BlacAnGol

Глава 5 Выкормыш

Светлый березняк кончился, над головой плотно сплелись ветви старых дубов. Тася покрутила головой, но не увидела бабушку.

— Ау! Бабушка!

Никто не ответил, Тася обернулась, березняк пропал, сзади оказалась все та же дубрава. Под ногой захрустели желуди. Тася все-таки пошла обратно, крича срывающимся голосом: «Бабушка!», пока не опомнилась и не вытащила телефон. Связи не было, последняя палочка мигнула, и на экране осталась пустая рамка треугольника. Сердце тревожно ёкнуло, и пальцы заледенели. Для Таси это был первый поход в лес за грибами, до этого она считала, что с телефоном невозможно потеряться. Бабушка её, конечно, предупредила, чтобы далеко не отходила и всегда отзывалась, Тася так в начале и делала.

Они шли между берез, в зеленой листве которых уже появились золотые пряди, над головой было пронзительно голубое небо с белыми нитями облаков. Пахло грибами, и скоро бабушка показала Тасе первую находку.

— Вот такие собирай, шляпка чтоб тёмно-красная или коричневая, а под шляпкой вот, смотри чего. — Сказала бабушка. — Это подосиновик, а с коричневой подберезовики. Если повезет, то и белых найдем, у них ножка потолще и белая. Ты его понюхай, поганки по-другому пахнут, противно. Главное, в рот ничего не тяни. Если не знаешь, какой гриб, мне покажи или брось в корзинку, потом разберемся.

После этого бабушка отломала себе длинную палку и пошла в глубь рощи, расшвыривая листву под деревьями. Тася шла рядом, с любопытством осматриваясь по сторонам, пока не споткнулась о большой красивый гриб, по виду точно съедобный. Тася добежала до бабушки и показала свою добычу.

— Ой, какой хороший. Белый! Ты молодец. Рядом поищи, они кучками растут.

Рядом действительно оказался еще один, через пару шагов еще. Забыв обо всем, Тася внимательно вглядывалась в опавшую листву. Скоро небольшое ведерко наполнилось грибами. Вот только стало понятно, что бабушки рядом нет.

Тася прислушалась, вдали кто-то кричал: «А-а-ася-я-я». Радостно она бросилась вперед, уже предвкушая, как покажет бабушке полное ведерко белых. Но чем дальше, тем темнее становилось, дубы росли все ближе к друг другу, переплетаясь ветками и корнями, через которые приходилось постоянно переступать. Голос звучал все ближе, но Тасе стало казаться, что это кричит какая-то птица, а совсем не бабушка. Нога зацепилась за корень, и Тася упала, ведерко улетело в сторону, грибы рассыпались веером по мху. Стало обидно и больно. Ведро Тася оставила лежать и, размазывая слезы, пошла вперед, уже не надеясь выйти из леса. Деревья расступились, и впереди на поляне показалась избушка на больших столбах, вокруг которой рос огород, окружённый редким частоколом из нестроганных кольев. Тася росла начитанной девочкой и знала сказки о Бабе-яге. Заметив на одном из кольев череп, она собиралась развернуться и бежать обратно, но тут вспомнила, что учиться во втором классе и верить в детские сказки глупо, а вот потеряться и умереть в лесу от голода очень просто. К тому же череп висел нечеловеческий, а Тасе хотелось пить.

Она подошла к дому и увидела рядом брошенную деревянную лестницу. Пришлось подставить и забраться наверх. Дверь оказалась открытой, а внутри темно, в маленькие прорези окон под потолком попадало слишком мало света. В избушке пахло старостью и горечью трав, словно у бабушки на антресоли, где она перекладывала свои старые платья листьями герани и пачками нюхательного табака от моли. Большую часть комнаты занимала печь. За печью стоял стол и лавка, накрытая полосатым половиком, и в углу сундук, в котором могли бы спокойно поместиться две Таси вместе с бабушкой.

С печи раздался надрывный кашель, и что-то зашуршало. Тася собралась с духом, встала на лавку рядом с печкой и заглянула за занавеску. На нее смотрела древняя старушка. Таких старых Тася видела только по телевизору, где показывали передачи про долгожителей. Старушка выглядела настоящим скелетом, обтянутым кожей. Сухие тонкие веки с трудом открылись, и на Тасю посмотрели блеклые карие глаза, затянутые пленкой.

— Дождалась. — Выдохнула старушка и потянула к девочке костлявую руку с длинными загнутыми когтями.

Тася дернулась, но бабка успела вцепиться в ладонь. Словно удар тока прошел по телу, перед глазами замелькали странные картины. Поток лавы, железный мост, черный раскидистый дуб и воин, бьющийся с трёхголовым змеем.

Голова отозвалась болью, и Тася сползла с лавки, потеряв сознание на грязном деревянном полу. Очнулась словно от рывка, она сидела в траве оперевшись спиной о березу. Шумела роща, где-то поблизости кричала бабушка.

— Тася! Тася! Ау!

Тася с трудом встала, рядом оказалось ведерко полное грибов. Из потерь только оборванная петля на куртке, где висел любимый брелок — обидно, но не страшно.

От бабушки она тогда получила нагоняй за то, что долго не откликалась, но скоро об этой истории в семье забыли. Тася начала считать случившееся сном, это ранний подъём на электричку заставил её задремать на солнышке в лесу. Она бы и не вспомнила об этом случае, если бы в двенадцать лет у нее не начала сохнуть нога и вместе с этим она не начала видеть странное. Ногу удалось вылечить, а вот образы, привидевшиеся тогда в избушке, поселились во снах, и весь мир вокруг изменился.

В кабинете на месте Корнеева сидел мужчина, длинный и худой, его можно было принять за ожившую мумию. Только он вовсе не казался не хрупким, не бессильным. Чувствовалась в нем какая-то скрытая мощь. Корнееву посетитель не понравился, он не любил наглых людей, а этот зашел в пустой кабинет и уселся на чужое рабочее место, и не просто сидел, а листал бумаги из лежавшей на столе папки. Увидев следователя, наглец криво усмехнулся и положил документы на стол, чем взбесил еще больше.

— Вы опоздали. — Сказал незнакомец тоном большого начальника.

— Задержался. А Вы кто?

Корнеев подумал, что, возможно, перед ним высшее начальство, которому его не представили. Терпков уехал на помощь отцу Кириллу, так что Корнееву придётся отдуваться одному.

— Константин Бессмертнов. Мне сказали, что по моему вопросу я могу обратиться к Вам.

— Тогда освободите мое рабочее место, вот стулья для посетителей и просителей. — Подчеркнув голосом последнее слово, сказал Корнеев.

— Мне и тут удобно. Присаживайтесь, перейдем к моему делу. — Мужчина улыбнулся, отчего его лицо еще больше стало похоже на череп.

— Нет, соблюдайте правила или покиньте помещение. — Окончательно разозлился Корнеев, в его голове стали всплывать самые любимые матерные обороты, но их применение сдерживало какое-то внутреннее чувство опасности.

— Что ж, Ваше право. Не пожалейте потом. — Бессмертнов встал и пересел на жесткий стул для посетителей.

Корнеев посмотрел на него и пошел снимать пальто и ставить чайник. Пусть подождет, гад такой. После чего сел на свое место и убрал все документы со стола в ящик, обещая себе больше не оставлять их в открытом доступе, а то шляются всякие.

— Так что у Вас случилось?

— Около десяти лет назад моя теща переехала в Нижегородскую область, и мы потеряли с ней связь. Недавно нам наконец удалось разыскать дом, где она умерла. Мы выяснили, что во время смерти там был еще человек. Его надо найти, это важно.

— Почему Вы обратились к нам?

Глаза посетителя вдруг загорелись голубоватым огнем, после чего он снова улыбнулся.

— Потому что только ваш отдел способен понять всю важность этого дела.

— Ну и в чем же важность?

— А Вы посмотрите сводки пропавших на этом участке.

Константин Бессмертнов встал и положил на стол Корнееву бумагу с координатами. Обратно он не сел, а навис над головой следователя, отбрасывая на стену черную тягучую тень, от которой повеяло холодом в спину. Стараясь не обращать внимания на неприятного посетителя, Корнеев вбил координаты в комп и получил на карте район Зеленого города. Когда поднял голову, чтобы задать уточняющие вопросы по дороге до места, Бессмертнова в кабинете не оказалось, только вязкая тень шевелилась на стене, вызывая у Корнеева мурашки по спине. Он подошел к темному углу и пригляделся, ничего странного там не оказалось, лишь под потолком на паутине сидел жирный черный паук. Корнеев взял смартфон и набрал Терпкову.

— Алё! Корнеев, ты, что-ль? Чего звонишь? — ответил ему жизнерадостный голос напарника.

— Тут приходил странный тип, Константин Бессмертнов, просил разыскать свидетеля.

— Гад какой! Знает, меня на рабочем месте нет, и пришёл новенького попугать. Ты начинай дело, я постараюсь побыстрее вернуться. И этому не хами, опасный он, с ним только Егор Ильич может по душам. Если наезжать будет, шли к начальству, но вежливо.

— Значит, мне одному поехать в лес?

— В лес? Нет, одному не надо, набери Святославу, а то он у нас без дела засиделся. Все, дерзай, я на связи, возьми на складе серебряное блюдо с золотым яблоком. Знаешь, как пользоваться?

— Это ты про сказку, что-ль? — удивился Корнеев.

— Да. В лесу телефон работать не будет, звоните мне по тарелке. Правда, видео не будет, у меня только полотенце с собой. Все, отбой, занят.

Терпков положил трубку, обрывая разговор, оставив Корнеева размышлять над словами про полотенце и связь через тарелку.

