daymonri

В скандинавской мифологии Рагнарёку (последней битве между асами и хтоническими чудовищами, которая закончится почти полным уничтожением мира) предшествует ряд знаковых событий, одним из которых является фимбульвинтер. Обычно это слово переводят как «великанская зима», что этимологически не совсем верно. «Vinter» с древнескандинавского действительно переводится как «зима», но префикс «fimbul» означает «большой» или «великий». Поэтому правильнее переводить фимбульвинтер как «великая зима».

В «Младшей Эдде» (часть «Видение Гюльви») сказано, что когда Фенрир (по другой версии – Гарм) вырвется из подземной темницы, в которую его посадили асы, он «пожрет» Луну и Солнце. Это и приведет к началу фимбульвинтера – трехлетней зимы. Так это событие описывает Снорри Стурлусон: «Снег валит со всех сторон, жестоки морозы, и свирепы ветры, и совсем нет солнца. Три таких зимы идут сряду, без лета».

Однако дальше Один, отвечая на вопрос Ганглери, поясняет, что фимбульвинтеру будут предшествовать другие три зимы, во время которых «братья из корысти убивают друг друга, и нет пощады ни отцу, ни сыну в побоищах и кровосмешении». Эти же события, но другими словами, присутствуют в части «Пророчество Вёльвы» из «Старшей Эдды». Однако относительно первых трех зим («век бурь и волков» как называет их вёльва) не сказано, что они будут идти без промежуточных сезонов, как фимбульвинтер.

Большинство исследователей (в частности, Стрём Фольке) полагают, что под «веком бурь и волков» предполагаются не собственно три зимы, а три стандартных года, потому что именно так раннесредневековые германцы и скандинавы делили годичный цикл (они говорили не «минуло три года», а «минуло три зимы»). Но относительно фимбульвинтера Снорри конкретно поясняет, что будут «три таких зимы идут сряду, без лета».

Интерпретация

Несмотря на то, что фимбульвинтер иногда упоминается в скальдических песнях, в Эддах больше нет ни слова о «великой зиме». Однако лишь очень малая часть исследователей полагает, что фимбульвинтер – лишь эффектный образ, созданный скальдами, и не несет никакой смысловой нагрузки. Большинство же (включая Джона Линдоу и Джоэла Ганна) уверены, что речь в данном случае идет о некоем масштабном изменении климата, связанном с похолоданием.

Например, Энди Орчард считает, что образом фимбульвинтера древние скандинавы могли описать реальное историческое похолодание, которое произошло в VII веке до нашей эры, положив конец бронзовому веку на севере Европы. До этого изменения климата в странах Северной Европы было значительно теплее. Также высказывается версия о том, что фимбульвинтер может быть поэтическим описанием более близкого к нам похолодания 535–536 годов, которое привело к началу Великого переселения народов, перекроив этнический состав Европы.

Несмотря на логичность этих версий, фимбульвинтер как часть Рагнарёка, все же представляет собой явление, которое, по словам вёльвы Хильд и самого Одина, должно случиться в будущем. И в этом смысле поэтический образ может быть указанием на результат парникового эффекта, который, согласно общепринятой теории, сначала вызовет резкое похолодание, затем – напротив, резкое потепление. А ведь после фимбульвинтера в миры людей и асов вторгаются «сыны Муспелля», огненные великаны, а Сурт в финале великой битвы сжигает Мидгард.

Также есть версии, которые связывают фимбульвинтер с понятиями ядерной зимы и вулканической зимы, причем оба так или иначе связаны с огнем, уничтожающем все вокруг (в первом случае это ядерный взрыв, во втором – гипотетическое цепное извержение вулканов).

Проект РУНАРИУМ
Канал на Ютубе
Дзен-блог
Группа ВК

Общие сведения

Пертурабо, также известный как Железный Владыка и Молот Олимпии, примарх IV легиона Астартес Железные Воины. Будучи воспитан в мире нескончаемой войны, Пертурабо, обладая разумом гениального инженера, превратил математику и геометрию в не менее смертоносное оружие, чем клинок или болер. Он молчалив и хладнокровен, под его руководством Железные Воины достигли немалых успехов, покорили тысячи миров и сумели уберечь галактику от возможно самой большой опасности – миграции хрудов.

Боевая доктрина Пертурабо довольно жестока, но его легион не превращает целые миры в пустоши, как воины Мортариона. Его не ненавидят за любовь к террору как Кёрза, и он не откровенно безумен, как Ангрон. И конечно – никто не может отрицать эффективности его действий, особенно в позиционной войне, ибо Пертурабо – непревзойденный мастер осад. При этом он никогда не кичился своими достижениями и талантами, признавая, например, что если его воины будут штурмовать крепость, которую защищают сыновья Дорна, противостояние будет бесконечным.

Но покоряя бесчисленные миры во славу Императора, Пертурабо вероятно никогда не верил в мечту отца. Для него это было лишь очередной задачей, которую надлежит выполнить с математической безукоризненностью. Он никогда не выдавал своих чувств, как положено настоящему мужчине и воину, но обида на отца за то, что тот не воздавал ему должного, в итоге переросла в откровенную ненависть, которая заставила Повелителя Железа перешагнуть черту, утопить в крови родную Олимпию и присоединиться к Хорусу…

Становление

Когда Губительные Силы ворвались в Гималазийские лаборатории Императора и разметали его сыновей по галактике, капсула с Пертурабо упала на Олимпию, планету, которая в классификаторе имперских эксплораторов была отнесена к типу «цивилизованный мир». Олимпия представляла собой конгломерат городов-государств, возглавляемых монархами Тиранами и постоянно воевавших друг с другом за сферы влияния и ресурсы.

В какой-то момент Даммекос, Тиран города-государства Лохос, услышал истории о чудесном мальчике, который бродил от поселения к поселению, нигде не останавливаясь подолгу. Несмотря на юный возраст, он был невероятно мудр и силен. Вскоре воины Даммекоса обнаружили того мальчика, когда он взбирался на отвесную скалу, на вершине которой располагался Лохос. Они повели его к своему Тирану, и мальчик не сопротивлялся.

Даммекос испытал найденыша в воинских и интеллектуальных поединках. Лучшие бойцы Лохоса не смогли победить его в схватке, а лучшие ученые города не сумели сравниться с мальчиком в интеллектуальном противостоянии. Тогда Даммекос предложил чудесному ребенку сделку – в обмен на абсолютную верность он обучает его всему, что знает сам, дает доступ к архивам Лохоса и выделяет средства на любые исследования. Мальчик согласился и Даммекос фактически стал ему приемным отцом, в дальнейшем они много времени проводили вместе.

Будущий примарх поглощал знания с невероятной скоростью, в считанные месяцы он постиг все знания, что Олимпия сохранила и переоткрыла после регресса Долгой Ночи. Пертурабо стал выдающимся инженером, но многие годы Даммекос, который в действительности просто использовал гений приемного сына для достижения личных целей, пестовал в нем и другие качества – беспринципную проницательность, недоверие к окружающим, холодную рассудительность. Погрязший в политических интригах двор Тирана дал мальчику даже больше, чем вероятно хотел дать Даммекос.

Семя тьмы упало в душу Пертурабо именно там, во времена его юности на Олимпии. Но не Тиран был тому причиной. Взбираясь на гору к крепости Лохоса, мальчик видел в небе Око Ужаса (кстати, именно он в дальнейшем дал колоссальному варп-разлому его нынешнее имя). Пертурабо видел Око сквозь время и пространство и оно видело его, ибо когда смотришь в бездну – бездна неизменно вглядывается в тебя…

Это выражение Ницше как нельзя лучше описывает Пертурабо в его первые годы на Олимпии. Он понимал, что за ним кто-то наблюдает, но не мог постичь того, что Боги Хаоса уже тогда выбрали его своим чемпионам и всю жизнь следовали за примархом по пятам, подтачивая его изнутри. Очень знакомая история, не правда ли? Ведь точно так же было с Мортарионом.

Когда будущий примарх стал совершеннолетним, он по обычаю Олимпии должен был выбрать себе имя. По тому же обычаю, это должно было быть имя из семьи, которая его приютила. Но юноша решил иначе – он взял себе имя Пертурабо. Древнее имя из текста, написанного еще до Эры Раздора, который лишь сам Пертурабо сумел перевести. И только одному ему было известно истинное значение этого таинственного имени.

После этого он возглавил армию Лохоса и одна за другим крепости противников Даммекоса пали. Олимпия была горным миром, где открытых столкновений почти не случалось, а все конфликты сводились к осадам и оборонам. Именно поэтому, отточив свои знания и навыки в тысячах сражений, Пертурабо обрел исключительное мастерство в этом виде войны.

Но примарх дал Лохосу гораздо больше, чем череду успешных военных кампаний и в конечном итоге – почти абсолютную власть над планетой. Гений Пертурабо распространялся гораздо дальше – он совершал одно открытие за другим, из его покоев нескончаемым потоком выходили чертежи невероятных архитектурных сооружений, потрясавших взор своим изяществом и великолепием. Он изобрел сотни инженерных решений, которые улучшили все аспекты жизни и быта людей Олимпии. Под его руководство стекались зодчие и инженеры, кузнецы и великие воины. Простой народ уважал Пертурабо, хотя людям он казался холодным и замкнутым. Собственно, он вынужден был стать таким при дворе Даммекоса, где откровенность и прямота были уделом тех, кто стремился как можно скорее оказаться в могиле.

Возвысившись, Пертурабо получил прозвище «Молот Олимпии» и на него было совершено бесчисленное множество покушений со стороны покоренных городов-государств и тех, которым еще предстояло пасть. Его победы не принесли Олимпии мира, но хотя бы завершили период тотальный войны всех против всех. При этом Пертурабо никогда не участвовал в политических интригах и не стремился к власти. Он действовал эффективнее. В ответ на провокацию или попытку убить его он выжигал целые города, навсегда отбивая у врагов желание рискнуть снова (здравствуй, Кёрз?..). И тогда уже сложно было сказать, кого в нем начали видеть люди Олимпии – палача с окровавленными руками или гаранта шаткого мира?

Так или иначе, но Пертурабо никогда не посягал на власть Даммекоса, а тот не давал приемному сыну повода сделать это. Обоих такая ситуация устраивала, и что было бы дальше, если бы Даммекос просто умер от старости, а Пертурабо очевидно занял бы его место на троне Тирана, можно только догадываться. Потому что этого не произошло, ибо на Олимпию пришел Император.

Встреча с отцом, Алый Король, Клятва момента

Ко времени прихода Императора Пертурабо уже понял свою истинную природу и практически ждал своего создателя. Поэтому он легко воспринял идею Великого крестового похода и без сожалений покинул Олимпию, которая вошла в лоно Империума без кровопролития. Даммекос всячески этому способствовал, так как ему было выгодно избавиться от Пертурабо и править объединенным миром самолично.

По прибытии на Терру Пертурабо познакомился с несколькими из своих братьев и больше всех сблизился с Магнусом. Они оба были очарованы технологиями и знаниями из далекого прошлого Земли, лишь фрагментарно сохранившимися после Эры Раздора. Тогда Пертурабо возможно даже считал Магнуса другом. Они вместе открывали сгинувшие цивилизации и примарх Железных Воинов полагал, что его верность, однажды завоеванная кем-либо, будет непоколебимой, как железо. Позже он узнает, что даже самое прочное железо подвержено коррозии…

Пертурабо был, безусловно, самым одаренным из братьев в плане инженерного потенциала, а его способность к усвоению и обработке информации была феноменальной. Проблема заключалась в том, что примарх был замкнутым (что стало прямым следствием юности на Олимпии), он никому не объяснял мотивы своих действий, не видел необходимости с кем-то сближаться, а на людей смотрел вовсе не так, как на тех, кого ему надлежит защищать. Знания интересовали его в той же степени, в какой они интересовали Магнуса. Он просто хотел знать. Без подоплек и мыслей о светлом будущем для всего человечества.

За день до того, как покинуть Терру, Пертурабо взошел на Башню Астартес и принес Императору Клятву Момента. Он поклялся отцу в верности и принял командование IV легионом, который тут же переименовал в Железных Воинов.

Великий крестовый поход

Известно, что в самом начале похода у Пертурабо было 35 тысяч легионеров, которых он разделил по нескольким экспедиционным флотам и направил в разные части галактики. Также известно, что когда примарх изучил хроники своего легиона и сравнил их с результативностью других легионов, он был недоволен и подверг Железных Воинов децимации (как порой делал Ангрон).

Это вызвало протесты среди братьев Пертурабо и конечно, больше других протестовал Робаут Жиллиман. Хотя Боевого Бухгалтера как раз можно было понять – Железные Воины к этому моменту провели множество совместных кампаний с Ультрамаринами и Жиллиман видел, что этот легион силен, мужественен и несгибаем, а наказание Пертурабо несправедливо. Но Железный Владыка так объяснил воинам свою позицию: он сказал, что они виновны не потому, что проигрывали некоторые сражения, это не важно – те сражения в тех обстоятельствах невозможно было выиграть. Примарх видел вину своих сыновей в том, что они не реализовали свой потенциал в полной мере, не сделали для победы все.

Для Пертурабо война была уравнением, а невыполненная боевая задача приравнивалась к смерти. Этой доктрине он стал обучать Железных Воинов. Легион ковался в кровавых битвах за кластер Мератара. Причем в этой масштабной кампании Пертурабо за счет своего инженерного гения и великолепных стратегических решений завоевал у Механикус уважение, каким не пользовался ни один другой примарх. К концу кампании Железные Воины переродились, став отражением своего отца – угрюмые, молчаливые, неспособные отступать, сдаваться или действовать меньше, чем на сто процентов от своих возможностей.

