Серия «Байки со скорой»

Например, в последние полгода на 03 (перед уходом на неотложную) было две женщины. Одна 37 лет, девятые роды. Вторая 42 года, двенадцатые роды. 20 минут от начала схваток, сразу с промежутком в пять минут. Оба раза находился совсем рядом с роддомом, поэтому принимал решение рискнуть и повезти. Каждый раз при пересечении порога роддома (буквально) прямо на пол отходили околоплодные воды, а уже через пару минут, непосредственно в приёмном отделении, на свет появлялся малыш.

Плохая новость заключается в том, что обе женщины вели, судя по всему, асоциальный образ жизни. Жилища, из которых я их забирал, выглядели скорей как алко-наркопритон, чем помещение, в котором может жить многодетная семья. И обследований перед родами никаких не проводилось, что тоже намекает на то, что в жизни женщин имеются некие более важные дела. Хотя я могу ошибаться и в квартирах просто давно не было ремонта, а все дети именно в тот день гостили у бабушки.

В связи с этим даже запомнился забавный диалог с врачом приёмного покоя, куда я привёз будущую мать двенадцатого ребёнка. Заходим, как писал выше, с отходящими прямо здесь и сейчас околоплодными водами.

Докладываю громко и бодро: «Роды двенадцатые срочные, схватки через пять минут, не обследована. До обсервационного роддома не довезу, поэтому к вам».

Молодая и симпатичная врач акушер-гинеколог: «Ничего страшного, схватки через пять минут, могли бы и довезти».

Я говорю уже медленно, спокойно и с нарочито доброжелательной интонацией: «Доктор, вот вы женщину сейчас осмотрите и, если сочтёте транспортировку возможной, оставите мне запись в сопроводительном листе. После чего я немедленно поеду дальше».

Врач, широко улыбаясь: «Хорошо, сейчас быстро осмотрим и передадим».

Я сажусь на стул и начинаю писать карту вызова. Меньше чем через минуту доктор выбегает из смотровой и обращается к акушерке, которая в этот момент тоже писала бумажки: «Быстро отпускай скорую и помоги мне, там уже голова лезет».

И тем не менее был в моей карьере один случай с «родами на дому». Которые, впрочем, произошли ещё до нашего прибытия.

Дом «Корабль», маленький лифт, который останавливается между этажами. Выходим из него, я вижу открытую нараспашку дверь в квартиру, из которой отчётливо слышан тоненький пищащий плач. Заходим в квартиру и наблюдаем картину: на диване лежит женщина. В квартире она одна, точней уже не совсем. Между ног её на диване лежит новорожденный. Вокруг его шеи обвивается пуповина, при этом кожа головы имеет явно синий оттенок.

Быстро достаю и надеваю стерильные перчатки и разматываю пуповину. Голос ребёнка становится громче, кожа головы сразу розовеет. На диване, кроме прозрачных околоплодных вод, видны следы мекония, что явно говорит о том, что ребёнок находился в гипоксии. Прошу коллегу достать специальную салфетку, чтобы ребёночка обтереть, потом простыня и специальное же одеяло.

Вспоминаю про пуповину. Учили, что необходимо дождаться окончания её пульсации, после чего можно перерезать. Пуповина довольно длинная. Пульсация чувствуется отчётливо, поэтому ждём пару секунд и готовим прищепки. Как-то я в тот момент вспомнил, что оставлять короткую пуповину ребёнку — это нехорошо, и решил не жадничать, отмерив уверенных сантиметров 20. Наложил две специальные прищепки, между которыми надо делать рассечение. Отчётливо помню, что ножницы в акушерской укладке были в плачевном состоянии, поэтому пуповина резалась крайне неохотно, с большим усилием.

После отдал ребёнка напарнику и занялся матерью. Нам предстояло ещё родить послед. К этому моменту мы уже сообщили диспетчеру, что у нас произошли роды на дому, и вызвали на себя акушерку (тогда их ещё не расформировали) для матери и педиатров для новорожденного. Послед отделился быстро, кажется уже в присутствии акушерки. После чего был немедленно помещён в специальный жёлтый мешок с пометкой «биологический материал».

Потом приехали педиатры. Осмотрели ребёнка, я всё подробно рассказал. Сказали, что всё в целом сделали правильно, но «пуповину надо покороче, а то в роддоме ругаться будут». Наложили ещё одну прищепку и отсекли лишнее уже нормальными ножницами педиатрической бригады. Потом была целая эпопея с заполнением медицинской документации. Даже помню, звонил дежурному педиатру 03 помочь с этим делом. Оценить по шкале Апгар и прочее.

Потом, когда приехал на станцию, оказалось, что эта женщина ровно год назад точно так же родила в присутствии, буквально «на руки» другому нашему фельдшеру. Тот самый случай, когда родовая деятельность совсем не чувствуется, пока ребёнок уже не появляется на свет. Просто такая особенность.

Мой тг

История эта произошла приблизительно на втором году моей карьеры, то есть где-то в 2009 году. Я уже отработал полгода санитаром, закончил колледж и получил фельдшерский диплом, с первого раза не поступил в ВУЗ и поэтому имел возможность с головой и полной отдачей погрузиться в работу на 03.

В то время на скорой были многочисленные специализированные бригады: гематологические, неврологические, акушерские. Сегодня их всех «оптимизировали», как, собственно, и должность санитаров при выездных бригадах. Хотя это была отличная «кузница кадров». Но, как говорится, «экономика должна быть экономной».

Но уж кто точно никогда не сидел без работы, так это «акушерка». Роды, маточные кровотечения, давление у беременных — это был её профиль. В любое время года, без выходных и праздников, эта машина делала больше всех вызовов и «наматывала» самые длинные пробеги за сутки. Именно на «акушерку» меня как санитара чаще всего сажали. Просто для безопасности. Поскольку, как вы думаете, из кого состояла акушерская бригада? Правильно, из акушерки!

