Brooks42

Карантин я провёл в обществе двух выходцев из Гондураса (катрачо), одного выходца из Эквадора, одного колумбийца и трёх мексиканцев. Всех знал по прошлой тюрьме. Знал, это поверхностно сказано. Четырнадцать дней взаперти в этой компании позволили мне взглянуть на них пристальней, чем хотелось-бы. С колумбийцем мы знакомы со времён его первого срока. Двенадцать лет назад мы пересеклись, едва заметив друг друга. Жаль, что сейчас так не получилось. За это время Фуфоро успел отбыть срок, выйти, два года проработать на Тихоокеанском побережье по доставке кокаина из Колумбии в Мексику и получить очередные пятнадцать лет. Сухой, атлетически сложенный негр, узловатые его руки побиты шрамами. К пятидесяти пяти годам он растерял все волосы. Толстые губы всегда растянуты в улыбке. Фуфоро не говорит — вещает, словно радио или пластинка, запущенная на повышенной скорости. Ему всё равно, слушают его или нет. С утра до ночи он вам будет высказывать глубоким грудным голосом своё мнение обо всём, что попадается ему на глаза, петь, спорить сам с собой. Обсуждать что-либо в его присутствии можно только предварительно попросив Фуфоро заткнуться и не перебивать. Хватает на десять минут.

Одного из катрачо зовут Кабаито, что переводится как жеребёнок. Кабаито 37 лет. Его тело пухлое, нижняя губа сильно оттопырена. Кабаито думает, что он лошадь. Он часто забрасывает голову и принюхивается, трётся о других людей. Ластится и лезет под руку. Каждые тридцать секунд Кабаито сообщает окружающему миру, что он голоден, мир жалеет его и постоянно подсовывает на ладони сладости.

Есть старик мексиканец из штата Монтерей. У него недобрый взгляд и раздавленные жабы. Тщедушное тельце и огромный выпирающий живот, исписанный подростковыми татуировками. Монтерей любит становиться возле двери и отслеживать по ночам ход, когда из других модулей приносят передачи землякам. Он без конца орёт, подзывает к двери знакомых и многозначительно молчит, ждёт пока его пожалеют.

Чернокожему мальчику из Эквадора, который спит надо мной через шесть месяцев ехать домой. Он взялся убирать за меня комнату и подолгу рассказывает мне о своей рыбацкой жизни и о футболе. В его родном городе Эсмеральде всего за три дня из бамбука можно выстроить дом средней стоимостью тысяча долларов.

Ноги в ноги со мной спит мексиканский гангстер. Гангстер говорит медленно и тихо, делая многозначительные паузы в предложениях. Он окончил два класса школы и при всём желании не может говорить быстрее. Чем думает.

Есть ещё один катрачо Сантос, который постоянно плетёт браслетики из надёрганных из одежды ниток и Тони, пидорас из Техаса, но про них я в другой раз допишу.

Записано 20 января.

Cвежие истории : https://t.me/tyremniydnevnik

Первый взгляд.

Незнакомый модуль встретил нас резким запахом сгоревшего в СВЧ хлеба, забирающимся под куртку холодом и тишиной. Туземцы копошились возле столов, уплетая завтрак и осторожно нас разглядывали. Надо отметить, такая реакция не свойственна моменту прибытия в модуль пополнения. Всё что угодно: радостный галдёж, психологическая атака, предложение убираться откуда пришли, но только не тишина. Они нас боятся, мелькнуло в голове. Мы для них закоренелые уголовники, отбывшие больше десятки. Что здесь? Повторное пересечение границы. Срок до двух лет. В таких тюрьмах, откуда мы прибыли таких даже за арестантов не считали, так, понаехавшие… Случайные в системе пассажиры.

Ключник стал выкрикивать фамилии и по одному разводить нас по камерам. Стоящего передо мной шведа в четвёртую. Меня, с раздавленным вислобрюхим стариком из Монтерей в пятую.

