Когда над Балтикой кончилась хорошая погода и затянутое низкими, свинцового вида, облаками небо стало такой же обыденностью, как холостой выстрел пушки в Ленинграде, с Нарышкинского бастиона в полдень, из дальних морей, в порт базирования Кронштадт, вернулось научно-исследовательское судно «Аджария». Долгих полгода моряки провели в беспокойном Атлантическом океане, вдали от оживленных, торговых путей, суеты портовых городов, въедливого, берегового начальства и прочих, подчас весьма надоедливых, прелестей человеческой цивилизации. Всё в обыденной, морской службе, выстрадано вековым опытом, накопленным поколениями морских бродяг, пропустившим через сито собственной жизни особенности бытия в дальних, океанских походах. Здесь нет места праздному ничегонеделанию, поскольку, при длительном пребывании в условиях, когда каждую минуту, изо дня в день, видишь перед собой одни и те же лица, оно смерти подобно. На корабле каждый шаг выверен, каждая минутка расписана, и пусть, подчас, работа, которой занят основной состав экипажа в определенный момент времени, кажется, порой, и бессмысленной – это далеко не так. Во всем этом непрерывном вращении вахт, судовых работ, приборках, построениях, разводах - таится глубокий, постороннему человеку непостижимый, смысл морского существования. Нельзя человека, пребывающего довольно долго в изолированном коллективе, оставлять наедине со своими мыслями. Он может Бог весть до чего додуматься. И если революцию делать он не пойдет, поскольку далеко с парохода, болтающегося посреди Атлантики, не убежишь, то найти повод для хорошего скандала со своим собратом, из-за незначительного пустяка, очень даже может. И тогда атмосфера на корабле может наэлектризоваться до такого состояния, что достаточно неловко оброненной фразы для начала коллективного безумия.
Поэтому – регламент.
Во всем. В том числе в приеме пищи, и в её кулинарном разнообразии. Вернее будет даже так сказать – в однообразии. Всё должно быть питательно, вкусно и просто. Никаких чрезмерно острых и, тем более, экзотических блюд. Организм втягивается и привыкает извлекать, из вполне определенного рациона, необходимые калории и витамины…
К чему это я веду? Да к разным жизненным ситуациям, возникающим из-за этой привычки. В том числе и не совсем приятного характера…
А дело было такое и происходило следующим образом. По прибытии в родную гавань весь экипаж, обремененный семьями, подругами и просто имеющий такую возможность, сбежал на берег. Остались те, кто вынужден был нести необходимые, судовые вахты, и кому идти было просто некуда. Но наши два героя, которым и посвящен этот небольшой рассказ, под эти категории военных моряков, не подпадали. На берегу их ждали две симпатичные медсестрички и весь набор удовольствий, проистекающий от общения с прекрасным полом. Поэтому, испросив у заместителя командира корабля по политической части увольнительную в город на двое суток, по семейным обстоятельствам, наши друзья, назовем их Володя и Дима, ранним осенним утром отбыли паромом в Ораниенбаум, для дальнейшей передислокации в гнездо революции – город Ленинград. Надо сказать, что для военного моряка, спектр доступных удовольствий, был весьма сужен и не отличался большим ассортиментом. Водки, вина, пива выпить было нельзя. Сексуальной разрядки организма, посредством плотских утех, после наступления в стране эпохи великого материализма, тоже не предусматривалось. Оно то, конечно, в том же Кронштадте имелись чисто женские заведения, наподобие швейных училищ, куда глупеньких особ женского пола, сразу после окончания десятилетки, заманивали калачом в виде интересной профессии и служебной жилплощади. Всё это, естественно, предусматривалось - в неопределенном будущем. А в настоящем выходила подписка, обязывающая девушку отработать пять лет, после окончания училища, в парусной мастерской, или ателье пошива военной формы. Вырваться, из тисков подписки, молодая особа могла, только выйдя замуж. За кого? Да в девяносто девяти случаев из ста – за военного моряка. У которого, как известно - в поле ветер, в жопе дым. Покрутить любовь, без обременительных для себя последствий, это ещё куда ни шло. Но вернуться домой, после окончания службы, с молодой женой, находящейся, к тому же, на сносях – увольте… Вот медсестрички из Ленинграда – это другое дело. Уж всем они хороши. Хотя бы тем, что замуж не просятся… А уж как умеют, в силу специфики своей профессии, потрафить, исстрадавшемуся без женского внимания, мужскому организму – так это просто отдельная история. Но, опять же, не о том рассказ. Это так… Ответвление от основной темы, хотя и весьма приятное… В общем, попросили друзья местного, Ораниенбаумского, калдыря, купить им бутылочку крепленого вина. Чтобы, значит, потихоньку мэкнуть его в вагоне электрички, дабы дорога в Ленинград длинной не показалась. Оно, понятное дело, что нельзя. Но ведь всем известно: если нельзя, но очень хочется – то, по всему выходит, что и можно. Опять же, оно и девушкам приятнее будет, когда матросики веселенькие прибудут. В перспективе намечалось посещение общежития, где девушки и проживали, с ночевкой, кутежом и прочими, интригующими воображение, подробностями. Промежуточным пунктом, в плане мероприятий, значилось посещение универмага «Гостиный Двор», на предмет покупки чего-нибудь из гражданской одежды, поскольку срок окончания службы был уже не за горами. Нужно было думать о том, как себя показать по прибытии в родные края. Пока тряслись до Ленинграда, на жестких сидениях электропоезда, вино, под разговоры и воспоминания о недавнем походе, незаметно закончилось. Закусили его большой коробкой знаменитого, Ленинградского сливочного пломбира. Вкусного до невозможности. Где-то, глубоко внутри, обуревали Володьку сомнения по поводу – сочетаются или не сочетаются эти, разнообразные, продукты в, привыкшем к регламенту, матросском организме. Но прислушавшись к своему внутреннему состоянию, махнул рукой – сочетаются…
Девушки ждали на перроне, в условленном, ещё с прошлых встреч, месте. Стройные, симпатичненькие и такие, волнующе желанные, они бросились навстречу ребятам, искренне радуясь долгожданной встрече.
