NadynBagout

***

Лукумом, халвой и землёй, прожаренной летом,

тёмной сладостью ночи и белым сахаром звёзд

пахнет кофе, смолотый в пыль.

Он покажет тебе и легенды, и быль.

Путь к высокому трону. Тропу на погост.

Даст силу уму. Беспокойному сердцу – ответы.

Ворожеи глаза стары, глубоки и сле́пы,

пальцы желты́ и тонки́ – кожа да кость.

Вся она из одних перекрученных жил.

В косы ввит паутиной седой ковыль.

И лишь разум старухи плесенью не порос,

пусть остался вещунье лишь шаг до склепа.

Пей же, пей поскорее, коль ищешь совета.

Только верно, с умом задавай вопрос,

если правду желаешь ты отделить от лжи.

Чашка пуста… ладонь тревожно дрожит…

Ведьма дышит на гущу, сверкает глазом хитро́,

щерит рот в беззубой улыбке скелета…

И она откроет судьбу, не боясь запретов.

Посулит исполнения самых желанных грёз.

Но в словах за терпкостью кофе – могильная гниль:

предсказание с душою твоей затянет в бутыль,

запечатает сургучом, заплетёт веревкой из лоз.

Его ведьма поставит на полку – к другим секретам.

Ты уйдёшь: позабудутся вскоре и кофе, и лето.

За тобою истлеет дымкой к ведунье мост,

словно сонной жары миражи.

А колдунья, веками длящая жизнь,

отопьёт из бутыли, срывая гроздь

виноградную, глядя твоими глазами вслед стотысячному рассвету.

2024

День прошедший уже далеко:

меркнет он - и свет возжигает маяк.

Ночь заставляет умолкнуть мир:

почти весь, кроме шёпота волн холодных,

кроме рваной речи ветров.

Тьма ложится на землю бесстыже,

тянет пальцы, подбирается ближе,

избегая лишь пятен вокруг костров -

облизывающихся, вечно голодных -

и льёт в голову снов эликсир.

Старый моряк давно не ведает сна:

он «ту» сторону зрит наяву,

будто тронуть может рукой.

… Копья мачт поднимаются выше и выше,

сверху оттуда и моря не слышно.

В его деревянном гнезде небеса и покой.

Он молча молится водному божеству,

и путь кораблю светом стелет луна…

Сердце его не так мерно уже стучит.

Рукам давно и пёрышко тяжело.

Только в памяти запах привычный соли,

только море под килем дышит.

Водный бог через столько лет его наконец-то слышит,

обещая избавить от прикормленной боли.

… Белая чайка протягивает призрачное крыло…

Старый моряк истаивает в ночи.

2.

Пунктир следов слизнув с песчаного пляжа,

море отходит неспешно, насытившись до зари.

Смысл шагов людских теперь у него внутри,

но никому не видна эта наглая кража.

Пройден ломаный путь и окончен. Рубеж.

Белый саван вокруг как чистый лист.

Новый свет горит из-за небытия кулис,

пробивает нездешним огнём в запределье брешь.

Пестротою волн пиши на глади морской.

Стань ветром - рисуй пером облаков.

Больше нет для тебя преград, тупиков.

Быль жила… Жизнь была… и их заменил покой.

3.

На мир взирать глазами альбатроса,

рождённого во чреве океана -

то рай иль ад?

Иль что-то между ними?

Лететь - парить по небу белой птицей,

той, у которой облаками перья -

то выбор твой?

Или предназначенье?

Крылом касаться солнечной короны,

паля себя огнём, но не сгорая -

то фатум злой?

Иль глупая гордыня?

Искать себя. Искать других похожих,

тебе подобных, а, быть может, лучше -

то цель назначенная?

Или неизбежность?

На мир взирать глазами птицы белой,

той, что крыла раскрыла над водою -

то искра счастья.

Или же надежда.