До нужного места ехали сорок минут. Машины они со Святославом оставили на трассе, идти вглубь леса, судя по карте, было недалеко, через светлую березовую рощу. Инвентарь в дорогу Корнеев доверил набрать Святославу. Тот больше часа бродил по складу со списком хранения, нашел и тарелку, и яблоко, а еще бросил в сумку знакомые рубахи, зеркальце и гребень. Потом взял на одной из полок маленький клубок красных ниток и сунул его в карман пуховика. Кроме этого, они заехали в магазин товаров для охоты и рыбалки и купили снегоступы. По карте стало понятно, что к жилью умершей старушки придётся идти через лес без дороги по снегу, пусть и жила теща Бессмертного недалеко от дачного поселка. На месте же оказалось, что в лесу снега для начала декабря насыпало мало, и снегоступы больше мешались на ногах, чем помогали идти. Корнеев снял их, и его примеру последовал и Святослав. Березняк они прошли за час, покрутились в месте, где была точка координат, и не увидели никакого дома.

— Так, понятно, где-то здесь должен быть проход. — Сказал, подумав, Святослав.

Он достал клубок красных ниток из кармана и бросил его на снег. Корнеев постарался сохранить серьезный вид и подумал: «А не проверить ли, как работает тарелка с яблоком, раз уж они теперь сказочные герои». Тут лежащий на снегу клубок вздрогнул и покатился, сначала тихо, а потом за ним пришлось бежать. Местность вокруг резко сменилась, зимний березняк исчез, и они бежали по темной осенней дубраве. Клубок подкатился к большой поляне, в центре которой находилась полусгнившая избушка с заросшей травой крышей. Рядом валялись почерневшие бревна, одно из них перегораживало маленькую дверь в дом. Святослав остановился и закрутил головой, Корнеев сделал шаг вперед.

— Стой, тут что-то не так. Это моровая изба, только столбы обрушились. — Сказал Святослав.

Киреев вернулся и стал ждать, пока колдун не решит, что делать. Воздух у двери избы заклубился серым туманом, а затем сгустился в две черные руки с длинными когтями. Еще секунда, и руки бросились на незваных гостей.

— Надевай рубашку! — крикнул Святослав и бросил перед собой гребень и зеркальце.

Там, где упало зеркальце, забил родник, быстро превратившись в маленький пруд, руки, словно врезавшись в преграду, остановились, летая вдоль берега. За прудом появился густой березовый лесок. Пока руки изучали появившиеся перед ними препятствия, Киреев переоделся, а перед Святославом замерцал воздух, и появилась полупрозрачная женщина в сарафане и пошла на встречу рукам. Те уже перебрались через пруд и пытались пролезть сквозь густорастущие березы.

— Надо было меч взять. — Буркнул Корнеев.

— Не помогло бы, это что-то на границе миров, материализуется за счет наших чувств. Чем больше страх, тем она сильнее.

— Я вроде как и не боюсь, почему тогда видны руки?

— Я питаюсь силой, чтобы видеть, где они.

Призрачная женщина подошла к выбравшимся из леса рукам, и они замерли друг против друга.

— Твой призрак победит?

Корнеев почувствовал себя как на боксёрском турнире, хоть ставки делай. Правда, вместо бойцов две потусторонние сущности. Святослав не успел ответить, черные руки и призрак исчезли, растворившись туманом.

— Ого, крутая твоя призрачная баба.

— Они не дрались, просто поговорили. Мне передали ультиматум для нашей конторы. Мы должны найти свидетеля смерти Стража, иначе сила продолжит убивать людей в этом лесу.

— Так, может, спалить дом, и все?

— Думаю, нужно позвонить Терпкову. — Сказал Святослав, доставая зеркальце и яблоко. — Катись, катись, яблочко наливное, по серебряному блюдечку, покажи нам Терпкова. Раздался серебряный звон, яблоко прокатилось по блюду, потом послышался волчий вой, и зашуршало, по центру блюда побежали серые волны.

— Ай, вы, что-ль? Ну чего там? — послышался голос Терпкова.

— Тут моровая изба, осматривать или спалить? Сила нам свой ультиматум сообщила. — Доложил Корнеев.

— Спалить можно, только он вновь прорастет. Это не дом, а вроде материализованного портала между навью и явью.

— «Ничего не понимаю», — голосом Колобка-детектива сказал Корнеев. — В дом-то можно попасть? Нам же надо улики найти, если они, конечно, есть.

— Осмотрите, может, повезет. Все, отбой, в отделе поговорим.

Снова зазвенело, и яблоко остановилось.

— Пошли, нас пока не тронут. — Сказал Святослав, направляясь к дому.

Они с трудом отодвинули трухлявое бревно в сторону от низкой двери и протиснулись внутрь. В комнате с низким потолком находилась огромная печь с истлевшими занавесками, закрывающими лежанку, кроме этого на полусгнившем полу валялись останки стола и лавки. Пахло гнилью и травами. Быстро осмотревшись, Корнеев заглянул на печь. Там на истлевших тряпках была насыпана зола, которая от движения поднялась в воздух и осела на лицо и руки, попав в нос. Корнеев расчихался и спустился вниз.

— Ну все, осмотрели, похоже, никаких следов. Странно, что тут за десять лет все так сгнило.

— Хозяйка умерла, и дом вместе с ней.

Святослав вышел на улицу, а Корнеев все топтался у порога, что-то не давало ему уйти. В голове привычно защелкало, и Корнеев в раздражении топнул ногой. Гнилая доска хрустнула, и под полом блеснуло. Это оказался брелок для ключа, мультяшная девочка. Киреев вышел из избы и показал находку Святославу.

— Смотри, что я нашел.

— О, Снежка. — Хмыкнул Святослав. — Мне тоже она нравиться.

— Ты смотришь мультики?

Святослав смутился и пожал плечами. В молчании они пошли обратно, отыскав на поляне путеводный клубок, Корнееву показалось, что черные руки машут им вслед.

— Как искать-то будем? — задумчиво проговорил себе под нос Корнеев.

— По предмету найти можно, не так просто, как по крови или волосам, но если она носила этот брелок достаточно долго и брала в руки, то шанс есть.

Дорога до отдела прошла в раздумьях. «Получается, смерть старушки видела девушка или даже девочка. Хотя, может, и такой же любитель мультиков, как Святослав», — усмехнулся Корнеев. — «Так даже если десять лет назад это была девочка, то сейчас она вполне выросла».

В отделе их ждал Терпков. Он бродил по кабинету взад-вперед и ерошил волосы. Увидев в руках Корнеева брелок, помрачнел.

— Я так понимаю, удачно съездили. Так, Святослав, сможешь найти владельца?

— Ну с большей вероятностью, да.

Терпков недовольно запыхтел и, схватив своё пальто, ушел из кабинета.

— Кажется, он недоволен.

— Переживает, что мы без него справились. — Усмехнулся Корнеев.

Святослав остался на ночь в отделе, чтобы провести ритуал. Утром Корнеев нашел его около метро Чкаловская, бродящего и задумчиво заглядывающего прохожим в лица.

— Ты чего?

— Да надо по ритуалу подать пять монет нищим. Думал, у метро найду кого.

— Тут район чистый, сомневаюсь, что бомжи бродят. Пошли в сквер, может, там старушкам каким раздашь, они точно небогатые. Главное, чтобы тебя не напугались и за наркомана не приняли.

С трудом им удалось пристроить пятирублевки выглядящим небогато гражданам. На Святослава смотрели как на сумасшедшего, но пять человек его пожалели и деньги взяли.

— Жаль, нет тысячных монет, тогда бы быстрее управились. Ну так что теперь? — сказал Корнеев.

— Идем в отдел и ждем, нужный человек сразу придет, как сможет.

— То есть, если девушка в больнице со сломанной ногой или уехала в другой город, ждать придётся долго?

Святослав пожал плечами. Корнеева уже начинала раздражать манера колдуна — отмалчиваться, словно он сам не верил в свои ритуалы и силу. Они вернулись в отдел, замерзший Святослав бросился ставить чайник. Терпков так и не появился. Они пили чай и время от времени поглядывали на лежащий на столе брелок. До вечера так никто не появился, и встал вопрос — оставаться ли дежурить на ночь, кто знает, когда появится призванная. Тут дверь открылась, и зашла Настя.

— Привет. А Терпкова нет?

— Вчера куда-то смылся. — Сказал Корнеев, наливая чайник. — Тебе сколько сахара положить? У нас печенье осталось.

— Да нет, я на минутку. — Отмахнулась Настя, и тут её взгляд упал на брелок на столе. — Ой, у меня такой в детстве был, мне Снежка очень нравилась. Знаете «Сказочный патруль»?

Святослав тяжело вздохнул, и глаза его загорелись белым, вокруг Насти закружилась серая дымка.

— Это она.

Тут же в кабинете потемнело, из угла за столом Корнеева хлынула тень, из которой вышел Бессмертнов. Он посмотрел на замершую Настю и сделал к ней шаг, схватив за руку. Дымка исчезла.

— Замечательно, не верил, что вы, олухи, справитесь. Эту девушку я забираю, у нас с ней много дел.

— Нет, с какой стати? Вы просили найти, мы нашли, насчет забрать — никакого разговора не было.

— Слушай, ты, малохольный! Я её заберу, и вы сделать ничего не сможете, потому как слабоваты против меня.

Корнеев положил руку на кобуру, вокруг Святослава замелькали полупрозрачные тени. Тут дверь кабинета открылась, и появился пожилой мужчина, широкоплечий и с окладистой бородой, когда он вошел, тень, наполнившая кабинет с появлением Бессмертнова, расступилась. Мужчина нахмурил густые брови и посмотрел на Бессмертнова, и тот отошел от Насти.

— Так, не зря меня Терпков вызвал. Хулиганите, Константин, на чужой земле проблем ищите.

— Она наша. — Зло прошипел Бессмертнов, тыча пальцем в Настю.

— Ну прям и ваша. Я бы так не сказал. Страж границы не принадлежит ни вам, ни нам. Думаете, раз она молодая, то можно ей крутить, как хочется? Ничего, память к ней вернётся потихоньку, и ваша сила для нее будет не страшна.

— Она должна принять всю свою суть и вернуться в лес, на границу.

— Какая забота. Я-то думал, это больше наша проблема — от ваших душеловов границу беречь. Ну да ладно. Корнеев, отвезешь Настю в лес, она должна принять обязанности. Жить она там не будет, оформим её в санаторий поблизости, а весной решим, что делать. Доволен?

