчего-то вдруг стало дико раздражать, когда она называла его «Сержем».

Будто назло, именно в этот момент Софи сказала:

– Серж! Ну ты совсем меня не слушаешь! Ладно, уже поздно. Останешься на ночь?

– Не могу, обещал помочь другу с переездом завтра рано утром, – зачем-то сказал Серёга и покраснел.

***

«Это конец».

Серёга никак не мог уснуть. Софи спала рядом, раскинувшись каким-то чудом на три четверти огромной кровати. Но так много места она занимала не только в спальне. Её внимание начало душить Серёгу.

Он всё чаще врал ей и отказывался от встреч, а сегодня… А сегодня она намекнула ему о том, что хочет замуж.

Кольцо до сих пор лежало у него в кармане, перекочевав из ветровки в осеннюю куртку. И после намёка Софи у Серёги не возникло ни единого порыва достать изрядно потрепавшуюся коробочку.

Как же это случилось? И главное – когда?

Всё было как обычно. Лучше чем обычно. Вполне себе хорошо… Они почти не ссорились, проводили вместе много времени, но…

Серёга всё чаще стал замечать то, чего не видел раньше. То, что казалось ему в Софи милым и очаровательным, стало отталкивать. Её «сила воли» и умение бросать что-то на полпути подозрительно походило на взбаломошность и легкомыслие, прямота и честность смахивали на грубость и безразличие. А ещё у них совершенно не было ничего общего.

Материальный вопрос тоже исключать не стоило. Софи привыкла жить, ни в чем себе не отказывая. И хоть Серёга и получал уже вполне приличную зарплату, его квартального дохода бы не хватило на диван, который Софи недавно выбросила, потому что его немного поцарапал очередной котёнок.

С работой у Софи по-прежнему не ладилось, и вряд ли его будущая тёща продолжит содержать дочь после свадьбы…

Чем больше он думал о будущем, тем очевиднее становилось, что его просто нет.

Каким же надо было быть идиотом, чтобы не понять этого сразу!

Но как сказать Софи?

Серёга посмотрел на неё. Мягкая нежная щёчка едва виднелась, прикрытая шелковистыми волосами.

Он просто не сможет объяснить свой уход. Что бы он не сказал, всё могло разбиться об один вопрос: «а о чём ты думал раньше?». А как ответить на это, Серёга не знал.

Поэтому он тихонько выбрался из постели, оделся и вышел из квартиры.

«Она умная. Она всё поймёт сама».

***

– Ты мог хотя бы записку ей оставить?

Серёга никогда не видел Артёма таким злым и растерянным одновременно.

– Я понимаю, что она часто поступала с тобой плохо, но это не повод вести себя так… по-скотски! Ты же мужчина! Или решил отомстить?

Серёга пожал плечами:

– Нет. Я просто понял, что у нас нет будущего, и не знал, как ей это объяснить. Решил, что она поймёт всё сама.

Артём стиснул зубы.

– Слушай, я в курсе, что вы взрослые люди, но и ты меня пойми… Она всё-таки моя сестра. Ты бы её видел! Делает вид, что всё в порядке, а у самой глаза каждый день заплаканные. Даже Лилька её жалеть стала, хотя раньше терпеть не могла. И они обе мне мозг выедают чайной ложечкой, чтобы я с тобой поговорил. Вот только о чем я с тобой должен разговаривать? Идиотизм какой-то…

Серёга вздохнул. Перспектива разговора с Софи совсем не радовала, но и Артёма подводить не хотелось.

– Считай, что поговорил. Я разберусь…

***

«Больной щенок».

Если бы нужно было дать название взгляду Софи, Серёга бы окрестил его именно так. Гремучая смесь обиды, боли, надежды и страха плескалась в её глазах, то и дело грозя пролиться слезами.

Женских слёз Серёга не любил, обыкновенно теряясь и бестолково лепеча банальности. Но сегодня не хотелось ни смущаться, ни подбирать правильные слова. Он злился – на себя, на Софи, на Артёма.

– Я думал, ты всё поймёшь, – сказал Серёга.

– Серж… – начала Софи.

– Не называй меня так. Всегда это бесило, – неожиданно даже для себя выпалил Серёга. И ушёл, пока не успел сморозить что-нибудь ещё более обидное.

***

– Тебе понравилось?

– Честно – не очень, – смущенно отвела глаза Рита, – я в середине фильма перестала понимать, что происходит.

– А почему не сказала?

Рита пожала плечами.

– Ну не уходить же.

Серёга вздохнул – который раз за вечер. Нет, Рита была неплохой девушкой, только… Какой-то нерешительной. Она не предлагала ничего сама, начиная с выбора места досуга, заканчивая заказом блюд в ресторане. В целом Серёга ничего не имел против, но… Рита могла молча ковыряться полчаса в тарелке, чтобы потом на его вопрос робко ответить, что она не ест грибы. Не признаться, что ей холодно, и заболеть на следующий день после свидания. Рядом с ней всё время приходилось гадать – всё ли в порядке, всё ли ей нравится? И это было довольно утомительно. Жаль, что она не могла прямо сказать, что её что-то не устраивает.

Как Софи.

Как бы Серёга ни старался, но не мог удержаться и не сравнивать своих новых пассий с Софи. У Лены не такой приятный голос, Рита слишком робкая, Таня не так хороша в постели… За последние полгода Серёга перепробовал больше женщин, чем за всю свою жизнь до этого, но радости по этому поводу не испытывал. Ему не слишком-то хотелось прыгать по чужим койкам, просто так получалось, что ни одна из девушек так и не смогла его зацепить.

Проводив Риту до дома, Серёга отказался от приглашения зайти, хотя «кофе» в целом хотелось.

Только вот не с ней.

Поздно вечером, лежа на кровати, он долго крутил в руках телефон, не в силах заснуть. Из открытого окна доносились трели соловьёв, отчаянно жаждавших любви. Раздражённо откинув одеяло, Серёга написал короткое сообщение.

«Если хочешь, приезжай».

***

– Я так рада, что у вас всё наладилось!

Серёга неловко улыбнулся и пожал плечами. Мама Софи подмигнула и ушла к гостям. Он обратно не торопился, стоя у входа в банкетный зал.

Юбилей Лариса Михайловна отмечала с размахом. Разодетые приглашенные чинно восседали за щедро накрытыми столами и жиденько хлопали приглашенным артистам. Только один человек не аплодировал, если ему не нравилось, и выражал восторг после удачных выступлений.

Серёга с удовольствием смотрел на Софи. Ей необычайно шло светлое платье, и трудно было не представить её в белом.

От ресторана с кучей гостей им не отвертеться, но он это переживёт. Но свадебное путешествие они выберут сами.

А ведь они никогда вместе не отдыхали!

Задумавшись, Серёга пропустил момент, когда она подошла к нему.

– Поедем сегодня к тебе? Что-то я подустала от пафоса, хочется чего-то попроще – улыбнулась Софи.

Серёга напрягся. Он понимал, что она ничего такого не имела в виду, но всё равно стало обидно за своё жилище.

Взгляд её голубых глаз был таким чистым и любящим, что Серёга удержался от ехидной шутки. Но, кивнув, сделал себе мысленную отметку: хотя бы коробочку для кольца надо всё-таки купить новую.

Продолжение: Рокировка (продолжение)

Показать полностью

Милосердие (конец истории)

Начало: Милосердие

***

Пятно света мерцало, от чего невозмутимое лицо Савина приобрело зловещий оттенок. С момента пленения Валко увидел его впервые – и тут же отвернулся, показывая, что разговаривать не будет. Тогда Савин нарушил тишину сам:

– Сорок два.

Валко не шевельнулся. Хватит с него этой поганой болтовни. Если бы он держал язык за зубами, если бы не внезапно проснувшаяся совесть, он бы не попал в эту ситуацию. Но Савина не смущало молчание.

– Сорок два мага. От Стального моря до Непокоренных гор. Меньше, чем по десятку на страну. Ты – сорок третий. Будь ты хоть чуточку менее дерзким в своих побегах, никто и никогда бы не заподозрил тебя в чародействе. А сколько споров вызвала эта теория! Впрочем, немало людей её отвергали, потому что не понимали, как доказать. Им проще было отрицать и дать команду пристрелить тебя, если получится. Но я верил. Сам не знаю почему – верил, что ты особенный. Моё самое громкое дело.

Валко передёрнуло от отвращения, но он смолчал.

– Скольких усилий мне стоило тебя найти! Но оказалось, что это не было самым сложным. Я даже успел начать сомневаться в себе. Ты был таким… обычным. Простой жулик, мелкий и ничтожный, с мелкими и ничтожными заботами и рассказами. Но потом ты упомянул о своем происхождении… А когда я увидел тебя в действии, я обомлел. Мне очень повезло, что ты сразу же упал без сознания – я не мог держать лицо.

– Зато смог, когда я продолжал выворачиваться наизнанку, – процедил Валко. – Что, интересно было?

Савин не отвёл глаз.

– Не представляешь, насколько. Если бы я и вправду был монахом, твой долг был бы уплачен на несколько жизней вперёд.

«Почему ты мне веришь?» – спросил как-то Савина Валко. Тот ответил ему, что люди врут, когда в том есть выгода. Жаль, что Валко тогда не додумался, что у Савина может быть выгода соврать ему.

– Капитан. Вы уже здесь.

От вида вошедших Валко пробрала дрожь. Он бы не смог описать словами, в чём было дело – ничто в облике визитёров не должно было оказать такой эффект. Обычные лица, ничем не выдающаяся одежда – разве что явно не дешевая. Но то, как они держались, и их глаза…

Валко видел такие взгляды у самых безжалостных обитателей улиц – у тех, кто не морщился, вспарывая людям кишки. А вкупе с осанкой и манерами не знающих отказа людей – тревога в голове зазвенела на полную громкость.

Даже Савин, хоть и был по другую сторону решётки, напрягся.

– Я подумал, что вы без труда найдёте дорогу.

– Как дальновидно, – усмехнулся один из мужчин, – надеюсь, наш подопечный не утомил вас своими разговорами?

– Боюсь, что до суда он всё же мой подопечный, – нахмурился Савин.

– Ну что вы, – сладко улыбнулся визитёр, – право, не стоит так беспокоиться. Особое распоряжение короля уже в пути. Вы же не думали, что парочка мелких краж важнее науки? Спасибо, что указали нам нужную камеру. Можете идти.

Валко бы позлорадствовал над беспомощным видом Савина, если бы не подступающая паника. Кем бы ни были эти двое, находиться рядом с ними невыносимо.

У Валко было достаточно времени, чтобы подсчитать все свои преступления – по крайней мере те, которые можно было доказать. И у него всё ещё оставался шанс на каторгу вместо петли. Но сейчас стремительно становилось ясно, что его дальнейшая судьба далеко не так проста.

Один из пришедших окинул брезгливым взглядом нетронутую похлебку и воду.

– Вижу, ты опасаешься, что тебя снова будут пичкать подавляющими магию травами? Напрасно. Ты и так слишком долго скрывал свой дар. Непростительно долго.

Его неприязнь была такой неприкрытой, что Валко огрызнулся:

– Не то чтобы у меня было много вариантов.

– Оо, – протянул мужчина, – было предостаточно. Но, видишь ли, для их обдумывания надо иметь мозги. Понять, что ты особенный. Найти тех, кто может помочь тебе. Присоединиться к нам… Но ты сделал свой выбор, поселившись среди отбросов. Да ещё и проведя там столько лет. И видишь ли какое дело… По праву крови ты должен был войти в одно из самых уважаемых обществ. Но теперь никто не станет связываться с тобой… Впрочем, было бы обидно, если бы тебя просто повесили за все твои преступления. По счастью, у нас накопилось немало вопросов и ммм… определенных задач для исследований, проводить которые на коллегах было бы не вполне этично. Так что нас с тобой ждет много увлекательных открытий – сколько ты выдержишь.

Валко окончательно понял, что так напугало его в нежданных посетителях. Магия. Воздух вокруг них словно уплотнился и вибрировал, и от этого пустота внутри него стала ещё отчетливей и сиротливее. Хотя если бы он был в силе, вряд ли бы смог тягаться с обученными чародеями.

Поэтому Валко сделал единственное, что мог в этой ситуации: закрыл глаза и приготовился к тому, что будет больно.

***

– Знаешь, почему я не сразу распознал в тебе мага?

Знакомый голос проникал в вязкую, пульсирующую темноту. Валко застонал. Он не хотел больше приходить в сознание. Это не спасало от того, что с ним делали, но по крайней мере можно было ничего не чувствовать. Теперь же каждая частичка его тела ныла, протестуя против такого обращения. Лучше бы его били. Валко давно привык терпеть боль от ушибов или сломанных костей, но страдания от воздействия магии не шли ни в какое сравнение с тем, что ему довелось пережить до этого.

– Потому что я их видел до тебя. Не все они такие жуткие ублюдки как Валлен и Фенро, но всё равно от одного их вида пробирает до костей. Кто знает, если бы твой дар раскрылся обычным путем, может и ты стал бы таким.

Валко всё-таки открыл глаза, и даже смог сесть. Его тут же затошнило, но он сдержался. Если Савин пришел полюбоваться тем, как его отделали, то он не доставит ему такого удовольствия. Но решимости хватило меньше чем на минуту.

– Прошу, скажи что ты спустился сюда потому что меня уже осудили и приказали повесить. Или ты сам решил добить меня за преступления против человечества.

Савин покачал головой.

– Пойдем. Узнаешь всё на месте.

Валко не сопротивлялся. Если он сможет выйти из этой камеры, то ему всё равно, куда его потом приведут.

Путь по темным проходам тянулся бесконечно, а сами коридоры становились сырее и грязнее. Иногда Савин зачем-то останавливался и прислушивался, но у Валко не было возможности задаться вопросом о причинах такого поведения: все силы уходили на то, чтобы не упасть.

Когда они вышли на улицу, оказалось, что сейчас не день, а ночь. Полная луна заливала светом непривычно большое после камеры пространство. Каким-то образом ров и крепостная стена остались за их спинами. Валко молча уставился на Савина, а тот недовольно сморщился, подошёл к ближайшему кусту и достал небольшую заплечную суму.

