jesska

— Уступите место, у меня два кота, — хихикнула какая-то девица. Она висела на перекладине, стоя на одной ноге, а из рюкзака ее выглядывал настоящий кот. Кот, судя по выражению морды, ненавидел окружающих так же сильно, как наша уборщица.

— Уступите место, у меня свадьба в субботу.

— Уступите место, у меня восемь тысяч MMR в «Доте».

— Что?

— Что? — Лохматый парень в кедах повертел башкой по сторонам. — Восемь родненьких тыщ! Подписывайтесь на мой youtube-канал, ставьте палец вверх, ссылка в описании, стримы каждый день.

Народ засуетился. Особенно инвалиды и беременные. Может, подумали, что MMR — это что-то вроде пенсии. Восемь тыщ на дороге не валяются.

«Станция Мучной вокзал, конечная!» — бодро заявил голос.

— Ну, приехали, — со вздохом хлопнул себя по коленям старик с бородкой. — Не знаете, где тут отделение ОбМАн-Банка? — уточнил он, когда нас выбросило на платформу людской волной.

— Не-а, не знаю, — с чистой совестью соврал я, подавив желание спросить, какого черта он ехал на другой конец города, когда наших отделений по всему городу как Макдональдсов. Когда смотришь на карту, кажется, будто у нее ветрянка.

Ася сказала, что клиентов надо отпугивать еще до того, как те приперлись. Иначе они непременно осядут в очереди и испортят нам статистику.

— Да вы что! Это же самый известный в мире банк! — воскликнул старик и засеменил к выходу.

Неужели он тоже знает нашего коуча.

Продолжение следует.

— Учеников проинструктируйте о правилах поведения в пути следования и на месте. На дорогу не выбегать, двигаться только строем, по могилам не бегать…

— Где не бегать? — опешила я.

— Как, я разве не сказала? Мы едем в район центрального кладбища. Все хорошие места уже заняты другими школами.

— Прям как на Хэллоуин, — вставила физичка.

— Ой, Хэллоуин, обожаю, — я улыбнулась начальству в лицо.

— Хэллоуин был два месяца назад, — напомнило оно, и тут, словно в подтверждение слов, одна из тыкв зашаталась и развалилась; вонючая вязкая слизь растеклась по полу и поползла к ногам физрука.

— Вот незадача, — всплеснул руками Степан Петрович, выбираясь из книжного шкафа.

Я всегда подозревала, что между шкафами есть связь, иначе как объяснить, что из моего постоянно пропадают чистые листы и печеньки?

Никто Степана Петровича не заметил.

— Цель турпохода…

— Научить детей ориентироваться на местности и выживать в естественных условиях наших предков? — робко предположил Афанасий Петрович.

— Найти нормальную — а самое главное бесплатную! — елку для утренников. А то у нас в спортивном зале ставить нечего.

— Давайте «козла» поставим, — расщедрился физрук, — украсим мишурой, рядом поставим Наталью Иосифовну в роли Снегурочки.

Наталья Иосифовна своими формами затмит любого козла, это да.

— А вы знаете, что мой братец имел трояк по истории в школе? — Степан Петрович присел на нашу парту, почти уткнувшись задницей в нос Нефедову, но тот никак не отреагировал. — Стало быть, не имеет никакого морального права упрекать нынешних учеников.

Ну, я тоже имела три с минусом. Ну, я и не упрекаю никого, тоже верно.

— Братец?

— Ну да, — Степан Петрович кивнул на Афанасия Петровича. — Младшенький, — с нежностью уточнил он.

Назвать восьмидесятилетний школьный раритет «младшеньким» у меня язык бы не повернулся, но я, стараясь скрыть удивление, промямлила что-то типа «миленько» и со смаком влепила Половинкину два с плюсом.

— Анна Сергеевна, а вы знаете, как действовать в случае пожара?

— Ага, по инструкции. Пересчитать учеников, взять самое ценное, то есть, классный журнал, оставить в классе деньги, драгоценности и документы, пусть горят синим пламенем, и покинуть помещение вместе с журналом и детьми. Именно в таком порядке.

— Ну так берите, — шепнул Степан Петрович. — Деньги и документы можете оставить мне.

— Не понима…

В воздухе запахло гарью.

Я пихнула соседа по парте в бок.

Нефедов с криком «Горим!» заметался по проходу между столами. Явно забыв про инструкцию, он подскочил к свечам, выпавшим из тыквы, и принялся молотить по ним классным журналом десятого «В».

Поздно. Уже занялись шторы, и коллектив рванул к дверям. Что-то зашипело, щелкнуло, заискрилось — и свет погас. Начальство распихивало коллег локтями, стремясь оказаться во главе очереди.

Я шмыгнула между физичкой и косяком и, крикнув «Встретимся утром!», помчалась по длинному коридору.

В случае пожара не забудьте классный журнал!

Памятка, висевшая над доской в каждом кабинете вместо высказываний Ломоносова, Герцена или Лобачевского, стояла перед глазами.

Я прижимала журнал к груди, как самое дорогое. Надеюсь, в случае обстрела он спасет мне жизнь.

В конце коридора замелькали вспышки — загорались экраны мобильных телефонов. Один, второй, третий, как красные пятна по телу, когда заболеваешь ветрянкой. Телефонное чудовище приближалось и, прищурившись, я начала различать силуэты. Иванов, Кондратьев, Рот, Арлюк… Светочка Кузнечкина, хорошая девочка, умница, отличница, спортсменка из хорошей семьи.

Мамадорогая.

Телефонная толпа наступала, я пятилась, пока не уперлась в стенд «Ими гордится школа». Со стенда на меня смотрели Иванов, Кондратьев, Рот, Арлюк. Светочка Кузнечкина.

Мамадорогая.

По спине пробежал холодок. Глаза школьников горели нехорошим огнем.

Собственные шаги отдавались гулким эхом в ушах, пока я бежала по лестнице на первый этаж. Где-то здесь должен быть выход. Запах гари усиливался.

Двери слева и справа. Какую выбрать?

В любой непонятной ситуации иди налево.

Значит, левую.

А лучше вообще лечь спать. В любой непонятной ситуации.

Левая дверь вела в актовый зал.

Огромное помещение, уставленное рядами кресел, возвышение в роли сцены и старые-престарые кулисы. Пожалуй, если забаррикадироваться здесь…

Можно сгореть быстрее.

…можно спастись. Здесь должен быть огнетушитель. Им можно отбиваться от тех, кем гордится школа.

Странные они сегодня. Переучились, наверное.

— Анна Сергеевна! — правовед Нефедов ворвался в зал следом. — Слава Конституции и остальным законам! — он возвел руки к небу. — Я не один.

Да, давайте бояться вместе.

— Что происходит? — тихо спросила я, цепляясь за журнал, как за соломинку.

— Горим, — почти спокойно ответил тот.

— А почему нас не эвакуируют? Помните, ложная тревога была? Всех посчитали и выставили из школы. А сейчас что же?

— А сейчас детей-то нету, некого спасать. Про нас, преподавателей, никто ничего не говорил. И никто не обещал, что нас спасут. Входная дверь не открывается, кстати.

— Почему?

— Потому что по новому закону, в связи с угрозой террористического акта, двери школы закрываются на ба-а-альшой амбарный замок…

— С восьми вечера до восьми утра, — простонала я.

— Ага.

— Но мы сгорим.

— До восьми утра — определенно сгорим.

— А почему тыквы не вынесли?