— Согласен. — Зло прошелестел Бессмертнов.

— Ну раз согласен, то и возвращайся, откуда пришел, дальше мы сами.

Когда Бессмертнов покинул кабинет, стало даже как-то светлее, а новый посетитель прошел к столу Терпкова и сел на его место. Улыбнувшись всем присутствующим, обратился к Корнееву.

— Разрешите представиться — Егор Ильич Чампасов. Много о вас слышал. Рад, что вы прижились в нашем отделе. — Потом он повернулся к Насте. — Ну что ж. Настя, плохо, что ты скрывала происхождение своей силы. Это лишило нас времени, обдумать все, как следует. Ты понимаешь, что должна принять и оставшуюся часть силы?

— Не хочу. Я не хочу становиться Бабой-ягой! — как рассерженная кошка зашипела Настя. — Вы хоть знаете, что будет с моим телом?

— Знаю, твоя нога станет частью мира мертвых. Я понимаю, что для молодой девушки такое уродство неприятно, но мы говорим о жизнях людей. Часть твоей силы продолжит убивать, её нельзя оставлять без контроля.

— Я не хотела этой силы, я не виновата! — Настя закрыла лицо руками и заплакала.

Корнеев подошел и обнял Настю за плечи, чувствуя, как она вздрагивает от рыданий.

— Думаю, зимой в лесу людей нет. — Сказал Егор Ильич. — Время принять это горе у Насти будет. Меня больше волнует — почему Бессмертнов вдруг озаботился возвращением Стража. Подумаем. Что ж, вынужден вас покинуть, очень много дел. Ну следилку этого хитреца я сожгу, не дело ей тут висеть.

Чампасов быстро встал и бросил золотистый шарик в угол, Корнеев успел заметить, как вспыхнул красным огоньком черный паук и паутина. Одобрительно кивнув, Егор Ильич отправился к двери, взявшись за ручку, стал столбом белого света и пропал. Тут же в кабинет заглянул Терпков.

— Ну что? Начальство ушло?

Увидев рыдающую Настю, он бросился к ней.

— Настасья, не плачь. Что-нибудь придумаем. Зато знаешь, какая крутая будешь! Ты не думай, у Яги и мужья были и дочери красивые. Так насчет семейной жизни ты не сомневайся. Зачем тебе человек, который только за внешность полюбит.

Настя всхлипнула и посмотрела на Терпкова. Взгляд у нее был недобрый, похоже от его слов горе переродилось в злость. Она вырвалась из объятий Корнеева и пошла к выходу. Перед тем, как захлопнуть дверь, она обернулась и зло бросила.

— Собака ты, Терпков!

Настя шла по темной улице и проклинала и старуху в лесу, и Терпкова, что когда-то уговорил её — помогать в отделе. Вспомнила, как же глупо она попалась на крючок чуть больше года назад.

Это было в октябре, на улице стояли последние теплые дни, и отсиживаться на уроках — казалось пустой тратой времени. Настя с тоской отвела взгляд от окна, где плескалась рыжина последних листьев, и особым образом прикрыла глаза. Мир вокруг оплели разноцветные нити, составляя простые и сложные узоры. Тонкая ниточка шла к тетрадке отличницы, складываясь в простенький узор из двух цветов: белого и голубого. Настя выпустила тонкий щуп и направила его к кончику тетрадной нитки. «Есть контакт», — пронеслось в голове. Осталось только потянуть ниточку на себя, и в голове поплыли строчки с написанным в тетрадке решением контрольной. Отлично!

После экзамена Настя осмотрела нити и решила, что лучше всего отправиться домой, ничего полезного и нужного для её жизни на оставшихся двух уроках не случится, даже отмечать не будут, а с последнего и вовсе отпустят пораньше. Домой идти не хотелось, и Настя решила доехать до набережной и погулять там. Над школой летали огромные стаи грачей, темной галдящей воронкой гипнотизируя и увлекая за собой в небо. Настя отвлеклась, наблюдая за их полетом, и, придя на остановку, увидела отъезжающий автобус. «Опять считала ворон», — зазвучал в голове укоризненный голос мамы. Денег на маршрутку тратить не хотелось, а следующий автобус ждать было долго. Настя рискнула, отошла в ближайший проулок, где не было людей, и перешла в «Серый мир». Тут же все вокруг выцвело, на месте зданий остались обвалившиеся стены с провалившимися внутрь крышами, вместо людей серые тени. Когда Настя случайно оказалась тут первый раз, то испугалась и тут же вернулась обратно в реальность. Ей не сразу стало понятно, как удалось совершить переход. Но Насте удалось повторить это снова, надо посмотреть по особому и сделать шаг вперед больной ногой, и вокруг все менялось.

«Серый мир» пугал руинами, засыпанными пеплом и тенями, но тут было то, что заставляло Настю ходить сюда при каждом удобном случае. В какое место не попала бы Настя, рядом всегда оказывалась ступа, большая, из потемневшего и потертого дерева. Первый раз, когда Настя встала на вырубленную внизу ступеньку и заглянула внутрь, ступа завибрировала и поднялась на метр от земли. Под визги Насти ступа опустилась обратно. Потом стало понятно, что достаточно просто подумать, куда и на какой высоте лететь, и ступа тут же слушалась. Летать было здорово, от лихих виражей радостно звенело в голове, и в сердце появлялось ощущение свободы и бурлящей силы.

Настя вылезла из ступы у набережной и хотела уже выйти в обычный мир, как заметила движение. Никого живого она в сером мире не встречала, тени людей больше напоминали небольшие серые вихри пыли и уже давно не привлекали внимания. Настя присмотрелась к проулку между домами и увидела волка, такого с собакой не перепутаешь. Зверь был размером с пони, серая длинная шерсть на загривке стояла дыбом, волк осторожно нюхал воздух, водя головой, а потом заметил Настю. Желтые глаза вспыхнули, и зверь зарычал, показав белые клыки. Настя заорала и бросилась бежать, совсем забыв, что нужно выйти в реальность. Через пару секунд в паникующий мозг добралось осознание происходящего, и Настя сделала шаг, активируя особое зрение, и чуть не попала под колеса машины. Убегая от волка, она выбежала на проезжую часть.

После встречи с волком Настя неделю боялась ходить в «Серый мир» и скучала по полетам на ступе. Впрочем, проблемы начались и в реале, она уже несколько раз замечала странную нить, когда включала особое зрение. Серая нить с металлическим отблеском всегда была рядом, но никуда не вела, оба её конца исчезали в узорах мира, плотно переплетаясь с другими нитями. Настя поняла, что злится, было жалко ступу, раздражало постоянное мельтешение серой нити под руками и тайное чувство, что эта нить связана с тем волком из серого мира. Через месяц она решила, что так больше продолжаться не может, без «Серого мира» нога снова начала болеть и лекарства перестали действовать. Настя набралась храбрости, прочитала статьи об убийстве волков, взяла большой нож на кухне и отправилась с ним на детскую площадку, когда стемнело и оттуда ушли мамы с детьми. Настя надеялась, что выдернутый в реальный мир волк окажется обычным, а если нет, то она успеет вскарабкаться на железную горку и вызовет полицию. Настя прикрыла глаза и нашла серебристую нить, схватила её голыми руками и дернула из-за всех сил. Нить звякнула, и на Настю упал парень.

— Ай, блин! — заорал он, сбивая Настю с ног.

Они оба приземлились в песочницу. Откатившись в бок, парень посмотрел на нее и рассмеялся.

— Попалась, страшная ведьма! — сказал он и встал, подав Насте руку.

От руки она отказалась и встала сама, крутя головой в поисках волка. Но на площадке больше никого не появилось.

— Кого высматриваешь? — спросил парень.

— Волка.

— У-у-у, волка. Не придет он. Слушай, ведьма, я давно к тебе присматриваюсь. Молодая, неопытная, но активная и въедливая, нам такие кадры нужны.

— Кому — вам? И почему ты меня ведьмой обзываешь?

— В отдел 13, из-за возраста, только как консультанта оформим, но деньги хорошие платят. А как тебя еще называть, ты же ведьма. Скажи, не так? Я тебя в нави видел, да еще и на ступе. Ты милая, не просто ведьма, а Баба-яга. Начинающая, конечно, не в полной силе, но это и хорошо.

— Чем хорошо? — удивилась Настя.

— Нам хорошо, если ты всю силу получишь, то посадят тебя в избушке в лесу границу сторожить. Не знаю, как уж тебе удалось не попасться, но я про это дело точно молчать буду. Если ты поработаешь на благо Родины.

— Постой, что значит — посадят границу сторожить?! Я так не хочу, я в Лобач буду поступать, и планы у меня.

— Ну так заведено, Яга — страж границ нави и яви, а тебя она выбрала и силу передала. Ты теперь новая Яга. Но, похоже, она тебя пожалела или не успела, и никто не знает, кто получил силу. Ну так что, принимаешь мое предложение? Лучше на нас поработать, чем в лесу сидеть.

— А ты сам-то кто? Почему я должна тебе верить?

— Я — главный помощник всех героев сказок, Серый волк. Что, не похож? Ну так могу по нави покатать, тогда поверишь? — выпятив грудь и улыбнувшись, сказал парень, но глаза его недобро блеснули янтарем.

Настя тогда согласилась, да и выбора ей Терпков особо не оставил, а теперь предал, доложив о ней начальству.

— Вот собака страшная. — Буркнула Настя.

Зазвонил телефон, это беспокоилась бабушка.

— Алло, Тася, ты где пропала? Темно уже, может, деда послать тебя встретить. Не обидел бы кто.

— Бабуль, не переживай. Я к друзьям забежала. Скоро буду. — Ответила Настя и подумала, что сама сейчас может обидеть кого угодно, да так, что лесная часть её силы позавидует. Настя никому не позволит испортить ей жизнь. Пора учиться убивать.

