Сегодня, пробравшись в очередные развалины, я понял, что это мой дом.

Точнее, был им когда-то.

Я стоял посреди темной пещеры, когда-то бывшей вестибюлем. Тусклый свет фонаря выхватывал из морозной тьмы очертания стен и лестницы, уходящей вверх. Все вокруг было покрыто белой коркой, снежные торосы вспучивались вокруг уродливыми наростами, будто бы передо мной скалил свои обледеневшие клыки огромный белый медведь.

Хотя какие тут белые медведи.

Мы же не на Баррикаде.

Один из торосов пробил стену небольшой будки, в которой раньше сидела консьержка. Кажется, ее звали тетя Нина. Кажется…

Я ее никак не звал.

Заходя в дом, я лишь отстраненно кивал ей, говорил извечное «здрасте». Она вечно пила чай, сидя в своей каморке, и сквозь небольшое окно зачастую были видны лишь крохотный телевизор, дешевый пластмассовый чайник и ее морщинистые руки, держащие чашку с горячим чаем.

Лица ее я не помнил.

Ничего не помнил кроме этих рук, этого чая и крошечного экрана телевизора, по которому шел очередной сопливый сериал. Да и эти воспоминания утопают в помехах, так же, как и телевизор тети Нины.

Я уже почти все забыл.

Так мой это дом или нет?

Снег и лед скрывали под собою все детали, по которым я мог бы опознать его. Серая хмарь. Везде только серая хмарь.

Есть единственный способ узнать — подняться на этаж вверх и попробовать найти свою квартиру.

Я оглядываюсь назад.

Вешка крепко стояла там, где ледник проломил стену здания, и успокаивающе поблескивала. Ее размеренное моргание, пробивающееся сквозь снежную завесу, будто говорило мне — все в порядке.

Я направляюсь к лестнице, проваливаясь по колено в снег, смотрю наверх.

Лестничный пролет выглядел целым. Кое-где темнели провалы, половина ступеней исчезла под ледяным частоколом, но протиснуться было можно. Это займет много времени, но...я просто не мог перестать смотреть туда.

Я пошёл наверх.

Буря снаружи бушевала, рассерженно трещала, разбиваясь своими колючими волнами о белый ледник осевшего здания. Здесь, внутри, все было пропитано этим густым снежным гулом.

Проникая сквозь разбитые окна и проломы в стенах, он оседал в самых темных углах, промерзая насквозь, становясь тверже пакового льда и делая воздух вязким. Идти вперед сложно, ты будто двигаешься сквозь застывший студень.

Каждый шаг с треском проламывает наст, и этот звук уходит бродить по оледеневшим коридорам, отражаясь от стен многоэтажки.

Хех… многоэтажка. И слово-то какое. Нездешнее.

Свою квартиру я нашел быстро.

По лестнице наверх и направо. Третья дверь — прямо в конце коридора. Кнопка звонка, оплавленная какими-то хулиганами. Я так и не собрался заменить ее. Рядом стоит кадушка с раскидистым растением, название которого я не помню. А на полу перед дверью — замызганный коврик с Бартом Симпсоном, хотя это имя мне ни о чем не говорило. Он всегда был такой грязный.

Сейчас этого нет.

Вокруг один лед и снег. Как и везде.

Я очищаю от снега поверхность двери. Показались цифры — один и три. Тринадцать. Мое любимое число.

Совсем из головы вылетело.

Проломить дверь оказалось совсем несложно, она треснула на несколько частей, словно молодой лед.

В квартире все было знакомо, но я все равно чувствовал себя так, словно, пропал в туманном омуте. Очертания знакомых когда-то вещей размывались, и я уже не понимал, где мои воспоминания, а где трескучий мороз сплел передо мной обманчивую паутину.

Это раньше была кухня или спальня?

Плевать, неважно. Сейчас это лишь снег, лед и вечный холод вокруг, который цепляется за мои руки и вгрызается в кончики пальцев.

Вокруг лишь снежные барханы.

Окно — зияющий провал, в который день за днем буря наметает снег.

Снаружи лишь тьма. Небесные огни исчезли. Наверное, их сожрал Хлад, впился в них своими морозными пальцами и высосал весь свет.

Я стою, смотрю в эту тьму и наполняюсь морозом.

Он сковывает мое сердце.

Я иду в дальнюю комнату, ее дверь разломана в труху. Заглядываю внутрь.

В середине комнаты спит, свернувшись клубком, вендиго.

Я иду во вторую комнату.

Только зайдя в нее, я понимаю, что это была моя спальня. Шкаф с одеждой, стол в углу, раздвижной диванчик, на котором я спал. Все это сейчас — промороженные насквозь тени.

Здесь почти нет снега, только лед и густой сумрак, в котором бесследно тонет свет моего фонаря.

Но мне здесь не нужен свет, я и так все знаю.

В шкафу должна все еще висеть моя кожаная куртка, а на внутренней стороне дверцы будет прикреплено зеркало. На стенах под ледяной коркой я угадываю очертания плакатов, которые я сам клеил когда-то.

