Weeholeya

Его Светлость Фридрих Грюнвальд был человеком великими как в прямом так и в переносном смысле. Широкоплечий здоровяк два метра ростом, он казался еще выше и шире за счет ярко-красной силовой брони, украшенной золотыми черепами Ордо. По традиции своей родины, он носил длинные уже седые дреды и ухоженную, заплетенную в две косы бороду. Одному Императору известно, сколько лет Грюнвальд бороздил просторы сегментума Солар, но, несмотря на седину и прочертившие лоб глубокие морщины, стариком назвать его язык не поворачивался. Бодро вышагивая в окружении штурмовиков, над которыми возвышался на добрых полторы головы, он наводил ужас даже на своих собственных аконитов. В основном тем, что широко и добродушно улыбался.

— А вот и вы, — пророкотал лорд-инквизитор, с довольным видом кладя руку на прикрепленный к поясу громовой молот. Он делал так всегда, когда требовал объяснений. — Я уж заждался.

Филипп чопорно поклонился, сохраняя присущее ему спокойствие. Рейвен повторила за ним, но низко склонила голову, показывая наставнику свое глубокое уважение. Да, как и все, она побаивалась Фридриха Грюнвальда, но гораздо больше уважала. Он никогда не бросал своих аконитов, всегда был на их стороне, готовый с ноги ворваться даже в сам Дворец, если того требовало освобождение его человека. Рейвен будет до конца дней помнить, как ликовал её затуманенный от пыток разум, когда в темном сыром ангаре подулья, где хладные торговцы держали всех своих пленников, мелькнул отблеск ярко-красной брони.

— Отрадно видеть вас с добром здравии, — спокойно улыбнулась она, позволяя себе разогнуться.

— Боюсь, мы не с самыми приятными новостями, — угрюмо добавил Филипп.

Инквизитор кивнул и жестом приказал следовать за ним.

Готовя свой летающий замок к прибытию Инквизиции, Дарел Кальбрек — Мастер Администратума — постарался на славу: на каждом шагу сверкали красные гобелены с золотой аквиллой или изображениями Императора; свежие картины — иллюстрации Великой Жертвы Ангела Сангвиния и подвигов других примархов — поблескивали настоящей масляной краской; из пышной часовни во внутреннем дворе так сильно пахло благовониями, что встроенные в броню сенсоры начали засекать их аж у внешних ворот.

Все здесь настолько громко кричало о лояльности, что получилось почти правдоподобно. Как же показывала, на самом деле, практика, убранствах подобных резиденций очень сильно зависело от гостей их посещающих. Будь на месте аколитов делегация Адептус Механикус, у каждого когитатора расставили бы по чаше со священными благовониями и машинным маслом, а Сангвиния на стенах заменили бы благословенные символы Омниссии. Впрочем, пока стены не покрывали кровавые письмена Врагов Человечества, никто на подобную двуличность не обращал внимания. Пока Мастер Администратума оставался лоялен нужным людям, разумеется.

Кабинет, который отвели Лорду-Инквизитору очень походил на тот, что располагался в шпиле Лундариум на Терре: такой же до неприличия просторный и пустой. Украшением ему были окованный металлом круглый стол с довольно точной звездной картой сегментума Солар и шесть десятков резных деревянных стульев вокруг.

Фридрих Грюнвальд слушал доклад аколитов, заложив могучие руки за спину и глядя в панорамное окно на индустриальный пейзаж из бесконечных механизмов мануфактур.

— Значит, направлялись на Навис Орреум.

— Да, милорд, — кивнул Филипп, поднимаясь со своего стула и становясь рядом с инквизитором, — Сели на Маррум Альфа, где корабль пополнял экипаж.

— Этого я и боялся…

— Милорд?

— Уж терранского года не прошло, как на Маррум Альфа отбушевала эпидемия. Настоящая бубонная чума. Давненько я такого не видел.  Унесла с собой почти четверть населения. У меня с самого начала были подозрения, что все это неспроста. Но я грешил на ксеносов. — Он кивнул каким-то своим мыслям. — Да, я передам это дело одному своему знакомому из Ордо Еретикус. Пусть пошлёт пару штурмовых групп с огнеметами. Нужно отправить проклятых еретиков к их хозяевам. А что касается Навис Орреум, — инквизитор повернулся к аколитам, — ересь часто идет рука об руку. Появилось ксенооружие, а значит и появление слуг Архиврага было лишь вопросом времени. Ксеноересь развращает и подталкивает к ереси более страшной.

— Но оружие, что мы нашли было эльдарским. Тесных Эльдар. — вмешалась Рейвен. — Их во многом можно обвинить, но не в связи с Архиврагом.

— Хладный торг? — предположил Филипп.

Она неосознанно вздрогнула.

— Возможно.

— Не спешите с выводами, — наставнический тоном предупредил инквизитор. — Порой враг хитрее, чем нам хотелось бы. Так или иначе, — он резко развернулся к аколитам, — ваша задача остается прежней: найти источник ксенооружия и уничтожить. В остальном — действуйте согласно протоколам. А теперь, Рейвен, будь добра, оставь нас ненадолго.

«Ненадолго» растянулось на добрых полтора часа. Рейвен успела обойти почти всё отведенное Лорду-Инквизитору крыло попутно упражняясь в приеме добродушной улыбки. В сочетании с розеттой Ордо работало безотказно: слуги в приступе внезапного тремора едва не падали ниц и услужливо интересовались, не нужно ли госпоже чего. Она неизменно отвечала, что они хорошо работают и похлопывала по плечу. После подобного ноги у большинства подкашивались, и они готовы были выдать все свои и чужие секреты. Рейвен все подробно записала. На будущее. Вдруг пригодится.

— Его Светлость ожидает тебя.

Филипп фон Хардинг нашел её наблюдающей за безумной какофонией летающего транспорта.

— Кстати, — обратился он ей вслед, — сколько синих шаттлов?

Она улыбнулась.

— Пятьдесят шесть.

— Из них модели «Плауструм»?

— Девятнадцать. Удивительно много, учитывая, что этому неэффективному старью уже больше пяти сотен лет.

— Для некоторых это все еще новинка, — улыбнулся Филипп, провожая её взглядом.

Лорд-Инквизитор встретил её, сидя за круглым столом с большой чашкой рекафа в руках. Его спокойный цепкий взгляд моментально считал Рейвен, а чуть дрогнувшая морщинка в углу глаза подсказала: наставник уже сделал некоторые выводы и был ими почти доволен.