– Этого хватит на первое время.

Тошнота отступила, в голове резко прояснилось. Валко снова осмотрелся по сторонам, осмысливая увиденное. Крепость осталась позади. Охраны нет. Проход, через который они вышли, стал неотличим от остальных стен, хотя они отошли всего на несколько шагов.

Валко засмеялся. Хриплый, надтреснутый звук оборвался внезапно, а Савин едва успел увернуться от летящего ему в лицо кулака. Валко покачнулся, восстанавливая равновесие, и сухо сказал:

– Будь я в лучшей форме...

Савин закатил глаза.

– Будь ты в лучшей форме, пошёл бы на виселицу.

Валко надел суму, еще раз огляделся. Идей, куда ему идти, не было. Но ясно как день: как можно дальше отсюда. Он не хотел ничего говорить, и тем более спрашивать – хватит с него разговоров. Но Савин не выдержал, не заботясь, слушают ли его, зло выплевывая слова:

– Ты должен был стать венцом моей карьеры. Заслуженной победой. Твоя поимка – лучшая моя работа, от начала до конца. И что я получаю? Ничего. Никто не хочет предавать огласке, что тебя отдали магам для экспериментов. И никто не хочет, чтобы история про мага-преступника стала кому-то известна. Я бы мог пережить отсутствие признания. Но над тобой не будет суда. Все вообще делают вид, словно тебя никогда и не было.

На щеках Савина проступили красные неровные пятна, глаза лихорадочно блестели. Валко впервые видел у него столько эмоций.

– В одном я тебе не врал. Единственный бог, которого я признаю – Справедливость. Ты заслужил суда, а я награды. Но раз не будет одного, не будет и другого.

– Не боишься, что придется отвечать за это? – спросил Валко, – по всей справедливости?

Савин усмехнулся в ответ.

– Мне ясно дали понять, что ты больше не мой заключенный и не моя ответственность. Кроме того, тебе уже давно не дают трав, подавляющих магию – им интересно, как твоя истинная сущность будет реагировать на все эксперименты. Пусть считают, что ты оказался сильнее, чем есть на самом деле. Впрочем, если тебя поймают, ты вряд ли сможешь сохранить нашу маленькую тайну. Куда ты отправишься?

Валко пожал плечами. Напоминание о его магическом бессилии кольнуло больнее, чем он ожидал. Слишком одарен, чтобы просто пойти в петлю, но слишком слаб, чтобы защитить себя. Есть ли в мире место, где он сможет быть в безопасности?

Савин махнул рукой на юг, где едва угадывалась далекие каменные зубцы.

– Рекомендую подумать о Непокоренных горах. Только там тебя не смогут искать.

– Никто и никогда не переходил их, – возразил Валко.

– Да. – Без лишних сантиментов Савин отвернулся и скрылся в проходе. Обрывок его последних слов донесся до Валко глухо, не давая возможности поспорить, пугая своей правотой. – Вот именно.

Показать полностью

Милосердие

Он никогда раньше не думал, что есть похлёбку может быть так тяжело.

Овощи были разварены почти до состояния каши, мясо в его миску не положили. Но это не помогло.

Зачерпнуть варево нестерпимо тяжёлой ложкой. Уняв дрожь, донести до рта, стараясь не расплескать хоть что-то. Разомкнуть непослушные челюсти, протиснуть похлебку через воспалённое горло. Подышать, справляясь с тошнотой, удержать еду в себе, чувствуя, как по спине катится пот – отчасти от горячей пищи, отчасти от невероятной слабости.

Монах предлагал ему помощь. Но ещё большего унижения Валко перенести не мог. Хватит с него что он лежит беззащитный, как ребенок, и сил ему хватает разве что доползти до ближайшего куста по нужде. Он бы не позволил себя кормить, даже если б ему отрубили обе руки.

Великая матерь, почему он не смог умереть, как подобает мужчине – в бою? Дыра в брюхе и то не такая срамная смерть, как та, что ждёт его сейчас – в горячке, холодном поту и страданиях.

– Закончил?

Обратив внимание, что Валко уже несколько минут не может заставить себя впихнуть очередную ложку, монах спокойно забрал остатки трапезы, выплеснул их в огонь и что-то зашептал – не иначе как молитву своему богу. Валко скривился.

Он понимал, что без милосердия монаха отправился бы к праматери ещё неделю назад. Но странным образом не чувствовал благодарности. Больше того – молитвы на незнакомом языке раздражали едва ли не сильнее молчания неожиданного спасителя. Тот просто нашёл бредящего от болезни Валко в лесу и остался его выхаживать, хотя его об этом никто не просил.

Он не задавал вопросов. Ничего не рассказывал. Не склонял к служению своему богу. Даже имени своего не назвал. Молча начал заботиться о Валко, словно знал, что найдёт его здесь, в непролазной чаще, и что больной не сможет отказаться от этой милости.

Валко не понимал бескорыстной помощи и оттого она была для него подозрительна. Ничуть не спасало видение, предшествовавшее появлению монаха: лай собак, перекличка мужских голосов, окрики и смех. Погоня… Валко был уверен, что по его следу идут, и теперь-то ему точно не уйти. Но вместо стражников появился всего лишь монах.

Поверить, что облава оказалась игрой воспалённого разума, а одинокий молчаливый служитель – реальностью, было сложно. Но отвары и неизменная похлёбка, стекая в негодующее нутро, раз за разом доказывали: чудеса случаются. И в этот раз ему перепало немного волшебства.

Валко устало прикрыл слезящиеся глаза. Тьму, в которую он то и дело проваливался, несправедливо было бы назвать сном. Болезненное полузабытьё, что-то среднее между обмороком и смертью.

«Когда я умру… по какому обычаю он похоронит моё тело?»

***

– Не сжигай меня.

Голос прозвучал так жалко, что Валко бы поморщился, если бы у него на это были силы. Монах не изменился в лице и ничем не показал, что услышал просьбу. Тогда Валко попытался ещё раз:

– Не знаю, какому богу ты служишь… Я видел, как ты молился. Не сжигай меня – дай вернуться к Праматери. Можешь не закапывать, но не предавай тело огню.

Не договорив, Валко пожалел о своих словах. Какая, ему, в сущности, разница – сожгут его никчёмные останки, зароют на корм червям или пустят на похлёбку? Когда-то это могло быть важно, но теперь?..

Но оказалось, разница всё же есть. Настолько, что он собрал остатки воли и в очередной раз прохрипел:

– Не сжигай…

Он уже чувствовал себя словно на костре – внутренности плавились от жара, перед глазами всё плыло. Монах вдруг встал, подошёл ближе и положил ему на лоб восхитительно холодную ладонь. Не сдержавшись, Валко застонал. Объятия последней любовницы принесли ему меньше радости, чем эта жесткая, усмиряющая страдания рука.

Что-то пробормотав, монах скрылся ненадолго. Вернувшись, положил мокрую тряпку на голову Валко. Но этого он уже не почувствовав, скатившись обратно в жаркую темноту.

***

Солнце ласково грело кожу, весело щебетали птицы, а кроны деревьев слегка покачивались, переливаясь всеми оттенками зелёного.

«Наверное, так выглядят сады Праматери. Но как случилось, что меня в них пропустили?»

Оглядевшись в поисках Великого Стража, Валко сразу понял, что он пока что на грешной земле. Горизонт качнулся от головокружения, перед глазами поплыли круги. Но всё же за эту ночь произошли невероятные изменения: ломота и жар исчезли, оставив после себя кроме слабости тягуче-сладостное чувство: облегчение.

А ещё Валко был зверски голоден.

Обыкновенно монах настаивал только на обеденном приеме пищи для своего подопечного, но, перехватив блестящий напряженный взгляд, молча разделил свою порцию каши, и, покопавшись в дорожной суме, протянул вдогонку несколько полосок сушёного мяса.

Тело слушалось плохо, откусывать неподатливые полоски было трудно. Но Валко и не думал отступаться, ворча как дикий кот.

Его спутник терпеливо дождался окончания трапезы и так же молчаливо протянул какой-то отвар. Даже горьковатое пойло желудок принял благодарно, даря ощущение сытости.

– Тебе лучше.

Это был не вопрос, поэтому Валко просто кивнул, настороженно глядя на монаха. Если повезёт, сегодня их пути наконец разойдутся.

– Я рад. Ты пока слаб, и тебе понадобятся мои снадобья, чтобы лихорадка не вернулась. Но ты будешь крепнуть с каждым днём, и я могу истребовать с тебя плату.

Валко почувствовал, как поспешный завтрак подпрыгнул внутри. С деньгами сейчас туго, и расплатиться с монахом будет проблемой. И вместе с тем он ощутил мрачное удовлетворение: как и следовало ожидать, даже священнослужители ничего не делают бесплатно.

– Чего ты хочешь?

К его удивлению, монах улыбнулся, сдержанно приподняв уголки губ.

– Правильнее будет спросить, что ты готов мне дать. В моих краях за спасение жизни принято брать самую дорогую плату: знания.

Валко скептически хмыкнул.

– Знания не помогут набить желудок, не оплатят ночлег и не согреют долгой зимой. Лучше бы тебе потребовать с меня золота.

– Не золото прогнало твою хворь. Не золотом лечат раны, не от него всходит хлеб на полях. Оно не способно прогнать смерть и дать новую жизнь. А иное знание стоит столько, что за него готовы отдать любые богатства мира.

Валко пожал плечами.

– Тебе не повезло. Ничем таким я не обладаю.

– А это уже мне решать, – спокойно отозвался монах. – У любого человека есть, чем поделиться. Порой знание чего боятся бандиты или о чем мечтают нищие способно спасти жизнь… Твоё дело – говорить. О чём угодно. О прошлом, настоящем, будущем. Вспоминать или мечтать. Когда я услышу достаточно в уплату твоего долга, я скажу тебе об этом, и наши пути разойдутся.

Валко вскинул брови:

– Что ж… в таком случае, скорее всего тебе придётся таскаться за мной до конца жизни.

На этот раз улыбка монаха была шире, открыв ровные белые зубы.

– Едва ли у тебя наберётся столько историй для меня. Впрочем, я бы предпочёл, чтобы ты проводил меня к храму. Дорога длинная, и мне пригодится спутник. К тому же, это будет справедливо, если ты так и не сможешь рассказать мне ничего полезного или интересного.

Валко поморщился. Не то чтобы он был сильно занят, но в его планы явно не входило тащиться за тридевять земель к храму иноземного бога. А может, свернуть этому монаху шею, и дело с концом? Ну или просто уйти, растворившись в ночи…

Натолкнувшись на пристальный взгляд монаха, Валко не выдержал и отвёл глаза.

Дерьмо. Не так уж часто кто-то делал для него что-то хорошее, и оказалось, что оно и к лучшему – чувствовать себя в долгу довольно паршиво. Тяжело вздохнув, Валко спросил:

– Далеко до твоего храма?..

***

– … а потом он захлебнулся блевотиной и подох.

– Ну что же. Это довольно поучительно. – Лицо монаха осталось непроницаемым, но и насмешливого взгляда хватило, чтобы вывести Валко из себя.

Хотя по плану негодовать должен был как раз монах.

Он оказался верным своему слову, и каждый день напоминал о долге. Не давал покоя, вынуждая делать то, чего Валко не любил больше всего в жизни – болтать. Надеясь, что вскоре богопоклонник сам запросит пощады, Валко вспоминал самые грязные, отвратительные и бессмысленные эпизоды своей жизни. Но это не помогло добиться нужного эффекта: любую чепуху монах слушал одинаково внимательно. И только ехидная искорка в глубине карих глаз выдавала отношение к услышанному, да и к самому Валко – тоже. На самом деле, с каждой такой историей Валко и сам чувствовал себя грязным, отвратительным и бессмысленным.

Тишина между монологами чудесным образом утратила свою прелесть. С каждой молчаливой минутой голову Валко сдавливали два невысказанных вопроса: «И это всё, что ты из себя представляешь?» и «Стоило ли ради этого спасать твою никчемную жизнь?».

А ещё ему не давали охотиться.

Во время болезни Валко ничуть не заботило, что его кормят. В конце концов, он об этом не просил.

А теперь, когда силы возвращались, аппетит стал зверским. Тело восстанавливалось и требовало еды. Монах безропотно увеличил его паёк, и сказал, что нет нужды беспокоиться об этом.

Никто и никогда не кормил Валко просто так. По крайней мере, сколько он себя помнил. Всё, что он получал – одежду, кров и пищу – за всё приходилось платить свою цену, будь то деньги, покорность, тяжелый труд или чужие слёзы и кровь.

Казалось бы, чего проще принимать внезапную щедрость другого человека и радоваться, что сегодня повезло? Но почему-то не получалось.

В какой-то момент Валко решил вынудить монаха пересмотреть свои взгляды на их быт, и заставить принять своё участие. Но, регулярно переедая и опустошив запасы монаха, он добился всего двух вещей: несварения и визита в ближайший город, где проклятый монах не только купил еды, но и выдал Валко новые штаны и рубаху.

«Почему я его до сих пор не ограбил?»

Этот вопрос не давал Валко покоя каждую ночь. Что могло быть проще – срезать кошель и исчезнуть?

Не иначе болезнь не просто истощила его тело, но и повредила рассудок.

– Расскажи что-нибудь ещё.

Он ненавидел эту просьбу-приказ. Перебирая в голове все самые отталкивающие эпизоды своей жизни, Валко неожиданно для самого себя сказал:

– Я не плакал на его погребении.

Лицо монаха не дрогнуло. Всё такое же спокойно-отрешенное, такой же внимательный взгляд. Он не торопил, не настаивал, не осуждал. И спрятанные глубоко внутри слова, задавленные годами лишений и страданий вдруг прорвались наружу:

– Мне было двенадцать. Достаточно, чтобы понимать, что происходит. Мои тётки и мачеха рыдали в шелковые платочки, прислуга стояла со скорбным видом, а мне хотелось подойти и помочиться прямо в могилу, настолько я тогда его ненавидел.

