BlacAnGol

— Мы потеряли два месяца, ожидая завершения осады, — недовольный мужской голос несколько раз отразился о своды подземной часовни.

Мужчине ответила женщина, голос её был нежный, но с лёгкой хрипотцой, словно в лебединый пух добавили щепотку битого стекла. Незнакомка куталась в длинный плащ, и лицо её было скрыто глубоким капюшоном. Впрочем, мужчина тоже сохранял инкогнито, надев чёрную полумаску.

— Не стоит так нервничать, милый. Время было потрачено не зря, мы нашли искру. Я сама видела её сегодня в том мальчике, значит, душа должна быть где-то рядом. Кажется, во время битвы в их отряде был ранен рыжий, возможно, ранение было смертельное.

— Где-то рядом? Не слишком ли ты оптимистична, любовь моя? Это отряд наёмников из восьми человек, не так-то просто будет убить их всех.

— Прекрати, нам главное не упустить их, а там, где не справится оружие, всегда могут справиться хитрость и яд.

— Они поедут в Мюнхен в охране каравана, я только что узнал это. Мы не успеем их остановить.

— Ну и не надо. Мюнхен — это прекрасно. Лучший вариант для нас, для защиты от идей Лютера в город призваны иезуиты, ярые сторонники Папы Римского. Они сделают за нас всю грязную работу, достаточно написать им донос. Видящие среди них тоже есть. Дорога до Мюнхена займёт всего сутки, а мы глаз не спустим с этих наёмников, ни одна душа от нас не ускользнёт.

Ранним утром на Резиденцплац, центральной площади Зальцбурга, было шумно. Сновали грузчики, загружая товар на подводы, возницы запрягали в повозки быков. Кроме самого обоза с солью, к каравану присоединились ещё мелкие торговцы со своим товаром, пара телег с бочками пива из местной пивоварни и несколько благородных путешественников со своей охраной. Путешествовать так было безопаснее, чем ехать в одиночку по дорогам, где шастают бандиты, отряды наёмников и полки крестьянской армии.

Некасаться руководил погрузкой в повозку арсенала наёмников, ему помогал новый слуга. Мужчина тридцати лет с обветренным и загорелым лицом, выгоревшими до белого цвета волосами, звали его Марк. Был он коренаст и широкоплеч, лицо его с близко посаженными глазами и носом картошкой не давало заподозрить в нём мыслителя. Красавчик нанял в слуги Марка вместе с его сестрой Мартой, та была младше брата на десять лет и более симпатичная, носик у неё был пуговкой, а волосы такие же светлые, как у брата, завивались в локоны. Всё это и большие голубые глаза на круглом личике придавали ей вид милой дурочки. Сейчас она таскала корзины с провизией и вещами в телегу, успевая при этом строить глазки стоящему в стороне Рыгало.

Пока вокруг творилась суета и неразбериха поспешных сборов, Ведун вместе с Карлом залезли на бортик фонтана в центре площади и рассматривали будущих попутчиков. Внимание Ведуна привлекла красивая девушка, её кожа, кажется, была из перламутра, ещё более бледной она казалась на фоне своего траурного чёрного платья. Никаких украшений, лишь на поясе расшитый золотом кошель и флакон духов. Волосы были забраны под чепец геннин с тонкой, длинной вуалью. В руках девушка сжимала томик молитвенника, два её охранника держали под уздцы белую лошадь липпицианской породы, а служанка или компаньонка помогала ей сесть в седло. Ведун увидел, как к девушке подошёл Красавчик и, поклонившись, начал разговор.

Когда обоз наконец пришёл в движение и тронулся на выход из города, к отряду наёмников подошёл глава каравана и их наниматель — Йозеф Вехтер. Осмотрев повозку и отряд, он недовольно поморщился.

— Я плачу вам за восемь бойцов. Но эти, — он ткнул пальцем в Некасаться и Ведуна, — непохожи на воинов. Не думайте, что я не знаю, как наёмники обманывают нанимателей, надевая доспехи на всех подряд для количества.

— О, зря Вы так, милостивый государь, за этих двоих Вам ещё и доплатить надо. Этот иноземец отличный бомбардир, он попадёт из своей мортиры даже в воробья. А Ведун хоть и молод и пока не заматерел, зато лекарь, имеет божью искру и чувствует любую адову тварь и нечисть.

— Хорошо, я заплачу, но в Мюнхене, если увижу от этих двоих пользу в дороге. Не стоит держать меня за идиота. Надеюсь, завтра к вечеру мы доберёмся до Мюнхена. Ночёвка будет у озера Кимзе после того, как пересечём мост через Альц.

Когда что-то бубнящий под нос купец ушёл, Тёртый распределил места каждого в караване. Оказалось, что Красавчик преувеличил насчёт лошадей, купил он только три, две из них достались ему и Тёртому, а третью разыграли в кости, и повезло Рыгало. Ведуну досталось идти рядом с повозкой наёмников, где на передке сидели Некасаться и Марта. Девушка вовсю болтала и смеялась, тесно придвинувшись к Некасаться, тот с удовольствием разглядывал её грудь в низком вырезе платья. Служанка ещё не встречала таких диковинных мужчин, и ей было интересно, правда, это не мешало ей поглядывать на Рыгало, ехавшего на лошади ближе к концу каравана, похоже, такие парни, как рыжий, ей нравились сами по себе. Рыгало отвечал на эти взгляды, и его лошадь всё приближалась к повозке. Ведуну даже стало обидно, что он сам ничем не привлёк внимание Марты и, похоже, будет последним в очереди на её тело. Впрочем, служанка интересовала его гораздо меньше, чем таинственная незнакомка, которая сейчас ехала в начале каравана, рядом с ней гарцевал Красавчик, похоже, решивший взять штурмом эту «неприступную крепость». В соседней повозке сидел пухлый мужчина тридцати лет, Ведун удивился, когда он достал из заплечной сумки толстый потёртый том и начал его читать, несмотря на жуткую тряску. Ведун позавидовал мужчине, он сам бы с удовольствием почитал дневник колдуна, перед отъездом он успел выучить оттуда только небольшой заговор на свет, но так и не успел разобраться, как он работает и для чего нужен.

Они отъехали достаточно далеко от города, когда на дороге поднялась пыль. Наёмники тут же достали оружие из ножен. Скоро увидели, что приближается одинокий всадник на лошади, и оружие убрали, а навстречу всаднику выдвинулся один Рыгало. Вскоре наёмник и путник вместе догнали караван. Молодой мужчина отправился в начало обоза к начальнику каравана, а Рыгало поскакал недалеко от Ведуна.

— Слушай, Рыгало. А что за красотку охмуряет наш Красавчик?

— Паломница из Вены, вдова какого-то дворянина, казнённого эрцгерцогом Фердинандом. Ездила к мощам св. Руперта в Зальцбурге, а теперь едет в Мюнхен посмотреть на новую церковь св. Богородицы, говорят, там сам дьявол оставил свой след. Архитектор Йорг фон Хальсбах заключил сделку с дьяволом на строительство церкви и обхитрил его. Я бы тоже посмотрел на такое. Но Красавчик зря перед ней увивается, зуб даю, она лютеранка и на него даже не посмотрит.

Новый попутчик, поговорив с Йозефом Вехтером, поехал рядом со вдовой, оттеснив от неё Красавчика, у наёмника появился достойный конкурент на внимание единственной дамы в караване. Если Красавчик отличался внешностью и манерами английского пэра: высокий лоб, тонкий нос, изящно очерченный рот и острый подбородок, голубые глаза и русые волосы; то у вновь прибывшего была яркая внешность баска — уроженца юга Франции. Стало понятно, что мирно эти двое не разойдутся. Скоро разговор действительно стал более громким, а вдова отъехала в сторону от двух разгорячённых спором мужчин. Тут же к ним подъехал Тёртый и приказал Красавчику занять место в начале колонны, оставив оппонента усмехаться в спину.

Ведун перевёл взгляд на Некасаться, ему хотелось узнать, что думает приятель о произошедшем. Но Некасаться был занят, его рука ухватила за талию Марту, а служанка, раскрасневшись, гладила своей рукой шёлк шаровар между ног наёмника. Наконец, почувствовав взгляд Ведуна, Некасаться повернулся и кинул ему повод быков, освободив вторую руку, потянул Марту внутрь крытой повозки. Увы, планам этих двоих помешал подскочивший Рыгало, он выдернул Марту из рук Некасаться и усадил на седло перед собой. Из повозки раздалась отборная ругань, но рыжий уже направил свою лошадь к краю дороги, вдоль которого росла небольшая рощица. Последнее, что успел усмотреть Ведун, как Рыгало спрыгнул с лошади и снял с седла Марту, после чего они направились в лесок.

Вернулись эти двое в караван минут через пятнадцать, даже Тёртый не успел заметить их отсутствия. Рыжий выглядел довольным, а лицо Марты было разочарованным. Она слезла с лошади и села обратно на передок повозки, где её встретил хмурым взглядом Некасаться. Девушка неожиданно прижалась к нему и зашептала что-то на ухо. Через минуту наёмник с едкой усмешкой посмотрел на рыжего, Рыгало покраснел и дёрнул поводья, развернул лошадь, возвращаясь на место в конце колонны. Марта захихикала, Некасаться стал развязывать лиф платья, шепча ей что-то, служанка закивала, и они скрылись в повозке. Шёпот сменился тихими стонами Марты, потом они сменились на всхлипы и выкрики, послышались шлепки и порыкивание Некасаться. Ведун подумал, что стоит расспросить напарника о том, как обращаться с женщинами, явно он знает об этом побольше Рыгало. Через полчаса Марта вылезла на передок повозки одна, волосы у неё растрепались, лицо было красным и блестело от пота, шнуровка лифа была полностью развязана, через тонкую нижнюю рубашку видна грудь с бусинами тёмных сосков, юбка задралась выше колен, и Ведуну оказались видны стройные голые ноги. Марта улыбнулась ему, выгнулась и расставила свои ноги пошире, смотря парню прямо в глаза. Ведун смутился и бросил ей повод, сам сбавил шаг, пропуская повозку вперёд. Он заметил, что за повозкой идёт Марк, кажется, ему было наплевать на выходки сестры.

Утренняя прохлада сменилась жарким летним днём, все разговоры стихли, путники страдали от духоты и пыли, отмахивались от оводов и комаров. Лучше стало ближе к вечеру, когда прошли городок Траунштайн, дорога тут была вымощена булыжником, уже скоро стало видно озеро Кимзе, и потянуло влажной прохладой. Когда караван пошёл вдоль озера, все оживились, Карл, который половину дороги провёл в повозке под навесом, спрыгнул на дорогу и побежал к озеру, пугая уток. Скоро они перешли мост, и Йозеф Вехтер скомандовал ставить повозки кругом. Марту отправили готовить, Марка — чистить лошадей и быков, наёмники разделились на караулы, Ведуну досталось вечернее время сразу после ужина, напарником ему поставили Корявого.

Скоро в лагере всё стихло, с озера слышался приглушённый плеск воды, вдали на озёрном острове горели огоньки монастыря августинцев. Корявый упёр конец алебарды в землю и, облокотившись на неё, смотрел на озёрную гладь, позёвывая.

— Ты видел, как Красавчик спорил с тем дворянином из-за вдовушки? — спросил Ведун.

— Хех, было бы из-за чего спорить, вся в чёрном, титек нету, а губы поджимает, словно монашка. Но Красавчик таких любит, не по нутру ему простые девки. Помню, была у него в Риме одна монашка, так он её уломал всё-таки на грех. Я тогда спросил, на кой ему это надо, когда обычных баб полно, а он начал философствовать что-то про чистую любовь и «французскую болезнь». Ну чёрт с ним.

— А Некасаться с Рыгало чуть не поссорились из-за новой служанки.

— У, вот это интереснее. Горячая девка? Сам-то успел попробовать? Я помню, в твоём возрасте у меня на любую дырку ствол стоял, как каменный.

— Не знаю, я не стал в их разборки лезть.

— Ну ничего, сейчас вернёмся в лагерь и помнём её с двух сторон. Правда придётся Ушастого подвинуть, он весь вечер за ней ходил, как Карл за тобой.

— Я потом, надо ещё Карла найти, а то он после ужина пропал куда-то.

— Чего его искать, дрыхнет где-то под телегой. Чей собака, не потеряется.

Ведун подумал, что уже привык, что где-то под ногами всегда крутится Карл, и сейчас, когда его не было рядом, в душе поселилось какое-то чувство тревоги.

На смену им пришли Бум с Некасаться, и Ведун отправился искать Карла вокруг лагеря. Заглянув под все телеги, собаку он не нашёл, но вдруг услышал шум и лай со стороны, где были привязаны быки и лошади. Ведун вытащил гросс-мессер и, освещая себе путь фонарём, побежал туда. На поляне ржали лошади и ревели быки, лаял Карл, на одном из быков Ведун увидел странную тварь. Это был змей с чёрной гладкой и блестящей кожей, около двух метров длиной, с головой кошки и двумя кошачьими лапами, которыми он вцепился в круп быка. Ведун заорал и бросился на тварь, размахивая мечом, та сверкнула глазами и прыгнула на него, метнувшись ослепительной молнией. Чудовище повалило наёмника на землю и начало драть руку с мечом когтями, Ведун не мог ни взмахнуть мечом, ни отодрать тварь от себя, чувствовал, что та рвётся перегрызть ему горло. Наёмник воспользовался последним своим оружием — новым знанием — и вызвал яркую вспышку, потратив все крупицы магических сил. Тварь от яркого света заморгала своими кошачьими глазами, в этот момент её за хвост дёрнул Карл, а Ведун, почувствовав, что может двигать рукой, со всей силы приложил чудовище в лоб рукояткой меча. С диким визгом тварь отпрыгнула, замотав головой. Тут со всех сторон раздались крики:

— Чудовище!

— Татцельвурм!

Оказывается, к месту сражения уже сбежалась половина лагеря, впереди всех был Йозеф Вехтер с фонарём в руке. Татцельвурм опомнился и длинным скачком скрылся во тьме, за ним бросился Карл. Ведуна подняли с земли, у него оказался разодран рукав дублета и глубокие царапины на руке, пришлось вернуться в лагерь и наложить повязку. Карл так и не вернулся, животные успокоились, рядом с ними поставили дежурить Ушастого с арбалетом. Люди, обсуждая происшествие, разошлись спать. Ведун ждал возвращения пса, сидя у костра, а потом решил идти искать Карла, беспокойство стало ещё сильнее.