— Выглядишь гораздо лучше.

— Благодарю, милорд.

Она снова почтительно поклонилась и, повинуясь жесту, села рядом с ним.

— Надеюсь, здоровый цвет лица — признак того, что тебе, наконец, полегчало.

— Будьте уверены, милорд. Мне все еще тяжело смириться со смертью Льюиса, но я, кажется, нашла, как с этим справиться.

— Нам всем будет его не хватать.

В голосе его слышалась мимолетная, но совершенно искренняя печаль. Интересно, будет ли он скорбеть так же по какому-нибудь другому своему аколиту? Или слухи все же правдивы, и Льюис приходился ему кровным сыном?

— Но тебе, — уже жестче добавил инквизитор, — нужно учиться лучше справляться со своими эмоциями. Они привели на палубу демона.

Рейвен не чувствовала в себе права оправдываться. «Льюис» пришел за ней. И чудо, что он не оказался чем-то сильнее и страшнее того покрытого гнилыми струпьями склизкого создания.

— Вы правы, милорд, — она смиренно склонила голову.

— Теперь ты работаешь с псайкером. Не мне тебя учить, как опасны для них возмущения варпа. Поэтому не гневи его, не твори отзвуков и не привлекай к себе внимания. А то придется распрощаться с еще одним дознавателем, а мне бы этого не хотелось.

Понимая всю правоту сказанных слов, Рейвен стиснула зубы, сдерживая бурю, вырвавшуюся прямиком из огромной кровоточащей раны в душе.

«Лишь холодный разум способен отделить семя от плевел. Он видит то, чего не видят другие. Он действует осторожно и эффективно,» — повторила она про себя мантру, которую Его Светлость вдалбливал каждому своему аколиту. Во многом благодаря ей его свита отличалась довольно высокой средней продолжительностью жизни.

«А чем дольше ты проживешь, тем больше сможешь сделать для Трона,» — часто добавлял Льюис. За такие слова многие готовы были наречь его еретиком.

Ни одна мускула не дрогнула на её лице.

Пристально наблюдающий за ней инквизитор медленно кивнул, а затем резко и громко хлопнул в ладоши.

— А теперь к более приятному, — его бодрый громогласный голос прорезал недолгую тишину. — У меня есть для тебя кое-что.

Судя по едва уловимому движению века, он активировал какую-то руну на ретинальном дисплее, и в комнату, тяжело шагая, вошел сгорбленный сервитор с окованным металлом ящиком в руках.

Рейвен приподняла бровь и глянула на наставника с интересом.

Фридрих Грюнвальд любил дарить своим аколитам всякие диковинные штуки. Как, например, имплант в голове его аналитика: стандартный имплант саванта облегченный и видоизмененный настолько, что сотворившего его магоса признали херетеком и изгнали с Марса. Но он нашел теплое местечко на Восе под протекцией эксцентричного инквизитора, и теперь обслуживал его свиту.

Можно было предположить, что и у Филиппа много всего интересного спрятано в мозгу, ведь в отличии от других псайкеров, к вискам его тянулись не уродливые толстые провода, а скрытые волосами аугменты, что просматривались только в районе шеи.

Сервитор грохнул коробку на стол и так же, как и вошёл, медленно и уныло удалился из кабинета.

— Открывай, оно не кусается, — подбодрил наставник, привычным жестом поглаживая бороду.

Рейвен поднялась с места и осторожно провела пальцами по блестящей хромированной крышке. Замок щелкнул, и из глубины ящика послышалось механическое жужжание. Она готова была поклясться: недовольное.

Сервочереп блеснул единственным красным глазом и взмыл вверх, таща за собой ворох проводов. Он завертелся вокруг своей оси, словно пытаясь сориентироваться, а, когда, наконец, остановился, клацнул челюстью. Вышло почти угрожающе.

— Это Вергилий, — инквизитор довольно улыбнулся, с любовью глядя на зависшее посреди комнаты творение магоса Ромула. Подобные взгляды он даровал только механическим слугам. — Я долго думал, как отвадить тебя от нейростимуляторов, но ответ всегда был один: увеличить вычислительную мощность. Но как сделать это, не превращая тебя в саванта?

— Я все еще не очень понимаю, почему вы отказались от этой идеи.

— Понимаешь ли, саванты часто… Отвлекаются. Их тяга к поглощению знаний непреодолима. Случается, она настолько туманит разум, что заставляет отправить дела более насущные на самые дальние полки их удивительного сознания.

— Всё это можно исправить тренировками.

— И тем не менее, ты достаточно хорошо справляешься со своими обязанностями, чтобы я не поднимал вопрос о твоем усовершенствовании подобным образом.

Не улыбнуться стоило Рейвен огромных усилий. Не то, чтобы Его Светлость был скуп на похвалу, но слышать признание от столь великого человека всегда было волнительно.

— Итак, вернемся к Вергилию. Я долго раздумывал, и все же нашел решение: сервочереп. Но не простой, а с машинным духом, — последние слова он произнес до того торжественно, что виновник довольно щелкнул челюстью.

Рейвен нахмурилась и глянула на Вергилия, который, казалось, внимательно её рассматривает. Магос Ромул учил её, как использовать сторонние ресурсы для расчетов, и повышения производительности импланта, но то были полноценные когитаторы. А тут… Что ж, можно было с уверенностью сказать, что подобная технология незаконна. С другой стороны, кто посмеет прикоснуться к сервочерепу со знаком Ордо?

— Понадобится первичная настройка, — тем временем продолжил инквизитор, — но ты и сама знаешь.

Она действительно знала: не раз подключалась к сторонним когитаторам, и те, в которых обитали духи машин, требовали особого, более тонкого и бережного подхода. Внедриться в их инфополе было непросто, но, если первично подключиться напрямую, по кабелю, показать свою волю и силу духа, а затем умаслить какими-нибудь технолитаниями, в принципе, сговориться было можно.

Риза, или “Горнило Скованных Звёзд”, как её называли многие, окруженная бесконечными орбитальными верфями, заполняла собой весь иллюминатор. Когда их судно вынырнуло из варпа, Рейвен уже не могла отвести глаз от сотен кораблей и челноков, снующих туда-сюда словно рои насекомых, от громадных орбитальных станций и доков, в которых можно было разглядеть стоящие на ремонте или же вовсе только строящиеся пустотные корабли.