Когда Пертурабо вернулся на Олимпию, он изменил родной мир, силами Механикус сделав из него неприступную крепость. Весь кластер Мератара теперь снабжал Железных Воинов людьми и ресурсами, и мощь легиона вырастала в геометрической прогрессии. Большую часть бойцов Пертурабо присоединил к 125-у экспедиционному флоту, который воевал на самом острие Великого крестового похода. Железные Воины в дальнейшем сразились плечом к плечу почти со всеми своими братьями и завоевали славу одного из самых эффективных и безжалостных легионов, который больше никогда не проигрывал ни одной битвы. Само собой – Железные Воины с тех пор стали известны как великие мастера осад. И не существовало в галактике крепости, чьи стены не пали бы под ударами легендарной артиллерии Торамино Стор Безашх.

Коррозия металла

Вскоре стала очевидная главная проблема Железных Воинов. У отца они переняли его стратегический гений и хладнокровие, и комбинация этих качеств привела к непредсказуемому результату, который, как полагают некоторые генеторы, был усилен психической нестабильностью легионеров, унаследованную ими от отца.

Пертурабо и его воины считали, что нет битв, которые невозможно выиграть, но есть битвы, которые для победы требуют большего числа отброшенных уравнений. А переменными в этих уравнениях были легионеры. Пертурабо вел своих сыновей в горнило стали и пламени, не считаясь с потерями, если это приводило к нужному результату. В итоге, его легион действительно не проиграл ни одного сражения, но понесенные им потери за время Крестового похода были в разы больше, чем у любого другого легиона.

И если во многом схожее поведение Ангрона объяснимо Гвоздями Мясника и тем фактом, что примарх Пожирателей Миров просто не был собой все это время, то Пертурабо отлично отдавал отчет своим действиям. Просто он не умел сопереживать, как Ангрон (не удивляйтесь этой формулировке, лучше почитайте «Раба Нуцерии»), и не питал к своим сыновьям никаких чувств, даже ненависти или презрения, как тот же Красный Ангел.

Другие примархи не доверяли Пертурабо, но он не искал их дружбы или братской любви. Со времен Олимпии он привык быть один, привык никому не доверять и такое положение дел его устраивало, потому что никто никогда не пытался показать ему альтернативный путь. Что касается Имперской Гвардии, то во второй половине Крестового похода начались открытые мятежи, жестоко подавляемые Пертурабо. Причина была в том, что смертных солдат ауксилии примарх Железных Воинов рассматривал лишь как стратегический ресурс для истощения противника. Они не были для него людьми, их жизнь не имела ценности большей, чем ценность снаряда.

Однако справедливо отметить и другой момент, ведь если бы проблема заключалась только в недоверии со стороны братьев, едва ли Пертурабо пошел бы за Хорусом. Но другие примархи зачастую намеренно ставили его ниже себя, необоснованно принижая заслуги Железных Воинов. В качестве ярчайшего примера такой ситуации можно привести битву с орками, поднятыми на Ваагх варбоссом Машоггом. На главном мире Машогга Космические Волки и Белые Шрамы раз за разом штурмовали крепость варбосса, но так и не преуспели, неся колоссальные потери. Затем к ним присоединился Пертурабо и первый же штурм увенчался успехом. Вот только в хрониках написано, что кампанию выиграли Космические Волки, Белые Шрамы «и их братья по оружию». То есть Пертурабо и его легион, которые фактически выиграли войну, даже не названы.

Дальше, когда Хоруса назначили Воителем, стало только хуже. Потому что Луперкаль был все же отличным стратегом, а еще – безжалостным манипулятором. Отлично зная, что Железные Воины идеальны в войне на истощение, он раздробил силы легиона Пертурабо и разослал их на самые сложные участки галактического фронта. Они сражались там, где никогда не стали бы биться другие легионы. Они месяцами и даже годами вели казавшиеся бесконечными окопные воины на мирах, которые ксеносы превратили в неприступные форты. Но Железные Воины выстояли, они справились со всеми задачами, которые поставил перед ними Хорус. Вот только эти бесславные победы и новые потери окончательно сломили разрозненный легион.

Оторванные от боевых братьев, ведущие изнурительные битвы, за которые не было ни наград ни благодарностей, Железные Воины взирали на Имперских Кулаков, Гвардию Ворона и другие легионы сначала с завистью, а потом уже с неприкрытой ненавистью, которую, учитывая их положение, можно понять. А Императору (уже в который раз) не было дела до того, что происходит с его сыновьями.

Тем не менее, сейчас многие склонны видеть в тех событиях хитроумный план Луперкаля. Возможно, он и правда намеренно превращал Железных Воинов в гарнизонный легион, приказывая им все больше рассредотачиваться по покоренным мирам. А Пертурабо, связанный клятвой, повиновался Воителю, хотя и не желал такой судьбы своим воинам. Показателен пример с планетой Дельгас II, где Луперкаль приказал оставить гарнизон из одного тактического подразделения Железных Воинов (10 бойцов), хотя не мог не знать, что 130-миллионное население мира недовольно Империумом и вот-вот поднимается на восстание.

Железные Воины сражались десятилетиями без отдыха и перегруппировки. Воитель не давал воинам Пертурабо никакой поддержки, они могли рассчитывать только на себя. Но ключевой момент заключался в том, что Пертурабо был уверен – приказы исходят от Императора, тогда как Луперкаль – лишь его наместник. Технически так и должно было быть, если бы Император на самом деле не был тотально занят Паутиной. Сам же Хорус не спешил доказывать обратное и в результате Пертурабо возненавидел их всех, но Императора больше остальных. В дальнейшем это обрекло его на жестокий выбор.

Кто-то считает, что Железные Воины изначально были кровожадны и все, что произошло с ними, – закономерный результат личностной деградации. Однако роман Хейли про Пертурабо, а также книга «Магнус Красный: Повелитель Просперо» Грэма Макнилла показывают нам не такого Пертурабо. Он безусловно замкнут, про таких говорят – себе на уме. Но он не психопат, не жестокий убийца, наслаждающийся резней. Он не тиран и не маньяк, он никогда не лжет и не манипулирует другими. Он мастер войны, во всех смыслах этого оборота. А «Ангел Экстерминатус» того же Макнилла наглядно демонстрирует, что Пертурабо еще и гениальный зодчий, который способен воплощать в камне не только математическую, но и эстетическую красоту.

Вероятно, изначально в нем было достаточно светлого, но обстоятельства жестоко подавили эти крупицы незамутненного созидания в душе примарха. Сначала на Олимпии, следуя данной Даммекосу клятве, Пертурабо львиную долю своих интеллектуальных ресурсов был вынужден использовать ради решения сугубо военных задач. И уже тогда он увидел, насколько низок человек по своей природе. Затем краткая вспышка знакомства с Магнусом, казалось, вновь разожжет в нем пламя искреннего авантюризма, но Железных Воинов стали использовать на самых тяжелых театрах военных действий и огонь вновь обратился едва тлеющими углями. Потом Хорус окончательно расколол легион, а братья Пертурабо своим пренебрежительным отношением укоренили в нем сомнения, которые позже используют Губительные Силы…

У истоков Ереси

В последние годы Великого крестового похода Хорус уже несомненно целенаправленно разделял Железных Воинов на малые группы, зачастую посылая их в битвы, которые невозможно было выиграть. Череда поражений превратила в пыль боевой дух легиона, но последней каплей стали два взаимосвязанных события, которые вместе привели к страшному финалу. Это война с хрудами на Гуганне и восстание на Олимпии после смерти Даммекоса.

Нет смысла пересказывать противостояние с хрудами, описанное в «Молоте Олимпии». Важнее резюмировать, что та война действительно была самой жестокой и противоестественной из всех войн, в которых доводилось участвовать Астартес (исключая, вероятно, кампанию против Рангдан). Хруды, управляющие времени и окруженные энтропийными полями, заставляли крепости Железных Воинов разрушаться, даже не прикасаясь к ним. Сами воины старились с невероятной скоростью, их доспехи и оружие приходили в негодность за считанные недели. Притом, что сражаться с хрудами из-за их уникального взаимодействия с пространством-временем, было практически невозможно.

И тем не менее, спустя почти год этой изнурительной войны, обескровленный легион все же сумел перенаправить миграцию хрудов, которые двинулись в противоположную от Солнечной системы сторону. По сути, Пертурабо тогда силами лишь одного своего легиона спас Тронный мир, но воздать ему почести, как обычно, оказалось некому. Да и некогда было – находясь на грани отчаяния в самом мрачном расположении духа, которое когда-либо овладевало им, Пертурабо получает весть о том, что Олимпия, его родной мир, восстала против Империума. Даммекос умер и народ поднялся против «захватчиков», вновь показав Пертурабо и всей галактике свое истинное лицо.

Повелитель Железа ужаснулся от мысли о том, что он единственный из братьев так и не сумел покорить родной мир (даже Нуцерию в итоге привели к Согласию). Он стремительно вернулся на Олимпию и погрузил ее в хаос кровавой бойни, позволив сыновьям сеять смерть и террор среди населения планеты. А потом Пертурабо увидел себя со стороны – в один миг он спасает галактику, выигрывая кампанию против хрудов, которую невозможно было выиграть. А в следующее мгновение он уже совершает геноцид своего народа, истребив 5 миллионов олимпийцев. Примарх был уверен, что отец никогда не простит его за это и что вернуться в лоно Империума он уже никогда не сможет.

Но Хорус не просто простил брата, он поддержал его. И это определило выбор Пертурабо. Когда вскрылась истина о предательстве Воителя, Железным Воинам было приказано атаковать его на Истваане V. По пути Пертурабо обманывает Льва Эль’Джонсона и получает в свое распоряжение артиллерийские орудия исключительной мощи. На Истваане он присоединяется к силам Хоруса во время Резни в зоне Высадки, и как символ нового союза получает в подарок от брата силовой молот Крушитель кузнец, выкованный Фулгримом на Урале и ранее принадлежавший погибшему Феррусу Маннусу.

Многие уверены, что Пертурабо присоединился к Хорусу, потому что ненавидел Императора и большинство своих братьев. Но это не так. В сердце Железного Владыки давно жила тьма, но выход ей дала не ненависть, а чувство вины. Вины перед отцом, перед братьями, перед своими воинами, перед народом Олимпии и перед самим собой. Ведь требуя от других математического совершенства, он сам так его и не добился, и лишь подвел всех, кто доверял ему, кто верил в него. А Луперкаль пообещал брату, что тот получит прощение и навсегда избавится от своей mia culpa, когда старый Империум и его идеалы обратятся во прах. Вот что на самом деле заставило Пертурабо встать плечом к плечу с Воителем.

Гидра Кордатус, Мир Крона и другие кампании

В то время, как в Империуме разгоралась гражданская война, Пертурабо не мог не воспользоваться ситуацией и посрамить Имперских Кулаков, ибо его идейное противостояние с Дорном уже не раз сталкивало братьев, но еще никогда – в бою. Для этого Пертурабо выбрал Гидру Кордатус – мир, недавно приведенный к Согласию сынами Дорна, на котором Кулаки в традиционной для себя манере не просто оставили гарнизон, а возвели великолепную крепость. Железные Воины начали с невероятно точной орбитальной бомбардировки, которая была намеренным актом, призванным показать Кулакам, что легион Пертурабо во всех отношения лучше их.

Нужно отдать должное сынам Дорна – они сопротивлялись три месяца. Но когда Железные Воины все же вошли в крепость, семя жестокости, посеянное при повтором приведении Олимпии к Согласию, проросло в полную силу. Пятьдесят два Имперских Кулака и 13 тысяч смертных, пожелавших присоединиться к воинам Дорна, были истреблены, превращены в пепел и кровавые лохмотья. Железные Воины превратили Гидру Кордатус в выжженный мир, а выживших людей увели в рабство на свои корабли.

После Гидры Фулгрим неожиданно пожелал встретиться с Пертурабо и тот согласился. Они никогда не были друзьями и едва ли сблизились за время Великого крестового похода, но стремление Фениксийца к абсолютному совершенству импонировало Пертурабо. Подробно описывать эту эпическую историю я не буду (эти события изложены в книге «Ангел Экстерминатус» Грэма Макнилла). Если кратко, то Фулгрим обманул брата, сказав, что в глубине Ока Ужаса сокрыто некое ксеносское оружие, называемое Ангел Экстерминатус и оно гарантировано склонит чашу весов в пользу Хоруса.

Пертурабо не доверял брату (он никому не доверял, вы ведь помните?), более того – он не сомневался, что Фулргим в какой-то момент предаст его и вся эта затея точно не для того, чтобы помочь Хорусу выиграть войну. Но Железный Владыка не мог отказаться от уникальной возможности. Ведь, как я указал выше, с раннего детства на Олимпии сквозь необозримые космические глубины он видел Око и оно буквально преследовало его всю жизнь. Поэтому Железный Владыка согласился помочь Фулгриму, но в итоге тот лишь использовал его – сначала чтобы пройти древний эльдарский лабиринт, а потом чтобы «вознестись» до демон-принца. Что интересно, в том эпизоде на покинутом эльдарском мире Фениксиец говорит Пертурабо одну важную фразу: «О, это должен был быть ты, несомненно. Никто кроме тебя. Никто кроме, возможно, сильнейшего из нас» (прошу прощения за возможную неточность, цитирую по памяти).

Кстати, Пертурабо так никогда и не узнал, почему с детства видел Око Ужаса. Единственный раз он спросил у Ферруса, видят ли его модифицированные глаза варп, но тот лишь покачал головой и посмотрел на брата с презрением. Больше Пертурабо к этому вопросу не возвращался, а сам эпизод говорит о том, что возможно с некоторыми братьями он все же пытался сблизиться. Так или иначе, но Железный Владыка мог видеть варп, сложно сказать – как именно. Вероятно – как его видят псайкеры, возможно так же, как его видел Магнус. Хотя странно, что в «Повелителе Просперо» между ними эта тема не поднимается.