Ведун взял фонарь и отправился в сторону гор, куда убежал Карл, идти пришлось недолго, он услышал тихое тявканье, раздвинул ветки и оказался на небольшой поляне. На поваленном дереве сидела девушка в сверкающем белом платье. Длинные светлые волосы спадали до самой земли, лицо с ярко-голубыми глазами было красиво нечеловеческой, какой-то неземной красотой, у её ног сидел Карл и тявкал, словно пытался что-то сказать. Ведун смог только выговорить:

— Ты кто?

— Зелигена, твой друг попросил моей помощи.

— Мой друг?

— Да, — она указала рукой на Карла. — Он попросил передать тебе послание.

— Ты понимаешь его?

— Конечно, я понимаю всех живых существ. Твой друг хочет сказать тебе спасибо за спасение и предупредить. Он слышал, как женщина уговаривала мужчину отправить на тебя донос инквизиции в Мюнхене, она боится колдунов, ты можешь наслать проклятие на всех, кто в караване.

Женщина в караване была всего одна, кажется, истинно верующая вдова отнеслась к нему не очень хорошо. Даже не нужно думать, кого она просила, наверняка купца, к его словам в инквизиции отнесутся с вниманием.

— Спасибо, Карл, и тебе спасибо, прекрасная дева. Почему ты решила нам помочь?

— Искра в тебе, ты никогда не думал, откуда она взялась?

— Ну, божья благодать?

— Божья? Думаешь, колдунов бы жгли, если б их магия была от Бога? О, нет. Когда-то в твою родословную попала кровь волшебного народа. Может, твой предок взял себе в жёны такую, как я. Церковь ненавидит нас, чудеса теперь дозволены лишь святым. Береги свой свет, юный маг, его уже так мало осталось в мире. Да, и прости, за разговор с моим народом люди платят временем, так что твоя ночь ушла в уплату.

Ведун повернулся и увидел, как розовеет полоска неба над озером, когда он повернулся к девушке, поляны не было, а у его ног сидел Карл. На Ведуна разом навалилась усталость, и он, добравшись до лагеря, забрался в повозку, рядом улёгся Карл. Спал он крепко, пропустив и завтрак, и то, когда повозки снова тронулись в путь. Проснулся лишь, когда рядом тявкнул, а потом взвизгнул Карл. Ведун открыл глаза и увидел над собой обнажённую женскую грудь.

— Я выгнала твою псину. Она нам будет мешать, — зашептала Марта ему в ухо.

Ведун почувствовал, как пальцы Марты расстёгивают пуговицы гульфика. Очень скоро его мужское достоинство вырвалось наружу и оказалось в умелых руках, а потом Марта скользнула вниз и заглотила его «змея» полностью. По спине Ведуна пробежал спазм наслаждения, его прошлые подружки за монеты или подарки просто раздвигали ноги, разрешая ему творить чего он хочет, но сами лишь кривились, то, что делала Марта, ему было незнакомо. Держась одной рукой за основание его мужского достоинства, Марта не спеша скользила влажными губами вниз до самого основания, останавливалась и двигалась так же не спеша в обратном направлении. Другой рукой она тянула его за яички — всё это, похоже, ей безумно нравилось, потому что она постанывала. Голову Ведуна покинули последние мысли, он забыл, где находится, всё это казалось продолжением его сладкого сна о Зелигене. Немного в себя он пришёл, когда в самый пиковый момент Марта вдруг остановилась и отпустила плоть, его накрыло волной разочарования, но оно продлилось недолго, Марта приподнялась и села на него. Какой же она была горячей и влажной, дикая страстная скачка была недолгой, Ведун не смог сдержать себя, Марта застонала, принимая его семя. Волна наслаждения отхлынула, Ведун отпихнул настойчиво трущуюся об него Марту и снова уснул с чувством приятного опустошения, лишь сквозь сон чувствуя, что кто-то возится рядом.

Проснулся Ведун один, вылез из повозки и понял, что день уже перевалил за половину. Караван двигался всё так же неторопливо, а на передке Некасаться сидел один. Ведун понял, что больше терять время нельзя и надо поговорить с Тёртым насчёт инквизиции и возможного его ареста в Мюнхене. Он слез с повозки, махнул Некасаться и побежал к началу каравана, где ехал командир отряда.

— Я случайно узнал, что на меня хотят написать донос в инквизицию Мюнхена, — сказал Ведун, догнав Тёртого.

— Это плохая новость. Что ж, проводим караван до ворот, получим расчёт и двинемся, например, в Штутгарт, Красавчик нам везде работу найдёт, — задумчиво проговорил Тёртый.

В этот момент сзади послышались крики. Похоже, ссора Красавчика и дворянина получила своё продолжение.

— Не думаю, что деревенщине, который возомнил себя воином, стоит приближаться к благородным дамам!

— Да вы, сударь, нахал, я с удовольствием укорочу ваш длинный язык.

— Крестьян бьют палками, кто вы такой, чтобы я обнажал перед вами свой меч?

— Я человек, который решил, что ты ответишь за свои слова!

Мужчины спрыгнули с лошадей и отбежали к краю дороги, вынимая рапиры и кинжалы. Тёртый тяжело вздохнул и потёр ладонью глаза, останавливать поединок было уже поздно. Бой начался грубо, оба противника бросились друг на друга, нанося рубящие удары и блокируя ответные гардой кинжала. Зазвенела сталь, и пролилась первая кровь. Правда, это были неглубокие царапины, оценив ущерб, противники бросились в атаку, тут уже посыпался новый град рубящих ударов. Левая рука Красавчика после неудачного блокирования чужой шпаги повисла плетью, но его противнику повезло меньше, сталь вспорола тонкую кольчугу и разрезала живот. Дворянин схватился за рану, пытаясь удержать внутренности, и рухнул на пыльную дорогу. Ведун дёрнулся к нему, но его остановил отрицательный жест Тёртого.

— Помоги Красавчику, — сказал он.

Тут же из группы людей, что успела собраться на звон стали и крики, выбежал пухлый человечек, которого Ведун видел читающим, и бросился к упавшему.

— Кто это? — спросил Ведун.

— Филипп фон Гогенгейм, говорят, известный врач. Так что этому ублюдку повезло, может, даже выживет. Везучий сукин сын. Давай к Красавчику, пока он кровью не истёк.

Ведун накладывал жгут и зашивал рану на руке Красавчика, а сам думал, что жизнь удивительная штука: встретить на дороге врача, которого громко ругали в его родном университете, а потом тихо восхваляли его имя среди студентов, и не обмолвиться за всю дорогу с ним ни единым словом. Какой момент упущен! Парацельс, с ним рядом ехал Парацельс, а Ведун смотрел на сомнительную девицу!

После того, как Красавчик снова сел в седло, а другого раненого уложили в повозку к Парацельсу, Ведун всю оставшуюся дорогу не отходил от повозки известного врача, замучив его вопросами. Парацельс оказался хорошим педагогом и с удовольствием отвечал, показывая всё на раненом, как на учебном пособии. Ведуну показалось, что эти два часа были самыми счастливыми в его жизни. Увы, к вечеру они всё-таки добрались до Мюнхена. Тёртый отправился к начальнику каравана за деньгами и вернулся весьма недовольный, ушлый купец отказывался платить всю сумму. Он считал, что дебоширам не место в охране обоза, и Красавчик свою плату не получил, также он отказался платить за Некасаться. Правда, Тёртому удалось выбить деньги за спасение быка Ведуном.

— Ещё один спасённый бык! — заржал Ушастый. — Пора сменить твою кличку на Быкоспас, а то от «Ведуна» одни неприятности от инквизиции.

На том они и расстались с караваном, устроив стоянку рядом с рекой Изар. Марта готовила ужин, Марк чистил быков и лошадей. Наёмники сидели угрюмые, вместо отдыха в большом городе, посещения таверн и борделей им пришлось кормить комаров и слепней под открытым небом и снова собираться в дорогу.

— Думаю, выражу общее мнение: нам нужно пока уйти из мест, где сильна инквизиция, и подальше от Рима. Предлагаю двинуться в Литовское княжество. Через Прагу или Вену, думаю, там будет где подработать и найти караван, — сказал Красавчик.

— Топать в такую даль, — заныл Корявый.

— Я не против, — Тёртый кивнул.

— Мне вообще всё равно куда топать, лишь бы там были пиво и бабы, — хмыкнул Рыгало.

Ведун молчал, понимая, что всему отряду приходится менять планы из-за него.

— Да и та леди, что ехала с нами, хочет нас нанять до Праги, — Красавчик отвёл взгляд в сторону.

— Так, вот теперь понятно, почему ты предлагаешь это направление. Мало нам было проблем от этой девицы, так теперь мы ещё и будем ей личными слугами, — ехидно сказал Бум.

— Я не мог отказать, перед расставанием она спросила, куда мы едем дальше, и я предположил, что это будет Прага, она сказала, что тоже едет туда, — смутился Красавчик.

— Всё, расходимся спать. Завтра Красавчик и Бум едут в город за припасами, потом отправляемся. Да и Марта пусть даст платье Ведуну, пока девкой походит, боюсь, что к нам нагрянут представители церкви. Скажем, что мальчишка сбежал, а это две наши служанки. Побрейся получше, Ведун.

Все заржали.

Корнеев осмотрел маленький номер, огромную чешуйчатую тварь посередине и знакомого батюшку, преградившего змеюке проход к двери.

— Что тут, блять, такое творится?

— Это огненный змей! — батюшка отступил к двери, освобождая место Корнееву. — Софья, не выходи из комнаты, а то эта тварь сбежит.

— Ну, сразу всё понятно стало, — сказал Корнеев. — Да чтоб тебя! Вот знал же, что меч не к добру.

Змей пришёл в себя и бросился к остановившейся в дверях Софье, Корнеев быстро отодвинул её в сторону, сделал пару шагов вперёд и выставил меч. Ему показалось, что не он направляет его, а сам меч двигает руку.

— Старайся не выпачкаться в его крови, она ядовитая! — закричал батюшка Кирилл.

— Ну, спасибо, вовремя, — буркнул Корнеев, в него брызнула кровь из рассечённой змеиной морды.

Дальше Корнеев, который никогда не дрался на мечах, старался просто не выпустить рукоять оружия из рук. Меч отлично сражался сам, рассекая кожу змея. Оборотень бил лапами в воздухе и хлестал хвостом, морда делала всё новые попытки достать Софью.

— Меч-самосек! Повезло, — прошептал рядом священник, он прикрывал Софью крестом, от которого шло золотистое свечение, окружавшее батюшку и девушку. — Надо побыстрее заканчивать, а то скоро со службы народ пойдёт.

— Стараюсь как могу, — съязвил Корнеев, можно было бросить меч и вынуть пистолет, но что-то подсказывало, что не успеет, да и пистолет не поможет.

Меч, словно услышав призыв батюшки, сделал какой-то хитрый замах, чуть не вывихнув руку Корнееву, и ударил бросившегося в очередной раз на Софью змея по шее. Брызнула кровь, окатив всех участников сражения.

— Да чтоб тебя! — заорал Корнеев.

Голова змея шмякнулась на пол и тут же заискрилась, распадаясь на голубые огоньки, которые быстро погасли, так же исчезло и тело твари, а потом зашипела и испарилась вся кровь.

— Удобно, — выдохнул Корнеев и поднял с пола стул. — Только что теперь в отчёте писать?

— Софья, дитя моё. Не плачь, всё кончилось. Думаю, скоро твоя мама будет дома, я попросил Настасью её задержать немного, — обратился батюшка к Софье, та растерянно заморгала и, словно кукла, села на поставленный Корнеевым стул.

— Может, попросить твою маму увезти тебя домой?

— Нет, я останусь, — Софья, словно очнувшись, посмотрела на меч в руках у Корнеева. — Буду тёте Маше помогать. Они же все не видят, а ей одной тяжело.

— Тёте Маше? — спросил батюшка. — Хотя чему я удивляюсь. Это она тебя благословила?

— Да, она что-то говорила про глаза и руки, видели, как я змея руками, дыщ, и всё светится, — рассмеялась Софья.

— Ребёнок, — вздохнул батюшка и обратился к Корнееву. — Ну что, пошли? Тут не место для разговоров.

Батюшка Кирилл собрал репейник со стен, Корнеев спрятал в этом странном венике меч, попрощавшись с повеселевшей Софьей, вышли на улицу. Им удалось найти лавочку недалеко от входа в монастырь, где они решили сесть поговорить. День выдался облачный, пахло цветами и почему-то яблочной падалицей. Мимо шли люди из храмов, где закончилась служба. Корнеев положил меч под лавку и достал пакетик с солёной кукурузой из кармана. Он бы лучше семечек погрыз, но сорить на территории монастыря было опасно, за чистотой, словно церберы, следили монахини.

— Так что это за тварь была?

— Что-то вроде инкуба-оборотня. Соблазняет одиноких вдов или тех, у кого мужья в долгой отлучке. Приходит к ним под видом любимого и живёт. Энергию их пьёт. Женщины обычно от такого с ума сходят, а потом и вовсе с жизнью кончают. Уничтожить их раньше было довольно просто. Зная про змея, присматривали за вдовами и, если видели неладное, проводили ритуал. Ну а этот как-то выжил, осторожный, силу набрал большую.

— Вы что-то про кровь ядовитую говорили?

— Проказой можно заболеть, точнее, это проклятие, которое надо снять. Не переживай, снимем, Настасья у нас талантливая. Справится, — как-то не особенно уверенно сказал батюшка Кирилл и отвёл глаза в сторону. — Ты меч береги, он особенный и ещё пригодится в нашем деле.

— А как вы про него узнали? Ну, в записке.

— Ну, бывают у меня видения, редко, но по делу будущее вижу. Повезло, что покровительница этого места нам подсобила со змеем.

— Понятнее не стало, не мастер вы объяснять. Что за покровительница, что за дело, меч в земле откуда? Что, вообще, за херня происходит? Мне что чёрный костюм выдадут и специальный фонарик?

— Ничего, не всё сразу. Чёрного костюма не обещаю, но перевод в другой отдел точно. Там со всеми подробностями ознакомишься, я отчёт напишу.

У батюшки зазвонил телефон, и он ответил.

— Да, закончили. Я сейчас буду. Где стоишь? Хорошо, подойду.

Нажав отбой, обратился к Корнееву:

— Я пойду, мои дела не закончены. Думаю, ещё встретимся. Благословляю тебя, сын мой.

Корнеев проводил батюшку взглядом, достал из-под лавки спрятанный в лопухах меч.

— Да-а-а, рано я курить бросил, как бы ещё и пить не начать.

Батюшка Кирилл сел в машину, сидящий за рулём молодой парень в полицейской форме поморщился.