У нас на станции их было всего две, и обе — женщины 40+ с очень специфическими профессиональными навыками и опытом работы как на 03, так и в роддоме. Но не привычные к работе с алкашами и наркоманами, а потому с очень большой опаской выезжавшие по ночам в потенциально опасные части района. По моим личным ощущениям, других тогда просто не было. Кстати, если не было на смене санитара, с врачебной бригады на ночь снимали одного фельдшера мужского пола (да, тогда у врача было по два фельдшера) и сажали к ней. Это так и называлось — «охранять акушерку».

За полгода с акушеркой я многое узнал и очень многому научился. Хоть сейчас некоторые методы лечения выглядят как настоящая дичь. В частности, при повышении давления у беременной на позднем сроке больше чем на 20 миллиметров ртутного столба, одна из акушерок (вторая такое не практиковала) очень любила вводить внутримышечно 20 кубов «магнезии» для профилактики преэклампсии. Это самый болезненный укол из существующих и на сегодняшний день не практикуется никогда. Так я учился делать инъекции и старался вводить максимально аккуратно, чтобы уменьшить страдания несчастной женщины. Потом, когда начал работать самостоятельно, такое, конечно, уже не практиковал.

После такого опыта работа с беременными женщинами была для меня чем-то понятным и относительно несложным. Другие фельдшеры, с «уличной», говорили, что, наоборот, не любят работать с беременными из-за специфической рассеянности и эмоциональной лабильности (разумеется, формулировали это значительно жёстче). А роды в машине рассматривались как исход значительно хуже, чем смерть пациента. Я же, напротив, находил беременных женщин довольно милыми и по старой памяти всегда очень любил такие вызовы. Родов тоже боялся, но как-то всегда везло. Принял всего один раз и уже ближе к концу карьеры на 03. На тот момент и этим уже было не удивить.

Глубокая ночь, конец зимы. На улице уверенный минус. Я уже работаю самостоятельно, но «уличную» пока не доверяют. Поэтому вдвоём с водителем работаем на санитарном транспорте. Ночка была «жаркая», все машины в работе, станция пустая. Тогда ещё для связи использовались рации с одной частотой на две станции. Вызов можно было получить от диспетчера по телефону, например, когда отчитываешься о завершении в больнице или на адресе. Но если нужно было дать вызов «в пути» или, например, запросить место для госпитализации пациента с улицы, пользовались рацией. Поэтому можно было послушать, что происходит у коллег в разных частях своего и даже соседнего района.

Мы откуда-то едем, но до станции доехать в этот раз было не суждено. Слышим в рацию голос диспетчера:

«Шестнадцатая, 3040, транспорт, записывайте вызов. Женщина 25 лет. Беременность 40 недель, роды. Бежит проспекту Науки от метро «Академическая» в сторону роддома на Вавиловых».

«Ловите её дверью», — раздаётся в эфире шуточка «уличной».

Мы с водителем разразились громким хохотом. Обычно диспетчер пресекал «флуд» в эфире, но глубокая ночь и, судя по всему, отсутствие ответственного врача поблизости в этот раз оставили нарушение дисциплины без порицания.

Находились мы недалеко, поэтому меньше чем через пять минут были на месте. Точней, на проспекте, о котором шла речь. И действительно, в ночной тиши, при практически полном отсутствии дорожного движения, прямо по проезжей части, слегка припорошенной снегом, вдалеке мы увидели женскую фигуру. Она действительно бежала по направлению к роддому. Хотя если бы у меня была такая задача, я бы пробежал дворами, так можно срезать, наверно, полкилометра. Мы с ней поравнялись, остановились. Я выхожу и сразу открываю дверь кареты нашего «Соболя».

«Здравствуйте, мы, кажется, за Вами».

Женщина ничего не отвечает, а буквально воет, даже не пытаясь произносить слова. Она запрыгнула в карету скорой, тут же повалилась на пол и начала истошно орать, держась за живот. Одета она также была неадекватно погоде. Несмотря на холод, бежала она в осеннем пальто поверх длинной «ночной рубашки», а на ногах были одеты сапоги без носков.

Никакие попытки вербальной коммуникации к успеху не привели. Женщина реагировала на вопросы исключительно киванием головы или мотанием из стороны в сторону, при этом периодически перемежая вой с истошным криком. Взгляд не фиксировался на собеседнике, смотрел куда-то вдаль, и в нём был запечатлён ужас. А ещё, отпуская живот, женщина начинала кусать, буквально грызть собственные запястья, на которых уже были множественные следы и кровоподтёки от укусов.

Беглый осмотр. Выяснение, что никаких документов у женщины при себе нет. На самом деле, это большая проблема. Тот самый роддом на ул. Вавиловых (который, кстати, уже больше 10 лет назад закрыли), на тот момент был, что называется, «чистый». И принимал только женщин с полным набором анализов в обменной карте беременной. А без документов была перспектива катиться на ул. Малую Балканскую, что находится в диаметрально противоположном конце города, и дорога туда в 2009 году, ещё до строительства кольцевой автодороги, даже ночью занимала бы минимум час времени. Поведение девушки откровенно меня пугало, и было очень большое желание как можно быстрей её куда-то доставить.

Кричу диспетчеру в рацию:

— Шестнадцатая, 3040, запрашиваем. Женщина 25 лет, без документов, роды первые срочные. Можно на Вавиловых, по жизненным показаниям?

— Везите!

Формулировка «по жизненным показаниям» в данном случае обозначает, что ситуация такова, что в другой роддом мы пациента не довезём, поэтому едем в ближайший. Благо, он был буквально за углом, и дорога у нас заняла минуты четыре. К моменту нашего прибытия в приёмный покой, женщина чуть подуспокоилась, но подвывать продолжала, только тихо. Человеческих слов я от неё в ту ночь так и не услышал. Тем не менее, мы поднялись по лестнице, пересекли одну дверь, затем вторую и очутились в помещении, где находилась дежурная акушерка.

Я поздоровался и сразу сообщил, что женщина без документов и госпитализируется «по жизненным». Акушерка явно хотела что-то возразить, но пациентка, которая до этой секунды вела себя более-менее спокойно, как будто в подтверждение моих слов, повалилась на пол, начала истошно кричать и перекатываться. Судя по всему, столь остро она реагировала на схватки. Акушерка попыталась женщину увещевать и пристыдить за неподобающее поведение, но довольно быстро убедилась в бесполезности данной затеи. Выдала ей специальную одноразовую одежду и отправила переодеваться.