Или мне только кажется, что я их вижу.

На столе всегда лежал ноутбук, а вокруг него была разбросана стопка тетрадей. Сейчас там пусто. В столе зияет несколько провалов — кто-то вытащил и унес с собой внутренние ящики.

Кровать укрыта ледяным саваном. Я помню, как спал на ней, но сейчас она похожа на неглубокую могилу. Я замер, стоя над ней, борясь изо всех сил с желанием лечь в нее и закрыть глаза. Холод царил во мне, тек по венам и сжимал жадной хваткой легкие.

У изголовья кровати стоит тумба. На ней должна быть коробка с пластинками. Я счищаю снег и вижу их — они лежат нетронутые, так и не приглянувшиеся ни одному мародеру или собирателю.

Я беру одну пластинку, отряхиваю ее и смотрю на обложку. На ней изображены два человека на улице города. Они пожимают друг другу руки. Один из них горит, а другой выглядит замерзшим. На улицах города нет снега.

Бред.

Меня начинает бить крупная дрожь. Это всего лишь холод, он превратил мои внутренности в груду ледяных камней.

Я выхожу из квартиры и иду обратно. С первого этажа доносятся какие-то звуки. Один из них — это треск снега под ногами. Я это ни с чем не спутаю.

Спускаюсь по лестнице и встречаюсь с двумя друзьями.

Главный друг сразу же подходит ко мне.

— Третий, ты что делаешь? — говорит он, направляя свой фонарь прямо мне в лицо. — Потеряться решил?

Он смотрит на меня очень обеспокоенно, и мне хочется сказать ему — посмотри, у тебя за спиной мерцает вешка. Значит, все в порядке.

— Млять, я те говорил, следи за ним, — сердито кричит второй друг. Он тащит за собой сани с собранными материалами. — А ты уши развесил.

— Я его из виду потерял на полминутки, — Главный друг разворачивается ко второму. — Сам же кричал, что помощь нужна. Че, не так было?

— Что он вообще здесь делал? — второй пропускает слова Главного мимо ушей и обращается прямо ко мне. — Эй, Третий, ты чего сюда забрел?

— Это… дом… — это говорю не я, а холод внутри меня.

— Понятно, — кивает второй и крутит рукой у своего виска. — Фантом словил. Как вернемся, почистишь его, млять.

Он разворачивается и идет в сторону вешки, с трудом таща за собой сани.

— Хорошо, — говорит Главный друг и хлопает меня по плечу. — Пойдем, Третий.

Почему он так зовет меня?

— Х… х-х-холодно, — я делаю шаг назад, но Главный друг тут же ловит за плечи, держит на месте и не дает вернуться назад, в холод.

Он наклоняется, вглядываясь в мои глаза, а затем достается что-то и подсумка на поясе. Его лицо — это маска, а глаза — очки с узкими прорезями.

— Черт, Третий, очень вовремя, — говорит он, но я до сих пор не понимаю, почему он так меня называет. — Как тебя угораздило?

— М-м-меня зовут… — горло саднит. Слова застревают во рту ледяной крошкой.

Он вынимает из меня остывшее сердце и вставляет новое.

Становится тепло. Очень хорошо, когда так тепло.

Я вспоминаю почему он не просто друг, а Главный друг.

— Тише, тише, — говорит он, подталкивая меня в спину. — Вот, теперь все нормально. Пойдем, — тянет за собой. — Мы возвращаемся домой.

Вместе мы пробираемся вперед к вешке.

— А что это у тебя? — удивленно говорит Главный друг. — В руке?

В ней оказывается зажат кусок ледяной корки. Видимо, оторвал где-то по пути сюда. Я выбрасываю лед в снег. Мне он не нужен. От него только холодно.

Мне не нравится холод.

— Ладно, пойдем, — Главный друг пихает меня в спину все сильнее.

Мерцающая вешка все ближе, а это значит, что мы вот-вот выйдем наружу, прямо в бушующее море метели. Но мне не страшно. Сейчас я не боюсь холода и Хлада, мятущегося в небе над городом.

Внутри меня горит сердце, мне тепло, и мы возвращаемся домой.

Это самое главное.

Предыдущие части:

Оперативное внедрение

Наркотики как инструмент

Почему-то комментарии, касающиеся наркотиков, пропитаны радикальным популизмом. Одни требуют безоговорочного лигалайза, другие призывают расстреливать на месте. В реальной картине люди не особо хотят разбираться.

А если легализовать? Смотрите сами – мы убираем незаконный оборот, то есть снижается цена, повышается спрос, монополия на рынок исчезает, повышается качество, изменяется динамика преступлений.

Насчет легализации вопрос неоднозначный, потому что эффект сильно зависит от местного менталитета. Есть обоснованная уверенность, что в российских реалиях она привела бы к росту наркоманов, так или иначе. Сняла бы некоторые барьеры и страхи. Люди, которые сейчас просто не решаются пробовать, начнут делать это без опасений.