— Меня больше волнует тот факт, что я не успел написать завещание.

— У вас есть что оставлять потомкам?

— А как же, премию к Новому году за невиданные успехи, — Нефедов крякнул и улыбнулся. Я впервые видела, как он улыбается. — Да у меня и потомков-то нет.

Дверь скрипнула и открылась. Мы с Нефедовым напряглись и вооружились: он — Уголовным кодексом, я — журналом. В проеме, освещенном светом мобильного телефона, показалась Инночка.

— Хм, пусто, — разочарованно протянула она. Мы задержали дыхание. Инночка поднесла к губам второй мобильник и проговорила: — Алло, в актовом зале никого. Не волнуйтесь, мы их найдем, остальные уже внизу. Осталось двое. Правовед Нефедов, тот самый, что постоянно клянчит деньги за свой бесполезный двенадцатичасовой труд. И эта, как ее… которая действует вам на нервы… да-да, Анна Сергеевна.

Мы с Нефедовым прижались друг к другу и переглянулись.

— Не волнуйтесь, мы найдем их, время еще есть, — успокоила начальство Инночка и нажала на кнопку отбоя.

— Пойдем за ней, — одними губами предложил Нефедов, и мы бесшумно двинулись к двери.

Инночка уверенно прошла по длинному коридору, остановилась на углу, достала из кармана баллон, похожий на освежитель воздуха, и пшикнула пару раз. Сразу потянуло гарью. Инночка самодовольно хмыкнула и, развернувшись на каблуках, скрылась в кабинете начальства. Мы с Нефедовым припали к двери.

— Инна, дело плохо. Если до рассвета мы не найдем этих двоих, они… они могут стать ненужными свидетелями. С наступлением Нового года вся бухгалтерия будет закрыта, и они останутся в списках действующих работников.

Нефедов шумно выдохнул, за что получил от меня пинок.

Еще не хватало, чтобы нас обнаружили.

— Ты хоть представляешь, что будет?

— Угу, — безнадежно проворчала та. — Нефедов вообще держать язык за зубами не умеет.

— Если это произойдет, не видать нам новых коллег, смекаешь? Они просто-напросто не пойдут работать в школу, где… Смекаешь, чем это грозит?

— Угу. Нам придется доводить старых.

— Все равно что пытаться добыть сок из выжатого лимона! — вышло из себя начальство. — Милейшая Ольга Александровна и так держится из последних сил. Нам нужны новые коллеги, но сначала…

— …надо навсегда избавиться от старых.

— Именно.

Нефедов закусил губу. Наверное, чтобы не завизжать.

— Чтобы не получилось как со Степаном Петровичем. Довести мы его довели, но выставить из школы почему-то не догадались. Наверняка это он предупредил Анну Сергеевну о пожаре.

— Больше некому.

— На этот раз будем умнее. Как только все соберутся внизу, открывай двери. И запомни: все коллеги должны искренне хотеть покинуть здание. Они должны понять, что здесь всем похуй на них. И никто не собирается их спасать.

— Есть! А с дезертирами что делать?

— С дезертирами будем работать. Как вернутся с больничного, вызывайте по одному ко мне в кабинет. И почаще.

— Слушаюсь.

Дверь распахнулась через секунду после того, как мы с Нефедовым отскочили от нее и притворились косяками.

Да пожалуйста.

Я с радостью покину здание.

По замыслу начальства мы наверняка должны были застрять в конференц-зале, но Степан Петрович вовремя обратил наше внимание на развалившуюся тыкву, и план провалился. Коллеги разбежались по школе, до Нового года оставались считанные часы, начальство занервничало.

— Останусь назло им, — заявил Нефедов и начал строить баррикады. — И расскажу всем новеньким, куда они попали.

— Ты сможешь рассказать только новому правоведу, — поправила я.

— Ну и пусть, — он топнул ногой.

— Предлагаю переждать здесь и спуститься в холл без пяти минут восемь. А там поглядим, покидать здание или нет.

***

Трое преподавателей и один трудовик, пропавшие в понедельник, нашлись в гардеробе. Трудовик безмятежно спал, причмокивая губами и обнимая рубанок.

Алиса Ивановна и Марта Васильевна были мертвы. Их остывшие тела, завернутые в зимние пуховики, мирно лежали в углу и прикидывались свертками одежды, которую за год растеряли школьники. Ольгерд Викторович доживал последние минуты, судя по синюшному лицу и сведенным пальцам.

— Явились, — заурчало начальство, поигрывая связкой ключей. — У нас тут пожар, а они отлынивают от участия во всеобщей панике!

Я украдкой взглянула на часы. Длинная стрелка подбиралась к двенадцати.

— Ваш пожар ненастоящий, — громко сказала я.

— …А на похороны мы передадим премии, которые сняли с милейших Алисы Ивановны и Марты Васильевны при жизни. Заодно сэкономим… Что вы сказали, Анна Сергеевна?! — Ольга Александровна запнулась на полуслове.

Начальство позеленело, будто сквозь маску проступило истинное его лицо — сгнившее и заплесневелое.

— Ваш пожар из баллончика.

Коллеги зароптали.

— Молчать!

— Они хотят избавиться от нас, — поддакнул Нефедов и на всякий случай прибавил: — Я буду звонить своему адвокату.

— Молчать! Вон отсюда! У нас пожар, спасайтесь.

— Поздно, — месть наполнила рот вместо слюны. — Уже восемь. С Новым годом.

Охранник и сторож в одном лице (так как две ставки оплачивать никто не собирался) загремел ключами. Он прошел мимо нас с Нефедовым, мимо начальства, мимо коллег и даже не кивнул. Какая невоспитанность.

— Что-то вы рано, Алиса Ивановна, — пробурчал он, открывая двери. — До занятий еще полчаса. С Наступившим, кстати.

— Увольняюсь, — просияла та, цокая каблуками по кафельному полу, — не хочу загнуться здесь как Степан Петрович и Анна Сергеевна. Наверное, историки в нашей школе долго не живут. Марта Васильевна скоро буде с заявлениемт, а Ольгерд Викторович еще колеблется, ищет новое место работы.

— А милейший трудовик где?

Я вздрогнула, потрясла головой и навострила уши. Словно в охранника вселился дух начальства. Странно, обычно дух предпочитал секретаршу Инночку.

— А Милашев где? Ну, трудовик.

— А трудовику не до работы, он пьет. И потому будет жить вечно, — криво усмехнулась Алиса Ивановна и, размахивая заявлением об уходе, как белым флагом, решительно направилась в административные покои.

За полчаса холл наполнился людьми.

Мы стояли и с грустью смотрели на них, никем не замеченные.

Полдевятого прозвенел звонок на урок.

Через пять минут двоечник Попов и хулиган Половинкин промчались мимо меня, не поздоровавшись.

Начиналась первая — единственная — смена.

А я побежала на маршрутку, чтобы вернуться завтра и попытаться найти нового историка.

Поеду, не заплатив. Я с самого Хэллоуина так езжу.

— Слушайте! — голосом Джульетты у тела Ромео воззвала «русалка» и поднесла потрепанную тетрадку поближе к глазам:
«Теперь мы учемся в третью смену. Это хорошо потомушто можно ночевать не дома, а в школе. Я всегда хотел учится в третью смену. И теперь я в нее учусь. Мы с пацанами стали ходить в школу охотнее когда начали учится в третью смену, потомушто третья смена нам нравиться. Ночью лучше варит голова как сказала наша учительница по химии (непомню как ее звать). Поэтому лучше учится в третью смену, чем в какую-то другую. А еще лудше в четвертую, только негде такой смены нет. Ночью можно спать на партах и выключать свет в раздевалках а ище можно жрать в школьной столовке ночью. Мать мне все время запрещает жрать ночью а тут можно.

