Аристарх смотрел на Илью с тем же выражением, с каким учёный смотрит на случайно залетевшую в лабораторию мушку – с лёгким раздражением и научным интересом.
«Вы опоздали, мальчики, – его голос был мягким, почти отеческим. – Анналекс уже пробужден». Он кивнул в сторону женщины на столе. Тело Елены Коршуновой медленно садилось, движения были странными, чужими, будто кукла училась ходить. Пальцы с любопытством ощупывали собственное лицо, шею. Взгляд холодных глаз скользнул по Илье, оценивающе, без тени страха.
«А где... Петр? – выдохнул Илья, не отрывая взгляда от колдуна. – Где твое первое чудовище?»
Уголок губ Аристарха дрогнул в подобии улыбки. «Охотится. Я не могу держать такое... искусство взаперти. Ему нужна практика. Подпитка».
В тот же миг в наушнике Ильи раздался сдавленный, панический голос Романыча: «Иль! Тепловой контур! Прямо за тобой в коридоре! Он здесь!»
Илья резко обернулся.
В проеме разрушенной двери, заливаемым мерцающим синим светом из лаборатории, стояла фигура. Это был Петр. Его ветровка была в грязи, волосы слиплись, а в руках он сжимал окровавленный охотничий нож. Но самое ужасное было его лицо. Оно было искажено не яростью, а какой-то детской, обиженной жадностью. Он слюняво улыбался, его мутные глаза были прикованы к Илье.
«Мешаешь... – просипел он тем самым скрипучим голосом из лесополосы. – Мешаешь играть...»
Аристарх с наслаждением наблюдал за этой сценой, скрестив руки на груди. «Он ревнует, знаете ли. Не терпит конкуренции. А появление новой... сестры, – он кивнул на «Елену», – может спровоцировать приступ агрессии».
Илья оказался между молотом и наковальней. Позади – восставший из небытия харизматичный демон в теле женщины, впереди – животное, первобытное зло, перекрывающее выход.
«Романыч, – тихо сказал Илья в микрофон. – У нас проблемы. Две цели. Активны обе».
Голос брата в наушнике был тонким, как проволока: «Держись. Я ищу... я ищу способ отключить энергию. Должен быть рубильник».
«Поторопись», – мысленно прошептал Илья, поднимая «Громовержец». Он был готов к последней схватке в этом аду, зажатый между двумя воплощениями абсолютного зла, рожденного в одной лаборатории.
Чикатило был здесь. И он был голоден.