Валко украдкой глянул на монаха. Искал следы недоверия, но не нашёл. Помолчал немного, но всё же продолжил:

– Мне было что сказать тогда. И главное – у меня были доказательства. До похорон я тысячу раз прокручивал у себя это в голове, от первого до последнего слова. Но я смолчал. Я решил, что за своё предательство он не заслужил справедливости, и получил то, что должен был. Я ещё не знал, чем это обернётся для меня…

Задвинутое в глубину сознания воспоминание вспыхнуло ярко, словно наяву: мёртвое лицо отца в роскошном гробу, по цене которого можно было купить небольшую деревню; мачеха с печальными голубыми глазами, обрамленными слегка влажными ресницами. Ни до, ни после за всю свою жизнь он не видел, чтоб женщина могла настолько красиво плакать, хотя лживых слёз повидал предостаточно.

Друзья семьи, крайне довольные тем, что на поминки достали бочонки лучшего вина. Ободряющие хлопки по спине и напутствия, что когда придёт день, он должен вступить в права и вести дела достойно, как делал это отец…

Валко не сразу понял, что он уже долго молчит, и что монах его не торопит. Из его глаз вдруг пропала ехидца, и он сказал:

– Савин. Если тебе надоест называть меня монахом, моё имя – Савин.

***

– Кем была твоя мать?

Валко так удивился, что сбился с шага.

С момента вчерашнего откровения Савин не проронил больше ни слова, ни за ужином, ни сегодня за половину дня, хотя ещё с утра Валко ожидал привычного требования что-то говорить и мучительно раздумывал – продолжать ли ему историю, или затолкать её обратно в тот тёмный угол, откуда она выползла.

И уж точно он никак не ожидал такого вопроса. Поэтому он и ответил честно:

– Дворянкой. Но это не помешало ей быть самой лучшей матерью, какую только можно пожелать.

– Ты за это так ненавидел отца? Что он женился второй раз?

Валко пожал плечами, изо всех сил напуская на себя безразличный вид, напоминая себе, что сейчас это всё неважно, потому что он – взрослый, а все люди, о которых спрашивает монах, давно умерли. Почему он до сих пор не может говорить о них спокойно?

– Отчасти. Он мог бы остаться вдовцом – любовницы у него были ещё при маме, и с её смертью ничего не изменилось. Наследник у него тоже уже был… Но мне было бы проще, если б он хотя бы с умом выбрал вторую жену.

Савин вопросительно приподнял одну бровь, а Валко отчего-то разозлился.

– Брак моих родителей был абсолютно обыкновенным – слияние двух капиталов, обговорённое чуть ли не до рождения жениха и невесты. И несмотря на это, получилось относительно неплохо. По крайней мере, так казалось мне как ребёнку. Но с мачехой… Отец словно голову потерял. Не хотел никого слушать.

– И особенно – тебя? – Савин спросил спокойно, но его вопрос лишь подстегнул нарастающую злость.

– И особенно – меня. Он мог трахать её сколько угодно и до свадьбы, но ему непременно захотелось привести её в дом. Против были все, начиная с деда, заканчивая деловыми партнёрами. Мачеха уже тогда успела заработать себе репутацию… Но отцу было всё равно. И уж тем более его не волновало моё мнение или такая мелочь как память матери.

Валко ждал нового вопроса, но его не последовало. Значит, он вполне мог остановиться. Но уже не смог и продолжил сам.

– Я невзлюбил её с первого взгляда. Холёная, бессердечная сука. Она даже не пыталась делать вид, что хочет поладить со мной – разве что на людях и в присутствии отца, чтобы потом жаловаться, какой я дрянной сын и как дурно воспитан. А первое, что она мне сказала, когда мы впервые остались наедине: «будешь мешаться – раздавлю». – Валко не удержался и проиллюстрировал свои слова руками, и скопировал выражение лица мачехи – он прекрасно помнил его до сих пор. Да и сам практиковал, нарочито перешагивая поверженных в драке противников.

– Она сделала мою жизнь невыносимой. Рассорила с отцом и друзьями. Если можно было чем-то меня уязвить, то она не упускала такого случая. А еще… ещё она убила отца. Через год после свадьбы он начал болеть и угасать. Лекари разводили руками, но я как-то увидел, как она добавляет ему в еду порошок. Я носил этот порошок аптекарю и узнал много интересного… Но я ничего не рассказал отцу. Я был так зол на него… Он попрекал меня каждым куском хлеба, каждой ночью, проведенной под его крышей. Как будто у меня не было этого права, а у него – обязанностей передо мной. Словно он каждый раз делал мне огромное одолжение… Иногда я хотел. Спасти отца, вывести мачеху на чистую воду… Но знал, что он мне не поверит. Тогда я стал готовиться к его похоронам… репетировал речь, в которой расскажу всем, что сделала эта стерва. Искал доказательства… И ничего не сделал.

Савин просто кивнул в ответ. Ничего не спросил и не сказал. На его лице не читалось осуждение или отвращение. Почувствовав внутри странную щемящую пустоту, Валко лег и отвернулся, уставившись в темноту.

***

– Почему ты мне веришь?

Костёр потрескивал влажными дровами, то и дело выпуская искры. Сегодня весь день шёл дождь, Савин молчал и не требовал рассказов. Валко должен был радоваться, но отчего-то не мог и сам начал разговор.

Монах, растянувшийся на лежанке, повернул голову. В его глазах мелькнули блики, мешая хотя бы по взгляду понять, о чём он думает. Когда пауза стала совсем невыносимой, Валко спросил ещё раз.

– Ты нашёл меня в лесу, нищего и больного. А сейчас я рассказываю тебе о жизни в поместье, о дворянских корнях, прислуге… Почему ты мне веришь?

Костёр в очередной раз выстрелил, и Савин отвернулся, скрыв половину лица в тени.

– Я нашёл тебя в лесу, нищего и больного. Тебе нечего было мне дать, и мне ничего не было нужно. Люди врут, когда в том есть какая-то выгода. У тебя такой выгоды нет. К тому же – даже если твои истории ложь, они всё равно очень хорошие.

Валко горько усмехнулся. Ничего хорошего в своём прошлом он не видел. Как ни странно, Савин и не глядя угадал его реакцию.

– Ты думаешь, что твоё прошлое ужасно. Может и так. Но оно сделало тебя таким, каков ты есть, ни больше, ни меньше. Без него ты был бы совсем другим человеком.

Валко спешно отвернулся, чтобы скрыть гримасу отвращения. Не столько от услышанной банальности, сколько отвращения к себе. Много ли толку в том, что он стал тем, кем стал?

– Первым я ограбил собственный дом.

Валко не смотрел на монаха, не нуждаясь больше в его внимании или одобрении. То, что его с готовностью слушали, сделало с ним что-то странное. Раньше было сложно говорить – теперь было невозможно остановиться. Видимо, служители богов умеют творить своё волшебство, не иначе…

– Когда мне исполнилось пятнадцать, отношение мачехи внезапно изменилось. Она стала искать моего общества, вела себя любезно и приветливо, словно кто-то смотрит. Хотя чаще мы оставались вдвоём и за нами точно никто не наблюдал… Разумеется, я ни на секунду ей не поверил. Поначалу очень злился. Орал на неё, оскорблял. Однажды даже толкнул – а она не ответила. И мне за это потом ничего не было, совсем ничего. Она никому не пожаловалась и вела себя так, будто этого не случалось. Я не понимал, что происходит, но помню тот момент – я впервые осознал, что вырос. Я выше неё, сильнее, и могу дать отпор – по крайней мере, физически. Это придало мне мужества настолько, что и я стал делать вид, что всё нормально. Стало даже спокойнее – я понимал, что это какая-то игра, но хотя бы мог жить без скандалов и постоянных издевательств.

А потом она пришла ко мне. Ночью. Я ещё спал, и она проскользнула в кровать, как змея. Помню, что мне снилось что-то приятное и я не испугался, когда проснулся от её прикосновений.

Валко сделал паузу и бросил торопливый взгляд на Савина. Если бы тот пошевелился, наверное, Валко бы замолчал. Но монах не издал ни звука, и Валко решился рассказать то, что не рассказывал никогда и никому.

– Я должен был прогнать её. О, как я был бы счастлив рассказать, что выгнал её с позором, позвал прислугу и ославил стерву на всё поместье. Но мне было пятнадцать… Я только начал созревать, и мог возбудиться на куст шиповника. А её теплая рука уже гладила меня там… И я просто позволил ей это. Всё кончилось, не успев толком начаться. Мне было стыдно. Но она шептала что-то утешающее, льнула и ласкала до тех пор, пока я снова не воспрял…

Утром я всё понял. В шестнадцать я должен был выйти из-под её опеки. И она не собиралась так просто отдавать мне поместье… Я понимал, что она найдёт способ меня переиграть – уже нашла. Если я попытаюсь прогнать её, она сможет обернуть всё в свою пользу… И я решил бежать. Меня тогда не волновали богатство и титул – только свобода. Но мне нужны были деньги, и… я украл её драгоценности. За это наказали одну из служанок. Её выгнали и выпороли, а я… Я повторил всё ещё пару раз, пока не побоялся, что это всё станет слишком подозрительно. Тогда я пошёл по друзьям отца.

– Как у тебя получилось?

Валко не сразу понял вопрос. Он с трудом выныривал из воспоминаний, даже слегка удивившись, что Савин действительно слушал его всё это время.

– Что?

– Ты вырос в богатом доме. Ты не знал школы улиц. Как у тебя получилось обойти охрану, никому не попадаться?

Валко спешно захлопнул рот, не дав вырваться ответу. Хватит с него откровений. Но не успел он придумать, что лучше соврать монаху, как отвлекся на еле заметный, но такой узнаваемый шорох.

Их хотят ограбить.

Он знал это точно, так как делал нечто подобное сотни раз. И сейчас словно сам был там, в тени по ту сторону костра…

Оценивал обстановку. Подавал знаки подельникам. Осторожно доставал оружие. Напускал на себя небрежно – опасный вид, чтобы устрашить противника и обойтись без драки…

Мгновенная досада сменилась облегчением. Что ж. По крайней мере, их хотя бы не попытались просто прирезать во сне.

Лицо вышедшего на свет бандита приобрело растерянное выражение вместо нахально-агрессивного, потому что Валко, не давая отвлечь себя, и не глянул на главаря, а полностью сосредоточился на ублюдке за своей спиной. Удар локтем под дых, ногой в колено, легкий разворот, ещё удар… Минус один. Но сколько их всего? Вряд ли много, иначе бы их не заинтересовала такая жалкая добыча – монах и оборванец.

Перекатившись под ноги опешившего бандита, Валко сшиб его и добил тремя точными ударами. Повернулся к Савину, ожидая, что придется освобождать поверженного монаха и замер: Савин хладнокровно проверял пульс у распростертого у его ног мужчины. Рядом в трех шагах поблескивал выбитый из рук бандита нож.

Валко так удивился, что совсем забыл сделать главное - оглянуться. Получив смазанный удар по затылку, из последних сил уворачиваясь он застонал с досады: всё-таки был и четвертый!

Надежда на то, что он не вооружен, не оправдалась. Стоило лишь порадоваться, что его не сразу пырнули ножом… Но до этого оставалось половина мгновения. Увидев, что удар по голове не сработал, бандит отбросил бесполезную уже деревяшку и вытащил клинок, явно намереваясь пустить его в ход. Внезапно одаренный воинским талантом Савин слишком далеко и не успеет ничего сделать…

Вместо ощущения холодной стали в своем брюхе, с трудом держащийся за сознание Валко вдруг почувствовал знакомую дрожь. Контуры его тела пошли рябью, и выражение лица бандита сменилось со злорадного на изумлённое, когда нож прошил воздух. Валко сделал невесомый шаг назад, сконцентрировался, материализовался и нанес удар. Бандит рухнул, опередив падение обессиленного противника всего на секунду.

***

Савин всё видел.

Валко не сомневался, что его фокус с исчезновением не укрылся от глаз внимательного монаха. Но он ничего не спрашивал, не требовал – хотя это наверняка сошло бы за плату, которую он желал получить.

В свою очередь Валко не стал допытывать Савина, где тот научился так здорово драться.

Когда он очнулся, бандитов не было, а монах колдовал у котелка – как в их первую встречу. И как в первую встречу Валко, ворча, хлебал горькие отвары из незнакомых трав. На этот раз боролись не с жаром, а с постоянным головокружением. Валко доводилось получать по голове, но раньше удавалось оправиться быстрее… Не иначе его подкосила недавняя болезнь. В любом случае, от помощи он уже не отказывался.

И не отказывался говорить. О том, как ступил на скользкую дорожку, о том, как сбежал из дома и взял другое имя. О том, что добычу гораздо легче получить, чем удержать…

Вспоминал тех, кто считал себя его хозяевами. Как трудно было доказать обратное, но как жестоко они поплатились за то, что недооценили его.

Как он сам начал недооценивать людей. Как получал нож в спину от тех, кому доверял. Одно он не мог рассказать: как оказался тогда в лесу, больной и всеми покинутый. Потому что в этой истории ему бы не удалось обойти тему его тайной силы, а этим Валко делиться по-прежнему не хотел.

Он попытался воззвать к магии, когда почувствовал себя достаточно хорошо. Но ощутил беспомощность, так же, как в первый раз, когда способности подвели его.

Валко понимал, что без магии он уже не сможет вести прежнюю жизнь. Но впервые смог думать об этом спокойно. Если разобраться, не много там было того, о чем стоит сожалеть. В конце концов в последние три года чары по большей части помогали ему сбегать от погони и не более того… Может, именно поэтому он сейчас вновь смог защитить себя, но не мог применить силу по своей воле. Не это ли знак, которого он так ждал? Знак, что настала пора перемен?

– Почему ты служишь огненному богу?

Прежде чем на лицо Савина вернулось привычное бесстрастное выражение, Валко успел разглядеть тень удивления. Но монах всё же ответил:

– Огонь даёт тепло и свет, очищает. Он способен обеззаразить рану, спасти от смерти или проглотить целые города. Он кроткий и безжалостный, карающий и щедрый. Он достоин того, чтобы ему служить.