— Ну, батюшка… Снимите свой крест, он же намоленный, у меня, знаете, потом как шкура чешется?

— Вот как ты с нечистью борешься, если сам не лучше них?

— А я не лучше, я с другой стороны, они — навь, я — явь. Они мертвецы, а я жив пока, и кровь у меня горячая, вот и вся разница.

— Ладно, сниму. Давай контейнер, знаю, у тебя запасной в бардачке лежит.

— Сильный чёрт был?

— Сам как думаешь? Он уж второй десяток женщин начал. Ну, может, за Канавку ему ещё не прорваться, но убивал он всё быстрее.

— Повезло нам на эту Софью наткнуться.

— Не везение, а божий промысел. В таком месте всё в руках божьих, — священник перекрестился.

— Аккуратнее, от вашей благодати у меня и ожог может быть, сами знаете.

— Прости. Отчёт я напишу. Знаешь, понимаю, что Корнеев тебе не нравится, но как сотрудник он нам необходим, ты один не можешь быть везде, а из нас с Настей так себе боевые единицы. К нему меч кладенец вышел, значит, судьба у него с нечистью биться. Насчёт его семьи, ребёнок ещё в утробе столкнулся с проклятием русалок, значит, и навь будет чувствовать лучше отца.

— Предлагаешь вырастить себе помощника?

— А почему нет, у детей гибкая психика, — пожал плечами батюшка Кирилл. — Ну, поехали, пора в отдел возвращаться, дурное у меня предчувствие, что работы скоро станет много.

— Умаялась, дитя моё? Сходи до трапезной, попей, — он благодушно улыбнулся Софье, та удивилась, как он сам не спарился, сидя на солнцепеке в чёрном старом пиджаке, надетом прямо на подрясник.

С земли она встала, но идти за водой передумала. Интереснее поболтать с кем-нибудь, а за разговор со священником её монашки точно не заругают.

— Благословите, батюшка, — сказал она, сложив руки, как учила её мама.

— Бог благословит, — священник положил руку на голову. — Я иерей Кирилл. А тебя как зовут, дитя моё?

— Софья. Вы в этом храме служите?

— Я неместный, я тут такой же паломник, как и ты.

— Я не паломник, мама притащила. Очень хочет меня в монастырь. В монашки.

— А ты?

— Я не хочу, у меня жених есть, но мама ругается, говорит, я дурочка. Нечего идиотам размножаться, и если я в монашки не пойду, то, когда она умрёт, меня в ПНИ сдадут. А вы знаете, что такое ПНИ?

— Знаю, нехорошее это место.

— Тут тоже плохо и страшно бывает. Я вот, когда вечером с девчонками Святую Канавку мыла, видела, как за перилами женщина молилась. Так на неё монстр напал, большой такой, на змея с ногами похож. Я кричала-кричала, но ей не помогли, а меня мама наказала потом.

— Может, они ни женщины не видели, ни монстра, вот и не поняли тебя.

— Да, не видели. Люди вообще мало видят, я порой прям пальцем показываю, а мама не видит и таблетку тут же мне даёт. Думает, таблетка меня слепой сделает, как она сама. Но слепой быть страшно, вдруг монстр подкрадётся, и не увидишь, я делаю вид, что таблетки глотаю, а потом выплёвываю.

— Ну, раз ты такая глазастая, дитя моё, случайно ночью в небе странное не видела, похожее на светящееся огненное коромысло, пламенный веник или клубок синего цвета?

— Видела, разве такое не заметишь, сначала как дуга из огня, а потом стало шаром.

— Не покажешь где?

— У нас, недалеко от гостиницы, я из окна видела. Маму позвала, но она не пошла смотреть, сказала спать ложиться.

— Как, говоришь, твоя гостиница называется?

— Монастырский дворик, рядом живём.

— Не успела заметить, куда шар опустился?

— Нет, из окна не видно стало.

— Жаль, но спасибо тебе. Я тут часто гуляю, так что, если что увидишь странное, ты мне расскажи.

Хороший священник, сразу понял, что Софья ничего не придумала. Трудники на её слова не обращали внимания, монашки сразу отправляли к маме или работать.

Священник ушёл, а Софья, заметив, что на неё смотрит недовольная монахиня, вернулась к прополке. Скоро пришла мама и забрала её обедать, потом они работали на кухне, а мама после ужина долго шепталась с монашками, изредка кивая на Софью головой. Та делала вид, что не замечает, и строила башню из стеклянных стаканов, представляя, что это хрустальный замок, где заперли прекрасную принцессу.

На следующее утро Софья стояла на службе и смотрела на девушку в гробу, та совсем не была похожа на спящую красавицу. Желтоватая кожа, словно покрытая воском, ввалившиеся глаза и острые скулы. Покойница была одета в свадебное платье, но непонятно красивое или нет, до пояса накрыта погребальным покрывалом, не рассмотреть. Худая тоненькая рука мёртвой девушки держала крестик, а на груди иконка. Софья представила, что это она лежит в гробу, очень они с этой девушкой похожи, одного возраста и волосы длинные русые. Вот лежала бы Софья в гробу, а рядом мама плакала и шептала: «Не пожила совсем». Мама говорила, что свадьбы у Софьи никогда не будет, а если умрёт, то платье белое наденут или нет? Тётка рядом, что провела Софью с мамой поближе к гробу, дёрнула задумавшуюся Софью за рукав и перекрестилась.

Пахло ладаном, трепетали на сквозняке свечи, и хор пел:

Прииди́те, после́днее целова́ние дади́м, бра́тие, уме́ршему…

После службы мама с тёткой сели у храма на скамью и принялись обсуждать покойницу. Такие разговоры они любили, ни одного отпевания не пропускали, а тётка заранее всё выспрашивала у родственников про усопшего.

— Свадьба должна была быть, платье уж купили, а жених-то и разбился на нижегородской трассе. Тосковала она страшно, потом, говорят, вроде повеселела, да только заболела, похудела, заговариваться стала. Заметили поздно, одна она жила на съёмной квартире. Эх, любовь какая, позвал, значит, её за собой жених.

— Ой, жуть. А ты говорила, что недели три назад тоже женщину хоронили, у которой муж от ковида умер.

— Женская, видимо, доля за мужем следом уйти, если любит она его сильно.

— Это если с мужем повезло, мой-то как о болезни Софьи узнал, так и сбежал, когда ей пять было. Ты говорила, что девушка у вас одна отравилась недавно, которую парень бросил. Вот горе для родителей. Лишь бы моя чего такого не придумала. Представляешь, жениха себе нашла в центре реабилитации, аутиста.

Дальше Софье стало скучно слушать, она решила пройтись кругом по Канавке, посмотреть то место, где в прошлый раз чудовище на тётеньку напало, днём-то не страшно. Женщина была всё там же, живая. Смотрела на проходящих с грустью и куталась в тёмный платок. Лицо у неё было уставшее, карие глаза хоть и смотрели по-доброму, но была в них какая-то глубокая тоска. Софья присела у кованной оградки Канавки и спросила:

— А чудовище тебя не съело?

— Нет, дитя моё, не съело. Не по зубам я ему пока. Вот если ещё силы наберёт. Но не будет такого, Господь не позволит.

— Меня Софья зовут, а тебя?

— Зови тётя Маша.

— Тётя Маша, а почему другие тебя не видят?

— Значит, им не надо, вот и не видят. Человек — это разум и душа. Смотрит глазами разума, видит лишь то, что считает правильным, настоящим. Безумные видят больше, но это калечит их душу и мешает жить.

— Я не безумная, — обиделась Софья.

— Нет пока, но твой разум мал и не мешает видеть.

— Вот и не мал, я читать умею и считать.

Софья захотела уйти. Тётя Маша ничего не понимает. Видит Софья не потому, что глупая, а потому что… Ну, надо так, вот почему. Она уже поднялась, но вспомнила про чудовище.

— Чего чудовище к храму рвётся?

— Для чего злые мальчишки цветы на клумбе вытаптывают? Для чего злое завсегда хочет доброе и чистое извести? На фоне чистого грязь видно лучше. Если в комнате одно пятно грязи, то сразу хозяйка заметит и вытрет. А если весь пол грязью истоптан, кто заметит новую? Чёрт это был, им не по нутру божественное, осквернить хочет.

— Значит, он только через Канавку не может, а как же остальное?

— Чистота она не только внешняя должна быть. Сребролюбие, тщеславие, гордыня — они таких тварей манят, и показная набожность против них не поможет. Серафим был аскет и нёс пользу людям, как думаешь, стал бы он жить сейчас в Дивееве?

— Не знаю. Красиво тут вроде, чисто, цветы везде. Людей вон сколько приезжает. Я бы жила, если бы у меня Артёма не было. Я ему обещала, что поженимся, он очень хороший. Мы вместе в центр ходили, он рисует лучше всех. Мой портрет обещал нарисовать. Как думаешь, мама сильно будет ругаться, если я к нему сбегу?

— Мама твоя опечалится. Раз тебе тут нравится, то и оставайся. Благословляю тебя, дитя моё, глаза твои — дабы различали они живое и мёртвое, руки твои — дабы отринули они скверну бесовскую.

Перекрестила её тетя Маша странно: двумя пальцами. И как прозвучали последние слова, рухнула на Софью тишина, и тут же пронзительно громко зазвучали трубы, с мира спала серая пелена, на короткое мгновение показалось, словно не было и не будет никогда ни боли, ни зла, а только свет и чистая радость. Длилось это всего один вдох, а как Софья выдохнула, всё стало как обычно, только новой знакомой поблизости уже не было.

После обеда они с мамой пошли в аптеку около монастыря. Мама зашла внутрь, а Софья осталась ждать. Она смотрела сквозь кованую ограду на золотые купола храмов и не могла понять, что не нравится тёте Маше. Трудники и монашки всё моют и чистят в монастыре, да и в селе красиво, вон какая брусчатка уложена. Софья даже ногой топнула по ровным плиткам мостовой и заметила, что между ними что-то блеснуло. Это оказалось золотое колечко, гладкое, толстое и тяжёлое. Софья надела его на безымянный палец, и кольцо оказалось как раз. Снять почему-то не получилось. Когда мама вернулась, руку пришлось от неё прятать, вдруг кольцо заберёт, Софье никогда украшений не дарили. На обратном пути они встретили вчерашнего священника, Софья помахала ему, пока мама не видит. Но батюшка, глядя на неё, вдруг нахмурился. Может, забыл вчерашний разговор и Софью? Обидно. День прошёл как обычно, но Софья чувствовала усталость, мутило и хотелось лечь. С трудом она помыла полы перед службой и села на лавку. Запах ладана почему-то душил, и её начало подташнивать.

— Ты чего ленишься? Давай домывать, мы сегодня на всенощное бдение пойдём. Праздник большой.

Софья сползла с лавки, её качнуло. Тут уж мама забеспокоилась, подошла и пощупала лоб.

— Перегрелась, похоже, вчера на солнышке, конец августа, а как палит. Пойдём до гостиницы, я тебя уложу. На службу одна схожу, а ты отлежишься. Не испугаешься одна?

Софье было уже всё равно, лишь бы оставили в покое и дали лечь, она мотнула согласно головой и, с трудом переставляя ноги, пошла за мамой. Почему-то крестик холодил кожу, а вот кольцо на пальце неприятно щипало, словно натёрло. Когда они подошли к гостинице, Софье стало получше. Небольшой номер, в котором они жили с мамой, был, как вся гостиница, отделан деревянной вагонкой, на двух узких кроватях лежали покрывала той же леопардовой расцветки, что и ковёр на полу. А о том, что тут живут паломники напоминали только репродукции икон на стене. Кроме кроватей, в номере стоял письменный стол со стулом и висел на стене телевизор. Мама ушла, а Софья, полежав немного, встала и села у окна, рассматривая прохожих. Голова всё ещё немного кружилась. На улице стемнело, мама задерживалась, может, на крестный ход осталась. В дверь постучали, Софья открыла, не спрашивая. За порогом стоял Артём.

— Тёма! — завопила Софья от радости. Как же она соскучилась. Худой и длинный Артём топтался на пороге и улыбался Софье.

Корнеев посмотрел на стопку папок и поморщился. В кабинете было темно, горела лишь настольная лампа, в Дивеево он приехал поздно, решил сразу заскочить в местный отдел МВД и ознакомиться с делами. Дежурная следователь Сизова открыла ему один из кабинетов и включила компьютер. Посмотрев краткие данные о делах, Корнеев попросил принести папки с оригиналами из архива, некоторые моменты показались ему странными.

— Значит, считаете, что это гастролёр из Нижнего? — спросил Корнеев Сизову.

— Ну, сами смотрите, те же жертвы: молодые женщины, одинокие. Сначала странное поведение, а потом самоубийства. Для нашего села слишком много таких случаев, и перерывы между ними всё короче. Думаю, он использует наркотики. Иначе чем объяснить странное поведение жертв?

Корнееву это дело не нравилось, статья «Доведение до самоубийства» труднодоказуемая, проще поймать этого гада на распространении наркотиков. Не его сфера, ещё в Нижнем, когда ему передали это дело, Корнеев удивился, что работа не ведётся совместно с наркоконтролем. Он ещё раз посмотрел на стопку папок, захотелось закурить, но он обещал Ленке, что после рождения ребёнка избавится от этой привычки. Семечки надо купить. Семечек и валерьянки, чтобы меньше нервничать. Корнеев открыл первую папку и прочитал: «Анастасия Кирилловна Шишкова, 32 года. Несчастный случай, утечка газа».

— Так, что за ерунда? Вы говорили — самоубийства, а тут несчастный случай?

— Родственники настояли, следователь пошёл навстречу. Тут же монастырь, много верующих, если она самоубийца, так отпевать не станут, вот и написали несчастный случай. Тут у половины так написано, где была возможность. Родственники хотят по-людски похоронить, без косых взглядов.

— То есть верующие, которые не думают о том, что Господь как бы в курсе, как человек умер. А следователь сесть за подделку документов не планирует?

— Начальство выговор сделало, никто же не знал, что эти бумаги посторонние смотреть будут, — смутилась Сизова. — Это только первые дела так, а дальше всё в подробностях стали писать, когда поняли, что криминал. Старые мы исправим и доследование проведём.

Корнеев достал нижнюю папку, она и правда была значительно толще первых трёх, посмотрел на несколько листов опросов и решил, что надо поспать, чтобы не упустить что-нибудь важное. Он добрался до маленького хостела на окраине села и написал сообщение жене о том, что всё хорошо. Лена не спала, пыталась уложить Сашу, ребёнка мучили колики.

