Зашел я в лифт, добираясь до небольшой халтурки и увидел рекламную доску с буковками.
Решил от нечего делать (17 этажей) почитать что там написано. И тут...
Внимание вопрос экспертам, как можно двумя стаканами воды преодолеть депрессию?! Я ж теперь спать не смогу.
П. С. Снимал на honor 6c
Надо всего лишь сдавать квартиру в Москве.
И нет я не согласился на ее предложение, жена была против.
Рональд Рейган, известный стереотипно-голливудскими крылатыми фразами, адресованными по ту сторону Берлинской стены, однажды сказал, что в русском языке нет слова для freedom — свободы. Слово, как мы понимаем, есть, а Рейган в патриотическом порыве республиканского гонора просто ошибся. Но допустим, что в каком-то языке действительно нет такого слова. Означает ли это, что народ-носитель этого «несвободного» языка никогда не задумается о демократии и гражданских правах? Иными словами, может ли язык, его лексика и грамматика влиять на наш взгляд на окружающий мир?
Относительность ключей и мостов.
Все читатели этих строк знают, что мыши — это по умолчанию женщины, а ежи — мужчины. Русскоязычному ребенку, которого попросили придумать сказку про ежа, не придет в голову сочинять приключения зверька женского пола. Это восприятие половой принадлежности предметов распространяется и на неживые объекты. В русском языке, например, слова «суп» и «год» — мужского рода. В арабском оба слова — женщины.
Влияют ли такие различия на восприятие? Например, слово «ключ» мужского рода в немецком и женского — в испанском. Носители немецкого языка описывают ключи как твердые, тяжелые, металлические, полезные. Испанцы же склонны считать ключи небольшими, золотыми, замысловатыми и красивыми.
Можно предположить, что немцы в принципе склонны к «тяжеловесным» оценкам. Однако слово «мост» (женский род в немецком языке) они снабжают эпитетами красивый, элегантный и хрупкий. Испанцы же, считающие мост мужчиной, используют слова большой, опасный, крепкий, нависающий.
Идею о «лингвистическом релятивизме» (относительности мировосприятия и влиянии на него языка) обычно приписывают американскому инженеру противопожарных систем Бенджамину Ли Уорфу. Лингвист-любитель, Уорф увлекался центральноамериканскими языками и в 1930 году получил грант на их полноценное исследование.
Работы Уорфа представляют собой несистематическое, в основном бездоказательное сопоставление малоизученных индейских языков с «усредненным европейским языком» (индоевропейские языки в целом очень сходны по своей структуре). Несмотря на популярность идей Уорфа, к 1960-м годам они подверглись резкой критике и в основном были списаны с научных счетов большинством психологов и лингвистов.
Действительно, в исследованиях Уорфа мало того, что могло бы считаться научным по современным стандартам, сформировавшимся во второй половине XX века.
В течение 30 лет лингвистический релятивизм считался отправленным на свалку научной истории. Отчасти это резонировало с послевоенным мировоззрением развитых стран: гипотеза о том, что чей-то язык может «неправильно» отражать реальность, сильно отдавала идеями Рейха.
Однако в 1980-х и 1990-х годах новое поколение исследователей взглянуло на лингвистический релятивизм свежим взглядом. Вопрос наконец сдвинулся с мертвой точки споров между сторонниками и противниками Бенджамина Ли Уорфа, и в 2000-е уже мало кто сомневался: связь между языком и восприятием мира есть. Непонятно только, насколько эта связь сильна и насколько абсолютна.
Сегодня самым известным исследователем взаимодействий между мышлением и сознанием является харизматичный американский психолог белорусского происхождения, профессор Стэнфорда, полиглот и просто красавица Лера Бородицки. Ее работы отличаются остроумием, относительной простотой и одновременно глубиной — их интересно просто читать, что большая редкость для научных публикаций. Как следствие, к Бородицки и ее работам неизменно приковано внимание прессы — в том числе русскоязычной.
Время на запад!
В одном из исследований Бородицки и ее коллеги проводили простой эксперимент с участием австралийских аборигенов из небольшого сообщества Помпурау. Его представители известны тем, что не пользуются относительными направлениями (лево-право-вперед-назад). Вместо этого они всегда используют абсолютные направления (восток-запад-север-юг).
Помпураец, например, скажет «подвинуть чашку на юго-запад» вместо «подвинуть чашку влево». Абсолютные направления применяются настолько широко, что они включены в традиционное приветствие.
