Bladerunner42

Однажды я научился просыпаться.
Лида от природы была жаворонком. Просыпалась она всегда рано. Легко вскакивала с кровати. Момент перехода от глубокого сна к бодрствованию занимал у нее от силы секунд десять.
Я же в этом плане всегда был не то чтобы совой… Скорее пингвином. В том смысле, что если уж я ложился на спину, то делал это всерьез и основательно.

Семья долго пыталась на меня повлиять. Когда я был совсем маленьким, бабушка по утрам пыталась вытащить меня из кровати свежей выпечкой. Так я стал неприхотливым и скромным в выборе еды.
Мама действовала тоньше. Она прибегала к помощи лести. И пыталась выманить меня сладкими обещаниями прекрасных вещей, которые меня ждут, если я вот прямо сейчас вылезу из кровати. Пару раз это сработало. Но обман был очевиден. И в итоге я стал самокритичным и недоверчивым.
Папины методы были самыми простыми и давали наилучший результат. Папа просто и без затей выливал на меня ковшик ледяной воды, а потом гремел над моим ухом алюминиевой кастрюлей и ложкой. Целую неделю этот способ действовал. В глазах семьи папа был героем, который сумел суровой рукой воспитать подрастающее поколение. То есть меня.
Но затем, одним ранним утром, папа вылил на меня ковшик воды, а я не проснулся. Папа вылил еще один ковшик. Потом третий. Тут он всерьез забеспокоился и потыкал меня в плечо. В ответ я сонно пробормотал: «Ко второму уроку…» и перевернулся на другой бок. Чувствуя, как семейный авторитет тает на глазах, папа в отчаянии полчаса гремел кастрюлей и орал мне в ухо: «Подъем!». Но я был неумолим. Потом папа сорвал голос, у него разболелась запястье, а сам он практически оглох от звона кастрюли и собственных криков. Бабушка участливо предложила ему выпечку.
- Ну, по крайней мере, у него формируется характер. – Утешил себя отец, доедая второй пирожок с вишней.
- Это он в тебя пошел. – Сказала бабушка с какой-то странной интонацией. – Ты детстве такой же был.
Поразмыслив, папа счел это комплиментом. И с чистой совестью ударил по пирожкам.
А я с тех пор по утрам сплю как убитый. Чтобы ни творилось вокруг.

Воскресным утром Лида проснулась раньше меня. Накинула мою рубашку. Прошагала по коридору легкой, пружинистой походкой. В ванной зашумела вода и зашуршала зубная щетка.
Тем временем я сумел разлепить глаза и с трудом сфокусировал взгляд на потолке.
Лида зашла в туалет. Вышла из него. Потом снова ненадолго зашумела вода в ванной. Скрипнул крючок для полотенец.
За это время я успел вывалить правую руку из-под одеяла. На левую сил и задора у меня не хватило. Слишком уж хорошо ей было в тепле и уюте пододеяльного пространства.
На кухне зашумел чайник. Щелкнула газовая плита. Со звонким причмокиванием открылась дверца холодильника.
Я сидел в прежнем положении. И всерьез размышлял, что в принципе можно существовать и так – лежа в мягкой кровати. А на всякий экстренный случай у меня имеется свободная правая рука.
На кухне зашумел чайник. Запахло чем-то вкусным. Я собрал всю свою волю в кулак. И в результате сел на край кровати, завернувшись в одеяло. Взгляд мой блуждал по узору ковра под ногами. Я решал очень важную задачу. Суть ее сводилась к тому, что если бы узор был лабиринтом, а я бы уменьшился до микроскопического размера и попал в него – за какое время я сумел бы выбраться за пределы ковра?

Тут в дверном проеме показалась улыбающаяся Лида. Я улыбнулся ей в ответ. Она стала мне что-то говорить. Я прекрасно слышал ее голос и отлично понимал каждое отдельное слово. Но увязывать слова в осмысленные фразы мой сонный мозг категорически отказывался.
- Ага. – На всякий случай прогудел я.
Лида на мгновение прищурилась. Но затем, все так же улыбаясь, разразилась еще одной совершенно непонятной мне, тирадой.
«Да что ж за фигня-то? Надо уже как-то проснуться, что ли» - пронеслось у меня в голове. Пытаясь разогнать сонную одурь, я закивал и снова согласился с тем, что она мне сказала.
Тут Лида посерьезнела и нахмурилась. Она исчезла в дверном проеме. А потом снова появилась, но уже с чашкой в руках.
Внимательно глядя мне в глаза, она произнесла какую-то совсем уж короткую речь, а затем вопросительно подняла бровь.
- Да. – В третий раз согласился я непонятно с чем.
Лида понимающе кивнула и протянула мне чашку. Там оказался горячий кофе. После пары осторожных глотков я стал ощущать окружающий мир более четко. И ко мне стала возвращаться ясность мыслей.