С утра Корнеев вернулся к работе, открыл самую толстую папку и начал изучать дело Пестовой Натальи Александровны. Женщина оказалась одинокой, вдовой, муж погиб полгода назад, детей они родить не успели. Жила одна на съёмной квартире, из родственников мама и бабушка. У них в показаниях было написано, что за пару недель до смерти Наташа стала странно себя вести, говорила о муже, будто он жив, планировала родить от него ребёнка. Корнеев перешёл к показанию подруг, которые видели умершую чаще родственников, но его прервали. В кабинете работал ещё один следователь, к которому привели потерпевшую. Молодая женщина растерянно улыбалась и рассматривала кабинет и следователей глазами пятилетнего ребёнка.

— Здравствуйте. Следователь Сазонов Константин Витальевич. Дежурный сказал, у вас дело сложное. Как вас зовут и что случилось?

— Меня Софья Герасимова зовут. Понимаете, ко мне жених приехал. А он не он, ну, то есть похож, но это не Артём.

— В чём это выражается? — следователь, уже приготовивший лист протокола и ручку, отложил их в сторону.

— Ну, он никогда без тёти Светы, мамы его, не ездит никуда, она его не пускает. Ещё он подарки привёз: платок и бусы. Он мне всегда только крышки от бутылок дарил и баночки от крема, — смущаясь, проговорила девушка.

Следователь потёр глаза и посмотрел на кучу бумаг на столе, стало понятно, что дежурного, пустившего к нему сумасшедшую, ждёт разнос.

— Что-то ещё? — устало спросил Сазонов.

— Ну, он всё время обниматься лезет, а Артём меня только за руку брал. А ещё он на ощупь такой… Ну, словно резиновый с песком внутри, ну, знаете такие игрушки, которые мять надо. Да! Забыла. У него костей в спине нет, ну этого, как его, позвоночника, — девушка явно разволновалась.

— Хорошо, проверим. До свидания, дежурный вас проводит.

Когда девушку вывели из кабинета, Корнеев хмыкнул и вернулся к чтению дела. На чтение опроса подруги ушло минут десять, когда ему на глаза попалась строчка: «Она говорила, что муж живой, приходит к ней ночевать и дарит подарки. Подарил платок и бусы». В голове Корнеева защёлкало, он вскочил с места и бросился догонять посетительницу.

На улице он столкнулся со священником, старичком в потёртом пиджаке, тот разговаривал с кем-то по телефону. Женщину нигде не было видно. Корнеев сплюнул и развернулся, чтобы вернуться, но дорогу ему перегородил священник.

— Вы девочку послушайте, я немного её знаю, видел в монастыре. Думаю, её и правда пугает какой-то парень, как бы чего плохого не случилось. Пусть она и придумала половину, но страх у неё настоящий, невыдуманный. Блаженных часто злые люди обижают. Думают, за них никто не заступится, не поверят.

— Да верю я. Где вот только теперь искать?

— Это я вам скажу. Вы где живёте?

— В гостинице, я из Нижнего.

— Замечательно, я вам записку пришлю на днях, как этот опять объявится у Софьи.

— А что не сейчас? — Корнеев даже покраснел от досады, он терпеть не мог, когда недоговаривали.

— Так сейчас я ещё и не знаю, — улыбнулся старичок. — Но священникам рассказывают гораздо больше, чем полицейским. Наберитесь терпения, сын мой.

— Как вас зовут?

— Я иерей Кирилл. Как что-то узнаю, пришлю вам весточку, — батюшка Кирилл махнул рукой и пошёл по дороге к монастырю.

Корнееву ничего не оставалось, как вернуться к отчётам. На следующий день он ходил и опрашивал родственников последней жертвы. Те были весьма недовольны, что полицейские признали смерть женщины самоубийством, и на вопросы отвечали с неохотой. Так что узнать у них хоть что-то полезное не удалось. Домой Корнеев вернулся, когда стемнело. В номере на кровати лежал сложенный вдвое листок бумаги. Корнеев неприятно удивился, что кто-то заходил в номер в его отсутствие. На бумаге разборчивым, но угловатым почерком было написано: «Завтра в 9.30, Монастырский дворик, номер 4. Возьмите меч обязательно. Иерей Кирилл».

Что за чушь. Меч? Да и название своей гостиницы он батюшке Кириллу не говорил. Странно всё это. Может, это убийца или тоже сумасшедший? Стоит ли связываться? В голове снова защёлкало. С другой стороны, иных зацепок он пока не нашёл и, похоже, искать будет ещё долго, так почему бы и не сходить куда зовут. А вот меч, это ещё откуда и зачем?

На следующий день желание покурить разбудило Корнеева в шесть утра, в номере спали соседи, и он отправился к нужной гостинице осмотреться. «Монастырский дворик» располагался рядом с монастырём, и Корнеев решил воспользоваться случаем, погулять по территории. Поснимал видео для Ленки, решив, что нужно съездить сюда всем вместе, когда Саша подрастёт. Немного побродив, он наткнулся на могилу, на табличке было написано Николай Александрович Мотовилов, рядом с крестом стояла огороженная заборчиком берёза. Корнеев усмехнулся, берёза, похоже, ценнее могилы, раз огородили только её. Но, обойдя дерево, заметил на стволе нарост, похожий на морду медведя. Он присмотрелся, и тут глаза медведя ожили и моргнули. Корнеев заорал, но потом опомнился и закрутил головой в надежде, что никто не заметил. Людей рядом не оказалось, похоже, верующие разошлись по храмам на утреннюю службу, а обычные туристы ещё спали. «Игра света», — подумал Корнеев и перегнулся через ограду, чтобы лучше рассмотреть морду и понять, почему ему померещилась такая фигня. Тут рядом с деревом он заметил торчащую из земли металлическую рукоятку. Следуя какой-то мальчишеской мысли «ну, дёрни за рукоять, дёрни», Корнеев схватился за ручку и дёрнул сильно, думая, что что-то застряло в земле, но в результате ручка поддалась настолько легко, что он по инерции сделал два шага назад и упал на пятую точку, держа в руке меч. Меч! Корнеев вскочил на ноги и попытался вернуть железяку на место, надеясь, что монашки не видели, как он ломает собственность монастыря. Но стоило ему подойти к берёзе, как морда медведя зарычала, и успокоилась, лишь когда он отошёл, а потом неожиданно подмигнула. Корнеев понял намёк и осмотрел находку. Меч прямой, длиной меньше метра, увесистый и на галлюцинацию похож не был.

— Так… А говорят, сумасшествие не заразно, — пробубнил Корнеев, сунул меч за ремень и быстро зашагал на выход с территории монастыря.

Софья бежала, ей было страшно, казалось, «Артём» совсем рядом, его горячее дыхание обжигало шею. Сегодня оборотень явился, как только мама ушла в аптеку, и был очень настойчив, говорил о своей любви и всё лез с поцелуями. Софья сбежала, и теперь страх гнал её туда, где больше людей, где безопасно. Она словно слышала голос тёти Маши: «Ко мне беги, дитя, ко мне». За оградой монастыря она потеряла последние силы, упала на колени и до Святой Канавки ползла, не обращая внимания ни на паломников, ни на взгляды спешащих к ней монахинь. Дёрнулась перелезть через перила и почувствовала, как подхватили под руку. Сердце ушло в пятки, неужели «Артём» догнал? Она дёрнулась и, повернувшись, увидела священника. Ужас отступил, и силы вернулись, она встала на ноги.

— Надо снять кольцо, он так силу из тебя пьёт.

— Кто он?

— Чёрт, огненный змей, оборотень. Кто к тебе приходит?

— Артём, жених мой, только это не он. Артём не такой. А ещё у него спина гладкая совсем, и глаза жутко так смотрят. Надо вернуться, скоро мама домой придёт, она в аптеку пошла.

— Вернёмся, надо дом очистить и чёрта изгнать. Вот возьми, надо будет его на жениха твоего надеть, — священник протянут Софье простой серебряный крестик на верёвочке. — Сама это съешь.

На ладонь Софье упали три жёлтенькие таблетки, она сморщилась. И чего её все таблетками накормить хотят?

— Это валерьяна, траву бы надо, но у меня только такая. Надо ещё репейника надрать.

— Поможет?

— Конечно, прогоним мы эту дрянь.

Репейник нашли возле кладбища, батюшка Кирилл радовался, когда они на пару драли огромные лопухи.

— Повезло, земля-то тут тоже намоленная, так и силы в репейнике больше.

С двумя вениками репейника они вернулись в гостиницу. Батюшка Кирилл обещал прийти утром, когда мама уйдёт на службу. Софья успела спрятать репейник под кровать до возвращения мамы.

Утром Софья уверила маму, что ей получше, только слабость немного, и та всё-таки ушла на службу, взяв обещание с Софьи никуда из номера не уходить. В дверь постучали, и Софья с опаской выглянула в щель, это оказался батюшка Кирилл. Софья развесила стебли репейника по стенам, а отец Кирилл поставил крестные знамения на окна и дверь.

— Так, может, Артём теперь сюда войти не сможет?

— Он уже вошёл и не уходил больше. Просто сейчас превратился в какую-то вещь в доме.

— Он мне платок и бусы дарил, в них превратился?

— Нет, подарки змея долго не существуют, а вот кольцо на твоём пальце — это да.

— Так, может, его снять как-то?

— Оно само исчезнет, как змея изгоним. Ошибся он с тобой, ты его кольцо нашла, потому что видящая, а не потому что честь не бережёшь. Я буду читать Псалтырь, а потом молитвы и над тобой, тогда змей проявится. Я тебе дал крестик, его надо будет надеть ему на шею. Сможешь? Не испугаешься?

— Я думала, его убить надо будет, ну, там кол осиновый воткнуть.

— Это же не вампир, и убивать его опасно, оружие надо заговорённое — меч-кладенец. Последний раз, когда змея зарубили агриковым мечом, брызнувшая на тело убийцы кровь стала проказой. Сейчас медицина хорошая, но рисковать не хочется, да и не воин я.

— Значит, меч у вас есть?

— Есть, но на самый крайний случай, если обычное изгнание не поможет. Я начну читать, а ты готовься. Как руку вверх подниму, перейду к молитвам из требника, после них змей проявится и начнёт тебя искушать, надевай на него крестик.

Священник принялся читать молитвы. Воздух в комнате задрожал и поплыл, запахло тухлятиной. После слов «и не введи́ нас во искуше́ние, но изба́ви нас от лука́ваго» около Софьи замерцал полупрозрачный силуэт.

— Ложись скорее, буду над тобой читать, а как проявится, надевай на него крестик.

Софья засомневалась, ей хотелось бежать отсюда, а не ложиться на кровать. Первый раз она не хотела видеть происходящее, холодные мурашки побежали по спине, и ей захотелось зажмурить глаза. Софья всё-таки подошла к кровати и легла, тут же к ней подошёл батюшка Кирилл и начал читать новую молитву. Палец у Софьи защипало, а призрачная фигура стала наливаться цветом, кольцо на пальце начало истончаться и исчезать. Софья сжала в потном кулаке верёвочку с крестиком.

Артём подошёл к кровати и улыбнулся, на священника он не обращал внимания. Не смущали его и лопухи, развешанные по комнате. Артём взял Софью за руку и погладил сжатые в кулак пальцы.

— Я рад, что ты позвала меня сама и готова принять мою любовь. Давай я помогу тебе раздеться.

Артём потянулся к футболке, а Софья, освободив руку, тут же попыталась надеть на него крестик. Тесёмка коснулась кожи Артёма и вспыхнула синим огнём, змей не исчез, а стал меняться. Софья вскочила, а Артём заискрился, выгнулся дугой. Тело удлинилось, покрылось чешуёй, появившийся змеиный хвост, словно плеть, снёс стоящий у входа стул. Софья узнала чудовище, что бросалось на тётю Машу. Огромный чешуйчатый змей на четырёх лапах занимал полкомнаты.

— Дело плохо. Огромный он, отъелся. Софья, отходи к двери. Я попробую его задержать, — закричал, прервав молитву, батюшка Кирилл.

Софья стала пятиться за спину батюшки, над ними нависла огромная змеиная морда, она была так близко, что можно было рассмотреть зеленоватые чешуйки и выпирающие из пасти острые клыки. Начав читать «заклинаю вас вселукавии злоначальници, проклятие бесове…», батюшка Кирилл стал отступать к двери, прикрывая Софью. Змей не обращал внимания на батюшку, он водил своей плоской головой и длинным языком пробовал воздух. Софья поняла, что змей ищет её, без кольца она стала для него невидимой, но всё ещё желанной добычей. Она дёрнулась к двери, но споткнулась об упавший стул, вскрикнула от боли. Глаза змея загорелись жёлтым огнём, и он бросился к Софье, сбивая с ног батюшку.

— Я люблю тебя, подумай, тебя больше никто не любит, кроме меня, — зашипел змей.

Его длинное тело обвило ноги Софьи, поднимая с пола. Передние лапы снова стали руками и обхватили за плечи.

— Сольёмся, отдай мне свою любовь.

Софья смотрела на шипящую тварь и чувствовала, как стягивается всё туже кольцо вокруг неё. Батюшка с трудом встал с пола и снова начал читать молитву. По телу змея прошла дрожь, но Софью он не выпустил. «Как же его тётя Маша смогла прогнать?» Софья в ужасе ударила ладонями по приближающейся к ней змеиной морде. Яркий свет заставил зажмурить глаза, зазвучали трубы. Змей дёрнулся и осел на пол, выпуская Софью, заорал:

— Тебя Чудородица подослала! Ну всё, не жить тебе, девка проклятущая!

Софья тут же метнулась к двери и открыла её. Навстречу ей шагнул высокий человек с мечом в руках, он осмотрел комнату, увидел пришедшего в себя змея и читающего молитвы священника и выругался.

— Тёмной ночи, Джанпьетро.

Посетитель вышел из темноты и предстал перед Карафой воином, лицом схожим с ангелом на византийских мозаиках, только глаза его отражали пламя бездны.

— Ронове? Тебя никто не призывал сюда!

— Дверь была открыта. Вы нарушили договор, и теперь у меня свободный проход в этот мир.

— Не может быть!

— Да, мы недосчитались души. Твой работник умер, но его душа не попала мне на обед. Где она?

— Пропала душа? Разве такое может быть, когда человек умер.

— О, да, если она успела ускользнуть в другое тело, слабое тело, в котором уже было пусто. Правда, чтоб жить, ему потребуется чужая сила. Постой, ты не знаешь об этом, плохо, очень плохо. Но я даю вам три месяца на исправление ошибки. Потом, если не получу душу, в открытую дверь я выпущу «гончих», поверь, тебе они не понравятся.

