user9696797

В конце 1929 - начале 1930 г. в некоторых краях и областях по решениям местных органов власти началось выселение кулаков за пределы края (области) с конфискацией имущества. В дальнейшем раскулачивание приняло более широкие масштабы.
С целью придания этому процессу правовой основы ЦИК и СНК СССР приняли 1 февраля 1931 г. постановление "О предоставлении краевым (областным) исполкомам и правительствам автономных республик права выселения кулаков из пределов районов сплошной коллективизации сельского хозяйства".

Кулаки были разделены на три категории:
- 1-я - контрреволюционный актив: кулаки, активно противодействующие организации колхозов, бегущие с постоянного места жительства и переходящие на нелегальное положение;
- 2-я - наиболее богатые кулаки, местные кулацкие авторитеты, являющиеся оплотом кулацкого антисоветского актива;
- 3-я - остальные кулаки. На практике выселению с конфискацией имущества подвергались не только кулаки, но и так называемые подкулачники, т.е. середняки, бедняки и даже батраки, уличенные в прокулацких и антиколхозных действиях (были и такие).

Главы кулацких семей первой категории арестовывались, и дела об их действиях передавались на рассмотрение спецтроек в составе представителей ОГПУ, обкомов (крайкомов) ВКП(б) и прокуратуры (т.е., это были три человека, без суда и следствия решавшие судьбу этих людей).
Кулаки, отнесенные к третьей категории, как правило, переселялись внутри области или края.

Раскулаченные крестьяне второй категории, а также семьи кулаков первой категории выселялись в отдаленные районы страны на спецпоселение, или трудпоселение (иначе это называлось "кулацкой ссылкой" или "трудссылкой").
В справке Отдела по спецпереселенцам ГУЛАГа ОГПУ указывалось, что в 1930-1931 гг. было выселено (с отправкой на спецпоселение) 381026 семей общей численностью 1803392 человека. До 1934 г. крестьяне, направленные в "кулацкую ссылку", назывались спецпереселенцами, в 1934-1944 гг. - трудпоселенцами, с 1944 г. - спецпоселенцами.

Несмотря на то, что и после 1931 г. продолжались поступления в "кулацкую ссылку", численность спецпереселенцев (трудпоселенцев) была значительно ниже количества отправленных туда ранее. Главными причинами являлись высокая смертность выселенных крестьян во время транспортировки, в первые годы жизни на спецпоселении и массовые побеги. В 1932 г. на учете состояло 1317022, в 1933 г. - 1142084, в 1934 г.- 1072546 спецпереселенцев (данные на 1 января каждого года).

Регионами, в которые отправлялись эти спецпереселенцы, были Урал, т.н. Северный край, Западная Сибирь, Восточная Сибирь, Дальний Восток, Северный Казахстан, Южный Казахстан, Средняя Азия и другие окраинные регионы.

Второй целью направления миллионов людей на спецпоселение (трудпоселение) была также государственная политика спецколонизации, т.е. освоения необжитых и малообжитых районов страны посредством насильственных переселений.
В постановлении СНК РСФСР от 18 августа 1930 г. "О мероприятиях по проведению спецколонизации в Северном и Сибирском краях и Уральской области" указывалось:

- Возложить на Наркомзем РСФСР проведение земельного и хозяйственного устройства спецпереселенцев и их семей, занимающихся сельским хозяйством, в Северном и Сибирском краях и Уральской области.

- Поручить ВСНХ РСФСР, НКТоргу и другим хозяйственным органам, по соглашению с НКЗемом и Наркомвнуделом РСФСР проведение устройства спецпереселенцев, используемых по линии промышленности и промыслов.

- Признать необходимым при проведении спецколонизации:

а) максимально использовать рабочую силу спецпереселенцев на лесоразработках, на рыбных и иных промыслах в отдаленных, остронуждающихся в рабочей силе, районах и

б) в сельском хозяйстве устраивать лишь тех спецпереселенцев, рабочая сила которых не может быть использована на лесоразработках и промыслах.

- Поручить НКЗему РСФСР, совместно с ВСНХ РСФСР, НКТоргом и с соответствующими краевыми (областными) исполкомами, по соглашению с НКВД РСФСР разработать конкретные хозяйственные мероприятия по использованию спецпереселенцев.

Много людей умирало в пути следования в "кулацкую ссылку". В одном из письменных рапортов (май 1933 г.) начальника ГУЛАГа ОГПУ М.Бермана на имя зам. председателя ОГПУ Г.Г.Яго́ды отмечалось: "Несмотря на Ваши неоднократные указания ПП ОГПУ СКК (полномочные представители ОГПУ Северо-Кавказского края) о порядке комплектования и организации эшелонов, направляемых в лагеря и трудпоселки ОГПУ, состояние вновь прибывающих эшелонов совершенно неблагополучное. Во всех прибывающих из Северного Кавказа эшелонах отмечена исключительно высокая смертность и заболеваемость, преимущественно сыпным тифом и острожелудочными заболеваниями.

По сообщению Начальника Сиблага ОГПУ, из состава прибывших из Сев. Кавказа в Новосибирск эшелонов трудпоселенцев №№ 24, 25, 26, 27, 28 и 29 общей численностью в 10185 человек умер в пути 341 человек, т.е. 3,3%, в том числе значительное количество от истощения. Такая высокая смертность объясняется:

- преступно-халатным отношением к отбору контингентов, выселяемых в трудпоселки, результатом чего явилось включение в этапы больных, стариков, явно не могущих по состоянию здоровья выдержать длительную перевозку;

- невыполнением указаний директивных органов о выделении выселяемым в трудпоселки 2-х месячного запаса продовольствия; в указанных эшелонах трудпоселенцы никаких собственных запасов продовольствия не имели и во время пути снабжались только хлебом, скверного качества, в количестве от 200 до 400 грамм;

- горячей пищей эшелоны снабжены не были, кипятком снабжались совершенно неудовлетворительно, с большими перебоями, потребление сырой воды вызвало массовые заболевания ...

Обычно доклады руководства ГУЛАГа о прибытии на спецпоселение партий выселенных кулаков были лаконичны. Например, в рапорте М.Бермана от 26 апреля 1935 г. на имя наркома внутренних дел СССР Г.Г.Ягоды указывалось: "Доношу, что закончен прием в трудпоселки кулацких хозяйств, выселенных из национальных районов Северо-Кавказского Края. Всего принято 4711 семей (22496 человек), в том числе в трудпоселки СККрая - 3215 семей (14661 человек), в трудпоселки Южного Казахстана - 655 семей (3275 человек) и в трудпоселки Узбекистана - 841 семья (4560 человек). Происшествий при приеме не было".