Два огромных континента на севере и юге планеты были испещрены яркими огнями могучих кузен и реакторных комплексов. Именно здесь хранились ревниво оберегаемые Ризийским жречеством технологии генерации и удержания в узде плазмы. В местных мануфакторумах рождались лучшие в Империуме досветовые двигатели и плазменные орудия. Рейвен даже удивилась, увидев, огромный Океан омывающий континенты, впрочем, он совсем не походил на пикты райских миров, которые скрашивали унылое убранство её терранской квартиры. На Ризе огромный Океан был цвета свежезамешенного камнебетона, загрязненный тысячелетиями нещадной эксплуатации, и усеянный многочисленными язвами глубоководных добывающих платформ, вытягивающих последние природные ресурсы со дна океана. Мир-кузня. Гений творения Механикус. Жемчужина галактики и безжалостный индустриальный ад.

Несмотря на то, что Терра была гораздо более населенной, загруженной и принимала ежедневно в разы больше кораблей, чем Риза, новый для Рейвен мир все равно поражал своими масштабами. Да, здесь не было Дворца, который в особо ясные дни все же можно было разглядеть с орбиты, не было многотысячных очередей из грузовых кораблей, ожидающих досмотра, но было другое. Была своя суета, совершенно иная, будто менее торопливая и более отлаженная.

Пока они ждали разрешения на высадку, Рейвен, стоя на верхней палубе, любовалась видом из панорамных окон. Развлечения ради она наблюдала за траекториями прибывающих кораблей, пытаясь, понять, какой порт статистически чаще принимает суда, окрашенные в синий.

— Жалеешь, что не стала техножрецом?

Филипп фон Хардинг появился как всегда внезапно и бесшумно, но в этот раз врасплох не застал: последние время они часто встречались на верхней палубе.

— И об этом есть в моём досье? — не отрываясь от подсчета кораблей, она усмехнулась.

— Это было лишь предположение. Даже мне не все о тебе известно. Но я был почти уверен. Хорошие аналитики получаются из неудавшихся красных мантий.

— Неудавшаяся красная мантия, — задумчиво повторила Рейвен, будто пробуя слова на вкус. — Звучит почти обидно.

— Я не это имел в виду, — Филипп поднял ладони в примирительном жесте. — И всё-таки, как тебя угораздило попасть…. Или не попасть в красное жречество?

Она глянула на него, хитро прищурив один глаз.

— Откровенность за откровенность, мастер фон Хардинг.

— Справедливо, — кивнул он и облокотился на перила. — Что ты хочешь узнать на этот раз?

— Ты явно не терранец.

— Что меня выдало?

Рейвен рассмеялась.

— Всё, начиная от говора, заканчивая тем, как ты ведешь себя в толпе. У терранцев скользящий взгляд: он никогда ни на ком не останавливается. Ты учишься этому с пеленок и к совершеннолетию оттачиваешь до мастерства. Людей вокруг слишком много, и мы предпочитаем их не замечать. У тебя иначе: ты не потерял способность разглядывать окружающих в толпе.

Филипп улыбнулся.

— Хорошо подмечено. Есть предположения, какой у меня родной мир?

Рейвен нахмурилась, внимательно вглядываясь в его черты.

— Сложно сказать. Ты довольно долго прожил на Терре, а я слишком мало бывала на других мирах.

— Я с Каликс-пять, агромир на самой границе между сегментами Ультима и Солар. Старший сын одного… Очень влиятельного рода

Она кивнула.

— Скучаешь по родной планете?

Он пожал плечами.

— Я был ребенком, когда меня забрали на черный корабль, так что у меня осталось не слишком много воспоминаний. Не по чему скучать. Но это была уже вторая откровенность.

Рейвен усмехнулась и снова перевела взгляд на проплывающие мимо корабли. Их обшарпанные бока, на которых не всегда угадывался цвет, не говоря уже об остальных отличительных знаках, презабавно отражали свет яркого солнца.

— Я не всегда училась при экклезиархии. Отец устроил нас с братом в приличную школу, где учились, в основном, такие же, как и мы — дети служителей Администратума. Ну и любили туда наведываться почтенные магосы, искать среди малышни дарования. Задания давали всякие, испытания. Не помню уже, что там было конкретно, помню только, что это было весьма занимательно. — Она улыбнулась. — Кстати, это с тех пор у меня появилась привычка считать синие корабли.

— Ты считаешь синие корабли? — Кажется, этот факт здорово позабавил дознавателя: он расслабленно усмехнулся.

— Ты не знал?

— Мы не настолько близки.

Рейвен вздохнула.

— Льюис всегда спрашивал, сколько синих кораблей на горизонте. Или шаттлов. Или еще чего-нибудь. Но я отвлеклась. — Она выпрямилась и поправила высокие манжеты белой рубашки. — Я прошла испытания магосов и была признана достойной отправиться в Схаллакс на обучение.

Из груди вырвался тяжелый, почти мучительный вздох. Прошло уже очень много лет, за плечами сотни тренировок, в том числе и психологических, а разговоры о родителях неизменно отдавались тяжестью в груди. Хуже были только разговоры о брате… и Льюисе. Хотя, он тоже был для нее братом, не по крови, но по духу.

— Не успели почтенные шестеренки уладить все необходимые бюрократические дела, как на горизонте появилась эта фанати… — Рейвен осеклась и неловко кашлянула. — Появилась Преподобная Мазьярмата, которая когда-то подарила мне жизнь. Ей пришло видение, что я стою с ней рядом в качестве служителя Золотого Трона и смотрю, как горит на костре еретик. А потому была готова на все, лишь бы я не попала в руки механикусов. Отлучила отца от права заботиться о нас и поместила в интернат при Экклизиархии.

— А то видение, оно действительно оказалось пророческим? — осторожно спросил Филипп.

Она долго молчала, раздумывая над ответом. Стоит ли рассказывать? То, что сотворила Преподобная Мазьярмата со своим бывшим супругом, по мнению Рейвен, граничило с ересью. Отец не был виноват в том, что Томас родился псайкером, но доказать это удалось лишь спустя годы.

— Да, пророчество сбылось, — мрачно ответила она. — Но все оказалось не так, как она себе это представляла.