Женщина послушалась, не переставая выть. На шум прибежал дежурный врач и очень быстро увёл женщину на осмотр.

Глобально, в такой ситуации, если бы были сомнения в том, что я привёз женщину «по адресу», мне следовало дождаться окончания осмотра. После которого врач мог прийти к выводу, что не всё так плохо и вполне можно везти пациентку на другой конец города. О чём оставить запись в сопроводительном листе. После чего я был бы обязан везти её куда положено. Но в этот раз ни у кого из присутствующих не возникло сомнения в том, что несмотря на отсутствие документов, нужно срочно оказывать помощь. Акушерка без лишних слов поставила печать на карте вызова, на прощание добавив, что «такие обычно от детей отказываются».

Окончания истории я не знаю, но, судя по всему, в ту ночь я наблюдал разновидность послеродового психоза, развившегося непосредственно во время родов. Состояние это вполне излечимое, но в таких тяжёлых случаях требуется как минимум консультация психиатра. Тем не менее, после некоторого времени и лечения, женщина вполне может вернуться в норму и наслаждаться радостью материнства. Давайте будем считать, что именно так и вышло. А рождённый в ту ночь ребёнок через годик будет заканчивать школу или уже учиться в колледже. Возможно, даже медицинском.

Мой ТГ

- Вы к ребёнку приехали? Это мы вызывали.

- Так подождите, у нас место вызова — квартира.

Вопрос неискушённому читателю может показаться странным. Мол, какая вам разница, квартира — не квартира? Но это нюанс достаточно принципиальный. В городе Санкт-Петербурге служба скорой помощи делится на Городскую скорую (03) и множество отделений скорой помощи на дому при взрослых и детских поликлиниках (неотложные). Любые вызовы на улицу, травмы, кровотечения — это 03. Неотложная занимается всем остальным на дому.

Но это даже полбеды. Если мы уже приехали даже не по профилю, естественно, будем работать. Но может получиться так, что в одном доме «задыхается» больше одного ребёнка. Да, совпадение, но и такое бывает. И если нас «перехватили» по пути, это надо сразу обнаружить и, например, выслать вторую бригаду. Чтобы не получилось, что другой ребёнок останется без помощи.

- Вызывали в квартиру, мы пришли в гости, у ребёнка аллергия на кошку. Из-за этого он и начал задыхаться. Квартиру сразу покинули, чтобы ему не стало хуже.

Задача ясна, работаем. У ребёнка наблюдается одышка с затруднённым выдохом. Очень характерный для обструкции бронхов, слышный на расстоянии, свист на выдохе. Учитывая возникновение бронхоспазма на фоне аллергии и отсутствие связи с вирусной инфекцией, то, что мы сейчас наблюдаем, называется «приступ бронхиальной астмы». До этого ребёнок их тоже выдавал, но почему-то соответствующий диагноз ему не был поставлен. Равно как не назначена базисная терапия и не разъяснено, как данный приступ купировать.

Посинения кожи и участия плечевого пояса в дыхании пока не наблюдается, значит, не всё так плохо. Сатурация держится около цифры 94 — 95. Что говорит о том, что кислорода тканям организма уже не хватает, но пока не критично. Поэтому принимаем решение начать лечение с ингаляций бронхолитика и Будесонида (Беродуал + Пульмикорт).

Но есть сложность — казённый небулайзер работает только от сети 220 вольт, никаких аккумуляторных батареек. Обычно ингаляции делаем в квартире, где с электричеством полный порядок. Именно для таких ситуаций карета скорой помощи оборудована преобразователем напряжения от бортовой сети автомобиля. Чтобы его включить, нужно что-то там нажать в кабине и кнопочку на самом инверторе. Но водитель в этот момент был уже очень сильно занят.

Пока мы осматривали ребёнка в карете, непосредственно в момент, когда я проводил аускультацию лёгких, через кузов нашего автомобиля послышался громкий глухой звук, все присутствующие ощутили небольшой толчок. Очевидно, в нас только что кто-то врезался. Для меня это не было поводом для прекращения осмотра, но уже начал крутить в голове мысль, что для госпитализации понадобится вызывать другую машину, похоже эта «приехала».

Пришлось отвлечь водителя от весьма неприятного общения с виновником ДТП и попросить включить инвертор. Нажалась кнопка, загорелась лампочка, но уже собранный и «заряженный» лекарством небулайзер, к нашему удивлению, не издал характерного звука работающего компрессора. Ещё раз побеспокоили водителя. Преобразователь — это не медицинское оборудование, а часть автомобиля и формально его вотчина. Тут водитель вспомнил, что действительно были какие-то технические проблемы. Но их никто не решал, поскольку автомобиль старый, вот-вот под списание, да и инвертором этим мы, признаться честно, до этого ни разу не пользовались.

Что ж, если карета скорой помощи не может нас обеспечить электричеством, будем искать за её пределами. Решение нашлось очень быстро, поскольку во дворе дома, у которого мы стояли, на первых этажах были коммерческие помещения. И очень кстати мы встали прямо напротив частной лаборатории. Я заглянул туда. Пациентов в лаборатории в этот момент не было, удивлённым взглядом меня встретили администратор и дежурный врач.

- Коллеги, извините, что отвлекаю, у нас тут такая проблема, в машине сломался инвертор, а ребёнку нужно сделать ингаляцию. Можно мы у вас тут в коридоре у розетки пристроимся и его полечим.

Нас встретили с нескрываемым энтузиазмом.

- Конечно-конечно. Проходите, всем, чем можем, поможем.

Разместились в коридоре, запустили ингалятор, лечим. В процессе общаюсь с родителями на тему преимуществ постановки диагноза «бронхиальная астма» ребёнку до пяти лет в ситуации, когда очевидно, что это именно она. На фоне ингаляции ребёнку становится заметно лучше. Сатурация растёт выше 96 (норма). Тем не менее хрипы всё ещё сохраняются, хоть и слышно их теперь не на расстоянии, а только через стетофонендоскоп. Перевели дыхательную недостаточность второй степени в первую, но приступ пока не купирован полностью.