В момент прибытия на спецпоселение сотрудники органов ОГПУ-НКВД нередко производили сортировку выселенных кулаков. Одни из них освобождались, другие направлялись в лагеря ГУЛАГа, но большинство оставалось на спецпоселении.
В рапорте от 20 мая 1933 г. М.Берман докладывал заместителям председателя ОГПУ Агранову и Прокофьеву: "По сообщению СИБЛАГа ОГПУ, из числа прибывших в Томск контингентов с Северного Кавказа, по состоянию на 20 мая , произведена согласно Ваших указаний проверка 9868 человек. Из этого количества решением Тройки ПП ОГПУ ЗСК (Западно-Сибирского края) вовсе освобождено - 85 человек, освобождено с ограничениями - 2422, осуждено в лагеря - 64, а остальные 7297 человек направляются в трудпоселки".

Существовал предельно прагматичный взгляд на выселяемых кулаков, как на будущую рабсилу в районах нового хозяйственного освоения. Отсюда полная непреклонность при рассмотрении просьб трудоспособных кулаков не выселять их в отдаленные края и очевидная либеральность, если эти просьбы исходили от нетрудоспособных лиц. Так, в "меморандуме" Г.Г.Ягоды, адресованном 20 мая 1931 г. председателю ГПУ Белорусской ССР Реденсу, указывалось: "Детей выселяемых кулаков до 10-летнего возраста и стариков старше 65-ти лет - разрешается оставлять родственникам и знакомым, изъявившим желание их содержать ... Семьи кулаков, не имеющие трудоспособных мужчин, - выселению не подлежат ...".

Спецколонизация осуществлялась на редкость бесчеловечно. Людей обычно привозили в какое-то безлюдное место, прямо в открытом поле, и здесь бросали. В зимнее время у тех, кто не догадался взять с собой топоры, пилы и лопаты, шансы на выживание были весьма призрачны. Обладатели же этих орудий немедленно рыли землянки, рубили дрова, пилили бревна, т.е. "активно обживались" и очень часто благодаря этому спасались от неминуемой смерти. Именно так рождались спецпоселки (трудпоселки). В них постепенно увеличивалось число построенных домов, но еще быстрее росло количество могил на близлежащих кладбищах.

До июля 1931 г. расселением, трудоустройством и другими вопросами, связанными со спецпереселенцами, ведали краевые и областные исполкомы. Постановлением СНК СССР от 1 июля 1931 г. "Об устройстве спецпереселенцев" их административное управление я хозяйственное устройство и использование были поручены ОГПУ. Специальные (трудовые) поселения ГУЛАГа (последний до 1934 г. входил в систему ОГПУ, с 1934 г. - в систему НКВД (наследницу ОГПУ)) для высланного кулачества были организованы согласно постановлениям СНК СССР от 16 августа 1931 г. №174с, от 20 апреля 1933 г. №775/146с и от 21 августа 1933 г. №1796/393с. По этим постановлениям на ГУЛАГ была возложена ответственность за надзор, устройство, хозяйственно-бытовое обслуживание и трудоиспользование выселенных кулаков.

В июле 1938 г. для административного обслуживания 1741 трудпоселка имелись 150 районных и 800 поселковых комендатур. Руководство комендатурами осуществлялось отделами мест заключения (ОМЗ) и трудовых поселений УНКВД, а в центре - ГУЛАГом НКВД СССР.
Аппарат Отдела трудовых поселений ГУЛАГа НКВД СССР, отделений трудовых поселений ОМЗ УНКВД, районных и поселковых комендатур содержался за счет 5% отчислений (до августа 1931 г. - 25%, до февраля 1932 г. - 15%) с заработной платы трудпоселенцев, занятых в хозорганизациях.

По постановлению СНК СССР №174с от 16 августа 1931 г. на расходы по переселению и устройству спецпереселенцев государством выделялось 40 млн. руб. Судя по тому, какое жалкое существование влачили спецпереселенцы в первые годы жизни в "кулацкой ссылке", эта сумма была совершенно недостаточной.

По состоянию на 1 июля 1938 г., на учете Отдела трудовых поселений ГУЛАГа НКВД СССР числилось 997329 трудпоселенцев, которые проживали в 1741 трудпоселке. Подавляющее большинство трудпоселенцев были крестьянами, раскулаченными и отправленными в "кулацкую ссылку" во время коллективизации сельского хозяйства в 1929-1933 гг. Сюда же входили десятки тысяч "неблагонадежных элементов", выселенных в 1933-1937 гг. из крупных городов и из погранзон.
По данным на 1 июля 1938 г., в среднем на каждый трудпоселок приходилось 573 жителя - трудпоселенца.

Трудовое использование трудпоселенцев производилось на основе договоров, заключенных УНКВД с хозорганами. Трудпоселенцы в оплате труда и других условиях работы приравнивались ко всем рабочим и служащим, за исключением: их не принимались в профсоюз и из их зарплаты удерживалось 5% на указанные выше цели.
В 1937 г. на содержание аппарата и административное обслуживание трудпоселений было израсходовано 17 млн. рублей, а 5-процентные отчисления от зарплаты трудпоселенцев составили 27,4 млн. В августе 1937 г. начальник ГУЛАГа Плинер в докладной записке на имя наркома внутренних дел СССР Н.И.Ежова сетовал по поводу того, что "хозяйственные организации в ряде районов прекращают производить 5%-ные отчисления из зарплаты трудпоселенцев, расходуемые на содержание комендатур трудовых поселений и на их административно-хозяйственные расходы. Этот отказ они мотивируют 135-й статьей Конституции, по которой трудпоселенцы являются полноправными гражданами".

В первые годы жизни в "кулацкой ссылке" положение спецпереселенцев было крайне тяжелым. Так, в докладной записке руководства ГУЛАГа от 3 июля 1933 г. в ЦКК (Центральная контрольная комиссия) ВКП(б) и РКИ (Рабоче-крестьянская инспекция) отмечалось: "С момента передачи спецпереселенцев Наркомлесу СССР для трудового использования в лесной промышленности, т.е. с августа 1931 года, Правительством была установлена норма снабжения иждивенцев - с/переселенцев на лесе из расчета выдачи в месяц: муки 9 кг, крупы 9 кг, рыбы 1,5 кг, сахару 0,9 кг.
С 1 января 1933 года по распоряжению Союзнаркомснаба нормы снабжения для иждивенцев были снижены до следующих размеров: муки 5 кг, крупы 0,5 кг, рыбы 0,8 кг, сахару 0,4 кг.
Вследствие этого положение спецпереселенцев в лесной промышленности, в особенности в Уральской области и Северном крае, резко ухудшилось ... Повсеместно в ЛПХ (леспромхозах) Севкрая и Урала отмечены случаи употребления в пищу разных несъедобных суррогатов, а также поедание кошек, собак и трупов падших животных. На почве голода резко увеличилась заболеваемость и смертность среди с/переселенцев. По Чердынскому району от голода заболело до 50% с/переселенцев ... На почве голода имел место ряд самоубийств, увеличилась преступность. Голодные с/переселенцы воруют хлеб и скот у окружающего населения, в частности у колхозников. Вследствие недостаточного снабжения резко снизилась производительность труда, нормы выработки упали в отдельных ЛПХ до 25%. Истощенные спецпереселенцы не в состоянии выработать норму, а в соответствии с этим получают меньшее количество продовольствия и становятся вовсе нетрудоспособными. Отмечены случаи смерти от голода с/переселенцев на производстве и тут же после возвращения с работ ...".