Мне по кайфу учится в третью смену!»

«Русалка» рухнула в кресло и воскликнула:

— Ну как вам?!

— Ну, три за содержание, — прикинул географ на глазок. — С минусом. И, судя по его конспектам, два за грамотность.

— Вот! Вот! — начальство замахало руками. — Устами младенца глаголит истина! Детям нравится учиться ночью. Все правильно сделали.

— Угу, вчера Половинкину из шестого так понравилось, что он храпом разбудил восьмиклассников, дремавших в соседнем кабинете, — взвизгнула математичка Галина Ивановна, страдающая бессонницей и оттого завидовавшая всем людям, которые не имели проблем со сном.

— И как вы с этим боретесь?

— Поставила всем двойки, — гордо вскинула подбородок Галина Ивановна. — Половинкину сама, а восьмиклассникам — заставила милейшего Нестора Семеновича.

Удивились все: и Половинкин, у которого больше кола по математике никогда не было, и восьмиклассники, мирно сопевшие на рисовании, и наверняка Нестор Семенович, никогда в жизни ничего ниже четверки не ставивший. По мне, он даже забыл, что система оценивания пятибалльная.

— И как, помогло? — я зевнула и принялась красить губы.

— Конечно. На душе стало легче.

***

Я прибежала на работу и тут же попала в лапы начальства.

— Сегодня совещание ровно в полночь! — припечатало оно. — Не опаздывайте.

А то превратитесь в тыкву.

Не к добру это совещание, жопой чую.

— Анна Сергеевна! — рявкнул бас прямо над моим ухом. Я подпрыгнула, выронив, классный журнал седьмого «Б», микроскоп, карту и печеньку, которую собиралась сожрать втайне от начальства. — Вы не расписались в ведомости. Что за безответственность.

— Ф кафой вефомофти? — я заботливо отряхнула печеньку и засунула в рот.

— Распишитесь в получении премии в честь Нового года. За невиданные успехи в совершенствовании качества образования.

— А премия такая же невиданная, как успехи?

— А как же. Десять тысяч восемьсот шестьдесят шесть рублей…

У меня в зобу аж дыханье сперло. Я ж так хорошо не работаю.

— …на весь коллектив, итого на человека получается…

А нет, работаю. Да за такую премию я вообще могу просто приходить и плевать в потолок. И совесть даже не проснется.

— Класс, — мило пропела я, раскрыв журнал, — сегодня мы пишем легкую контрольную на стопиццот вопросов. У всех должны быть пятерки. Давайте договоримся, что тех, кто получит четверки или, не дай бог, тройки, мы будем считать лузерами и обзывать всякими нехорошими словами.

Сразу скажу, что класс написал хорошо. Гугл, яндекс и система поиска рамблера спасли семиклассников от позорных ярлыков.

А я отправилась на ночное совещание.

В конференц-зале горел мягкий свет тыквенных глаз.

— Ой, Хэллоуин, обожаю!

— Хэллоуин был два месяца назад, — мрачно напомнил правовед Нефедов. Он уже не заикался о повышении зарплаты и лишь судорожно искал в уголовном кодексе лазейки, предусмотренные на случай убийства гадкого начальника.

— Так вот почему воняет.

— Угу. — Нефедов пододвинул бумаги к себе, когда я плюхнулась рядом и разложила вокруг стопки тетрадей. — А еще начальству не с кем оставить любимого хомячка, посему он был принесен на работу и успел обосрать все углы.

— Анна Сергеевна, — позвал тихий голос. Я помотала головой, но увидела только желтых уродов, дремавших коллег, полное жизни начальство и...

— Мама!

На меня смотрело младшее начальство.

Обвисшая кожа под глазами делала Ольгу Александровну похожей на угрюмого бассета, а жидкие волосы, заплетенные в кокетливую косичку — на утонувшую пару сотен лет назад девственницу. Ольга Александровна обнажила редкие зубы.

— Анна Сергеевна, — повторила она с нажимом. Так вот кто меня звал. — Милейшая Танечка Константиновна заболела, и вам придется.

— Ее вылечить?

— Да нет же, — мягко поправило младшее начальство, — придется ее заменить.

Пф, да легче вылечить.

— Я не могу, — заявила я и скрестила ноги.

Начальство опешило. Оно не привыкло слышать отказы. Оно никогда их не слышало.

— Но… но… но почему?

— У меня курсы. Кройки и шитья, — мстительно добавила я.

— Но как же так… А во сколько?

— Сразу после уроков, конечно же. В восемь утра.

— Но как же так… А почему… Почему… Неужели нельзя было назначить курсы на более позднее время?! Надо же рассчитывать, что нам может потребоваться замена!

Угу, сейчас позвоню милейшему Афанасию Петровичу, узнаю, не собирается ли он умереть в следующую пятницу.

— Вы должны быть готовы всегда! — патетически воскликнуло начальство и схватилось за телефон: — Зайдите в конференц-зал!

— Я уже здесь, — мстительно процедила я.

На пороге кабинета материализовалась Анастасия Марковна.

— Милейшая Танечка Константиновна заболела, — завело начальство старую песню, потеряв ко мне всяческий интерес, — и вам, Анастасия Марковна придется ее заменить.

— Э-э, но я же филолог! А милейшая Танечка Константиновна ведет биологию.

— Ничо, я же Ирину Валерьевну в прошлый раз заменяла, — беспечно вставила я, вспомнила, что забыла документы наверху и, уже выходя за дверь, услышала ласковую трель начальства: «Ой, Анастасия Марковна, ну неужто вы, педагог со стажем, не сможете рассказать детям про одноклеточных и бактерии!»

— Про паразитов сможет, — ехидно выкрикнула я и нахально скрылась в толпе детей, которые штурмовали гардероб.

До двенадцати оставалось пятнадцать минут.

***

Часы тикали. Я рылась в стопках бумаг. Часы тикали. А я рылась.

— Анна Сергеевна, — шепнул тот же голос, который мне послышался в конференц-зале.

Темное окно запотело, и я не видела собственного отражения, зато капли складывались в смутную фигуру.

— Степан Петрович!

Помните моего предшественника? Ну, того самого, что умер на работе и теперь живет в шкафу, потому что все еще надеется на благосклонность начальства. Ну вот, это он, сидит на подоконнике и жует мою печеньку.

Мою печеньку.

— Степа-ан Петрович, положите печеньку на место, или я за себя не отвечаю.

Она последняя просто.

— Я всего лишь пришел предупредить, чтобы вы не ходили на ночное совещание.

Он слез с подоконника, открыл дверцу шкафа и занес ногу.

— А еще, что печеньки неправильно едите. Печеньку глазурью надо на язык класть — так вкуснее получается.

Степан Петрович бесшумно прикрыл за собой дверцу.

Вдали часы пробили двенадцать раз.

Кажется, опять опоздала.

Продолжение следует.

Ночной график появился следующим же утром в холле первого этажа. По всему выходило, что работать предстоит с восьми вечера до восьми утра.

— А по закону, — завел несносный Нефедов на утреннем совещании, — мы должны работать не более…

— Свои законы, — начальство надулось и едва не развалило кресло, — вы можете засунуть в жопу.