Как я уже сказал, именно Пертурабо дал Оку Ужаса его имя. Причем он сделал это абсолютно интуитивно в тот момент, когда впервые увидел его физическим зрением. Затем Фулгрим предает брата, становится первым демон-принцем и уходит после того, как Пертурабо уничтожает его физическую оболочку. Но Фулгрим обещает, что они встретятся вновь. Железные Воины покидают гибнущий эльдарский мир и чтобы спастись ныряют в сингулярность.

В итоге, предсказание Фулгрима сбывается и через некоторое время два брата встречаются вновь, и это уже сюжет романа «Рабы Тьмы» Джона Фрэнча. В контексте обзора Пертурабо книга показывает, что он, во-первых, долгое время противился прямому влиянию Хаоса и скверне, проникшей в его легион. Во-вторых, он к этому моменту перестал верить в Хоруса, потому что видел – тот на самом деле сломлен и продолжает войну уже ради самой войны (несомненно, этому немало поспособствовали события, описанные в «Волчьей Погибели»). Хотя едва ли на тот момент кто-то из примархов-предателей вообще понимал, что Луперкаль уже давно не владеет собственным телом и разумом…

Третий концептуальный момент из «Рабов Тьмы» – это описание поединка между Ангроном, который уже стал демон-принцем (сюжет «Предателя» Аарона Дембски-Боудена) и Пертурабо. Относительно того, кто вышел победителем из этой схватки, идет много споров. На мой взгляд, победил Пертурабо. Он сражался без Железного Круга и практически не отвечал Ангрону, стремясь просто выстоять, пока ярость брата не уляжется. Что в итоге и произошло. То есть именно потому, что Пертурабо пережил все атаки Красного Ангела и остался в добром здравии, мне он видится победителем. Хотя это, конечно, лишь мой субъективный вариант трактовки тех событий.

И да – Битву за Фолл я здесь намеренно не рассматриваю, потому что в контексте темы публикации она нам не даст ничего нового. Я рассмотрю ее отдельно в одной из грядущих публикаций.

После Ереси

Как именно Железные Воины принимали участие в Осаде Терры, мы пока не знаем. Зато знаем, что после убийства Хоруса они, как и большинство предательских легионов, отступили в Око Ужаса. Но к этому моменту по всей галактике у Пертурабо имелось множество укрепленных форпостов, и одним из таких форпостов была Вечная Крепость – колоссальная оборонительная система на мире Себастус IV. Перед тем, как уйти в Око Ужаса, Пертурабо ввел основной контингент легиона в эту крепость и стал провоцировать Дорна на атаку.

Раздавленный чувство вины, Дорн бросается в бой, наплевав на стандартную боевую доктрину Имперских Кулаков. Железо и камень наконец сходятся в полную силу, но по иронии судьбы меняются местами, ведь обороняется Пертурабо, а атакует Дорн. Битва продолжалась три недели и до сих пор ведутся споры о том, кто выигрывал, пока не подоспел флот Ультрамаринов. Робаут мог либо убить Пертурабо, рискнув жизнью Дорна, либо дать Железному Владыке уйти и спасти брата. Конечно, Робаут выбрал Дорна и Железные Воины отступили из системы, а потом ушли в Око Ужаса на планету-крепость Медренгард.

Факты же таковы – Имперские Кулаки после той битвы не принимали участие в масштабных военных кампаниях 19 терранских лет, потому что не имели достаточно живой силы. То есть потери, которые они понесли в Железной Клетке (так позже прозвали ту битву за Вечную Крепость), были невероятными. Железные Воины захватили 400 Кулаков и принесли их геносемя в жертву Темным Богам, что позволило Пертурабо стать демон-принцем. В этот момент он окончательно отворачивается от всего человеческого, что еще было в нем, и становится в один ряд с перерожденными Фулгримом, Ангроном, Лоргаром.

Краткий анализ образа

Трагизм Пертурабо в том, что всю его жизнь гений примарха вынужденно ограничивался единственным направлением – войной. Он рос в мире, где доверие было мифом, где люди улыбались в лицо друг другу, а в следующую секунду подсыпали яд в бокалы союзникам, которым клялись в верности. Так стоит ли удивляться, что Железный Владыка никому не мог доверять? Он ведь просто не умел этого делать, не знал как. Да и скажем прямо – в «семье» примархов мало кому на самом деле можно было доверять.

Потом он стал частью планов Императора и начал копать траншеи, буквально. Я достаточно наглядно показал, что на протяжении всей этой невероятной кампании по покорению галактики легиону Пертурабо действительно доставались самые сложные направления. Его бросали туда, где любой другой примарх либо не выжил бы, либо просто не стал бы выполнять казавшуюся невыполнимой задачу. Но Пертурабо отличался от других примархов, для него цель всегда оправдывала средства. Об этом нигде не говорится, но возможно он таким образом хотел заслужить уважение братьев и отца? Возможно, он все же хотел видеть их своими союзниками, друзьями? К сожалению, Пертурабо всегда держал свои мысли при себе и поэтому многие его мотивы так и остались для нас загадкой.

Тем не менее, остается фактом, что другие легионы недооценивали Железных Воинов, даже презирали их. Но были такие примархи как Дорн, Жиллиман, Сангвиний, Фулгрим. К каждому из них Император относился по-особенному, каждый из них служил образцом и выигрывал эпические кампании, которые летописцы славили во всех частях галактики и которые триумфально вносились в имперские хроники. Едва ли Пертурабо одержал меньше побед. Едва ли его победы были менее значимы. Но его никто не прославлял, и он не смел роптать против отца. Пока Хорус не стал Воителем.

Потом уже Луперкаль начал подтачивать его легион и падение Железного Владыки стало вопросом времени. Я повторюсь – его можно понять. Особенно хорошо его можно понять в ситуации с Олимпией. Когда после чудовищного противостояния с хрудами он внезапно узнает, что его родной мир… восстал против него! В принципе, он хорошо понимал, что такое Олимпия и какие люди там живут. Он, конечно, отлично знал, что этому миру нужна лишь искра и он тут же вспыхнет во всепоглощающем пожаре восстания. И в любой другой момент Пертурабо просто снова усмирил бы Олимпию и уже оставил бы править не Тирана, а...

И здесь меня Пикабу обрывает, намекая на ограничение по числу знаком((

Так что продолжение тут.

В древнескандинавской культуре Хёрг – это ритуальная конструкция, выполняющая функции алтаря и предположительно представляющая собой пирамиду из поставленных друг на друга камней. В отличие от Хофа Хёрг является открытой конструкцией, планировка которой не предполагает крыши.

Хёрг неоднократно упоминается в различных списках «Старшей Эдды» и «Младшей Эдды», в памятниках скальдической поэзии, исландских сагах, и даже в средневековом английском эпосе «Песнь о Беовульфе». Слово «хёрг» встречается в топонимах по всей Северной Европе.

Этимология

Древнескандинавская форма «hörgr» (множественное число «hörgar») Р. Симеком («Словарь северной мифологии») переводится как «святилище» или «алтарь». Староанглийский вариант этого слова «hearg» можно перевести как «священная роща», «кумир» (в значении «идол») и «храм».

Аналогичная словоформа присутствует в древневерхненемецком («harug») и вероятно происходит от протогерманского слова «harugaz», которое в свою очередь родственно слову «carrac» (в единственном числе «crag») в языке островных кельтов. «Carrac» Г. Кёблер («Germanisches Wörterbuch») переводит как «скалы», вероятный контекстный перевод – «камни».

Упоминания о Хёрге в «Старшей Эдде»

В «Старшей Эдде» Хёрг упоминается трижды. В первый раз – в «Прорицании Вёльвы», где пророчица рассказывает о том, как в начале мира асы собрались на равнине Идаволл и поставили там Хёрг и Хоф.

В «Речах Вафтруднира» Один соревнуется с древним йотуном в мудрости и задает ему вопрос о происхождении Ньорда, который не является асом, но ему посвящено много Хёргов и Хофов.

В «Песне о Хюндле» Фрейя дарит Оттару свою благосклонность за то, что он возвел в ее честь Хёрг и регулярно окропляет его кровью волов. Именно в этом эпизоде говорится о том, что Хёрг возводится из камней.

Хёрг в топонимах

Слово «хёрг» действительно сохранилось во многих топонимах. Например, самый длинный фьорд Исландии называется Hörgsdalur, а в Швеции есть мыс Harg.

Интересно отметить, что нортумбрийский миссионер Виллиброрд, христианизировавший Нидерланды, примерно в 700 году нашей эры возвел церковь Влардингенга в месте, которое сейчас называется Harga. Г. Кваран в научной публикации «Что такое Хёрг?» высказывает предположение о том, что изначально это место именовалось Harago. Исследователь видит в этом прямое указание на то, что раньше здесь располагался Хёрг.

В работе Д. Уиллсона «Англосаксонское язычество» Хёрг описывается как особое место религиозного назначения, которое располагалось на возвышенности и использовалось для поклонения всем родом или целым племени. Уиллсон предполагает, что, возможно, Хёрги использовались лишь в определенное время года и однозначно представляли собой более крупные и более значимые сооружения, чем Вё.

Форма «hærgtrafum» из «Песни о Беовульфе» Э. Ясухару («Hearg and weoh in Beowulf») переводит как «кущи с кумирами», ближайший оборот в русском языке – «священная роща».

Староанглийская форма «hearg» со временем превратилась в «harrow» и в топонимах она не имеет отношения к одноименному сельскохозяйственному предмету («harrow» с английского переводится как «борона»).

К. Бриггс в научной публикации «Харроу» говорит о том, что одноименный район Лондона, вероятно, построен на холме, на котором в древности находился Хёрг (сейчас на этом холме располагается церковь Святой Марии). Любопытно, что современное название района «Harrow on the Hill» в средневековых документах записано на латинском в виде «Herga super montem», то есть латинизированный вариант сохранил даже большую близость к оригинальной староанглийской форме «hearg».

Вё

Предположительно словом «вё» («vé» на древнеисландском и «wēoh» на староанглийском) у германцев и позже скандинавов обозначалось некое открытое место для проведения ритуалов и обращения к богам. На это указывает в частности Тацит в «Германии», говоря, что германские племена «не стремятся удержать своих божеств в стенах храмов».

Некоторые исследователи (например, Э. Орчард) полагают, что Вё по аналогии с Хёргом все же каким-то образом отмечался, возможно пирамидальной горкой камней или даже элементарной «башенкой». Этимологически слово «vé» в общегерманском обозначает «священное место», на основании этого предполагается, что Вё – не название некоего святилища конкретного типа, а так германцы и скандинавы называли все свои «храмы» в целом – и Хёрги и Хофы.

Однако есть единичная надпись (на оклундском руническом камне, IX век), согласной которой Вё предоставил убежище человеку, совершившему преступление. Правда, не упоминается ни само преступление, ни пояснение насчет «убежища». Некоторые скандинавоведы полагают, что это может быть метафора, обозначающая, что человека казни и похоронили под камнем, но археологических раскопок в этой локации не проводилось.

В оригинальном виде слово присутствует в эддических и множестве скальдических текстов (например, Снорри Стурлусон приводит его, цитируя скальда Скули Орстейссона). По всей Скандинавии можно встретить колоссальное количество топонимов, связанных со словом Вё (хотя вполне вероятно, что в ряде случае речь идет не о священном месте, а об одноименно брате Одина, который присутствует в ряде фундаментальных эддических мифов).

Хоф

Что касается слова «Хоф» («Hof»), то с древневерхненемецкого оно переводится как «храм». Точно известно, что так свои условные храмы под открытом небом называли германцы (по сути, это были специальным образом оборудованные места поклонения, а не храмы в современном понимании).

Однако у скандинавов Хоф вероятно отличался от Хёрга тем, что имел крышу, а в Позднем Средневековье стал полноценным строением. Это слово используется в поэзии скальдов реже, чем Хёрг и Вё, и в топонимах тоже встречается единично (не только в Норвегии и Исландии, но также на территории Англии, например – Хофф-Лунд (Hoff Lund) в Камбрии.

Непонятно, почему Хофу и Вё в дошедших до нас скандинавских текстах уделено меньше внимания, чем Хёргу. Ведь тот же Хоф был сооружением гораздо более фундаментальным, чем его «открытые» аналоги. С другой стороны, в дальнейшем, после христианизации региона все меняется – слова Хёрг и Вё вообще выходит из употребления и остается только Хоф.

Проект РУНАРИУМ

Канал на Ютубе

Дзен-блог

Группа в ВК

Определение

Определение некромантии как сверхъестественной практики менялось на протяжении тысячелетий и зачастую обретало региональную самобытность. Усредненное значение этого термина, принятое в современном религиоведении и этнографии, говорит о некромантии как о формализованной ритуалистической концепции, направленной на взаимодействие с умершими людьми с целью получения от них помощи и/или некоторых благ. Данное определение цитируется по Оксфордскому словарю английского языка, а также по Энциклопедическому словарю Вебстера.

Наиболее древние варианты этой практики, широко распространенные по всей Европе и Ближнему Востоку в период от Железного века до Раннего Средневековья, подразумевают несколько вариантов взаимодействия с умершими. Это гадание на внутренностях (древнеримские гаруспики), вызов духа/души умершего (этрусские ритуалы и некромантия Ахерона), воскрешение мертвого тела с возвращением ему полной, либо частичной функциональности (валлийский «Мабиногион», исландское «Заклинание Гроа»).