Особенно велика была детская смертность. В докладной записке Г.Г.Ягоды от 26 октября 1931 г. на имя председателя ЦКК ВКП(б) и наркома РКИ Я.Э.Рудзутака отмечалось: "Заболеваемость и смертность с/переселенцев велика ... Месячная смертность равна 1,3% к населению за месяц в Северном Казахстане и 0,8% в Нарымском крае. В числе умерших особенно много детей младших групп. Так, в возрасте до 3-х лет умирает в месяц 8-12% этой группы, а в Магнитогорске еще более, до 15% в месяц. Следует отметить, что в основном большая смертность зависит не от эпидемических заболеваний, а от жилищного и бытового неустройства, причем детская смертность повышается в связи с отсутствием необходимого питания".

За 1932 г. в "кулацкой ссылке" умерло больше, чем родилось в 5 раз. Выше этого среднего уровня были соответствующие показатели в Северном Казахстане - в 14,5 раз, Башкирии - 10,4, Средней Азии - 8,3 и на Средней Волге - в 7,6 раз. На Урале они соответствовали среднему уровню по всей "кулацкой ссылке" (в 5 раз). У спецпереселенцев, проживавших в Южном Казахстане, в 1932 г. умерло больше чем родилось в 4,4 раза, на Северном Кавказе - 4,0, в Западной Сибири - 3,9, Северном крае - 2,9, на Алдане - 2,4, в Ленинградской обл. - 2,3, Восточной Сибири - 1,9, на Украине - 1,8, Дальнем Востоке -1,7 и у спецпереселенцев, проживавших в Горьковском крае, - в 1,4 раза. Такие различия в показателях рождаемости и смертности в "кулацкой ссылке" зависели от многих факторов (длительность нахождения на спецпоселении того или иного контингента, степень адаптированности, климатические условия, плодородие местных почв и др.).

У вновь прибывавших в "кулацкую ссылку" показатели рождаемости и смертности всегда были значительно худшими, чем у относительных "старожилов". Например, 1 января 1934 г. в составе 1072546 спецпереселенцев было 955893 "старожила" (поступившие в "кулацкую ссылку" в 1929-1932 гг.) и 116653 "новосела" (поступившие в 1933 г.). Всего за 1933 г. в "кулацкой ссылке" родилось 17082 и умер 151601 человек, в том числе у "старожилов" - соответственно 16539 и 129800, у "новоселов" - 543 и 21801 человек. Если у "старожилов" в течение 1933 г. умерло больше, чем родилось в 7,8 раз, то у "новоселов" - в 40 раз.

Соотношение между рождаемостью и смертностью в 1933 г. в различных районах "кулацкой ссылки" по сравнению с 1932 г. стало еще более неравномерным. Это вызывалось целым рядом причин, но главная заключалась в том, что в 1932-1933 гг. отдельные регионы страны (Украина, Северный Кавказ, Поволжье, Казахстан, частично Урал и некоторые другие районы) поразила засуха. Из-за преступной фискальной политики государства, отнимавшего у крестьян собранный скудный урожай до последнего зернышка, от голода умерли миллионы людей. Смерть не обошла стороной и спецпереселенцев, проживавших в районах, где царил голод. Если в среднем за 1933 г. в "кулацкой ссылке" умерло больше, чем родилось в 8,9 раз, то на Северном Кавказе - в 20,8 раз, в Северном Казахстане - в 19,1, на Украине - в 15,7, на Средней Волге - в 15,6, в Средней Азии - в 14,4, на Урале - в 13,1, в Южном Казахстане - в 12,7 раз. По другим районам сосредоточения "кулацкой ссылки" превышение смертности над рождаемостью в 1933 г. выглядело следующим образом: Северный край - в 9,6 раз, Белбалткомбинат НКВД - 5,1, Западная Сибирь - 4,8, Восточная Сибирь - 4,5, Дальний Восток - 4,1, Башкирия - 4,1, Горьковский край - 3,6, Алдан - почти в 2 раза и Ленинградская обл. - в 1,9 раза.

Детская беспризорность в "кулацкой ссылке" вплоть до середины 30-х годов была обычным явлением. Только в трудпоселках "Западолеса" в конце 1934 г. было установлено 2850 детей-беспризорников, родители которых умерли или бежали.

К 1935 г. раскулаченные крестьяне относительно обжились в местах высылки. Например, на севере Западной Сибири в 1935 г. трудпоселенцы имели 16819 жилых домов и 295 утепленных бараков, однако 12% трудпоселенцев проживало еще в землянках и полуземлянках. С 1935 г. рождаемость в "кулацкой ссылке" стала выше смертности: за 1932-1934 гг. родилось 49168 и умерло 281367, за 1935-1937 гг. - соответственно 82775 и 59101 человек.

В сентябре 1938 г. в трудпоселках имелось 1106 начальных, 370 неполных средних и 136 средних школ, а также 230 школ профтехобразования и 12 техникумов. Насчитывалось 8280 учителей, из них 1104 были трудпоселенцами. Всеми учебными заведениями трудпоселений было охвачено 217454 детей трудпоселенцев. Сетью дошкольных учреждений было охвачено 22029 малолетних детей (с ними занимались 2749 воспитателей). 5472 ребенка, не имевшие родителей, размещались в поселковых детских домах. В трудпоселках имелись 813 клубов, 1202 избы-читальни и красных уголка, 440 кинопередвижек, 1149 библиотек. По постановлению СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 15 декабря 1935 г. "О школах в трудпоселках" разрешалось детей трудпоселенцев, окончивших неполную среднюю школу, принимать на общих основаниях как в техникумы, так и в другие специальные средние учебные заведения, а окончивших среднюю школу - допускать на общих основаниях в высшие учебные заведения.

На этом в нашем невесёлом рассказе поставим точку. Думаю, картина раскулачивания, перемещения спецконтингента и его дальнейшая судьба читателям, впервые познакомившимся с этим периодом нашей истории, теперь понятна.