Захожу, здороваюсь. Спрашиваю, куда сбросить вещи. Заключённых латинос обычно приятно удивляет белый арестант, явно не принадлежащий их миру и бегло говорящий по-испански. Следует ряд предсказуемых вопросов мои ответы : тут шутка, измерить реакцию. Небольшая провокация… Всё представление занимает 90 секунд. Могло быть быстрее и медленнее, но именно эти полторы минуты необходимы, чтобы разобраться в ситуации и принять решение.

Сваленные как попало по углам вещи, грязь, помятые лица, неопрятная одежда собеседников, составленные в углу швабры, резиновые сапоги, отрезанное ведро от отбеливателя, составленная в него грязная посуда от ночной трапезы. В углу, дальнем от двери у койки часть машинки для нанесения татуировок и папка с шаблонами. Каждая деталь говорит сама за себя. Забрасываю вещи на указанную койку, освобождая место старику, выхожу в модуль, где продолжают расселять остальных. Заглядываю в соседнюю дверь к шведу. Чистая камера, свет, улыбки на побитых морщинами лицах, ворочающийся словно носорог в новом загоне швед и дышащий ему в спину колумбиец…

Беру шведа сзади за куртку и вытаскиваю из комнаты. Как можно короче и яснее объясняю что от него требуется. Понимает меня с полуслова, подбегает прямиком к ключнику. Миссия у нас одинаковая — сойтись в одной комнате. Только способы исполнения противоположные. Мне к ключнику нельзя. Я иду искать местного представителя группировки пайса. Говоря уже совсем русским языком, смотрящего за модулем. Нахожу его в группе вновь прибывших. Громко перед всеми извиняюсь, прошу уделить мне тридцать секунд, иначе будет поздно. Тот отходит со мной в сторону. Спрашивает, сколько в юните белых, хотя ответ мне известен заранее, спрашивает сколько человек в комнате шведа говорит по-английски, хотя ответ мне очевиден.

— Посмотреть бы за этим шведом, как бы он не дёрнулся, он нервный, — проникающим голосом сообщаю я собеседнику. — Вон он уже жалуется. Сам же понимаешь…

О да, он понимает и сходу просит меня переехать в комнату вместе со шведом.

— Как можно? Там же колумбиец?

Представитель диаспоры подходит к ключнику. Представитель диаспоры показывает на меня пальцем, потом на колумбийца. Представитель диаспоры крутит рукой. Ключник кивает и, даже не озаботившись сделать пометку в бумагах, ничего себе порядочки на режимном объекте, поступайте, как знаете. Ему ещё одну партию переводить. Вот и ладненько. Я перекладываю свой матрас на верхнюю койку возле окна соседней комнаты. Вместе со шведом, человеком-лошадью о котором я писал выше, ещё одним стариком колумбийцем дальним родственником моего закадычного приятеля Барбачо.

Нас в комнате четверо. С одного этапа. Четыре умножить на четыре равняется ноль, а значит, нейтралитет.

Записано 30 января в час ночи.

Cвежие истории : https://t.me/tyremniydnevnik

Cвежие истории : https://t.me/tyremniydnevnik

aka superman

Мальчику не хватило на дозу. Я предложил похвастать перед камерой. Заплатил 10 долларов. Ему хватит торчать дня на два. Когда мальчика не штырит, он играет хэндбол. Сейчас, лучший игрок на зоне.

Cвежие истории : https://t.me/tyremniydnevnik

Первые сутки. Часть 2. День.

Первый день пребывания в новом модуле занял 48 часов. Он мог бы растянуться и на неделю, прояви я побольше такта к здешним обитателям, но крепкие нервы внимательного собеседника не моя сильная сторона.

Местную ориентацию удалось проскочить за полчаса, спасибо понимающему шведу. Из заготовленной мексиканским управляющим речи я перевёл потомку викингов только два коротких предложения: «Тихое время с 23 до 10. Когда пользуешься толчком постоянно жмёшь кнопку слива». Остальное было либо понятно интуитивно, либо и вовсе не предназначалось его ушам. Вопросы за политику и реплики о том, что в модуле живут только пайсы и нам со шведом предстоит выбрать штат, к жителям которого мы будем приписаны, я и вовсе спустил на тормозах. По опыту знаю, что уже через неделю вся эта распальцовка будет забыта.