В Позднем Средневековье некромантия полностью переходит к духовному взаимодействию, в ней остаются только ритуалы для призыва души умершего, либо сущности, которая ее представляет или имеет с ней непосредственную связь, выступая посредником (в католическом мистицизме роль таких посредников исполняли демоны).

Этимология

Само слово «некромантия» или «necromancy» на английском на Международном фонетическом алфавите имеет следующую форму записи – /nɛkrəmænsi/. Согласно уже упомянутому Оксфордскому словарю, слово заимствовано остальными европейскими языками из позднелатинского («necromantia»), куда оно пришло из постклассического греческого («νεκρομαντεία» или «nekromanteía»). Предположительно, исходная древнегреческая форма получена сращением основ «νεκρ ne» («nekrós»), что значит «мертвое тело», и «μαντε manα» («manteía»), что переводится как «гадать с помощью».

Впервые на греческом слово записано раннехристианским богословом Оригеном Александрийским в 3 веке нашей эры. Ориген использовал его при описании эпизода из «Одиссеи» Гомера, где царь Итаки призывает душу прорицателя Тиресия. Однако в оригинальном эпизоде для описания ритуала использовано другое слово – «νέκυια» («nekyia»). Этим словом сегодня определяют традиционный для греческой мифологии обряд «призыва души умершего для получения ответов о будущем» (цитата по А. Гэри «Жизнь после смерти»). Этот обряд часто, но не обязательно является составной частью катабасиса, и в определенном смысле выступает классическим представителем практики некромантии.

Происхождение

По мнению современных исследователей (в частности эта версия высказывается в работе Г. Лака «Магия и оккультизм в греческом и римском мирах»), ранние формы некромантии были тесно связаны с шаманизмом, потому что классический шаманизм определяет посмертное существование людей и животных в форме духов – бестелесных явлений, наделенных памятью и волей. Лак в своей работе упоминает, что дошедшие до нас эпизоды до-античного шаманизма действительно включают общение с мертвыми, которое происходило в состоянии транса и шаман при этом издавал «смесь высокого писка и низкого гудения» («a mixture of high-pitch squeaking and low droning»).

Описания прото-некромантической практики, которая была ближе к шаманизму, чем к ритуалистической магии средневековья, встречаются во всех европейских культурах, включая Древний Египет, Вавилонию, Грецию и Рим. Например, греческий историк Страбон в своей «Географии» (5 век) пишет о некромантии, используя форму «νεκρομαντία» («nekromantia»), как о распространенной среди персов гадательной системе, которая включает «прорицания мертвых». По Страбону, своего рассвета культ некромантов достиг в Халдее среди сабийцев или «звездопоклонников», а также в Вавилонии и Этрурии.

Халдея – страна, существовавшая в период с X по VI века до н.э. на юго-востоке Месопотамии. В VI веке полностью поглощена Вавилонией, которая впитала львиную долю ее культуры, включая эзотерические обряды и, вероятно, практику некромантии.

Этрурия – регион в Центральной Италии, заселенный в X веке до н.э. этрусками. Именно этруски заложили основы древнегреческой культуры, сами же предположительно добавили к самобытным мифологическим концепциям часть обрядовых практик Древнего Египта, с которым активно торговали.

В Валилонии для обозначения жрецов-некромантов существовали два термина – манзадзуу и шаэтэмму («manzazuu» и «sha'etemmu»). Этимология и значение первого термина неизвестны. Слово «шаэтэмму» означает «говорящий с этэмму», а словом «этэму» обозначали умершего человека.

Самое древние описание ритуала некромантии

Первое описание некромантического ритуала представлено в эпическом эпосе «Одиссея» Гомера (предположительная дата написания – VIII век до н.э.). Искомый эпизод повествует о том, как Одиссей получает подробное описание обряда и заклинание, которое поможет ему вызвать из мира мертвых дух (в оригинале использовано слово «shade», что значит «тень») прорицателя Тиресия. Эти знания герою дает Кирка (она же – Цирцея), могущественная волшебница, живущая на колдовском острове Ээя. Сам ритуал описан следующим образом:

«Там вытащили мы на берег наш корабль, взяли данную нам Киркой овцу и черного барана для жертвы подземным богам и пошли к тому месту, где у высокого утеса в Ахерон впадают Коцит и Пирифлегетонт. Придя туда, вырыл я мечом глубокую яму, совершил над ней три возлияния медом, вином и водою, пересыпав все ячменной мукой, и заколол над ямой жертвы. Кровь жертв лилась в яму. Великой толпой слетались к яме души умерших и подняли спор о том, кому первому напиться жертвенной крови. Здесь были души невест, юношей, старцев и мужей, сраженных в битвах. Ужас объял меня и моих спутников. Сожгли мы жертвы и воззвали к мрачному богу Аиду и жене его богине Персефоне. Обнажил я меч и сел рядом с ямой, чтобы не допускать к ней души умерших».

(цитируется по переводу С. Батлера)

Некромантия в античности

В античной художественной литературе некромантические ритуалы встречаются не единожды, причем они не поддаются типологизации, потому что зачастую кардинально отличаются. Вероятно, в Древней Греции и Риме не существовало общепринятой системы этой практики. Однако в ритуалах всегда фигурируют следующие элементы – магические круги, жезлы, талисманы и заклинания. Также зачастую некромант связывает себя с «символами смерти», например – носит одежду умершего и употребляет пищу, которая метафорически связывается с мертвыми (упоминаются черный хлеб и непереброженный виноградный сок).

В монографии «Некромантия» Р. Гайли говорится, что среди античных некромантов имели место формы поведения, которые определялись как девиантные даже в среде самих колдунов. Например, отмечены единичные акты некрофагии – поедания умерших животных. Ритуалы имели различную протяженность – от нескольких часов до нескольких недель. Проводились на захоронениях, либо в отдаленных безлюдных местах. Что интересно – вызов умершего считался возможным в период не более 12 месяцев после его смерти. По истечении указанного срока можно было призвать лишь его «тень», как в эпизоде из «Одиссеи» (по Д. Льюису). Нет сведений, в чем заключается принципиальное отличие духа умершего и его «тени».

Еще одна отличительная черта античных некромантов заключалась в знаниях, которыми они наделяли мертвых. Предполагалось, что духи умерших не всезнающи, но обладают, во-первых, всеми знаниями, которые имели при жизни, приобретая в посмертии абсолютную память. Во-вторых, они также могли обретать дополнительные знания общего плана. Например, римский поэт Овидий в «Метаморфозах» упоминает, что в подземном мире мертвых есть рынок, на котором собираются некоторые души для обмена сплетнями и слухами.

Некромантеон

По легенде (описанной в частности О. Педро в книге «Мифологический атлас Греции»), Некромантеон – это храм Аида и Персефоны, который располагался на берегу реки Ахерон в Эпире (северо-запад Греции). Считалось, что в этом таинственном храме находятся двери в Аид – мир мертвых. В этом месте реальный Ахерон перетекал в одноименную подземную реку и встречался с двумя другими реками, омывавшими мир мертвых, – Кокит и Флегетон. Предположительное местонахождение храма в Эпире было открыто в 1958 году.

Само слово «некромантеон» переводится как «оракул мертвых». Считалось, что любой может придти в этот храм, чтобы поговорить с умершими предками. Известно, что оракулы, обеспечивающие связь с мертвыми, также практиковали в Храме Посейдона в Тэнароне и в ряде других регионов, включая Понтас, Арголиду и Кумае. Однако храм в Эпире имел особое значение, вероятно потому, что был посвящен именно правителям подземного мира. Некромантеон (или Храм Ахерона) фигурирует в «Одиссее» Гомера, а также в работах историка Геродота.

Сохранились сведения, что Храм Ахерона имел форму зиккурата, а некромантеи («оракулы смерти») перед ритуалом ели бобы, свинину, ячменный хлеб, устриц и употребляли неидентифицированные наркотические вещества. После этого начиналась первая фаза ритуала – очищение и убиение жертвенных животных (овец и баранов). Во время второй фазы некромантеи спускались в глубины храма по темным извилистым коридорам, читая заклинания и оставляя подношения у нескольких железных врат, через которые они проходили. Затем верховный некромантей задавал вопросы мертвым и озвучивал их ответы, поднимаясь над землей и начиная левитировать под сводами пещеры, расположенной под храмом.

Храм, обнаруженный в 1958 году и раскопанный в 1977-м, был идентифицирован как Некромантеон на основании сходства в описаниях у Гомера и Геродота, однако его положение не в полной мере соответствует этому описанию. Руины датируются IV веком до нашей эры, на территории строения обнаружена керамика, бытовые инструменты и римский пилум. На основании этих находок и несоответствия в местоположении некоторые археологи полагают, что на самом деле это не Храм Ахерона.

Гаруспики

Одной из идейных предтеч средневековой некромантии Т. Линн в «Истории экспериментальной науки» называет практику гадания на внутренностях ритуально умерщвленных животных. Эта практика имела широкое распространение в Древнем Риме, а гадатели называли гаруспиками. Этимологически латинская словоформа «haruspex» происходит от сращения основ «harus», что значит «внутренности», и «specio», что в переводе означает «смотреть, наблюдать». Предположительно, эту практику, как и другие виды прорицаний, римляне унаследовали от этрусков.

Гаруспики «читали будущее» в основном по печени домашних животных – овец и куриц. На территории Италии обнаружен ряд соответствующих археологических находок – это бронзовые и керамические печени, специальным образом размеченные и с нанесенными на них письменами, разъясняющими, как правильно «читать» предсказание. Датируются эти находки в широком диапазоне от XIX до I веков до н. э. То есть гаруспики на территории полуострова существовали на протяжении как минимум двадцати веков, хотя изначально конечно так не именовались. А если учесть, что этруски пришли сюда лишь в X веке до н.э., то получается, что изначально в этом регионе имелись собственные некромантические практики, которые этруски как раз восприняли в дополнение к собственным, принесенным из Азии.

Также эти находки указывают на то, что гаруспики явно имели четко проработанную гадательную систему, в которой не было места случайности. Подробно некоторые практики гаруспиков разъяснены в труде «Libri Tagetici», который приписывается полу-мифическому пророку Тагесу, основателю религии этрусков. Этот комплекс эзотерических текстов был неоднократно переведен на латынь и позже использовался римскими гаруспиками в качестве учебника.

Самый известный случай успешного применения практики гаруспиков – это пророчество Спуринны, который предрек Юлию Цезарю опасаться мартовских ид и не выходить в этот день на люди. Мартовские иды – это 74-й день римского календаря, отмеченный несколькими обрядами. Именно в этот день Цезарь был убит сенаторами в Театре Помпея.

Искусство гаруспиков достигло расцвета при императоре Клавдии, который сам изучал этрусский язык, чтобы читать оригинальные тексты Тагесы. Клавдий даже основал школу гаруспиков, которая была уничтожена христианским императором Феодосием I, приказавшим сжечь все тексты, собранные в библиотеке школы за более, чем 4 века ее существования.

В дальнейшем практика гаруспиков исчезает со страниц истории, лишь в нескольких поздних текстах упоминается греческий термин «гепатоскопия» («hēpatoskōpia»), которым обозначалось гадание на печени ритуально убитого животного.

Некромантия в иудаизме и христианстве

В Библии есть несколько упоминаний и даже описаний ритуалов некромантии. Самый известный из этих эпизодов встречается в Первой книге Царств, где царь Израиля Саул приказывает Эндорской ведьме вызвать из шеола (преисподняя) дух умершего пророка Самуила. Причем ритуал, который проводит ведьма, по описанию близок к ритуалу, проведенному Одиссем. Здесь тоже используется яма с огнем и кровь жертвенных животных (1 Царств 28:3-25).

Интересно, что Эндорская ведьма сама удивляется тому, что ритуал удался. Дух Самуила приходит на ее зов и дает пророчество Саулу. Этот эпизод важен еще и потому, что Саул, вызывая дух Самуила, прямо нарушает Закон Моисея, так как Левит 20:27 предписывает смертную казнь тем, кто занимается некромантией. Однако Саул был царем Израиля и казнить его не могли. Но двойные стандартны иудейского общества оказались бессильны против тенет судьбы – Самуил предсказывает, что Саул и его сын погибнут в битве в этот же день. Пророчество мертвого пророка сбывается.

В дальнейшем христианские богословы неоднократно возвращались к этому эпизоду, которого кстати нет во второканонической Книге Сираха. В частности, Цезарий Арльский подтверждает, что призыв мертвых возможен, но запрещен божественным законом. Более того – Цезарий также признает, что иногда акт некромантии может принести пользу и помочь избежать несчастий (подробнее о выступлениях Цезария – в книге «Колдовство в Европе» А. Корса и Е. Петерса).

Однако поздние христианские теологи яростно отрицатели идею некромантии, утверждая, что Эндорская ведьма призвала не Самуила, а демона. Также высказывалось предположение, что это была уловка ведьмы, вполне вероятно владевшей практикой гипноза и/или чревовещания. В противовес этому можно привести строки из Второзакония (18:9-12):

«Когда войдете вы в землю, которую Господь Бог ваш дал вам, не научитесь вы мерзостям тех народов. Не найдется среди вас никого, кто заставит своего сына или свою дочь пройти через огонь, или кто воспользуется гаданием, или посмотрит сквозь время, или станет чародеем, ведьмой, заклинателем, или будет общаться с духами предков, или станет некромантом. Ибо все, делающие это, мерзостны пред Господом, и за эти мерзости Господь Бог изгоняет их от лица своего».