Военные поселения графа Аракчеева: реализация чудовищной антиутопии

Император тянулся к людям энергичным  и деловым, в его окружение входил как Аракчеев, так и Сперанский, бывшие антиподами по взглядам. Но,  в конце концов, царь предпочел Аракчеева.
Именно ему он поручил организацию военных поселений.
Об этой структуре Александр узнал в Австрии, прочитал еще труд французского генерала Серва́на о военных поселениях на границе государства и проникся большим интересом к такой затее.
Она предполагала посадить солдат на землю, заставить их сочетать военную службу с крестьянским трудом. Солдату следовало обзавестись семьей и сельскохозяйственными работами обеспечивать себе существование и даже помогать государству. Для Александра военные расходы были самой тягостной статьей в бюджете: они поглощали в нем 60 процентов! Поэтому Александр уже в 1810 году издал указ о военных поселениях и, зная способности Аракчеева и видя его умение вести хозяйство в Грузино, поручил ему руководить новым видом военной службы.

Аракчеев вначале противился, но потом сам увлекся новшеством и повел дело с большим размахом. К концу царствования Александра 374 тысячи казенных (т. е. не крепостных, а государственных) крестьян и казаков, и 130 тысяч солдат из армии были направлены в военные поселения. Они были организованы в Белоруссии, на Украине, на Кавказе, а главные из них находились в Грузине под непосредственным наблюдением Аракчеева. При следующем царе, Николае I, количество военных поселян еще увеличилось.
Аракчеев умел заставить работать своих подчиненных. Он создал безубыточное хозяйство, накопил многомиллионные богатства (в 1824 году после катастрофического петербургского наводнения пожертвовал миллион рублей на помощь пострадавшим).
Особенно благополучны оказались южные военные поселения, где при каждом дворе было по 6 – 9 лошадей и 12 – 16 коров. Аракчеев очень заботился о процветании хозяйств: ввел многопольную систему, селекцию скота и семян, закупал плуги, сеялки, молотилки, удобрения.

Внешне все выглядело благополучно. Но какой ценой досталось это благополучие! Прежде всего, крестьяне-солдаты изнывали от непосильного труда, ведь наряду с сельскохозяйственными работами они ежедневно занимались военной подготовкой. Но дело не только в этом. В поселениях царил настоящий «аракчеевский режим». Идеальный порядок был страшным, жестоким. По всем аспектам домашнего, уличного, рабочего поведения существовали правила, сопровождаемые штрафами.
За поломку лопаты, вил, грабель взыскивались штрафы.
За непосещение церковной исповеди и причастия –  штрафы (с офицера – 10 рублей, с нижних чинов – 50 копеек).
За прелюбодеяние с мужчины – штраф, а женщин-солдаток секли розгами.
Регламентировались новые семьи: «Составлялись списки, кому пора жениться и выходить замуж; в назначенный день собирали тех и других; свернутые билетики с именами женихов и невест кидали в две капральские шапки и производился розыгрыш, кому кто доставался». Жутковатое добавление: «Вдовам, которые еще в таких летах... что могут впоследствии выйти замуж за военных поселян, провианта не выдавать до вступления их в таковой брак». А если женщина была уже в солидном возрасте, то ее следует выселить вон ради сокращения казенных расходов.

Регламентировалась даже рождаемость! «У меня всякая баба должна каждый год рожать – и лучше сына, чем дочь. Если у кого родится дочь, то буду взыскивать штраф. Если родится мертвый ребенок или выкинет баба, тоже штраф. А в какой год не родит, то представь 10 аршин точива (домотканого холста)».

Аракчеев проводил свои утопические планы с потрясающей настойчивостью. Это показано в «Истории одного города М.Е. Салтыкова-Щедрина» в образе Угрюм-Бурчеева.
Аракчеев, например, стремился проводить новые дороги исключительно прямо, без искривлений. Одна такая дорога напрямую должна была захватить угол сельского кладбища – Аракчеев приказал сравнять с землей могилы и проложить на них булыжник. Бедные старухи, увидев кощунство, распластались на дорогих могилах, думая, что так-то не тронут. Ничего подобного – солдаты оттаскивали несчастных горемык в сторону и продолжали работу.

Нарастала народная ненависть. Первая ее вспышка отразилась на жизни любовницы генерала.
Холодный, бессердечный, расчетливый Аракчеев был наказан судьбой: он безумно влюбился. Еще в 1806 году он женился на дочери генерала Хомутова, вёл себя с ней, как настоящий деспот, и она очень быстро покинула мужа, вернувшись к матери.
Ее заменила жена мелкого новгородского торговца Настасья Федоровна Минкина (ее муж потом исчез, причины остались невыясненными).
Это была единственная и настоящая любовь Аракчеева. Он совершенно преобразился в отношениях с ней (патологический скупердяй, он положил в банк на ее имя 24 тысячи рублей).
А она стала настоящей героиней антиутопии...
Жадная, злобная, жестокая, ревнивая (боясь, что Аракчеев засмотрится, красивым дворовым девушкам обжигала лица каленым железом), она оказалась еще и аферисткой. Желая привязать к себе генерала, Минкина симулировала беременность, подгадала, чтобы при фиктивных родах Аракчеева не было в Грузине (он уехал на несколько недель инспектировать военные поселения на юге) и где-то достала новорожденного мальчика. Аракчеев поверил обману, воспитал «сына», помог сделать карьеру, добыл ему даже звание придворного флигель-адъютанта (дежурного офицера при императоре, в звании, соответствующем генеральскому), но этот «сын» Михаил стал пьяным буяном, его пришлось уволить со службы.
Народная ненависть к мерзостной особе перешла все пределы, в сентябре 1825 года дворовые люди в отсутствие Аракчеева в Грузине убили Минкину. Это событие крайне болезненно отразилось на Аракчееве. Он впал в неслыханную депрессию, забросил все дела.
Не все знают, что он тем самым спас декабристов от раннего разгрома и дал им возможность выйти 14 декабря на Сенатскую площадь. Суть в том, что Александр I, получив доносы о существовании тайных революционных организаций, поручил Аракчееву разобраться и выявить всех участников. И, конечно, будь генерал в нормальном состоянии, он бы всех выявил и арестовал.
Минкину он кощунственно приказал похоронить в здании собора в Грузине, приготовив себе место рядом с ней. А своему помощнику П. А. Кле́йнмихелю (будущему знаменитому министру при Николае I) он поручил привести в порядок все бумаги, все документы покойной. Клейнмихель отнесся к поручению с истинно немецкой старательностью и честно предоставил своему шефу потрясающие сведения о любовных связях Минкиной, о взятках, а главное – о подлоге с рождением сына.
Можно представить переворот в душе и сознании Аракчеева, узнавшего правду о своей возлюбленной. Он заставил вырыть ее останки в соборе и перезахоронить на обычном кладбище.
Николай I, которому Аракчеев очень не нравился, постепенно сместил его со всех высоких постов (наверное, к общей психологической неприязни добавлялось раздражение от трусливого поведения Аракчеева в напряженный день 14 декабря 1825 года: он нисколько не помог Николаю в подавлении восстания декабристов, а все драматические часы отсидел где-то в укромном углу Зимнего дворца – железный и жестокий характер, оказывается, вполне может сочетаться с трусостью).
Но военные поселения все-таки просуществовали до Александра II и великих крестьянских реформ шестидесятых годов.