- Ты ведь ни фига не понимал, что я тебе говорю. Правда? – Улыбаясь, спросила Лида, глядя на меня сверху вниз.
- Что же меня выдало? – Поинтересовался я, прихлебывая кофе.
- Ну, в первый раз ты легко и беззаботно «агакнул» когда я предложила пройтись по магазинам одежды. Хотя обычно ты эти походы терпеть не можешь.
- Ну… Раз уж я согласился… Ладно, пойдем. – Скрепя сердце произнес я.
- Погоди. – Жестом ладони остановила меня Лида. – Чтобы проверить подозрение я сказала тебе, что мои родители пригласили нас с тобой в гости на выходные. В Выборг. На два дня с ночевкой. И ты согласился.
- Эй! Я же ничего не сообра… - Попытался было возмутиться я.
- Не-не-не! Не отмазывайся. Ты согласился. А сонный ты там был или нет – твои проблемы. Надо было просыпаться, как нормальные люди просыпаются. Однако, - примирительно продолжила она, - в виду сложившихся обстоятельств я готова пойти на компромисс и пренебречь походом в магазин.
- Лида, - мрачно спросил я, готовясь к худшему. – А с чем же я согласился в третий раз?
- Да не заморачивайся. Это была всего лишь цитата из Ницше.
Теперь я убежденный жаворонок.

«Хассан мрачно смотрел в окно.
Муэдзины давно пропели. Утренняя прохлада отступила. Дело шло к полудню. Солнце поднялось высоко и ослепительно отражалось от гладких, как шелк, башен и куполов главного дворца. Этот сказочно яркий блеск был виден за добрую сотню верст от самого города. А слава об ослепительности этого блеска распространялась на расстояние в сто раз большее.
Зная об этом, эмир дважды в год за огромные деньги нанимал большое количество бесстрашных мужчин и женщин, чтобы они начищали эти купола и башни до невероятной чистоты. Каждому из них эмир обещал за эту работу большие деньги. И делал это без малейших колебаний, потому что три четверти мойщиков получали солнечные удары, теряли ловкость и неминуемо падали вниз с огромной высоты. В результате дважды в год вид мостовых вокруг дворца портили десятки мертвых тел.
Для их уборки и захоронения приходилось нанимать могильщиков, чья зарплата вычиталась из награды уцелевших мойщиков. Могильщики неизменно проявляли излишнее рвение (а злые языки поговаривали, что еще и жадность). И дважды в год местным докторам приходилось вправлять множество растянутых тасканием мертвых тел, спин. Доктора были людьми неглупыми. И вводили в сезоны мойки куполов специальные цены. И жили относительно неплохо. Если, конечно, забыть про моральную сторону вопроса.
Башни сияли. Экономика процветала. Эмир не давал никому скучать.

То ли Хассан был человеком не слишком жизнерадостным. То ли пятый кувшин вина вчера вечером оказался все-таки лишним. Но ни блеск башен, ни чистота голубого неба, ни красота дворца, в котором он находился - его не радовали. Последнее обстоятельство его не радовало особенно. В основном потому, что он находился тут на правах пленника, трофея и заложника. Подчеркнуть нужное, в зависимости от настроения эмира.
В комнату заглянул глашатай в съехавшей набок чалме. И уведомил Хассана, что собрание вот-вот начнется. Тот посмотрел на пиалу с недопитым чаем. Три предыдущих порции не смогли смыть кислый привкус во рту. Не справился с этой задачей и столь любимый эмиром приторный щербет. И даже верблюжий кумыс не помог делу. Зато в результате, к мерзкому привкусу, Хассан заработал еще и несварение желудка впридачу.
Он собрал письменные принадлежности и полный мрачных предчувствий (хотя, возможно это все-таки просто сказывалось несварение) отправился на собрание.