Поэтому показана госпитализация для наблюдения. Тем более мы находимся на улице или в данный момент в общественном месте. В любом случае не дома. Но родители настроены от госпитализации отказаться и ехать домой. Я готов принять отказ и не настаивать, но решаю «на дорожку доколоть» преднизолоном. Родители не возражают. Укол болезненный, на громкий крик ребёнка выглядывает дежурный врач лаборатории. Понимает, что происходит, улыбается и одобрительно кивает. Я проговариваю все возможные риски текущего состояния ребёнка, оформляю по форме письменный отказ от госпитализации. Ещё раз оставляю напутствие для родителей обратиться к пульмонологу.

- Документов мы никаких не оставляем, поэтому придёте к врачу на приём, расскажите, как выглядел приступ и как начался после контакта с кошкой. Передайте, что скорая сказала, что всё выглядело как классический приступ астмы. Дальше специалист знает, что делать.

После чего прощаемся с родителями и возвращаемся к нашему многострадальному водителю. Может быть, для стороннего наблюдателя это неочевидно, но у нас всё прошло штатно, хоть и с незначительными сложностями. А у водителя — настоящее ЧП! Точней, дорожно-транспортное происшествие. Это всегда целая история. Обязательно вызов ГАИ и службы собственной безопасности. Написание кучи бумаг и горы потраченного времени. И, что особенно неприятно, потерянных финансов. Система устроена так, что водитель всегда "попадает на деньги", даже если (как в данном случае) в ДТП совсем не виновен. В этом случае деньги будут относительно небольшие

Именно поэтому, когда мы вышли из лаборатории, «Газели» уже не было на месте. Водители как-то между собой договорились. Повреждение было незначительным, и наш принял решение как-то потом самостоятельно его устранить. Это совсем не законно и, мягко говоря, не поощряется. Но если что, рискует только водитель. Мы с фельдшером, для протокола, были заняты лечением ребёнка и ничего не видели. Поэтому просто поехали работать дальше.

Кстати, о динамичности работы: все описанные события уложились меньше чем в час.

Мой ТГ

Так вот, на детской неотложной, наоборот, очень часто мы ездили именно в новостройки. А в те углы района, из которых буквально не выезжали на 03, практически никогда не посещали. Частенько в новостройки мы приезжали сразу после того, как в них заезжали первые жильцы. Пару раз было, что домофоны и лифты ещё не работают. За последнее десятилетие в районе появилось множество новостроек и даже парочка настоящих «человейников» с огромным количеством квартир, дворами-парковками и ужасными проездами, где невозможно даже машине скорой с работающими мигалками остановиться надолго. Моментально собирается огромная пробка, и водителю приходится нарезать круги вокруг дома в ожидании бригады. Надо ли говорить, что качество такого жилья, что называется, компромиссное...

11 часов вечера, вызов к ребёнку 1,5 года на рвоту. Адрес — известная улица, дом Х, корпус 10. Водитель уже понимает, что ему предстоит протискиваться между машин, потом непонятно как стоять, а потому яростно матерится. Бригада у нас в этот день чисто мужская, поэтому можно не стесняться. Ещё и «усиленная», поскольку мой напарник уже врач, но пока не закончил последипломное образование и пока работает фельдшером.

Подъезжаем, прямо перед «нашей» парадной (так в СПб называют подъезд) стоит другая скорая. Подходим, уточняем. Оказывается, они на тот же адрес, но неотложка взрослая. Уже становится интересно. Поднимаемся на 13 этаж, заходим. Буквально в дверях сталкиваемся с фельдшером. Он один, без врача, сразу понимаем, что вызывали его на какую-то ерунду. На серьёзные вызовы одного фельдшера обычно не посылают. Он видит нас, еле сдерживает смех. Бросает прощальную фразу вызывающим:

«Всё, участкового терапевта я вам на завтра вызову».

С ним здороваемся и сразу прощаемся, заходим в квартиру. Отец за нами закрывает дверь, и начинаем выяснить, что вообще здесь происходит и зачем столько скорых.

В процессе идёт осмотр ребёнка. Он с очень большим интересом смотрит на нас и на родителей. Не проявляет никаких признаков плохого самочувствия, и, забегая вперёд, самым подходящим диагнозом на момент осмотра для него будет «практически здоров». Тем интересней выслушать, что же нас сюда привело. А была это однократная рвота!

История такая, отец семейства вторые сутки болеет кишечной инфекцией. Объективно не слишком тяжело: пару раз жидкий стул, три раза рвота, температура 37,1. Сначала решили, что нет повода для вызова участкового терапевта, и как-то лечились самостоятельно. Потом уже у ребёнка произошла однократная рвота. Они поняли, что это, вероятно, та же кишечная инфекция, которой болеет отец, испугались и решили, что их всех надо срочно госпитализировать (зачем-то). Отца — во взрослую инфекционку, ребёнка с мамой — в детскую.

Заканчиваем осмотр ребёнка. Объективно, вообще придраться не к чему. Объясняем всё родителям. Что однократная рвота у маленького ребёнка может быть по какой угодно причине, не только при кишечной инфекции, и в целом на неё можно вообще не обращать внимания. Даже если это кишечная инфекция, та же, которой болеет отец, она может у разных людей протекать по-разному. Тяжелей либо, наоборот, намного легче. Повод для ребёнка оказаться в больнице при рвоте — обезвоживание.

Рассказали правила отпаивания. Если всё получается — лечимся дома. Расписали, как выглядит это самое обезвоживание. За чем следить и когда всё-таки нас придётся вызвать. А сейчас всё хорошо, и максимум, чем мы можем помочь, вызвать на завтра участкового педиатра. Да и то чисто формально. По-хорошему, всё уже рассказали, и ему тут делать нечего. Всё, родители успокоены и знают, что делать дальше. Мы чётко уложились в отведённые 20 минут на выполнение вызова, и уже можно прощаться.