Уходя из комнаты мексиканец распорядитель в дверях столкнулся с посетителем. Пока они маневрировали я успел рассмотреть с чем пожаловал первый татарин. В его кулаке был зажат МР3 плеер с прикреплёнными к нему тремя батарейками АА. Этого я и боялся.

— Понимаешь, раша, — без всякого предисловия начал он, — иногда плеер включается, иногда виснет на слове Sansa, иногда повторно создаёт базу исполнителей, иногда загасает, проигрывая песню…

Блядь, извините. На самом деле я понимал куда больше, чем говорил сейчас посетитель. Я начал понимать это ещё в первый вечер, когда сунул рожу в смотровое стекло карантинного модуля и мне в ответ приветливо замахали из двери напротив. Кто он? И зачем он так машет? Сейчас сбывались мои опасения. На шестьдесят человек модуля, на шестьсот человек блока, на восемь модулей не было ни одного человека мало-мальски разбирающегося в электронике. Вы думаете, факт того, что я угодил в этот заповедник в чешках и майке и до получения моих вещей оставалось два месяца, их остановит?

Наивный, сперва я полагал найти в модуле человека с паяльником и просто ткнуть пальцем. Но выяснилось — местный «химик» не умеет даже паять! Обжигая провода он мастерит коробки для батареек и приклеивает провода к контактам на …на что он клеит провода, я решил не уточнять. Я быстро потерял счёт наушникам, радио и плеерам. За первый день мне показали семь неисправных трубок! величиной с указательный палец. И это только на пятьдесят человек, живущих со мной в одном модуле! А в щель двери уже просовывали записки из соседних.

Русо! Help! Русо!

Надо отдать им должное. Некоторые прежде, чем попросить сперва заводили знакомство и даже предлагали помочь. Старожилы унесли с собой список необходимых мне предметов и пообещали связаться с отрезанными от нас арестантами других блоков. Олово, припой, медная проволока различного диаметра. Разумеется, большинству я отказал, предлагая подождать пока я обзаведусь инструментом, где мог, отделался советом. Но попадались случаи…

Уже в первый день я сделал свечку на масле. Кто-то принёс мне чудом нашедшийся в модуле трёхсантиметровый кусок медной проволоки, припой я собрал из сломанного радио, вместо канифоли использовал аспирин. А ведь я ещё пять лет назад зарёкся работать на свечке… Я понимал, тут главное продержаться несколько дней, неделю продержаться. Дать людям высказаться, выпустить пар.

— Ну как я тебе спаяю четыре кабеля в телефоне? Чем? Ты хочешь, чтобы я починил или окончательно запорол? Не лучше ли подождать?

GEO играло ва-банк. Администрация тюрьмы не могла запретить разрешённые BOP плееры, но станции подзарядки и компьютеры ставить отказалось. А зачем? арестанты обойдутся без них. Вот мы и обходились, зато цена батареек АА в лавке в четыре раза превышает цену таких же батареек в ВОР. Деньги и ничего, кроме денег.

Да, я ненадолго взвалил себе на плечи должность психолога электроники. За сорок восемь часов первого дня всей этой электронной психологии меня отвлекли всего несколько раз. Во-первых, меня за локоть привели к столу, накрытому простынею, где игрался безлимитный! покер людьми, которые даже карты держать не умели. Людьми, чья фантазия отсутствия лимита упиралась в стоимость руки, не превышающей 10 долларов, а недельные выплаты колебались в районе 40-50 долларов. Другой способ нажить себе кровных врагов в максимально короткий срок было сложно представить. От покера я отвертелся, пообещав позже вернуться, хорошо возле стола ожидал пока я припаяю ему провод на плеер и не стал настаивать. Зато от шахмат отвертеться не получилось.

— Зачем вам, — негодовал я, — в первом модуле, вон он идёт, мой ученик. С ним и играйте.

— Нет, раша. Наш чемпион вызывает тебя на поединок. Или ты боишься? Так и скажи.