Военные поселения можно назвать самой длительной реализованной утопией, исходившей от императора.
А могла бы она возникнуть без аракчеевского режима?
При относительно вольном существовании и соединении солдата и крестьянина?
Теоретически, наверное, могла, но в условиях тогдашней солдатчины и тогдашнего крепостничества – вряд ли. При существовавшем режиме для реализации этой утопии нужен был именно Аракчеев.

Любопытно, что другая утопия, в которой принял участие генерал, осталась вообще на бумаге.
В ряду различных либеральных мер, задуманных Александром I, витало и освобождение крестьян от крепостничества. И царь поручил в 1818 году Аракчееву составить соответствующий проект. Он, как было всё у генерала, по замыслу оказался весьма содержательным: часть земель предлагалось передать крестьянам, но за выкуп, помещики должны были получить деньги, причем средства намечалось искать не в бюджете, а в выпуске облигаций, то есть государство брало на себя обязательства, но в рассрочку. Консервативные дворянские круги резко выступили против проекта, царь медлил, а с 1820 года он сам все глубже погружался в реакционное состояние, и проект так и остался проектом.

Максимилиан Волошин

Она

В напрасных поисках за ней
Я исследил земные тропы
От Гималайских ступене́й
До древних пристаней Европы.

Она – забытый сон веков,
В ней несвершённые надежды.
Я шорох знал ее шагов
И шелест чувствовал одежды.

Тревожа древний сон могил,
Я поднимал киркою плиты…
Ее искал, ее любил
В чертах Микенской Афродиты.

Пред нею падал я во прах,
Целуя пламенные ризы
Царевны Солнца – Таиах
И покрывало Моны Лизы.

Под гул молитв и дальний звон
Склонялся в сладостном бессильи
Пред ликом восковых мадонн
На знойных улицах Севильи.

И я читал ее судьбу
В улыбке внутренней зачатья,
В улыбке девушек в гробу,
В улыбке женщин в миг объятья.

Порой в чертах случайных лиц
Ее улыбки пламя тлело,
И кто-то звал со дна темниц,
Из бездны призрачного тела.

Но, неизменна и не та,
Она сквозит за тканью зыбкой,
И тихо светятся уста
Неотвратимою улыбкой.

Давид Бурлюк

Ты богиня средь храма

Ты богиня средь храма прекрасная,
Пред Тобою склоняются ниц.
Я же нищий, толпа безучастная
Не заметит меня с колесниц.

Ты – богиня, и в пурпур, и в золото
Облачен твой таинственный стан,
Из гранита изваянный молотом,
Там, где синий курит фимиам.

Я же нищий – у входа отрепьями
Чуть прикрыв обнаженную грудь,
Овеваемый мрачными ветрами,
Я пойду в свой неведомый путь.

Андрей Белый

Любовь

Был тихий час. У ног шумел прибой.
Ты улыбнулась, молвив на прощанье:
«Мы встретимся… До нового свиданья…»
То был обман. И знали мы с тобой,

Что навсегда в тот вечер мы прощались.
Пунцовым пламенем зарделись небеса.
На корабле надулись паруса.
Над морем крики чаек раздавались.

Я вдаль смотрел, щемящей грусти полн.
Мелькал корабль, с зарею уплывавший
Средь нежных, изумрудно-пенных волн,
Как лебедь белый, крылья распластавший.

И вот его в безбрежность унесло.
На фоне неба бледно-золотистом
Вдруг облако туманное взошло
и запылало ярким аметистом.

Через некоторое время князь Павел умирает бездетным, а Пётр становится Муромским князем.
Ближний круг нового князя недоволен тем, что княгиней стала простолюдинка, и предлагают Февронию покинуть город, забрав с собой то, что она захочет. Феврония соглашается, прося их позволить ей выбрать только что-то одно (Дальше мы видим проявление одного из популярных сюжетов тех времён, причём он присущ не только русскому народу, а является универсальным). Феврония выбирает собственного мужа. После этого Пётр и Феврония покидают Муром.

В городе начинается смута, боярская борьба за власть, приведшая к хаосу. Петра и Февронию просят вернуться. Их правление отличается мудростью и справедливостью. Последние годы жизни они проводят в монастырях (мужском и женском, соответственно). Просят после смерти похоронить их в одной могиле.

Но на самом деле повесть значительно более сложная, чем просто житие.
Прежде всего она – гимн уму и сообразительности. Ведь с начала знакомства и до самой кончины Феврония блистает умом и как бы руководит Петром.
Женился-то Петр на простой крестьянке не по любви, а по острой необходимости; а подвернувшаяся возможность для Февронии стать княгиней в повести тоже никак не овеяна чувствами: Петр, мучившийся от язв, облепивших все его тело, обрадовался возможности вылечиться у молодой знахарки и даже легкомысленно готов был согласиться взять ее в жены (именно такое условие излечения поставила Феврония), надеясь, видимо, потом, после выздоровления, как-то уклониться, а попутно, в духе сказочных якобы невыполнимых заданий, предложил Февронии из «повесма» (пучка) льна напрясть ему, пока он в бане будет париться и лечиться, сорочку, порты и платок (Феврония послала ему в ответ кусок полена с предложением сделать для такой работы ткацкий станок); в общем, рядом хитроумных ходов Феврония заставила Петра взять себя в жены.

Руководила семейной жизнью Феврония и в дальнейшем, особенно проявив сообразительность и забрав с собой Петра, когда бояре и их жены, ненавидя крестьянскую «выскочку», выгнали ее из Мурома.
И лишь на пороге смерти Феврония пожертвовала собой и своими богоугодными делами: супруги договорились вместе уйти из жизни и вместе быть погребенными.
Петр умирал, а Феврония все никак не могла закончить вышивание ликов святых для местного собора. А когда Петр сообщил, что он уже отходит, Феврония воткнула иглу в воздух (очень тонкое полотно канвы), замотала вокруг нее нитку (осталось еще вышить ризу одного святого) и тоже, помолившись, отдала свою душу Богу.
Конечно, житийная гармония праведной жизни супругов присутствует в повести, но нужно учитывать и апофеоз ума и сноровки Февронии, пронизывающий весь рассказ:' это один из первых апофеозов подобного масштаба в русской письменности.