Подходим к двери, отец пытается её открыть, чтобы нас выпустить, но дверь не поддаётся. Что ж, бывает. Замки иногда клинит. Не скажу, что на работе с таким встречался часто (первый и последний раз). Мне самому пару раз приходилось вызывать «медвежатников» для вскрытия заклинившего замка. Но здесь дверь не открывалась изнутри, да ещё и в самый неподходящий момент, когда в квартире находится бригада «Скорой».

Время идёт. Отец семейства пытается дёргать и ковырять замок, затем берётся за отвёртку и пытается разбирать, всё безуспешно. Мы спокойно сидим и неторопясь оформляем медицинскую документацию. Докладываем диспетчеру, что у нас непредвиденные сложности. Тот вечер был относительно спокойным, вызовов «на задержке» не было. Но и оставаться там до утра в наши планы тоже не входило.

В какой-то момент, убедившись, что изнутри квартиры с дверью справиться невозможно, отец семейства решает позвонить друзьям, живущим по соседству. Сбросить им в окно ключ от квартиры. Напоминаю, 13 этаж. После чего попытаться открыть снаружи. Пока ожидаем друзей, родители нам рассказывают, что заехали в квартиру всего две недели назад и дверь от застройщика как раз хотели в ближайшее время поменять. Доверия она не вызывала сразу. Это самая дешёвая китайская дверь «из фольги и оригами», которая вскрывается консервным ножом, что, спойлер, нам очень скоро пригодится.

Под окно квартиры пришли друзья хозяев. Им как-то скинули ключи. Через несколько минут друзья попытались открыть дверь снаружи, снова безуспешно. После чего отец семейства принимает единственно верное в данной ситуации решение — собственноручно демонтировать дверь вместе с замком. Откуда-то достаёт здоровенный газовый ключ (инструмент для монтажа труб). Пара ударов — и верхняя часть двери выворачивается наружу. Ещё пара — нижняя. Затем небольшое усилие, и оставшаяся центральная часть двери просто складывается пополам.

На шум ломающейся двери выходят немногочисленные соседи. Между прочим, времени уже час ночи. К произошедшему явно относятся с пониманием, ведь у них такие же замки и двери. А мы наконец-то прощаемся с многострадальным семейством и едем на станцию рассказывать коллегам произошедший анекдот.

Мой ТГ

Из моего опыта взаимодействия, приезжают, составляют свой протокол, расписываются в наших бумагах, что «дырка в голове есть и действительно от госпитализации отказывается». На этом прощаемся и расходимся. В конце концов, если/когда нашему пострадавшему действительно поплохеет, он потеряет сознание, после чего утратит возможность продолжать от госпитализации отказываться. Наблюдали неоднократно.

Чем мне в своё время понравилась педиатрия, так это искренней вовлечённостью коллег в судьбу пациента. Подавляющее большинство детских докторов действительно по-настоящему хотят помочь. Есть даже такой принцип, как «действие в интересах пациента». Самый простой пример — это госпитализация по социальным показаниям. Когда мы видим, что родители по каким-то причинам (чаще всего психологическим) находятся в не совсем адекватном состоянии, в котором не могут нормально ухаживать за больным ребёнком, это является показанием для его госпитализации и дальнейшего лечения в больнице. Даже если с медицинской точки зрения заболевание не столь тяжёлое.

Кстати, раскрою маленький профессиональный секрет, всегда на вызовах просил родителей своей (их) рукой под диктовку записывать, что я рассказываю. А потом прочитать, что они понаписали и как поняли. Как раз чтобы убедиться, что поняли правильно (бывало всякое) и вообще в ясном сознании. Это так, не в 100% случаев.

Поздний вечер, вызов к ребёнку 8 месяцев на «Задыхается». Не самый плохой дом в районе. Панелька, но с закрытым двором и консьержем, что по местным меркам почти «элитка». Поднимаемся на лифте, заходим в квартиру. Тот случай, когда диагноз ставится буквально с порога. Дыхание очень амплитудное с частотой 60+ в минуту. Ребёнок в сознании, но крайне вялый, на осмотр практически никак не реагирует. Примерно метров с трёх слышен очень характерный свистящий звук на выдохе. Уже на этом этапе всё предельно ясно.

Пара наводящих вопросов родителям: «Давно так дышит? Первый раз? Что-то уже давали? Аллергия?»

Приступаю к достаточно беглому осмотру. Зев, аускультация. В дыхании активно участвует вспомогательная мускулатура, на выдохе выбухание межрёберных промежутков. Сатурация 90-92. Короче, это не тот вызов, где надо долго думать. Тут следует решительно действовать! Дыхательная недостаточность 2 степени, имеющая все риски перехода в третью.

Родителям: «Какой вес ребёнка?»

Фельдшеру: «Заряжай Преднизолон и в небулайзер Беродуал».

В этот момент родители такие: «А чего это вы собираетесь делать? Не надо его ничем колоть».

Я про себя думаю: «Так, ладно, режим переговорщика».

- У вашего ребёнка сейчас на фоне обструктивного бронхита развилась тяжёлая одышка, которая требует немедленного оказания помощи. Без уколов обойтись можно, препарат подействует, но чуть медленней.

- Ингаляции тоже не надо.

- Нам обязательно нужно ребёнку помочь, посмотрите, как он часто дышит и свистит. Организму уже не хватает кислорода, и если мы не вмешаемся, всё может закончиться плачевно.

Стоят, улыбаются.

Я думаю: «Ладно, по-хорошему не получается, буду называть вещи своими именами».

- Ещё раз повторюсь, если мы сейчас не окажем ребёнку помощь, он до утра не доживёт.

Ноль эмоций.

- Не доживёт до утра, значит, умрёт!

Вообще пофигу. Стоят, улыбаются.

- Хорошо, нам лечить не доверяете, тогда поехали в больницу!

- В больницу тоже не поедем.

- Тогда, собственно, зачем вообще вызывать скорую помощь?

Чего-то похожего на адекватный ответ я не услышал. Здесь я уже начал злиться. Благо, как писал выше, на взрослой уже неоднократно бывал в похожих ситуациях. Как говорится, «не в мою смену!»