(цитируется по кембриджскому варианту Библии Короля Якова, в Синодальном переводе вместо «некромант» использован оборот «вопрошающий мертвых»)

То есть иудаизм и христианство в своих священных текстах подтверждают существование некромантии, но запрещают последователям пользоваться этой практикой. При этом четкой мотивации к запрету нет, он объяснен лишь достаточно общей формулировкой, согласно которой некромантия и другие формы колдовства «мерзостны» богу. Что, однако, никогда не мешало христианам самим использовать некромантию по необходимости.

Ярчайший пример – Томас Бекет, архиепископ Кентерберийский, известный своим конфликтом с Генрихом II, королем Англии. Перед тем, как выступить против короля, Бекет принял у себя двух чародеев – хироманта и толи некроманта, толи гаруспика («История экспериментальной науки» Т. Линна). Неизвестно, что было предсказано Бекету, но он в итоге развязал конфликт с Генрихом II, и конфликт этот естественно сложился не в пользу архиепископа, который в дальнейшем стал мучеником и был канонизирован.

Некромантия у кельтов и скандинавов

Некромантия была известна островным кельтам, в частности – валлийцам. В «Мабиногионе», сборнике валлийского эпоса, который был составлен в VII-VIII веках, говорится, что Бран подарил королю Ирландии Матолвху ряд предметов с волшебными свойствами. Среди этих предметов был котел Пара Дадени (или Котел Возрождения), который мог возвращать мертвых к жизни.

Интересно, что под разными именами, но с одной и той же функцией этот котел присутствует во множестве ирландских легенд. Причем в легенде о Матолвхе ирландцы используют его, чтобы возвращать из мертвых погибших в битве воинов, создавая таким образом армию восставших мертвецов.

У скандинавов некромантия также представлена в традиционном для средневековья виде – то есть речь идет не о призыве духа/души умершего, а о воскрешении его тела с памятью и волей. В фольклоре Дании, Норвегии и Швеции встречается огромное количество упоминаний о драуграх, восставших мертвецах, которые могли подниматься из могил по множеству причин, включая намеренное колдовство (пример – «Сага о Греттире»).

Однако самый известный эпизод с описанием некромантии у скандинавов – это текст «Заклинание Гроа», который традиционно включают в цикл «Песнь о Свипдаге». Сама вёльва Гроа упоминается во многих текстах, в том числе – в обеих Эдды, но с некромантической практикой связан только текст «Заклинания». По сюжету этого текста, Гроа говорит своему сыну Свипдагу, что он может в любой момент обращаться к ней за помощью, даже после ее смерти. Свипдаг так и поступает – он приходит на курган, где похоронена Гроа, и призывает вёльву. Мать восстает из мертвых и спрашивает сына, чем ему помочь.

Свипдаг рассказывает, что мачеха посылает его на поиски Менгольд – девушки, с которой он обручен судьбой, но о местонахождении которой ему ничего не известно. Гроа прозревает будущее и говорит, что Свипдаг найдет Менгольд, хотя путь его будет долгим и трудным. Сын просит свою восставшую мать защитить его и Гроа начинает читать заклинание. Всего Гроа накладывает на Свипдага девять заклинаний, в которых просит ткачиху судьбы Урд, богиню штормового моря Ран и других персонажей скандинавской мифологии уберечь ее сына от опасностей. Также Гроа читает заклинания, защищающие от холода, помогающие избавиться от пут, усмиряющие врагов.

В завершении вёльва говорит Свипдагу, что ему больше нечего боятся, но нужно соблюдать два условия – не забывать слова заклинаний, которые она прочла, и «носить в сердце матери мертвой завет». С. Свириденко в комментариях к «Старшей Эдде» указывает, что описание некромантического ритуала здесь имеет оккультный подтекст (по аналогии с восемнадцатью заклинаниями из «Речей Высокого»). Также исследователь обращает внимание, что по тексту саги на кургане, где похоронена Гроа, стоит некий священный камень (возможно, это отсылка к традиции «каменных кораблей»).

Концептуально важна тринадцатая строка «Заклинания Гроа», где вёльва накладывает на сына защиту от ведьмовских чар. Во всех известных списках этого текста (а известно их четыре – TSB A 45, DgF 70, SMB 18, NMB 22) использовано слово «kristen», что в переводе означает «христианская ведьма», а не «ведьма» в целом. По одной версии это опечатка, по другой – слово использовано намеренно, так как если текст «Заклинания» восходит к раннему средневековью, то неудивительно, что вёльва пытается защитить сына от влияния христианства.

Таким образом, у кельтов и скандинавов некромантия существовала именно в ее традиционном виде. Мертвых призывали для получения пророчеств о будущем, для защиты от злоключений и гибели. А ирландцы пошли еще дальше и делали все в традициях фэнтезийных некромантов, поднимая армии мертвецов (которые, кстати, сражались на стороне положительных персонажей валлийских саг). И ни в одном из упомянутых эпизодов некромантия не воспринимается как что отрицательное, неестественное или запретное. А если учесть обилие историй о драуграх у скандинавских народов, то восставшие мертвецы были для них явлением едва ли не обыденным.

«Слово о Меркурии Смоленском»

Этот текст впервые появляется в нескольких списках XVI века и рассказывает о некоем воине из Моравии по имени Меркурий, который во время нашествия на Русь хана Батыя находился в Смоленске. Когда 10 тысяч воинов Батыя остановились у деревни Долгомостье на подступах к Смоленску, Меркурий получил божественное знамение и направился в одиночку (!) биться с монголами. По легенде, он истребил «врагов несчетно» и убил даже одного военачальника, за которого тут же отомстил его сын, срубив Меркурию голову. А теперь самое интересное – потеряв голову (буквально), Меркурий не упал замертво. Он подобрал голову и неспешно поехал на коне к Смоленску. Лишь достигнув ворот города, он слез с коня, лег на землю и умер. Смоляне стали почитать его как святого, а Батый так и не напал на Смоленск.

Сложность идентификации личности Меркурия заключается в том, что он не упомянут ни в одном современном ему источнике (что, на самом деле, неудивительно, о многих людях и событиях мы знаем лишь из поздних списков, так как оригинальные тексты либо утеряны, либо их просто не существовало, а сведения до определенного момента передавались устно). Зато от него осталось два артефакта, первый – печать со святым Меркурием Кесарийским и греческой надписью «Господи, помоги рабу твоему Меркурию Вентеславу». Датировка печати не установлена, но она явно древнее времен нашествия Батыя. Второй артефакт – железные сандалии, предположительно как раз XIII века, аналогов которым не обнаружено ни в одном регионе мира. Оба артефакта хранятся в Успенском соборе Смоленска.

О происхождении Меркурия из Моравии есть много версий, но важнее другое. По легенде, он проехал от Долгомостья до Смоленска 25 верст без головы, управляя конем. Это 26,67 километра. Понятно, что воин просто мог погибнуть, а обученный конь вернулся обратно в город с мертвым седоком. Но один воин не мог ни при каких обстоятельствах вступить в бой с целой армией и победить несколько десятков или даже сотен воинов. Тем более, что в легенде сделан упор на тот факт, что он оставался жив без головы и тем самым напугал монголов (по одному из списков, это и стало причиной отказа Батыя разорять Смоленск).

Вступая в область допущений, версия с наличием в Смоленске некроманта, который просто поднял погибшего воина из мертвых и отправил его биться с монголами, логически объясняет всю подоплеку этой истории. Тем более, что славяне в Раннем Средневековье тесно взаимодействовали со скандинавами (Старая Ладога, Гнездово) и безусловно перенимали что-то из их культуры (те же подвески типа «Молот Тора» в Ладоге). Соответственно и легенды про драугров они слышали, и саги о воскрешении мертвых. А если предположить, что некромантическими практиками скандинавы все же владели, то и руссам их могли передать. Либо у славян могло быть что-то свое, иначе откуда взялся буквально эталонный некромант Кощей?..

Некромантия в Средневековье

В Средние века католическая церковь жестко разграничила воскрешение мертвых, подвластное лишь богу, и практику некромантии, которая якобы подменяла понятия – в процессе ритуалов призывались не души умерших, а демоны, некие инфернальные создания, которые могли взаимодействовать с мертвыми, прозревали будущее и обладали массой других сверхъестественных способностей. То есть католицизм существование такой практики подтверждал и относил ее к Maleficium – это тип колдовства, целью которого является намеренное причинение вреда человеку (по Р. Кикхеферу «Запретные обряды»).

При этом католические теоретики считали, что некроманты действуют независимо и не объединяются в группы. Отмечалась неоднотипность ритуалов, которые однако объединяло употребление высокотоксичных галлюциногенных растений семейства Пасленовые. Предполагалось, что как таковая некромантия – это гибрид арабской эзотерики (фазы луны, положение небесных звезд) и иудейских учений (заклинания призыва, ритуальная часть, знаки, формулы). Достаточно подробно этот вопрос рассмотрел Р. Кикхефер в уже упомянутой монографии «Запретные обряды».

Что интересно – абсолютное большинство практикующих некромантию имели высокий духовный сан. Это были образованные люди, знающие латынь, имеющие доступ к текстам по астрологии и демонологии. Они имели канцелярское, реже – университетское образование. Строго говоря, фермер или кузнец по очевидным причинам не мог быть некромантом – не зная грамоты, не будучи обучен латыни и греческому языку, он просто не смог бы читать античные переводы этрусских текстов (а иных источников просто не существовало).

Что касается иудаистского наследия, то мы не можем быть уверены, использовались ли в средневековье тексты, которые стали широко известные позже, например – Лемегетон Соломона, который впервые упоминается лишь в XVI веке. Так или иначе, но Р. Кикхефер приводит массу случаев, когда католические священнослужители сочетали христианские обряды с оккультными практиками, несмотря на то, что это официально осуждалось церковью.

Из ряда дошедших до нас католических текстов (например, «Мюнхенское руководство демонической магии» или «Liber incantationum, exorcismorum et fascinationum variarum», список CLM 849) нам известно все, что католики знали о некромантии. Например, они предполагали, что прикладная некромантия включает в себя три дисциплины:

Управление волей. Некромант мог подчинить себе человека, животное или даже демона, заставляя их выполнять свои приказы (тут сразу вспоминается ведьмовство и знаткость из русских быличек).

Иллюзия. Нет точного описания этой дисциплины, но именно к ней относили практику воскрешения мертвых и призыв волшебных транспортных средств (например, повозка, запряженные инфернальными лошадьми).

Тайные знания. От демона некромант мог узнать сведения о местонахождении человека или предмета, а также получить пророчество о будущих событиях.

Также в «Мюнхенском руководстве демонической магии» описаны три обязательные атрибута некроманта:

Магический круг/магическая печать. Символ рисовался прямо на земле или заранее на ткани, которую затем расстилали в месте проведения ритуала. Внутри круга могли располагаться самые разные символы и предметы. Круг усиливал способности некроманта и защищал его от призванного существа.

Колдовство. Определяется как метод общения с демонами посредством произнесения специальных заклинательных формул и выполнения церемониальных пассов. Также колдовство было необходимо, чтобы призвать существо – помочь ему преодолеть границу миров. При этом почти всегда заклинания составлялись из библейских стихов, отдельных фраз и их комбинаций.

Жертвоприношение. В «Мюнхенском руководстве» упоминается герметический принцип, позже перенятый европейскими алхимиками и широко известный как Закон равноценного обмена. Чтобы призвать демона, некромант должен был пожертвовать что-то равноценное акту призыва. Жертвой могло выступать специальным образом умерщвленное животное, либо ритуальная пища, также приготовленная в соответствие с ритуалом. Человеческие жертвоприношения не упоминаются.

Католическая церковь осудила немало людей по приговору «некромантия». Эталонный пример – епископ Шартрский, дипломат, философ и писатель Джон Солсбери. Сохранился протокол церковного суда от 1323 года, в котором говорится, что группа лиц под руководством епископа пыталась призвать демона Бериха. Возможно, имеется ввиду Берит из Гоэтии, их имена созвучны, но записываются по-разному – «Beritch» в протоколе и «Berith» в текстах Соломона.

Эпоха Возрождения

В этот период некромантия переживает подъем, так как использование библейских текстов во время ритуалов признается не заклинанием, а молитвой. С другой стороны, от изначальной формы ритуалов остается только название, потому что призыв мертвых полностью заменяется призывом духов. Причем духи и демоны отождествляются, пример – уже упомянутая Гоэтия.

В самих ритуалах начинают цитироваться апокрифические тексты и некромантия, как бы странно это не прозвучало, окончательно христианизируется. Одновременно она теряет свой статус. То есть у вавилонян и этрусков, древних греков и римлян этой практикой занимались жрецы и оракулы, которых уважали, их авторитет был непререкаем. Наблюдая за движением звезд, изучая математику и анатомию, эти люди были в большей степени учеными-исследователями, а не колдунами-авантюристами. Но в эпоху Возрождения некромантия становится чисто умозрительной практикой без намека на духовную составляющую. Отношение общественности к некромантии достаточно наглядно высказал Леонардо Да Винчи:

«Из всех человеческих мнений самым глупым считается то, которое касается веры в некромантию, сестру алхимии, которая рождает простые и естественные вещи».

( «Записки Леонардо Да Винчи», Том 2, Глава XIX, Раздел III: 12-13).

Современность

На сегодняшний день некромантия – удел писателей-фантастов, разработчиков компьютерных игр и всевозможных… ну вы поняли. Что в действительности нам удалось сохранить из религиозных практик этрусков и вавилонян, кельтов и скандинавов – сказать сложно. Вероятно – ничего, кроме обрывочных описаний отдельных ритуалов.

Безусловно, в той или иной степени к некромантии можно отнести множество религиозно-этических учений и практик, которые здесь не упомянуты. Это гаитянское вуду, бразильская макумба, японская практика призыва юрей, классический европейский спиритизм периода XVIII-XIX веков. И обо всем этом мы еще поговорим в будущих публикациях, сегодня же у нас была другая цель.

