В продолжение поста: https://pikabu.ru/story/ideya_dlya_seriala_6085161
Машина ехала медленно, неспешно, переваливаясь с колеса на колесо – под вязкой снеговой кашей, и так затруднявшей ход, скрывались выбоины. Больше всего это напоминало заблудившегося на болоте грибника, который вытаскивая из тины одну ногу, тут же увязал в трясине второй. Наконец такси остановилось в дорожном «кармане» и дверь с пассажирской стороны тут же раскрылась. Медленно и настороженно.
- Подвезёте? – негромкий, чуть хриплый женский голос звучал просительно.
- Вам далеко? – таксист внимательно осмотрел невысокую женщину, чей силуэт терялся в мартовской стылом сумраке, едва не сливаясь с ним.
- Наверное, нет. – Женщина слабо улыбнулась, осторожно села боком на сиденье и, неловко подняв оставшиеся снаружи ноги, побила их друг о друга, сбивая с сапожек мокрый и грязный снег. Таксист одобрительно хмыкнул, дождался, пока женщина не пристегнётся, и осторожно тронул машину с места. Уставший грибник продолжил блуждание по болоту. Женщина сидела молча, старательно вглядываясь в муть за окном, и только иногда её рука то взлетала к груди слева, то снова опадала на колени.
- Чего вы так нервничаете? – Таксист покосился на неё. – Опаздываете?
- Немного. Обещала к одному времени подъехать, да не рассчитала.
- Вы, если что, говорите – постараюсь побыстрее поехать!
- Нет-нет! Не торопитесь. Тут дорога ужасная, одни выбоины. Постоянно аварии случаются. Будет обидно из-за мелочи машину испортить. Да и Вы пострадать можете. – Женщина тут же замахала руками, будто отгоняла в сторону мошкару.
- А Вы?!
- А мне-то что?! - Она блёкло улыбнулась. – Со мной ничего не случится!
- Почему же? Заговорённая Вы, что ли? Или как супергероиня какая – бессмертная?
- Да нет! Мне просто нельзя.
- Как это – нельзя?
- Ну, так. Если со мной что-то случится, то кто за родителями смотреть будет? Маму надо на физиотерапию водить, да и за папой уход нужен… Он после инсульта так толком и не оправился, а ему ведь и мыться надо, да и гулять полезно, мама с ним одна не справится! А сегодня очень-очень приехать к ним надо – плиту новую купили, а они всё к ней не привыкнут, путаются. Да и ребята мои без меня совсем от рук отобьются! Коля только-только курить бросил, Леночку я к готовке приохотила, Павлик почти перестал сбегать, а Катюша уже ходит совсем отлично!
- Ого, сколько у вас детишек! Целых четверо!
- Восемнадцать! – Женщина вдруг засмеялась светло и радостно. – Восемнадцать их у меня, от мала до велика. Я воспитательница в детском доме. Всю жизнь с ними – рощу, воспитываю, пытаюсь что-то объяснить. Чтоб они и на ноги встать смогли, чтобы их мир наш не сожрал, и чтобы они совсем не оскотинились. Знаете, ведь как бывает – родители бросят, или несчастье какое случится, или просто семья не благополучная… И всё! Пропал человечек.
- Пропал будущий гений? – Таксист понимающе хмыкнул.
- Да нет. Мало кто из них гением будет. Главное, чтоб плохим человеком не стал. Чтобы просто был человеком. Вот я и пытаюсь – учу их, говорю с ними, объясняю… Своих-то у меня нет, не задалась семейная жизнь, а рожать «для себя» не захотела. Насмотрелась я на детишек из неполных семей, нельзя так.
- И как Вы всё успеваете? И за родителями ухаживаете, и детдомовцев своих без внимания не оставляете! – Таксист вырулил наконец-то из грязного месива и машина, набирая скорость, покатилась по более-менее ровной, гораздо более удобной дороге. Стало немного теплее.
- Ну, так в сутках же целых двадцать четыре часа! – Она усмехнулась и потёрла левую сторону груди. Дешёвенький серо-синий пуховик зашуршал синтепоновым наполнителем. – Я уже не молодая – много ли на сон надо? Лучше я им всем что-то дам. Недавно ребята приезжали, которые уже давно в «свободное плавание» ушли. Кто-то менеджером работает, кто-то на складе трудиться, а кто и в полиции. Юленька, к примеру, в ателье смогла устроиться – швея-закройщица! А ведь ателье-то при каком-то модном доме. У неё руки золотые, ловкие, глаз точный. Раньше по электричкам карманы у людей чистила, таскала мелочь по магазинам, а я всё же смогла её переучить… У многих семьи уже свои есть, дети растут. - Женщина расстегнула пуховик, сняла с головы простенькую вязаную шапочку, явив русые, коротко остриженные для удобства волосы.
- Я смотрю, Вы их всех как своих любите?
- А как не любить? – женщина замерла, глядя на него удивлённо и совсем немного возмущённо. – Они же и есть мои. Жаль лишь, Максимушка мой не приедет ко мне никогда.
- Что так? За границу уехал? Или всё же пошёл по кривой дорожке?
- Умер он. Как восемнадцать исполнилось – пошёл в армию. До капитана дослужился! Танкист он был… Так его на восток куда-то отправили. Хорошо, товарищи его сообщили, что нет больше Максима. Он же детдомовский – официально писать некому… - Женщина всхлипнула. – Он у нас самый рукастый был, в технике разбирался… Если что-то где-то ломалось, так сразу его и звали. Он всё мечтал свой гоночный болид собрать и пилотом стать. А сел в танк. В общем, в танке он и сгорел. – Голос сорвался. Женщина прижала руки к лицу, помолчала немного, успокаиваясь, а потом продолжила: - Ну и как их не любить, как не воспитывать? Чтобы думали, смотрели и видели? Чтобы понимали! Меня так мои родители воспитали, и я так же стараюсь. Вот, сейчас к папе с мамой успеть надо – фрукты им отвезти, лекарства, маме кофту новую связала, тёплую. А потом и к ребятам – маленьких уложить, старших проверить, чтоб не лазали по ночам в окно на гулянки.