Шли первые двадцать четыре часа, я провёл бессонную ночь, отвечая на расспросы и слушая болтовню сокамерников, но скрипя зубами согласился. По-другому вы же не отстанете. И откуда вы только всё знаете?

Зато неожиданную радость принёс поход в крытый спортзал где на баскетбольной площадке был нарисован корт для игры в хэндбол, и хотя я за год карантина скатился до отметки би минус, за час игры я и разогреться толком не успел. И всё же это было здорово! Вот бы каждый день так!

Карманы моей куртки быстро распухли от записок. Из соседних модулей писали давно забытые мной арестанты. Нашёлся даже какой-то русский, на радостях предложил мне кофе.

Несмотря на то, что устроился я относительно комфортно и был доволен сокамерниками, я знаю, на неделе администрация разберёт бумаги и переведёт меня к Вадику. Ещё один переезд, ещё один модуль. Покерный стол, шахматная доска, корт, неисправные плееры, ещё одна камера и новые люди. Через шесть месяцев, если я не нахватаю взысканий, можно будет подать заявление на перевод в модуль с двухместными камерами. Не знаю. Это будет другая эпоха. Пока пора спать.

Добра вам.

30 января 3:30AM.

Ещё больше историй вы можете найти здесь: https://t.me/tyremniydnevnik

Первые сутки. Часть1. Ночь.

Я разбогател. У меня появилась ручка и блокнот, предпочитаемый мной сорт кофе, чай и несколько пачек орехов. Пишу третью за вечер статью под ночником, накрытым коричневой армейской майкой, выхватывающей пятачок света над раковиной и туалетом. Завтра я надиктую записанное по телефону, через несколько дней после того, как статья будет опубликована в канале, мне так же по телефону прочтут ваши комментарии. Такой, пусть и необязательный для меня способ общения организовывает, позволяет мне постоянно удерживать в памяти находящиеся за периметром тюрьмы цели. И до тех пор, пока у канала есть хоть десяток читателей, я намереваюсь продолжать делиться с вами впечатлениями от этих последних, отделяющих меня от свободы лет.

Во сне стонут сокамерники, то и дело один из них громко всхрапывает, и просыпаясь отправляется справить нужду. Тогда мне приходиться прерываться и отходить к окну.

С моего места виден один из постоянно работающих в модуле телевизоров, под ним, висящая на кабеле небольшая коробка, транслирующая звук по FM.

Иногда рука устаёт и я отрываюсь от блокнота, разглядываю крупные, стекающие ручейками по стене капли, образующие накрытую полотенцем под моими ногами лужу. Один из ручейков протекает через развинченную металлическую коробку выключателя ночника. В коробке живёт домовой, который на своём полным шипящих звуков языке рассказывает мне свою историю.

О том, что в этом замке плачут стены, я услышал впервые ещё в 2014 году, когда сюда прибыли первые федеральные арестанты. Между каждой стеной зазор от двух до пяти сантиметров, залитый утеплителем, словно специально предназначенный, чтобы его расковыряли и сделали тайник. Внешняя стена постоянно покрыта конденсатом. Течёт крыша, текут трубы и, изготовленный из нержавейки туалет и моноблоки. Сейчас в коридоре копошатся ключники. Центр восьмиконечной звезды, где сходятся модули нашего блока, уже четвёртый раз за две недели по щиколотку залит водой. Перебивая едва слышный гул вентиляции, где-то работает компрессор.

На моих ногах дешёвые вьетнамки, в них через подошву не так как в чешках, цепляет холод цементного пола, ещё на мне куртка и обязательная шапка. Последние полотёры, отправляясь спать, передали мне под дверью пакет с кипятком. Сейчас чай уже остыл, но я то и дело отпиваю его из термокружки и замирая, вслушиваюсь в прячущуюся за общим фоном тишину.

Через несколько часов я, откладывая йогу на следующий день, возьму в руки книгу. Вадик вчера обрадовал меня «Преступлением и наказанием» с библиотечной наклейкой. Я горд уровнем невиданным наших ребят, отбывающих тут до меня.