В этой статье я хотел определить истоки самого понятия «некромантия» и выявить регионы, где эта практика зародилась, активно применялась, наследовалась и распространялась. Также мы проследили эволюцию этой практики в европейских странах на протяжении плюс-минус трех тысяч лет, определили ее цели и методы, посредством которых предполагалось взаимодействие с миром мертвых. А главное – мы увидели, сколько фэнтезийные некроманты унаследовали от своих мифологических предтеч. Мне кажется – на удивление много, а вы как считаете?..

Канал на Ютубе

Дзен-блог

Группа ВК

Проект РУНАРИУМ

В раннесредневековой Скандинавии Кровавым орлом назывался ритуал, который по одной из версий являлся казнью, по другой – жертвоприношением Одину. Сразу отмечу – полного описания этого ритуала нет ни в одном дошедшем до нас тексте, поэтому все, что будет изложено ниже, это лишь версии и гипотезы современных исследователей.

Наиболее древнее упоминание о Кровавом орле встречается в списке «Старшей Эдды» Codex Regius, где в тексте «Речи Регина» сказано: «Острым клинком Кровавый орел вырезан на спине у Хундинга сына! Сильней остальных траву обагривший сын конунга радует ворона!» Этот фрагмент говорит о том, что одноименный ритуал действительно существовал, по всей видимости был довольно жестоким и приводил к гибели. Тем не менее, спорна формулировка о том, что Кровавый орел вырезался на спине, ведь ее можно трактовать буквально, либо как кеннинг.

Аналогичное упоминание встречается в тексте «Большой Саги об Олафе Трюггвасоне», которая в 1937 году была воссоздана Б. Адальбьярнарсоном на основе несохранившейся «Саги об Олафе Трюггвасоне» (предположительно оригинальный текст написан в 1190 году). «Сага об оркнейцах» (альтернативный вариант названия «Сага об оркнейских ярлах») также упоминает ритуал Кровавый орел, но не дает даже фрагментарного описания (датируется текст 1200-1220 годами).

Чуть более подробно об этом ритуале сказано в ряде скальдических текстов об Иваре Бескостном, которые позже легли в основу фундаментального труда «Деяния данов» Саксона Грамматика. В девятом томе этой работы Грамматик описывает, как знаменитый сын Рагнара Лодброка собрал «великую языческую армию» и пошел войной на Англию, разгромив нортумбрийское войско и захватив короля Эллу II, который ранее жестоко казнил Рагнара. Эллу естественно казнят, и здесь Кровавый орел впервые называется именно казнью, но сам процесс не описан. Тем не менее, скандинавоведы на основании множества фрагментарных описаний реконструировали эту казнь.

Описание ритуала, Стура-Хаммарский камень

Человека ставили на колени, его руки привязывали веревками к двум столбам (по другой версии – человек ложился животом на пень или камень, служивший возможно импровизированным алтарем, и его также фиксировали веревками). Кожу на спине аккуратно срезали вдоль позвоночника, а затем топором ломали ребра, выгибая их наружу. Далее из человека извлекали легкие и по одной из версий раскладывали их на выломанных ребрах. По другой версии легкие растягивали в стороны на веревках, подобно крыльям.

Повторюсь – полностью ритуал нигде не описан. То, что мы видели в сериале «Викинги» и о чем пишут сайты уровня русскоязычной Вики, это ни в коем случае не описание оригинального ритуала! Это условная реконструкция, во многом основанная на предположениях, а не фактах.

По всей видимости, казнь действительно была довольно жестокой, но общепринятое описание вызывает сомнения у многих исследователей, так как большинство упоминаний о Кровавом орле относится к периоду, когда Скандинавия была полностью христианизирована. Поэтому в трудах христианских хронистов, которые считали викингов варварами-язычниками и вполне обосновано имели к ним предвзятое отношение, описания жестокостей северных народов выглядят закономерно и зачастую утрированы.

К примеру, упоминание о том, что во время казни на спину казнимому сыплют соль, встречается только у Саксона Грамматика, ни в одном другом тексте таких подробностей нет. А в пользу того факта, что Кровавый орел мог быть ритуальным жертвоприношением, говорит знаменитое изображение на Стура-Хаммарском картинном камне (остров Готланд).

На камне есть четыре группы рисунков. Вторая сверху группа предположительно изображает алтарь, на котором лежит человек. Человеку двуручным топором (либо копьем) срезают кожу со спины или возможно что-то на ней вырезают (как в «Речах Регина»). Выше изображен валькнут – символ Одина (по Р. Симеку). Многие исследователи (например, К. Мэлоун) предполагают, что это и есть ритуальное жертвоприношение, называемое Кровавый орел. При этом семантика других изображений неясна, по одной из версий они описывают «вечную битву» («Сага о Хильде»).

Известно, что посредством Кровавого орла был убит (казнен или принесен в жертву, а может и то и другое) не только Элла II. Аналогичным образом свою жизнь закончил обвиненный в предательстве Хальвдан Харальдсон (он же Хальвдан Черный). Также Кровавым орлом умертвили короля Восточной Англии Эдмунда Мученика (по другой версии его расстреляли из луков).

Проект РУНАРИУМ

Канал на Ютубе

Дзен-блог

Группа в ВК

Становление

Мортарион также известен под прозвищами Бледный Король и Повелитель Смерти, после превращения в демон-принца именуется Принцем Распада. Когда капсулы примархов были разбросаны по галактике, капсула с Мортарионом попала на планету Барбарус – мир паровых машин, окутанный клубами ядовитого тумана.

Население Барбаруса на момент прибытия примарха было разделено на две касты, первая каста называлась Хозяева (Overlords) – эти люди фактически правили планетой, расположив свои крепости на горных массивах. Хозяева владели жутким колдовством варпа и умели поднимать мертвых, за что были прозваны некромантами. Вторая каста даже не имела названия, это были простые люди, в основном – фермеры, они жили в низинах между горными хребтами, в отравленных долинах и солончаках. Хозяева нещадно эксплуатировали тех, кто жил в низинах, для некромантов жизнь других ничего не стоила и зачастую они убивали просто ради забавы.

А самой главной забавой на Барбарусе была война – Хозяева постоянно сражались друг с другом, ведя по всей планете чудовищные противоестественные войны. После одной из таких битв на поле, где не осталось ничего живого, величайший из Хозяев Барбаруса обнаружил кричащего младенца. Обнаружил его там, где любой человек задохнулся бы в считанные секунды. Этого Хозяина звали Некар, он подобрал младенца, намереваясь сделать его своим сыном, которого никогда не имел. Сыном и наследником его кошмарной империи. Именно он назвал мальчика Мортарионом, что на местном диалекте означало «сын смерти».

Некар поселил Мортариона в высокой башне, где яд в воздухе был настолько токсичным, что будущему примарху приходилось задействовать все резервы своего организма для выживания. Сам Некар жил еще выше – в месте с самой высокой концентрацией ядовитых миазмов, куда не мог пройти даже его приемный сын. Есть версия, что хотя Некар взял Мортариона на свое попечение, он боялся мальчика, который слишком быстро стал юношей, и еще быстрее – мужчиной. Возможно, Некар предполагал, что однажды Мортарион силой займет его место. Почему же тогда он сохранил ему жизнь? Потому что на Барбарусе ничто не вечно, особенно власть…

Освобождение Барбаруса

Мортарион быстро обучился боевым искусствам, тактике и стратегии. Затем, когда у Некара не осталось знаний, которыми он мог бы поделиться, Мортарион задал главный вопрос – почему Хозяева так жестоки? Зачем они охотятся на людей в долинах, убивают их и поднимают мертвецов, пополняя из свои чудовищные армии? Некар не мог ответить на эти вопросы, потому что жестокость и тьма жили в крови Хозяев тысячи лет и другой формы существования они не знали.

В итоге, Мортарион убил охранников своей башни и сбежал от приемного отца в долины. Он был поражен, когда увидел, что жители долин – обычные люди, а не тупые выродки, как их ему описывал Некар. Тогда он впервые услышал искренний смех, увидел семьи и людей, чьи глаза лучились счастьем, несмотря на расплесканный в воздухе яд. Но фермеры не хотели принимать его – высокий, бледный, изможденный человек, спустившийся с гор, пугал их.

Но Мортарион стал упорно работать в поле вместе с остальными, пытаясь стать одним из этих людей, чтобы обрести настоящий дом и свой народ. А когда на поселение напал один из Хозяев, будущий примарх не остался в стороне – Мортарион взял в руки косу и стал истреблять извращенных колдовством варпа мертвецов, упокаивая их с такой легкостью, будто действительно был самой смертью из древних терранских суеверий. Хозяин, напавший на деревню, отступил в ядовитый туман, куда не могли последовать обычные люди. Но Мортарион смог. Он стал первым на Барбарусе, кому удалось убить Хозяина.

Мортарион начал обучать жителей деревни воинскому искусству, вскоре к ним присоединились люди из других деревень, а потом бледнокожий лидер народа равнин сам начал странствовать по планете, собирая под свое знамя всех, кто готов был сражаться за свободу от тирании некромантов. Шли месяцы, годы. Деревни на равнинах превратились в крепости, а фермеры научились сражаться как настоящая армия. Но оставалась главная проблема – ядовитый туман, который окутывал горы, где жили Хозяева.

Тогда Мортарион стал отбирать самых стойких своих воинов и на короткие промежутки времени заводил их в токсичные предгорья. Каждый последующий раз люди оставались в тумане все дольше и дольше, пока наконец они не обрели некоторый (хотя и не абсолютный) иммунитет к ядам Хозяев. Затем Мортарион разработал фильтрующие маски и в сочетании с наработанной за годы тренировок устойчивостью это позволило Гвардии Смерти (так свою армию назвал будущий примарх) пройти через токсичное марево и атаковать крепости Хозяев. Одна за другой крепости пали. А воины Мортариона, длительное время вдыхая отравленный воздух, стали еще крепче и выносливее. Их войну за освобождение планеты облегчал тот факт, что Хозяева так и не смогли заключить прочный союз и продолжали сражаться между собой.

Незнакомец

Прошли годы, Гвардия Смерти выиграла сотни сражений и уничтожила все крепости Хозяев. Все, кроме последней. Кроме крепости Некара, которую окружал самый токсичный туман. Мортарион несколько лет планировал штурм, но когда он вернулся в родную деревню, готовый наконец выступить против Некара, ему сказали, что с небес спустился незнакомец, обещавший спасение. Мортариона смутило это известие и он поспешил к незнакомцу.

Войдя в зал старейшин, Мортарион увидел того самого человека с небес – свою полную противоположность. Создатель Гвардии Смерти был все так же высок, худощав и бледен. Незнакомец же обладал идеальным телосложением, красивыми чертами лица и здоровой кожей с бронзовым отливом. Мортарион заявил, что штурм крепости Некара – это его миссия, он давно готовился к ней и теперь уверен в своих силах. Незнакомец предложил ему сделку – Мортарион в одиночку поднимается в крепость Некара и если он победит последнего Хозяина Барбаруса, то незнакомец навсегда уйдет из этого мира. Но если Мортарион проиграет – он поклянется незнакомцу в верности и будет следовать его воле.

Игнорируя протесты своего лучшего воина Каласа Тифона, Мортарион принял вызов и отправился к крепости приемного отца. Он прошел так далеко в горы, куда не поднимался ни один смертный. Токсины разъедали его броню, оружие и фильтр на лице. Он начал терять сознание и упал на колени, когда к нему вышел Некар. Хозяин хищно улыбнулся, готовый исполнить свою клятву – после побега Мортариона он пообещал, что убьет приемного сына, если тот осмелится вернуться. В этот момент Мортарион услышал голос в своей голове, который говорил о последнем уроке, выучив который, будущий примарх узнает, как победить саму смерть… Естественно Мортарион этого не знал, но то был голос Нургла, который уже тогда определил ему судьбу величайшего из демон-принцев.

Некар занес клинок над едва живым Мортарионом, но не успел оборвать его жизнь – внезапно рядом с ним возник незнакомец и сразил Хозяина единственный ударом.

В роли примарха

Мортарион был опустошен тем, что не сумел исполнить свой долг перед жителями Барбаруса и собственной рукой освободить их. Он был зол на незнакомца за то, что эта честь досталась ему. Сразив Некара, Мортарион раз и навсегда доказал бы своим воинам, что он действительно достоин их уважения. Но незнакомец не позволил ему сделать это, и можно лишь гадать, что было бы – не явись тогда Император на Барбарус. Вероятно, полноценный штурм крепости Некара (а не безумная атака в одиночку) могли бы привести к победе Гвардии Смерти, пусть и ценой колоссальных потерь.

И все же, несмотря на тьму, поселившуюся в его сердце и сомнения в намерениях незнакомца, Мортарион преклонил колено, как обещал. Лишь тогда незнакомец явился перед Мортарионом в своем истинном облике и тот признал в нем Повелителя Человечества и своего отца.

Примарх получил под командование XIV легион Астартес и не задумываясь переименовал его из Сумеречных Рейдеров в Гвардию Смерти. Он вышел перед строем с боевой косой Безмолвие, которая когда-то принадлежала Некару, и воззвал к своим генетическим сынам, пророча им будущее, в котором их легион принесет погибель тысячам миров!