Если американцы встречают знакомого словами «как дела?» и всегда получают ответ «хорошо», то аборигены Помпурау спрашивают при встрече «куда ты идешь?» — на что нужно отвечать в духе «далеко на юго-юго-запад». Бородицки шутит: без постоянно работающего внутреннего «компаса» помпурайцы не могут даже поздороваться!
Этот феномен давно интересует психологов. Неудивительно, что жители Помпурау отличаются феноменальной способностью ориентироваться в пространстве и определять свое местонахождение. Даже в спонтанных указательных жестах (вроде неопределенного взмаха в сторону улицы, которым сопровождается фраза «сидели мы вчера с Серегой в пивной») аборигены, не задумываясь, точно указывают в нужном направлении.
Если представления о направлениях могут так разительно отличаться в зависимости от языка, то что происходит с другими категориями, которые связаны с пространством? В своей другой работе Лера Бородицки задалась вопросом: как аборигены Помпурау представляют себе время?
Этот вопрос напоминает задание, которое Артемий Лебедев однажды дал читателям своего блога: нарисовать, как выглядит календарный год. Из результатов, опубликованных в его ЖЖ, было очевидно одно: разные люди представляют время по-разному, но так или иначе склонны «организовывать» его в пространстве.
Эксперимент Бородицки был менее красочен, но более научен: он был построен таким образом, чтобы «визуализацию» времени можно было подсчитать и статистически проанализировать. Добровольцев — американцев или аборигенов Помпурау — сажали на стул в определенной ориентации и просили разложить на земле несколько карточек в порядке, который кажется логичным. На карточках были изображены, например, мужские лица разного возраста.
Добровольцам не сообщали о настоящих целях эксперимента: они думали, что проходят тест на умение анализировать последовательность событий. На самом же деле исследователи наблюдали за тем, как именно участники раскладывают карточки на полу.
О том, как задание выполняли американцы, несложно догадаться: подавляющее большинство из них раскладывало карточки слева направо. Совсем по-другому поступали аборигены: не выказывая предпочтения какому-либо из относительных направлений, большинство из них ориентировалось в абсолютных координатах: фотографию младенца они клали с восточной, а старика — с западной стороны от себя!
По-видимому, для аборигенов восток ассоциируется с «началом» чего-либо так же, как для нас — левая сторона. В нашем случае это может быть изначально связано с направлением письма, в их — вероятно, с восходом солнца.
Русский блюз: у вас тоже есть сверхспособность
Исследования, подобные вышеописанным, показывают, что язык может влиять на мировосприятие. Но с позиций нейробиологии они оставляют открытым вопрос: на каком уровне язык влияет на мозг? Является ли его «модифицирующая» роль исключительно сознательной, культурной — другими словами, поверхностной — или же возможно и более «глубокое» влияние?
Существуют данные, указывающие на последний вариант. Классический пример — восприятие цвета. В 2006 году группа Бородицки опубликовалаработу, в которой продемонстрировала, что русскоязычные добровольцы лучше различают оттенки синего, чем англоязычные.
В английском нет отдельного слова для голубого цвета — как следствие, утверждают ученые, их мозг хуже приспособлен для его восприятия.
Эта работа вышла под заголовком “Russian blues” и показывает влияние языка на различение цветов (Russian blues можно перевести и как «русские оттенки синего» и как «русская тоска» — работы Бородицки вообще богаты подобными каламбурами).
Самое интересное в этом исследовании — в том, что разница между русскими и американцами пропадала, если одновременно с заданием по различению цветов добровольцам предлагалось отвлекающее вербальное задание: мысленное проговаривание строчки с цифрами. Если же в качестве отвлекающего задания предлагалось удерживать в голове геометрическую фигуру, то разница в различении синего и голубого сохранялась.
Что это означает? Нервный сигнал, поступающий из глаз, должен пройти через несколько «центров обработки» перед тем, как он дойдет до сознания и укажет нам на то, различаются ли цвета на экране. Эксперименты Бородицки показывают, что одним из этих центров является языковой: он по-разному устроен у русских и американцев и блокируется отвлекающим заданием, направленным в этот центр.
К сожалению, русские не уникальны в своей потрясающе полезной способности отличать синий от голубого. В греческом, например, для этих цветов тоже есть два слова — и цветовосприятие греков тоже отличается повышенной чувствительностью к оттенкам синего. Это регистрируется в мозге уже через десятую долю секунды после демонстрации цветов — задолго до того, как человек может сделать сознательный выбор. Таким образом, язык действительно может воздействовать на мозг гораздо глубже «поверхностного» уровня
Великие и могучесть?