Как-то не очень удобно ходить на свидание в форменной, черной шинели и бескозырке, норовящей от ветра соскочить с головы и укатиться по лужам в самом неожиданном направлении. Лови её потом по всему миру. Да и честь отдавать замаешься всем подряд… Скинуть бы, к едрене фене, надоевшую за годы форму, натянуть новенькие джинсы, кроссовки и спортивную курточку… Красота-а! Никому, ничем не обязан. Идешь – куда хочешь, с девушкой под ручку, заходишь, куда душа пожелает и никто тебе не указ…
Расцеловались наши приятели с подружками, достали из полиэтиленового пакета с иностранными надписями заграничные подарки: пудру да губную помаду и вручили девчонкам. На какие там презенты может хватить матросского денежного довольствия в иностранной валюте? Да вот, в основном на такие, к которым подходит выражение: дорог не подарок, а внимание. А ведь и правда, расцвели девчата от скромного подарка, расцеловали матросиков – вот всем и радость. Прицепили друзья красавиц под левую ручку и зашагали по направлению к станции метро, козыряя, с разбором, младшим и старшим офицерам, попадающимся на их пути и напрочь игнорируя прапорщиков и мичманов. А что до Устава, требующего, чтобы младший по званию приветствовал старшего путем приложения правой руки к голове в военном уборе, так это еще как посмотреть. Ленинград – город со славными военными традициями. И в столицах успел побывать. Народу в форменных костюмах, в том числе указующих на принадлежность к военно-морскому ведомству, просто уйма. А многие ли из них море нюхали? Да месяцами болтались, оторвавшись от кабинетных кресел, в океанских просторах? Да пытались поймать на баке, сорвавшийся во время шторма с найтов, мертвый якорь – лягушку, который как ножницами срезает на палубе, по пути своего передвижения, все вентиляционные трубы и рымы? То-то и оно… Совсем немногие, дослужившись даже и до адмиральского чина, знают, что такое настоящий морской поход…
Доехали наши друзья до станции метро «Гостиный Двор» и выбрались из желудка сабвэя на белый свет в одноименный со станцией торговый комплекс. И принялись знакомиться с содержимым его прилавков, которое, надо сказать, отличалось довольно большим ассортиментом, по сравнению с обычными магазинами несоюзного значения. А поскольку обход только одной Садовой линии может занять не один десяток минут, то и неудивительно, что по пути компания посетила аппетитно пахнущий буфет. И закусила, чем Бог послал. А послал он, в этот раз, некий напиток, напоминающий кофе с молоком, кусок бисквитного пирога и шоколадные конфеты. Может статься, что для жителя мегаполиса это и привычная пища. Но вот Володька начал прислушиваться к своему организму. Что-то ему в его работе, то есть организма, стало не нравиться. Как-то неадекватно он отреагировал на вторжение чужеродной, пищевой смеси. Поприслушивался Володька, поприслушивался да и махнул рукой. Молодой организм, что топка в котельной. Что ни кинь, всё сгорит. Отправились они дальше, на второй этаж, где на галерке всегда можно было пристроиться к какой-нибудь очереди за чем-нибудь дефицитным. В этот раз шла распродажа чешских кроссовок фирмы «Цебо». Не «Адидас» конечно, но и не изделие грузинского подпольпрома. Через пару часов непрерывного стояния в очереди, друзья стали счастливыми обладателями малиновых, спортивных кед, которые в сочетании с джинсами «Леви-Страусс» были очень даже ничего. Спустились с галерки вниз, и совсем уж было собрались отбыть по месту назначения, в общежитие к девчонкам. Но тут Димку настигло чувство всепоглощающего голода. И он купил у лоточницы, на улице четыре огромных чебурека. Горячих, в блестящем жиру, завернутых в серую, промасленную бумагу. И щедро оделил ими всю честную компанию. Хотела она того, или не хотела. Покрутил чебурек в руках Володька и впал в сомнение. Стоит его есть, или не стоит? С учетом реакции организма на предыдущие яства, получалось, что не стоит. С учетом возникшего в желудке чувства голода, выходило, что чебурек требовалось немедленно изничтожить. Поколебался Володька вокруг этих сомнений, решился и чебурек съел. По тому эффекту, что он произвел в его желудке, понял – поступил опрометчиво. А по нарастающему, отторгающему