Отвращение к труду воспитывалось и в помещичьих кругах России.
И. А. Гончаров великолепно изобразил этот мир в романе «Обломов» (1859), где точно сформулировал: обломовцы представляли жизнь «идеалом покоя и бездействия ...  …Они сносили труд как наказание, наложенное еще на праотцов» (ч. 1, гл. IX. «Сон Обломова»).
А надежда на беззаботно полученные блага плавно перетекала при распространении христианской религии в народную мечту о божественной помощи, о «золотой рыбке». Отсюда и возникновение сказочных сюжетов о Емеле-дурачке и «щучьем велении», о чудесных помощниках и чудесном богатстве.
Показательно, что не темный крестьянин, а образованнейший литератор, человек европейской культуры, замечательный поэт Аполлон Григорьев по-детски молился Богу с просьбами о материальной помощи и мечтал, что Бог подкинет ему на дороге кошелек с деньгами.
В советском сатирическом кинофильме Я. Протазанова «Праздник Святого Йоргена» (1930), где блистали И. Ильинский и А. Кто́ров, ярко показана народная жажда «чуда». Если есть чудо, то предельно сокращалось время мечтательного приобретения его плодов, сокращалось чуть ли не до мгновения.

Надежды на чудо соседствуют с реальными действиями, далекими от упорного труда на пользу личную и общественную.

Имеются в виду обманы, создаваемые в первую очередь представителями достаточно угнетенных слоев населения, главным образом – крепостных крестьян. Формировалась многовековая ментальность человека, постоянно притесняемого людьми из высших сословий, способными агрессивно и бессовестно постоянно отнимать у работающих плоды их труда.

Впрочем, в бессовестном мире господа положения тоже широко использовали обманы для получения большей прибыли.

В замечательном фольклорном богатстве русского народа тема обмана занимает огромное место. Значительная часть сказок о животных посвящена этой теме, и хитрая обманщица Лиса оказывается в них главной героиней.
Многие бытовые сказки с персонажами – людьми тоже построены на обмане. А.С. Пушкин в сказке о попе и работнике его Балде хорошо отобразил эту черту народного характера. И авторы популярных околофольклорных повестей, широко распространившихся в XVII веке, часто с восхищением описывали похождения ловкого пройдохи, который без обмана никак не мог рассчитывать получить достойное место в обществе и потому пускался в бесстыдные авантюры.

Характерно, что в героических киевских былинах, где речь шла о защите отечества, обмана было мало, богатыри обычно, за небольшими исключениями, сражались честно.
А вот в новгородских былинах о Садко, рисующих в основном купеческий мир, обман является весомой частью сюжета: получив от водяного царя, в благодарность за хорошую игру на гуслях на берегу Ильмень-озера, сообщение о подарке ( Садко может на следующий день выловить в озере рыбку – золотые перья). Садко коварно заключает с новгородскими купцами грандиозное пари по поводу золотой рыбки (ведь купцы-то не знают об обещании водяного царя!) и, конечно, выигрывает, выловив целых три таких рыбки. Таким образом, Садко получил свое богатство не честной торговлей, а обманным способом.

Противоположная ментальность создавалась в относительно свободных группах людей: у северных поморов, у старообрядцев, уходивших в глухие леса, у сибиряков, у казаков на окраинах России. Суровые природные условия усиливали культ труда, а не отвращали от него: при отсутствии грабительских поборов со стороны властителей, отечественных или чужеземных, труд давал возможность выжить и более или менее сносно существовать. На этом базировалась трудовая мораль этих людей, отраженная в пословицах и поговорках: «Работать не покладая рук», «Одна забота – работа до пота», «Работа мастера боится», «Терпение и труд все перетрут».

Эта мораль имеет много общего с идеалами протестантизма. Ведь протестантство в Западной Европе возникло и получило распространение в северных и относительно северных районах, климат в которых далеко не самый благоприятный, требующий упорного и длительного труда, а не ожидания мгновенного небесного чуда.
Любопытно: в южных районах Европы и в Малой Азии, где благодатный климат давал человеку материальные блага при значительно меньшей затрате физических сил, часто почти даром, протестантская ментальность никогда не укоренялась.

По этому поводу у меня есть собственная теория о развитии человеческого общества. Суть её в том, что для человека одинаково вредно как проживание в райских условиях (как негру, который может лежать под пальмой, а её плоды сами падают ему в рот), так и в условиях пустыни или Крайнего Севера, где человеку приходится постоянно бороться за само выживание. Ожидать здесь какого-то развития общества не приходится.
А вот в Европе, с её умеренным климатом, когда человек должен трудиться, но не выживать, отдыхать, но после работы, создались условия, которые и способствовали прогрессу цивилизации. Кто-то может со мной не согласиться, но теория вполне логично объясняет, почему развитие народов мира происходило так неравномерно.

Рай и ад

В человеческом обществе очень рано начали создаваться утопические мечты о награде праведникам, о предоставлении им рая. Рай можно назвать одной из самых древних утопий во всей мировой культуре (так же, как, наоборот, ад – одной из древнейших антиутопий: предостережения, как не надо человеку поступать в его деяниях и что ему грозит в случае ослушания).

В каждой религиозной культуре рай имеет свои оттенки, а иногда и существенные отличия. Христианство, с учетом и Ветхого, и Нового Завета, создало даже два вида рая.
Первый по времени был сотворен ветхозаветным Богом в самом начале его деяний: «И насадил Господь Бог рай в Эде́ме, на востоке; и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи...» (Бытие, 2, 8, 9). А из Эдема вытекала река «для орошения рая» (Бытие, 2, 10), разделявшаяся потом на четыре реки: Фисон, Геон (Гихон), Тигр (Хиддекель) и Евфрат. Так что рай Ветхого Завета – это сад, созданный Богом для Человека.
Второй по времени Рай – новозаветный, описанный в «Откровении Святого Иоанна Богослова» (Апокалипсисе). Это «святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба» (Откр. 21:2), окруженный высокой стеной с двенадцатью воротами (земной Иерусалим тоже имел 12 ворот), – место поселения «спасенных народов», пребывающих в жизни вечной вне времени.
Любопытно это превращение ветхозаветного сельского сада в громадный город (длина и ширина по 12 000 стадий, а это более 2000 километров!): будущим поколениям предстояло жить в городе!
Большинство народных легенд опиралось именно на это представление о рае (правда, обычно без указания громадности города); ветхозаветный Сад был значительно менее популярен, хотя и возникал иногда в фольклоре и литературе.

В большинстве религиозных представлений рай – посмертная награда достойному человеку. Но, человеку очень не хотелось дожидаться своей кончины, жаждалось увидеть райские кущи ещё на своем земном веку. Поэтому с византийских времен в христианской религии появляются легенды, конечно, апокрифические, то есть не узаконенные официальной церковью, что если вести в полном смысле праведную жизнь, можно найти райское место и на земных просторах.