Но если всерьез рассуждать, то есть удачный, по моему мнению, сценарий. Как это сделано в некоторых американских штатах, когда человек объявляет себя употребляющим и встает на учет. Получает рецептуру для легального приобретения, но лишается возможности занимать некоторые должности, например. То есть сознательно подходит к вопросу и ограничивает себя в одних правах, чтобы приобрести другие. Эти люди будут употреблять в любом случае, так хоть появляется контроль и декриминализируются их привычки. Но в целом я скорее против легализации, чем за.

А про методы победы вам любой опер расскажет – раздайте им оружие дайте цель – расстрелять всех известных барыг и нарков, введите армию и раскатайте все цыганские дома БТР-ами по бревнышку, предварительно влепив пару тройку выстрелов с гранатомета – и воздух сразу станет чище.

А это противоположенная крайность, давайте мочить всех без разбору. У меня только один вопрос: кто будет принимать решения, кого именно расстреливать и раскатывать? Почему это не превратится в очередной инструмент давления и устранения неугодных?

Тем, кто работает с высокорентабельными криминальными рынками (наркотики как раз из таких), надо не лицензии на убийство выдавать, а правильные условия. Заставляющие добротно выполнять свою работу, вместо того чтобы коррумпироваться или закрывать глаза. Как сделали в Литве в свое время – там разработали для полицейских специальные программы, когда им разрешалось на особых условиях выкупать конфискованное у преступников имущество. Машины, квартиры, заработанные незаконным путем, сначала пополняли казну, а потом за бесценок продавались тем, кто помогал вычислять разваленную ОПГ. В сочетании с хорошими зарплатами и низкими ставками по кредитам получаем ситуацию, в которой ловить криминалитет просто выгоднее, чем сотрудничать с ним.

У нас же пока обратная ситуация, которая усложняется несовершенством законодательства. Работая в наркоконтроле, ты как правило знаешь ключевых игроков и лидеров группировок, даже примерное устройство их структур. Но те выстраивают работу таким образом, что со стороны закона к ним не подкопаться. Они сами не берут в руки ни наркотики, ни деньги от наркотиков, используют замороченные схемы вывода и отмывания, оставаясь как бы непричастными.

Секрет безнаказанности больших наркобоссов не в том, что они кому-то проплачивают и их прикрывают. Это дырявое законодательство позволяет построить безопасность так, что брать не за что. Нам не запрещали работать ни по одному персонажу (к вопросу о крышевании), но крупных игроков удавалось брать разве что случайно.

Из практики. Поставкой героина в Россию занимались граждане Таджикистана, имеющие на родине, скажем так, не самое последнее положение в обществе. Поставки они делали с помощью своих многочисленных родственников, «торпед». Вот одну такую поставку нам удалось выявить, везли они из Кургана через Москву в Петербург. «Торпеда» оставил часть товара в Москве, и в Питере был нами задержан с 20 килограммами чистого героина (999 который). Чтобы было понимание, это концентрат 1 к 10, при продаже 1 кг превращается в 10.

А схема у них была такая: на подъезде к городу курьером делалось 2-3 клада с пластиковыми контейнерами 20-40 кг. Через несколько дней приезжал «верблюд» забирать посылку. Никакие средства связи не использовались, «верблюды» постоянно менялись. Как целенаправленно установить данную цепочку? Еще учитывая специфику наркобизнеса, которая позволяет сгружать крупные партии без предоплат, с рассрочкой в месяц, делая сделки максимально безопасными для участников. Колумбийские наркобароны вообще дают платить только за транспортировку, потому что себестоимость производства копеечная. Весь цимес в правильной упаковке груза (встречались случаи, когда в грузе наркотика и не обнаружить, он тонкими слоями крепился ко дну контейнера и закрашивался, например).

Ну а если говорить про реальные действия, которые неплохо бы сделать, то надо: а) перерабатывать законодательство и б) налаживать международное сотрудничество. В плане законов, нужно убирать палочную систему и не губить ради статистики «балующихся» с несколькими граммами гашиша. А целенаправленно выявлять каналы поставки, лаборатории и группировки, живущие незаконным сбытом. Что касается международных отношений, популизмом любят заниматься не только комментаторы, но и чиновники. Которые на совещаниях с иностранными представителями, готовыми заниматься конкретными разработками, начинают рисовать вилами по воде. Вот воз и остается на своем месте…

Источник

Как очевидно из ролика, друзья нашего героя доказали, что индийцы - люди цивилизованные, а не какие-нибудь дикари. Поэтому они не стали обижать животное, а, как и положено молодежи в наши дни, прилежно засняли происшествие на свои айфончики и неайфончики. Человечество благодарно им за ценные кадры.

Медведя усыпили зарядом транквилизатора и оказали ему необходимую медицинскую помощь.

Семье погибшего выдали 30тыс рупий похоронных. Односельчане подняли хай и требовали больше. Представители лесного хозяйства обещали чуток докинуть.

https://www.hindustantimes.com/india-news/bear-kills-man-try...