- Смотрите, ситуация следующая. Жизни ребёнка прямо сейчас имеется непосредственная угроза. Вы имеете право отказаться от нашего лечения, о чём необходимо будет сделать запись в карте вызова. Но в любом случае мы с ребёнком сейчас поедем в больницу, и то же самое необходимое лечение он обязательно получит там. Едем мы либо сразу добровольно, либо через пару часов, но в сопровождении полиции, которую немедленно вызовем.

После моей реплики, не убирая (дурацкую) улыбку с лица, отец заявил: «Кстати, я как раз полицейский», после чего всё-таки начались сборы.

Мы с фельдшером ещё несколько раз пытались уговорить родителей хоть какую-то минимальную помощь оказать ребёнку сейчас. Показывали пульсоксиметр с сатурацией 90-92. Объясняли, что значат эти цифры. В результате максимум, на что удалось уговорить, — ингаляция в дороге кислородом. Когда спускались в машину, отец как будто даже попытался объяснить свои действия. Я, говорит, в ОБЭП (отдел по работе с экономическими преступлениями) работаю. И не доверяю врачам, поскольку многие берут взятки.

Никакой логики в данной реплике относительно происходящего я не вижу. Ребёнку настолько очевидно было плохо, что невозможно представить, что может заставить родителей это игнорировать.

А ещё в процессе сборов я слышал реплику матери в разговоре с отцом относительно происходящего, которую, на мой взгляд, надо «выбивать в граните» и «ставить в палату мер и весов» как просто невероятную глупость:

- У меня у подруги так же ребёнка в больницу забрали. Там обкололи гормонами, и теперь у него астма.

На всякий случай, гормоны не вызывают астму. Но назначаются для купирования приступа/контроля заболевания. Путаются причина и следствие.

Этого ребёнка мы доставили в больницу. На кислороде он стал чуть пободрей, но как только маска убирается, за полминуты сатурация падает к исходным цифрам 90. При лечении данного состояния прогноз хороший. Поэтому я уверен, что в больнице ребёнка спасли. В первую очередь от его же родителей. Сейчас он наверняка уже ходит в школу. Но если вы следите за сообщениями в СМИ, там с печальной регулярностью проскакивают различные случаи, когда, несмотря на все старания коллег, им не удаётся спасти детей от их же собственных родителей с «альтернативной ментальностью».

Как будто именно для таких случаев есть разные правовые механизмы у службы опеки, но практика показывает, что работают они не так хорошо и оперативно, как это подчас необходимо. А ещё практика показывает, что можно три раза выкрасть ребёнка из реанимации, что приведёт в конце концов его к гибели. И не только не иметь никаких юридических последствий, вроде уголовного преследования. Но и умудряться выступать по телевизору, пытаясь обвинять в произошедшем врачей.

У взрослых «естественный отбор» в каком-то смысле бывает даже справедлив. «Мальчик хочет покормить тигра — мальчик покормит тигра». Но в случае с детьми человек с «альтернативным мышлением» и тот, кто от этого пострадает — это разные люди! Поэтому лично я выступаю за ограничение свобод граждан, позволяющих им легко и безнаказанно наносить непоправимый вред своим же детям. Возможно, это из-за профдеформации.

Мой ТГ

Второй момент, что несмотря на то, что транспортное средство с работающим звуковым спецсигналом и проблесковым маяком синего цвета может маневрировать не по ПДД и имеет преимущество. То есть скорой с сиреной все должны уступать дорогу. В должностной инструкции для водителей СМП есть прямое указание, что они должны «удостовериться в безопасности манёвра». И если случается ДТП, фактическим виновником чаще всего делается водитель 03, поскольку «не удостоверился». Второму участнику выписывается штраф за то, что он не пропустил скорую. Разумеется, он не сопоставим со стоимостью ремонта автомобиля, ложащийся на плечи наших водителей. Поэтому даже мелкие ДТП всегда крайне печальны для них (на КАСКО автобаза не тратится). Да и мы, медики, тоже переживаем. Всё-таки не чужие люди. Когда рискуем жизнью и здоровьем, делаем это все вместе.

Эта история произошла, когда я уже начал вести блог, и даже частично попала в объектив моего телефона. Двигались мы по проспекту Непокорённых в сторону площади Мужества и собирались поворачивать налево, на Кушелевскую дорогу. Ехали на вызов. Время уже к полуночи, и автомобилей немного. За пару сотен метров до поворота видим, что на перекрёстке стоит машина на «аварийке». Уже ближе к повороту, чуть дальше по Кушелевской дороге, замечаем скоропомощную «Газель». Она тоже стоит с работающим аварийным сигналом. Не так уж и много к 2021 году осталось на скорой в Санкт-Петербурге автомобилей Горьковского Автомобильного Завода (к счастью), и два из них как раз базировались на нашей станции. 03 на тот момент все катались на значительно более удобных во всех отношениях автомобилях марки «Форд». У всех присутствующих подступил ком к горлу: «Только бы не наши...»

Зелёный сигнал светофора позволил нам повернуть туда, куда нам нужно, без задержки. Успели рассмотреть «Деу Матиз» серого цвета с довольно сильно повреждённой передней частью. До столкновения он двигался по проспекту Непокорённых как бы нам навстречу. После удара его развернуло и отбросило в сторону Кушелевской дороги. Мы отчётливо видели разорванный моторный отсек машины. Лобовое стекло при этом осталось цело, а значит, и капсула салона не пострадала.

В паре десятков метров от «Матиза» стояла скорая. С нашей стороны повреждений не было видно, очевидно, удар пришёлся в противоположную от нас боковую сторону. Машина давненько не заезжала на мойку, поэтому бортовой номер увидели, только подъехав почти вплотную.

Я: Оба, наши!

Водитель: Которые?

Я: 3022.

Водитель: Да ё-моё.

Останавливаться не стали, по виду автомобилей не было повода заподозрить, что кто-то серьёзно пострадал, а вызов, на который ехали, был достаточно серьёзным. Кажется, «задыхается». Тем не менее всем очень не терпелось вернуться на станцию, услышать, что же произошло, и убедиться, что все целы.