Ши Юн слушал, как трепещут на ветру бумажные ленты на бамбуковом шесте. Ван Лин говорила, что так принято в её родном Красном городе. В доме, куда пришла смерть, у входной двери устраивали навес из бамбуковых шестов, покрытых циновкой, на середину навеса вешали пучок белых и голубых бумажных лент. Это предупреждение случайным гостям, чтобы они не входили в дом, где сейчас траур, и не сделались бы от этого нечисты. Ши Юн не стал вмешиваться, он знал много о смерти и слишком мало о достойных похоронах. Он думал о том, что старания Ван Лин напрасны, кроме них двоих, на многие ли вокруг нет людей, а значит, никто не увидит бумажные ленты.

Двенадцать лет прошло, как учитель Дэн Фэй покинул службу при дворе Красного города, многолюдный мир Пяти городов, и ушёл в горы заниматься духовными практиками. Отшельник поселился в горах Драконьих зубов, его приютил маленький, заброшенный храм с заросшей травой пагодой и соснами, проросшими сквозь каменные плиты внутреннего двора и укрывшими его шатром из своих ветвей. Учитель на закате своей жизни искал покоя, но судьба решила иначе, дав ему двух новых учеников.

Ленты шелестели, и сильно пахло листьями дерева помело, тёплым отваром из которых Ван Лин омыла тело учителя. Ши Юн тихо пел молитву «Кай-Лу»«Открытие пути». Песня не только для учителя Дэн Фэя, ушедшего к предкам, но для Ши Юна и Ван Лин, им тоже предстоит долгий путь. Десять лет назад Ши Юн покинул родной дом, и тогда, как сейчас, путь перед ним расстелила смерть. Воспоминания о тех днях до сих пор приходили к Ши Юну в кошмарах.

В долине Рисового семечка наступила холодная весна, снег таял неохотно, грязь не желала высыхать. Вместе с весной в деревни долины пришла холера. Крестьянская усадьба, где родился Ши Юн, находилась у самых гор. Ему было семь лет, когда весна и холера добрались до их дома. Слуги шептались, что заразу принёс ручей, текущий от фермы в десяти ли от родного дома семьи Ши. Юн проснулся утром после тяжёлой ночи, и его вывернуло около лежанки. Сплюнув остатки мерзкого вкуса и утерев рот от рвоты, Ши Юн поискал глазами пиалу с водой. На соседней постели, запрокинув голову, застыл младший брат Бей, рядом скрючилась Лин — старая служанка, что всю ночь дежурила у их постелей, выпаивая имбирём с сахаром. Лин и сама была больна и скоро перестала вытирать зловонную жижу, перемешанную с кровью, что исторгало тело брата и её собственное. Ши Юн тронул брата за руку, которая показалась ему сухой веткой, пергаментная кожа сморщилась под пальцами. Бей не повернул головы и не откликнулся на зов. Юн подполз к Лин, но глаза у неё закатились, а вокруг открытого рта засохла кровь. Юн понял, что спал в комнате с мертвецами, он заорал и бросился к родителям. Никто не откликнулся, гробовая тишина дома схватила его за горло и заставила оборвать крик. Юн выбежал из флигеля, где жил с братом, во внутренний двор. Здесь отвратительно пахло и лежали тела двух слуг, умерших ещё вчера, ни у кого не нашлось сил унести их за ворота. Он нашёл отца и мать в главном доме, лежащими на циновках, глаза их запали, а лица и тела дёргались, словно в них вселились злые духи. Ши Юн испугался и на заплетающихся ногах бросился из дома к горам.

Он бежал от смерти, словно она затаилась в его родном доме, бродила по комнатам и двору, искала себе новую жертву. Ши Юн представлял, как родители, дёргаясь, поднимаются со своих постелей, превращаясь в пьющих кровь покойников Цзянши, что, мерцая зелёным фосфоресцирующим огнём, бросаются за единственным выжившим в погоню. От отца он знал, что за горами есть деревня, где живёт дядя с семьёй, Ши Юн надеялся, что через перевал доберётся до родственников.

В горах весна только начиналась, сосны скинули снежные шапки, но мокрый снег ещё лежал повсюду. По дороге Ши Юн ел снег, и телу полегчало, но глаза застилали слёзы, а мысли о родных, словно нож, резали сердце. Плетённые из травы шлёпки размокли от тающего на тропе снега, по колено сырые штаны обжигали холодом, каждый шаг давался с большим трудом, но страх перед смертью заставлял двигаться вперёд. Ему казалось, что от самого дома за ним крадётся, припадая к земле, белая тварь с материнским лицом с ввалившимися глазами. Он боялся остановиться хоть на секунду, чтобы подвязать мокрые штаны, боялся упасть и больше не подняться. Когда солнце перевалило зенит, Ши Юну удалось подняться достаточно высоко в горы, но, осмотревшись, он понял, что за пеленой слёз и чёрных дум потерял нужную тропу. Путь его ушёл в сторону, приведя к небольшой пещере, возле которой Ши Юн нашёл разбросанные старые человеческие кости, похоже, здесь когда-то обитал злой дух. Вечерело, если не спуститься с гор, то ночью замёрзнет насмерть. Идти обратно и искать нужную тропу поздно, подниматься выше в сумерках опасно, и без огня он замёрзнет. Нужно было рискнуть и поискать убежище в пещере.

Ши Юн покричал в пещеру, в надежде отогнать гуя, если тот не покинул это место, и, шепча защитную сутру, пошёл внутрь. Пещера оказалась сухой и тёплой, в темноте ничего не было видно, но где-то впереди он заметил желтоватый отсвет. Возможно, охотник решил переночевать в пещере и развёл огонь, успокаивал себя Юн. Он принюхался, но запаха дыма или диких зверей не было, как и зловония разлагающейся плоти. Удивительно, но внутри пещеры пахло цветами абрикоса. От входа начиналась ровная дорожка, уходящая в глубь скалы. Ши Юн спускался всё ниже, и вокруг становилось всё светлее от пульсирующего сияния впереди. Тёплые волны накатывали на замёрзшее и уставшее тело Ши Юна, он почувствовал, что идти стало легче. На каменных сводах пещеры он заметил узоры и знаки, Ши Юн умел читать, но эти иероглифы он не понимал. Дорожка закончилась в небольшом каменном зале, в самом центре которого из глубокой расщелины, пульсируя, бил тонкий жёлтый луч. Здесь было тепло и светло, измученный дорогой и болезнью Ши Юн опустился на каменный пол. Ему казалось, что тело его опустилось в бочку с тёплой водой, ноги и руки закололи приятные иголочки, согревая и расслабляя. Свет пульсировал в ритме спокойного сердца, Ши Юн лёг на пол, и сон, подкравшись на мягких лапах, поглотил его. Он практически растворился в уютной темноте, когда на груди заворочалось что-то тяжёлое и горячее, и Ши Юн открыл глаза. На груди устроилось, свернувшись кольцом, странное существо. Его можно было принять за крошечную змею, если бы не четыре когтистые лапы, вцепившиеся в халат, и белый цвет чешуи. Ши Юн хотел сбросить с себя тварь, но понял, что руки и ноги не слушаются. Тогда он спросил, стараясь, чтобы голос не дрожал от ужаса:

— Ты кто?

— Я твоя внутренняя сила, ци этого места разбудила меня, — тихо прошипело создание.

— Моя сила? Ты больше похожа на червя, что выбрался из моего больного живота.

— Сам ты червь, слабый и никчёмный, а я лишь отражение этого, — обиделось существо и, замерцав, исчезло, а Ши Юн проснулся по-настоящему.

Он выспался и чувствовал себя здоровым, пора было идти дальше. Ши Юн сел и выпрямил спину, наклоняясь вперёд, коснулся каменного пола пещеры сначала руками, а потом головой, совершая поклон цишоу для источника, вылечившего и давшего ему сил идти дальше. Его лба тут же коснулся сквозняк, принёсший запах талого снега и сосен, а значит, с другой стороны из пещеры есть выход. Ещё раз поблагодарив святое место, Юн пошёл вперёд, в темноту уходящего из зала коридора, и скоро услышал шум воды. В пещере посветлело, и он вышел на каменную площадку. Рядом бежал ручей из тающего снега, а от площадки вниз уходила лестница к монастырю с белыми стенами и двухэтажными пагодами с жёлтыми крышами. Ши Юн увидел, что во внутреннем дворе монастыря тренировались молодые воины.

Это было удивительное зрелище, заставившее забыть Ши Юна обо всём на свете. Два десятка бойцов в полотняных штанах и халатах синего цвета, подпоясанных кожаными ремнями, синхронно вскидывали копья и наносили удары, разя невидимого врага. Потом воины разбились на пары, и бой стал похож на смертоносный танец. Глаз не успевал следить за росчерками ударов, слышалось дружное уханье, когда копьё уходило в сторону в волоске от головы противника. Во двор вышел мальчишка ненамного старше Ши Юна, на нём были надеты белые штаны, подвязанные широким синим поясом, а длинные чёрные волосы заплетены в косу. Мальчишка с места подпрыгнул и, пробежав по воздуху, оказался в середине двора, где напал на первую пару воинов. Ещё в полёте

он ухватился за наконечники копий голыми руками и, дёрнув на себя, сломал копья друг о друга. Наконечники остались у него в руках, он перехватил их, словно короткие мечи, и, прыгнув на воинов, которые ещё не успели отбросить в сторону сломанные копья, прижал острие металла к шее одного из них и животу другого. Ши Юн успел сделать три вдоха, а мальчик за это время победил двух взрослых воинов. Мальчишка вырвал у побеждённых из рук остатки копий и подпрыгнул, раскручивая их над собой, древки замелькали так быстро, что размазались в воздухе и стали не видны. Воздух загудел от рассекающих его копий. Словно по волшебству, гудящий круг над головой мальчика поднимал его всё выше и выше. Когда ноги его оказались на уровне верхушек сосен, растущих у стены, мальчик прокричал.

— Удар крыло стрекозы!

Вниз веером полетели арбалетные стрелы, похоже, мальчик прятал их за широким поясом. Воинам удалось отбить летящие стрелы, но пара из них оставила кровавые разрезы на руках. Следом за стрелами вниз полетели раскрученные древки копий, а мальчик сам закрутился в воздухе, словно волчок из «Тысячи».