Приближающиеся шаги отвлекли от тяжелых дум.

— Милорд, миледи, — подошедший молодой офицер почтительно поклонился, — мы получили разрешение на высадку. А также сообщение от Его Светлости Фридриха Грюнвальда. Он будет ожидать вас в доке. Прикажете подготовить шаттл?

— Да, готовьте шаттл, — распорядился Филипп и, дождавшись, пока она снова останутся одни, повернулся к Рейвен: — Спасибо, что рассказала.

Она кивнула.

— Взаимно.

И отправилась в сторону лифта, а дальше к ангарам, где их уже поджидал старенький шаттл, выкрашенный свеженькой синей краской.

Сквозь толстое стекло Мастер фон Хардинг напряженно наблюдал, как отряд зачистки при помощи огнеметов выжигает то, что осталось от Здоровяка По. Рейвен спустилась к нему по внутренней лесенке и скрестила руки на груди. Её до сих пор потряхивало после произошедшего. Два столкновения с отродьем Архиврага за трое суток — не будь она подготовленным аколитом Инквизиции, давно бы уже потеряла рассудок.

Филипп старательно делал вид, что не замечает её присутствия. А она продолжала стоять и пристально смотреть на него, безмолвно требуя объяснений.

— Не помню, когда в последний раз ощущал осуждение от того, кто ниже меня, — не отрываясь от созерцания огня, глухо проронил он.

Недолго думая, Рейвен сделала шаг назад и встала на ступеньку выше.

Мгновение, другое. Дознаватель перевел на нее недоумевающий взгляд, чуть наклонил голову,  и, казалось, смотрел целую вечность. Наконец, лицо его озарило понимание, плечи чуть расслабились. Он рассмеялся.

— Что ж, сам виноват.

Затем снова отвернулся; под глазами залегли глубокие тени.

— Вероятно, ты хочешь услышать, чему я не убил ту тварь сразу?

— И не только.

— Я надеялся достать из него еще хоть что-нибудь.

Дознаватель разжал кулак. Протянутая на ладони розетта сверкнула в свете неровного пламени за стеклом. Рейвен осторожно взяла её.

— Аколит Ордо Маллеус.

— Думаешь, он шел по следу культа, который мы здесь разворошили?

— Не берусь утверждать, но предположу, что да.

Он замолчал, нахмурился и скрестил руки на груди, сосредоточенно глядя на работу отряда зачистки так, словно без его надзора огнеметы перестанут работать.

Рейвен долго вглядывалась в его профиль.

— Филипп, — негромко позвала она, спустившись на один с ним уровень. Он повернулся, вопросительно приподнял бровь. — Неужели ты винишь себя в его смерти?

Всего на мгновение на лице фон Хардинга промелькнула растерянность, будто вопрос застал его врасплох. Помедлив, он ответил:

— Я уже говорил, что ты очень проницательна.

— Это моя работа.

Уголок тонких губ едва заметно пополз вверх, легкая сеточка морщин залегла в уголках карих глаз. Чуть прищурившись, он долго изучал её, скользил взглядом по чертам лица, будто желая выудить из них какую-то еще неизвестную ему информацию. Затем внезапно произнёс:

— Откровенность за откровенность, агент Дальмайер.

Настала её очередь удивляться.

— И что же вы хотите узнать, господин дознаватель? Из того, что еще не прочитали в моем досье.

— В каком досье? — голос его прозвучал почти искренне.

— Его Светлости твой ответ понравился бы, — усмехнулась Рейвен. — И все же.

Он снова медлил. Кажется, это начинало входить у него в привычку. Кулак в латной перчатке сжался.

— Льюис. Ты правда… Любила его?

От одного упоминания напарника Рейвен вздрогнула; плечи сами собой опустились. Прошел уже целый терранский год, а огромная кровоточащая дыра в груди и не думала заживать.

В стекле отразились её черные, словно бездонный космос, глаза, а в них — боль.

«Привязанность — это слабость, — часто говорил Его Светлость Фридрих Грюнвальд. — У аколита не должно быть слабостей.»

Сейчас она понимала это как никто другой. Головой, разумеется. Душа же, кажется, не желала учиться на своих ошибках. И вот сейчас…

— Он был для меня… Всем. Наставником, напарником, другом… Братом. Любила ли я его? По-своему, да. Интересовал ли он меня как мужчина? Только в юности, когда я еще не понимала, насколько же мы все-таки похожи.

— Мне тоже его не хватает, — тихо проронил дознаватель.

— Это не идёт в зачет “откровенности за откровенность”, — попыталась пошутить Рейвен, чтобы перевести тему. — Так что теперь твой черед.

Он кивнул.

— История стара, как сам Империум. — Собираясь с мыслями, дознаватель забарабанил пальцами по локтю. — Я потерял аколита. Эриус Октавиус Лапотери. Молодой парень. Светлая голова, горячая кровь. Только закончил обучение и прошел испытания. — Мрачная тень легла на его лицо. — Он умер по моей ошибке. Медленно и мучительно задыхался палубой ниже, пока я пребывал в полной уверенности, что он за командным троном.

Рейвен осторожно коснулась его руки, он не шелохнулся.

— Но ты ведь действительно не можешь знать все на свете.

— А должен бы.

— Даже я, имея доступ ко всем камерам и логам корабля, не смогла бы это предсказать. Тем более, что дело идёт о нижних палубах, где нет ни нормальных систем наблюдения, ни достаточного количества смотрителей. — Она чуть сильнее сжала его руку, стараясь говорить спокойно и вкрадчиво. —  Для нижних палуб даже списков команды не существует. Да и невозможно это, потому что у доброй половины обитателей есть только прозвища, которые меняются время от времени. Поверь, ища Здоровяка я перерыла каждый уголок памяти этого древнего корыта. Я знаю, о чем говорю.

Филипп снова повернулся к ней. Взгляд его потеплел.

— Спасибо. Наверное, это именно то, что мне необходимо было услышать.

Рейвен улыбнулась.

— Всегда пожалуйста, напарник.

Он накрыл её ладонь своей.

— Иди отдохни. Последние двое суток были непростыми.

— А ты?

— Закончу здесь по мелочи. — Филипп постучал указательным пальцем по виску. — Моя голова не так сильно перегревается, как твоя.