3022 — это санитарный транспорт, который занимается перевозкой детей в больницу, после того как их уже осмотрел наш врач. Обычно им достаются не тяжёлые пациенты, поскольку более-менее сложные случаи врачи везут сами. Многое зависит от текущей ситуации, и если транспорт стоит на станции, а врачебных вызовов «на задержке» много, им вполне можно доверить и «острый живот» (подозрение на аппендицит).

Именно такого пациента транспортировала фельдшер Ирина, когда с их «Газелью» столкнулся «Матиз». Ирина — крайне опытный и профессиональный фельдшер, не побоюсь этого слова, одна из лучших, с кем мне когда бы то ни было доводилось работать. Разумеется, у Ирины всё было под контролем, и все на своих местах. А главное — пристёгнуты! Именно поэтому ни она, ни ребёнок с матерью не пострадали. После удара на них попадало оборудование с верхних полок. Они в «Газели» сделаны не очень удачно, как и вообще всё в данном транспортном средстве. Но даже мелких травм никто не получил. Водитель «Матиза» как будто тоже «отделался лёгким испугом». Точней, «отделалась»...

Ирину мы встретили на станции часа в 2 ночи. Уже кто-то из наших за ней съездил и эвакуировал вместе с оборудованием. Другая машина благополучно довезла ребёнка до больницы. Водитель вернулся ближе к утру, часов в 5-6. Разбирательства с полицией и собственной службой безопасности автобазы длились всю ночь. Он был уставшим, но как будто не сильно расстроенным. Сразу у всех вопрос:

«Ну что, на тебя вину повесили?»

Как я уже выше писал, при проезде перекрёстка на красный свет, даже при работающей сирене, обычно виноватым оказывался водитель скорой, поскольку «должен убедиться в безопасности манёвра». Но только не в том случае, если второй водитель вообще ни при каких обстоятельствах не должен был оказаться за рулём. А это — наш случай.

«Матизом» управляла молодая девушка, которая на тот момент была лишена водительского удостоверения. За пару месяцев до описанных событий она тоже устроила ДТП — наезд на пешехода. Кажется, для девушки это не стало серьёзным поводом для отказа от управления транспортным средством. Пока ночью на абсолютно пустом перекрёстке шириной по 4 полосы в каждую сторону она не повстречалась с нашей «Газелью» с орущей сиреной и мигалками. Учитывая, сколько прошло времени, водительское удостоверение девушке уже, вероятно, вернули. Но я очень надеюсь, что за руль автомобиля она до сих пор не садится. Для всеобщего блага. Похоже, не всем людям нужно водить машину...

Мой ТГ

Но история, которую я хочу вам рассказать сегодня, произошла не в «тёмные времена» моей работы на 03. Я уже минимум год работал на детской неотложной. Учился на последнем курсе Педиатрического Университета. В тот момент у меня что-то произошло с личным транспортом. Скорей всего, это было в ту зиму, когда мой VW Passat 90 года выпуска заклинил двигатель, а для мототранспорта был не сезон. В общем, перемещался я тогда на общественном транспорте. Благо, подстанция находится недалеко от станции метро «Академическая» и, сдав смену 8/8, я совершенно спокойно успевал добежать до метро и доехать до учёбы без опоздания. Но в тот день мне не было суждено успеть на занятия.

Раннее утро, скорей всего ближе к марту, поскольку на улице уже светло (все знают про «белые ночи» СПб, но есть и обратная сторона зимой — «чёрные дни»). Произошло примерно то же, что и сейчас. Большое количество снега резко растаяло, а потом так же резко замёрзло. Всё вокруг единомоментно превратилось в один большой каток. Коммунальные службы, конечно, пытаются справиться с ситуацией и посыпать основные тротуары реагентами и песком, но они не могут это сделать мгновенно.Поэтому в 8:20 утра проще катиться на коньках, чем идти по тротуару. Дело для Питера привычное, и у местных жителей есть повод развивать вестибулярный аппарат.

Но, как было сказано выше, невозможно выйти победителем в поединке с гравитацией. Перехожу я проспект Науки у перекрёстка с улицей Бутлерова, и прямо на моих глазах, в десятке метров, мужчина поскальзывается, падает и ломает ногу. Диагноз настолько очевиден, что ставится за секунду и с расстояния метров пять. Мужчина кричит от боли, стопа неестественно вывернута в сторону (наружу или внутрь — уже не помню). Предпринимает попытку на ногу встать, но падает от боли. К этому моменту уже подхожу я и начинаю работать:

- Здравствуйте, пожалуйста, не вставайте и старайтесь не двигаться. Я — фельдшер скорой помощи (до диплома врача ещё был примерно год), позвольте я вас осмотрю. Где болит? Помните, как упали? Откуда и куда шли? Пошевелите руками, здоровой ногой, попробуйте аккуратно травмированной ногой. Хронические заболевания, аллергия имеются? Лекарства, алкоголь, нарк*тики не принимали?

Беглый осмотр и сбор анамнеза занимает максимум пару минут. В процессе снимаю свой рюкзак с учебниками и конспектами, которые нёс на учёбу, и подкладываю под таз пациента, который из-за вынужденной позы полусидит-полулежит на холодном льду. Очень важная вещь, всегда помните о том, что человек на земле, вне зависимости от сезона, очень быстро теряет тепло.

Несмотря на раннее утро, место довольно людное, недалеко от метро. Сразу подошли несколько молодых людей и предложили помощь. Я ещё не закончил осмотр и прошу вызвать 03.

- А как это сделать? А что говорить?
- Наберите с мобильного 112, скажите адрес и что случилось.

В результате телефон с диспетчером на противоположном конце «провода» через минуту вручают мне, не сдюжили.

- Алло, скорая слушает (диспетчер номер), что случилось?
- Здравствуйте. Мужчина 42 года упал на улице из-за гололёда. Травма ноги, похоже на перелом голеностопного сустава. Сейчас в сознании, адекватен, сознание не терял.
- Говорите адрес.
- Перекрёсток Науки и Бутлерова, на улице у угла дома Бутлерова 40.
- ФИО, дата рождения пострадавшего, ФИО, телефон вызывающего (для связи и уточнений). Вызов принят, ждите.