В церкви св. Доротеи начались лауды, запели утренние молитвы. В кабинете свечи успели оплавиться и догорали одна за другой, стойкий запах серы после гостя так и не развеялся. Карафа дописывал последние приказы и верительные грамоты. Из Рима добираться до Филлаха чуть больше недели, не так уж долго, вот только как найти потерянную душу? Невозможно понять, какая душа занимает тело, а умирающих в битве было много, демонолог мог выбрать любое опустевшее вместилище. Душу найти нельзя, но душе нужен источник силы — человек с даром или мощный артефакт. Надо просто послать Видящую и хорошего следователя, они найдут и привезут ему беглеца и его источник жизни.

Ведун через зубцы донжона смотрел на город, с такой высоты весь Зальцбург был как на ладони. Он с интересом рассматривал Францисканскую церковь и монастырь, любовался изгибом реки Зальцах. У ног Ведуна пыхтел, почёсывая своё длинное ухо, Карл, красоты вокруг крепости его интересовали меньше, чем собственные блохи. Отряд второй месяц находился в крепости Хоэнзальцбург княжества Зальцбург, их нанял для охраны архиепископ Маттуес. Дорога от Филлаха до княжества заняла три дня. Когда они прибыли в город, положение архиепископа было неважное, жители Зальцбурга вместе с фермерами и горняками попытались изгнать его из города. Пришлось Маттуесу вместе со всем двором прятаться в неприступной крепости. Теперь обе стороны ждали, что кончится раньше: терпение у горожан или продовольствие у архиепископского двора. Ведуну в крепости нравилось, множество уровней, переходов, закрытых двориков, сад и даже бассейн с рыбой, жаль, внутрь библиотеки наёмника не пустили. Послышались шаги по каменным ступеням, в донжон поднялся Бум.

— Вот ты где. Так и думал, что залез куда повыше, мальчишки такое любят. Там Тёртый всех собирает.

Ведуна немного удивило, что за ним пришёл Бум, а не послали Рыгало или Ушастого, обычно по мелким поручениям гоняли их и самого Ведуна, как самых молодых в отряде. Бум считался третьим по значимости после Красавчика, который был официальным заместителем командира.

В задумчивости Ведун согласно кивнул, и они стали спускаться во внутренний двор крепости.

— Послушай, Ведун. У меня к тебе просьба, не мог бы ты попроситься в дозор вместе со мной.

— Попрошусь, мне несложно. А что случилось?

— Да есть у меня одна мысль. После расскажу. — Бум потёр кирасу краем рукава, словно этот разговор его смущал.

Отряд расположился на зелёной траве внутреннего двора крепости, тут же неподалёку пасся бык. Здоровая скотина, жить которой оставалось совсем недолго, наверно, поэтому ему в качестве предсмертной милости дозволили прогулки.

— Вот они. Ведун, ты со своей блохастой шавкой уже излазил всю крепость, скоро за шпиона примут и вздёрнут, — хохотнул Ушастый.

— Отставить, потом поболтаете, я тут до вечера сидеть не собираюсь, — сказал Тёртый.

— Я бы лучше пообедал. Да только жрать тут уже нечего, скоро, как этот бык, траву щипать начнём, — сказал Рыгало, грызя кончик травинки.

— Да ты уже её жрёшь! — Корявый толкнул в бок Рыгало, и они покатились по траве, мутузя друг друга.

Ведуну стало понятно, что наёмники уже засиделись на одном месте, и второй месяц вынужденного безделья не идёт отряду на пользу. Скука — самая страшная напасть для наёмника, молодые мужики, привыкшие к дорогам и дракам, с трудом переносили монотонный быт крепости.

— Отставить, я сказал! Или я тихо сказал, сукины дети! — Тёртый покраснел, и стало понятно, что скоро все говоруны отправятся на внеочередную чистку мушкетов.

Все расселись и сделали умные лица, пристально глядя Тёртому в рот.

— С кем я связался? За что Бог послал мне это испытание? — Тёртый закатил глаза к небу, и где-то вдали послышался тихий громовой раскат. — Так всё, шутки в сторону. Делимся на тройки и заступаем на дежурство.

— Можно мне с Бумом? — поспешно сказал Ведун.

— С Бумом? Ну, если он не против.

— Пусть, ещё я Некасаться возьму, — сказал Бум.

— Некасаться? А ему уже лучше, смог выползти из уборной?

— Я ему говорил, что эти тараканы несъедобные, мало ли каких он на родине жрал, наши-то другие, — сказал Корявый.

— Хорошо, Корявый, ты с Рыгало и Ушастым. Узнаю, что играли в карты или кости, заставлю жрать тараканов, тогда трава вам за счастье покажется.

— Сидим тут, как в мышеловке, почему мы не на стороне «башмака»? — Бум мрачно посмотрел в сторону города.

Там под стенами крепости реяли знамёна с «башмаком», и расположились хауфены крестьянской армии.

— Потому что у крестьян нет денег, — ответил Тёртый.

— Я вот не понимаю, зачем мы сюда нанялись. Пивоварня в городе, да только до неё не доберёшься теперь. В карты поиграть не с кем, скучно. Ни один крестьянин на эти стены не заберётся, зря мы тут сидим. Еда вот уже кончается, скоро будем траву жрать, — снова свернул на любимую тему Рыгало.

— Это Бум нас и уговорил, ему тут встретиться с кем-то надо было, — пожал плечами Тёртый.

— С армией «башмака»? Соскучился по своим? — хохотнул Ушастый.

— С Себастьяном Геле, он известный оружейный мастер. Обещал мне помочь с гранатами. Знаете, их кидаешь, а они такие бум! Падая на землю, разбрасывают свои семена смерти. Бум! — глаза Бума мечтательно прикрылись, словно он вспоминал возлюбленную.

— Ну вот, началось, Бум опять о своём, расходимся.

Бум, Некасаться и Ведун сидели в караульне и смотрели, как заходит солнце и в лагере крестьянской армии под стенами крепости разжигают костры.

— Послушай, мне нужно попасть в город, — начал говорить Бум.

— Зачем? Да и как ты это сделаешь, думаю, за всеми выходами из крепости внимательно следят.

— Я не знаю, сколько мы здесь ещё проторчим, да и останемся ли живы, если крепость сдадут. Мне нужно встретиться с Себастьяном Геле. К тому же встреча с ним увеличит наши шансы выжить, если что-то пойдёт не так. А в остальном вы с Некасаться мне поможете.

— Я не плакать, если Бум убить. Каждый жить своим умом. — Некасаться, похоже, был не в духе, он морщил нос и, казалось, с настороженностью прислушивался к своему внутреннему миру. Да и понятно, целые сутки в данскере сильно меняют мировоззрение.

— Так что мы будем делать? — спросил Ведун.

— Очень просто, Некасаться запустит парочку ракет, а ты пролезешь сквозь решётку к подъёмнику.

— Подъёмнику?

— Ну не думаешь же ты, что все эти старички поднимались в крепость пешком, да и грузы тоже. Архиепископ Маттуес построил в крепости подъёмник, видел ворота возле бастиона Нонберга. Там сейчас решётка закрыта, но если немного разогнуть прутья, то ты сможешь пролезть и запустить вагонетку. В темноте никто не увидит. Потом, когда я вернусь, поднимешь меня.

План Бума был настолько безумный, что у него был шанс сработать. Они прокрались к решётке, что закрывала механизм подъёмника, прутья удалось немного раздвинуть, но Ведуну пришлось снять дублет, чтобы протиснуться. Колесо крутилось легко, вагонетка поехала вниз, Буму пришлось разбежаться и прыгнуть, чтобы оказаться на ней, удобная посадочная площадка тоже находилась за решёткой. Тут на стене бахнуло, и в небо полетело хвостатое пламя, рассыпаясь на тысячу искр. У костров внизу всё пришло в движение, затрубил горн. Ведун стал крутить колесо быстрее, тут бахнуло ещё раз, ракета полетела прямо в лагерь, наводя среди крестьян панику. Ведун порадовался, что подъёмник совсем новый, не скрипит на всю округу и не заедает, хотя крутить одному было очень тяжело. Вагонетку Ведун остановил там, где заканчивался крутой обрыв и начинался плавный спуск в город, Бум спрыгнул и скрылся в темноте.

Через час в лагере осаждающих стихло, зато Ведуну стало казаться, что с караульни крепости доносится отборная ругань Тёртого. Это было похоже на правду, такой шум должен был разбудить не только лагерь, но и весь замок, Ведун поёжился в предвкушении утреннего выговора от Тёртого. Ночью он постарается не попасться командиру на глаза, а к утру Тёртый немного успокоится. Время тянулось медленно и тревожно. Пару раз Ведун засыпал, опёршись на решётку, но тревога заставляла вздрагивать и просыпаться, вслушиваться в ночную тишину.

Когда на горизонте появилась полоска рассвета, в городе в районе площади Альтер Маркт что-то грохнуло. Через некоторое время бухнуло ближе. Опять заиграл горн, тут в лагерь со стороны города влетел жеребец, в него кто-то выстрелил, и тот встал на дыбы, бешено вращая глазами. Бум! Крайний костёр разнесло в разные стороны, угли, куски земли посыпались на головы стоявших рядом людей. По лагерю металась раненая лошадь и непонимающие, что происходит, разбуженные взрывами и горном люди.

Верёвка подъёмника дёрнулась, и Ведун понял, что Бум уже в вагонетке, и начал крутить колесо. Бум! Со стены Хоэнзальцбурга в сторону города понеслись «китайские стрелы», горн играл построение. Впрочем, не только лагерь готовился к сражению, оживление распространилось и на крепость. Скоро во внутренний двор вбежал Бум, помог вылезти сквозь решётку подъёмника Ведуну, и они вместе бросились в караульню. Наёмник чуть ли не светился, за плечом у него был огромный мешок, где что-то металлически постукивало. Пахло от Бума пивом и колбасками так сильно, что Ведуну пришлось сглотнуть голодную слюну. По дороге к ним присоединился и Некасаться, за собой он тащил лафет с мортирой.

— Вот эти сукины дети! — встретил их в караульне рык Тёртого. — Где вы были? Что устроили? Некасаться, ты что творишь?! Умом тронулся от своих тараканов?!

Но долго разбираться им не пришлось, разбуженные и злые крестьянские войска бросились в атаку на крепость. Штурм был короткий, всю первую волну карабкающихся по склону к крепости расстреляли из мушкетов и арбалетов, остальные выше не полезли и стали отстреливаться без всякого результата. Когда Некасаться несколько раз выстрелил из мортиры, штурмующие вернулись к более верной в данном случае стратегии — осаде. Впрочем, эта небольшая стычка немного взбодрила наёмников, и отряд смотрел на трёх отступников уже не так злобно.

— Ты хоть пива и колбасы принёс? — спросил Рыгало, глядя на огромный мешок Бума.

— Тебе бы только жрать. Нет, я принёс более ценные вещи, — гордо возвестил Бум, открывая мешок и показывая груду чугунных шаров. — Гранаты!

Тяжёлый вздох, и Ушастый, Корявый и Рыгало посмотрели на Бума разочарованно, по их мнению, рисковать жизнью ради такого хлама было весьма глупо. Тёртый ладонью устало потёр лицо и сказал:

— Неделю наказаны, убираете за всеми, чистите оружие и одежду. Если на вас поступит хоть ещё одна жалоба, исключу из отряда. Особенно тебя, Бум, это касается, сам устроил безобразие ещё и ребёнка заставил помогать.

Тёртый ушёл давать объяснения о ночной вылазке нанимателю, а Бум, покрутив головой и убедившись, что никто не видит, достал из поясной сумки маленькую, но толстую книжку и протянул Ведуну.

— Вот, держи. Я сказал Себастьяну Геле о тебе, и он нашёл у себя в библиотеке дневник одного колдуна. Там, кажется, есть что-то полезное, хотя разобраться будет непросто, но ты же в университете учился.

Ведун осторожно взял маленькую книжечку и открыл, многие страницы слиплись, кое-где чернила были размыты, но те заголовки, что удалось прочесть, оказались очень соблазнительными. Даже забыв поблагодарить Бума, Ведун помчался в донжон, чтоб в одиночестве изучить подарок внимательно.

Первые несколько страниц книжки были посвящены лекарственным травам и настоям, многое из этого Ведун знал от матушки. Она была очень образованной леди и хорошо разбиралась в травничестве, за это и пострадала. Ещё несколько страниц были посвящены астрологии и гаданию, но это было не так интересно, как самый последний раздел с заглавием «Чары». Первым, что Ведун смог разобрать, оказалось заклинание «Смена окраса», работало, как он понял, это с шерстью, волосом и тканью шёлковой и шерстяной. Состав готовился из золы и воды, но при его кипячении надо было прочитать сложное заклятье и добавить искорку силы, скопив её на кончике пальца. Воду и сажу Ведун раздобыл на замковой кухне, там же и провёл обряд. Кухня была пустой, продукты из кладовых уже подъели, и повара тут не появлялись.

Жидкость получилась маслянистая и тягучая, теперь надо было её нанести крест-накрест на окрашиваемое. Увы, цвет она давала случайный, и предсказать было трудно. Проверять на ткани было скучно, на своих волосах боязно, а Карл, явно почувствовав неладное, спрятался где-то во дворе.

Ведун вышел во внутренний двор и увидел пасущегося быка. Коричневый упитанный бык — последняя надежда крепости на выживание, он меланхолично жевал траву, не осознавая своего предназначения. Рядом с ним под деревом сидели двое мужчин и спорили. Один из них — пухлый толстяк в фартуке мясника, другого Ведун знал, это был комендант крепости — Карл Айхаймер.

— А я говорю, резать быка пока рано, голод ещё не начался. Пусть повара соберут остатки, я видел, что есть ещё кое-какая зелень и зерно. — Карл был красен лицом и почти упирался лбом собеседнику в переносицу.

— Я понимаю ваши чувства. Отдавать племенного быка на съедение — это кощунство. Но если кормить мужчин травой, увы, будет бунт. — Толстячок не сдавался, и было понятно, что за ним стоит приказ архиепископа Маттуеса.

— Что это даст! Ну продержимся мы ещё три-четыре дня, не думаю, что осаду снимут. Сейчас они хотя бы видят, как по крепостной стене проводят быка, и знают, что у нас есть продукты.

Быка стало жалко, хотя Ведун с удовольствием поел бы мяса. Сдача крепости для наёмников могла кончиться плохо, кто знает, как к защитникам настроены разозлённые крестьяне. Ведун всё ещё сжимал в руке склянку с зельем, когда в его голове родилась занятная мысль.