Слова прозвучали без укора, но с легкой насмешкой. Впрочем, Рейвен действительно была уже не в том состоянии, чтобы выдумывать остроумный ответ. Сделав, вид, что ничего не заметила, она откланялась.

Как только дверь каюты с тихим щелчком закрылась, силы оставили её: голова пошла кругом, в глазах потемнело, по телу прокатилась крупная дрожь. Ноги перестали держать, и Рейвен, едва сдерживая стон, сползла на пол. Холод металла обжег щеку, но принес хоть какое-то облегчение — унял подступившую тошноту. Разум погрузился в тяжелый беспокойный сон.

Идея, поза - почти так, как было у меня в голове. Но есть куча "НО"

Тут странная голова, там грязь, а еще мне обязательно нужен был револьвер в руках героини. Плюс всякие странные морщинки и складки на лице... В общем, работы не мало.

Я долго пыталась пришпандорить в руку героини вот этот золотистый револьвер, но мои способности фотошопера слишком ограничены. Поэтому я отправилась генерировать ещё один арт.

Ну, пошла жара.

Спустя некоторое время, мне удалось прикрепить руку в нужном положении:

Но меня всё равно преследовало неуловимое чувство, что эта рука откуда-то не оттуда растет.

Ладно, пока суть да дело я поправила лицо героини.

Это только кажется, что дело пяти минут. Мне вот щеку пришлось буквально дорисовывать.

Далее я все-таки решила обратиться к своим знакомым-художникам, чтобы уточнить, откуда руки растут.

И вот, получилось что получилось :З

На всё-провсё у меня ушло часа четыре. Но оно того стоило :З

Хоть данные авгуров и говорили об отсутствии опасности, никто из штурмовой группы не решился снять респиратор, когда заходил в темную влажную каюту, воздух которой пропитался нищетой, отчаянием и болезнями. Помещение, где жил клан мусорщиков, можно было бы назвать просторным, если бы не бесконечные ряды заваливающихся друг на друга многоярусных кроватей, большинство из которых покрывали грязные тряпки, вероятно, служившие обитателем и одеждой, и одеялами, и занавесками. От едкого запаха мочи, грязных тел и гнили не спасли даже дополнительные фильтры. Рейвен подумалось, не оказалась ли она снова в покрытых зловонной слизью коридорах. Нет, присутствия Архиврага не чувствовалось. По крайней мере обычным смертным, ибо Филипп фон Хардинг все время напряженно оглядывался, будто ища что-то определенное, уже ему известное.

Они перевернули все вверх дном: разворошили каждую кучу тряпок, каждую перину, вскрыли запаянные люки, простучали полы и стены на наличие скрытых полостей. Улов их был весьма богат: в нехитрым скарбе некоторых обитателей нашлась пара уродливых самодельных амулета — три круга, скрепленные между собой бечевкой; засаленные бумажки с начертаниями от руки молитвами, направленными явно не Богу-Императору.

Офицер, отвечавший за инспекцию жилых помещений нижних палуб, клялся, что еще два прыжка назад ничего такого не было.

Рейвен усмехнулась, слушая его сбивчивые оправдания и подала штурмовикам знак «увести».

За переборками обнаружилось нечто сделанное буквально из фекалий, свечей и каких-то железяк. Чья-та гниющая нога с вырезанными на посиневшей коже знаками Архиврага венчала зловонную пирамиду.

Желудок попросился выйти и возносил слова благодарности Богу-Императору за то, что в него так и не успели ничего закинуть. Рейвен была такая не одна: офицеры помоложе отворачивались, один даже вышел из каюты.

— Мастер фон Хардинг, взгляните, — позвала она.

Он не отозвался.

— Мастер…

Филипп стоял спиной к остальным. Нехарактерно напряженные плечи выдавали волнение. Когда Рейвен коснулась его плеча, он вздрогнул, сжал что-то в кулаке и обернулся уже совершенно спокойный.

— Я задумался, — тихо, чтобы не услышали остальные, обронил дознаватель.

В придачу к алтарю нашлась и засаленная потрепанная книжица с обложкой из человеческой кожи, к которой даже самые отчаянные не рискнули прикасаться без специальных перчаток.

Волны чисток, допросов и досмотров прокатились по всем, не только нижним палубам. После надлежащих процедур в шлюз отправились еще четыре клана, включая малый клан техников, отвечавший за лифты. Под пытками один из младших помощников сознался в саботаже поля Геллера.

— Мне приказали — я делал, — хныкал юноша с глуповатым лицом и уцелевшим глазом глядел на электрощипцы в руках штурмовика. — Я даже не знал, что делаю.

— И тебя не удивило, что старший послал тебя в другой отсек работать с совершенно незнакомой машиной? — спросила Рейвен, делая знак убрать пыточный инструмент. Хватило всего пары разрядов и одного глазного яблока, чтобы разговорить парнишку.

— Нет. Мне говорят делать — я делаю. Я не спрашиваю, — всхлипнул он.

Она вздохнула.

— Простота хуже воровства.

И, устало потерев переносицу, продолжила:

— И часто тебя просили в других отсеках поработать?

— Да…

— Имена.

Он выдал им всё.

Под раздачу попали даже два высших офицера. У одного обнаружился пистолет работы темных эльдар, а на другого указало сразу несколько человек. Признание из него пришлось доставать фон Хардингу, после чего от личности бедолаги совсем ничего не осталось. Рейвен видела, как его выносили из допросной, невредимого снаружи, но совершенно выжатого и пустого внутри.

— Я бы советовал вам внимательнее относиться к подбору личного состава, капитан, — холодно отчеканил дознаватель, проходя мимо осунувшегося старика, в котором с каждым найденным на корабле еретиком все меньше угадывался приветствовавший их в начале пути бодный опытный офицер.

Здоровяк По сидел в металлическом кресле, свесив голову на грудь. Прикованные к подлокотникам руки слегка подергивались; на удивительно приятном круглом лице периодически проступала гримаса боли. Было в нём что-то гипнотическое, располагающее. Если бы пару часов назад он не пытался её убить, Рейвен даже прониклась бы к нему сочувствием, как один из охранявших его до этого офицеров. Он сам попросил сменить его.

— Чем больше смотрю на него, тем мыслей в голове больше. Не еретик он, мол. Отпусти его. Я сопротивляюсь. Головой-то понимаю что к чему, но…

Фон Хардинг остановил его на полуслове.