— Кому? — не растерялся тот.

— Да вот хотя бы себе. Праздников, которые…

— С тридцатого по восьмое! — хором воскликнул коллектив, мысленно поднимая бокалы и рисуя на морде президента хуй. Ну, не на самой морде, конечно, а на экране телевизора. Но тоже приятно.

— …не будет. У нас же теперь ночной график, поэтому вместо того чтобы жрать оливье в семейном кругу, проведем новогодний утренник для младших классов. Расписание Инночка переделает.

— А как насчет…

— Денег нет, и так бюджета едва хватило на то, чтобы написать мишурой «Мир! Труд! Май!» — осадило Нефедова начальство.

В голове возникла непрошенная мысль, что до «мая» еще далеко.

Но вслух вопрос «доколе?!» так никто и не задал.

***

Я прибежала на работу. Смеркалось.

Расписание, как и было обещано обязательным начальством, Инночка переделала.

Злые школьники, расталкиваемые раздраженными преподавателями, штурмовали доску объявлений.

— Мы учимся в третью смену! — сделал открытие девятиклассник Попов. Впечатленный этой новостью, он покопался в сумке и принялся за домашнее задание по литературе. В кои-то веки появился повод написать сочинение на свободную тему.

Я прищурилась и рассмотрела расписание повнимательнее.

Будь такая премия «Самое идиотское школьное расписание», наша школа взяла бы все награды. Инночка, уверенная, что все сделала правильно, отказалась выслушивать претензии коллег и отправила всех на уроки. Знаете, иногда в нее вселяется дух начальства. Наверное, в те самые моменты, когда начальство на совещании директоров.

— Ну окей, — сказали мы с физичкой и отправились в седьмой «В», урок в котором, согласно новому расписанию, должны были вести одновременно.

В классе нас уже поджидал физрук.

— В чем дело? — спросила физичка, доставая из шкафа металлические сферы. Как бы намекала, наверное.

— Урок срывают, — просвистел тот. — Полкласса утверждают, что у них биология, а у половины еще математика не закончилась.

— А вы что здесь делаете? — поинтересовалась я, помахав гербарием.

— А у меня урок в седьмом «В»! — физрук в ответ помахал новеньким расписанием. Я аккуратно отобрала у него листок и еще аккуратнее развернула, как будто внутри пряталась бомба замедленного действия. Ну, та самая, которую ворюги-террористы все время норовят пронести во все школы страны. Если верить нашему начальству и министерству образования.

Здесь стоит отвлечься и напомнить, что я вообще-то истеричка. В смысле, историчка. Но, обстоятельства так э-э-э стеклись, что в прошлом году я заменяла биологичку Ирину Валерьевну. А так как ничего не знаю из курса биологии, кроме темы про эволюцию человека, две недели рассказывала детям, как труд сделал из обезьяны хомо сапиенса.

Начальство, поприсутствовав на одном из уроков, прониклось. Утирая скупую слезу, сообщило, что я теперь с полным правом могу преподавать еще и биологию. У младших классов.

Ума не приложу, чего я такого сказала, чем вызвала невиданное доверие.

— Но… но… но… — заблеяла я, растеряв все слова.

— Никто еще так доступно не объяснял мне, почему вокруг столько мартышек, — торжественно заявило начальство и, достав платочек, удалилось.

Так что теперь я специалист высокого профиля, могу и так и эдак. Имею много справок. Работаю на две ставки.

Ну, слава богу, зарплату не повысили. Хоть какая-то стабильность.

Кажется, Инночка составила два расписания — для учеников и для учителей. Причем согласовать их забыла.

— Какое совпадение, — с сарказмом выдавила физичка. — Давайте расскажем им, какие процессы в организме нарушатся, если вместо баскетбольного мяча запустить в одноклассника вот этим, — и она многозначительно взвесила в руке металлическую херню.

— Какой учебник доставать? — пискнула отличница Машенька.

— Географию, — рявкнул географ и, отдуваясь, протолкнул в дверь огромный глобус. — Коллеги, мне велели идти сюда и нести свет в ученические массы, — пропел он, улыбаясь во весь рот.

Я совсем уж было собралась сказать «ну что за пиздец», но тут зазвонил телефон.

— Да!

На том конце провода висело начальство. Я даже представила, как оно, подражая Чеширскому коту, обмоталось телефонным проводом и теперь мурлыкало в трубку:

— Совещание, мать вашу! Спускайтесь.

Все-таки «мать вашу» мне, наверное, послышалось.

***

Начальство, как водится, созвало ба-а-альшое совещание. На совещании нас, как водится, пересчитали, внесли в чо-о-орный список всех не явившихся, обещали снять с них премию и покарать другими доступными способами.

Мы с физичкой, как водится, играли в «морской бой» на задней странице тетрадки Иванова, двоечника и тунеядца. Потом можно будет спереть на него и поставить «неуд» за поведение.

— Б-семь.

— Мимо.

Начальство, как водится, крякнуло и поднялось из-за стола.

— Сейчас я расскажу вам, как много вы будете получать денег.

— Д-пять.

— Ранен.

— Д-шесть?..

— Убит.

— …таким образом, вы можете посчитать, на сколько рублей вырастет ваш оклад.

Математики дружно достали калькуляторы. Скорее всего, в предвкушении больших барышей и невиданных прибылей.

Экономист хмыкнул: он единственный знал, как легко можно наебать народ, пуская пыль в глаза большими процентами.

Правовед Нефедов сиял. Наконец-то его мечта сбылась. Ночной график начал приносить плоды.

— Е-один.

— Мимо.

— Триста один руль двадцать семь копеек! — торжественно заявила Камилла Вольфовна, глава методического объединения математиков.

— УБИТ, — слишком громко сказала я, но коллеги, шокированные немыслимой суммой, не обратили внимания.

Правовед Нефедов даже как-то сдулся и вроде бы позеленел.

Начальство, напротив, гордо надулось.

— Как видите, зарплата стала больше, следовательно, работы прибавится. Записывайте.

— В-два.

— Мимо.

— Г-шесть.

— Мимо.

— В понедельник у нас ба-а-альшая проверка, поэтому всем прибыть на работу в парадно-выходном белье. Ебать будут по-крупному. Мы должны хорошо выглядеть. Инночка напишет приказ, кто где стоит и кто за что отвечает.

— Можно я буду отвечать за то, чтобы комиссия не нашла дорогу в нашу школу? — географ помахал картой местности.

— Во вторник у нас ба-а-альшое совещание. Мы будем рассказывать вам, на какую огромную сумму зарплата вырастет в следующем месяце.

— Г-четыре.

— Ранен.

— В четверг у нас ложная пожарная тревога. В смысле учебная. Всем надеть противогазы и рейтузы на меху заранее, стоять на улице предстоит долго.

— А детей предупреждать?

— Конечно! Иначе мы и за полчаса здание не покинем.

— А если настоящий пожар, ну, такой, что без предупреждения? — осмелился спросить завхоз и тут же вжал голову в плечи.

— О настоящих нам на совещании директоров еще не говорили, — начальство покраснело, а потом посинело и побелело.

— Только об игрушечных, — шепнула мне физичка, и мы обе захихикали.

Начальство походило на перезрелый кабачок.

— В пятницу у нас субботник. Одеваемся как бомжи. И детям тоже скажите, чтобы пришли в лохмотьях и притащили метлы.