Все приведенные примеры влияния языка на сознание объединяет одно: они легко проверяются и документируются. Но нет никаких оснований предполагать, что роль языка в нашем мировосприятии ограничивается конкретными категориями: направлениями, цветами, полом. Гораздо сложнее поставить эксперимент, проверяющий, например, влияет ли русский язык на ту самую русскую тоску. Почему-то эта гипотеза кажется вполне правдоподобной.
Известно, например (читатель уже сам может догадаться, из чьих работ), что в зависимости от преимущественного использования в языке пассивного (ваза была разбита) или активного залогов (кто-то разбил вазу) люди могут по-разному определять и запоминать виновников случайных событий.
Если американец всегда помнит, кто что разбил, запачкал или опрокинул, то для испанца центральным является только сам факт этого события. Выходит, язык влияет на такие сложные элементы сознания, как злопамятность.
Исследователи только начинают обнажать всю многогранность взаимоотношений между языком и другими функциями мозга и сознания. Науке не известно, как было бы устроено общество, не имеющее слова «свобода». Но опираясь на наши знания о языке, не будет слишком рискованным предположить: оно сильно отличалось бы от привычного нам. Отсутствие слова «свобода» при этом могло бы быть как причиной, так и следствием иного мировоззрения — об этом в науке всегда нужно помнить.
В свете вышесказанного можно посоветовать одно: учите языки. Еще Карл Великий говорил: знать второй язык — это как иметь вторую душу.
А давайте познакомимся, это Марианна, её 25 годиков, она ищет любовь и не приветствует долгих переписок...
Ни че так, хорошенькая) Брови вот только в перспективе наждаком оттирать, но это сдюжим, за одно пару сеансов экзорцизма проведем, чтоб обратно не нарисовала... Так о чем это я? - Ах да, знакомимся)
Марьяшка вату не катает и переходим в ватсап:
И чтобы я не забыл какие у неё перспективные брови - фоточкой мне поддых
Приближаемся к кульминации
Смотрим
И впрямь огонь. А Марьяшка-то похоже задумала неладное), 2-х местные залы, мягенькие пуфики..., хотя я даже Аргентинцем и не представлялся.
Вот только что-то не припомнилось мне такого "чертовски классного" кинотеатра на Смоленке, лезем глубже в интернеты и дратути: домену 6 дней, ОГРНы и ИННы на другое ООО, и ни по одному адресу нема киношек... эх
Хоть не нахамила и то ладно.
(если вдруг кто-то не уловил: на сайте нужно забронировать зальчик на двоих, с безналичной оплатой на QIWI-кошелек, после чего у Марьяшки по-видимому обычно романтизм и выветривается, а вот брови остаются)
Такие дела, будьте внимательны товарищи!
PS^ Искал картинками где мог, ни соцсети ни кэш не реагируют, так что скорее всего портретик её родимой)
Да и за ошибки не ругайтесь - это госдеп, я здесь ни при чем.
Эта история — доказательство того, насколько страшна информационная война. В августе 1992-го британские СМИ показали фото истощённого парня за колючей проволокой и назвали его узником концлагеря. Все поверили, что сербы устроили геноцид боснийских мусульман. Лишь после войны стало известно: снимок, ставший поводом для военного вмешательства Запада, всего лишь фейк…
Михаил Поликарпов • 28 мая, 10:15
Призрак Холокоста
В августе 1992 года весь мир облетело страшное фото измученного узника, стоящего за колючей проволокой. Все убедились: у сербов есть концлагеря, в которых томятся несчастные боснийские мусульмане. Человека, смотреть на которого было действительно больно, зовут Фикрет Алич. Ему тогда было 22 года.
Редактор иностранного отдела Independent Television News (ITN) Майк Джереми позже назвал снимок «одним из ключевых образов войны в бывшей Югославии».
На память пришли Освенцим, Дахау и Бухенвальд. Вспомнили про Холокост и «окончательное решение вопроса». Картинка превратилась в доказательство геноцида, который якобы устроили сербы. И стала железным аргументом в кампании по их демонизации с громкими требованиями разбомбить и разгромить.
Предыстория
В августе 1992 года в Боснию прибыла группа британских журналистов под руководством Пенни Маршалл из телекомпании ITN. Помимо неё в группу входили оператор Джереми Ирвин, Иан Вилльямс с 4-го канала британского телевидения, а также репортёр Эд Валльями из газеты Guardian. Запомним имена этих героев информационной войны.