— Удар кунчжу!

В полёте он раскрутил кушак, и длинные концы пояса полетели в стороны, закручиваясь вокруг пик ближайших воинов. Мальчик дёрнул за концы пояса так, что копья перекрестились, и он приземлился ногами на этот перекрест, воины дёрнули оружие на себя, и мальчик взвился в воздух, перепрыгнул через голову и приземлился на каменную плитку двора. Ши Юн не удержался от восхищённого вздоха.

— Достаточно, за нами наблюдают, — недовольно сказал мальчик, и лицо его исказилось от злости.

Ши Юн не успел понять, что разговор идёт о нём, как мальчишка подпрыгнул, пробежал по воздуху, оттолкнулся от стены монастыря и, оказавшись на ступеньках лестницы, в два прыжка очутился рядом с ним. Мальчишка больно схватил его за плечи и швырнул вниз по лестнице к воротам монастыря, потом прыжком спустился и пинком под рёбра отправил Ши Юна в центр монастырского двора.

— Го Шэн, Жэнь Гуй!

К мальчику из толпы воинов вышли двое. Оба высокие, с широкими плечами, лицо одного походило на ворона Карасу Тэнгу, злое и хищное, а второй своими кустистыми бровями и широким лицом напоминал совиное лицо Чжу.

— Что нам делать с этим мерзким червяком, что вылез из своего навоза? — спросил мальчик, ставя босую ногу на лицо лежащего на земле Ши Юна.

— Позвольте мне казнить шпиона, мой юный господин, — сказал Карасу Тэнгу.

Ши Юн, скрючившись от боли, лишь застонал ещё сильнее, когда понял, какая участь его скоро ждёт. Стоило ли бежать от смерти из родного дома, чтобы встретить её от рук незнакомцев?

— Это всего лишь мальчик. Может, оставить его в монастыре и обучить боевым искусствам? Тогда у вас, мой господин, будет друг-ровесник, — сказал похожий на Чжу.

— Чушь! Чушь! Чушь! Я не нуждаюсь в друзьях, а быструю смерть от руки воина ещё надо заслужить, а этот червяк, личинка крестьянина, а возможно, просто сбежавший раб. Вырвите ему язык и выжгите глаза, чтоб не повадно было отрывать свой взгляд от земли и смотреть на великих.

Ши Юн взвыл и попытался уползти, но его подхватили под руки и потащили в сарай. Это был день, когда он последний раз видел небо и горы, последний, когда он мог звать на помощь маму, забыв, что она мертва.

Всё, что он помнил потом, это только бесконечная боль, вкручивающийся в голову огненный шип, лишающий разума. Вкус крови и запах палёного мяса. Чернота вокруг, которая будет с ним ещё очень долго, чужие грубые руки, волокущие его куда-то. Смех мальчишки, царапающий душу. Ши Юн потерял сознания и очнулся, когда его коснулись ледяные руки догнавшей его смерти.

Воспоминания десятилетней давности Ши Юна прервало лёгкое движение рядом, он почувствовал запах орхидеи. Юн повернулся к подошедшей к нему Ван Лин.

— Никогда не поймёшь, спишь ты или медитируешь. Нам пора уходить, я приготовила тебе одежду, иди переоденься.

Юн помотал головой и поднялся, ему никогда не удавалось поговорить с Ван Лин спокойно. Её нрав не удавалось усмирить даже учителю. От неё всегда было больше шума, чем от молодой бамбуковой палки в костре, вот и сейчас он почувствовал первые истеричные нотки в её голосе.

— Ты что, глухой? Иди переоденься!

Ши Юн вздохнул и вынул из-за пояса кисть для письма. Лёгким росчерком он написал в воздухе:

«Я не надену в дорогу белую одежду».

Это был один из первых навыков, что учитель заставил его освоить: писать видимые иероглифы своим ци. У Ши Юна долго ничего не получалось, пока учитель не догадался дать ему в руку кисть для письма. Писать кистью было дольше, чем вызывать иероглифы сразу, но так было проще поверить, что он написал знаки видимые и для остальных.

— У нас траур! Траур, ты понимаешь, балда? Да и как ты понял, что одежда белая? Слепой крот видит больше, чем ты, — повысив голос, продолжила Ван Лин.

«Я ношу траур в себе, а не на себе. Я касаюсь руками белого и слышу грустную мелодию».

— Как же вы любите с учителем пафосные речи. Знаю, почему ты не хочешь надевать белое, ты грязнуля. Не пройдёшь и ли по дороге, как всё выпачкаешь. Как хочешь, но я буду носить траур до тех пор, пока горы не станут мягче облаков. Учитель был мне как отец, больше, чем отец, потому как другого отца я не знала.

«Я думал, твой отец лис Ногицунэ, подложивший своего ребёнка учителю на порог».

Кажется, шутка оказалась лишней, резкая волна воздуха, и перед лицом Юна просвистел клинок.

— Укус собаки!

Пришлось уворачиваться, второй клинок успел задеть повязку, прикрывающую лицо, рассекая шёлк. В нос ударили сотни запахов: сосновый дух, разогретый солнцем мох на камнях, запах прелых кленовых листьев, шерсти землероек, поселившихся у ворот храма, и множество других, которыми был наполнен тёплый осенний день в горах. Голова немного закружилась, как всегда бывало, когда Ши Юн переключался со слуха на обоняние.

— Ах ты, неблагодарный выродок! Когда я тащила тебя в дом учителя, не знала, что спасаю мерзкого подкидыша. Хи-хи!

Ещё один удар чуть не разрезал пояс, с этим пора было заканчивать, и Юн обратился к ветру.

— Удар копытом!

Зашелестели листья, и тугой смерч отбросил разбушевавшуюся Ван Лин. Ши Юн достал из рукава длинную ленту, и ветер, подхватив её, обмотал вокруг Лин. Не успела она разрезать оковы, как Ши дёрнул за концы, туго затягивая ленту вокруг её тела, намертво прижимая руки к бокам.

«Успокоилась?»

В ответ Ши Юн услышал лишь недовольное пыхтение. Им и правда очень не хватало учителя, он всегда знал, как успокоить Ван Лин.

«Эта лодка тоже пуста. Помнишь?» — написал Ши Юн в воздухе, отпустив концы пояса. Это была любимая притча учителя, когда у Ван Лин случался очередной приступ ярости.

— Когда я был молодым, мне нравилось плавать в лодке. В одиночестве я отправлялся плавать по озеру и мог часами оставаться там.

Однажды я сидел в лодке с закрытыми глазами и медитировал. Была прекрасная ночь. Но какая-то лодка плыла по течению и ударилась о мою. Удар был такой силы, что я выпал за борт. Во мне поднялся гнев! Я подплыл к незнакомой лодке, намереваясь обругать рулевого, но когда я подтянулся за её борт, то увидел, что лодка пуста. Моему гневу некуда было двигаться. На кого мне было его выплёскивать? Мне ничего не оставалось, как вновь забраться в свою лодку, закрыть глаза и начать присматриваться к своему гневу.

В эту тихую ночь я подошёл к центру внутри себя. Пустая лодка стала моим учителем. С тех пор, если кто-то пытался меня обидеть или во мне поднимался гнев, я смеялся и говорил себе: «Эта лодка тоже пуста». С этими словами я закрывал глаза и направлялся внутрь себя.

Ван Лин, скрутив ленту, подошла к Ши Юну и положила голову ему на плечо.

— Тебе тоже не хватает его?

«Конечно. Но он ушёл, теперь мы должны найти свой путь».

Он погладил Ван Лин по голове. Ши Юн помнил, как услышал её голос в первый раз, Ван Лин плакала, сидя рядом с ним, но, заметив, что он пришёл в себя, сказала:

— Твои волосы седые, как у старика, но я надеюсь, ты не старый и будешь со мной играть, когда поправишься.

Шестилетняя Ван Лин тогда уже год трудилась служанкой у Дэн Фэя, он купил её в Красном городе. Однажды она пошла в лес за валежником, но вместо него через три часа притащила умирающего Ши Юна. Ван Лин обморозила руки, пока волокла его по тающему снегу, закутав в свою одежду. Учителю пришлось отрубить ей кисти рук, чтобы гангрена не пошла дальше, но Ван продолжила выполнять свои обязанности, хоть и плакала, когда никто не видел. Ши Юн лежал в лихорадке, а Ван Лин ухаживала за ним, давая целебное питьё, сделанное учителем, обтирала его тело и накладывала компрессы на его выжженные глаза, ловко используя лишь запястья, обмотанные бинтами. Ван Лин страдала от боли, но исполняла свой долг, тогда Дэн Фэй и взял её в ученицы, а позднее сделал для неё наручи с клинками, которые стали её оружием.

— В Золотом городе в страже наместника служит один из учеников Дэн Фэя. У меня есть план: придём в Золотой город и попросим его походатайствовать, чтобы нас взяли на службу, — сказала Ван Лин, не давая Ши вновь погрузиться в грустные воспоминания.

«В Золотом городе много библиотек и учителей, я бы мог продолжить обучение».

— Фу, я больше не прикоснусь ни к одному свитку, такая скука разбирать шелуху душ мудрецов. Но я рада, что ты не споришь насчёт Золотого города, тебе вечно не угодишь. Берём котомки и в путь.

Ван Лин говорила с энтузиазмом, но Ши Юн знал, что ей страшно. Она с пяти лет не уходила от монастыря дальше, чем на четыре ли, и очень плохо помнила свой родной Красный город. Он же в детстве не покидал усадьбу, пока смерть не устроила на него охоту. «Я уже не так слаб, я не боюсь смерти, даже если она всё ещё караулит меня все эти годы, злясь, что упустила когда-то», — успокаивал себя Ши Юн, забирая котомку из комнаты, в которой прожил последние десять лет.

С тревогой в сердце они вышли через главные ворота монастыря и поклонились этому месту, куда они никогда не вернутся. Они стали спускаться по заросшей кустарником дороге, что вела на восток, где начинались леса долины нижнего течения Великой реки и стоял Синий город. Оттуда проще всего было найти караван до Золотого города.