— Пра-а-а-льна, — протянул физрук, — пусть привыкают к будущей профессии.

— А почему субботник в пятницу? — задала логичный вопрос Ирина Валерьевна.

— Разговорчики, — начальство пошло пятнами. — Не забывайте, что у нас ночной график. Пока закончим, суббота и настанет.

А после субботника — на уроки.

Продолжение следует.

— Умер, — с грустью признал Степан Петрович, его длинные усы, как у Тараса Бульбы, дрогнули.

— А что тогда вы здесь делаете?

— Живу. Вдруг начальство позвонит, а у меня телефон заблокировали за неуплату. Я, знаете ли, после смерти за него не платил. А ну как Мария Александровна позовет? Не услышу еще, лучше уж я здесь, вы же не против? Ваш шестой класс раньше моим пятым был, к слову. Те еще подлецы, вы с ними осторожнее.

Степан Петрович закутался в куртку моей коллеги.

— Не против, — я аккуратно повесила свою одежду и закрыла дверцу шкафа, отошла, потом не выдержала, вернулась и резко открыла.

Степан Петрович никуда не делся.

— Вы уверены, что вас позовут когда-нибудь? — с жалостью уточнила я.

— А как же, позовут, я очень ценный сотрудник, без меня как без рук!

— Кто это вам сказал? — мне не удалось скрыть издевки в голосе.

— Директор! — пылко воскликнул тот. — Так и сказал: вы, Степан Петрович, бесценный сотрудник! Цены вам нет, поэтому премию мы вам не дадим.

— Угу. А еще сделайте программу, сбегайте в научный центр и подготовьте учеников за неделю к ЕГЭ.

— Откуда вы знаете? — изумился он и уставился на меня круглыми глазами.

Да потому что они всем так говорят. Я не стала огорчать старика.

— Догадалась.

За дверями послышался шум.

— Прячьтесь быстрее, — но предшественник мой с места не двинулся, а тем временем в класс зашли дети.

— Здра-а-а-асьте.

Я обеспокоенно обернулась. Судя по лицам детей, они Степана Петровича не видели.

Отвела занятия, выскочила из школы и помчалась на маршрутку. Я всегда опаздываю. И этот день не стал исключением. Мы со временем бежали наперегонки, мы всегда так бегаем, и оно почему-то всегда побеждает. Порой я думаю, что будь у меня возможность покупать время, я бы спустила на него все деньги.

Мальчик, которого я взялась подтягивать к экзамену, был старательным, но запоминал плохо, причинно-следственные связи улавливал редко и вообще больше всего любил играть в ролевухи на форумах.

— Ну, Вова, учил?

— Учи-и-ил.

Значит, ни черта не учил.

— В таком случае, перечисли мне, пожалуйста, всех президентов СССР. Всех до единого, — коварно ухмыльнулась я, выдав ухмылку за сочувственную улыбку.

— А-а… э-э… ну-у…

— Не учил, — припечатала я.

— Я просто всех не запомнил!

Да-да, наебать училку решил.

Объяснила ему, кто из нас умнее, ткнула носом в учебник, показала портрет Горбачева анфас, профиль, в полный рост и с Джорджем Бушем-старшим.

Тут, не поверите, затренькал телефон в сумке.

— А у нас совещание в сорок третьем кабинете, приходите быстрее.

А мне еще с ребенком десять минут заниматься, ну и до гимназии минут пятнадцать.

— Да, уже бегу, — просто ответила я на полном серьезе, запихала трубку в чехол и продолжила тарабанить про перестройку.

— Чтобы к четвергу выучил про девяностые и двадцать первый век. Путина знаешь?

— Это тот, который с Медведевым? — уныло пробормотал Вовка.

Что именно Путин с Медведевым, я не поняла, отогнала мысли, навеянные интернетами, кивнула и унеслась на работу.

— Уважаемые коллеги, — завел директор, — в субботу мы выходим на мероприятие в музей Розовых Пони и Слоников. Большая просьба провести инструктажи с детьми: слонов и пони не кормить, пальцы в клетки не совать, вести себя прилично, всем быть в форме, принести по триста рублей.

— За это еще и платить надо? — вырвалось у меня. За розовых пони и слоников? Да они ебанулись.

— А как же. Кстати, задержитесь.

Когда начальство успевает задерживать всех вместе и каждого по отдельности — это какая-то тайна египетского фараона. Наверное, начальство больше ничего не делает, только задерживает, а задержанные уже выполняют всю работу. Как в колонии строгого режима.

Мой друг часто говорит, что мы сдохнем на работе.

Он тоже работает сутками, носится по городу и между городами. Встречаемся редко и успеваем забыть, как выглядели в предыдущий раз.

Про работу не думаем и не говорим, когда вместе. Правда, телефон все равно разрывается. Но трубку я не беру, а друг накрывает подушкой, чтоб не слышать, и душит как человека. Человек давно бы задохнулся, но люди на том конце провода живее всех живых.

***

Я прибежала на работу.

Вместо охранника на посту сидели огромные круглые часы. Циферблат горел красным. Наверное, часы были недовольны моим опозданием.

— Да вы видели, сколько времени? — грозно вопросили они, выпячивая вперед табло и шевеля стрелками. — Две минуты до звонка!

— Я успею, — крикнула я, проносясь мимо. Все лица оборачивались на меня, и нарастающий гул не давал покоя.

— А король-то голый! — пафосно воскликнула Марисса Феликсовна, преподаватель литературы.

Я, читавшая про голого короля в детстве, знала, что фразу эту обычно употребляют в переносном смысле, и не забеспокоилась.

— А-а-а-а-а! — завыло начальство, выскочив мне навстречу. — А-а-а-а, — вело оно оперную партию, — А-а-а-а-нна Сергеевна, посмотрите на себя! В каком вы виде?!

А в каком я виде?

Я опустила глаза и взвизгнула. Вместо строгой блузки и не менее строгой юбки-карандаш на мне красовалась домашняя майка и тряпочные шорты. Ну, забыла переодеться, пожала я плечами, с кем не бывает.

Сбегала домой, не проблема, переоделась, поймав маршрутку за хвост, примчалась обратно. Как я успела сделать это за две минуты и не опоздать, одному богу известно.

В кабинете уже ждал Степан Петрович. Свесив ноги на улицу, он сидел на подоконнике и задумчиво смотрел вдаль.

— А вы знаете, — в его глазах стояли слезы, — меня ведь так и не позвали. И я пошел сам, — он всхлипнул и заплакал.

— И что там?

— Даже на порог не пустили. Сказали: вы здесь не работаете, следовательно, подите вон. Как холопу прям…

Я хотела погладить старика по плечу, но вовремя вспомнила, что он призрак. Скорее всего.

Сегодня я вообще работала успокоительным.

Василиса Иннокентьевна, с надрывом выкрикнув: «Уволюсь!» и хлопнув дверью, выскочила от начальства. Начальство удовлетворенно вздохнуло, словно им повысили зарплату раз в десять, и принялось за следующую жертву — англичанку.

— Василиса Иннокентьевна, что случилось? — я протиснулась в кабинет и присела на новенький стул.

— Да… — она утерла слезы платком. — Вот это не сделано, это не так, то не эдак. Одно не успела, другое надо переделывать, здесь в вину поставили что-то, там плохие результаты… Не могу так больше.

— Что ж вы так все расстраиваетесь? — я почесала в затылке. — Это ведь всего лишь работа.