На данном этапе всё сделано, ожидаем. Общаюсь с пострадавшим и окружающими. Мужчина, который получил травму, — охранник, который после ночной смены шёл домой (знакомо-знакомо). Трезвый, социальный, просто сегодня не его день. Верней, утро... Место людное, постоянно подходят люди и спрашивают, что здесь случилось, нужна ли помощь. Я стою, контролирую пространство, прошу к мужчине слишком близко не подходить (чтобы не затоптали).

— Что тут у вас случилось? Пьяный, наверно?
— Трезвый, упал на гололёде, скорая вызвана, ожидаем.

Несколько раз подходили пожилые женщины и буквально «с разбегу» пытались всунуть таблетку нитроглицерина. Если что-то случается, больше всего бойтесь именно их! Граждане иногда думают: «Раз мне помогает, и всем помогать должно!» Кучу раз на скорой приезжали к молодым девушкам, упавшим в обморок, которых уже успели накормить нитроглицерином. В результате обморок чаще всего бывает по причине низкого давления, а сверху ещё и медикаментозная гипотония, вызванная препаратом. Если думаете, что только у молодёжи бывает низкое давление, это не так. Пожилым тоже бывает «плохо» не только на фоне высокого давления, но и низкого, и нитроглицерин в такой ситуации тоже будет не показан. А самое лучшее, что можно сделать, если вы не врач или хотя бы не фельдшер/медсестра — не давать никаких препаратов! Тем более, медикаментозное лечение — это выход за пределы первой помощи, и вполне имеется риск юридической ответственности.

Признаться честно, был сильно удивлён попыткам накормить нитроглицерином пациента с травмой. Причём желающих было больше одного. Буквально отбивал пострадавшего от столь «ценных инициатив».

А отбивать приходилось долго. Нам очень не повезло попасть на пересменок. На 03 старая смена уходит и новая приходит в 8 и 9 утра (смена 8\8 и 9\9). Сделано это как раз для того, чтобы в пересменок было кому ехать на вызов. Нет ничего более неприятного, чем схватить вызов за 10–20 минут до конца смены, пока новая ещё не пришла. А такое бывало у меня лично. Да, переработки оплачивают в двойном размере, но я скорей доплачу сам, чем буду работать 25–26 часов вместо положенных 24!

В этот раз мы попали именно в такой временной промежуток. И если бы буквально часом позже, пришлось бы ждать минут 15, максимум 20. Здесь мы ожидали минут, наверно, около 40. Всё это время мне реально было чем заняться, зеваки скучать не давали. Потом, минут через 20, девушка с первого этажа ближайшего дома, которая всё это время наблюдала за происходящим, вынесла для мужчины плед. Сказала, куда его после прибытия скорой занести, и ушла по делам. Очень кстати, мужчина был одет в целом тепло, но к длительному лежанию на земле явно не подготовлен. Мой рюкзак помогал, но его было явно маловато. Эта помощь была очень кстати.

Сразу после заворачивания в плед, около нас остановилась «скорая». Смотрю на улыбающееся лицо водителя и фельдшера — они меня узнали.

- Привет, Молодой! Что здесь делаешь?
- Да вот, в свободное от неотлоги время работу у вас отнимаю! Вы же ко мне, на травму ноги?
- Нет, мы — сантранспорт, на перевозку едем.
- Мы что-то уже давненько ждём, а где «Улица»? (Фельдшерская бригада, которая обычно и ездит на подобные вызовы)
- Они уже давно уехали, похоже, не к тебе.
- Ладно, значит, кого-то другого пришлют. Я пока справляюсь, езжайте на свою перевозку.

Им можно было отдать пациента. Есть такое понятие, как «остановка в пути». Когда куда-то едешь, даже на вызов, но тебя тормозят и просят помочь. Не важно, какой профиль и состав бригады. Обязаны остановиться и помочь. Но здесь я принял решение, что нет такой необходимости. Пациенту уже более-менее тепло. Пока ногой не двигает, она не болит. Плюс кто-то к нам уже точно едет.

В результате, спустя ещё десяток минут, подъезжает «уличная» с соседней станции. Расстояние до неё примерно 7 км, что по пробкам в час пик очень много. С коллегами лично не знаком, но в лицо друг друга узнали. Подробно рассказал механизм травмы, данные анамнеза, которые за это время удалось выяснить, показал всё, что им нужно знать на данном этапе про травмированную конечность, помог погрузить пациента на носилки, отдал плед другим «волонтёрам» с инструкцией, куда занести, и побежал на учёбу. Времени десятый час, занятие уже идёт...

Опоздал примерно на час. Ввалился в аудиторию и был немедленно выставлен за дверь дожидаться перерыва. После которого присоединился к учебному процессу. Преподавателя не слишком интересовала причина опоздания. А я не слишком стремился её описать, несмотря на то, что была она весьма уважительной. Я принял решение, понимал последствия и был к ним готов. Впрочем, не скажу, что меня как-то жестоко покарали. Всё-таки выпускной курс...

За те полгода, что я был без машины, ещё один раз кому-то оказывал помощь в метро. Когда ездишь на автомобиле, тоже приходится останавливаться на ДТП, но как-то это происходит реже, чем в общественном транспорте. То есть надо понимать, что я чувствую в такие моменты. Барабанная дробь... Ничего! Для меня это просто работа. Все эмоции по этому поводу закончились уже давно, где-то в начале карьеры. А сейчас ты такой идёшь по своим каким-то делам и БАЦ! «Иди чуть-чуть поработай». Как если бы к бухгалтеру подходили на улице и просили свести некий отчёт или к сантехнику поменять сифон в раковине. И всё равно немножко есть вот это подспудное ощущение «а кто, если не я?». Если действительно находится кто-то, я искренне радуюсь и уступаю инициативу.

- Что, в самолёте есть терапевт? Какая удача! Вот и полечите гипертоническую болезнь. Я — педиатр.

Но если понимаю, что НАДО, всегда берусь за то, что лучше меня никто не сделает. По крайней мере в это время и в этом месте...

Мой ТГ