В тот момент в легионе произошел незримый раскол. Воины, которых примарх набирал на Барбарусе, были беззаветно преданы ему. Но терранцы, ядро бывших Сумеречных Рейдеров, не в полной мере поддерживали боевую доктрину своего лидера. В будущем, именно эти воины окажутся во время Чистки на поверхности Истваана III. А имя лучшего из них знает каждый – это будущий Странствующий Рыцарь Натаниэль Гарро…

Великий крестовый поход

Очень скоро Мортарион сблизился с Хорусом Луперкалем и Конрадом Кёрзом, эти легионы провели много совместных операций во время Крестового похода. Причем с Хорусом Мортарион завел полноценную дружбу, которая взволновала Робаута Жиллимана и Корвуса Коракса. Они сообщили Императору насчет своих сомнениях, полагая, что Луперкалю Мортарион предан больше, чем своему отцу. Но Императора по тысяче возможных причин отмахнулся от слов Коракса и Жиллимана.

Во время Крестового похода Гвардия Смерти показала колоссальную эффективность. Набираемые с Барбаруса воины были невероятно выносливыми и стойкими, причем не только к токсинам, но ко всем видам ксеносского оружия. Не нашлось мира, который в кратчайшие сроки не склонился перед Повелителем Смерти. Не оказалось на пути легиона планеты, в покорении которой Мортариону требовалась помощь. XIV легион массово использовал химическое, бактериологическое и даже генетическое оружие, он без раздумий применял атомные бомбы, заражая радиацией целые системы. И это была главная проблема Гвардии Смерти – почти все миры, которые легион привел к Согласию, превратились в бесплодные токсичные пустоши.

Хотя – и это особенно важно – Император никогда не высказывал недовольства действиями сына. Многим примархам, вроде Русса, Льва и Хана, было просто плевать. А такие как Жиллиман или Дорн ворчали и негодовали, но не смели вмешиваться в дела Гвардии Смерти, которая даже своим братьям внушала ужас. Кроме того – Мортариону всегда благоволил Хорус, первый среди равных. Хотя до сих пор этот вопрос остается открытым – что так сблизило Луперкаля и Мортариона?.. Возможно, чуть позже мы найдем ответ.

Интересно, что Гвардия Смерти стала единственным легионом, который не строил звездных баз и крепостей, не оставлял своего контингента на покоренных мирах для контроля и набора рекрутов. С другой стороны, ни одна из планет, приведенных к Согласию Гвардией Смерти, никогда даже не помышляла об отступлении от Имперской Истины. Ибо образ Мортариона, Повелителя Смерти, навсегда вселил холодный ужас в сердца выжившего населения этих проклятых миров. В их лояльности не приходилось сомневаться.

Мортарион видел свою цель в том, чтобы освободить человечество от тирании, даровав ему абсолютную свободу. И неважно, о чем именно идет речь – об отдельном городе-улье, планете, звездной системе или о целом подсекторе. Если люди угнетены, если их унижают, а их жизни не ценят – там место Гвардии Смерти, которая уничтожит каждого, посмевшего поставить свою жизнь выше жизни другого.

Однако Мортарион искренне верил, что оценить дар свободы может лишь тот, кто преодолел нечеловеческие трудности. Именно поэтому он с такой легкостью использовал самое разрушительное оружие, свято веря в единственный постулат – тот, кто действительно хочет выжить, тот, кто заслуживает называться свободным, сумеет преодолеть любые трудности, как это сделала Гвардия Смерти на Барбарусе. Несомненно, на той планете Мортарион получил не только жестокие мутации из-за ядовитой атмосферы. Куда глубже и опаснее были травмы эмоциональные, последней из которых стало убийство Императором Некара, которого Мортарион изначально вообще не хотел убивать. Ведь Некар принял его, хотя без раздумий истреблял тысячи невинных детей. Он принял его и обучил всему, что знал сам. Именно он научил Мортариона выживать, никогда не сдаваться и преодолевать любые трудности.

Все это легло в основу боевой доктрины Гвардии Смерти, которая всегда билась до последнего. Особенно показательно в этом смысле противостояние Саламандр во главе с Артеллом Нумеоном и Гвардейцев Смерти с «Савана жнеца», которым командовал Малиг Лестигон. Эти события подробно описаны в романе «Смертельный огонь» Ника Кайма и там Саламандры ужасаются исключительной стойкости бойцов XIV легиона, которые продолжают сражаться, лишившись сразу нескольких конечностей и получив десятки ран, каждая из которых была смертельной и остановила бы любого другого легионера.

Вероятно, это было одним из факторов, сблизивших Хоруса и Мортариона. Гвардия Смерти связывала врага боем, а Лунные Волки наносили истощенному противнику точечные смертельные удары. Эта совместная стратегия оказалась безупречной и позволила Луперкалю захватить сотни миров с минимальными усилиями. По сути, используя своего брата, Хорус взамен одаривал его своей благосклонностью. И это было не просто лестно для Мортариона. Совершенно лысый, с безумным взглядом янтарных глаз, вечно с чудовищной косой в руках и фильтрующей маской, которая с каждым вдохом впрыскивала в тело примараха колоссальные дозы самых смертельных ядов, – такой образ многим казался… отталкивающим.

А если сказать проще, то другие братья считали Мортариона чем-то вроде семейного уродца. Кёрз понимал его боль, но не собирался сближаться ни с одним из своих братьев. Поэтому Мортарион, отчаянно нуждавшийся в семейных узах, в братской любви и уважении, был так предан Хорусу. Да, он не понимал, что его используют, но чья в том вина? Возможно, отца, который тогда, на Барбарусе, просто унизил сына в глазах его воинов и отобрал славу, которая принадлежала ему по праву? Неудивительно, что Мортарион единственный из братьев импонировал Кёрзу, ведь они оба – дети, которых отец бросил в жернова своих амбиций, даже не задумавшись, что и у них были мечты. Свои собственные мечты. И грезили они оба не о светлом будущем для человеческой расы, а о семье. Человеческой семье…

Наследие Барбаруса

На Барбарусе, борясь с Хозяевами, наделенными врап-колдовством, Мортарион взрастил в себе ненависть к любым проявлениям псайкерских способностей. Именно поэтому Библиариум Гвардии Смерти был расформирован почти в самом начале Крестового похода. Со временем на Силовой броне воинов становилось все меньше украшений и геральдических знаков. В итоге, остался лишь серый керамит, который по цвету напоминал болотную грязь Барбаруса. Эту грязь бойцы Мортариона наносили на свои доспехи, когда сражались с Хозяевами, потому что она делала броню устойчивой к коррозионным токсинам.

Мортарион продолжал набирать воинов только на Барбарусе. Оказалось, что жители планеты идеально подходят для трансплантации генетического семени, даже если уже переступили через оптимальный возраст. Примером может служить Калас Тифон, который к моменту прибытия Императора был уже далеко не юношей, но несмотря на все риски он предпочел пройти через имплантацию органов Астартес, чтобы последовать к звездам за своим повелителем.

Мортарион сыграл значительную роль во время Никейского Совета. Тогда как большинство обвинителей Магнуса говорили эмоционально и не приводили достаточных доводов, речь Мортариона оказалась короткой и конкретной. Увидев на Барбарусе истинные силы варпа, он яростно свидетельствовал против свободного использования этих сил даже обученными Библиариями. Именно слова Мортариона позволили Магнусу понять, что все это отнюдь не фарс и он стал защищаться гораздо продуманнее, чем предполагал это делать. Также слова Мортариона, как говорят, сильно повлияли на окончательное решение Императора.

Ересь Хоруса

Когда Луперкаль начал гражданскую войну, Мортарион оказался едва ли не единственным примархом, которого вообще не пришлось уговаривать, чтобы он присоединился к восставшим. Застарелая обида на отца (во многом, как мы увидели, обоснованная) была усилена тем фактом, что Хорус, как мастер манипуляции, давно подтачивал веру своего брата в Императора.

Луперкаль открыл Мортариону истину о том, что Император сам взаимодействовал с варпом и даже использовал его, чтобы создать своих сыновей. Кроме того, первый капитан Калас Тифон к этому моменту уже давно служил Губительным Силам и имел на примарха колоссальное влияние, будучи его старым другом и боевым братом. Так что решение Мортариона было предопределено.

Ястреб и Смерть

Во время гражданской войны Гвардия Смерти сражалась с лоялистами на бесчисленном множестве миров. Одной из самых первых и длительных кампаний стало противостояние с Белыми Шрамами. После блокады Чондакса (о которой подробно сказано в статье про Альфария Омегона) Хан направился на Просперо, чтобы найти Магнуса, которому Джагатай доверял и в котором видел спасение Империума от хаоса (в обоих смыслах). Но когда Хан понял, что на самом деле произошло, на планету телепортировался Мортарион во главе Савана Смерти, элитных терминаторов легиона. Вооруженные Манеферами, уникальными боевыми косами, они выглядели ужасающе и казалось, будто ничто не в силах им противостоять.

Мортарион попытался переманить Хана на сторону Хоруса, он рассказал брату, что Хорус – лишь начало, что вместе они построят новый мир, лишенный тирании и угнетения в каком бы то ни было виде. Но Джагатай знал истинную цель Мортариона – он уже слышал слова брата на Улланоре, но тогда подумал, что это пустые угрозы. Однако Мортарион действительно хотел истребить всех псайкеров в Империуме, настолько он ненавидел варп (и после некромантов Барбаруса его можно понять).

Но также Хан видел и то, что у Мортариона больше не осталось настоящих союзников. После начала Ереси в рядах легионов, примкнувших к Хорусу, число псайкеров возросло многократно. Мортариону это не нравилось, поэтому он уже не мог найти общий язык ни с Лоргаром, ни с Хорусом. Кёрз и Ангрон – оба были столь же травмированы прошлым, как и Мортарион, но каждый из них был себе на уме. И Джагатай понял, что Мортарион хочет победы Хоруса, но не хочет, чтобы Луперкаль правил галактикой. После падения лоялистов ему нужен будет тот, кто поможет выкорчевать варп из легионов Астартес. А сюда, на Просперо, Повелитель Смерти пришел не по приказу Хоруса, а по собственной воле, потому что знал, что встретит здесь своего брата.

Хан отказался принять предложение Мортариона и началась схватка. Саван Смерти бился с элитой Джагатая, а примархи сошлись в непримиримой дуэли, у которой, казалось, мог быть лишь один исход. Но когда каган Белых Шрамов собрал остатки своих сил для финальной атаки, Мортарион неожиданно опустил оружие. Повелитель Смерти сказал, что сейчас на орбите Просперо два флота уничтожают друг друга и это не то, что ему обещали. Он не готов терять свои корабли и своих воинов в этом бессмысленном сражении. Хан бросился вперед, но не успел – Мортарион и Саван Смерти исчезли в противоестественном сиянии варп-перехода. Так закончилась вторая битва за Просперо.

В поисках ответов

Многие считают, что в поединке Хана и Мортариона победителем вышел Джагатай, но это неправда – в романе «Шрамы» Криса Райта их бой описан довольно подробно и размышления кагана однозначно говорят о том, что Повелитель Смерти уж точно не уступил ему, а вероятно был даже сильнее. Тем не менее, после этой схватки и ухода Гвардии Смерти из системы Мортарион изменился.

Что-то сломалось в нем, но не после самого поединка, а после разговора с Ханом. Вероятно, Мортарион понял, что в действительности они с Хорусом не союзники и Луперкаль хочет для галактики не того же, о чем мечтает сам Повелитель Смерти. Но главное – он понял, что его собственных сил недостаточно для достижения поставленной цели. Это понимание подвигло его на тотальное разорение миров, некогда подконтрольных Алому Королю. Со стороны могло показаться, что Гвардия Смерти в ярости уничтожает все на своем пути, но в действительности Мортарион точно знал, чего хочет.

На планете Тераталион, где в колоссальных библиотеках хранились тайные знания, собранные легионом Тысяча Сынов за два века Крестового похода, Мортарион нашел женщину-демона и пленил ее. При этом он не собирался использовать силы варпа, хотя понимал, что его легион уже отравлен ими. Но примарх жаждал узнать правду о Хаосе, узнать, почему его братья, в первую очередь – Лоргар и Фулгрим, с такой легкостью согласились служить Губительным Силами и отдавали все ради этого служения. Он хотел понять.

В разговоре с демоницей Мортарион признал, что семя Ереси выросло в нем самом задолго до того, как Луперкаль стал избранником Хаоса. Женщина подтвердила это, сказав, что у одного из истинных богов Эмпирея на ржавом троне давным-давно выгравировано имя Мортариона, которому суждено стать чемпионом Губительных Сил. Демон насмехалась над Повелителем Смерти, а затем людская оболочка спала и порождение Хаоса атаковало Мортариона. Тот понял, что одних лишь физических сил будет недостаточно и пробудил свой псайкерский потенциал, который всегда жил в нем и который Мортарион намеренно подавлял со времен Барбаруса.

Он разорвал демона в клочья и последними словами существа был насмешливый шепот: «Возрадуйся, Повелитель Чумы!». Мортариона окутывали энергии варпа, он тяжело дышал, ощущая, как древняя мощь, которая жила в нем с рождения, пробудилась и наполнила его необозримым могуществом. Повелитель Смерти наконец понял, что другие использовали его с самого рождения – сначала Некар на Барбарусе, затем Император в Крестовом походе, а потом Хорус в гражданской войне. В итоге, как и сказал Хан, Мортарион остался один на один с целым миром и чтобы выжить, он должен был стать тем, кого всегда ненавидел. Псайкером, колдуном, могущественным чернокнижником, для которого не должно остаться никаких тайн. Он примирился с правдой о себе.

Смерть и перерождение Мортариона

К тому моменту, когда Хорус приказал лояльным ему легионам атаковать Терру, Мортарион уже был искусным колдуном, но по-прежнему отрицал, что служит Хаосу. Однако его первый капитан Калас Тифон больше не был предан своему примарху, у него был новый господин – Нургл, Повелитель Распада. Тифон подстроил все так, чтобы флот Гвардии Смерти шел к Терре не намеченным путем, а так, как было нужно Нурглу.

