Прыжок в неизвестность. Часть X⁠⁠

Сквозь толстое стекло Мастер фон Хардинг напряженно наблюдал, как отряд зачистки при помощи огнеметов выжигает то, что осталось от Здоровяка По. Рейвен спустилась к нему по внутренней лесенке и скрестила руки на груди. Её до сих пор потряхивало после произошедшего. Два столкновения с отродьем Архиврага за трое суток — не будь она подготовленным аколитом Инквизиции, давно бы уже потеряла рассудок.

Филипп старательно делал вид, что не замечает её присутствия. А она продолжала стоять и пристально смотреть на него, безмолвно требуя объяснений.

— Не помню, когда в последний раз ощущал осуждение от того, кто ниже меня, — не отрываясь от созерцания огня, глухо проронил он.

Недолго думая, Рейвен сделала шаг назад и встала на ступеньку выше.

Мгновение, другое. Дознаватель перевел на нее недоумевающий взгляд, чуть наклонил голову,  и, казалось, смотрел целую вечность. Наконец, лицо его озарило понимание, плечи чуть расслабились. Он рассмеялся.

— Что ж, сам виноват.

Затем снова отвернулся; под глазами залегли глубокие тени.

— Вероятно, ты хочешь услышать, чему я не убил ту тварь сразу?

— И не только.

— Я надеялся достать из него еще хоть что-нибудь.

Дознаватель разжал кулак. Протянутая на ладони розетта сверкнула в свете неровного пламени за стеклом. Рейвен осторожно взяла её.

— Аколит Ордо Маллеус.

— Думаешь, он шел по следу культа, который мы здесь разворошили?

— Не берусь утверждать, но предположу, что да.

Он замолчал, нахмурился и скрестил руки на груди, сосредоточенно глядя на работу отряда зачистки так, словно без его надзора огнеметы перестанут работать.

Рейвен долго вглядывалась в его профиль.

— Филипп, — негромко позвала она, спустившись на один с ним уровень. Он повернулся, вопросительно приподнял бровь. — Неужели ты винишь себя в его смерти?

Всего на мгновение на лице фон Хардинга промелькнула растерянность, будто вопрос застал его врасплох. Помедлив, он ответил:

— Я уже говорил, что ты очень проницательна.

— Это моя работа.

Уголок тонких губ едва заметно пополз вверх, легкая сеточка морщин залегла в уголках карих глаз. Чуть прищурившись, он долго изучал её, скользил взглядом по чертам лица, будто желая выудить из них какую-то еще неизвестную ему информацию. Затем внезапно произнёс:

— Откровенность за откровенность, агент Дальмайер.

Настала её очередь удивляться.

— И что же вы хотите узнать, господин дознаватель? Из того, что еще не прочитали в моем досье.

— В каком досье? — голос его прозвучал почти искренне.

— Его Светлости твой ответ понравился бы, — усмехнулась Рейвен. — И все же.

Он снова медлил. Кажется, это начинало входить у него в привычку. Кулак в латной перчатке сжался.

— Льюис. Ты правда… Любила его?

От одного упоминания напарника Рейвен вздрогнула; плечи сами собой опустились. Прошел уже целый терранский год, а огромная кровоточащая дыра в груди и не думала заживать.

В стекле отразились её черные, словно бездонный космос, глаза, а в них — боль.

«Привязанность — это слабость, — часто говорил Его Светлость Фридрих Грюнвальд. — У аколита не должно быть слабостей.»

Сейчас она понимала это как никто другой. Головой, разумеется. Душа же, кажется, не желала учиться на своих ошибках. И вот сейчас…

— Он был для меня… Всем. Наставником, напарником, другом… Братом. Любила ли я его? По-своему, да. Интересовал ли он меня как мужчина? Только в юности, когда я еще не понимала, насколько же мы все-таки похожи.

— Мне тоже его не хватает, — тихо проронил дознаватель.

— Это не идёт в зачет “откровенности за откровенность”, — попыталась пошутить Рейвен, чтобы перевести тему. — Так что теперь твой черед.

Он кивнул.

— История стара, как сам Империум. — Собираясь с мыслями, дознаватель забарабанил пальцами по локтю. — Я потерял аколита. Эриус Октавиус Лапотери. Молодой парень. Светлая голова, горячая кровь. Только закончил обучение и прошел испытания. — Мрачная тень легла на его лицо. — Он умер по моей ошибке. Медленно и мучительно задыхался палубой ниже, пока я пребывал в полной уверенности, что он за командным троном.

Рейвен осторожно коснулась его руки, он не шелохнулся.

— Но ты ведь действительно не можешь знать все на свете.

— А должен бы.

— Даже я, имея доступ ко всем камерам и логам корабля, не смогла бы это предсказать. Тем более, что дело идёт о нижних палубах, где нет ни нормальных систем наблюдения, ни достаточного количества смотрителей. — Она чуть сильнее сжала его руку, стараясь говорить спокойно и вкрадчиво. —  Для нижних палуб даже списков команды не существует. Да и невозможно это, потому что у доброй половины обитателей есть только прозвища, которые меняются время от времени. Поверь, ища Здоровяка я перерыла каждый уголок памяти этого древнего корыта. Я знаю, о чем говорю.

Филипп снова повернулся к ней. Взгляд его потеплел.

— Спасибо. Наверное, это именно то, что мне необходимо было услышать.

Рейвен улыбнулась.

— Всегда пожалуйста, напарник.

Он накрыл её ладонь своей.

— Иди отдохни. Последние двое суток были непростыми.

— А ты?

— Закончу здесь по мелочи. — Филипп постучал указательным пальцем по виску. — Моя голова не так сильно перегревается, как твоя.

Слова прозвучали без укора, но с легкой насмешкой. Впрочем, Рейвен действительно была уже не в том состоянии, чтобы выдумывать остроумный ответ. Сделав, вид, что ничего не заметила, она откланялась.

Как только дверь каюты с тихим щелчком закрылась, силы оставили её: голова пошла кругом, в глазах потемнело, по телу прокатилась крупная дрожь. Ноги перестали держать, и Рейвен, едва сдерживая стон, сползла на пол. Холод металла обжег щеку, но принес хоть какое-то облегчение — унял подступившую тошноту. Разум погрузился в тяжелый беспокойный сон.