— Хочешь, секрет расскажу? — и с моего молчаливого разрешения продолжила: — Ты — единственная, кого эти грымзы до слез довести не могут. Уже все поревели. Вот они на тебя и насели.

Разве? Мне казалось, что все как обычно. Зато домой я прихожу с чувством, что день прошел продуктивно.

— Я им объяснять пытаюсь, мол, все сделано, вы неправы, а они…

— А вы соглашайтесь, — посоветовала я, поднимаясь на ноги со звонком. — Их это ставит в тупик. Да-да, виновата, да-да, сделаю, да-да, дура я такая, не поняла, объясните. Я всегда так делаю.

Я правда так делаю. Их это убивает.

В универе началась зачетная неделя.

Я мчалась с шестого этажа первого корпуса на четвертый этаж третьего и думала, как бы ответить на звонок начальства из гимназии и не выронить кипы листочков.

— Пропуск! — проснулся голодный охранник. Он питался документами, да.

Попросить его достать пропуск из кармана? Неудобно. И я сквозь зубы выдала:

— Вы же меня знаете, ну.

— Пропуск! — твердил он как заведенный.

— Подержите, — я сунула ему кипу и покопалась в карманах. — Вот! — сунула ему в морду «корочки» и забрала бумаги назад. Охранник, как напившийся крови клоп, отвалился обратно в кресло.

«Опаздываешь», — шепнули мне часы на ухо, и я побежала быстрее. Тоже мне новость, ну опаздываю, да, и уже смирилась. Четвертый этаж третьего корпуса встретил меня запертой дверью, и пришлось обходить через седьмой этаж шестого корпуса.

Вдали начали бить куранты.

«Что, уже Новый год? Как же так, ведь зачетная неделя только началась».

На меня выскочили из бокового коридора часы с красным циферблатом. Они убегали от начальства гимназии.

— Вы же не спите, Анна Сергеевна? — поинтересовалось оно, сунув мне листок с заданиями на ближайший год. Ну как листок… папочку.

— Не сплю, — буркнула я.

— А не врите-ка! Вам за это не платят, не забывайте.

Я вздрогнула и проснулась. Часы показывали пять часов десять минут утра. Пора вставать на работу.

***

Я прибежала на работу и уткнулась в закрытую дверь.

Постучалась.

Вышел охранник и высокомерно посмотрел на меня. Ну да, я в курсе, что в верхней одежде выгляжу не солидно. Да я и не желаю выглядеть солидно, нафиг надо.

— Чего тебе, девочка?

— Я на работу пришла.

— Ступай себе.

Карантин? Санэпидемстанция? Морозы? Каникулы? Хотя нет, на каникулах мы тоже работаем. Блин, может, конец света уже наступил, а я заработалась и не услышала.

— Как это «ступай»?

— Иди, тебе говорят, щас родителям позвоню.

— Зачем? — я перестала что-либо понимать. — Они в другом городе.

— Выходной сегодня, — охранник допер, что я не прикалываюсь. — Воскресенье.

Степан Петрович помахал мне из окна, и я, помедлив, подняла руку в приветственном жесте.

***

Я прибежала на работу и увидела свою фотографию.

«Сгорела на работе… коллеги приносят свои соболезнования… вечная память».

Мне не платят за сон. Я ущипнула себя и чуть не вскрикнула — больно.

— А что случилось-то? — ненавязчиво поинтересовалась я.

Но мне никто не ответил.

В кармане куртки зазвонил телефон. До первого апреля еще три с половиной месяца.

— Алло, зайдите ко мне.

— Так я же умерла, — хихикнула я и улыбнулась охраннику. Тот равнодушно отвел глаза, словно не заметил.

— Ничего-ничего, мы тоже давно умерли.

Я поднялась по лестнице. Сначала бежала, а потом плюнула и поднялась степенно. В конце концов, не зря говорят «после смерти выспитесь».

Теперь я могла видеть их настоящие тела и лица.

Сморщенные, с перегнившей кожей, лица смотрели злобно, жадно впитывали чужую силу, выжимали души, как мокрые тряпки. Они костлявыми пальцами хватали телефонные трубки и сосали из них раздражение и безысходность. Выжранное червями мясо падало с пальцев на пол, а начальство орало в динамики:

— Зайдите ко мне!

Коллеги заходили, но меня не видели. Коллеги отправлялись на уроки и собирали деньги на похороны, ну как всегда, когда в коллективе кто-то умирает. А по звонку разбегались по кабинетам, чтобы быть вызванными посреди занятия к начальству. Теперь я понимала, зачем это делалось.

Я стояла у стола завуча и думала про Степана Петровича. Может, нас возьмут преподавать основы религиоведения? А что, говорят, сейчас это модно.

— Подпишите документы о вашем увольнении, — начальство подняло голову, кожа падала на стол кусками, и черные губы шевелились быстро-быстро. — Вы нам не пригодились. Вы невкусная, ни злости не испытывали, ни раздражения, ни безысходности, только нехватку времени, фу такой быть. И спорить не пытались, никакого выброса адреналина. Держали нас на голодном пайке. То ли дело Василиса Иннокентьевна, — Ваську поставили мне в пример, — что не вызов сюда, то слезы и истерика.

Я поставила закорючку и подмигнула начальству. Я невкусная, ага, мой шестой класс тоже так считает.

***

Я прибежала на работу, сбегав по делам. Кто-то (наверное, очень умный, высокодуховный и альтернативно одаренный человек) догадался воткнуть в расписание четыре «окна» подряд. Конечно же, я была очень благодарна за «окна», ведь мне абсолютно нечего делать дома, я никогда не болею и с друзьями даже по телефону не разговариваю. Да и человек этот собой гордился — дал отдых преподавателю посреди рабочего дня, загрузив раннее утро и поздний вечер. Ну правильно, говорят с часу до четырех — самое время для дневного сна.

— Почему журнал на место не поставили? — рявкнула химичка, грозно размахивая тем самым журналом.

— Так вот же он!

— Он не там стоял, еле нашла.

«Но ведь нашли же, та-дам, радуга и все дела», — чуть не вырвалось, но я вовремя сдержалась и побежала раздеваться в свой кабинет. В кабинете, естественно, шел урок. У универовских преподавателей, у них же все кабинеты в универах, с собой они их принести не могут, и я это понимаю, по этой причине мы добровольно-обязательно, но непременно гостеприимно предоставляли им свои. Универовский преподаватель попался какой-то нестандартный. По-хозяйски себя не вел, на стуле не качался, на доске не писал и с техникой обращался аккуратно. Всегда вежливо здоровался и прощался, не выказывая недовольство по поводу того, «почему это вы посреди урока зашли».

Звонок телефона и высветившийся на дисплее номер оповестили о том, что начальство вновь желает меня лицезреть. Поэтому я опять побежала вниз, прихватив нужную папочку.

Папочка оказалась не той и пришлось сбегать еще раз. Ну ничего, я же быстро бегаю, да и вообще молодая.

— А вот здесь ваша подпись не стоит.

— Уже стоит, — закорючку свою оставить для меня не проблема.

— И вот здесь! — азартно ткнуло пальцем начальство.

— Готово. Где-нибудь?

— Нет, — расстроилось начальство и отпустило меня на урок. — Я позвоню, если что.

«Хорошо», — зубы скрипнули.