— Уважаемые! — обратился Ведун, подходя к паре споривших. — А что, если я предложу один интересный план, который, возможно, спасёт и быка, и крепость.

Утром следующего дня несколько человек провели по крепостной стене красивого и упитанного коричневого быка. На другой день этого же быка в сарае перекрасили в белый цвет и снова с гордостью провели по городской стене. Чтобы не разглашать тайну использования зелья, быка водили только наёмники отряда «Боннакон». На третье утро бык был перекрашен в чёрный цвет и выведен на прогулку на глазах у изумлённых крестьян, наблюдающих за крепостью. И вот — о чудо! Осаждающие крепость войска вдруг начали собираться, разворачивать телеги и складывать палатки. А затем прочь от крепости потянулись нагруженные обозы. Месяцами осаждать неприступную крепость крестьянская армия не могла, а именно столько пришлось бы сидеть под стенами, если в крепости ещё целый табун быков.

Комендант крепости на радости уговорил архиепископа Маттуеса выплатить отряду повышенный гонорар, а Ведуна даже обнял и пообещал, что если тот обзаведётся тёлкой, то его бык с удовольствием покроет её. Красавчик забрал большую часть денег и отправился искать в городе работу для отряда, а остальные почти бегом двинулись в таверну. В крепости последние дни наёмникам пришлось жевать кормовой овёс, став соперниками быку. Так что истосковавшиеся по мясу и пиву наёмники ворвались в зал таверны и заказали всё, на что хватило оставленных Красавчиком денег. Разговоров не было, все уподобились Рыгало: запихивали в себя куски мяса и заливали местным пивом, которое оказалось чудо как хорошо. Объелись так, что устроили соревнование, кто рыгнёт громче Рыгало. Даже доходяга Карл уже перестал подскакивать ради каждой кости, которую ему кидали под стол, и дрых на боку, так как живот у него стал похож на надутый бурдюк. Когда появился Красавчик, Ведун уже отполз под стол, составив компанию псу, остальные разомлели и даже попытались затянуть песню:

Бьётся в стране чужой под песню зяблика,

Радибиммель, радибаммель, радибумм.

И воздух вокруг Тилли пахнет гарью.

Звучит тонко и звонко радибимм, бамм, бамм,

Во славу Божию свирель и барабан трумм.

— Я с ног сбился, а они обожрались, как скоты. Наливайте, я, как голубь Ноя, принёс благую весть, мы покидаем этот негостеприимный город.

— Я уже, кажется, начинаю любить это место, — заплетающимся языком проговорил Корявый. Остальные согласно закивали так активно, что было слышно, как в животе у Ушастого плещется пиво.

— Ну тогда вам понравится Мюнхен. Мы выступаем в охране обоза. Везём соль и серебро, на дорогах полно отрядов бунтующих крестьян, так что работёнки хватит. И радуйся, Некасаться, я купил кибитку, тебе не придётся ехать верхом. А ещё я нанял двух слуг, так что поедем с комфортом.

— Ура! — грянули наёмники.

Ведун подскочил и ударился головой об столешницу, залаял разбуженный Карл. Ведун потёр голову, шишка ныла, а в груди вдруг заворочалось тягостное чувство беды.

Но тут крыса тоненько завыла, а потом и вовсе заскулила с надрывом. Степ подошел ближе и увидел на куче из старых угольных мешков мелкую собачонку. И несмотря на то что вся она была в угольной пыли, было понятно не нашенская это собака, не изнанковская. Видел он таких собак в кино, гордо держали их в руках бабы с Лицевой. А потом Степ рассмотрел на собаке курточку, розовую, теплую с серебристым мехом. Ну точно, с Лицевой собака! И как она сюда то попала? Степ протянул руку к собаке, ожидая что та по своей крысиной породе тяпнет его за палец. Но собака посмотрела на него выпученными несчастными глазами, а потом ткнулась мордочкой в протянутую руку. «Жить хочет, вон даже мной как спасителем не побрезговала» — пронеслось в голове у Степа.

Собаку в свою комнату в общаге Степ протащил под курткой и всю дорогу молился пролетарским богам, чтоб не было на месте вахтерши и чтоб собака тявкать не начала. Нельзя было держать в общаге животных, там и людям места мало. Нет, конечно, шастали по общаге коты и кошки. Но то кошки, всегда можно соврать, что не твоя скотина, с улицы в комнату забралась. А вот собака, это уже серьезно, с улицы не забежит и лаем сразу выдаст нарушение порядка.

В своей комнатушке посадил Степ мелкую псину на продавленный диван и сунул ей тарелку с водой. Собака чихнула понюхав воду и жалобно посмотрела на Степа.

— Жрать хочешь, тварь мелкая. — тяжело вздохнул Степ. Еду для такой собаки можно найти только на Лицевой. На Изнанке никто специально еду собакам не покупает. Тут они жрут, то что найдут, для них остатки супа и кожура сосиски — пир. Хорошие собаки на Изнанке, не то что эта мелкая. Хотя какие хорошие, бывает в стаи сбиваются и загрызть ребенка или карлика могут. Степ почесал голову в раздумьях, достал старый свитер и обернул вокруг собаки.

— Ты это, тихо сиди, я за едой схожу. Да посмотрю, может бегает где-то рядом богатая дама в поисках собачонки.

В зоомагазин на Лицевой, Степ пробирался осторожно, главное патрулям на глаза не попасться. Аккуратно открыв магазин, он со смущением подошел к прилавку. Раньше он никогда в такие магазины не ходил, нужды не было. Чего тут только не было, стеклянные шары, клетки с яркими птицами, аквариумы с чудной рыбой, ну зверье непонятное всякое.

— Здрася, мне корм для собаки — заискивающе протянул Степ продавцу мятый стольник.

— Порода?

— Мм, мелкая такая, лысая почти, на крысу похожа. — замямлил Степ. Чувствовал он здесь себя плохо. Яркое все, блестящее, чистое, аж глаза режет.

— Ваша собака? — нахмурился продавец, беря рукой рожок коммика со стойки.

— Нет, нашел, — тут Степа осенила мысль. — А Вы не можете объявление дать в магазине, найдена собака мелкая. Куртка на ней розовая. А?

— Ммм, даже не только в магазине дам, размещу в коммике, все владельцы собак увидят. Какое вознаграждение поставить? За находку?

— Не надо мне этого… Мне она не надо и вознаграждение не надо, вы мне на коммик сбросьте куда собаку вернуть и все, если хозяин найдется.

Когда Степ вернулся, в общаге было тихо. Вахтерша спала перед транслятором, по которому что-то бубнил великий вождь. Степ быстро проскользнул в комнату. Псинка сонно моргала глядя на него из гнезда свитера.

— Держи, ешь. — Степ достал из кармана блестящий пакетик и вывалил содержимое на единственную в комнате тарелку. Сунул под нос собаке.

Мелкая понюхала и брезгливо потерла морду лапой. Вот ведь, тварь какая, изумился Степ. На пакете с кормом был нарисован веселый пес и написано «Кролик в сливочном соусе». Степ тоже понюхал еду в тарелке, пахло вкусно. Сам он достал из другого кармана две сосиски, родственниц туалетной бумаги, ядрёного розового цвета, и устроившись на другом конце дивана, меланхолично стал жевать первую. Собака оживилась, быстро выползла из своего гнезда и засеменила по дивану, без стеснения забралась на колени к Степу и, вопросительно глядя ему в рот, облизнулась. Намек Степ понял. Так они вместе доели вторую сосиску. Сытый Степ задремал, чувствую приятную тяжесть собаки на груди. Маленький комочек тепла заставил холодное и мрачное Ничто, которое всегда было рядом со Степом, дрогнуть и отступить.

Разбудил Степа резкий звонок коммуникатора.

— Да.

— Верни мою собаку, тварь! — раздалось из трубки.

— ММмм…- только и сумел вставить Степ, а дальше разговор пошел, как в кино про бандитов и мафию.

Наконец, угрозы закончились и ему было велено назвать место для передачи товара, тьфу, собаки. Степ выбрал границу между Изнанкой и Лицевой, в бывшем сквере пролетариев через час.

Сквер давно вырубили, но название места сохранилось, еще тут остались пеньки и груда камней от бывшего памятника кого-то из богов пролетариата. С утра, после смены на заводах, в этом месте собирались мужики и бабы Изнанки, чтоб скинутся и «сообразить на троих», но сейчас время близилось к вечеру и местные давно отдыхали по норам в общагах и бараках. Степ поставил посредине бывшего сквера старую сумку, в которой копошилась и потявкивала недовольно мелкая, пытаясь выбраться. Ждать рядом Степ не стал, а метнулся к развалинам кафе, а потом еще дальше, в ближайшую халупу с выбитыми окнами. Забравшись на второй этаж, Степ затаился, наблюдая из окна подъезда за сумкой.

Сделал он это вовремя, потому как почти сразу подъехал огромный черный ездаход и оттуда на ходу, выпрыгнули два амбала в черных пальто. У Степа заныли почки. Повезло, что он поверил своей изнанковской чуйке и не стал встречать хозяев собаки, иначе валялся бы сейчас мордой в грязном снегу. Бугаи быстро обежали окрестности, убедившись, что никого по близости нет. Из сумки раздался заливистый лай и из ездахода вылетела баба, красивая, как из кино, и с диким криком:

— Тотошенька моя! Радость моя! — понеслась к сумке.

«И как только на таких каблучищах скачет,» — удивился Степ. Мелкую извлекли из сумки, расцеловали, осмотрели, чуть ли не в попу заглянули. А потом бережно, как корону на коронации, отнесли в машину.

Скоро ездаход взвыл двигателем и уехал в сторону Лицевой, Степ облегченно выдохнул. Пробираясь домой в общагу, он думал, а может и правда завести кошку. Будут вечерами соски вдвоем жевать, вместе спать, а если подкопить и купить комнату в бараке, там можно и собаку завести. Только конечно не такую крысу, а большую и пушистую.

— Я готов к тебе.

— Нет, извини, пришлось срочно уехать.

— Ну вот, а я тебе новых фактов хотел подбросить, думал, объяснишь.

Неприятный холодок прошёл по спине Святослава, неужели опер узнал, что он виноват в смертях, или та следователь что-то раскопала.

— Эм, что-то важное? — стараясь не выдать дрожь в голосе, спросил Святослав.

— Давай так, ты меня не перебивай, а я расскажу те факты и выводы, что по ним сделал. Вы с другом откапываете клад. Позднее вы ссоритесь из-за того, что с ним делать. Лёха делает вид, что пошёл к машине, и, когда ты отворачиваешься, он убивает тебя лопатой по затылку, а тело сбрасывает в яму.

— Не может быть! Я же живой! Лёха так не сделал бы!

— Вся его лопата в твоей крови, а отпечатки на ручке только его. Там даже следы мозга есть, сомневаюсь, что после такого выживают. И людей там, кроме Лёхи и тебя, не было. Твой врач сказал, что на голове у тебя только небольшая гематома. Как объяснишь?

Святослав дёрнул руль, чуть не слетев с трассы. Что за чушь? Он мёртвый, может, он — это вовсе и не он? «Зверь, который растерзал Лёху, может, та тварь, что захватила моё тело?» Стало противно и затошнило, вспомнились разбросанные по траве кишки.

— Святослав? Ты где? — раздалось из динамика телефона, и Святослав сбросил звонок. Нужно срочно во всём разобраться.

Деревня встретила людным оживлением, тут работали археологи, о которых Святослав успел забыть. Он остановил машину у березняка. Так и не придумав, что теперь делать, Святослав взял рюкзак, вылез из машины и побрёл в лес. Голоса людей пропали вдали, и Святослав сел, опёршись спиной о берёзу. Казалось, кора дерева потеплела, и Святослав почувствовал чей-то любопытный взгляд. Он прикрыл глаза и от отчаяния спросил у обступившей тьмы:

— Есть тут кто?

Неожиданно тьма разошлась, и к нему вышел невысокий старичок с белой бородой.

— Что тебе надо, колдун?

— Я не колдун.

— Тебя поглотил великий змей. Ты умер. Только пройдя через смерть, можно возродиться к новой жизни. Так чего хотел, колдун? Почему ты мешаешь вершить нашу месть? Ты же сам призвал нас в этот мир своей кровью, теперь мы родичи, наша месть — твоя месть.

— Месть? Родичи? — Святослав почувствовал. — Вы те серые тени, что убивают людей?

— Они загнали нас, как зверей, в леса, заставили прятаться под землёй. Нам есть за что убивать служителей белого царя.

— Вы должны перестать!

— Ничего мы тебе не должны, ты вызвал нас своей кровью, мы спасли тебя от смерти, великий ящер отомстил твоему убийце. Не мы тебе, а ты нам должен.

Святослав задумался, что он мог сделать, может, попробовать припугнуть этого деда.

— Тогда я изгоню вас обратно!

— Осилишь ли, вот твой приятель-воин, может, и сможет, да только и ты тогда умрёшь. Жизнь твоя заёмная. Надоел ты мне, колдун, юн и глуп.

Тьма сомкнулась, и старик исчез, Святослав открыл глаза и задумался. Знакомый «воин» это кто? Значит, изгнать духов можно, но Святослав умрёт, а если не изгнать, то пострадает много людей. Собственная жизнь Святославу нравилась, незнакомые люди нравились гораздо меньше, но подписать им приговор он был не готов. Он вернулся к машине и сел за руль, куда ехать и что делать дальше, было непонятно. В стекло постучали, Святослав повернулся и увидел улыбающегося Терпкова. Тот открыл дверь пассажирского сиденья и залез внутрь.

— Ну, как твои новые родичи? Смог с ними договориться, чтобы не безобразничали? — начал Терпков.

— Откуда ты это знаешь? — Святослав в ужасе посмотрел на опера. Кто он такой, если знает о разговоре с чудью?

— Работа такая — всё знать.

— Так ты не полицейский?

— Почему это? Очень даже полицейский. Даже не первый десяток лет, — образ Терпкова вдруг поплыл, и напротив Святослава уже мужчина пятидесяти лет, лицо которого избороздили шрамы. — Разрешите представиться: следователь спецотдела тринадцать — Терпков Александр Сергеевич. Так как твои переговоры с чудью?

— Никак, они отказываются меня слушать.

Терпков достал из кармана кителя и положил себе на ладонь чёрный пористый камешек. Он больше не улыбался, в лице его мелькнуло что-то волчье, когда он снова заговорил.

— Что ж, тогда я должен их изгнать обратно в навь.

— Они сказали, что я умру, если это случится, — вздрогнул от понимания угрозы Терпкова Святослав.

— Технически ты уже мёртв, нужно правильно выбирать себе друзей. Ты получил просто несколько запасных дней.