Владимир Мономах (годы его княжества в Киеве 1113—1125) в известном Поучении упоминает земной рай, называемый «и́рий»: «И сему ся подивуемы, како птица небесныя из ирья идут» – и поселяются по всем землям.
Д. С. Лихачев так комментирует это место: «По некоторым славянским преданиям, птицы на зиму улетают в рай (край, вырий) – в сказочную страну, где не бывает зимы и куда скрывается зимою вся природа».

Большой популярностью пользовалось апокрифическое «Сказание отца нашего Агапия». Греческий подлинник этого сказания был впервые переведен на русский язык в XII веке (по крайней мере, известен список именно этого столетия), а потом неоднократно переписывался.
Сюжет апокрифа таков. Шестнадцатилетним отроком Агапий пришел в монастырь и прожил там тоже шестнадцать лет, стал игуменом. И в своих постоянных молитвах он спрашивал Бога: для чего люди оставляют свои дома и семьи и следуют Божеским путем? И вот Господь решил провести Агапия сложными и трудными путями до райских кущ.

Поразительно бытовым является представление о рае: вход в него загорожен «высокими стенами», к которым ведет «стежица мала», то есть узкая тропинка; в стене находится «оконце мало», которое «толкнув взовеши» (т. е. «толкнув, постучав, позовя»), что Агапий и сделал.
Его встретил Илья-пророк и провел к месту, где расположены «одр» (скамья) и «трапеза» (стол), которая «украшена от камения драгого. И лежаще хлеб на ней белей снега», а у «одра» протекал от райских деревьев источник («кладязь») «белей млека и слажьи меду». Рядом располагались различные невиданные плоды и ягоды.
Далее следует опять метафорическое иносказательное объяснение райских предметов как нематериальных складов: плоды – это человеческие души, хлеб – небесный знак праведных душ и т. д.
Однако на прощанье Илья дает Агапию «укрух» (ломоть, кусок) райского хлеба, который оказывается вполне существенным, плотским, хотя и сказочно «бесконечным»: Агапий, вернувшись на землю, кормит частями этого хлеба голодных людей, а хлеб опять увеличивается до прежнего объема.

Широко известно было у средневековых русских людей греческое «Сказание об индийском царстве» (XII век), переведенное в XIII или XIV веках и потом неоднократно переписываемое (Н. А. Римский-Корсаков в арии Индийского гостя из оперы «Садко» широко использовал образы этого сказания). Здесь изображается почти «райская» жизнь во вполне светском, хотя и православном обличье. В Индии властвует крещеный царь Иоанн, страна населена диковинными людьми (великаны, трехногие и четырехрукие, наполовину псы или птицы и т. д.) и еще более диковинными животными, обильна золотом, драгоценными камнями и жемчугом. Грандиозны обеды у царя Иоанна, в которых принимают участие 12 патриархов, 12 митрополитов, 300 попов и 300 князей, а стольничают и чаши подают 14 царей да 40 королей. Но главное – в этом царстве осуществлена в народе социальная и психологическая гармония: там нет воров и разбойников, нет завистливых людей...

Значительно больше чудесных земель увидел при своих походах с войском Александр Македонский, популярный герой якобы исторических, а на самом деле мифических сказаний со вкраплением исторических реалий; они были широко распространены еще с первых веков христианской эры по тогдашнему цивилизованному миру (известны варианты греческие, латинские, армянские, сирийские, арабские). На Руси в XV веке появилась сербская версия; наиболее известное название этого сказания – «Александрия».
Александр Македонский «чуть-чуть» не дошел до рая: на островах, расположенных на большой реке «Акиян» (т. е. океан), живут блаженные люди, Александр вопросил их царя Иованта: «Могу ли, дошед, рая видети?». А Иовант разочаровал его: плотская душа не может, так как рай окружен великой медной горой, а «во вратех же его шестокрилатии херувими с пламенными оружии стоят». Так что, поворачивай, дескать, откуда пришел.

В греческих текстах, особенно в Хронике Георгия Амартола, данный эпизод подан более развернуто, блаженные люди именуются «рахманами» (исследователи предполагают, что название происходит от индийских брахманов, т. е. браминов, а также библейских рехавитов, проповедников равенства и аскетизма). А кирилло-белозерский монах XV века Ефросин, переписчик сказаний об Александре, создал свой собственный вариант легенды – «Слово о рахманах и о предивном их житии», где представил их нагими, аскетичными (довольствуются плодами-фруктами и дождевой водой; мужья живут вместе с женами всего сорок дней в году), нравственными, свободными: «В них же несть ни четвероногих, ни земледелания, ни железа, ни храмов, ни риз, ни огня, ни злата, ни сребра, ни вина, ни мясоядения, ни соли, ни царя, ни купли, ни продажи, ни свару, ни боя, ни зависти, ни велмож, ни татьбы, ни разбоя, ни игр».
Таким образом, Ефросин создал интереснейшую «райскую» утопию на основе негативов, то есть отталкивания от отрицательных, с его точки зрения, атрибутов реальной для него жизни, в том числе от храмов и царя (не говорю уже о попадании в мир негативов животноводства и земледелия, то есть отрицается трудовая деятельность человека).

Мечты о рае небесном трансформировались в еще более, так сказать, реалистические представления о земном рае, о местах, где счастливо живут не боги и святые и не фантастические «индийцы» или «рахманы», а обычные люди, но, разумеется, близкие по своей нравственной чистоте к небожителям.

Наверное, самая древняя такая легенда – легенда о невидимом граде Китеже. Так как в ней упоминаются реальные лица и события XIII века, то, видимо, первоначально она создавалась в те же годы, хотя в письменном виде дошла до нас в старообрядческих рукописях XVIII века.
Исторические реалии таковы. Великий князь Владимирский Георгий Всеволодович (1187—1238) владел двумя городами: Малым Китежем на берегу Волги и Большим Китежем в нескольких десятках верст на восток вглубь Керженских лесов, у озера Светлояр. Легенда приписывает князю Георгию постройку обоих городов.
Хан Батый со своей ордою разгромил небольшое войско великого князя, сжег оба города, а в последней битве за Большой Китеж пал смертью храбрых и великий князь Георгий.
Тут и создалась легенда о невидимом граде Китеже, превратившемся в монастырь: первоначально сокровенность города-монастыря трактовалась произошедшей по Божьему повелению после разгрома его Батыем, а потом уже разгром исчез в народном сознании и легенда стала повествовать об опускании города-монастыря на дно озера Светлояр как раз перед нашествием Батыя, который его искал, но так и не нашел.

