Догони маршрутку [2/2]⁠⁠

Начало здесь

***

Я прибежала на работу. Пробки из-за снегопада тянулись километровые, и одну остановку я бежала пешком.

— А где-е-е это вы были-и-и?

— Так у меня выходной вчера был!

— Ах да, — огорчилось начальство, — выходной… значит, вы не прогуляли? — с надеждой переспросило оно.

— Не-а, — радостно ответила я и умчалась наверх.

В кабинете бесцельно пошарилась по шкафам. В одном из шкафов стоял человек.

Понимаете, человек. В шкафу.

— А вы кто? — шепот как грохот.

Ребенком я часто смотрела страшилки, и скелетов в шкафах не боялась.

— Я? Я Степан Петрович, предшественник ваш.

Когда я пришла на работу в гимназию, мне рассказали, что предыдущий учитель уволен по причине смерти. Именно так и сказали: «уволен по причине смерти». Секретарь сплюнул и закурил. А может, мне померещилось. Я не стала спрашивать, что стало причиной смерти, а не увольнения, но сейчас начинала понимать.

— Но вы же умерли, — детский возглас возмущенно завис под люстрой.

— Умер, — с грустью признал Степан Петрович, его длинные усы, как у Тараса Бульбы, дрогнули.

— А что тогда вы здесь делаете?

— Живу. Вдруг начальство позвонит, а у меня телефон заблокировали за неуплату. Я, знаете ли, после смерти за него не платил. А ну как Мария Александровна позовет? Не услышу еще, лучше уж я здесь, вы же не против? Ваш шестой класс раньше моим пятым был, к слову. Те еще подлецы, вы с ними осторожнее.

Степан Петрович закутался в куртку моей коллеги.

— Не против, — я аккуратно повесила свою одежду и закрыла дверцу шкафа, отошла, потом не выдержала, вернулась и резко открыла.

Степан Петрович никуда не делся.

— Вы уверены, что вас позовут когда-нибудь? — с жалостью уточнила я.

— А как же, позовут, я очень ценный сотрудник, без меня как без рук!

— Кто это вам сказал? — мне не удалось скрыть издевки в голосе.

— Директор! — пылко воскликнул тот. — Так и сказал: вы, Степан Петрович, бесценный сотрудник! Цены вам нет, поэтому премию мы вам не дадим.

— Угу. А еще сделайте программу, сбегайте в научный центр и подготовьте учеников за неделю к ЕГЭ.

— Откуда вы знаете? — изумился он и уставился на меня круглыми глазами.

Да потому что они всем так говорят. Я не стала огорчать старика.

— Догадалась.

За дверями послышался шум.

— Прячьтесь быстрее, — но предшественник мой с места не двинулся, а тем временем в класс зашли дети.

— Здра-а-а-асьте.

Я обеспокоенно обернулась. Судя по лицам детей, они Степана Петровича не видели.

Отвела занятия, выскочила из школы и помчалась на маршрутку. Я всегда опаздываю. И этот день не стал исключением. Мы со временем бежали наперегонки, мы всегда так бегаем, и оно почему-то всегда побеждает. Порой я думаю, что будь у меня возможность покупать время, я бы спустила на него все деньги.

Мальчик, которого я взялась подтягивать к экзамену, был старательным, но запоминал плохо, причинно-следственные связи улавливал редко и вообще больше всего любил играть в ролевухи на форумах.

— Ну, Вова, учил?

— Учи-и-ил.

Значит, ни черта не учил.

— В таком случае, перечисли мне, пожалуйста, всех президентов СССР. Всех до единого, — коварно ухмыльнулась я, выдав ухмылку за сочувственную улыбку.

— А-а… э-э… ну-у…

— Не учил, — припечатала я.

— Я просто всех не запомнил!

Да-да, наебать училку решил.

Объяснила ему, кто из нас умнее, ткнула носом в учебник, показала портрет Горбачева анфас, профиль, в полный рост и с Джорджем Бушем-старшим.

Тут, не поверите, затренькал телефон в сумке.

— А у нас совещание в сорок третьем кабинете, приходите быстрее.

А мне еще с ребенком десять минут заниматься, ну и до гимназии минут пятнадцать.

— Да, уже бегу, — просто ответила я на полном серьезе, запихала трубку в чехол и продолжила тарабанить про перестройку.

— Чтобы к четвергу выучил про девяностые и двадцать первый век. Путина знаешь?

— Это тот, который с Медведевым? — уныло пробормотал Вовка.