— Знаете, давайте я просто уеду жить в какую-нибудь пустую деревню или к буддистам, например.

— Я не могу так рисковать, выпуская тебя из поля зрения, а времени следить за тобой у меня нет. Но я не зверь, дам тебе пару дней для поиска аргументов для чуди. Но даже если всё получится, работать ты станешь на нас, никто не позволит колдуну с отрядом мстительных духов жить без контроля сверху. Я думаю, ты меня понял. Рекомендую обратить внимание на Тюштяна, возможно, чудь заинтересуют его поиски. Всё понятно?

— Да, спасибо. Я постараюсь с ними договориться, думаю, им тоже не захочется покидать этот мир. Можно вопрос, а что это за странный камень? Мне он почему-то не нравится.

— Это камень с берегов реки Смородины, а не нравится он тебе потому, что делает видимой навь и заставляет покойников возвращаться на другой берег. Так подстраховался, чтобы твои родичи втихушку не напали, пока мы болтаем. Жду тебя в нашем отделе послезавтра с решённой проблемой. Вот адрес, — Терпков протянул Святославу бумажку с адресом. — До встречи, боец.

Терпков принял свой прежний облик и вышел из машины, оставив Святослава думать обо всём случившемся. Соображать было сложно, и Святослав закрыл глаза, вся прошлая жизнь показалась какой-то ерундой. Написание программ для сетевых магазинов, зумы с начальством, скандалы с пьющими родственниками, редкие свидания с девушками — всё это было каким-то мелким и ничтожным по сравнению с открывшейся перед глазами Святослава бездной, полной тьмы и силы. Он чувствовал эту бездну рядом, он знал, что может черпать её, рядом взметнулись серые вихри, и в машине появились ещё три фигуры: два пожилых мужчины и женщина. Они смотрели на Святослава своими белыми глазами, такими же, как у него.

Терпков сел в свою машину и взглянул на девочку на пассажирском сиденье. Худенькая и хрупкая, она, кажется, утонула в своём огромном чёрном пальто, из горловины которого торчала её лохматая голова с коротко стриженными волосами, на коленях лежал смотанный серый шарф, из центра которого высовывались две крысиные мордочки.

— Ну что, Настасья, как тебя наш новоиспечённый колдун?

— Скучный какой-то, рохля. А он точно сможет с чудью договориться?

— Ничего, новые родичи его быстро перевоспитают. Договорится, не такой уж он и мямля и силу почувствовал, главное — потом время правильно тянуть, ему надо сначала научиться самому жить, без их силы. А если что не так, я на все его вещи следилки повесил, не скроется. Так кто отчёт для Егора Ильича писать будет?

— Детей эксплуатировать нельзя.

— Хитрюга, как в расследование лезть и секси следователя изображать, так она взрослая, а как отчёт писать. Вот пожалуюсь я отцу Кириллу, что ты старших не уважаешь.

Настасья высунула язык, а крысы возмущённо запищали, Терпков рассмеялся.

Про деревню ему рассказал Лёха, когда купил металлоискатель и пришёл агитировать друга на вступление в ряды «чёрных копателей». Сам Лёха узнал о ней от своей бабки. Её дед в молодости жил в этой деревне, потом у них случился мор или неурожай, а может, и то и другое, деревня вымерла. Дед переселился в Ля́мбирь, где и женился, а впоследствии родственники Лёхи перебрались в Саранск. «Там никто не копал раньше, а крестьяне зажиточные жили. Точно откопаем что-нибудь ценное», — распинался друг. В несметные сокровища, о которых с закатыванием глаз говорил Лёха, Святослав не поверил, но поехал за компанию. У Лёхи была идея фикс — разбогатеть, но не впахивая в офисе, а желательно разом. Он чего только ни пробовал: онлайн-казино, игры на бирже, сто способов заработать в интернете и торговлю китайской мелочёвкой. Так что Святослав Лёху не отговаривал, знал, что бесполезно.

Сильно вкладываться в затею с кладом Святослав не стал и купил на вторичке самый дешёвый металлоискатель, увидев который, Лёха взвыл дурным голосом и орал, что Славка мог бы и с палкой ходить, пользы столько же. Сам Лёха приобрёл Фишер и сейчас носился с ним по деревне, оставляя за собой вскопанную землю.

— Лёх, поехали домой. Мне руку обработать надо, вдруг столбняк. Ну, нет же тут ничего, — не выдержал наконец Святослав.

— Славик, не ной, иди к домам ближе, чего ты там топчешься. Мне чуйка подсказывает, что в этот раз дело верное.

Чуйка Лёхе подсказывала всегда, что вот-вот, ещё немного и «жизнь удалась»… Но вместо этого он был по уши в кредитах, и коллекторы названивали всем, с кем он был хоть шапочно знаком. Несмотря на это, народ продолжал занимать ему деньги, ведь Лёха выглядел как типичный хороший парень и сразу вызывал симпатию. Его искренняя улыбка и большие, по-детски распахнутые глаза многим внушали ложную уверенность в его честности и открытости. Святослав знал Лёху с детства и давно уже понял, что друг не брезгует врать в лицо, а за спиной часто говорит о людях гадости, называя лохами. Дружил Святослав с ним, скорее всего, по привычке, просто не знал, как можно послать старого знакомого, да и других друзей у него не было. Святослав привык, что он никому не нужен, новых знакомых обычно отпугивали его угрюмый вид и напряжённая молчаливость.

К домам Святославу идти не хотелось, снова начнёт пищать металлоискатель, придётся брать лопату и откапывать очередной гвоздь или ключ, а если «повезёт», то ржавые вилы. Хватит ему одной покалеченной руки. Святослав стал отходить от деревни к месту, где они оставили машину. Лучше отсидеться внутри тёплого салона, выпить чаю из термоса и полистать новости на телефоне, пока Лёха, как сумасшедший крот, перекапывает всю округу.

Неожиданно детектор запищал, и пришлось остановиться. За лопатой идти было лень, и Святослав поковырял землю носком сапога, металлоискатель продолжил пищать над ямкой. «Тфу, вот сука, копать придётся. Сейчас Лёха на звук примчится, пока не покажешь, чего нашёл, не отстанет». Святослав осмотрелся вокруг, место было странное: ровный квадрат зелёного мха и вал земли, поросший травой. Может, старый фундамент дома или бани. Святослав ещё раз пнул мох, тут под ногой что-то хрустнуло, и в земле образовалась дырка, куда полетели остатки мха. Святослав отбросил металлоискатель и достал телефон, присел у дыры и посветил туда фонариком. Луч заметался по дну глубокой ямы, неожиданно высветил зубастую улыбку черепа.

— Мать твою! — заорал Святослав, дёрнулся от ямы и упал на спину.

— Чего орёшь? Змею, что ли, увидел? Не пугайся, тут полно ужей, на зимовку укладываются.

— Там в яме череп!

— Череп? Коровий, что ль? — всё ещё не понимая, сказал Лёха и быстро подошёл к другу.

— Там внизу человеческий череп, яма большая, — запинаясь, сказал Святослав и показал на дырку.

Лёха тоже включил фонарик и посветил в провал. Потом подпрыгнул и ударил по мху лопатой, расширяя дырку. Оказалось, яма была накрыта досками и дранкой, которые уже сгнили от времени и теперь осыпались вниз.

— Вау! Вот повезло, так повезло! Я же говорил, клад найдём.

Внутри оказалось несколько черепов и кости, но для Лёхи главное было не это, тут же лежали тусклые украшения, оружие и черепки.

— Ты смотри, какое древнее! По-любому больших денег стоит.

Святослав спрыгнул вниз и поднял с земляного пола металлическую пластинку, на ней был изображён зверь, чем-то похожий на ящерицу, и волнистые линии. Пока крутил в руках, заметил, что на морде зверя появилось тёмное пятно. Кровь! Святослав вскрикнул и отбросил находку в груду костей, но тут же понял, что это была его кровь, пластырь на руке отклеился, и рана снова закровоточила. Святослав раздражённо хмыкнул и вылез из ямы, стараясь не испачкать ладонь землёй.

Теперь в яму полез Лёха, то и дело он восхищённо вскрикивал, луч его фонарика метался по земляному полу. Вылез он лишь после того, как набил карманы мелкими украшениями.

— Мешки надо из машины принести, — заявил Лёха, деловито осматривая яму.

— Слышь, Лёх, место надо археологам отдать. Мы же всё равно не найдём, кому такое продать. Музейные же вещи.

— Чего? Да ты с ума сошёл, там золото есть! Старое барахло, ладно, не продадим, а золото — это золото, переплавить можно. Никому свою находку не отдам, я всю жизнь об этом мечтал.

— Мою находку, это же я нашёл.

— Охренел? Это я тебя сюда привёз! Идея моя, деревня моя! Я пошёл за мешками. Ещё с таким уродом и делиться придётся, да я и сам бы на этот схрон наткнулся, тебе просто раньше повезло.

Лёха ушёл к машине, а Святослав посмотрел на мшистую крышу схрона, за мхом шла размякшая от осенних дождей глина, на которой он заметил следы, словно прошёл босой ребёнок. Следы были свежие, но откуда ребёнок в лесу? Да и не видели они тут никого. «Ребёнок, осенью, без обуви…» — додумать мысль Святослав не успел, провалился в темноту.

Приходил в себя тяжело, глаза открывались с трудом. Попытался подняться и понял, что земля снова уплывает, замутило. Когда удалось сесть, оказалось, что он лежал в яме, рядом валялся череп, а в дыру наверху светило красное, заходящее солнце.

— Лёха! Лёха! — заорал Святослав, и тут в голову вступило так, что казалось, глаза хотят вылезти из орбит.

С трудом поднявшись, Святослав дошёл до дыры и вылез наружу, тут же вновь лёг на траву, борясь с приступом тошноты. Впрочем, рвотой пахло где-то совсем рядом, а ещё штанина липла к ноге, холодя кожу. Кровь? Всё оказалось неприятнее: мокрая ткань резко пахла мочой. Рвотой же была перепачкана вся куртка камуфляжа.

— Лёха-а-а, — стараясь, отдышавшись, просипел Святослав.

«Вот урод, поди, в машине сидит греется, за мешками он пошёл. А я отчего сознание потерял? Может, сахар упал или отчего ещё в обморок падают? А как столбняк начинается?»

С трудом поднявшись, Святослав почти ползком добрался до машины. Лёха и правда был там, лежал на земле, а из распоротого живота вывалились на землю склизкие багровые кишки, зацепившиеся за стебли сухой травы. Святославу блевать было нечем, и он снова потерял сознание.

Очнулся, когда на деревню уже опустились густые сумерки. Нащупал телефон и вызвал полицию, повезло, что связь работала. Рассказать дежурному, где он находится и что произошло, удалось с трудом. Повезло, что Святослав помнил, в каком месте Лёха свернул с поселковой дороги и березняк, мимо которого они ехали.

Через час деревня наполнилась светом электрических огней, фары спецтранспорта разрезали темноту, метались лучи фонарей в руках у полиции и медиков. Святослав смотрел, как Лёху пакуют в чёрный пластиковый мешок, и всхлипнул. Его уже осмотрели врачи и сказали, что у него сотрясение мозга, кто-то ударил сзади по голове. Врач сказал, что Святославу повезло, такой удар часто грозит инвалидностью или смертью, а не лёгким сотрясением. Перед тем как Святослава посадили в скорую, к нему подошёл один из полицейских.

— Оперуполномоченный Терпков, можете ответить на пару вопросов? Пока без протокола, просто чтобы ускорить дело. Обстоятельный разговор будет, когда вам помогут в больнице, но преступники могут успеть скрыться.

Оперуполномоченный — улыбчивый парень возраста самого Святослава, кажется, смущался оттого, что ему приходится приставать к пострадавшему человеку с дурацкими вопросами.

— Да, только у меня голова болит, не уверен, что могу хорошо соображать.

— Ничего, я вам дам свой номер, звоните в любое время, как что-то новое вспомните или появятся какие мысли по поводу нападения, — Терпков протянул визитку, квадратик белого картона с номером телефона.

— Ладно, а какие вопросы?

— Перед тем как вы потеряли сознание, может, что-то видели или слышали?

— Да нет, хотя… Не знаю, странные следы. Это важно?

— Конечно! А чем странные?

— Ну, там были детские следы на глине возле схрона, босых ног. Сейчас же осень, и детей тут не должно быть, — Святослав смутился, может, привиделись ему эти следы потом, когда он лежал без сознания.

— Осмотрим, возможно, тут живёт семья бомжей или маргиналов. А где в это время был ваш друг?

— Он пошёл к машине.

— Вы это видели?

— Нет, я не стал смотреть, как он уходит. Мы с ним поссорились немного.

— Из-за находки?

— Да, на нас из-за неё напали? Там, наверно, всё забрали?

— Нет, всё на месте, это и странно.

Пока Святослав отвечал следователю, подъехал пазик, и оттуда выбралась гомонящая толпа.

— Это кто?

— Мы вызвали археологов, наш медэксперт не может точно установить дату смерти людей в яме, да и остальные предметы надо описать для протокола.

В это время археологи приблизились к яме, и раздались вопли: «Да ты посмотри! Офигеть! Тащи инструменты. Нет, ты это видишь!»

— Эх, интересно, что же я нашёл, — посмотрел Святослав в сторону возбуждённых археологов. Врач махал рукой, показывал, что пора залезать внутрь скорой.

— Я приеду в больницу показания снимать и обязательно расскажу, — Терпков улыбнулся и помог Святославу залезть внутрь скорой. — Давай ключ от квартиры, я тебе завтра вещи привезу.

Святослав обрадовался, вещи ему действительно привезти было некому, а полицейскому ключ от квартиры отдавать не так страшно.

Каждый ухаб поселковой дороги отдавался в череп тупой болью. Приезд в больницу прошёл как в тумане. Измученный дорогой и получивший от медсестры пару уколов Святослав успел заметить, что его соседи по палате пара дедов, и сразу заснул, как только голова коснулась подушки. Проснулся он от звука женских рыданий. В палате было светло, рядом с соседней кроватью на коленях стояла пожилая женщина, сотрясаясь в истерике. Её пытались поднять две медсестры. Скоро прибежала ещё одна медсестра с каталкой, и они, оттеснив от кровати рыдающую, перевалили с койки лежавшего там и, накрыв белой простынёй, увезли. Оставшаяся медсестра увела рыдающую женщину, а Святослав заметил возле кровати мокрые следы детских босых ног. Медсестра пришла через час и собрала вещи умершего соседа по палате, на тумбочке остались только маленькие иконки. Пока её не было, Святослав успел узнать, что у одного из дедов случился повторный инсульт, хотя его уже планировали выписывать. Вечером принесли больничный ужин, спросили, позвонил ли Святослав родным, и снова сделали уколы. Родным звонить было бесполезно, пьющие бабка и тётка точно не найдут время посетить родственника в больнице, а единственного друга убили. На работе Святослав попросил отпуск на пару недель, больничный там не оплачивали.