Характерно, что в письменном варианте легенды подчеркивается обилие на земле подобных потаенных святынь: «...сокровенныя обители не едина, но много монастырей, и в тех монастырях много множество бысть святых отец, яко звезд небесных просияв житием своим». Потому создавались легенды и о невидимых монастырях уже на земле, а не под водой.
П. И. Мельников-Печерский приводит интересный текст из рукописного сборника второй половины XVIII века: «Послание к отцу от сына из оного сокровенного монастыря, дабы о нем сокрушения не имели и в мертвых не вменяли скрывавшегося из мира. В лето 7209 [1701], июня в 20 день». В письме содержится краткое описание этого монастыря, расположенного, видимо, где-то на юге (в сравнениях используется флора совсем не российских районов): «Аз живу в земном царствии, с отцы святыми, в месте покойне. Поистине, родные, царство земное. И покой, и тишина, и веселье, и радость духовная, а не телесная. Сии бо святии отцы, с ними же аз живу, процветоша, яко крини [лилии] сельные, и яко финики, и яко кипарисы, и яко камение драгое и многоценный бисер, и яко древа не стареющияся, и яко звезды небесныя».
Начало XVIII века, когда появилось это письмо, – это уже эпоха массового старообрядческого ухода в тайные скиты и монастыри, эпоха распространения подобных легенд, в том числе и возрождения легенды о невидимом граде Китеже.

В противовес легендам о рае в Древней Руси создавались сказания об аде, о мучениях грешников. Это были уже как бы антиутопии: красочные изображения того, что желательно людям избежать в будущем.
Наиболее известная повесть этого рода – популярное «Хождение Богородицы по мукам», древнейший список его относится к XII веку, как и легенда об Агапии.
Богородица решила лично увидеть, как мучаются в аду грешники, и архангел Михаил, сопровождаемый 400 ангелами, провел Святую через разные области ада (только это не Дантовы семь кругов, а четыре стороны света – Богородица побывала на всех). Большинство душ, несмотря на самые различные грехи, мучались приблизительно одинаково: горели в огненных реках, а их одновременно ели черви.
Богородица в слезах просила о прощении грешников, и Христос после неусыпных просьб Богоматери дал грешникам «покой» от Великого четверга до Троицына дня, то есть всего 53 дня ежегодно.

А вообще описания ада и мучениях там грешников у разных народов мира представлены гораздо более детально и правдоподобно, чем описания рая, что небесного, что земного. Это говорит, прежде всего, о том, что с адскими терзаниями человечество, уже на Земле, было знакомо гораздо лучше, чем с идеализированными радостями рая.

Таким образом, королевство досталось тому, кто имел на это очень мало шансов.
Но судьба любит играть человеческими судьбами, и невозможное стало возможным.
Но путь к трону был у Генриха очень труден  тернист, его сопровождали постоянные опасности, в том числе, и для самой жизни принца.
Он был королём маленькой протестантской Наварры, т.е., был протестантом (во Франции протестантов звали гугенотами). Уже одно это делало его врагом католиков Валуа. Есть не лишённое оснований предположение, что по указанию Екатерины Медичи была отравлена его мать.
Генрих пережил ужас Варфоломеевской ночи, когда были убиты многие гугеноты из его ближайшего окружения, претерпел много других мыта́рств, с переменным успехом, сбежав из Парижа, вёл войну с правительственными войсками. Одним словом, находился в состоянии постоянной тревоги и неуверенности в завтрашнем дне.
Но в конце концов, после смерти последнего короля династии Валуа, бездетного Генриха Третьего (который при жизни старшего брата был некоторое время избранным польским королём, а после его смерти, получив письмо от матери, Екатерины Медичи, бросил Польшу и помчался домой), Генрих Наваррский вступил на французский престол, перейдя предварительно в католичество (при этом заметив цинично, что Париж стоит мессы). Тем, кто не знает, о чём идёт речь, объясним, что месса (литургия) служится в католической церкви. В протестантизме мессу не служат.

Генрих Четвёртый был одним из самых популярных французских королей. Парижане и потешались над ним (к примеру, над его скупостью) и любили его, как человека умного, весёлого и незлобивого.

После его смерти ему установили конный памятник на западной оконечности острова Ситэ́, перед мостом Пон Неф, построенном когда-то по его указанию. В переводе с французского Пон Неф – Новый мост. В настоящее время это самый старый мост Парижа.

Всё, что читатели прочитали выше, можно назвать очень кратким описанием этого незаурядного человека, который лично мне симпатичен и как человек, и как король.

Генрих Четвёртый был очень большим любителем прекрасного пола, благодаря чему оставил после себя немало баста́рдов (незаконнорожденных детей). Он говорил: «Лучшие годы своей жизни я провёл в разврате и пьянстве. Собственно, именно потому они и лучшие».

Расскажем вкратце читателям о трёх самых известных любовницах короля.

Шарлотта де Сов, де Бон-Самблансе. Дважды была замужем. При этом состояла в «летучем отряде» фрейлин королевы-матери Екатерины Медичи, которая за годы борьбы с Дианой де Пуатье хорошо изучила воздействие женской красоты на политику и использовала своих фрейлин для обольщения знатнейших мужчин королевства, чтобы раздобыть необходимые ей сведения.

Шарлотта была подослана к Генриху вскоре после его свадьбы с Маргаритой (тёща подослала любовницу к собственному зятю!) и вступила с ним в любовную связь. Их отношения продолжались пять лет, до 1577 года. После вступления Генриха на французский трон жила с третьим мужем в провинции.

Габриэль д-Эстре́ (1573 - 1599). С 1590 года – самая известная любовница короля, для вида повенчавшего её с д’Амерваль де Лианку́ром. Красивая и остроумная Габриэль имела огромное влияние на короля, который предполагал даже развестись с Маргаритой Валуа и возвести на трон Габриэль. Родила Генриху двух сыновей и дочь. По официальной версии умерла от отравления фруктами. Предполагают, что на самом деле её отравили Медичи, желая женить короля на Марии Медичи, разведя с Маргаритой (что, в конечном счёте, и произошло).

Екатерина Генриетта де Бальза́к д’Антра́г. (1579-1633). Король увидел Генриетту через шесть дней после смерти Габриэль д’Эстре, и был поражён её красотой настолько, что забыл об утрате. Она родила королю двух детей. Постоянно и открыто конфликтовала со второй женой короля Марией Медичи (с первой женой – Маргаритой Наваррской, став королём Франции, Генрих развёлся под предлогом её бесплодия). Генриетта даже называла себя королевой. В дальнейшем стала Генриху изменять, устраивала заговор за заговором, желая сделать наследником престола своего сына. Заговоры разоблачались, многие родственники Генриетты лишались голов и поместий, но её саму король оставил в живых и только сослал.