Войдя в варп, Гвардия Смерти оказалась в сердце чистого кошмара, где не было ни времени, ни направления. Воинов начала заражать колдовская чума и они мутировали на глазах. Сам Мортарион будто снова оказался у ворот крепости Некара, он задыхался, он умирал, он испытывал непереносимую боль. И Повелитель Смерти сдался, потому что в этот раз не было рядом отца, который мог бы спасти его. Он сдался и призвал Нургла, чтобы тот прекратил его страдания.

Когда Мортарион поклялся в служении Нурглу, чтобы в обмен тот оборвал его агонию, бог ответил ему без промедления. Флот Гвардии Смерти, вышедший из варпа возле Терры, по-прежнему носил имя XIV легиона, но наполняли его уже не Адептус Астартес. Все они были благословлены Нурглом, став колдовскими мутантами, которых позже назовут Чумной Космодесант. Сам Мортарион стал Чемпионом Нургла, Принцем Распада, истинным воплощением смерти. Он стал самой Смертью.

После гибели Хоруса остальные предательские легионы распались и бежали в Око Ужаса, но не Гвардия Смерти. Легион Мортариона планомерно отступал и даже превосходящие силы лоялистов не могли смять ряды Четырнадцатого. Гвардия Смерти дисциплинировано отошла к Оку Ужаса и в полном составе вошла в него, где Нургл уже подготовил для своего чемпиона целый мир, известный как Чумная Планета. Так или иначе, но Мортарион наконец обрел свой настоящий дом.

После Ереси

По иронии судьбы, Мортарион превратился в Некара – он десять тысяч лет не выходил из своей крепости на вершине самой высокой горы Чумной Планеты. Эту крепость окружали токсины столь разрушительные, что никто не мог посетить Принца Распада в его покоях. Изредка Мортарион направлял своих воинов сеять чуму Нургла в Империуме – иногда они действовали сами по себе, иногда в союзе с другими предательскими легионами. Калас Тифон, приняв имя Тифус Путешественник, отрекся от отца и принимал активное участие в 13 Темном крестовом походе.

В 901.М41 во время битвы за Корновин Мортарион убил Великого Магистра Серых Рыцарей Геронтиана. Новый Великий Магистр Калдор Драйго поклялся отомстить Мортарион. Он в одиночку пробился к Принцу Распада через его Чумных Космодесантников, поверг Чемпиона на землю и вырезал на его сердце имя Геронтиана. Мортарион спасся, но позорное поражение, принятое от Драйго, задело его гордость и он поклялся отомстить Серым Рыцарям.

После 13 Темного крестового похода и появления Цикатрикс Маледиктум в Сегментуме Ультима возникли так называемые Звезды Плети, это три крупные системы, миры в которых полностью заражены чумой Нургла. Дальше Мортарион атакует Ультрамар и начинается его эпическая военная кампания, которая получила название Чумные войны. Один из последних эпизодов этой кампании – поединок Мортариона и Жиллимана в мире Иакс. Что интересно – силы оказались равны, а потом войска Гвардии Смерти неожиданно и без видимых причин отступили с планеты под прикрытием вирусной бомбардировки…

Анализ образа

Как и в случае с большинством примархов-отступников, деконструкция личности Мортариона базируется на глубоком трагизме, опосредованном, во-первых, условиями, в которых произошло его взросление, во-вторых, психологической травмой, полученной им по вине Императора.

Мы не имеем ни малейшего представления, каким мог вырасти Мортарион, окажись он, например, на Ваале или Ультрамаре. Но история (даже история Вархаммера) не знает сослагательного наклонения и Мортарион попал на Барбарус – жестокий мир, где не было места милосердию, а выживал только тот, кто хотел и мог выжить. Более того – в отличие, например, от Коракса, которого изначально воспитывала «светлая сторона», Мортариона подобрал Некар самый беспринципный и безжалостный из Хозяев этого мира, воплощенное зло Барбаруса.

И тем не менее, Мортариону хватило проницательности, чтобы понять – Некар рассказывает ему далеко не все. Поэтому он сбежал – желая узнать правду. А когда узнал ее – не смог вернуться и объединил целый мир ради борьбы за свободу, за освобождение от власти бесчеловечных колдунов. Разве это не образ эпического героя? Безусловно. Но как мы хорошо знаем, борясь со злом, герой всегда рискует. Рискует превратиться в такое же зло, или даже во что-то худшее…

Но реальная проблема возникла с приходом Императора. У Мортариона был план и он постепенно воплощал его, готовясь взять штурмом крепость Некара. У нас нет точных сведений о намерениях Мортариона, но очевидно, что он был уверен в победе. Смело можно предположить, что многие (если не все) его воины погибли бы в том штурме. Возможно, даже он сам не пережил бы той атаки, но его это не волновало. Он искренне хотел спасти Барбарус и безусловно был готов умереть за эту мечту. Хотя лично мне хочется верить, что уж если он так долго планировал эту атаку и наконец решился на нее, то его уверенность была чем-то подкреплена. Потому что Мортарион – определенно не тот, кто бросается в бой, не продумав предварительно все варианты и не оценив риски.

Но этим героическим планам не суждено было сбыться. Потому что на Барбарус пришел Император. Пришел скрытно и намеренно спровоцировал Мортариона, чтобы тот двинулся на штурм крепости Некара В ОДИНОЧКУ. Да, Император сыграл на чувствах Мортариона, он манипулировал им. Но кто в этой ситуации не прав – тот, кто манипулировал, или тот, кто позволил манипулировать собой? Безусловно, оба. Вот только у Императора был выбор – он мог помочь сыну, а не унижать его перед миром, который считал его героем. А вот у Мортариона выбора не было – когда Император бросил ему вызов, Сын Смерти не мог отступить. Лев, Русс, Дорн, Хорус – никто из них не отступил бы. И любой из них погиб бы под стенами той крепости. Любой.

А убив Некара, Император именно унизил своего сына, я это уже неоднократно упоминал, потому что это критически важно. Потому что это начало Коренного Перелома в личности Мортариона, ведь его лишили мечты. Пусть даже он погиб бы при любом раскладе – это не имеет значения. Он выбрал борьбу, выбрал своих воинов и народ Барбаруса, выбрал искоренение колдовства лучшее будущее. А потом пришел Император и одной усмешкой перечеркнул этот выбор.

Я не смею утверждать, что это оправдывает Мортариона. Но однозначно объясняет последующие события. Скажем прямо – у него была причина не доверять отцу, даже ненавидеть его. Потому что, узнав о силе Императора, он не мог не задаться вопросом – почему отец не помог, вместо того, чтобы демонстративно показывать свое превосходство? Разве в этом заключается роль отца? Я как отец утверждаю – нет, совсем не в этом. И как отец, я не в состоянии понять, чем здесь мотивировался Император. Разве что он хотел намеренно сломить сына и бросить в его душу семя недоверия…

Тем не менее, Мортарион преклонил колено перед Императором, потому что проиграл спор, и честь не позволила ему взбунтоваться. А потом… Потом Хорус годами подтачивал его и без того расшатанную психику. И не будем забывать о Нургле – который с самого начала, с того момента, как примарх едва не умер у ворот крепости Некара, постоянно нашептывал Мортариону на ухо. Что именно нашептывал – не суть важно. Важнее, что на Повелителя Смерти постоянно давил варп, не позволяя ему расслабиться и оценить происходящее трезвым взглядом. И да, очевидно, что Хозяева Барбаруса служили Нурглу, это был его мир.

А завершился Коренной Перелом в личности Мортариона поединком с Ханом, когда Джагатай открыл ему глаза. Не только Император использовал Повелителя Смерти в своих целях, но и Хорус делал то же самое. Однако Мортарион не хотел становиться таким же, как они – как Луперкаль, Фулгрим, Лоргар. И он решился на использование сил варпа лишь для того, чтобы начать свою игру и обрести наконец контроль над собственной жизнью. И естественно – он проиграл эту схватку. Потому что человек, даже транс-человек, не может тягаться с богом. А Нургл наконец обрел Чемпиона. На самом деле, этот эпизод, когда Мортарион отдает свою душу Нурглу, очень близок к эпизоду с Фулгримом, который тоже поклялся в верности Хаосу «чтобы прекратить это все». Но Фулгрим в тот момент покинул сцену, а Мортарион… Мортарион просто обрел нового хозяина...

Увы, Пикабу меня опять ограничивает по знакам, не щадя((
Поэтому продолжение - здесь.

До нас дошло совсем немного ритуальных фраз и словоформ, которые древние скандинавы доподлинно использовали во время обрядовых действий и ритуалов. Ведь даже всем известные названия общегерманских рун (Фегу, Ансуз, Гебо) представляют собой лишь поздние лингвистические стилизации, то есть мы не знаем, как на самом деле называлась та или иная руна. Возвращаясь к ритуальным фразам, одним из наиболее изученных скандинавоведами оборотов является так называемая тройственная клятва «Hjalpi mer sva Freyr ok Njörðr ok inn almattki Ass».

Клятва приводится в двух средневековых текстах – в «Книге о заселении Исландии» («Landnamabok») и в королевской саге об Олафе Трюггвасоне («Olafs saga Tryggvasonar»). «Книга о заселении Исландии» известна по спискам «Книги Хаукра» («Hauksbók», манускрипты AM 371 4to, AM 544 4to и AM 675 4to). Королевская сага об Олафе Трюггвасоне имеет несколько версий, исходники утеряны. Сохранилось лишь два варианта этого текста – они приводятся в «Круге Земном» («Heimskringla») Снорри Стурлусона и в «Красивой коже» («Fagrskinna»), которая, вероятно, послужила первоисточником работ Стурлусона.

Датировка, перевод, интерпретация

Важно отметить, что «Книга о заселении Исландии» датируется IX-X веками, тогда как «Круг Земной» и «Красивая кожа» – это XII-XIII века. То есть тройственная клятва существовала в неизменном виде длительное время, как минимум – несколько веков, а значит имела для исландцев и норвежцев большое культовое значение.

Оригинальная фраза «Hjalpi mer sva Freyr ok Njörðr ok inn almattki Ass» (по тексту «Книги о заселении Исландии» по версии Стурла Тордарсона) дословно переводится с древнеисландского на современный русский следующим образом: «Да помогут мне Фрейр, Ньёрд и всемогущий ас». Заключительная фраза клятвы «hinn almattki ass» («всемогущий ас») вызвала большие споры в среде скандинавоведов, так как имеет неконкретную формулировку.

Идея клятвы проста – человек призывает трех богов (двух ванов и одного аса) засвидетельствовать его слова. Трудно представить более серьезную клятву, учитывая, что в средневековом скандинавском обществе воля богов являла наивысший и непререкаемый закон (Р. Симек «Словарь северной мифологии»).

Версии о «всемогущем»

Первая часть клятвы ясна – общение к Фрейру (богу солнца и плодородия) и Ньёрду (имел те же функции, что и Фрейр, плюс покровитель морской стихии). При этом оба бога относятся к роду ванов. Кем же является «всемогущий ас» из этой клятвы – точно не известно. Так как Снорри Стурлусон в «Видении Гюльви» пишет про Тора, как про «сильнейшего из всех богов и людей», то можно предположить, что именно он – тот самый ас из клятвы.

Д. Линдоу в «Норвежской мифологии» предполагает, что речь может идти о культе Улля. Функции этого бога не совсем ясны, он так или иначе связан со стрельбой из лука, но некоторые исследователи полагают, что это не конкретная мифологическая фигура, а кеннинг аса, применяемый ситуативно к любому представителю этого рода. Дело в том, что имя Улль («Ullr») восходит к раннегерманской форме «Wulþuz», что в переводе означает «слава» (в «Гренландской песне об Атли» из «Старшей Эдды» Гудрун упоминает Улля в связи с клятвой Гуннара).

Также высказывалось предположение, что определение «всемогущий ас» может быть отнесено к Одину и это кажется логичным, ведь Всеотец – владыка Асгарда. Однако Р. Симек, ссылаясь на ряд источников, включая «Гренландскую песнь об Атли», поясняет, что данная клятва произносилась на так называемом храмовом (священном) кольце. При этом в «Речах Высокого» Один говорит, что нарушил клятву, данную на храмовом кольце, и на основании этого факта Р. Симек предполагает, что речь в тройственной клятве не может идти о правителе Асгарда. Хотя этот же эпизод указывает на важность клятвы – ведь ею клянется сам Один.

Четвертая версия (принадлежащая самому Р. Симеку) указывает на то, что «hinn almattki ass» – это кеннинг Тюра, бога победы. Симек говорит, что хотя культ Тюра не имел широкого распространения в Исландии, этот бог связан с юридической сферой (сферой законности) сильнее, чем любой другой ас, и в аспекте сохранения порядка его функции как раз аналогичны функциям Фрейра и Ньёрда.

Последняя версия высказана Д. Линдоу и Р. Бойером, которые предположили, что так как все тексты, где присутствует искомая клятва, принадлежат перу христианских авторов, то вполне вероятно, что само слово «almattki» («всемогущий») могло быть добавлено в исходную формулировку, как завуалированное указание на христианского бога. В пользу данной версии говорит всего один, но существенный факт – форма «almattki» больше нигде не встречается в политеистическом контексте, то есть в связи асами, ванами или вообще – религиозными традициями древних скандинавов.

Резюмируя, нет никаких сомнений в том, что тройственная клятва была, вероятно, одной из ключевых ритуальных форм у средневековых скандинавов. Но кто же такой «всемогущий ас» на самом деле мы, скорее всего, уже никогда не узнаем.

Проект РУНАРИУМ

Канал на Ютубе

Дзен-блог

Группа в ВК