Перед глазами плыла мутная пелена. В нос ударил мерзкий запах, осевший металлическим привкусом на языке. Все тело ныло, а голову сковывала тупая боль в затылке. Пришли привычные мысли о том, что так жить нельзя, что надо все бросить и уехать. Наташа несколько раз моргнула, и пелена, застилающая взгляд, исчезла. Она сидела на полу кухни, перед ней лежал Игорь. Наташа сразу поняла, что он мертв, да и как не понять, если кишки из распоротого живота бурыми слизнями расползлись по линолеуму. Кровь. Веер брызг на обоях и кухонной плитке, на дверцах шкафчиков, ножки стола стояли в темной маслянистой луже. Наташа посмотрела на свои руки, словно затейливым узором их покрывали бурые разводы, потеками расходившиеся по обнаженному телу.

Завыв, Наташа подскочила на ноги и бросилась в ванную. Но не успела, её вырвало в коридоре, и она упала на колени, дергаясь в судорогах. До ванной Наташа доползла, после чего залезла внутрь и стала обливать себя из душа, не ощущая температуру воды, глядя на то как красные ручейки с её тела убегают в слив. Дзынь. Дзынь! Раздался резкий звонок в дверь, еще и еще. Наташа сжала лейку душа в руках и замерла, пусть уходят. Она не может открыть, не сейчас, не в таком виде, не с Игорем, лежащим в луже собственной крови на кухне. Звонить перестали и несколько раз стукнули в дверь так, что содрогнулся металлический косяк. Потом наступила тишина. Наташа выбралась из ванной, тело её пощипывало от сильного растирания мочалкой. Она пошла в комнату, стараясь не смотреть в сторону кухни и на кровавые отпечатки ног на полу коридора. Надев футболку и джинсы, Наташа, наконец, почувствовала себя лучше. В комнате все было как обычно, по-домашнему уютно, если не знать, что на кухне лежит Игорь и смотрит стеклянными глазами куда-то за гранью этого мира.

Телефон стоял на зарядке, куда Наташа его положила вчера после работы. Она осторожно набрала номер полиции и с трудом заставила себя ответить на вопросы дежурного. Продиктовав адрес и нажав отбой, Наташа дошла до двери и открыла её настежь. Вернувшись в комнату, Наташа села на диван и замерла в ожидании, боясь двигаться.

Полиция приехала быстро. Наташа смотрела, как по квартире ходят люди в форме, вяло отвечала на вопросы следователя мужчины средних лет с серым лицом. Спрашивал он тоже без энтузиазма, потому разговор напоминал общение двух снулых рыб в ведре рыбака, которым нет дела друг до друга и есть лишь одно желание вернуться в пруд.

— Что случилось?

— Не помню, я очнулась, а он лежит и везде кровь.

— Пили вчера?

— Я не пью, Игорь пил, он всегда… Я пришла с работы, он был пьяный, потом ужин готовила, он есть не стал, просил денег… Не помню.

— Часто у вас были ссоры с сожителем?

— С сожителем? А, ну да, с Игорем, он вспыльчивый, я не очень хорошая хозяйка.

— Хорошо, проедете со скорой в больницу, там вас осмотрят. У вас паспорт Казахстана, на казашку вы не похожи.

— Там много русских живет. Я недавно переехала, хотела российское гражданство получить, не успела.

— Прописка временная в области, квартира я так понимаю сожителя?

— Бабушки его, она у родителей живет, старенькая очень.

Наташу отвезли в больницу, где грубая врач, устроила ей пытку на гинекологическом кресле. На вопрос зачем. Буркнула «Знаем мы вас, потом отмазы будешь лепить, что он тебя насиловал, а ты сопротивлялась». Худенькая замученная медсестра взяла у нее анализы, а хирург быстро осмотрел голову и тело на предмет травм. Прогнав Наташу через этот лабиринт унижений, полицейские повезли ее оформлять.

Приехали они в «Изолятор временного содержания подозреваемых и обвиняемых», и Наташа поняла, что её считают виноватой в смерти Игоря. От несправедливости в горле застрял горький ком, не дающий вдохнуть. В маленьком кабинете с огороженным решеткой углом, перед Наташей положил лист бумаги новый следователь. Этот был красноморд и маленькие его глазки смотрели на Наташу с презрением.

— Пиши все что помнишь, вчерашний вечер и утро. — буркнул следователь и сел напротив оформлять документы.

Скоро ему принесли еще бумаги, и он тоже сложил их в папку, где уже лежали показания Наташи и копии её документов. Прочитав показания, следователь недовольно поморщился.

— Ладно начнем. Я капитан следственной службы Полозков Николай Сергеевич. Отвечайте на вопросы.

— Хорошо. — сказала Наташа.

— Наталья Вячеслава Веселкина, две тысячи третьего года рождения, гражданство Казахстан?

— Да.

— Работаете?

— В магазине цветочном, «Ловибукет».

— Я так понимаю официально не оформлены?

— Да.

— Прописка временная, Городец?

— Да.

— Вам выноситься мера пресечения в виде заключения под стражу. Вас обвиняют в убийстве Злотова Игоря Юрьевича двухтысячного года рождения.

— Я его не убивала, меня саму кто-то по голове стукнул. Я без сознания была! — Словно от удара тока дернулась Наташа. Ком в горле наконец растворился, давая вдохнуть, и едкая его горечь потекла из глаз по щекам.

— Заключение медиков говорит о том, что никаких травм вы не получали. На вас даже синяков нет. Думаю, дождемся еще токсикологии, может вы что-то выпили. Распишитесь тут и тут. Тебя отведут в камеру, вызовем на допрос дня через три. Клесов! Забери подозреваемую.

Наташу отвели в изолятор временного содержания в цокольном этаже. В камере стояла двухъярусная кровать и стол со скамьей вмурованные в пол, под потолком небольшое зарешеченное окошко, в углу, за металлической ширмой раковина и унитаз. Там находилась еще женщина, невысокая, но плотная, с простым квадратным лицом и фингалом под глазом. Она сидела на нижней койке, по-мужски расставив ноги, одетая, а цветастый дешевый халат с молнией. Женщина осмотрела Наташу с любопытством и спросила.

— Э, как тебя? Проститутка что ль? Ты учти я вас шалав не люблю, так что ко мне не лезь, схлопочешь.

Наташа и сама не собиралась ни с кем общаться и кивнув, что поняла посыл соседки, сняла кеды и полезла на верхнюю койку. Ей хотелось свернуться клубком под одеялом и тихо скулить от бессилия. К вечеру соседке стало скучно, и она решила сменить гнев на милость.

— Эй, чего там лежишь, спускайся есть. Не укушу, не бойся. На счет проститутки я пошутила. Какая из тебя проститутка, ни титек, ни гонору. Кто такую тощую и бледную трахать будет. Слышь, иди жри, пока я добрая. — тетка больно дернула Наташу за ногу. Ответом ей стало звериное утробное рычание.

— Дура психическая. — отдернула руку тетка.

Больше они не общались. На следующий день за Наташей пришел полицейский.

— Ей, Наталья Вячеслава Веселкина. К тебя брат пришел, на выход.

Её отвели в специальную комнату для переговоров. Проблема была в том, что ни братьев, ни сестер у Наташи не было, из родственников в России была лишь тетка, сестра матери, которая за деньги и согласилась сделать для Наташи временную прописку у себя дома.

В небольшой комнате стоял квадратный стол со стационарным телефоном и два стула, часть комнаты была перегорожена решеткой, за которой тоже был железный столик и лавка. Наташу посадили на стул и позвали кого-то из коридора. Тут же в комнату ввалился огромный под два метра бородатый мужик с двумя огромными пакетами в руках.

— Сестренка! Родная. Я тебе вещи принес и поесть. — взревел он, увидев сжавшуюся на стуле Наташу. — Наташка, ты не переживай, я тебе лучшего адвоката нашел. Она как дело изучит, моментом тебя вытащит.

Наташа смотрела на бородача, не зная, что ответить. Расспрашивать мужчину о том, кто он такой, под взглядами полицейских показалось глупым. К тому же «брат» смотрел на неё жесткими холодными глазами, в которых читалось недоброе «молчи, дура». Разговор с «братом» получился странный, он рассказывал о делах выдуманных родственников «Баба Маша, то как за тебя переживает, обещала носки теплые из собачей шерсти связать, а то тут в камере холодно поди.», а Наташа кивала. Помучив её так десять минут, «брат» попрощался, вручив пакеты. Внутри лежали туалетная бумага, зубная щетка, два блока сигарет, и ношенная женская одежда на два размера больше нужного. Сигареты Наташа отдала соседке. За что та перестала смотреть на неё волком и даже рассказала короткую историю своей жизни. Попала она в изолятор за то, что избила мужа почти до смерти и пока он лежал в реанимации, решалась её судьба.

— Знает же, что у меня рука тяжелая, но довел все-таки. Вот сдохнет и меня посадят, тварь такая.

В следующий раз за Наташей пришли, чтобы проводить на допрос к следователю.

— Получили ответ на запрос в Казахстан и все данные с экспертиз. В тринадцать лет вас осудили за убийство отчима. Получается, что зря вы тут амнезию разыгрываете. Думали мы об этом не узнаем?

Наташе не хотелось отвечать. Она могла бы сказать правду, что мать убила отчима в очередной пьяной ссоре, а потом стояла перед Наташей на коленях, умоляя взять вину на себя. «Ты ж ребенок, тебя не посадят. Меня посадят, а тебя в детдом сдадут.» Может и лучше было в детдом, зато потом смогла бы найти хорошую работу в Казахстане, стала бы учительницей, как мечтала с детства. Когда суды прошли и мать поняла, что угроза сесть за решетку миновала, начала опять пить, привела нового отчима и снова забыла, что у неё есть дочь.

— Да. — наконец ответила Наташа, понимая, что следователю все равно на правду, он уже видит, как закрывает это простое банальное дело с бытовухой.

— В токсикологической экспертизе ничего найдено не было. Так что вашу потерю памяти подтвердить нечем.