— Я понял, сержант. Спасибо за откровенность. Смените лейтенанта Херихе и передайте, что я жду его здесь.

На удивление, он не стал делать выговор или заносить в личное дело столь откровенную слабость инквизиторского штурмовика. Вообще после обыска в каютах мусорщиков от дознавателя веяло легкой дезориентированностью, будто что-то выбило землю у него из-под ног.

Он устало помассировал висок и сел на стул напротив Здоровяка.

— Он псайкер и, судя по всему, сильно связан со своим владыкой, если даже будучи без сознания туманит разум нашим бойцам, — предупредил фон Хардинг.

Но то было излишне. Рейвен слишком ясно помнила перекошенное ненавистью лицо и до сих пор отчетливо ощущала толстые пальцы на своей шее.

Резкой размашистой пощечиной дознаватель вывел Здоровяка из забытья. Тот поморщился, попытался дернуться, но стальные путы слишком хорошо выполняли свою работу. Тогда он открыл глаза и взглянул на аколитов. Едва глубокие светлые глаза встретились со взглядом Рейвен, чужая воля сжала разум в тиски.

— Дитя, — нежно проворковал тихий голос в голове. — Дитя, разомкни оковы. Ты ведь можешь. Ты ведь можешь управлять ими. Я знаю, что можешь. Можешь сделать это тихо. Не привлекая внимания. Одной лишь силой мысли. Одним лишь желанием. Я не враг тебе, Рейвен. Не враг.

Она сделала глубокий вдох. Собрала волю в кулак. Нет, её просто так не взять.

— Я помогу тебе, а ты поможешь мне. Только ослабь путы. Ты не пожалеешь. Я сделаю все, что ты пожелаешь. Исполню самые твои потаенные желания.

Еще один вдох. В памяти снова всплыли воспоминания о перестрелке, о разлетевшейся голове сержанта, о пальцах на шее...

— Убирайся из моей головы, — громко и четко произнесла она, не отводя взгляда от добрых, понимающих глаз Здоровяка и не увидела, но почувствовала, как фон Хардинг улыбается.

— Очень зря, девочка, — наклонив голову на бок, с грустью проронил По. — Неужели ты не хочешь снова встретиться с любимым? Вот он все никак не может забыть вашей последней встречи. Здесь. На корабле. Очень печалится, что ты его отвергла.

Ярость ослепительным пламенем вспыхнула в душе. Кулаки сжались; зубы чуть ли не заскрипели; кровь застучала в ушах; перед глазами поплыло; на ретинальном интерфейсе появилось предупреждение о перегрузке. Но не успела она сделать шаг к прикованному, как в тишине раздался звонкий удар пощечины. На пухлой щеке Здоровяка засиял кровоподтёк. Фон Хардинг размял пальцы в латных перчатках и со всей силы ударил с другой стороны. Так повторял ещё и еще раз. Голова По моталась туда-сюда словно у тряпичной куклы.

Выпустив пар, дознаватель спокойно опустился на стул.

— Я буду задавать вопросы. Ты — отвечать. Зачем вы летите на Навис Орреум?

По рассмеялся.

— Для лучшей жизни. Чтобы построить новый, идеальный мир. Где таких, как мы с тобой, не будут сторониться, не будут уничтожать, убивать, терзать, сдавать на черные корабли, — он пристально глянул на дознавателя и, буквально задыхаясь от восторга, продолжил: — Где нас будут почитать как богов, ибо мы разговариваем с Ним! Где не будет боли, и никому не придется умирать!

После этих слов его взгляд метнулся к Рейвен, она лишь сильнее стиснула зубы.

Филипп улыбнулся одними уголками губ.

— Если бы все так легко признавались в ереси, жить было бы гораздо проще. А теперь, — он закинул ногу на ногу, — расскажи, кто еще с тобой ехал.

— Только мои последователи и те, кто разглядел отзвук правды в моих проповедях.

— Ты знаешь, что я не об этом тебя спрашиваю.

Дознаватель неспешно достал из кармана плаща маленький сверток и развернул. В закованной в металл руке блеснула розетта. Рейвен вздрогнула.

— Кто еще с тобой ехал, — с нажимом повторил он.

— Я не понимаю… — начал было По, но в следующее мгновение его всего скрутило; в горле забулькал сиплый крик.

— Повторяю последний раз: имя аколита, которого ты убил.

В голосе фон Хардинга звучала доселе невиданная сталь и жестокость. Он все сильнее сжимал кулак, заставляя Здоровяка биться в конвульсиях и пускать изо рта пену.

Когда рука дознавателя расслабилась, полная туша обмякла и тут же затряслась от утробного смеха.

— Использовать силы варпа против слуги Его — не самое мудрое решение, мальчик.

С разбитых губ По закапала кровавая слюна. Он резко дернулся, выпрямился и обратил взор к потолку.

— Дедушка, я готов принять твои дары! — голос его сорвался на скрипучий крик за которым последовал истеричный смех.

Холод впился в кожу миллионами тончайших игл, сковал конечности, сжал сердце, душу и разум.

Рейвен уже видела подобное. Детские воспоминания яркой вспышкой ослепили взор, заставили помедлить. Всего мгновение, но этого хватило, чтобы тело Здоровяка со страшной скоростью начало обрастать струпьями и покрываться гнилью, а конечности разрастаться, превращаясь в длинные склизкие лозы, которые моментально потянулись к дознавателю. Тот вскочил со стула, отшатнулся, но атаковать не спешил. В комнате стало еще холоднее; иней пополз по стенам; волосы на загривке встали дыбом.

В напряженном лице фон Хардинга мелькнула гримаса боли. Он явно пытался обуздать силу мутанта, а тот будто этого и ждал. Не переставая смеяться, он обвил его ноги гнилыми щупальцами.

Руки сделали все сами. Рейвен пришла в себя только когда полностью разрядила вторую обойму. Двадцать пуль застряло в том, что осталось от головы Здоровяка. Безобразное тело обмякло. Плети еще некоторое время трепыхались, но обрубленные силовым мечом, затихли.

Филипп фон Хардинг тяжело опустился на стул.

Штурмовой отряд уже ждал их на месте. Они окружили вход в крупный отсек, где располагались мусороперерабатывающие машины, и откуда периодически прилетали выстрелы. По данным Рейвен около сотни бунтовщиков забаррикадировалось в путаных коридорах, требуя улучшения условий жизни. Однако, как показывала практика, подобные выступления вели только к уничтожению кланов, еще более сильному закручиванию гаек и урезанию пайков.