Наверху меня ждал любимый десятый «Б». Тунеядцы и некоторое количество алкоголиков, с которыми мы регулярно встречались у пивного ларька… Ну мне-то можно, я взрослый человек. Так вот, тунеядцы глазели на меня, я — на них, спустя две минуты Саша Филлипов глубокомысленно изрек:

— А какой щас урок?

— Ну, если я здесь стою, то, наверное, физкультура, — издевательски протянула я. Грех изголяться над ребенком.

— А почему тогда мы не в форме?

Послышался смех. С трудом сдержалась, чтобы не присоединиться к гоготу, но тут раздался звонок:

— Зайдите, пожалуйста.

С трудом запихав обратно в горло «я же только что от вас ушла», выскочила за дверь, предварительно дав задание прочитать первый пункт в учебнике и ответить на вопрос: «Между какими государствами шла русско-турецкая война?»

Сразу скажу, что ни один не догадался.

Начальство сидело за столом. Иногда мне казалось, что стол к начальству прирос. Или начальство — к столу. Так или иначе, мне было сказано:

— У вас там за окнами иллюминация к Новому году. Воткните вилку в розетку, пожалуйста, чтобы загорелось.

Да давайте я уже подожгу чтобы загорелось блин

— Но почему вы мне по телефону не сказали? — вежливо поинтересовалась я.

— Не догадалась.

Получив ответ, поднялась к себе. Ответ бережно несла в руках, чтобы не потерять и не разбить: все-таки образчик ума и интеллекта начальства.

Со звонком выпроводила десятников в столовую и вспомнила, что мой шестой тоже должен там быть. Черт бы побрал эту чертову систему, когда толпа народа с подносами штурмует столы. Нечто среднее между свадьбой, фуршетом и средневековым кабаком.

— Мне не хватило порции, — жалобно протянул Максим, а мне показалось, что он гадко ухмыляется и делает это специально, чтобы позлить меня.

— Ща найдем, — пообещала я и пошла к коллегам.

Злые коллеги считали детей, потом порции, потом снова детей, и вновь порции. Порций почему-то всегда не хватало, и никто не мог объяснить странную загадку природы.

Еду я нашла, конечно, иначе дети съели бы меня. Несмотря на то, что я невкусная и к тому же классный руководитель. Отправила всех в класс и с облегчением вздохнула.

***

Я прибежала на работу с работы.

Вообще когда я лечу на маршрутку и с маршрутки, мне лучше не мешать. Потому что я опаздываю, блин. Я всегда-всегда опаздываю. Иногда складывается ощущение, что я даже родилась, опоздав; надо было в сентябре рождаться, а я задержалась. Говорят, Девам по жизни легче, они земной знак, а я, блин, знак воздуха, поэтому жизнь швыряет из огня да в полымя. Иногда, знаете, я просыпаюсь, вижу на часах одиннадцать часов и не могу понять, то ли я так утром проспала, то ли вечером легла слишком рано и уже выспалась.

В универе сунула бдительному охраннику пропуск под нос и проскочила через турникет, как в метро. Охранник, по всей видимости, питавшийся документами сотрудников, сыто заурчал и упал обратно в кресло. А я побежала на шестой этаж первого корпуса. Слава Богу, в универе начальство оказалось не таким дотошным и к себе вызывало не так часто.

— Здравствуйте…

— Добрый день…

— Здрасьте…

— Отпустите нас, пыжылыста.

Со студентами мы друг друга понимали с полуслова.

Я хотела спать — и они хотели.

Я хотела сбежать отсюда — и они тоже.

Я с удовольствием подожгла бы деканат — и они были бы не против.

Они отлично понимали, что я всего на пару лет старше и отлично знаю, каково быть в их шкуре.

На лекциях моих они сидели тихо, кто-то даже записывал, чтобы потом дать списать всему курсу. Я не возражала, потому что помнила, как на лекциях уважаемого профессора Переверзева мы играли в мафию, в слова и «морской бой». А на семинары доцента Плетькина ходили с ноутбуками, и по вопросам отвечали прямо из онлайна. Так что тот факт, что народ хоть что-то записывал, меня уже очень радовал. Все равно зачет с первого раза я никому не поставлю. Ну, разумеется, кроме тех, кто пишет; на листочке фамилии героев у меня давно обозначены.

— Добрый де-е-ень, — раздался голос из трубки посреди лекции.

Начальство из гимназии звонило, разумеется.

— Алло! — рявкнула я так, что все спящие в аудитории проснулись.

— Вы не могли бы…

«Нет, не могла бы, — процедил кто-то невоспитанный, засевший в глотке, — я, видите ли, в нескольких километрах от вас читаю лекцию. Заебала уже со своими поручениями я все заполнила везде расписалась планы сдала документацию подготовила презентации на флэшке что еще от меня надо в конце-то концов?»

— Да-да, Мария Александровна, я слушаю, — улыбнулась я, заткнув невоспитанного кого-то.

— Электронный журнал! — торжественно произнесло начальство. — У вас не заполнен сегодняшний день, хотя первая смена уже закончилась, — желчь полилась из трубки и закапала на кафедру. Я незаметно вытерла ее тряпочкой.

Да, конечно. Надо было вырвать и унести с собой ту херовину, которая дает гимназии благо вай-фая, присобачить ее где-нибудь в маршрутке и заполнить электронный журнал по дороге в универ. Для меня нет ничего невозможного.

— Щас все будет, — выпалила я и швырнула трубку в сумку. — Силантьев! Опять вконтакте сидишь? Ты ведь не против, если я конфискую у тебя нетбук буквально на пять минут?

Силантьев был не против.

Дала курсу задание: по уже вычитанному мною материалу составить краткий ответ по видам древнерусских источников. Сама села выставлять оценки. Увидев открытые окна Ворда и закрытый браузер, поняла, что Силантьев на самом деле писал лекцию. И мне стало немного стыдно.

***

Я прибежала на работу. Вчера мы целый день что-то отмечали (наверное, выходной). И потому ориентация в пространстве давалась нелегко. С порога мне объявили, что коллега моя, милейшая Ирина Валерьевна, заболела, и придется подменить ее «всего на пару деньков». На пару недель, то есть.

— Значит, вот здесь третьим и четвертым уроком, в понедельник — вся первая смена…

— Но у меня в понедельник у самой две смены!

— Да? — подняло брови начальство.

— Да!

— Ну ничего, сдвоенные отведете.

Да-да, я же робот Шурупкин, и разговариваю быстро, и язык подвешен, почему бы нет. Восемнадцать уроков в день — невозможное возможно. Мечта, так сказать. Да Док из «Назад в будущее» захлебнулся бы от зависти. И Гермиона со своим хроноворотом тоже.

— В пятницу возьмете пятый. Шестой и седьмой в субботу. А в воскресенье…

— Выходной.

— ХУЙ.

На самом деле, начальство выразилось корректнее, но смысл не изменился.

— В воскресенье у нас выборы в парламент депутата Дусечкина, извольте быть в гимназии к семи тридцати, надо еще все развесить и расставить.

Мне представилось, как я развешиваю все свои стринги по натянутым веревкам, а избиратели приходят, разглядывают их и, забывшись, ставят галочку именно напротив фамилии Дусечкина. Трусов у меня было много, поэтому проблем с электоратом не возникнет, начальство будет довольно.

— А спать я когда буду? — я приготовилась писать в склерозник расписание сна и уже занесла ручку над листком, когда начальство, искренне удивившись, спросило:

— А вы что, еще и спать желаете?! Вам же за это не платят.