съеденное, ощущению осознал – сейчас может произойти нечто такое, что потребует принятия быстрых и безотлагательных мер. Володька заметался вдоль Садовой линии, не в силах сразу сообразить, что следует немедленно предпринять. Наблюдающая его хаотичные перемещение компания замерла с недоеденными чебуреками в зубах. И тут Володькин организм сказал свое окончательное и бесповоротное – Надо! Володька рванул внутрь универмага и сделал короткую пробежку по Садовой линии, вполне резонно предполагая, что должно быть в его внутренностях заведение, столь необходимое в этом, с кем не бывающем, случае. Но ведь что необходимо именно в этот момент, то, зачастую, имеет свойство вовремя не попадаться на глаза. И от ужаса осознания того, что сейчас может произойти, Володька рванул на улицу с единой только мыслью: найти где-нибудь укромный уголок и, хотя и опозориться, то не у своих девчонок на виду. Вылетев стремглав на улицу, он пулей проскочил мимо ошалевшей от его маневров компании и понесся вдоль трамвайных путей, рыская глазами и телом в поисках, куда же можно приткнуться. Димка, не понявший ничего из поступка товарища, бросив промасленную бумагу в урну, рванул за ним следом, скомандовав на старте удивленным подружкам:
– Вперед! За мной!
И вся компания понеслась следом за Володькой. И тут на глаза страдальца попалось одноэтажное строение в глубине тенистого парка, за решетчатым, витым забором, явно ещё дореволюционной постройки. Калитку в парк охраняла какая-то мелюзга в военно-морской форме, с кортиком на ремне и буквой «Н» на погонах. Сообразив, что в этом-то строении уж точно должен быть гальюн, Володька в один прыжок перемахнул и ворота и охраняющего их мелюзгу. От такого нахальства охранник заорал что-то невразумительное, бросил свой пост и рванул, вприпрыжку, за Володькой. Следом его нагнали и обогнали Димка и ничего не понимающие подружки. Дверь в заведение охранял блок-пост из капитана третьего ранга и двух мелких курсантов. Пролетевшего мимо них Володьку дружина даже не заметила, а среагировала на остальную компанию, проломившуюся в помещение за ним следом. В полном недоумении они повскакали со своих мест и замерли в ступоре. Лишь когда в дверях, с воплями, объявился покинувший свой пост в воротах курсант, то все дружно сорвались с места и понеслись по коридору вслед за Володькой, Димкой и девицами. Слава Всевышнему, как ни драй помещения известного толка в мужских заведениях, а запахом они все одно выдают место своего расположения. Володькин нос вел его безошибочно в лабиринтах незнакомых коридоров. А позади него уже образовался марафон. Половина училища бежала, неизвестно куда и зачем. Просто к бегущим присоединялись по пути следования курсанты, преподаватели с единственной целью: узнать, а что, собственно, происходит? Куда все бегут? Когда Володька шибанул желанную дверь, по пути следования сбросив шинель, бескозырку, сопливчик и ремень, и взгромоздился на толчок, он уже достиг состояния нирваны. Состояния, когда всё вокруг, кроме самого процесса, не имеет никакого значения. И получил удовольствие, мало с чем сравнимое по длящемуся эффекту оргазма. Вышедши, через некоторое время, из дверей спасительного помещения, Володька обнаружил стоящих в полном молчании Димку с его брошенными вещами, подружек, курсантов, офицеров заведения, оказавшегося нахимовским училищем. Капитан третьего ранга, мимо которого он промахнул в дверях, оглядел Володьку сверху донизу и задал сакраментальный вопрос:
- Ну вы, в самом деле, товарищ матрос… Сказать, что ли не могли? А?
- Да не успел бы я… Никак не успел… Извините, товарищ капитан третьего ранга… Ну… С кем не бывает?
И тут порскнула в рукав его подружка. Заулыбался Димка и капитан третьего ранга. А когда по щенячьи заливисто захохотал тот самый мелюзга, через которого перепрыгнул Володька в воротах, то грохнуло хохотом все училище. И смеялось до упаду, когда и надо бы уже остановиться, а посмотришь на закатывающихся в истерике соседей и начинается всё по новой…
А праздник, всё-таки, несмотря на некоторые неудобства, состоялся.
На то она и жизнь во всем своем великолепном разнообразии.
А иначе…
Ну что это была бы за жизнь?
Так…
Мутота одна…
Да и только.