Удивительно, что капитан не отдал приказ просто разгерметизировать отсек. Ответ на незаданный вопрос пришёл по вокс-передатчику от техножреца, который настоятельно рекомендовал с уважением относиться к нежным машинам для переработки, ибо ни починить, ни заменить их до прибытия на Ризу не получится. В ответ на вопрос, неужели на принявшей их верфи не найдётся ничего подходящего на замену, в вокс-передатчике раздалось что-то среднее между злобным шипением и бинарной трелью посылания умника куда подальше.

— Значит, не стрелять, — со вздохом констатировал командующий штурмовым отрядом.

— Вот пусть эта шестеренка придёт и сам выкурит этих чертовых засранцев! Варп их подери! — Отвечал ему один из старших офицеров, гневно размахивая руками.

— Выкурить — это хорошая идея, — улыбнулась Рейвен, уже сверяясь с картой отсека.

— Как можно больше бунтовщиков должны быть взяты живыми, — предупредил дознаватель. — Толстяк — наша главная цель.

Пока по всей палубе разносилось эхо затихающих выстрелов, аколиты разрабатывали план действий. Несмотря на яростные протесты подоспевшего техножреца, был отдан приказ теснить остатки сопротивления к отсеку с мусороперерабатывающими машинами: больше свидетелей, больше сведений, больше вероятность вырезать все зачатки неповиновения и надолго отложить следующий бунт. Да, не предотвратить, а отложить. Условия на нижних палубах ковали людей отчаянных — им нечего терять, кроме своего жалкого существования.

После недолгой проверки работоспособности внутренних шлюзов, решено было пустить внутрь усыпляющий газ с легкой примесью нейропаралитика. Почтенный Магос Биологис из медотсека великодушно выделил одну из сотен ячеек памяти на двухминутное вычисление нужной концентрации, поэтому, изолировав отсек, команда пустила плотный белый туман по вентиляции.

Маска с респиратором легла на лицо; длинноствольный револьвер ощущался в руке приятной тяжестью.

Выждав нужное время, отряд направился внутрь.

Рейвен и Филиппу выпал третий выход — ближайший к лифту. Тому самому, что едва не стал их жестяной могилой. Хотя по изначальному плану они должны были отправиться вместе с основным отрядом.

Глупо было бы ожидать, что все бунтовщики послушно уснут, а потому едва аколиты переступили порог отсека, до слуха донеслись приглушенные звуки перестрелки.

Боковым зрением Рейвен заметила неясное шевеление. Решение было принято молниеносно. Выстрел. Стон. Тощее тело в респираторе и с винтовкой в руках грудой тряпья повалилось на пол. Повеяло холодом. Крик. Там, куда Филипп протягивал руку, корчились на полу сразу двое оборванцев.

В мозгу что-то щелкнуло. Рейвен оттолкнула дознавателя, слыша свист пуль у самого уха, оказалась на полу, быстро откатилась и укрылась за грудой ящиков. Место, где они стояли, располосовала автоматная очередь.

Филипп прислонился спиной к стене, вытащил пистолет. Высунулся. Выстрел. Промах. Что-то прокричал в вокс-передатчик. Рейвен не расслышала. Из своего укрытия она отслеживала передвижения бунтовщиков: по коротким вспышкам, шороху и движениям вычисляла их местоположение. Пятнадцать. С тремя уже разобрались.

Еще два выстрела. Рука дрогнула. Первый патрон попал прямехонько меж глаз оборванца, второй застрял в обшивке. Снова холод. Побежавший на них человек упал замертво.

Тяжелый снаряд пробил ящик и обжег кожу на шее. Если бы не скрытый под одеждой ячеистый доспех, Рейвен лежала бы сейчас в луже собственной крови с отлетевшей головой. Она рванула к другому укрытию. Вовремя: предыдущее разлетелось на мелкие осколки. В ушах зазвенело. Имплант убрал оглушающий писк, быстро привел мозги в порядок. Правда, вместе с писком пропали вообще все звуки.

Филипп что-то крикнул, и она, скорее, почувствовав, о чем он говорит, обернулась. Им на помощь спешили гвардейцы. Они шли, почти не скрываясь, зная, что будут иметь дело с нижнепалубными оборванцами. Рейвен попыталась их предупредить.

Голова идущего впереди гвардейца оказалась размазанной по стенам раньше, чем кто-либо понял, что происходит.

Воспользовавшись общим замешательством и появлением новых мишеней, Рейвен выскользнула из укрытия, и готова была поклясться: нечто ледяное коснулось пальцев. Мельком оглянулась. Ничего.

Дымовая шашка полетела вперед, скрытая от посторонних глаз смелый маневр.

Ей было известно, где засел снайпер. Известно и как подойти к нему со спины. Крюк небольшой.

В узком боковом проходе засел один из бунтовщиков. На его лице навсегда застыла гримаса удивления, когда из дыма на него вынырнуло дуло револьвера.

Звуки потихоньку стали прорезаться. Пока что словно через толстую мягкую перину. Но этого было достаточно, чтобы перестать ориентироваться только на зрение.

Коридор. Сквозная каюта. Какой-то технический отсек. Передаточное окно. Ох, будь она чуть шире в плечах, не пролезла бы. Еще комната. Коридор.

И вот он. Даже если бы у нее не было портрета, не признать Здоровяка По было бы невозможно. Крупный, круглоголовый, он сидел, пригнувшись за сваленными в кучу ящиками, и с его позиций открывался прекрасный вид на место, где аколиты попали в засаду. В руке у него сверкнуло уродливое творение эльдар. И это относилось не столько к самому факту ксеносского происхождения винтовки, сколько к техническому надругательству неумелой человеческой руки.

Рейвен передвигалась бесшумно, но все же чем-то выдала себя. Или Здоровяк почувствовал ее. В момент, когда она уже готова была накинуть удавку, он с удивительным проворством развернулся. Хром блеснул в руке.

Попадание в упор выбило из груди воздух. Секундного замешательства хватило, чтобы По еще несколько раз выстрелил и, осознав, что обычные пули противницу не берут, откинул пистолет, сбил Рейвен с ног и навалился всем своим громадным телом.

Она пришла в себя, когда его холодные липкие пальцы сомкнулись на её шее.