Начальство прекратилось в химеру и ощетинилось. Выпученные глаза оказались прямо перед моим лицом, и я откинулась на спинку стула.

— В среду…

— В среду у Ирины Валерьевны нет уроков! — я походя расписалась в приказе, который услужливо подсунул секретарь, и приготовилась бежать, проверять форму одежды у своего класса.

— В среду у нас репетиционный экза-а-амен, — что не предвещало ничего хорошего, — и вы идете организатором в школу двадцать-сорок один.

— А это где? Впрочем, я посмотрю сама.

— Это еще не все.

Мне же столько не платят, с тоской подумала я, вспоминая о печеньках на своей кухне. Печеньки заканчивались (времени сходить в магазин не было), поэтому просто лежали на полке. А я о них думала.

— Ваш Иванов, я прошу прощения, сорвал урок биологии!

— Что на этот раз?

Оказалось, что милейшая Эйжбетта Теодоровна вызвала Иванова к доске, попросив рассказать про пестики и тычинки. Иванов заявил, что про пестики не знает и может пояснить вопрос на другом примере. После чего в подробностях сообщил про строение половых органов человека.

— Это же материал восьмого класса, — хихикнула я. — Надо было «пять» ставить, а вы — родителей в школу. Вы хотите, чтобы родители рассказали Иванову, что детей приносят аисты?

— Разговорчики, — начальство пошло пятнами.

От кары меня спас звонок.

— Алле! Зайдите ко мне, пожалуйста, прямо сейчас.

— Сейчас? — осторожно спросила я, поглядывая на соседний стол, за которым второй завуч беседовал с кем-то по телефону.

— Да, сию же секунду! — рявкнул он.

— Да, сию же секунду! — вторили из трубки.

— Я уже здесь! — доложила я, делая шаг влево и скидывая вызов.

— Быстро, — нехотя признало начальство.

Ага.

— У вас юбка выше колена! — нашло оно к чему придраться.

Всего на полтора сантиметра, я измеряла.

— Исправим, пришьем, сделаем.

— Почему успеваемость снизилась?

— Не учат.

— Квиток взяли о зарплате?

— Да, мы уже поплакали с коллегами. Потом увидели, что это была сумма без вычета налогов, вычли — и тогда уже поржали.

— Идите, — сдалось начальство. — Я вам еще позвоню.

Я и не сомневалась.

Продолжение следует.

Так нам говорили на обучении. Коуч азартно рисовал на маркерной доске стрелочки и кружочки, мы засмотрелись и потеряли нить повествования. А он все болтал и болтал без умолку, пока не пришел к безоговорочному выводу, что банк таки самый известный.

Но видимо не в кругу охранников торговых центров.

Этот, например, пожал плечами и махнул куда-то в сторону лифтов. Я послушно потопал туда, вдавил большую кнопку и придержал двери для какой-то девицы. Девица, мелко перебирая ногами, чтобы не рухнуть с высоченных каблуков и при этом не расплескать кофе из картонного стаканчика, ввалилась в лифт и с облегчением выдохнула.

— Дядь Саша не знает ничего про банки, — хихикнула она. — У него денег нет.

Я уже открыл рот, чтобы рассказать о преимуществах кредитной карты, но девица не дала и слова вставить:

— Зато есть бывшая жена и алименты на детей. Он каждый месяц приходит, чтобы перевод сделать. Я ему говорю, ну дядь Саш, ну научитесь уже приложением пользоваться, вы нам статистику портите своими бесполезными переводами. А он каждый раз кивает — и снова через месяц приходит! — Она выпятила нижнюю губу и представилась: — Меня Таня зовут.

Госпожи Ворониной на месте не оказалось.

В пробке стоит, бедняга, подумал я.

— Да мы ее с прошлого вторника не видели, — фыркнула одна из девчонок, грозно поправив бейджик.

Галина, отметил я про себя и решил, что с ней лучше не спорить.

Заместитель управляющего оказался не таким адекватным, как обещал Петр. На пятиминутке он читал с листа, изредка обводил публику грозным взглядом и дергался, когда айфон вибрировал. А еще он был девушкой. С ними, как известно, каши не сваришь.

Наверное, это какой-то другой заместитель, подумал я. Завтра наверняка придет тот, нормальный. Но и завтра, и послезавтра утреннюю пятиминутку, длившуюся ровно полчаса, вела Татьяна.

Мы с ней в лифте ехали.

Глава 3. Хозяйка кассы

— Галка у нас девчонка при деньгах, — заявил Никита, пока мы с ним курили в специально запрещенном для курения месте. Согласно свежепринятому закону, курить теперь разрешалось везде, кроме таких вот специальных мест, но все по привычке дымили именно там.

— А что ж она тогда всем недовольна?

Мои родители и друзья моих родителей тоже люди при деньгах, и я ни разу не видел, чтобы улыбка покидала их лица. По крайней мере, на публике. А Галя всегда являлась на работу с таким видом, будто переехала пару человек по дороге. Но, как оказалось, она не могла никого задавить, потому что ездила на метро.

— Так у нее муж безработный, сын-детсадовец, больная мать и два кредита, — влез Леха, лысоватый, полноватый и с тем же набором жизненных неурядиц. — Этот говнюк, — он ткнул пальцем в Никиту, пока тот хихикал, — всем новеньким говорит, что Галка дама при деньгах. Ты его не слушай; он у нас лучший продажник месяца.

Все знали, что нельзя верить ни единому слову лучших продажников месяца. А лучших продажников года вообще лучше обходить стороной, чтобы ненароком не приобрести какое-нибудь бесполезное страхование велосипеда.

У меня и велосипеда-то нет.

На самом деле, Галина кассой заведовала. Тут говнюк Никита не обманул — весь день Галя сидела при деньгах и не могла «даже поссать отойти». Она дружила с инкассаторами и ненавидела остальных людей. Особенно тех сотрудников, кто стеснялся сказать клиенту, что денег в кассе нет.

— Но деньги-то есть! — я ткнул пальцем в стопки купюр, которые Галя по сотне штук ловко запихивала в разноцветные бандероли.

В тесной каморке, втрое меньше крохотного кабинета Петра, она с трудом протиснулась мимо меня к сейфу, запихала туда готовые пачки и торжественно произнесла:

— Все! Теперь нету.

Я почувствовал себя котом, на глазах которого хозяин убрал в холодильник батон колбасы.

— Вот почему у Аськи получается убедить клиентов, что денег нет, а остальные не могут? — Галя распахнула дверь, выпроваживая меня и кивком головы приглашая следующего. Снаружи образовалась очередь, потому что внутрь пускали только по одному.

— У нее сиськи большие, — хихикнул Кеша, услышав вопрос.

Ася всегда опаздывала. В мой первый рабочий день она ворвалась в комнату для персонала, швырнула сумку на стул, порылась в ней и принялась без всякого стеснения стаскивать с себя платье.

— Раздевайся, чего встал, — велела она, глянув на меня.

— Что?

— Что? — Ася ловко сменила платье на форменную рубашку и пояснила: — Здесь не выйдет остаться в одиночестве. Переодеваемся все вместе, пожрать спокойно не дадут, туалет на другом конце торгового центра. В вашем обязательно встретишь того мужика с остановки. Ты же тоже его видел, да? Узнаешь по характерному шуршанию целлофанового пакета в кабинке, — она хмыкнула и жутковато улыбнулась: — Добро пожаловать в отделение «Мучной вокзал».

Продолжение следует.