— Да.

— Вот видишь, значит, ты живешь в деревне. Ночуешь тут. А сколько — это не особенно важно. Ты уже пропитываешься этим местом.

— В тебе живет философ, Вадим.

— Мертворожденный, — вдруг сказал он, и в глазах заиграл странный огонек, отчего мне даже показалось, будто слово было произнесено совсем другим человеком.

— Почему мертворожденный? — повторил я, вглядываясь в него.

— Не знаю, — махнул он головой, — просто само вырвалось. Все, закрутил ты меня своей наукой, мне пора лодку убирать.

— Рад был пообщаться, — я протянул руку.

— И тебе не хворать, — сказал паренек, ответив на рукопожатие.

Отойдя от пристани, я направился к дому Людмилы, судя по всему, уже успевшей приготовить что-то съестное к ужину, однако бумажник, который оттягивал мой карман, то и дело подсказывал мне несколько другие идеи.

Я снова вытащил его. Раскрыл и посмотрел на фотографию Людмилы. Тут она улыбалась.

Я посмотрел на сидевшую на скамейке бабку с обветренной и вытянутой вперед ногой. Немного архаично, конечно, но в этом месте я уже мало чему удивлялся, особенно после пропадающих в кустарнике людей.

— Бабуль, где у вас тут участковый живет?

— А?

— Участковый, говорю, где?

— А?

— Участковый, говорю, где?

— Подростковый?

— Полицейский, говорю, где?! — чуть не заорав, уточнил я, после чего бабка наконец-то поняла, о чем речь.

— Так это тебе туда, милок, — сказала она, указывая своим потрескавшимся от долгой жизни пальцем. — Вон там стоит дом такой синий, там и спит.

— Спит?

— А что ему еще делать?

— Спасибо, бабуль, — поблагодарил я старуху и двинулся в сторону синего дома.

Участковый, как и положено уполномоченным сотрудникам полиции, сидел в синей форменной рубахе, но в совершенно не подходящих для этого шортах, мягко сползавших и оголявших полосатые трусы.

Деликатно кашлянув, я встал у открытой двери и внимательно посмотрел на участкового. Он тоже смерил меня взглядом, на мгновение задержавшись на моей куртке, после чего продолжил что-то писать на своем потертом столе.

— Добрый день.

— Скорее вечер, — досадливо ответил он, пробуя ручку на вкус. — Постоянно не пишет, зараза.

Я огляделся и сделал шаг внутрь.

— Я войду?

— А вы, собственно, кто?

— Мозалев Евгений Петрович. Профессор ботаники из института Ботанических Исследований города Москвы.

— А, тот самый, что на болото ездит, наслышан, — все также смачивая ручку, пробубнил участковый. — И как продвигаются исследования?

— Понемногу. Но меня интересует другое, если честно.

— Что именно?

— Пропажа человека.

— Как интересно, и кто же это?

— Муж Людмилы.

— Ничего себе, как неожиданно, только вот пропал он больше года назад, так что немного ошиблись вы с вашими изысканиями, господин профессор, — улыбнулся щербатой улыбкой полицейский. — В свое время весь лес местный шерстили, ничего не нашли.

— А может, искали не там?

— А где надо?

— Вдоль реки, например, — сказал я и положил бумажник на стол. — Или, на худой конец, на Бледной поляне.

Тут глаза участкового если не вылезли, то, по крайней мере, сильно округлились.

— Откуда это у вас?

— Нашел, — сказал я, от души радуясь произведенному впечатлению. — Резал стебли и вот — кусочек совсем другой истории.

Участковый внимательно оглядел бумажник и, как мне показалось, несколько засомневался в подлинности моих слов.

— Да вы откройте его, откройте, — подбодрил я усатого стража порядка. — Там главное внутри.

— Не положено предметы следствия трогать.

— Что за бред! — заметил я и резко развернул бумажник, отчего служивый странно вздрогнул. — Вот смотрите, фотография жены. Что еще надо для удостоверения подлинности?

— И вправду, — согласился участковый.

— А вас, кстати, как зовут? — спросил я, вспомнив, что милиционер не представился.

— Тимофей Иванович. Старший лейтенант.

— Очень приятно.

— Так откуда у вас эта вещь?

— Бумажник? Нашел на поляне, — повторил я.

— Удивительно, конечно, — странно произнес он.

— Вы лучше скажите, что будете делать? Как я понимаю, вам придется продолжить поиски, ведь тело вы, судя по всему, не нашли?

— Да, не нашли, — почесал голову участковый. — Только сложно теперь возобновить поиски. Тогда столько людей привлекли, а теперь и шум утих, и к делу это не особо пришьешь.

— То есть мне надо было труп найти, правильно я понимаю?

— Лучше не надо, — снова как-то странно сорвалась с уст человека абсолютно не сочетающаяся с его образом фраза. Этакое дежавю от Вадима. С его изысканным «мертворожденным»

— Почему это?

— Страшное зрелище после такого-то времени. Да еще на болоте.

— На реке.

— По мне так болото.

— Неважно. Главное, у вас есть зацепка, муж Людмилы наверняка в последний раз был именно там, — сказал я, тыкая в находку. — Надо срочно провести расчистку и поискать еще следы.

— То есть заняться тем, чем занимаетесь вы? — хитро улыбнулся участковый, возвращаясь в свое изначальное обличье. — Умно, профессор, а я-то думаю, почему вы так воинственно настроены? А вам лишних рук не хватает.

— Что? — вспыхнул я.

— А что? Эту дрянь вырубать хлопотно, а так, глядишь, за день все расчистить можно.

— Вы в своем уме, господин полицейский?

— Более чем. И получше вас разбираюсь, что и когда надо делать со своей работой. Вы лучше продолжайте копать, а поиски людей оставьте мне. И не тревожьте Люду, вы уедете, а ей тут жить. Мало ли, с дуру на поляну попрется.

— Но подождите, поиски человека — это ведь улика! — я ткнул в бумажник.

— Несомненно, только вот улика старая, а значит, спешить смысла нет. Если там и вправду лежит тело, то лишний месяц уже ничего не изменит. А за это время я как раз смогу попытаться насобирать людей. Может и вправду что-то получится с поисками. Да и вы нам поможете, вон, вся деревня гудит от ваших героических усилий, говорят, вы там уже вторую поляну выкорчевали.

— Это большая ошибка — оставлять дело так.

— Да-да, знаю. Вы бы лучше отдохнули перед завтрашним днем, профессор. Ведь, как я чувствую, — участковый посмотрел на небо, — завтра будет довольно солнечно.

— Отдохну, пренепременно, — сказал я, с негодованием спускаясь по ступеням. — И если вдруг что-то найду уже более серьезное, то, скорее всего, вряд ли обращусь именно к вам, стараясь привлечь кого-то повыше.

— А тут нет никого повыше. Здесь я главный инспектор! — крикнул мне вдогонку старший лейтенант.

Я покачал головой и хотел что-то сказать, но вместо этого лишь с удивлением обнаружил, что бумажник участковый так и не взял в руки, продолжая его внимательно разглядывать. Отойдя на несколько шагов, я оглянулся снова. Опять же, бумажник так и лежал на столе, поблескивая своим содержимым.