Догони маршрутку. Ночной график [2/3]⁠⁠

Предыдущая часть здесь

***

Я прибежала на работу. Смеркалось.

Воскресный выходной отменили. Сказали, что мы слишком расслабляемся за этот выходной, и лучше вообще без него. Сказали, что отсыпаться стоит днем, после работы. Сказали, что дневной сон самый полезный. Сказали, что работать надо лучше. Еще лучше. Сказали, что без воскресного выходного понедельник будет не столь тяжелым. В общем, одни ПЛЮСЫ.

В понедельник мы не досчитались трех преподавателей и одного трудовика.

Скорее всего, они не смогли пережить восторг по поводу нововведений.

— Нет, вы только послушайте, что наваял Попов из девятого «Г»! — «русалка» ворвалась в учительскую, разбив раритетную вазу за триста рублей. Ваза была явно куплена на рынке по соседству, но родительский комитет пятого «А» утверждал, что она привезена из Таиланда и добыта с риском для жизни.

— Не знал, что он умеет писать, — поднял брови географ и запустил в окно самолетик, сделанный из экономической карты России. Потом сопрет на кого-нибудь из местных дебоширов.

— Слушайте! — голосом Джульетты у тела Ромео воззвала «русалка» и поднесла потрепанную тетрадку поближе к глазам:
«Теперь мы учемся в третью смену. Это хорошо потомушто можно ночевать не дома, а в школе. Я всегда хотел учится в третью смену. И теперь я в нее учусь. Мы с пацанами стали ходить в школу охотнее когда начали учится в третью смену, потомушто третья смена нам нравиться. Ночью лучше варит голова как сказала наша учительница по химии (непомню как ее звать). Поэтому лучше учится в третью смену, чем в какую-то другую. А еще лудше в четвертую, только негде такой смены нет. Ночью можно спать на партах и выключать свет в раздевалках а ище можно жрать в школьной столовке ночью. Мать мне все время запрещает жрать ночью а тут можно.

Мне по кайфу учится в третью смену!»

«Русалка» рухнула в кресло и воскликнула:

— Ну как вам?!

— Ну, три за содержание, — прикинул географ на глазок. — С минусом. И, судя по его конспектам, два за грамотность.

— Вот! Вот! — начальство замахало руками. — Устами младенца глаголит истина! Детям нравится учиться ночью. Все правильно сделали.

— Угу, вчера Половинкину из шестого так понравилось, что он храпом разбудил восьмиклассников, дремавших в соседнем кабинете, — взвизгнула математичка Галина Ивановна, страдающая бессонницей и оттого завидовавшая всем людям, которые не имели проблем со сном.

— И как вы с этим боретесь?

— Поставила всем двойки, — гордо вскинула подбородок Галина Ивановна. — Половинкину сама, а восьмиклассникам — заставила милейшего Нестора Семеновича.

Удивились все: и Половинкин, у которого больше кола по математике никогда не было, и восьмиклассники, мирно сопевшие на рисовании, и наверняка Нестор Семенович, никогда в жизни ничего ниже четверки не ставивший. По мне, он даже забыл, что система оценивания пятибалльная.

— И как, помогло? — я зевнула и принялась красить губы.

— Конечно. На душе стало легче.

***

Я прибежала на работу и тут же попала в лапы начальства.

— Сегодня совещание ровно в полночь! — припечатало оно. — Не опаздывайте.

А то превратитесь в тыкву.

Не к добру это совещание, жопой чую.

— Анна Сергеевна! — рявкнул бас прямо над моим ухом. Я подпрыгнула, выронив, классный журнал седьмого «Б», микроскоп, карту и печеньку, которую собиралась сожрать втайне от начальства. — Вы не расписались в ведомости. Что за безответственность.

— Ф кафой вефомофти? — я заботливо отряхнула печеньку и засунула в рот.

— Распишитесь в получении премии в честь Нового года. За невиданные успехи в совершенствовании качества образования.

— А премия такая же невиданная, как успехи?

— А как же. Десять тысяч восемьсот шестьдесят шесть рублей…

У меня в зобу аж дыханье сперло. Я ж так хорошо не работаю.

— …на весь коллектив, итого на человека получается…

А нет, работаю. Да за такую премию я вообще могу просто приходить и плевать в потолок. И совесть даже не проснется.

