Прохлада уже растекается по воздуху тонкою струей. Первые желтые и пунцовые листья склоняются к ногам прохожих, будто сама осень напоминает о своем пришествии на землю.
Еще нет в небе призывных криков журавлей, покидающих пригретые еще по-летнему ярким солнцем места. Нет еще и холодных как одиночество ночей, предвестников уже зимы. Воздух прозрачен и легок. А деревья, заскучавшие модницы, в предвкушении нового яркого одеяния.
Осень, осторожно ступая босыми ножками по теплой траве, скользит, оставляя за собой роскошный золотой след.
Кто сравнил осень со стареющей женщиной? Нет. Она молода и прекрасна. Скромница с рыжими волосами, игриво потупившая взор. Юная гостья с легкой поступью.
Но не верьте ее покорности, не верьте ее глазам небесно-серого цвета, иногда таким ясным и чистым, словно взгляд ребенка. Не стоит ее сердить, нет, не обидным словом, просто не восхищением ее красотой и грацией. Красотка капризна и окатит вас холодом неожиданного дождя и презрением пронизывающего ветра.
Осень, юная ветреница, будет радоваться вам, окутывая чарующим запахом своих духов, в которых есть и нотка леса омытого дождем, терпкий аромат поздних, но прекрасных цветов, тонкий привкус сочных ягод.
Озорница, вскружит вам голову, удивляя своими нарядами. Лишь сделав вид, что уходит, напомнит о себе погожим днем, но покинет, не дав насладиться обманчивым теплом.
Она будет радоваться, лаская теплым солнечным лучиком, и вдруг, как будто найдя новую забаву, оставит вас в недоумении, закружившись в безумии танца, осыпая все вокруг пурпуром и багрянцем листьев клена.
Еще немного и вы сами, не замечая ее безразличия уже готовы повторять за нею невообразимые ее па. Готовы идти по ее следу, собирая лоскутки ее платья, и храня их долго, где-нибудь меж страниц истерзанных книг и журналов.
И каким-нибудь промозглым зимним вечером, осень будто невзначай напомнит о себе подсунув истрепанный журнал вам под руку и вы, забыв о делах и держа сухой, но еще такой же яркий как и тогда лист, опять захотите повторить тот причудливо головокружительный танец.
Но про эту кокетку, умеющую заставляющую думать о себе, как юноша думает о своей подружке, и ждать, как первое свидание заставляет себя ждать, и трепетать, как заставляет трепетать воспоминание о первом поцелуе, говорят как про стареющую матрону!
Она плывет в окружении легких облаков, одетая лишь в бесстыдное кружево переплетенных ветвей деревьев. Лишь иногда, то стесняясь, то обижаясь - укутывается тучами, подбитыми холодной моросью.
Как ребенок, играя в пятнашки с солнцем, рассыпает пригоршнями солнечные зайчики в листве.
Ты знаешь, что с ее уходом мир станет тише и спокойней без ее шалостей и капризов, и чехарда красок смениться, на что-то более чинное. Но когда придет покой, все покажется, не таким как ожидалось тебе. Снова в руке задрожит лист клена и осветит комнату в золото и багрянец эта памятка.
Вновь в тайной игре закружатся под ногами листья.
Свет, прорывающийся сквозь янтарного цвета листву деревьев, становясь от этого тоже почти янтарным, рисует в воздухе как на китайском шелке.
Ветер подталкивает легонько в спину, будто предлагает немного полетать и сверху без суеты вдоволь налюбоваться пестрым ковром.
И, слушая заманчивые речи ветра, начинаешь думать, что может здесь, на земле все краски перемешаны.
Там же с высоты, все сложиться в картинку и можно, ну, наконец-то увидеть и, возможно, понять, что рисует своей легкой, как мечта рукой осень.