А вот это было плохо, Наташа верила, что Игорь её стукнул, и она потеряла сознание, ну или в крайнем случае он намешал чего-нибудь в её кружку. Она действительно ничего не помнила из той ночи. Да, они ругались, но это было привычным, хоть и выматывающим душу спектаклем. В конце Игорь неожиданно вспомнил про мать Наташи и это больно ударило под дых. Когда они только начали встречаться, то много гуляли и болтали, могли проговорить всю ночь. В то время Наташа все рассказала о своей семье, и Игорь жалел её, прижал к себе и гладил по голове. Сейчас это воспоминание вызвало лишь передергивание и тошноту.

— Расскажите, куда вы дели собаку? — спросил следователь.

— Собаку?

— Слушайте, пришла экспертиза, вашего сожителя загрызла довольно крупная собака. Давайте я расскажу, как было. После ужина у вас с Игорем произошла ссора, он был пьяный и агрессивный, возможно решил вас избить, но собака среагировала на угрозу и загрызла его. Вам стало жалко, что собаку за это усыпят, и вы её отпустили, а все признаки её проживания в квартире убрали. Но мы все равно нашли немного серой шерсти на кухне, она также пойдет в экспертизу. Да и соседи слышали той ночью собачий вой. Мы еще съездим на следственный эксперимент, и вы там все более детально расскажите для протокола, но в общих чертах я прав?

Собака? В памяти всплыл случай месячной давности. Она шла к дому по дороге рядом с пустырем с железными коробками гаражей, за которым начинался небольшой пригородный лес. Улицу заливал мертвый свет луны. Тяжелые сумки оттягивали руки, болели уставшие за день ноги. В одном пакете были кабачки, которые ей вручила сменщица, в другом вилок капусты и краковская колбаса по акции. Игорь любил ей закусывать, хотя по вкусу она больше напоминала изделие химпромышленности, зато легко ломалась руками и сильно пахла копченным. Собаку Наташа заметила рядом с домом, большая такая лохматая уличная псина шла за ней и, тревожно дергая хвостом, нюхала воздух. Наташа не испугалась, в голову пришло, что пес почувствовал запах колбасы из сумки и потому увязался за ней. Сунув руку в пакет, она отломила хвостик колбасы и бросила в собаку. Это оказалось ошибкой, дикая псина приняла жест Наташи за нападение и кинулась на неё, в два прыжка оказавшись рядом. Целилась она в шею, но Наташа успела прикрыться рукой, куда и впились острые зубы. Больно. Наташа закричала, пытаясь выдрать руку из пасти, но тут пес сам разжал челюсти и скрылся между гаражей в темноте пустыря. Укус был глубоким, рука ужасно ныла, пришлось бросить пакет с кабачками. Наташа поняла, что надо в больницу, крови хоть и было немного, но прививка от бешенства не помешает. Она вернулась домой, где с порога на неё набросился Игорь.

— Шалава, опять по мужикам бегаешь! — сказал он, словно бык наклонив голову и буравя её покрасневшими глазами.

— Да я на работе задержалась, сменщица попросила. — вяло оправдывалась Наташа.

Она знала, что оправдываться перед пьяным Игорем бесполезно, но молчать было опасно. Наташа стала доставать из оставшегося пакета продукты. Увидев, отломанный кусок колбасы, Игорь взвился.

— Объедки своего хахаля принесла!

От удара она увернуться не успела, как раз вынула из пакета капусту. Скулу обожгло, но вилок Наташа удержала и положила на стол. После чего пошла прикладывать к лицу холодное полотенце. Что там дальше говорил Игорь она не слушала, а представляла, как собирает вещи в спортивную сумку и уходит из этой квартиры навсегда. Вот только куда? Раньше Игорь как трезвел извинялся, валялся в ногах и дарил подарки, даже иногда работать начинал. Вот только, и он со временем понял, что деваться Наташе некуда и совсем обнаглел. В ванной Наташа вспомнила об укусе собаки и посмотрела на руку, та немного опухла, но вместо следов от зубов лишь синяк в форме полумесяца. Похоже кровь ей привиделась со страха, что ж одной проблемой меньше. Больше Наташа про ту встречу с собакой не вспоминала, да и сейчас после предположения следователя перед глазами почему-то встала луна, голубоватым светом затмевающая все вокруг и мешающая думать.

— Не было у нас собаки. — сказала Наташа.

— Послушайте, я хочу, как лучше. Нападение собаки доказанный факт, но ваше признание ускорит дело. — следователь был явно недоволен.

Наташа молчала, она уже подписала один раз бумагу, признаваясь в том, чего не совершила, и вся её жизнь пошла под откос. Следователь недовольно собрал разложенные по столу документы и не глядя на Наташу буркнул.

— Сейчас поедем на следственный эксперимент, надеюсь что-то вспомните.

Дорога из Изолятора до микрорайона Лесной городок заняла целый час. Серая панельная четырнадцатиэтажка показалась мрачной и незнакомой. Квартира была опечатана, и Наташа подумала о родителях Игоря. Она не была с ними знакома, Игорь каждый раз говорил, что они обязательно съездят к ним на какой-нибудь праздник, и он представит свою жену маме. Но в праздники Игорь исчезал из дома, а когда появлялся через пару дней, то просто отмахивался и говорил, что познакомит с родственниками в следующий раз. Сейчас Наташа думала, что о её существовании родные Игоря не знали, для них стало сюрпризом подозрения полиции о том, что сына убила сожительница. На кухне все осталось по-прежнему, только не было лежащего на полу Игоря и запах стал еще хуже. Один из полицейских спешно открыл окно. Кровь на полу уже высохла, и черная корка потрескалась, хрустя под ногами. Наташу заставили точно описать как она пришла домой, как разогрела ужин, как начался обычный скандал с пьяным Игорем и как утром она очнулась, сидя на полу, и вызвала полицию.

— Вы тогда не на такой день рождение рассчитывали? — ехидно спросил следователь.

Наташа вздрогнула, да чему удивляться, он наверняка заметил в документах даты и сопоставил. Где-то на грани сознания она помнила про день рождения, но конечно поздравлений от мужа не ждала. Они жили вместе уже три года и только в первый Игорь подарил ей розу и принес торт. В этом году её поздравила только сменщица, предложив взять домой какой-нибудь букет из магазина. Наташа отказалась. Она надеялась, что Игорь не вспомнит. В прошлом году, когда она не выдержала и напомнила ему о том, что он мог бы не пить и поздравить жену, то получила в подарок скандал и пьяный секс, к сожалению, недобровольный с её стороны. Игорь заснул тогда довольный, а она еще долго отмывалась в душе, мечтая о том, что в цветочный магазин придет хороший парень, влюбиться в неё и заберет к себе, а Игорю набьет морду.

Следователь снова подсунул бумаги на подпись, Наташа внимательно просмотрела нет ли там чего-то про собаку или о том, что она убила Игоря, после чего расписалась.

Они вышли во двор, где уже собрались бабушки с окрестных домов и с удовольствием обсуждали происшествие. Соседи Игоря не любили, впрочем, и Наташу не жаловали. После того как квартира опустела, жизнь в подъезде стала гораздо тише и спокойнее. Они шли к машине, когда во двор со стороны пустыря влетел мотоциклист, лихим разворотом останавливаясь перед Наташей и конвоем. Наташа узнала огромную фигуру в кожаном жилете с ремнями. Лицо «брата» скрывал шлем. Мотоциклист дернул Наташу на себя и бросил поперек сидения на свои колени. После чего, конвой опомнился и достал пистолеты. «Брат» газанул и понёсся через пустырь к лесу. За спиной раздались выстрелы.

После пустыря, они заехали в лес. Там «брат» остановил мотоцикл, снял Наташу и разорвал руками цепь наручников. Это все выглядело таким глупым и нереальным, что Наташа впала в ступор и смотрела на кольца браслетов, ощущая, как в душу заползает безумие. Очень болели колени и руки, джинсы порвались. Мотоциклист усадил впавшую в ступор Наташу сзади и газанул так, что ей пришлось впиться руками ему в спину. Через пару километров они снова заехали в лес. Наташа слезла с мотоцикла и повалилась на траву, дрожащие ноги отказывались её держать. «Брат» навис над ней и снял шлем.

— Меня Леонид зовут. Слушай, сразу извини, что так вышло. Я ничего такого не хотел. Мы ведь давно на людей не нападаем, мне здорово в общине досталось за твою инициацию, даже изгнать грозились, а это верная смерть, одиночек быстро убивают, если вампирам попадутся. Я просто думал ты на меня напала. Я тогда после драки с кровососами шел, а тут ты рукой в меня чета кинула, ну я на автомате и бросился.

— Что? Не понимаю, о чем ты? Зачем ты меня увез? Меня же теперь точно посадят, за побег из-под стражи.

— А че, так бы не посадили? Ну типа, тебе все равно нельзя под стражей, месяц пройдет, и ты опять обратишься. Ты ж это пока не умеешь контролировать. Жаль твой мудак тебя раньше активировал, разозлил видимо сильно. Я прям чуть не успел. Пришел, в дверь звонил, стучал, хотел тебя перед обращением к нам забрать, да не успел.

Наташа ничего не понимала, зато очень боялась этого медведеподобного мужика, который привез её в лес и похоже был сумасшедшим.

— Я сейчас быстренько в порядок себя приведу и в общину поедем. Понатыкали в меня знатно, патронов им не жалко. Сука, больно то как. Посиди тут, я сейчас.

Леонид скрылся в кустах, а Наташа подождала немного, с трудом поднялась на ноги и побежала в лес. Страх дал силы, задыхаясь она выбежала на трассу. Машины ехали в обе стороны, но никто не торопился останавливаться рядом с голосующей у леса девушкой. Наташа почти отчаялась и пошла в сторону города пешком, надеясь, если её догонит Леонид, то не станет нападать на оживленной трассе. Время уходило, Наташа шла все быстрее, потом перешла на бег, но не теряла надежду и махала проезжающим мимо машинам. Наконец одна из них — красный мерседес смарт сбросил скорость и остановился на обочине. За рулем сидела девушка с лицом барби, Наташа обрадовалась и дернула дверцу, из салона пахнуло какой-то затхлостью и кровью. Девушка посмотрела на неё странно.