Валко кивнул. Великая матерь была такой же. Она давала жизнь и смерть, была сурова и милостива. И к нему – тоже…

Но лишь верующие Матери наделялись магическим даром, поэтому Валко искренне считал, что его вера – единственно истинна, особенно после того, как обнаружил божественную искру в себе. А теперь задумался: много ли радости ему было от этого дара? А ведь и на смертном одре, оставленный Матерью и мучимый жаром, он переживал о должном погребении, о том, что не сможет вернуть в землю вверенную ему силу, хоть эта сила и столько раз его подвела…

– Ты можешь погостить в храме, когда мы придём, – сказал Савин, и голос его был теплее обыкновенного. – Тебя встретят так, словно давно ждали.

Валко рассеянно кивнул. У него всё равно не было идей, куда направиться дальше. Возможно, он задержится там ненадолго…

– Какое имя у твоего Бога? – внезапно спросил он. Савин отчего-то смутился.

– Мы не открываем этого непосвященным. Ты узнаешь это – если придёт твоё время.

Перед сном Валко снова попытался воззвать к магии. Внутри было пусто.

Да, его сила не раз спасала ему жизнь. Но не из-за неё ли он вообще попадал в передряги, из которых его нужно было спасать?

***

Валко хмыкнул, глядя на протянутую ему повязку на глаза. Но Савин не дрогнул:

– Это тайный храм. Я могу провести тебя внутрь и сделать гостем, но не вправе открывать дорогу туда. Если ты действительно хочешь пойти со мной, тебе придётся мне довериться.

Валко пожал плечами. Он и сам не был до конца уверен, хочет ли идти в этот храм.

Впервые в жизни у него не было цели. Всегда он считал, что его судьба предопределена. Сначала, будучи богатым наследником, он не сомневался, что ему суждено занять место отца. После его смерти все помыслы заняли мечты о свободе. Когда Валко прибрала к рукам местная банда, думать приходилось о выживании… Потом – о мести. О том, как захватить место главаря. Как удержать его.

И даже когда удача отвернулась, и магический дар начал подводить, Валко было чем заняться – бежать, спасаться от погони, выжить во время болезни.

Но теперь он был здоров, сыт, в относительной безопасности – и без единой мысли о том, что ему делать дальше. Вздохнув, Валко позволил завязать себе глаза.

Впрочем, Савин зря рассчитывал на доверие человека, привыкшего не доверять никому. Трогать повязку сразу было бы подозрительно, но Валко отвлекал Савина вопросами, пару раз сильно споткнулся и один – почти «упал», и в конечном счете отвоевал себе небольшую щелочку для обзора.

Стена, к которой они приближались, была огромной.

«Кого они так боятся?» – с удивлением подумал Валко. Ещё больше он удивился, когда перед ними опустился откидной мост. Скверное предчувствие начало нарастать, усиливаясь с каждой секундой: слишком много людей вокруг. Слишком мрачная тишина и атмосфера – не такая, как обычно в местах почитания богов. Но окончательно стало ясно, что здесь что-то не так, когда Валко увидел рядом с собой чьи-то ноги.

Может, служители огненного бога и не ходят босиком, но уж точно не должны носить армейские сапоги.

Одним движением Валко сдёрнул повязку, другим – потянулся за пазуху, где совсем недавно спрятал украденный у Савина клинок.

– Не это ищешь?

Лицо монаха растеряло привычную невозмутимость. Он улыбался, его глаза сияли. А в руках он держал нож – тот самый, что Валко тщетно искал.

«Он вернул его, пока возился с повязкой» – запоздало сообразил Валко. Впрочем, эта жалкая зубочистка всё равно сейчас была бы бесполезна – их окружало кольцо вооруженной охраны. Оглядевшись по сторонам, Валко чуть не взвыл, кляня себя за глупость. А ведь он пришёл сюда сам! Но вместо воя в губ сорвался вопрос:

– Зачем? Проклятье, зачем все было так усложнять? Почему ты просто не дал мне подохнуть там, в лесу?

Улыбка Савина померкла. В голосе зазвенело раздражение и немного – усталость.

– Ты доставил нам немало хлопот. А когда ты в очередной раз сбежал до суда из-под стражи, мы заподозрили, что дело тут нечисто. Все признаки указывали на магию, но это не могло быть правдой – откуда у безродного вора, преступника, редкий и ценный магический дар? Почему ты не стоял на учете, как попал на улицы? Мы обязаны были разобраться. И когда мы наконец тебя нашли – больного и без сознания, у меня возник план.

Валко закусил губу и сдержал стон. Погоня… Ему не приснилось. Почему он тогда не поверил своим ощущениям, но поверил другому человеку?

– Ну и как, – прохрипел Валко, – разобрался?

Он окинул стражников быстрым взглядом. Ему определенно точно не одолеть их, и надеяться на то, что магия вернется к нему в камере, тоже не стоит. Но может, если он ввяжется в драку, всё сработает как в последний раз с бандитами? По крайней мере это стоит того, чтоб попробовать.

Эти вороватые озирания не укрылись от Савина. На его лице появилось что-то, похожее на сочувствие. Он достал из кармана небольшой мешочек и бросил Валко под ноги.

– Зверобой, календула, чернокорень, паслен и росянка. Не хватило бы, чтобы толком усмирить хорошего мага, но для тебя, недоучки, вполне достаточно. Ты пил этот отвар с тех пор, как я увидел твои способности, так что не надейся, что чары тебе помогут.

Валко дёрнулся, как от удара. Он не обокрал монаха и не скрылся. Слишком много болтал. Принимал из чужих рук пищу и питьё. Проигнорировал боевые навыки своего спутника… В общем-то он заслужил за это всё, что с ним теперь сделают. Глупость должна быть наказана.

Сочувствие на лице Савина – если его вообще звали так – стало отчетливее. Мягким, почти дружелюбным голосом он сказал:

– Ты спрашивал имя бога, которому я служу. Имя ему – Справедливость.

Продолжение истории: Милосердие (конец истории)

Показать полностью

Решение

Солнце светило ласково, в воздухе дрожало мерное жужжание насекомых и далеко разлетались беззаботные птичьи трели. Он вслушивался до изнеможения.


Нет, только насекомые, шелест листьев, птицы и ветер, больше ничего.


Никакого гула трассы. Хотя этот звук преследовал его всю жизнь, от квартиры до загородных пикников. Казалось, невозможно куда-то уехать, чтобы не было слышно трассу. А от шума техники вообще нельзя было скрыться нигде: в самых далеких его командировках, в наиболее диких местах планеты то и дело были слышны самолёты.


Больше этих звуков не было.


Откуда-то он знал, что должен идти вперёд, к холмам на горизонте. При ближайшем рассмотрении холмы оказались руинами города. Полуразрушенные высотки полностью покрылись зеленью. Дом справа от него зарос клематисами – видимо кто-то выращивал их на клумбах. А он даже и не подозревал, что у клематисов бывают настолько крупные цветки.

Рядом пролетела огромная бабочка. Он мог на память перечислить почти сто видов и подвидов бабочек, но названия этой не знал.


Сзади раздался шорох. Обернувшись, мужчина увидел большого оленя. Зверь проявлял любопытство, но не страх. Мужчина осторожно пошёл к нему. Под ногами что-то хрустнуло, и олень, недовольно фыркнув, убежал.


Предмет, спугнувший оленя, оказался старым человеческим черепом. Из его глазницы рос прекрасный фиолетовый цветок.


***

Стив открыл глаза, с трудом восстанавливая дыхание и пульс. Он всегда просыпался именно на этом месте. Будильник показывал 6.50. В принципе, уже можно вставать.


Он не торопясь выполнял все утренние ритуалы, медленно передвигаясь по небольшой квартире, все стены которой закрывали большие красочные плакаты. Леса Мадагаскара, реки Камчатки, степи Аризоны… На кухне на него грустно смотрел синий ара. В спальне висели портреты игривых лемуров и лупоглазого лори.


Даже тем кто не знал Стивена, в его квартире несложно было бы догадаться, что в прошлом он был активным экологом-исследователем.


«Профессия с мёртвым будущим» - печально говорила его жена, Эми. И была права. Как всегда.

Он переучился на вирусолога, но Эми этого уже не увидела, сгорев от рака буквально за три месяца несколько лет назад. Рак вообще был персональным проклятием Стива – от него же умерли мать и отец.

Статистика говорила, что это нормально. По последним данным, если не будет изобретено лекарство, через 20 лет каждый второй будет умирать именно от рака.


В исследования вкладывались миллиарды всех валют мира. А Стив мог назвать причину и бесплатно: всё, что люди ели и пили последние 30 лет, было отравлено.


«Искусственное мясо», «Биодобавки», «Ароматизаторы», «Растворимый… (кофе, суп, каша, чай, хлеб, бифштекс, помидор, (нужное подчеркнуть)» - говорили они.


«Отрава» - коротко комментировал Стив.


Но купить что-то действительно настоящее уже не было никакой возможности.


«Натуральные продукты – изжиток прошлого» - с таким лозунгом прошла одна из вошедших в историю мировых конференций. Ну что сказать, она действительно изменила всё.


Не осталось голодающих. Корпорации озолотились. Все фермерские хозяйства разорились. Чуть позже люди стали дохнуть, как мухи. Последнее, впрочем, никак не было связано с питанием, что убедительно доказывала сотня проплаченных исследований.


Но решительно никому до этого не было дела.


Когда ты можешь сделать себе вкусный, пусть и из-за пищевых добавок, ужин за 1 минуту и 0,25 доллара, это само по себе достаточно веский аргумент. Особенно в условиях безработицы: всё больше профессий осваивали роботы, и количество  людей, которые недостаточно умны и талантливы, чтобы стать программистами, операторами искусственного интеллекта или кем-то ещё вместо подсобного рабочего, кассира или водителя, стремительно росло. Они оказались буквально на обочине жизни. И быть бы революциям, но искусственные продукты и управление климатом, которое позволило строить крайне дешёвое жилье, исправили положение. Теперь каждый желающий мог сносно жить на пособие по безработице, попивая вечерком растворимое «Шато». Жить практически в картонной коробке, но не беспокоясь ни о чём.


Бесплатные телевидение и интернет тоже заметно повышают лояльность населения.


При желании в этом же интернете каждый мог увидеть, что из-за изменения климата почти умер крупнейший живой организм планеты – Барьерный риф. И что в колыбели жизни – бассейне реки Амазонки – под угрозой вымирания больше 80% видов. На Камчатку больше не приходит лосось на нерест, а Байкал стал похож на болото.


Но это были очень некрасивые фотографии, и они набирали мало просмотров.


Впрочем, Стивену жаловаться не следовало. С его коэффициентом интеллекта после прекращения финансирования экопрограмм он легко смог выучиться на вирусолога. А это было воистину золотое дно, шедшее в рейтинге сразу после исследований рака.


Планета старалась выжить. Испанка, птичий грипп, свиной грипп, эбола, коронавирус, американка, болезнь Сорона… С начала 20 века и до сегодняшнего дня каждая следующая эпидемия всё настойчивее пыталась отрегулировать растущее население.


То, что ледники Арктики стремительно таяли, не было закрытой информацией. Но далеко не все знали, что в тоннах льда таились десятки неизвестных науке опасных вирусов.


Как бывшему экологу, Стиву доверили проект по их исследованию. Добрая половина его коллег падала в обморок только от мысли, что нужно будет летать туда в командировки – ведь там невозможно поддерживать те 22 градуса по Цельсию, к которым уже привык почти весь мир. Поэтому часто Стив оставался один на один со своими пробирками, что его ни капли не огорчало. Кончилось всё тем, что ему добавили роботов-лаборантов, зарплату, и практически оставили в покое, предоставив полный карт-бланш.


Карьера была на подъёме. И именно тогда ему начал сниться этот сводящий с ума, повторяющийся сон.


На выходе из квартиры Стив поймал в зеркале своё отражение. Аккуратная прическа, строгий костюм, гладко выбритое лицо. И красные воспаленные глаза. Покачав головой, он отправился в офис.


***

- Хелло, Гринпис! – хлопнул его по плечу Барри, догнав на входе в здание. Стив вздохнул. Кое-что всё-таки не меняется: Барри был тупой как сапожок, но зато с хорошими связями, которые и обеспечили ему место в конторе. Он регулярно становился причиной ошибок в программах роботов, пару раз, пока его не отстранили, едва не допустил утечку смертельно опасного вещества в канализацию, но ему всё сходило с рук.


- Добрый день, Барри, - нарочито ровно ответил Стивен. Он знал, что если Барри почует хоть намёк на вовлеченность в беседу, рабочий день можно смело похоронить: он уже не отойдёт ни на шаг, и будет болтать без умолку.


- Ты слышал новости? – Барри был счастлив, как ребёнок, - срок моего отстранения истёк. Вчера ходил к боссу. Представляешь, мы теперь напарники!


Стив остолбенел.


- Отлично, да? Я реально рад, бро. Ты единственный нормальный среди этих чудиков. Они вечно орут на меня и не дают ничего делать. А с тобой-то мы точно сработаемся! – ещё раз похлопав его по плечу, Барри радостно направился в сторону лаборатории. ЕГО лаборатории.


- Стивен, - боссу, к которому Стив незамедлительно направился, явно было не по себе, - я действительно тебя понимаю. Но больше мне его пока деть некуда. От вирусов, которые разморозятся в ближайшие четыре года, вакцины уже готовы и запущены в производство. А для остальных у тебя ещё есть время, мы совсем не будем вас торопить. Ну пойми ты, не могу я его уволить! – тон начальника стал совсем умоляющим, - я добавлю тебе десять, нет, пятнадцать процентов к стоимости контракта! Ты значительно опережаешь график работ, и мне это согласуют. Я прошу тебя, хотя бы на полгода! Не дай ему ничего натворить! А потом я переведу его к иммунологам. По рукам?