Хрясь! – сломалось вот уже третье перо, которое он пытался заточить. На этом Хассан махнул рукой на свои обязанности и просто водил обломком пера над пергаментом, изредка выцарапывая на нем какие-то закорючки. Просто чтобы не уснуть. В какой-то момент речь эмира привлекла его внимание.
- …И не за горами тот день, когда нам придется действовать быстро, жестко и решительно. – Вещал правитель, тяжело оглядывая присутствующих темными маленькими глазками. – А для этого… А что нам нужно для этого? Может быть ты нам скажешь, Саллад?
Тощий высохший Саллад был министром торговли. Услышав свое имя, он немного втянул голову в плечи. Но ответ все-таки дал:
- Мммм… Крепкое войско, эмир?
- Хороший ответ, Саллад. Но неточный. Войско поможет нам действовать жестко. А что насчет быстроты и решительности? Есть версии? Может нам ответит Абухаддин?
Абухаддин был тучным коротышкой. Он заведовал культурной жизнью города. Под его мясистым лбом быстро забегали заплывшие глазки.
- Я думаю, эмир, нам должна помочь наука. Разум хорош в любом деле
- Мда, - кисло улыбнулся эмир, - Я запомню эти твои слова, Абухаддин… Но должен признать, ты тоже отчасти прав. Разум поможет нам быть быстрыми. Тот, кто быстро думает, тот быстр во всем…
Тут эмир вдруг резко повернулся к Хассану.
- Скажи-ка нам Хассан, а ведешь ли ты записи нашего собрания? Потому что я не видел на твоем пергаменте чернил, с тех пор как ты уселся.
Хассан оценил ситуацию. Признать правду – это было плохо. И означало, скорее всего, неминуемую смерть. Не признать же правду было значительно хуже.
- Откровенно говоря, эмир - нет. Не веду.
В зале стало очень тихо. Было слышно, как под потолком кружится муха.
- Да? – Приподнял бровь эмир. – Тогда интересно –
за что же я тебе плачу?
- Ну, кхм, - Отважился ответить Хассан (Он вдруг понял, что кислый привкус во рту – не такая уж кошмарная вещь, как казалось раньше. Да и несварение желудка можно потерпеть. Раз уж тебе и твоему желудку посчастливилось занимать одно и тоже место в пространстве).
– Вообще-то вы мне и не платите. – Собравшись с духом, продолжил он. - Технически, я ваш пленник.
- Справедливое наблюдение, – признал эмир. – Однако, будучи пленником, ты выполняешь для меня работу в качестве писаря. А я взамен сохраняю тебе жизнь. А это уже сделка. Или твоя жизнь кажется тебе недостойной платой за бумагомарание? Если так, то мы можем отменить нашу сделку. Потому что я совершенно не хочу оскорблять тебя недостойной оплатой Хассан. Эй стража! Отведите Хассана к палачу и рассчитайте!
- Постойте, эмир. – Быстро заговорил Хассан. – Дело в том, что у меня сломались все перья…
- Ааааа… Так вот оно что. У тебя сломались перья. И ты решил, что рукам можно и отдохнуть. Раз уж писать им необязательно. Знаешь, а я вот думаю, что если ты не пишешь руками – то может они тебе не так уж и нужны? Эй, стража! Сперва отрубите ему руки! И начните, пожалуй, с пальцев. Не торопитесь. Пусть успеет поразмыслить – что помешало ему попросить еще перьев.
Двое рослых стражников схватили побледневшего Хассана под руки. В этот момент он дал себе слово никогда больше не расставаться с ножом и перьями. И при первой же возможности расстаться с эмиром.
- Постойте, эмир! – Лихорадочно соображая на ходу, выкрикнул он. – Позвольте мне высказаться!
Эмир движением ладони остановил стражников.
- Говори, - коротко кивнул он Хассану.
Хассан тяжело дышал, наслаждаясь каждым вдохом, как последним. Что, в общем-то, было совсем недалеко от истины.
- Я не попросил перьев, потому что не хотел прерывать вас. Я подумал, что то, о чем говорится сегодня, должно войти в историю. Но в первую очередь это должно из ваших уст попасть в головы этих людей. И только потом уже на бумагу. Ведь из наших умов потом не так сложно перевести ваши слова на бумагу. А вот из бумаги в людские умы – это задача посерьезнее. Вот почему мне показалось недостойным прерывать вас. И вот почему я внимательно слушал каждое ваше слово.
- Хм. А я погляжу ты находчивый… И языком чесать умеешь… - Задумчиво процедил эмир. – Я думаю…
Неизвестно как бы решилась судьба Хассана. Но в этот момент двери распахнулись и в зал стремительно ворвался главный визирь…»

Тут мне пришлось прерваться, потому что Геннадий Сергеевич уже три раза окликнул меня по имени.
- А? Да? – Оторвался я, наконец, от монитора.
- Я спрашиваю – что вы там так усердно печатаете в своем ноутбуке? – Немного раздраженно повторил Геннадий Сергеевич.
- Я, кхм, веду протокол нашего собрания. – Нашелся я, сворачивая текст про Хассана. – Чтобы ключевые решения потом под рукой были.
- Отлично, - Просиял наш коммерческий директор. – Нам давно уже надо было протоколы ввести. Пришлите потом мне на почту, ладно? И коллег тоже в копию поставьте. С этого момента назначаетесь ответственным за протоколы.
Все одобрительно закивали.
«Твоюжмать…» - подумал я.