Что именно Путин с Медведевым, я не поняла, отогнала мысли, навеянные интернетами, кивнула и унеслась на работу.

— Уважаемые коллеги, — завел директор, — в субботу мы выходим на мероприятие в музей Розовых Пони и Слоников. Большая просьба провести инструктажи с детьми: слонов и пони не кормить, пальцы в клетки не совать, вести себя прилично, всем быть в форме, принести по триста рублей.

— За это еще и платить надо? — вырвалось у меня. За розовых пони и слоников? Да они ебанулись.

— А как же. Кстати, задержитесь.

Когда начальство успевает задерживать всех вместе и каждого по отдельности — это какая-то тайна египетского фараона. Наверное, начальство больше ничего не делает, только задерживает, а задержанные уже выполняют всю работу. Как в колонии строгого режима.

Мой друг часто говорит, что мы сдохнем на работе.

Он тоже работает сутками, носится по городу и между городами. Встречаемся редко и успеваем забыть, как выглядели в предыдущий раз.

Про работу не думаем и не говорим, когда вместе. Правда, телефон все равно разрывается. Но трубку я не беру, а друг накрывает подушкой, чтоб не слышать, и душит как человека. Человек давно бы задохнулся, но люди на том конце провода живее всех живых.

***

Я прибежала на работу.

Вместо охранника на посту сидели огромные круглые часы. Циферблат горел красным. Наверное, часы были недовольны моим опозданием.

— Да вы видели, сколько времени? — грозно вопросили они, выпячивая вперед табло и шевеля стрелками. — Две минуты до звонка!

— Я успею, — крикнула я, проносясь мимо. Все лица оборачивались на меня, и нарастающий гул не давал покоя.

— А король-то голый! — пафосно воскликнула Марисса Феликсовна, преподаватель литературы.

Я, читавшая про голого короля в детстве, знала, что фразу эту обычно употребляют в переносном смысле, и не забеспокоилась.

— А-а-а-а-а! — завыло начальство, выскочив мне навстречу. — А-а-а-а, — вело оно оперную партию, — А-а-а-а-нна Сергеевна, посмотрите на себя! В каком вы виде?!

А в каком я виде?

Я опустила глаза и взвизгнула. Вместо строгой блузки и не менее строгой юбки-карандаш на мне красовалась домашняя майка и тряпочные шорты. Ну, забыла переодеться, пожала я плечами, с кем не бывает.

Сбегала домой, не проблема, переоделась, поймав маршрутку за хвост, примчалась обратно. Как я успела сделать это за две минуты и не опоздать, одному богу известно.

В кабинете уже ждал Степан Петрович. Свесив ноги на улицу, он сидел на подоконнике и задумчиво смотрел вдаль.

— А вы знаете, — в его глазах стояли слезы, — меня ведь так и не позвали. И я пошел сам, — он всхлипнул и заплакал.

— И что там?

— Даже на порог не пустили. Сказали: вы здесь не работаете, следовательно, подите вон. Как холопу прям…

Я хотела погладить старика по плечу, но вовремя вспомнила, что он призрак. Скорее всего.

Сегодня я вообще работала успокоительным.

Василиса Иннокентьевна, с надрывом выкрикнув: «Уволюсь!» и хлопнув дверью, выскочила от начальства. Начальство удовлетворенно вздохнуло, словно им повысили зарплату раз в десять, и принялось за следующую жертву — англичанку.

— Василиса Иннокентьевна, что случилось? — я протиснулась в кабинет и присела на новенький стул.

— Да… — она утерла слезы платком. — Вот это не сделано, это не так, то не эдак. Одно не успела, другое надо переделывать, здесь в вину поставили что-то, там плохие результаты… Не могу так больше.

— Что ж вы так все расстраиваетесь? — я почесала в затылке. — Это ведь всего лишь работа.

— Хочешь, секрет расскажу? — и с моего молчаливого разрешения продолжила: — Ты — единственная, кого эти грымзы до слез довести не могут. Уже все поревели. Вот они на тебя и насели.

Разве? Мне казалось, что все как обычно. Зато домой я прихожу с чувством, что день прошел продуктивно.

— Я им объяснять пытаюсь, мол, все сделано, вы неправы, а они…

— А вы соглашайтесь, — посоветовала я, поднимаясь на ноги со звонком. — Их это ставит в тупик. Да-да, виновата, да-да, сделаю, да-да, дура я такая, не поняла, объясните. Я всегда так делаю.

Я правда так делаю. Их это убивает.

В универе началась зачетная неделя.