Рейвен вцепилась ему в предплечья не сразу осознавая, что изо рта Здоровяка льется крик боли. Хватка на горле ослабла. Послышался хруст костей. С неизвестно откуда взявшейся силой, она отбросила грузную тушу.

Тяжелый сапог Филиппа фон Хардинга прижал По к полу.

— Все кончено.

Приятное округлое лицо Здоровяка расплылось в гримасе совершенно неуместной для его положения издевательской, почти торжествующей улыбки. Из легких вырвался каркающий смех. Он открыл рот, будто желая что-то сказать, но только громче рассмеялся.

Дознаватель указал на винтовку в руках подоспевшего штурмовика.

— Лейтенант, позволите?

Одного точного удара прикладом хватило, чтобы надолго заткнуть еретика.

Самый быстрый путь на нижние палубы — лифт, спуск по лестницам занял бы целую вечность — не меньше.

— Воспользуемся офицерским, — коротко бросила Рейвен, идя чуть впереди.

Очень странно было ощущать расколотость сознания, когда одна часть неустанно отсматривала видео с камер наблюдений и анализировала данные, а другая взаимодействовала с окружающей средой. Как будто мир вокруг ненастоящий. Очень похоже на то, что ощущаешь, когда погружаешься в варп. Ты слышишь каждый стон корабля, знаешь, где находится добрая половина экипажа, но с огромным трудом осознаешь себя во всей этой информационной какофонии. Рейвен старалась так не делать: как было сказано Филиппу фон Хардингу, она не магос, и в ее импланте нет Духа Машины, чтобы работать автономно, а возможности мозга обычного человека лимитированы. Чтобы обойти границы приходилось прибегать к нейростимуляторам, применение ни одного из которых не проходило бесследно. Да, Инквизиция постаралась раздобыть для своих аналитиков наиболее безопасное зелье, но лучшее, что от него стоило ждать — головной боли и нервного истощения. Однако таков долг аколита — идти, порой, на жертвы ради искоренения ереси.

Стайка офицеров расступилась перед ними, пропуская к раскрывшимся дверям. Оказавшись в тесной коробке Филипп фон Хардинг заметно напрягся.

— У меня плохое предчувствие.

— Надеюсь, оно не оправдается.

— Я бы не был столь оптимистичен. — И, помолчав, добавил: — Он всё ещё на месте?

Рейвен потребовалось несколько мгновений, чтобы ответить.

— Да, прячется в техническом отсеке. Но он не один. С ним еще десятка три вооруженных людей. Но ничего, штурмовая группа уже ждёт нас на пол пути. Просчитываю наиболее быстрый и безопасный путь.

Дознаватель глянул на табло, где мелькали этажи и названия палуб.

— Не слишком ли быстро спускаемся?

— А? — Рейвен неосознанно вздрогнула, отвела больше мощности на взаимодействие с окружающей средой и проследила за его взглядом.

Обыватель вряд ли заметил бы неладное, но модифицированный мозг сразу определил: цифры сменяли друг друга все быстрее и быстрее. Недолго думая, Рейвен ударила по кнопке экстренного торможения. Ничего не произошло.

Почти одновременно с этим Филипп фон Хардинг достал пистолет, отстрелил замки, блокирующие потолочный люк. В кабинке повеяло потусторонним холодом, на кончиках пальцев заплясали лёгкие покалывания. В следующее мгновение он легким движением подбросил Рейвен, она плечом выбила люк и, вскарабкавшись наверх, подала ему руку.

Двери, этажи и всевозможные отсеки проносились перед глазами. От грохота закладывало уши.

— Готовьсь! — громко скомандовал дознаватель, после чего его ледяная рука крепко обхватила Рейвен за талию.

И он прыгнул.

Кабина лифта с воем понеслась вниз, тросы горько стонали, будто предсказывая печальный конец.

А аколиты висели на каком-то кабеле, тяжело дыша и провожая взглядом свою несбывшуюся погибель.

— Попались как новички, — недовольно процедил фон Хардинг, когда до них донесся скрежет разбившейся кабины.

Рейвен нечего было ответить. Она выудила из хранилища импланта план шахты лифта и огляделась в поисках чего-нибудь, что вывело бы их наружу.

— Смотри, — она тронула дознавателя за плечо и указала на лестницу на противоположной стороне. — Она ведет к воздуховоду. Достаточно широкому, чтобы можно было пролезть. Через него мы выберемся к сто четвертой палубе.

— Допрыгнешь?

— Постараюсь.

Она взобралась сначала ему на спину, затем встала на плечи, стараясь игнорировать шедший от него холод и не отпускать замечаний о его недюжей силе. Биоманты еще не то могли творить со своим телом.

— Страховочный трос? — одобрительно заметил он, когда Рейвен закрепляла карабин на одном из кабелей. — Умно.

— Никогда не знаешь, где пригодится.

Проверив надежность крепления, она оттолкнулась.

Первый блин комом. Даже не достигнув лестницы, Рейвен повисла на канате и больно ударилась плечом о стенку.

— Ты в порядке?

— Да, всё нормально.

Она упрямо подтянулась, встала на плечи дознавателя и снова прыгнула. Пальцы неуверенно схватились за перекладину, готовые вот-вот соскользнуть. Стиснув зубы, Рейвен перехватилась получше и подтянулась. Когда ноги нашли опору, она облегченно выдохнула, отцепила трос от пояса и крепко закрепила на лестнице

Тем временем фон Хардинг проделал обратную манипуляцию, прикрепив себя к тросу.

В глазах потемнело, голову прострелила невыносимая боль. Один за другим стали исчезать потоки информации, которую обрабатывал имплант. Кто-то уничтожил сеть камер на нижних палубах.

Она слишком поздно осознала, что потеряла связь с реальностью. Нога соскользнула, руки не успели ни за что уцепиться.

Резкий рывок привел в чувства. Филипп фон Хардинг крепко держал её.

— Спасибо, — выдохнула Рейвен еще не совсем понимая, что только что избежала довольно неприятной смерти.

Он не ответил, только помог ей вскарабкаться наверх.

Спустя некоторое время они, наконец, добрались до воздуховода и выползли к сто четвертой палубе.

Не теряя времени, Рейвен перевела имплант в боевой режим, достала из кобуры револьвер и кивнула дознавателю. До нижних палуб — рукой подать.