- Так Вы что, и спите там же, на работе?
- Ну да. Так-то мотаться тяжело, вот я у директора нашего разрешение на проживание и добыла. А квартиру свою продала – родителям много чего сейчас покупать надо, да и ребятам тоже.
- Игрушки-шмотки?
- Что вы! Нет, конечно! Это всё есть. Им знаний не хватает. Я кружки разные, дополнительные занятия оплачиваю – пусть учатся, пока возможность есть. А ещё мы с ними копили на поездку на юг. К морю. Сами знаете – у нас тут климат не самый лучший. Немного спонсорской помощи, немного моих денег, кое-кто из старших подрабатывает по разрешению… Правда, с бюрократией нашей сладу нет – то одни бумажки, то другие, а то и взятку кому надо. Сил нет никаких, и нервы уже скоро кончатся! Хотя, почему – скоро? – Женщина криво усмехнулась и закусила губу. Она снова повернулась к окну. За чуть запотевшим стеклом проносилась пустая, безжизненная степь, покрытая клоками ноздреватого снега. Сухая прошлогодняя трава топорщилась ведьмовскими заломами, тянулась к тёмному небу. – Мне тут, наверное, выходить?
- Ну что Вы! Тут остановки нет. – Таксист хмыкнул. – А Вы, значит, к морю хотите?
- С детьми хотела съездить. Из них не был-то никто, а меня в детстве возили. По профсоюзной путёвке, которую папе дали. Никогда не забуду – стоишь на взгорке, позади дорога, слева тутовник растёт… Знаете, какие у него вкусные ягоды?!... а перед тобой простирается море – тёмно-синее, мрачное после вчерашнего шторма, но такое яркое под светом солнца! – Она прикрыла глаза. – Им бы там очень понравилось.
Тепло и переживания убаюкали её, и женщина задремала, откинувшись на подголовник. Вскоре впереди замелькали яркие огоньки светофора, задорно подмигивая в сгустившейся темноте. Притормозив, Таксист внимательно посмотрел на два зелёных, таких непривычных своей одинаковостью сигнала. А светофор всё подмигивал ему, словно играющаяся кошка, разрешая и налево повернуть, и направо. Справа виднелись морось мартовской улицы, светлый автомобиль скорой помощи и заполошно бегающий вокруг медиков мужичок, который наткнулся в сумерках на лежащую на тротуаре женщину и успел вызвать скорую до того, как инфаркт победил её. За ними – дальше, алым полыхали отблески пожара и чёрный массив старой «хрущёвки». А слева виднелись высокие силуэты старых буков; в свете редких фонарей были заметны очертания кривых, словно спьяну проложенных улочек, на которых стояли небольшие одноэтажные дома. Таксист вздохнул и, по-хулигански показав язык в правое окно, завернул налево.
Открыв глаза, женщина недоумённо заморгала, вспоминая, где находится, после чего обречённо сжала в руках пакет с так и не довезёнными до родителей лекарствами.
- Приехали.
- Приехали. – Таксист кивнул.
- Мне вам совсем нечем заплатить. Я ведь пешком по той улице потому и пошла, что на автобус не хватило. Вот, возьмите! – Она сунула руку в пакет и вытащила огромный, безумно яркий апельсин. Положив его на приборную панель, женщина осторожно вышла из такси и аккуратно закрыла дверь. Она не видела, как таксист кивнул кому-то за её спиной - приветливо и немного равнодушно, как знакомому. Впрочем, все мысли о такси, дороге и тёплой кофте тут же вылетели из головы, потому что её неожиданно подхватили крепкие, сильные руки, оторвали от земли и закружили.
- Мамка! – знакомый басовитый голос раздался над самым ухом. Женщина тут же забилась, вырываясь из объятий, обернулась, и увидела родное лицо – чуть вздёрнутый нос, взъерошенные светлые волосы, на которых каким-то чудом держался шлемофон, и огромные серые глазищи. – Пойдём! Я уже и чайник поставил, и радио починил… представляешь – старьё, семьдесят четвёртый год, а стоило кондёр заменить, как он тут же зафурычил. Правда, муть одну играет, словно не радио, а патефон допотопный, но слушать можно.
- Максимка, - женщина закусила губу, прижала к груди несчастный пакет и заплакала.
- Ма, ну хватит вот! - Молодой мужчина смутился и, нервно поправив расстёгнутый защитный комбез, осторожно вытер её текущие по щекам слёзы. - Сама ж говорила раньше – «Нечего сырость разводить». Пойдём, пойдём! Дед обещал хлеб пожарить, с сахаром. Помнишь, ты нам делала раньше?
- Дед?!
- Ну да! Вот недавно с бабулей приехали. Ты бы это, объяснила им, что с газовой плитой внимательней надо быть, - Максим на пару секунд посерьёзнел, нахмурился, а потом мотнул головой и, подхватив женщину под руку, потащил её в сторону небольшого домика, в окнах которого горел свет. – Я ликбез-то провёл, да только упёртый он у нас! Ну да ладно, бабуля всё сразу поняла. Эх, нам бы её мехводом… А то заладил тогда наш дурак – «Всё проверил, всё исправно, осечек не будет, куда ты лезешь?». И мы хороши, что поверили…
- Максим, - тихо, севшим голосом, спросила женщина, останавливаясь на крыльце. – А это что шумит?
- Море, мам. Море…