Стиву было нечего ответить. Честно сказать, счастье что босс вообще согласился поговорить с ним. Карьерное перемещение сотрудников не было коллективным решением, и все переводы осуществлялись исключительно по воле руководителей. Стив молча кивнул, и вышел из кабинета.


Первое, что он обнаружил в лаборатории – распакованную пачку чипсов на столе для работы с реагентами. День обещал быть долгим…


***

В этот раз всё было не как обычно.


Олень не отреагировал на хруст старого черепа, и продолжил с любопытством разглядывать Стива. Дал приблизиться почти на расстояние вытянутой руки, но всё же убежал в последний момент. Но и на этом сон не кончился. Стив заходил всё дальше в разрушенный город. Здесь встречались здания, не так сильно пострадавшие от времени. По ним он понял, что «высотка» слишком громкое слово, и все эти дома и в лучшие свои годы не были небоскрёбами. На одном из них сохранился знак с адресом. На нём было написано кириллицей «Гидропроектовская ул, д.3». Стив понял, что это за место и сразу проснулся.


Припять!


Разгадка тайны его сна оказалась банальной и скучной. Во время исследований на прошлой работе Стив трижды был в Чернобыле, и обошёл всю Припять вдоль и поперёк десять раз. Его тогда очень сильно поразило, насколько быстро природа восстанавливается даже после ядерной катастрофы. Тогда, конечно, город выглядел менее заросшим и диким, чем в его сне, но фауна там полностью восстановилась уже через пятьдесят лет после аварии, а уж ко времени его командировки и вовсе можно было открывать заповедник.


Может теперь, когда он всё понял, ему удастся нормально высыпаться? Сейчас это актуально как никогда: помимо рабочих обязанностей ему теперь приходилось ежесекундно следить за Барри, а это было непросто. Кроме дурацкого чувства юмора, Барри обладал талантом выводить из строя всё, что оказывалось в его поле зрения. А ещё Барри хотел подружиться со Стивом.

Что делало пребывание на работе абсолютно невыносимым.


Зная о его прошлом, Барри взял за правило ежедневно раскапывать сводки новостей на тему экологии и зачитывать их Стиву. Признаться, это был нелегкий труд. В начале и середине 21 века, когда было модно заботиться об экологии, были даже отдельные журналы и каналы, где постоянно обновляли информацию об охраняемых видах и выпускали документалки о животных. Теперь же такие данные было найти сложно – они изредка проскакивали между строк в новостях, посвящённых совсем другим темам. «Опасные дикие обезьяны помешали заготовке леса для строительства детского приюта», или вроде того. Но по закону о достоверности информации, изданию приходилось в конце статьи давать сводку, что это были за обезьяны, к какому виду они относятся, и сколько их ещё осталось. В общем, задачка ещё та.


Но Барри был настойчив.


Теперь почти каждый день Стив узнавал, какой вид исчез с лица планеты, или близок к этому. Разговоры о том, что его такие новости расстраивают, ни к чему не привели. Барри искренне обижался, ведь он так старается для него! Было проще смириться, чем объяснить.


Тем более что несмотря на все усилия, в глубине души Стивену не было все равно. Совсем не было.


Стив не воспользовался поблажкой от начальства, и ещё усерднее окунулся в работу. Ведь в противном случае у него было бы слишком много времени на общение с Барри. А тот, закончив сводку экологических катастроф, с чистой совестью («Бро, о твоих хобби мы уже поговорили. Теперь давай о моих. И новости обсудим!») принимался болтать о всякой ерунде, чем доводил Стива до состояния тихого бешенства.


«Бро, ты слышал, они всё-таки смогли сделать порошковый «Стейк Рибай»! Пятнадцать лет у них не получалось, а теперь – тот самый вкус!»


«Зацени, мой ай-кот вчера такой ржачный баг словил!»


«Сегодня сто лет со всемирного перехода на метрическую систему. А что такое фунт и эта, как её… вер-ста? Надо же, какое глупое слово… Верстааа… Верррстаааа…. Смешно, да?»


«Ты прикинь, цены на обновление секс-андроидов подскочили! Обещают +20 поз, но я сейчас совсем на мели… Бро, ну че ты на меня так смотришь, типа у тебя своего нет?»


Единственный способ заткнуть Барри без конфликта – с головой уйти в работу. Когда он видел, что Стивен действительно его не слышит потому что занят, он находил себе другое развлечение.

В последние дни погружаться в работу стало значительно проще. Вирус H1N12 с прогнозом оттаивания в горизонте 5 лет оказался чрезвычайно интересным.


Первые исследования показали, что он будет передаваться и контактным, и воздушно-капельным путём. Зона распространения – больше 70 метров от носителя. Стив начал исследование по живучести на разных типах поверхности и устойчивости к средам: воздушной, влажной, водной, кислотной и щелочной.


Наблюдения шли уже вторую неделю. На всех поверхностях и во всех средах вирус был ещё жив.


Такая стойкость просто поражала! Стив начал серию тестов на лабораторных животных, но там пока не было ничего примечательного – они становились носителями, но никто не проявил признаков заболевания.


Исследования и написание отчетов помогали хоть немного избегать внимания Барри.

А вот со снами становилось только хуже.


После Припяти были сны о Мадагаскаре. Во времена его поездок туда от лесов уже почти ничего не осталось, а во сне на главной улице Антананариву он разглядывал маленького лори – единственный вид ядовитых млекопитающих. С чертовски милыми глазами.


На набережной Байкальска отдыхали нерпы, хотя Стив знал, что ещё 5 лет назад их осталось всего 200 особей на всё озеро.


На огромном кешью в джунглях громко кричали красные ара, официально вымершие в конце 21 века. Стив затруднялся опознать место, но было похоже на Сан-Хосе.


Каждый такой сон приводил его в отчаяние, заставляя просыпаться в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем и слезами на лице. Эми бы обняла и успокоила его – ему и раньше снились кошмары. Но Эми больше не было рядом.


Зато рядом, куда ближе чем хотелось бы, был Барри.


Исследования H1N12 подходили к концу. Несмотря на сверхъестественную живучесть - от 3 до 8 недель жизни вне носителя, вирус никак не влиял на животных. И не мутировал на них, будто спал. Оставалась последняя стадия работы – загрузить итоги экспериментов, а также данные о структурах вируса в Дейзи, главного аналитика его лаборатории, и через пару дней получить прогнозы о влиянии на человека. Стив сделал бы это и раньше, но он прятал Дейзи от Барри, боясь, что он её сломает или повредит. У Барри вообще были напряженные односторонние отношения с роботами и искусственным интеллектом. Классическая безответная любовь – Барри не мог пройти мимо, а устройства могли баговать от одного его присутствия, что вообще не поддавалось никаким законам логики.


Но на этой неделе Барри в отпуске, так что никто не помешает завершить работу.


***


Стив проклинал тот миг, когда он решил включить новости. Сегодня мейн-стримом стали два сообщения.


Рождение 25-миллиардного человека на планете. И решение Совета-100 об упразднении законов об охране окружающей среды в мировом праве.


Стив понимал, что всё к этому и идёт, ещё после того как Гринпис было отказано в финансировании. Но всё же услышать об этом было больно. Упразднение означало, что с этой минуты на всей Земле нет ни одного уголка, который был бы под охраной от человека.


«Нельзя, чтобы интересы низших существ подрывали благополучие людей. Этот день войдёт в историю как официальное закрепление статуса человека как высшего существа на планете» - вещал диктор.


«Заткнись!» - и телевизор отключился. Эту голосовую команду он выучил уже давно.


Стив встретился взглядом с голубым ара на плакате. Не выдержав, сорвал его со стены. А заодно все остальные, изорвав их на мелкие клочки.


***


Стив уже пятый раз перечитывал отчёт Дейзи и перепроверял данные, которые он вводил на входе. Ошибки не было.


H1N12, показавший полную безвредность для животных, мог убить человека за несколько часов. А учитывая его живучесть, легкость распространения и вариативный инкубационный период, прогнозное время уничтожения человечества составляло от шести до восьми недель.

Принимая во внимание устойчивость к различным средам и веществам, вероятность изготовления лекарства менее 10%.


«У планеты всё-таки был запасной план» - подумал Стив и переименовал папку с отчётом Дейзи.


«Бич человечества».


Подумав ещё немного, снял с шеи замысловатый кулон, который оказался страшно старомодным девайсом: USB-накопителем. Эми всегда смеялась над ним, но Стив уверял её, что это теперь единственный способ хранить данные без мониторинга спецслужб. Кроме, конечно, бумаги, но как эколог этот вариант он даже не рассматривал.


Дейзи имела USB-порт на случай использования старых засекреченных внеоблачных источников. Стив ввёл в систему данные из файлов, добавив несколько параметров, и отправил задачу на обработку.


***

Сегодня ему снилась Эми. Они стояли на краю Гранд-каньона и наблюдали за полётом кондоров. Стиву всегда было от них жутковато, а Эми не понимала, как можно не восхищаться птицей с размахом крыльев больше трёх метров.


Но сейчас не кондоры заботили Стива. Он чётко сознавал, что это всё ненастоящее. Хоть в 21 веке и удалось восстановить популяцию калифорнийских кондоров, почти вымерших в двадцатом, последняя пара умерла в том же году, что и Эми. Но во сне они были молоды, Гранд-каньон ещё был заповедником, а в небе парили самые крупные птицы, способные летать.


Стив боялся, что если скажет хоть что-то, видение исчезнет.


Эми украдкой смахнула слезу. Ей, как обычно, было неловко за слёзы восторга, хотя он миллион раз говорил ей: это не повод для стеснения, а признак её огромного сердца.


Ещё немного полюбовавшись, Эми повернулась к нему и серьёзно спросила:

- Ты уже решил?


- Ещё нет, - ответил Стив, не понимая, о чём речь.


- Осталось не так много времени. Ещё можно изменить всё. Ты же понял, что я показывала тебе?

Не зная, что ответить, Стив на всякий случай сказал «Да».


- Хорошо. – Эми успокоилась и прижалась спиной к его груди, закопошилась, заворачиваясь в края его расстёгнутой куртки. – Я люблю тебя.


Он проснулся, не успев ответить.


***

Сегодня Дейзи дала отчёт по его запросу.


И вышел из отпуска Барри.


Ему явно не терпелось поделиться впечатлениями, и даже отстранённость Стива не убавляла его болтливости. Будучи совершенно не в себе от сегодняшнего сна, Стив нарушил свою же заповедь об уважительном общении с коллегами.


- Барри! Я прошу тебя: заткнись. Я не хочу слушать трёп про грави-сёрф и другое дерьмо. Мне нужно работать. Хоть кто-то из нас двоих должен приносить пользу!


Лицо Барри сначала вытянулось, а затем начало краснеть.


- Вот значит ты как, бро... А я-то думал, ты лучше остальных яйцеголовых в этой конторе. Считаешь, что умнее меня? Очнись, Гринпис! Таких как я – миллиарды. А такие старые фрики как ты нужны только для того, чтобы такие как я жили лучше. Да если бы не я, с тобой бы только твои проклятые роботы и разговаривали! А тебе видно больше и не надо! Ты сумасшедший, на всю голову больной! Если тебя завтра не станет, никто и не вспомнит что ты тут вообще был!


Стив смотрел на Барри как загипнотизированный. Таких как он – миллиарды. Рыхлых, слабых, с кожей, не знавшей загара. Не понимающих, что это за продолговатая зелёная штука нарисована на последней рекламе порошкового горошка. Не знающих, как выглядела корова, из которой делали Рибай. Вкус которого так упорно не поддавался жалкой подделке.


«Никто не вспомнит что ты тут был».


Утром Стивен переживал только о том, что не успел сказать Эми, как сильно он её любит и скучает. Весь остальной диалог ускользал от его внимания. Теперь он понял, что она показывала ему. И о каком решении шла речь.


Под вопли Барри он подошёл к сейфу и взял пробирки с «Бичом человечества». Затем сделал немыслимое – впервые за много лет распечатал отчёт на бумаге. Взяв всё, молча вышел из лаборатории. Стив знал, что Барри не поднимет тревогу из-за его отсутствия в рабочее время. А переживать за судьбу пробирок ему и вовсе не хватит мозгов.


«А всё же есть некоторые плюсы в технологиях» - меланхолично подумал Стив, когда всего за пару часов такси доставило его к Скалистым горам. У таких поездок был ещё один плюс – на длинных одиночных маршрутах, хоть и управлял машиной автопилот, полагалось наличие живого оператора-человека на водительском кресле.


- Что, хочешь погулять напоследок? – усмехнулся пожилой водитель. - Скоро тут и куста не останется. Жалко конечно, я по этим местам ребёнком ещё в походы с отцом ходил… но зато обещают падение цен на жильё на тридцать процентов. У меня дочка в недвижимости работает, держи визитку, может ещё поселишься здесь!


Стив молча взял пластиковую карточку. «Земля для человека, а не человек для Земли» - было написано на ней под контактами менеджера.


Сидя на берегу, он читал отчёт Дейзи. Обработаны данные, которые он собирал всю свою жизнь. Только раньше Стив не знал временны́х параметров, а теперь – знает. Он читал не торопясь, внимательно просматривая детали расчётов и не стремясь быстрее увидеть выводы – их он уже видел.


В условиях отсутствия юридической защиты окружающей среды и растущего населения начнётся стремительное сокращение видового разнообразия флоры и фауны.


Прогноз № 1

Заданный параметр времени: 5 лет.

Заданный параметр потребления: 100%

Сокращение фауны: 95% видов

Восстановление невозможно

Сокращение флоры: 80% видов

Восстановление невозможно


Прогноз № 2

Заданный параметр времени: 2 месяца

Заданный параметр потребления: 100%

Сокращение фауны: 4% видов

Полное восстановление при наличии хотя бы 2000 особей, при параметре потребления 0%.

Обнаружен дефицит данных ряда популяций. Допускается возможность восстановления видов, официально признанных вымершими, при параметре потребления 0%.

Сокращение флоры отсутствует.


Стив достал три пробирки из кармана. Они были пусты. Жидкость из первой отправилась в питьевой фонтан его конторы. Содержимое второй - в вентиляционную систему международного аэропорта. Третью он опустошил в такси.