К тому времени Боснию несколько месяцев раздирала гражданская война. Мусульманская и хорватская общины на референдуме 29 февраля 1992 года проголосовали за выход республики из Югославии, а сербы и часть проюгославски настроенных мусульман выступили за её сохранение в составе федерации.
Хотя у политических лидеров мусульман и хорватов были принципиально разные взгляды на будущее Боснии, в тот момент они оказались в одной лодке. Мнение сербской общины в расчёт брать не хотели. Конечно, события 1991 года в соседней Хорватии недвусмысленно намекали: такой раздел не пройдёт гладко, и обычные люди умоются кровью. Но политические вожди — словно небожители — не стали обращать на это внимание.
Сербы, не понимая принципов работы западных СМИ и надеясь на их объективность, препятствий журналистам не чинили. Везде возили и всё показывали.
Однако телевизионщики не занимались освещением событий. У них было иное редакционное задание: найти концлагеря и сделать репортаж. О них, основываясь на слухах, уже написали британская газета Guardian и американское издание Newsday. Но, увы — никаких концлагерей в указанных там местах обнаружить не удалось.
Трнополье
Сборный пункт в Трнополье на севере Боснии создали спонтанно, когда здесь, в районе города Приедор, начались межобщинные столкновения. Набирал обороты маховик коллективной вендетты. Око за око. Получив в руки оружие, люди мстили за то, что сожгли их дом, убили родственников или друзей…
Многие из убегавших мусульман пытались найти убежище на территории школы в Трнополье (здесь и располагался сборный пункт). Они надеялись избежать как встречи с сербскими ополченцами, так и принудительного призыва в армию боснийских мусульман. То есть фактически это был лагерь для беженцев, где никого не убивали и не пытали, сносно кормили и насильно не удерживали. За пределами сборного пункта, который от возможных нападений охраняли сербы, беженцам было намного опаснее.
Лагерь состоял из зданий бывшей школы и местного клуба.
Именно здесь британским журналистам дважды улыбнулась удача. Рядом со сборным пунктом находилась огороженная рабицей и колючей проволокой площадка примерно в пятьсот квадратных метров, где ранее хранилась техника. В проволочном заборе зияли дыры. Репортёры, которым никто не препятствовал, спокойно проникли туда и сняли находящихся рядом боснийских мусульман. Те только что прибыли в лагерь и ожидали снаружи, пока их зарегистрируют, дадут еды и покажут, где спать.
Один из беженцев, обнажённый по пояс на августовской жаре, оказался очень фактурным — и стал «звездой».
Его истощение и обезвоживание — результат, вероятно, какой-то болезни. Снимки Фикрета Алича в дальнейшем разлетелись по всему миру и ужасали обывателей с обложек журналов и газетных страниц. А репортёры получили премии.
Через несколько дней после этой группы журналистов лагерь в Трнополье посетил Пэдди Эшдаун — лидер британских либеральных демократов. Этот политик отнюдь не симпатизировал боснийским сербам. Напротив, он неоднократно призывал к британскому вмешательству в конфликт. Тем не менее впечатления Эшдауна от лагеря Трнополье, описанные в Independent 13 августа 1992 года, звучат как глас вопиющего в пустыне:
«Они собрались здесь потому, что хоть куда-то им надо идти. Их дома сожжены, их жизнь под угрозой. Мусульманские экстремисты заставляют всех мужчин идти в партизаны, вот они и пришли сюда в поисках безопасности (…)».
Однако драматичные снимки Фикрета Алича были тем козырным тузом, который бил любые разумные доводы.
Последствия
Как отмечал немецкий репортёр Томас Дайхман, в первые дни после выхода публикации (6 августа 1992 года) журналисты, подготовившие её, избегали называть Трнополье концентрационным лагерем. Но после того как снимки обошли весь мир, этот термин и у них вошёл в устойчивый оборот. И попал даже в книги. Но главное, никто из репортёров не объяснял, откуда на кадрах взялась колючая проволока.
Фикрет Алич на обложке журнала «Тайм»
После публикации снимков везде стали раздаваться громкие призывы к боснийским сербам закрыть лагеря. Сэр Джон Томпсон, глава комиссии ОБСЕ в Боснии, пытался предостеречь Запад от поспешных выводов: «Мне кажется, что если некоторые лагеря просто закрыть, то многие пленники не уйдут далеко — поблизости появятся могилы».