— Класс, — мило пропела я, раскрыв журнал, — сегодня мы пишем легкую контрольную на стопиццот вопросов. У всех должны быть пятерки. Давайте договоримся, что тех, кто получит четверки или, не дай бог, тройки, мы будем считать лузерами и обзывать всякими нехорошими словами.

Сразу скажу, что класс написал хорошо. Гугл, яндекс и система поиска рамблера спасли семиклассников от позорных ярлыков.

А я отправилась на ночное совещание.

В конференц-зале горел мягкий свет тыквенных глаз.

— Ой, Хэллоуин, обожаю!

— Хэллоуин был два месяца назад, — мрачно напомнил правовед Нефедов. Он уже не заикался о повышении зарплаты и лишь судорожно искал в уголовном кодексе лазейки, предусмотренные на случай убийства гадкого начальника.

— Так вот почему воняет.

— Угу. — Нефедов пододвинул бумаги к себе, когда я плюхнулась рядом и разложила вокруг стопки тетрадей. — А еще начальству не с кем оставить любимого хомячка, посему он был принесен на работу и успел обосрать все углы.

— Анна Сергеевна, — позвал тихий голос. Я помотала головой, но увидела только желтых уродов, дремавших коллег, полное жизни начальство и...

— Мама!

На меня смотрело младшее начальство.

Обвисшая кожа под глазами делала Ольгу Александровну похожей на угрюмого бассета, а жидкие волосы, заплетенные в кокетливую косичку — на утонувшую пару сотен лет назад девственницу. Ольга Александровна обнажила редкие зубы.

— Анна Сергеевна, — повторила она с нажимом. Так вот кто меня звал. — Милейшая Танечка Константиновна заболела, и вам придется.

— Ее вылечить?

— Да нет же, — мягко поправило младшее начальство, — придется ее заменить.

Пф, да легче вылечить.

— Я не могу, — заявила я и скрестила ноги.

Начальство опешило. Оно не привыкло слышать отказы. Оно никогда их не слышало.

— Но… но… но почему?

— У меня курсы. Кройки и шитья, — мстительно добавила я.

— Но как же так… А во сколько?

— Сразу после уроков, конечно же. В восемь утра.

— Но как же так… А почему… Почему… Неужели нельзя было назначить курсы на более позднее время?! Надо же рассчитывать, что нам может потребоваться замена!

Угу, сейчас позвоню милейшему Афанасию Петровичу, узнаю, не собирается ли он умереть в следующую пятницу.

— Вы должны быть готовы всегда! — патетически воскликнуло начальство и схватилось за телефон: — Зайдите в конференц-зал!

— Я уже здесь, — мстительно процедила я.

На пороге кабинета материализовалась Анастасия Марковна.

— Милейшая Танечка Константиновна заболела, — завело начальство старую песню, потеряв ко мне всяческий интерес, — и вам, Анастасия Марковна придется ее заменить.

— Э-э, но я же филолог! А милейшая Танечка Константиновна ведет биологию.

— Ничо, я же Ирину Валерьевну в прошлый раз заменяла, — беспечно вставила я, вспомнила, что забыла документы наверху и, уже выходя за дверь, услышала ласковую трель начальства: «Ой, Анастасия Марковна, ну неужто вы, педагог со стажем, не сможете рассказать детям про одноклеточных и бактерии!»

— Про паразитов сможет, — ехидно выкрикнула я и нахально скрылась в толпе детей, которые штурмовали гардероб.

До двенадцати оставалось пятнадцать минут.

***

Часы тикали. Я рылась в стопках бумаг. Часы тикали. А я рылась.

— Анна Сергеевна, — шепнул тот же голос, который мне послышался в конференц-зале.

Темное окно запотело, и я не видела собственного отражения, зато капли складывались в смутную фигуру.

— Степан Петрович!

Помните моего предшественника? Ну, того самого, что умер на работе и теперь живет в шкафу, потому что все еще надеется на благосклонность начальства. Ну вот, это он, сидит на подоконнике и жует мою печеньку.

Мою печеньку.

— Степа-ан Петрович, положите печеньку на место, или я за себя не отвечаю.

Она последняя просто.

— Я всего лишь пришел предупредить, чтобы вы не ходили на ночное совещание.

Он слез с подоконника, открыл дверцу шкафа и занес ногу.

— А еще, что печеньки неправильно едите. Печеньку глазурью надо на язык класть — так вкуснее получается.

Степан Петрович бесшумно прикрыл за собой дверцу.

Вдали часы пробили двенадцать раз.

Кажется, опять опоздала.

Продолжение следует.