Стив подошёл к реке и, широко размахнувшись, бросил пробирки в воды Колорадо. Сел на землю, потому что стоять было уже тяжело – первые признаки болезни давали о себе знать.


До водохранилища Мид было несколько сотен километров.


До воплощения его снов – несколько десятков лет.


И всего пара месяцев до того, что уже через две недели назовут концом света.
Показать полностью

Бюро добрых дел (продолжение)

Начало истории: Бюро добрых дел


Глядя на безупречно прямую спину, Сашка перебирал в уме все возможные свои косяки. Ну разве что кто-то всё-таки видел сегодня его с Иваном? Но тогда бы он уже наверняка услышал коронное «прошу на выход»…


«Да ну к черту! – вдруг зло подумалось ему, – выгонят, так выгонят. Жаль только мама расстроится…».


Вся бравада улетучилась, когда они остановились у кабинета управляющего. Алевтина открыла дверь, кивнула, но сама не пошла.


Казимир Михайлович отвлекся от монитора и посмотрел прямо на Сашку. И не отвёл, по обыкновению, взгляд, когда заговорил.

– Ну что, Васильев Александр, вот почти и кончилась твоя стажировка. Рад за тебя, что продолжил ты лучше, чем начал. Ни единого опоздания, жалобы, нарушения правил. Исполнительность, дисциплина, скромность, скорость. Алевтина Игоревна тобой очень довольна, да и я тоже. Мы долго думали, кому поручить это задание, и помним твой интерес к волшебству. Думаю, лучшего кандидата не найти.


Управляющий встал и подошёл к большой металлической двери. Приложил свою карточку, ввёл код, дал отсканировать сетчатку. Но даже после этого дверь открылась не сразу и как бы нехотя.

– Тебя, наверное, удивляет, почему наши клиенты заказывают так мало чудес, и почему волшебство такое дорогое?


Сашка вошёл вслед за Казимиром Михайловичем и огляделся по сторонам. Помещение было битком набито обычными с виду вещами, и только один предмет отличался и приковывал взгляд – что-то отдаленно похожее на аквариум, больше чем наполовину наполненный странным, чуть светящимся песком.


Неужели это…?


Перехватив Сашкин взгляд, управляющий кивнул.

– Да, ты всё правильно понял. Это – наше волшебное хранилище. Всё здесь заряжено магической пылью, а там – она сама. Как видишь, её немного. Крайне затратная в производстве штука, должен я сказать! И крайне неэффективная. Вот смотри, – управляющий двумя пальцами, брезгливо, поднял за голенища пару красивых сапог, – сапоги-скороходы. Стоят в десять раз дороже электросамоката, а прослужат в тысячу раз меньше. Ковры-самолёты, скатерти-самобранки – с современными изобретениями и сервисами – бесполезное барахло. Продавая такое, много не заработаешь.


– А как же настоящие чудеса?! – не выдержал Сашка.


– Настоящие? – усмехнулся управляющий, – а это какие? Лечебный эффект у пыли ненадежный, равно как и косметический. Медицина лучше справляется. А то срастишь ты себе открытый перелом таким порошком, через месяц его действие кончится, а ткани-то и не регенерировали до конца… Или красавица опять старой и толстой просыпается поутру… Скандал!


– А почему тогда про ваше волшебство так много пишут?


– Маркетинг. Рейтинг, это, конечно, здорово, но недостаточно. Людям нравится быть причастными к чему-то особенному… А здесь любой имеет возможность побыть в некотором роде магом. Разве ты сам не за этим к нам пришёл?


Сашка кивнул и спросил:

– Но неужели волшебная пыль совсем не может ничего особенного?


– Отчего же, – улыбнулся управляющий, – ещё как может. Помочь влюбить кого-то, что-то навсегда забыть, убедить в чем-то. На самом деле, на сознание она действует куда лучше, чем на предметы или органы. Вот только это всё незаконно. У Бюро, которые нарушают правило неприкосновенности разума, отнимают лицензии. Но – спасибо что спросил. Собственно, за этим мы с тобой сюда и пришли. Скажи, хочешь ли ты лично совершить настоящее чудо?


В горле застрял ком, но Сашка всё-таки нашёл в себе силы и кивнул. Казимир Михайлович аккуратно зачерпнул лопаткой волшебной пыли и спрятал её в маленьком мешочке, туго затянув завязки.

– Не хотелось бы поручать такое дело стажеру, но есть некоторые нюансы. Тот, на кого накладывается заклинание, должен быть расслаблен и доверять. Открытый разум очень важен! А в моем случае, боюсь, такого эффекта уже не добиться.


У Сашки во рту вдруг пересохло. Он, кажется, понял, о ком пойдёт речь.


– Мы звонили нашему «другу», под видом опроса по качеству сервиса. Просили назвать курьера, который ему больше всего понравился. Догадываешься, чью фамилию он назвал? Это будет твоим последним заданием. Справишься – завершишь стажировку досрочно. От себя лично обещаю, что в твои смены все заказы, связанные с волшебством, будут доставаться тебе. Но если провалишься, или, что хуже – попадешься, я буду все отрицать и скажу, что пыль ты украл. О краже заявлять не стану, пойдём на мировую, но работать ни в одном из Бюро добрых дел ты потом не сможешь, даже за границей.


Сашка, не мигая, смотрел на мешочек с волшебной пылью. Разве не за этим он сюда пришёл? Прикоснуться к настоящей магии. Вот она – только руку протяни. Да ещё и запретная.


– Пусть Иван передумает насчет бесплатных добрых дел. Захочет к нам курьером, переехать, уйти в монастырь, да хоть с моста спрыгнуть – неважно. Главное, чтобы больше не мешал нам работать.


Мешочек лёг в протянутую ладонь. Хоть волшебная пыль и была похожа на песок, но оказалась гораздо легче, почти невесомой. И светилась даже сквозь плотную ткань.


Дело оставалось за малым – пустить её в ход.


***


– Я так тобой горжусь! – сияющая мама подлила в тарелку борща. Жирного, наваристого. Такого пира Сашка не помнил уже давно. – Вот получишь первую зарплату, сразу расплатимся за коммуналку наконец. И соседу долг отдадим. И может даже тёте Тане. А со следующей – обувь зимнюю купим, и тебе и мне – ну сколько можно в латанном-перелатанном ходить, а? А там, глядишь, и ремонт сделаем… А может я даже с одной из работ уволиться смогу. Сашка, какой ты у меня молодец! Иногда так тяжело было, думала уж и не дотяну. Бывало, тебя уложу, поплачу, и в ночную иду… Как же быстро ты вырос! Настоящий мужчина!


В качестве дополнительной мотивации к мешочку с пылью Сашке выдали оффер. Пыль он спрятал в карман, а вот оффер – не догадался, так и пришёл домой, растерянно прижимая бумажку к груди.


Глядя на счастливую маму, он не смог сказать, что его приём на работу еще пока под вопросом. Молчал, когда она побежала к его крёстной – в очередной раз занять денег, смотрел, как хлопотала на облезлой кухоньке…


Сашка вдруг увидел их квартиру будто в первый раз. Продавленные диваны, стулья с настолько изношенными сиденьями, что они давным-давно перестали быть мягкими. Всё потрескавшееся, до безобразия старое.


Единственная статья расходов, по которой у них не было долгов – это ипотека, иначе б их давно выгнали из дома. На всё остальное время от времени приходилось занимать – на экстренную починку обуви и одежды, на лекарства, иногда даже на еду. Долги росли быстро, а отдавались очень медленно.


Сашка был единственным в классе, кто не мечтал стать выше. Потому что каждые несколько сантиметров роста означали, что ему нужны новые вещи, в то время как его мама будет в пятый раз носить в ремонт зимние сапоги. Каждая отметка на двери была прочно связана с острым стыдом, за то, что он снова вверг семью в траты. Странное дело – ведь мама никогда не попрекала его ничем. Даже когда он однажды порвал недавно купленные штаны, зацепившись за гвоздь на скамейке.


Но он и сам очень быстро понял, как ей тяжело, насколько они бедны, и как дорого он обходится.

Теперь можно было поставить точку в истории беспросветной нищеты. Бюро очень хорошо платило даже курьерам, а уж если получится подняться повыше…


Сашка долго не мог уснуть. Незаслуженный борщ давил на желудок, а в комнате вдруг оказалось нестерпимо жарко. Не выдержав, Сашка тихонько встал, оделся и вышел на улицу.


Адрес Ивана он помнил наизусть.


Волшебная пыль в кармане стала вдруг тяжелой. Сашка никак не мог перестать думать о словах управляющего. Неужели магия и правда стала настолько ненужной?


Вот проехала мимо машина – ковёр-самолет. Из кафе на улицу высыпалась смеющаяся компания. Радовались ли бы они больше, если бы вместо повара еду им сотворила скатерть-самобранка?


Волшебство стоит дорого. Магия не окупается…

– Молодой человек!


Сашка замер. Подошедший к нему полицейский козырнул, представился и спросил:

– А что это вы так поздно делаете на улице, а? И что у вас там, в кармане? Тааак… а документы на этот порошочек у вас есть? Пройдёмте-ка со мной…


Каждая трещинка в побелке на потолке была знакома Сашке наизусть. А вон то желтое пятно осталось с тех пор, как у тёти Кати прорвало трубу. Сон отпускал постепенно, но Сашка вдруг резко сел на кровати, стряхивая прилипшую простынь.


От осознания, что патрульный ему только приснился, накатило не облегчение, а разочарование. Кляня себя за трусость, Сашка схватил вещи и выскочил в коридор. Часы показывали четыре часа ночи, но это не остановило. В крайнем случае, он дождется утра во дворе у Ивана.


Когда он пешком добрался до нужного дома, начало светать. Солнце разгоняло сизые сумерки, согревало, наполняло решимостью. Её хватило, чтобы пройти мимо скамейки во дворе, войти в подъезд, постучать в дверь. Последняя отчаянная надежда что Иван не проснётся, не откроет, не сбылась. Немного помятый и удивлённый, он распахнул дверь пошире.


– Заходи. Ты чего так рано?


***


Сашка и не думал, что всё пройдет так быстро. Что выбор будет сделать так легко. С плеч будто гора свалилась, а голова немного гудела.


Невесомый мешочек лежал на ладони. Повозившись с завязками, Сашка вдруг засомневался на секунду – но может хотя бы…?


За окном квартиры на первом этаже включили телевизор. Волшебное зеркало в 4К.


Зажмурившись, Сашка вытряхнул пыль. Она долго не оседала, сверкая и переливаясь на утреннем солнце. Так долго, что он даже загадал желание, хоть и без особой надежды.


«Пусть мама меня простит и на расстраивается. Я обязательно помогу ей. Но… как-нибудь по-другому».

Показать полностью

Бюро добрых дел

Сашка вытер мокрые ладони о потрепанные, но чистые штаны – самые приличные, которые у него были.


Он уже несколько минут мялся на крыльце, не решаясь войти. Прокручивал в голове: что скажет, как поздоровается, куда будет смотреть и куда денет руки, которые имеют подлую привычку становиться в такие моменты будто чужими, мешать и нелепо болтаться вдоль тела.


Над головой вспыхнула вывеска: «Бюро добрых дел». Сашка вздрогнул: раз включили подсветку, значит скоро откроются. Надо идти! Но страшно. Как же всё-таки хочется произвести приятное впечатление, запомниться! Он не может себе позволить провалить эту стажировку. И дело не только в матери, которая уже надорвалась на своих трёх работах, и не в многочисленных их долгах. Дело в том, что на эту работу Сашка бы пошёл, даже если бы был миллионером.


Набрав побольше воздуха в грудь, он толкнул дверь вперёд и тут же неловко ввалился в прохладу торгового зала, запнувшись одной ногой о другую. Но не успел он пролепетать и трёх слов, как его остановили:

– Молодой человек! Мы ещё закрыты. – Мужчина в безупречном костюме-тройке окинул Сашку оценивающим взглядом, – А, вы новенький. Вход для персонала с другой стороны здания. Прошу запомнить. Посетители не должны видеть курьеров, это дурно влияет на выручку. Дважды повторять не стану.


Сашка постарался скрыться с глаз как только мог быстро, но вопрос всё же догнал его у самого порога:

– Как вас зовут, молодой человек?

– Александр Васильев, – обреченно ответил Сашка.


Ну вот его и запомнили. К сожалению, не так, как хотелось бы.


***

Конкурс на стажировку был просто огромным. Каждый видел в этой возможности что-то своё: кто-то – стабильный заработок, кто-то – удобный график, престижного работодателя. Но Сашка хотел сюда по другой причине.


Как только он научился читать, истории о магии и супергероях стали его самыми любимыми. Всеми правдами и неправдами он добывал редкие издания биографий богатырей, личные интервью Супермена, ранние дневники Бэтмена… Денег на это в их семье не было, особенно после того, как ушёл отец. Но что-то можно было взять в библиотеке, одолжить, выиграть, выменять, найти в интернете…


Сашка страшно жалел, что появился на свет в эпоху вырождения магии. Драконы и волшебники давным-давно вымерли, на русской земле уже сотни лет не рождались благословлённые природой. Разве что за океаном, в Америке, еще осталась магия. Да и то с натяжкой – Супермен все-таки был инопланетянином, добрая часть героев – мутантами, а Бэтмен так и вообще обычным человеком, просто богатым и технически продвинутым. Скука.


Попасть за океан Сашка и не мечтал. На родине же только в одном месте уцелели крупицы магии – в сети «Бюро добрых дел». Жалкие крохи, буквально пыль, но она была. И ради того, чтобы прикоснуться к этому чуду, Сашка был готов работать всю жизнь и забесплатно. Но, на его счастье, за эту работу платили – если не завалишь стажировку и попадёшь в штат, конечно.


Полдела уже было сделано. Едва Сашке исполнилось семнадцать, он тут же подал заявку, и стал самым молодым кандидатом в курьеры из всех прошедших конкурс в этом году. И за своё место он готов был бороться.


Даже если надо было бороться с собой.