30 января. 2:30 ночи.

Обжились.

— Устраивайтесь поудобней. На следующей неделе ваш модуль включат в общее расписание и вы сможете час в неделю посещать стадион. Постепенно по несколько человек, я расселю вас всех. Извините, но быстрей не получится. — С этими словами администратор блока не без труда поднялась и после понесла свои обильные, затянутые в облегающие одежды телеса в сторону служебного входа.

Часть из нас окружила чиновницу GEO заполненными формами запросов, другая поспешила последовать совету.

Ладно, спасибо хоть карантин сняли, в модуль стали выпускать из камер не на час в день, а на целых пять с половиной. О большем, казалось, если не считать лавки, мы пока и не мечтали.

За день мы успели обвесить все комнаты свитыми из нарезанного на полосы полиэтилена верёвками и развесить на них простыни и лишнюю одежду, создавая где можно скрытые от посторонних глаз уголки уюта. Даже я купился на этот трюк. Согнал с нижней койки обитающего там моряка из Эквадора, а стоило это мне 20 долларов. Ночь я провёл блаженствуя за занавеской из простыни. Перегон этот обещал затянуться на несколько месяцев, а там, гляди и вещи придут.

После пересчёта в пять утра, никак не могу привыкнуть, что ключники тут должны открыть дверь и пройтись по всей комнате, наполняя её при этом запахом дешёвой парфюмерии, от которого слезятся глаза и кружится голова, я заставил себя подняться и сделать йогу, спеша успеть за час до включения дневных ламп и юркнуть обратно за занавеску, а там можно хоть до вечера спать. Именно так последние две недели я и поступал, бодрствуя ночами и отсыпаясь днём. На этот раз всё вышло иначе.

В семь утра в модуль влетел раскрасневшийся от напряжения ключник, и приказал нам в течение полутора часов запаковать вещи. Я едва сумел поймать его, чтобы спросить носящегося из камеры в камеру, подгоняющего сбитых с толку арестантов, и, заговаривая зубы, заглянуть в список. Нас в алфавитном порядке, как и жили расселяли по свободным модулям блока, где находится карантин. Из модуля, куда мне предстояло попасть, я не знал ни одного человека. Утешало, что все модули располагались восьмиконечной звездой, выходили в один общий коридор. Забрав с собой, как было велено, все пожитки, включая стулья, матрасы, библию и натянутые только вчера верёвки мы, 80 человек, прожившие больше семи лет одной большой семьёй построились вдоль стены и четырьмя группами, глядя в затылок соседа, шагнули навстречу неизвестности.

28 января 00:00.

Несложно догадаться, первой книгой, которую принесли в модуль охранники, стала библия на испанском и английском с картинками и комментариями. Мой бывший сокамерник, которого из-за отпущенных волос мексиканцы теперь называют Симба порылся в этой религии и выловил любовный роман на испанском. Счастливчик. Мне повезло меньше. Из модуля, куда меня хотят перетянуть после карантина, Виталик (имя я изменил) передал мне несколько пакетов чая, которого я не видел больше двух лет и откровения бывшего арестанта…

Эти откровения я чуть было не передал беснующемуся от безделья в соседней камере шведу, но листая, заинтересовался… нечасто можно найти книги — откровения людей, встретивших христианского бога и через него, используя силу молитвы, изменивших жизнь. Первая часть похождения героя до ареста, вторая, как он держал зону, третья — искупления… И тут, как вы думаете, чем занялся этот отсидевший двадцать лет арестант найдя бога? Он построил частную тюрьму на шестьсот мест. Аллилуйя! Я бога пока не встретил, у меня зрение и думающая порочные мысли голова, поэтому, когда я выйду на волю, я никогда не заведу себе хомячка и не приведу в городскую квартиру собаку. Если я поселюсь в тропиках, у меня на плече не будет сидеть говорящий попугай, ведь ему, попугаю, то есть птице, для этого придётся обрезать крылья.

20 января 3 часа ночи.

Ещё больше историй вы можете найти здесь: https://t.me/tyremniydnevnik