Но международное давление на боснийских сербов уже привело к результатам. Лагерь в Омарска, который также снимало ITN, закрыли в августе 1992 года. Большинство людей оттуда перевели в Трнополье, который превратился из лагеря беженцев в перевалочный пункт. 1 октября 1992 года оттуда отправился первый крупный конвой Красного Креста, перевозивший беженцев через границу, в Хорватию, и далее — в Европу.
Информационный фейк зажил своей жизнью.
В США, где в 1992 году полным ходом шла предвыборная президентская кампания, тандем от Демократической партии (Билл Клинтон и Эл Гор) использовал снимки, чтобы вынудить президента Джорджа Буша-старшего начать военную операцию против боснийских сербов.
Британский премьер-министр Джон Мэйджор отозвал кабинет из отпуска на срочное заседание. Вскоре было объявлено, что британские войска отправятся в Боснию.
Фотографии Фикрета Алича из Трнополья позже оказали влияние и на работу Международного трибунала по бывшей Югославии (МТБЮ) в Гааге. Этот трибунал в значительной степени опирался на отчёт комиссии экспертов, в котором в нескольких местах упоминается забор из колючей проволоки в Трнополье.
Документ, опубликованный летом 1994 года, был противоречив. Но в приложении V («Отчёт по Приедору») однозначно заявлено: «Лагерь был окружён колючей проволокой, и несколько охранников следили за заключёнными».
«Забор из колючей проволоки» в этом лагере фигурировал и в обвинении МТБЮ боснийскому сербу Душко Тадичу. Однако в конце октября 1996 года от преследования Тадича отказались. Главного свидетеля обвинения — Драгана Опачича — разоблачили как лжеца. Боснийские власти натренировали его и отправили давать ложные показания. Опачич признался, когда ему устроили встречу с отцом, который, как утверждал сын, был убит во время войны.
И хотя в данном случае ложь удалось разоблачить, эта история свидетельствует о том, что мусульманские власти в Сараево занимались фабрикацией улик в отношении сербов.
Разоблачение
Уже после окончания войны, в 1997 году, немецкий журналист Томас Дайхман опубликовал в британском издании LM расследование «Картинка, одурачившая мир».
Всё началось с того, что его супруга, просматривая фотографии, обратила внимание, что проволока прикреплена с другой стороны забора. Сказался её опыт садовника.
Журналист приехал на место. Он лично и дотошно, с немецкой тщательностью, исследовал территорию лагеря. Дайхман убедился, что лагерь в Трнополье не был огорожен колючей проволокой и люди не удерживались в нём насильно. Британские репортёры нашли единственный ракурс с колючкой и снимали людей из-за забора. Да, на кадре мусульмане находятся за колючей проволокой, но… снаружи.
В статье Дайхман расставлил все точки над «i». Но система, с которой он вступил в борьбу, сделала ответный ход
Месть
Разоблачённые и оскорблённые в лучших чувствах репортёры подали на издание в суд и выиграли дело, полностью разорив журнал.
Судья, принявший решение в пользу британских телевизионщиков, признал: лагерь не был окружён колючей проволокой. Но Дайхман не смог доказать, что журналисты действовали умышленно.
Томас Дайхман
Фактически это история о том, как с шулерами пытались играть честно. Тут всё прекрасно. И поучительно.
Во-первых, здесь есть всё, что нужно знать о либеральной прессе, «свободной и беспристрастной». Защитником истины выступил только журнал левых политических взглядов (LM — это Living Marxism). Но бабло побеждает зло. А если зла нет, оно его создаёт и потом всё равно побеждает.
Во-вторых, нужно быть очень осторожным в формулировках. Дайхман некорректно обозначил претензии к британским журналистам. «Не стреляйте в пианиста, он играет как может». Наверное, претензии нужно было предъявлять к тем, кто разместил фото на обложках.
Конечно, журналисты неспроста выбрали такой ракурс для съёмок, но злой умысел очень тяжело доказать.
В-третьих, в этой истории есть всё, что нужно знать о западной независимой судебной системе. Чтобы избавиться от иллюзий о её справедливости и здравом смысле.
Фикрет Алич позирует за колючей проволокой
А что касается Фикрета Алича — он жив, упитан и прекрасно себя чувствует. Сейчас живёт в Дании и даёт интервью. В этой истории для него всё сложилось хорошо.
Источник: https://colonelcassad.livejournal.com/