Проглотив горечь обиды и разочарования, Сашка направился к задней двери, изо всех сил делая вид, что такая неудачная встреча с управляющим его не расстроила. У Казимира Михайловича была репутация человека сурового и резкого, любезного к клиентам, но не к работникам. Так что надо будет здорово постараться, чтобы Сашкина оплошность не сыграла против него через полгода, в день принятия решения.


И как он только мог упустить такую важную деталь, как отдельный вход для персонала?


– Добро пожаловать в «Бюро добрых дел»! – сухо проговорила женщина в форменном костюме. – Для начала хочу напомнить, что из всех вас, – она окинула взглядом несколько десятков собравшихся, – в штат попадёт не больше пяти человек. Все наши сотрудники очень ценят свои места, и вакансий у нас появляется мало. При принятии решения будет учитываться всё. И начнём мы с пунктуальности. Вы, вы и вы, – аккуратный наманикюренный пальчик выцепил троих из толпы. – Вы вошли в зал уже после начала рабочего дня.


– Но я же ничего не пропустил! Я слышал каждое ваше слово! – попробовал было возмутиться один из несчастных.

– Инструктаж я начала в девять ноль две. Вы вошли в девять ноль одну. Добрые дела не могут ждать. Прошу на выход.


Бейджи незадачливых стажеров загорелись красным, не давая им ни шанса затеряться и остаться в здании.


– Это правило касается не только опозданий на работу. У вас будут заказы, которые нужно выполнить к определённому часу, срочные доставки… Скорость – одно из важнейших достоинств курьера добрых дел. Ни пробки, ни погодные условия не станут вашим оправданием. Мы ценим железную дисциплину и безупречную исполнительность.


Суровый взгляд добрался до каждого, усиливая эффект слов. Сашке захотелось втянуть голову в плечи. Может и хорошо, что он попался управляющему. Кажется, эта дама просто отправила бы его прочь безо всяких разговоров.


– Меня зовут Алевтина Игоревна. Я ваш наставник, и буду делать из вас настоящих курьеров добрых дел – из тех, из кого вообще возможно сделать хоть что-то путное. Прошу за мной.


К концу двухчасового инструктажа голова у Сашки кружилась. Он и представить себе не мог, что между ним и волшебством будет столько… бюрократии.


– И напоследок. Помните, что те поступки, которые вы будете совершать – это не ваши добрые дела. Это – дела наших клиентов. Вы просто те, кто доставляет поступок от заказчика к получателю. Точка. Вы не герои, ваше время и действия оплачены другими людьми, поэтому не стоит заблуждаться и приписывать себе чужие заслуги. На сегодня у меня всё. Вопросы?


Вопрос у Сашки был только один: когда он сможет увидеть или поработать с волшебной пылью. Но задавать его было страшно. Пока он собирался с духом, рыжий парень рядом с ним поднял руку.


– А нам выдадут униформу?


Алевтина Игоревна смерила его долгим взглядом и ответила лаконично:

– Нет. Ещё вопросы?


Через несколько минут Сашка решился. Алевтина Игоревна усмехнулась.

– Обычно стажёры не работают с волшебной пылью, разве что в виде исключения. Могу сказать, что и в дальнейшем вы будете сталкиваться с ней крайне редко. Как правило, добрые дела обходятся безо всякого волшебства… но вы это скоро поймёте. Если вам удастся остаться с нами к этому времени. В отличие, например, он вашего соседа. Да-да, вы.


Рыжий парень покрылся пунцовыми пятнами.


– В своих сотрудниках мы ценим сообразительность. Как я уже говорила, курьер – просто посредник между клиентом и получателем. Он не должен оттягивать на себя славу клиентов, а следовательно – быть заметным. И естественно, курьеры не носят униформу, которая бы выделила их из толпы. Ваш вопрос был самым глупым из всех, которые я услышала сегодня. Всего доброго.

– Н-но… я имел в виду, а как же клиенты поймут, кто мы? Впустят нас в дом, например? – пролепетал рыжий.

– Для этого у вас будут удостоверения. Точнее, – наставница обвела рукой присутствующих, – у них будут. У вас – уже нет. Прошу на выход.


Не обращая больше внимания на изгнанного, она продолжила:

– Пора приступать к работе, мы и так потеряли непозволительно много времени. Вы впятером сегодня стажируетесь в отделе технической поддержки. Вы, вы и вы – будете помогать обрабатывать онлайн заказы….


Когда очередь дошла до Сашки, Алевтина Игоревна снова едва заметно усмехнулась.

– Мечтатель пойдёт стажироваться в торговый зал. Пойдёте один, посетителям незачем смотреть на толпу стажеров. И вам крупно повезло: сегодня на кассе сам управляющий. Любит он у нас быть ближе к клиентам. Говорит, что это помогает вести дела.


***


– Здесь, должно быть, какая-то ошибка! – толстоватый мужчина явно нервничал и потел несмотря на то, что в зале было ощутимо прохладно.

– Петр Алексеевич, никакой ошибки нет. В прошлом месяце у вас заказов меньше чем на десять тысяч, равно как и в двух предыдущих. Количество дел также не дотягивает до порогового значения. На основании квартальных данных по двум основным показателям ваш рейтинг пересмотрен.


Пётр Алексеевич вытер лоб тыльной стороной ладони.

– Это просто возмутительно! Я ваш клиент уже столько лет! Неужели нельзя было сделать исключение?


Казимир Михайлович беззвучно вздохнул. Две трети жителей города были их клиентами, а почти вся остальная треть – получателями услуг. Если всем делать исключения, то что станет с системой?

– Вы же знаете – правила есть правила. Но есть довольно простое решение: увеличить объемы добрых дел, и статус «уважаемый гражданин» будет снова ваш.


Пётр Алексеевич покраснел.

– Дорого, знаете ли, обходятся ваши добрые дела. А у меня и своих забот хватает. Дети, ипотека, собака вот заболела…

– В таком случае могу предложить вам изменить форму участия с «благодетель» на «получатель», – немного ехидно предложил управляющий.

– Что я вам, нищий? – взорвался клиент, – Рыбкины не принимают подачек! Мой отец, мой дед были уважаемыми гражданами! Не «рядовыми гражданами». «Уважаемыми»! Вы понимаете, что это значит?

– Наверное то, что мне следует показать вам каталог наших обновлений? – вкрадчиво предложил Казимир Михайлович. Пётр Алексеевич сник.

– Показывайте.

– В прошлом месяце в городе запустили две новые дороги, и, следовательно, добавились новые точки услуги «Перевести бабушку». Кстати, о бабушках – увеличилось число одиноких пенсионеров, нуждающихся в помощи. Мы сделали скидку на услугу «проводить до поликлиники» и объединили в выгодный пакет «привезти лекарств» и «сходить в магазин за продуктами». Также появились новые предложения по уходу за бездомными животными…

– Нет, – поморщился Пётр Алексеевич, – возни с животными мне и дома хватит. Давайте бабушку. Сколько раз надо к ней сходить, чтобы статус вернулся?..


С сожалением протянув карточку для оплаты, клиент, ворча, ушёл.

– Видишь ли, какая штука, – вполголоса сказал Казимир Михайлович, не глядя на Сашку, – все хотят быть добрыми, щедрыми, благородными, уважаемыми. Но никто не хочет для этого реально что-то делать. И вот казалось бы: появились мы. Больше не нужно стараться самому. Хочешь прослыть спасителем животных, но боишься подхватить лишай? Наши курьеры сделают всё за тебя, а мы позаботимся, чтобы весь город знал, что Вася Пупкин или, вот, скажем, Петя Рыбкин – благодетель всех брошенных собак в округе. Но хорошая репутация стоит дорого. Хочешь выделиться, быть не как все – плати больше остальных. Так нет же, не хотят… И вот здесь наступает время для искусства. Знаешь, в чем состоит задача человека за этой стойкой?


Управляющий вдруг повернулся и посмотрел прямо на Сашку. Пока Сашка думал, как правильно ответить на вопрос, Казимир Михайлович продолжил сам, назидательно подняв вверх указательный палец:

– Задача состоит в том, чтобы клиент заплатил. Потратил больше, чем собирался, и продолжал платить дальше. И вёл себя так, чтобы платили и остальные. Никто же не хочет быть неудачником, нуждающимся в чужой помощи, а? Или иметь репутацию бессердечного человека, которого не печалят горести ближнего. Потребность в благородстве – хитрая вещь. И нужно уметь на ней зарабатывать… Учись, мальчик, учись делать деньги на добрых делах…


Сашка энергично кивал. Хотя в глубине души и не понимал, зачем всё так усложнять. Хочешь сделать доброе дело – сделай. Зачем все эти рейтинги и пляска вокруг таких простых, обыденных вещей вроде переведения бабушки через дорогу? Вот то ли дело – настоящее волшебство. Но за весь день никто ни разу не заказал ничего магического.


Казимир Михайлович глянул на часы. До закрытия оставалось десять минут.

– Думаю, сегодня ты уже ничего полезного здесь не увидишь. Но если хочешь, могу дать тебе первый заказ. Давай немного поддержим нашего Петра Алексеевича. Вот путевой лист, нужно будет сходить в магазин и аптеку для почтенной дамы. Если денег она не даст, то покупка пойдёт в счет клиента, лимиты расходов указаны на обороте. И пусть получательница напишет письмо своему благодетелю – клиенты это любят. Только проверь, какой у нее почерк, если некрасивый – пусть постарается, переписывает, пока не получится поприличнее. На всякий случай дам несколько бланков. Завтра поместим в рамку и отправим Рыбкину, пусть повесит на стенку и радуется. Вопросы?


Сашка мотнул головой. У него не было вопросов, ему не терпелось как можно быстрее выполнить задание и сгладить утренний конфуз.


Глядя ему вслед, Казимир Михайлович так же негромко, обращаясь к неведомому собеседнику сказал:

– Пётр Алексеевич хочет казаться добряком и готов отдавать чуть ли не последнее. Мальчишка хочет произвести хорошее впечатление, и готов без вопросов стараться бесплатно, после окончания рабочего дня, у чёрта на рогах. Государство сокращает социальных работников и приюты, и даёт нам налоговые льготы. Воистину, разбираясь в людях, никогда не останешься без прибыли…


***

Адресатом услуги оказалась такая древняя бабуля, что Сашка и не взялся бы определить её возраст. Сощурясь подслеповатыми глазами на его удостоверение, она спешно открыла дверь.

– Ой, а я и не думала, что кто-то так быстро придёт… Спасибо тебе, от всей души спасибо! У меня же всё записано – и что в аптеке взять, и в магазине… Мне-то не дойти уже, совсем негодная стала…


Когда Сашка вернулся с продуктами и лекарствами, бабуля попросила его донести пакет до кухни, где на столе исходил паром горячий чайничек, а в щербатой вазочке был налит до краёв душистый мёд.


Сашка вдруг вспомнил, что не ел сегодня целый день. Стажёров не кормили бесплатно, а на столовую денег у него не было.


– Уважь бабушку, посиди со мной. Внучек мой всегда любил горбушку с мёдом…


Торопиться, в общем-то, было уже некуда. В булочной Сашка постарался выбрать самый свежий хлеб, и при мыслях о хрустящей горбушке со сладким чаем желудок громко заурчал.

Стараясь не накинуться на угощение как голодный бродяга, Сашка слушал рассказы бабушки о её прошлом. Несмотря на возраст, ум у неё был всё еще ясный, рассказывала она хорошо, и постепенно каждая фотография на стене обретала смысл и свою историю.


– А потом как-то так получилось… Сынок мой от инсульта вперёд меня прибрался, внук на машине разбился… Невестка к сестре жить уехала. Хорошая она, но до неё теперь километров больше тыщи… А тут ноги совсем отказывать начали. Вышла на той неделе за хлебом и крупой, а голова кружится, коленки подкашиваются… Думаю – хорошо, если сразу помереть, а если упаду и поломаюсь? Благо вот мир не без добрых людей. А ты ко мне теперь всегда приходить станешь?


Разомлевший от чая и беседы Сашка вдруг встрепенулся:

– Наталья Ивановна, тут же какое дело! Не меня вам благодарить надо! Я же просто курьер! Меня к вам Пётр Алексеевич Рыбкин направил, и на лекарства денег тоже он добавил! А давайте ему письмо напишем, а? Ему приятно будет!


Наталья Ивановна вдруг усмехнулась, показавшись лет на тридцать моложе. Даже старушечий выговор почти пропал.


– Да знаю, знаю я. Чай не вчера родилась, а конторе вашей-то уже не один десяток. Я и сама когда-то благодетельницей была. Да вот только пустое это всё. Не Пётр Алексеевич ко мне пришёл, сумки таскал, разговоры разговаривал, а ты. Но порядок есть порядок. Тебе же, наверное, и бумажку красивую дали? Чтоб потом в рамку вставлять…


Вместо того чтобы обрадоваться тому, что всё так легко уладилось, Сашка, протягивая заготовленный бланк, отчего-то мучительно покраснел.


***

Прошло уже три месяца, а Сашка так и не увидел ни волшебной пыли, ни магических предметов. Как и обещала наставница, добрые дела в большинстве своём оказались вполне обыденными. За столько времени ни один клиент бюро в Сашкину смену не захотел сделать для кого-то настоящее чудо.


Чудеса стоили дорого. Очень дорого. И, как объяснили стажерам, были не очень-то выгодным делом для клиентов: рейтинг можно заработать подвигами попроще и подешевле.


До стажировки Сашка и подумать не мог, что рейтинг так сильно влияет на всё. Нет, он, конечно, знал, что за дела дают баллы, и что у каждого участника есть возможность видеть свой прогресс, сравнивать себя с остальными, что есть какие-то звания… Но это казалось побочным прикольным эффектом, игрой, развлечением.


На деле же оказалось, что без этого «развлечения» львиная доля клиентов вообще бы не вкладывалась ни в какие добрые дела.


«Вы не понимаете! – трагично заламывала руки нервная женщина лет сорока с хвостиком, – За Кариночкой ухаживает такой положительный мужчина! Порядочный, обеспеченный. С безупречным статусом! Он же помешан на благотворительности, и не свяжет себя с девушкой с низким рейтингом! А у нас сейчас столько расходов! Неужели мы не можем получить какую-нибудь скидку?»