После ужина в палату пришли Терпков и женщина в полицейской форме. В отличие от молодого коллеги, выглядела она серьёзной, даже сердитой. Тёмные волосы собраны в пучок, серые глаза холодно смотрели сквозь стёкла очков. «Стерва», — была первая мысль Святослава.

— Я следователь — Кашина Анастасия Викторовна. Врач сказал, что вы уже способны ответить на наши вопросы и амнезии у вас нет. Расскажите вчерашний день, особенно подробности нахождения в деревне.

— Ну, приехали, ходили. Я раскопал два ключа, потом нашёл гвоздь и, когда выкапывал, поранил руку. Хотел свалить в машину, а тут запищал металлоискатель, и я ногой проковырял дырку, а там кости и украшения. Лёха пошёл за мешками к машине, а я сидел на краю ямы, а потом темнота.

Кашина сделала пометки в протоколе, но было заметно, что вся эта история ей совершенно неинтересна. Писала она, как девочка отличница, аккуратно выводя каждую букву, Святославу даже стало казаться, что она сейчас достанет цветные ручки и начнёт подчёркивать определения. Наконец она подняла на Святослава глаза и скучающим голосом спросила:

— Вы ничего не слышали? Ваш друг далеко успел уйти?

— Я отвлёкся, там странные следы были, не обратил внимания, как далеко он отошёл.

— Что за следы? — наконец в глазах этой фифы мелькнул интерес, и холод глаз сменился детским любопытством.

— Словно ребёнок босиком прошёл. Но там никого не было, мы бы заметили.

— Когда очнулись, что-то видели или слышали?

— Мне плохо было, покричал Лёху, никто не ответил, потом смог выбраться из ямы и доползти до машины, а там лежал… Знаете, ничего не слышал и не видел, пустая деревня. Дурацкая идея была туда ехать. А вы что-нибудь нашли?

— Это тайна следствия. Вот возьмите, — следователь протянула ему камень.

Святослав рассмотрел невзрачный чёрный пористый булыжник, похожий на пемзу, брать его в руки почему-то не хотелось, и Святослав тупо смотрел на протянутую руку Кашиной.

— Берите, — не терпящим возражений тоном сказала следователь.

Святослав подставил руку и содрогнулся, когда камень упал на ладонь. Голова снова заболела, а мир стал двоиться.

— Узнаёте?

— Нет, первый раз вижу.

Святослав с недоумением посмотрел на Кашину и чуть не заорал, образ её потёк, и вместо стервозной женщины на него с интересом смотрела девочка лет пятнадцати, хитро улыбаясь. В растерянности Святослав обернулся на Терпкова, который всё время разговора бродил по палате. К сожалению, опер успел выйти в коридор. Палата правда выглядела несколько иначе, особенно та кровать, где недавно умер старичок. Возле неё клубились серые тени, словно вылизывали койку длинными дымными языками.

— Отдайте. Прочтите и распишитесь, — одёрнула Святослава следователь.

Камень и правда уже начал ощутимо жечь руку, и Святослав бросил его на ладонь Кашиной, как горячую картошку. Следователь забрала подписанные документы и вышла, тут же в палату вернулся Терпков и остановился на том месте, где недавно Святослав видел мокрые следы.

— Ну, отстрелялся, теперь до суда не побеспокоят. Я твои сумки под кровать поставил, вроде всё нужное привёз, купил тебе ещё сыра и печенья. Квартирка у тебя норм, хорошо программисты зарабатывают. Я обещал тебе про находки археологов рассказать, слово держу. Интересно?

— Да, конечно, надо же знать, из-за чего Лёха умер.

— Ну, умер он ещё пока не ясно от чего. По секрету скажу, что его растерзало какое-то животное. Хотя пока точно не установили какое, но у твари были крупные когти и зубы. Да и клад никто не тронул, так что есть вероятность, что это трагическая встреча с диким зверем.

— Крупный зверь? Там же от Саранска пара часов на машине. Да и не мог меня зверь по затылку ударить.

— Уточняют. Так что? Рассказать о кладе?

— Да, хотя я уже и не рад, что мы его нашли, уехали бы раньше и живы остались.

— Если б да кабы… Не бери в голову, ты пострадавший, а не виноватый. Но я тебя не утешать пришёл, работы много. Так что слушай, и я побежал. Археологи нашли много чего в той яме, насколько я понял, этого в наших местах быть не должно. Слышал когда-нибудь про чудь?

— Ну, в меме про окрошку и на литературе, кажется, или истории. Чудь белоглазая?

— Ну, вот этот полумифический народ обычно связывают с Сибирью, но есть легенды у эрзя и мокши, что жили в наших краях, о царе Тюштян, и этот эпос, предположительно, имеет общее происхождение с преданиями о чуди. Но, насколько я понял, захоронений чуди у нас никогда не находили.

— В этой яме оказались они?

— Да, большая зажиточная семья. Археологи говорят, они скрывались от преследователей и сделали как у них принято, когда враг догнал. Выкопали землянку, поставили крышу на столбы, потом они спустились туда, а столбы подрубили, после чего, думаю, умерли от удушья.

— Зачем? Это же ужасно, там и дети были?

— Не знаю, может, они, как японцы, харакири делают, чтобы бесчестья избежать. Их бы поймали, имущество отобрали и заставили креститься. Вы не первые схрон нашли. В начале двадцатого века жители деревни откопали схрон, но ничего не взяли, а потом сделали новую крышу и забросали сверху землёй. Зачем? Понятия не имею. Может, нашёл кто-то один и решил припрятать на время, а потом начался мор, и он умер. Спросить уже некого.

— Значит, это большое открытие? Эх, я же говорил Лёхе, что надо учёных сразу звать.

— Ну, не все люди ценят вековое старьё. Так, а следователь тебя спросила про кровь?

— Какую?

— Нашли твою кровь на одном из украшений.

— Это я руку поранил гвоздём и не заметил, как испачкал, когда разглядывал, а потом испугался и выбросил. Вот, — Святослав протянул Терпкову пораненную руку, но тот как-то странно на неё посмотрел. Святослав сам посмотрел на ладонь и ахнул, раны там не было, лишь небольшой синяк багрового цвета. Может, руку перепутал, но другая ладонь никаких отметин не имела. Чушь какая-то. Похоже, крепко его по голове ударили: мерещится разное и в памяти несостыковки.

— Наверно, я что-то перепутал, — промямлил Святослав и дал себе зарок спросить врача, есть ли такие последствия у его травмы.

— Ну, бывает, ты не переживай, лечись. А если что, у тебя мой телефон есть, обязательно звони.

Терпков ушёл, а в палату бочком вползла санитарка и начала возить тряпкой по линолеуму, возле тумбочки с иконками она остановилась и перекрестилась, после чего вновь зашкрябала тряпкой. У Святослава снова заныла голова, и он отложил в сторону телефон, на котором пытался нагуглить легенды про Тюштяна и чудь. Смирившись, что ему ещё рано напрягать мозги, Святослав поплёлся на уколы, после которых захотелось спать.

Темнота наползала в окна, в ней шумели чёрные крылья воронов, мрак расчерчивали всполохи молний, а потом по ушам ударил гром. Святослав проснулся от крика, никакой грозы, за окном осенняя ночь, подсвеченная жёлтыми фонарями, а в палате уже выключили свет. Зато свет горел в коридоре, и слышно было, что там говорили по телефону.

— Да, скорее. Умерла. В процедурной, холодная уже.

Святослав успел снова задремать, когда по коридору прогрохотала каталка. Заболела голова, и, словно шершавый ком, к горлу подступила тревога. Святослав не знал, часто ли умирают в больницах, он никогда серьёзно не болел и лечился дома, но третья смерть за сутки показалась неприятной закономерностью его новой жизни. Горло саднило, и захотелось пить, воду он ещё не купил, так что взял кружку и пошёл к титану в столовой. Около процедурной стояли дежурная врач и ночная медсестра и шёпотом, прикрывая рты руками, словно боялись увидеть слова, разговаривали.

— Я зашла, а она лежит на полу. Я ей: «Лена, Лена, ты чего?» Спросонья и не пойму, думала, она на мокром поскользнулась. Нагнулась, а она уже остывать начала.

— Вот же ужас какой. Она же вечером мыла ординаторскую, мы с ней поболтали о внуках, я ей шоколадку сунула для младшей.

— Похоже, когда пол в процедурной мыла, и всё. Не заходил туда никто, назначения-то сделаны. А меня из пятой позвали, обезболить надо было, я и нашла. Господи, жалко-то как.

На тихо идущего мимо них Святослава не обратили внимания, словно его реальность вдруг стала существовать отдельно от больничной. Он двинулся дальше, заметив лишь, как перекрестилась на последних словах медсестра. Тут же голову пронзила боль, весь мир раздвоился, и Святослав увидел, как к медсестре поползли серые тени. Святослав неожиданно разозлился, ему показалось, что тени, словно его собственные руки, которые неожиданно решили удушить кого-то против воли хозяина.

— Не смейте её трогать! — заорал Святослав.

Тени вздрогнули и, как туман, превратились в чёрную росу, капли которой тут же впитались в пол. Голова перестала болеть, и мир стал обычным. Святослав взглянул на врача с медсестрой, у тех в глазах он заметил недоумение.

— Вам что-то нужно, молодой человек? — осторожно спросила врач, вероятно, подозревая в парне психа или наркомана.

— Нет, всё хорошо. А можно мне завтра выписаться?

— Насильно у нас не держат, подойдите завтра к вашему лечащему врачу. Вас проводить до палаты?

— Нет, спасибо. Извините за беспокойство.

Святослав, забыв о воде, развернулся и быстро пошёл в палату, лишь краем уха услышав ответ медсестры на тихий вопрос врача.

— У него друга вчера убили, а его лопатой по голове.

Наутро ночное происшествие показалось болезненным сном, снова ныла голова, и причиной боли почему-то казались иконки на тумбочке. «Психушка по мне плачет, надо домой, а то точно отправят на принудительное лечение». К тому же мысли о дымных тенях, убивающих людей и ощущаемых, как продолжение его собственного тела, не выходили из головы. Люди-то умерли, он это не придумал. Святослав посмотрел на соседа по палате, тот разгадывал кроссворд. Дедок оказался необщительным, про умершего соседа он лишь буркнул: «Пить надо меньше». С врачом на обходе ограничивался лишь фразой «нормально у меня всё, дома бы сидел, если б не жена дура». Святослав представил, что к ноге соседа тянутся дымные тени, но добился лишь того, что в деталях рассмотрел дедов резиновый сланец и носок. «Отлично, ставлю эксперименты на людях. Всё, пора домой». Святослав дождался врача и довольно легко получил выписку, правда со списком нужных лекарств и строгим предписанием соблюдать постельный режим и обязательно явиться на осмотр к неврологу через пять дней.

Дома было хорошо, душ смыл химический больничный запах. В холодильнике нашлась упаковка пельменей, которые после столовской еды показались пищей богов. Святослав сидел перед компом с чаем в руке, и два прошедших дня казались кадрами какого-то глупого сериала. Ну не могло такого случиться в его собственной тихой жизни. Святославу захотелось позвонить Лёхе и рассказать эту мутную историю, вместе посмеяться. Лёха бы заявил: «Снимают же такую жесть». И они бы договорились попить пива в пятницу. Святослав взялся за телефон, как резкий звонок в дверь заставил вздрогнуть и прийти в себя. На пороге стояла старая соседка сверху, бич подъезда, попившая крови всех жильцов дома без исключения. Особенно доставалось Святославу, как самому бесконфликтному.

— Чего устраиваешь, изверг! Второй день от тебя покоя нет!

— Я только из больницы выписался, дома никого не было, — промямлил Святослав, зная, что для соседки логические доводы давно не аргумент. Она хотела слышать шум, и она его слышала, наличие это шума в реальности было необязательно.

— В глаза же врёт, падаль такая! Да чтоб тебя…

Вдруг бабка оборвала свою истерику и вытаращилась на Святослава, а после стала неистово креститься.

— Жуть! Жуть-то какая! Наркоман проклятый! Это что делается-то!

Святослав почувствовал, как горячая спица вошла в висок, мир сдвинулся, и вокруг заклубилось серое марево, потянувшись к соседке.

— Пошла на хер, старая ведьма! — заорал он и захлопнул дверь.

Сразу осознал, что для теней дверь не преграда, он не успел ничего сделать, как с площадки послышался звук упавшего тела. Голову тут же отпустило. Святослав сел на пол, прислонившись спиной к шкафу. Выходить и проверять, что с соседкой, ему не хотелось. Посмотрев на смартфон в руке, Святослав тяжело вздохнул и набрал скорую. Дальше мысли забуксовали, кто помогает в таких случаях? Психиатр? Не вариант, люди умирают по-настоящему, а значит, тени не его глюк. Похоже, его путь «помоги себе сам». Святослав посмотрел на отражение в зеркале в прихожей и вздрогнул, чуть не завопил, как недавно это сделала взглянувшая на него соседка. Вместо карих глаз на Святослава из зеркала смотрели белые буркала с маленькими точками чёрных зрачков.

— Да что за хуйня! — взвыл Святослав.

Ему точно нужна помощь, быстро перебрав в голове немногочисленных знакомых, Святослав неожиданно вспомнил о Терпкове. Опер вроде нормальный мужик, может, что подскажет, полиция же занимается убийствами, а Святослав больше не хочет убивать. Пусть его даже посадят. Сколько дают за убийство по неосторожности? В панике, что потерял бумажку с номером, Святослав бросился к вещам и достал из кармана спортивных штанов карточку с телефоном, набрал номер. Терпков выслушал сбивчивые объяснения Святослава и сказал, что подъедет, как освободится. Святослав снова сел на пол, ему казалось, что всё остальное вокруг него слишком зыбкое, не способное его удержать, он закрыл глаза и почувствовал рядом бездну, полную тьмы. Раздался звонок в домофон. Святослав вздрогнул и пришёл в себя, это оказалась скорая. Врачу Святослав объяснил, что соседка на него кричала, а потом упала без чувств. Трогать он старушку не стал, потому что побоялся сделать ещё хуже. Медики заполнили нужные бумаги, соседку забрали, Святославу пришлось помочь нести носилки до машины.