Однажды я не улавливал сигналы.
Мы с Лидой гуляли по Летнему саду. Всю дорогу она хмурилась. Была неразговорчива. На вопросы отвечала односложно. На всякий случай я спросил:
- Ты на меня за что-то обиделась?
- Нет. Я не обиделась. – Отчеканила Лида. И строевым шагом продолжила романтическую прогулку. Из чего я сделал вывод, что она все-таки обиделась. И через двадцать минут однообразных вопросов и ответов я все-таки выяснил за что.
- Я просто не понимаю – почему ты вчера у меня не остался. Меня это, знаешь ли, несколько задело.
- Лида, так ты как бы и не приглашала.
- Так ты как бы мог и сам догадаться, что я хочу, чтобы ты остался у меня.
- Лида, в конце вечера я тебя спросил: «Ну я, пожалуй, пойду уже?». А ты ответила: «Да. Давай. До завтра». О чем тут догадываться?
- Ну я же тебе полвечера сигналы подавала.
Я поднял глаза к осеннему небу. И честно постарался вспомнить. Не вышло.
- Какие сигналы?
- Да господи, боже мой. Я же сказала, что люблю просыпаться, когда ты рядом. И при этом еще погладила тебя по плечу. Не помнишь?
Я помнил.
- И что мне нравится смотреть, как ты бреешься.
Это я тоже помнил.
- И что твоя привычка по-джентельменски приносить мне чашку чая, пока я еще в кровати – это чертовски мило.
- Лида. Это все исходные факты. Чтобы сделать намек – нужно их как следует разжевать и подать мне в виде готовых выводов. По-другому никак. Понимаешь?
Она остановилась и внимательно посмотрела мне в глаза.
- Понимаю. Ты у меня глупый. Останешься у меня сегодня?
На следующее утро, когда Лида проснулась, я сидел на кровати и пил свежезаваренный чай из своей кружки. Она улыбнулась мне и посмотрела на прикроватный столик, на который я обычно ставил ее чашку.
На столике ее ждали: сахарница, чайник, пустая чашка и чайный пакетик.
- Вот смотри, - пояснил я, поднимая вверх свою чашку. – Это готовый вывод. А вот это, - я показал на предметы на столике, - Это исхо…
- Да я поняла, - сонно пробормотала Лида, наливая в кружку кипяток, - Поняла я твои тонкие намеки.

Выпить две чашки чая на ночь было все-таки не очень хорошей идеей. К сожалению, я понял это только когда проснулся в четыре часа утра от сильного зова природы. Автоматически включил прикроватную лампу и, щурясь от яркого света, заметил рядом с собой что-то темное.

Когда глаза чуть привыкли к свету, я понял, что это был мой кот. Он стоял на кровати. Глаза смотрели на меня. Он не моргал. Пасть была слегка приоткрыта. И он как будто еле заметно покачивался из стороны в сторону.

На моей памяти он никогда так себя не вел. Собственно, я даже не помню, чтобы он хоть раз приходил ко мне на кровать.

Тут я вспомнил про зов природы и решил, что со странностями в поведении кота разберусь после посещения туалета. Я встал, и, не тратя времени на поиски тапок пошел босиком, внимательно глядя себе под ноги.

И обнаружил, что коридоре, у входа в комнату сидит… мой кот. Точно такой же, как тот, что остался на моей кровати. Только у этого шерсть была вздыблена. Он сидел, низко пригнув голову, будто готовился к прыжку. И тихонько, на очень высоких нотах рычал в пространство за моей спиной.

Я резко обернулся. На секунду мне показалось, что тот, первый кот, все еще сидит на моей кровати. Но затем я моргнул. На кровати никого не было. Равно как и под ней. Да и вообще во всей комнате, если на то пошло.

Я снова посмотрел на кота со вздыбленной шерстью. Он вдруг стал поворачивать голову. Будто следил за чем-то, чего я не мог видеть. Рычал он все громче. И когда нечто невидимое, судя по движению его глаз, поравнялось с его мордой - яростно зашипел и принялся молотить лапами воздух. На секунду я оцепенел от внезапного ощущения холода.

А потом все резко закончилось. Кот посмотрев на меня, принялся приводить в порядок вздыбленную шерсть. Чувство холода прошло также резко, как наступило.

Усилием воли я заставил себя все-таки посетить туалет. А потом лежал и долго думал, о том, что же на самом деле происходит с нами. Пока мы спим и думаем, что находимся в полной безопасности.

Сон ко мне в ту ночь так и не пришел.