«Тут… это, – скрёб щетину мужчина, будто вышедший из фильма про бандитов из девяностых, – клиент не хочет со мной работать, потому что меня нет в программе вашей. Говорит, плохо, что обо мне данных нет, сомневается в моей порядочности. Кому здесь заплатить надо, чтобы статус сразу хороший был?».


Родители школьников приходили обеспечить своим чадам положительную характеристику для поступления в ВУЗ. Сами студенты тратили в Бюро стипендию в надежде впечатлить предмет воздыхания своим великодушием. А для кого-то статус в программе был сродни индульгенции – неважно, что ты развалила семью сына, неважно, что от тебя шарахается собственная собака. Зато восемьдесят процентов жителей города могут увидеть, что Мария Ивановна – почётная гражданка, сделавшая так много хорошего!


Две недели Сашка провёл в отделе по работе с жалобами и претензиями, и ещё две – в отделе контроля качества. В контроле качества было скучно. Клиенты не интересовались исполненными заказами, им было всё равно, что сталось с получателями, если заявка закрывалась в срок. Заявления от получателей же рассматривались только письменные, и с одной точки зрения: не пострадают ли от этого продажи?


А вот от жалоб телефоны разрывались: почему я оплатил заказ вчера, а рейтинг не обновился? Почему некорректно отобразился список дел за прошлый месяц? Почему так сильно подорожала услуга «покормить бездомное животное? В смысле – они не хотят столько есть, слишком много желающих?? Выдавайте порции поменьше!»…


Сашка и раньше осознавал, что волшебства в его работе будет не очень много. Но почему-то считал, что хотя бы делать что-то хорошее для других будет приятно. И быть окруженным людьми, которые заботятся о других – тоже.


Реальность оказалась иной. Несколько курьеров вылетели со стажировки за то, что получатели доброго дела начинали горячо благодарить их прилюдно, и это дошло до руководства. Наученный таким опытом, Сашка теперь старался для заказов, которые надо было выполнить на улице, находить самые безлюдные места. Пару раз он этим даже пугал адресатов.

Но до счастья адресатов редко кому было дело, пока не выходило каких-то публичных конфузов или скандалов.


– Саша! Саша, вот здорово, что я тебя встретила!


Знакомый голос выдернул Сашку из тягостных раздумий. Он с удивлением увидел Наталью Ивановну, к которой последнее время частенько захаживал.


– Соблазнилась я хорошей погодой, вышла на лавочке посидеть, а подняться обратно не могу! И все мимо бегут, всем некогда! Не поможешь по лестнице взобраться?


Сашка автоматически глянул на часы, тут же ощутив укол совести. Но быстро оправдал себя: ему нельзя опаздывать с заказами! Но сейчас время у него ещё было, и он ответил:

– Конечно помогу. Я вас понимаю, я бы и сам в такую погоду дома не захотел сидеть… А лестница-то у вас и правда высокая у подъезда, редко где такие увидишь.


Едва они начали подъём, мимо промчался один из курьеров.

– А ты чего тут возишься? У нас же нет такой услуги?.. Видел сообщение? все заказы приостановили на сегодня, какое-то срочное совещание!


Сашка схватился за телефон. И правда, заболтавшись с Натальей Ивановной, он пропустил входящее. Увидев время сбора и прикинув в уме маршрут, Сашка с тоской глянул на оставшиеся ступеньки. Нет, опоздать никак нельзя!


Будто почувствовав его смятение, Наталья Ивановна вдруг перестала опираться на его руку.

– Саша, ты иди. Я же все понимаю. Торопишься ты, да и не заплатят тебе за это… Не обращай на меня внимания, я старая уже, забываюсь иногда. В моей молодости добро было принято делать даром и тихо… Сейчас по-другому. Ты беги, а то опоздаешь и совсем ко мне потом не придёшь – выгонят.


Сашке вдруг дико захотелось задержаться и помочь одолеть проклятые ступеньки. Но их оставалось еще много, поднималась старушка еле-еле, а времени не было совсем.

«Ты все сделал правильно» – сказал внутренний голос. Но – как-то неубедительно.


***

Зал гудел и вибрировал. Сашка впервые видел всех сотрудников сразу, от курьеров до заместителя управляющего. Как удалось уловить из обрывков разговоров, такие собрания не были обычным делом, значит, произошло что-то неординарное. Обеспокоена была даже невозмутимая Алевтина Прошу-на-выход, которую вне инструктажей все стажёры обходили по кривой дуге – на всякий случай.


Казимир Михайлович вошёл в зал последним, и сразу встал за трибуну. Он начал говорить, не дожидаясь тишины, в своей обыкновенной манере – вполголоса, ни на кого не глядя. Присутствующие тут же смолкли в попытках расслышать речь начальника.


– Вы все знаете, что я не люблю такие собрания, и считаю их тратой времени. У каждого присутствующего есть своё место и информация, которой он должен обладать. Всё остальное – пустое просиживание штанов, потеря эффективности и прибыли. Но сегодня – особый случай. То, о чём я скажу, относится ко всем присутствующим, и более того – ставит под угрозу наше существование в принципе. Один из горожан начал делать добрые дела бесплатно.


По залу прокатился удивлённо-возмущенный вздох. Сашка недоуменно оглянулся. И эта новость стоила целого собрания?? Лучше бы он с Натальей Ивановной остался…


– Кому-то из вас это может показаться незначительным. Ну делает и делает, подумаешь. В конце концов, всплески альтруизма бывают почти у каждого. Но здесь другой случай. Это не эпизодическая доброта, тот человек делает много, часто и целенаправленно. И – о нём уже начали говорить. То есть, он приобрёл репутацию бесплатно. Вне системы! И оттого она ещё ценнее. Его пример стал заразителен. Замеры альтруизма в том районе впервые за десятки лет приблизились к пороговым значениям. Вы же понимаете, что это означает для нас?


Сашка завертел головой в поисках других стажеров, приглядываясь к выражению их лиц. Он один не понимает, что происходит, или всё-таки нет? На счастье, вопрос оказался риторическим.


– Если люди начнут делать добро сами, и сами формировать мнение о репутации друг друга, спрос на наши услуги упадёт. Мы потеряем свою идентичность и уникальность, обесценимся. И мы не можем этого допустить.


«Но разве ваша уникальность не в умении творить волшебство?» – крутилось на языке, но Сашка молчал. Он прекрасно помнил, что бывает с людьми, задающими неправильные вопросы.


На проекторе появилась фотография молодого мужчины. Сашка узнал его – это был один из их клиентов. Точнее, один из адресатов услуг. После тяжелой аварии он нуждался в помощи, а родных у него не было. Сашка заходил к нему всего однажды, в самом начале стажировки, но запомнил. Немудрено: врачи после аварии обещали, что пациент никогда не сможет нормально ходить, а мужчина уже тогда добился таких результатов, что все только руками разводили. Как говорится, если пациент хочет жить, медицина бессильна…


– Это – враг нашей организации. Злейший враг. Он был в нашей системе, пользовался добротой наших клиентов. А теперь причиняет нам вред. С ним пробовали разговаривать, но он отказывается понимать последствия своих действий.

С этого дня обязанность каждого присутствующего в зале – помешать. Но действовать надо тихо. Если мы начнём противиться в открытую, наша репутация пострадает, а его станут уважать ещё больше. Соблюдайте максимальную осторожность! Мешайте там, где можно помешать, дискредитируйте, распускайте слухи, умаляйте заслуги. Запомните, Иван Смолин – враг нашей системы, и долг каждого – испортить ему репутацию, и не допустить распространения его влияния. Вопросы?


***


Дождь был мелкий, но ужасно мерзкий. Да еще и шёл с самого утра.

Мокрый Сашка уныло брёл по городской окраине, завершив последнюю на сегодня доставку. До конца стажировки оставалось всего несколько дней, но радости он не испытывал.


Ему удалось избежать гнева Алевтины Игоревны и остаться в десятке финалистов. Мама была просто в восторге, и уже думала, на что потратит первую Сашкину зарплату. Маме помочь хотелось.


Но еще больше хотелось прекратить стажировку и уйти.


Сашка так и не смог определиться, что его злило больше всего: невозможность принять благодарность людей, которым он помогал, отсутствие волшебства, получатели, принимающие добрые дела с таким лицом, будто Сашка у них занял денег и не отдал, истеричные равнодушные клиенты, или крысиная возня из-за Смолина.


В отделе жалоб даже разработали специальный скрипт, как отвечать на такого рода претензии.


«Почему я должна платить вам каждый месяц, а какого-то выскочку пригласили на интервью на местный телеканал?»


«Почему мои соседи знаю о нём, а обо мне – нет?»


«Почему вы не можете сбавить цены на свои услуги, если есть люди, которые вообще помогают бесплатно?»


«Я готов сам делать добрые дела, а вам буду платить, только чтобы об этом узнавали другие. Сколько такое будет стоить?».


Несколько стажёров вылетели из-за того, чем грешил и сам Сашка – помощи вне путевого листа. Выгоняли их публично, и не Алевтина Игоревна, а сам управляющий.


«Что вы о себе возомнили? – непривычно громко вопил он, – Вы собираетесь работать в организации, которая зарабатывает на коммерческих добрых делах! Как мы будем платить сотрудникам зарплату, если вы будете вредить рынку? Что? Вас получатели попросили о дополнительной помощи? И что? Вас попросили, потому что вы неправильно себя вели! Настоящий курьер добрых дел обязан позиционировать себя правильно! Не вы герои-добряки, щедрые люди! А клиенты, заплатившие за этот заказ! Ваша задача – выполнить заявку и заработать репутацию для клиента! Для клиента, не для себя! А вы чем занимаетесь??»


Сашка думал, что идёт работать в одно из лучших мест в мире. А попал в какой-то цирк…


– Парень! Эй, парень, подойди сюда, пожалуйста!


Двое мужчин, грязных с головы до ног, стояли сзади ржавенькой «Волги».

– Машина застряла, а вдвоём не вытолкать, помоги!


Сашка замер на полпути. «Помощь на дорогах» была в каталоге услуг их сети. Он уже открыл рот, чтобы порекомендовать оформить заявку и пообещать, что курьер от кого-то из горожан будет здесь в самое ближайшее время… да так его и закрыл. Потому что одним из мужчин оказался Иван Смолин собственной персоной.


– О, а я тебя помню! – радостно улыбнулся «злейший враг организации», – ты курьер добрых дел. Ну, так и будешь стоять, или всё-таки поможешь? Или ты не при исполнении мимо человека в беде пройдешь, а?


Пристроившись в лужу за машиной, Сашка всё же украдкой оглянулся. Но улица была пуста – мерзкий дождь разогнал всех по домам.


Радостный водитель спасённого автомобиля весело бибикнул, прощаясь. А Иван протянул Сашке пачку сигарет.

– Не хочешь?... Да, я тоже не курю. Бросил. Но с собой ношу, на всякий случай, вдруг кого угостить надо. А я тебя правда помню. Ты приходил ко мне тогда, навестить.

– Зачем вы это всё делаете? – выпалил Сашка. Ему вдруг стало всё равно, что его могут заметить рядом с Иваном. А тот невесело улыбнулся, безуспешно пытаясь хоть немного стряхнуть с джинсов налипшую грязь.

– Знаешь, когда тебе в тридцать с небольшим говорят, что ты не сможешь ходить, это здорово заставляет задуматься. Да и времени в больничке на это предостаточно… Я же всю жизнь пахал как проклятый, всё хотел побыстрее денег заработать, на машину, квартиру, чтоб без ипотеки и кредитов. С друзьями встречаться некогда было, так и растерял всех. Даже девушку не заводил, всё думал: вот сейчас ещё немного, и сразу буду искать, чтоб жениться.

А потом всё. Секунда – и вся жизнь псу под хвост. Сбережения на лечение ушли, а меня даже проведать некому было. Вот только из вашей конторы и приходили иногда. А знаешь, как я тебя запомнил?


Сашка мотнул головой.


– Ты же один раз всего приходил. Но был единственным, кто со мной разговаривать начал. Нормально, а не только по делу. Поддержал. Не помню, о чём мы говорили даже, но помню, как мне легче стало. И я тогда понял, что не только в апельсинах принесённых дело, и не в том что мне размяться кто-то поможет. Отношение важно. Личное участие. Вот мы сейчас этому мужику помогли – лично, от души. А он нам спасибо сказал – тоже от души. А когда к тебе кто-то с пряниками приходит, потому что ему за это денег дали… А дающему тому и дела нет, жив я или помер давно – ну разве это правильно? Вот и загадал, что если восстановлюсь – обязательно людям помогать буду. Сам. А начальники твои мне теперь весь мозг вынесли. Говорят, что из-за меня количество добрых дел уменьшится. Только я вот с ними не согласен.


Сашка вдруг понял, что дождь кончился. Пожав протянутую руку, он побрел к остановке – нужно было сдать путевые листы и заполнить отчеты. Иначе у заказчиков не обновится вовремя рейтинг…


***

В курьерской было на редкость шумно. Один из стажёров взахлеб рассказывал о доставке скатерти-самобранки. Его с интересом слушали даже опытные сотрудники – такие заказы были в диковинку.


– А он мне такой: и что, ко мне теперь приходить никто не будет? А я ему – да вам и не надо! Вы у этой скатерти всё что угодно попросить можете – хоть еду, хоть лекарства! Её раз на двадцать должно хватить, а то и больше, если без изысков! И скатёрка сама у вас останется, даже когда волшебство закончится. На память.

– А он что?

– Да ну его, чудака старого! Сказал, что лучше б кто-то заглядывал к нему, а то помрёт – и не узнает никто. Блин, ему на старости лет такое счастье привалило, а он не оценил! Еле уговорил благодарственное написать…


Разговор прервала внезапно вошедшая Алевтина Игоревна. Беседа смолкла как по волшебству, все даже замерли.


– Васильев, прошу за мной.


Продолжение истории: Бюро добрых дел (продолжение)

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!