Я мчалась с шестого этажа первого корпуса на четвертый этаж третьего и думала, как бы ответить на звонок начальства из гимназии и не выронить кипы листочков.

— Пропуск! — проснулся голодный охранник. Он питался документами, да.

Попросить его достать пропуск из кармана? Неудобно. И я сквозь зубы выдала:

— Вы же меня знаете, ну.

— Пропуск! — твердил он как заведенный.

— Подержите, — я сунула ему кипу и покопалась в карманах. — Вот! — сунула ему в морду «корочки» и забрала бумаги назад. Охранник, как напившийся крови клоп, отвалился обратно в кресло.

«Опаздываешь», — шепнули мне часы на ухо, и я побежала быстрее. Тоже мне новость, ну опаздываю, да, и уже смирилась. Четвертый этаж третьего корпуса встретил меня запертой дверью, и пришлось обходить через седьмой этаж шестого корпуса.

Вдали начали бить куранты.

«Что, уже Новый год? Как же так, ведь зачетная неделя только началась».

На меня выскочили из бокового коридора часы с красным циферблатом. Они убегали от начальства гимназии.

— Вы же не спите, Анна Сергеевна? — поинтересовалось оно, сунув мне листок с заданиями на ближайший год. Ну как листок… папочку.

— Не сплю, — буркнула я.

— А не врите-ка! Вам за это не платят, не забывайте.

Я вздрогнула и проснулась. Часы показывали пять часов десять минут утра. Пора вставать на работу.

***

Я прибежала на работу и уткнулась в закрытую дверь.

Постучалась.

Вышел охранник и высокомерно посмотрел на меня. Ну да, я в курсе, что в верхней одежде выгляжу не солидно. Да я и не желаю выглядеть солидно, нафиг надо.

— Чего тебе, девочка?

— Я на работу пришла.

— Ступай себе.

Карантин? Санэпидемстанция? Морозы? Каникулы? Хотя нет, на каникулах мы тоже работаем. Блин, может, конец света уже наступил, а я заработалась и не услышала.

— Как это «ступай»?

— Иди, тебе говорят, щас родителям позвоню.

— Зачем? — я перестала что-либо понимать. — Они в другом городе.

— Выходной сегодня, — охранник допер, что я не прикалываюсь. — Воскресенье.

Степан Петрович помахал мне из окна, и я, помедлив, подняла руку в приветственном жесте.

***

Я прибежала на работу и увидела свою фотографию.

«Сгорела на работе… коллеги приносят свои соболезнования… вечная память».

Мне не платят за сон. Я ущипнула себя и чуть не вскрикнула — больно.

— А что случилось-то? — ненавязчиво поинтересовалась я.

Но мне никто не ответил.

В кармане куртки зазвонил телефон. До первого апреля еще три с половиной месяца.

— Алло, зайдите ко мне.

— Так я же умерла, — хихикнула я и улыбнулась охраннику. Тот равнодушно отвел глаза, словно не заметил.

— Ничего-ничего, мы тоже давно умерли.

Я поднялась по лестнице. Сначала бежала, а потом плюнула и поднялась степенно. В конце концов, не зря говорят «после смерти выспитесь».

Теперь я могла видеть их настоящие тела и лица.

Сморщенные, с перегнившей кожей, лица смотрели злобно, жадно впитывали чужую силу, выжимали души, как мокрые тряпки. Они костлявыми пальцами хватали телефонные трубки и сосали из них раздражение и безысходность. Выжранное червями мясо падало с пальцев на пол, а начальство орало в динамики:

— Зайдите ко мне!

Коллеги заходили, но меня не видели. Коллеги отправлялись на уроки и собирали деньги на похороны, ну как всегда, когда в коллективе кто-то умирает. А по звонку разбегались по кабинетам, чтобы быть вызванными посреди занятия к начальству. Теперь я понимала, зачем это делалось.

Я стояла у стола завуча и думала про Степана Петровича. Может, нас возьмут преподавать основы религиоведения? А что, говорят, сейчас это модно.

— Подпишите документы о вашем увольнении, — начальство подняло голову, кожа падала на стол кусками, и черные губы шевелились быстро-быстро. — Вы нам не пригодились. Вы невкусная, ни злости не испытывали, ни раздражения, ни безысходности, только нехватку времени, фу такой быть. И спорить не пытались, никакого выброса адреналина. Держали нас на голодном пайке. То ли дело Василиса Иннокентьевна, — Ваську поставили мне в пример, — что не вызов сюда, то слезы и истерика.

Я поставила закорючку и подмигнула начальству. Я невкусная, ага, мой шестой класс тоже так считает.