— Офигеть, «собачка». Залезай, раз такая борзая. — сказала девушка и улыбнулась, показав острые клыки.

Наташа отпрянула от дверцы и отступила к лесу, девушка вылезла из машины и пошла к ней, нехорошо скалясь. За ее плечами развернулись две темные тени, словно крылья огромной летучей мыши. Наташа, пятилась, не понимая, что ей делать. Такого не бывает, это все ей мерещится или снится. Может она до сих пор валяется на собственной кухне и бредит с пробитой головой. Тут из кустов между Наташей и девушкой выпрыгнул здоровый волк. Он оскалился и зарычал, шерсть у зверя на загривке встала дыбом. Девушка зарычала в ответ.

— Уходи, шавка! Упустил щенка, сам виноват. Кровь за кровь, смерть за смерть!

Лицо девушки исказилось, клыки стали еще больше, она выставила вперед руки, на которых появились огромные когти и бросилась на волка. Секунда они сплелись в визжащий клубок тел.

Наташа бежала по дороге, оставив за спиной сражающихся тварей. На небе взошла луна, её рассеянный мертвенный свет помогал видеть дорогу, давал сил бежать. В спину ударил звериный вой, которому вторил противный визг. Наташа не выдержала и обернулась на бегу. От неудачного движения, нога подломилась, и Наташа рухнула на обочину, да так что покатилась кубарем. Боль пронзила тело, заставив взвыть. Наташа заметила окровавленный обрывок джинсов на щебенке. Стараясь не думать о боли, встала на четвереньки и поползла, а потом собралась силами и снова побежала. В лес! Надо бежать в лес! Там хорошо, там можно укрыться, лапы несли Наташу все быстрее. Кусты, подлесок, душистый запах грибов и прелой листвы. Луна мягко погладила её по загривку. Наташа остановилась, задрала морду к небу и запела Луне, благодаря за свободу и новую жизнь.

— Беды из-за чтения? Ого, это как?

— Ну, у меня диагноз, трудно мне читать. Называется дислексия или диклеслепсия. Не помню уже. Меня родители привезли в санаторий лечить невротический, кажется. Там скучно было очень, старики и старушки одни, играть не во что, компьютера нет, телефон отняли. Ну я и села в автобус с экскурсией к волшебному озеру Светлояру. Посмотрела на волшебное озеро, называется. А теперь тут. А ты кто такой? — девочка наконец вытерла слёзы и решила рассмотреть заботливого прохожего.

— Я Бублик. Ты же неместная, я тоже, думаю, надо держаться вместе. Я уже неделю тут брожу.

— Бублик? — хихикнула Лена. — Наряд у тебя странный, так вроде ни наверху, ни тут не ходят.

— Ну есть Лютик, а я Бублик. Бубликов Саша. Я менестрель, знаешь, есть реконструкторы? Пошёл в лес от костра по делу, а оказался здесь. Давно в этом месте обитаешь? — спросил Бублик, подавая руку девочке.

На самом деле Саша сразу взял себе псевдоним Лютик, но из-за фамилии и полноты парня скоро уже все в реконструкторской тусовке звали его Бублик. Ему пришлось смириться, а потом он решил, что так лучше, Лютиков уже много, а Бублик он один такой.

— Уже год скоро будет. Привыкла почти. Меня послушницей взяли, только вот с чтением и письмом у меня не ладится, — ответила девочка.

Лена подскочила с земли. Была девчонка маленькой и очень худенькой. Одета в белую рубаху до щиколотки с небольшой вышивкой по вороту, на голове платок, из-под которого выбивались светлые пряди волос. На Бублика смотрели большие голубые глаза полные слёз.

— Домой хочешь?

— Конечно хочу, к родителям хочу, — девочка опять заплакала. Бублик обнял её за плечи и погладил по голове.

— Эх, я пару наших встречал, спрашивал, но никто не знает, как отсюда выбраться. Да и не хотят, прижились уже. Говорят, тихо тут, хорошо.

— Я у монашек слышала, что в тайном храме Китовраса знают путь, их жрецы иногда к людям ходят в мир, — пробормотала девочка сквозь слёзы.

— Ого, а где этот храм?

— Он же тайный, никто, кроме жрецов этого Китовраса, и не знает.

— Вот же. А я думал, тут тотальное православие, а тут и жрецы какие-то есть.

— Монашки говорили, что эту погань давно бы извели, если б они единственные не знали, как город обратно к людям вернуть. Они же его от врагов прятали. Вот и не трогают их.

— Загадочно у них тут всё. Надо подумать, как этих жрецов найти.

— Я на минутку тогда за вещами сбегаю, и пойдём искать. — Лена побежала обратно в дом и минут через десять вернулась с маленькой котомкой.

Бублик и Лена сидели на ступенях центрального храма и жевали пресные лепёшки, которые Лена достала из своей сумки.

— Мёду бы к ним, — мечтательно проговорила Лена. — А как ты узнаешь жреца?

— Ну они, наверно, как-то по-особенному одеваются. Вот смотрю, кто больше похож.

Мимо и правда проходили люди. Но одеты они были, на взгляд Бублика, обычно для этого города. Странно, что за столько веков в городе ничего особо и не изменилось, словно всё его население отвергало все перемены. Хотя сюда электричество не проведёшь, на машинах ездить негде, да и бензина нет. Вот и живут они, в основном молятся и постятся, почти все на храмы и церкви работают. Женщины в тёмных длинных платьях и платках, мужики бородаты, ходят в рубахах и штанах. Малыши просто в рубашках до колен — и мальчишки, и девчонки. Почти все босиком. Служители церквей и храмов в чёрном, у рангов повыше ещё и золотой крест на груди большой.

— Чистенько тут у них, но бедненько, — рассматривая прохожих, изрёк Бублик. — Странный тут только я. Рубаха красная, штаны зелёные, да ещё и лютня. Вон как малышня меня разглядывает.

— Да, ты смешной. Как скоморох, тут таких не было ещё. Ой, смотри! — Лена ткнула пальцем в один из переулков.

В узком пространстве мелькнул край чего-то фиолетового.

— Там монах был в рясе фиолетового цвета. Это же необычно?

— Конечно, скорее за ним! — Бублик бросился бежать к узкому переулку, где скрылся странный монах.

Он влетел в переулок, и сразу с двух сторон к нему вышли огромные бугаи со зверским выражением бородатых морд и дубинами. Один из них спрятал в карман фиолетовую тряпку.

— Ты почто, скоморох, беспокойство в городе наводишь? Почто народ вопросами смущаешь, еретик? — спросил мужик густым басом и подхватил Бублика под руку. Парень дёрнулся, оглянулся назад и увидел, как оставшаяся на ступенях храма Лена пожимает плечами и улыбается.

— Ты на Ленку-то не смотри, она всё верно сделала, богоугодно.

Подошёл второй бородач и взял Бублика под другую руку, вместе они потащили парня в глубь переулков, только жалобно бренчала, задевая об локти конвоиров, лютня.

Бублика притащили к маленькому храму почти на окраине, а затем открыли низенькую дверцу в подклете, где оказалась каменная лестница в подвал. Там парня засунули в помещение со сводчатым потолком и небольшим окошком на самом верху. В камере он оказался не один, в углу сидел невысокий старичок с длинной спутанной бородой, одетый в грязную рубаху до полу. Стоило конвою выйти из камеры и закрыть решётку, как старичок соскочил со своего места и быстро заковылял к парню.

— Эй, мальчонка, ты чего это ко мне в гости пожаловал? — зашамкал он.

— Здравствуй, дед. Я не своей волей сюда, ты уж не серчай.

Бублик подумал, что сумасшедшего деда, от которого тут не спрятаться, лучше не злить. Старичок покивал головой и сел рядом, ловко ковыряя длинным ногтем в ухе.

— Ну и за что тебя замели? — неожиданно совсем другим голосом спросил старик.

Бублик даже подпрыгнул от такой неожиданной фразы из уст местного деда.

— Ну, говорят, народ речами смущаю. Я просто выбраться из этого города хочу, надоело тут. Из еды одна рыба да каша, из развлечений только службы в храмах. Что мне тут делать?

— Политический, понятно. Ну, меня Квасура зовут, а тебя как?

— Бублик, ой, то есть Саша, Александр, — смутился Бублик.

— Ты слушай, Сашка, тебе к жрецам Китовраса надо, это они тут выходом к людям заведуют.

— Ну так я их и искал, когда меня поймали. А что, правда такие есть? Я думал, обманули.

— Есть конечно, только в оппозиции они к местной власти. Ты ж понимаешь, что и тут наши святоши самые главные, а вернётся город на поверхность, то их быстро на место поставят.

— Так чего они тогда жрецов совсем не изведут?

— Так тогда и захочешь, к людям не вернёшься. Да и сами они наверх, бывает, ходят по всякой надобности, но аккуратно.

— А Вы почему здесь?

— Пиво люблю. Сгубило оно меня. Раз вышел наверх, значит, в кафе «Берёзка», ну, может, знаешь — недалеко от Светлояра, рядом с трассой? Выпил я тогда лишнего, вернулся в Китеж и наткнулся на батюшку Матвея. Гадкий человечишко, ну и вступили мы с ним дискуссию. Морду его толстую я тогда знатно клюкой помял. Вот и сижу теперь тут, пока его синяки заживают.

— Так Вы жрец?

— Ну-ну, я Верховный Жрец! — поднял указательный палец вверх дед.

— Ничего себе! Так вы можете меня вернуть домой?

— Могу, вот только кто теперь тебя отпустит, раз ты тут сидишь.

Тут Бублику стало нехорошо, а кто знает, что придёт в голову местной власти. Отпустить его, а вдруг он всем наверху разболтает. Это Бублику понятно, что его высмеют, разве что «жёлтая пресса» заинтересуется. Пусть верующие и стекаются к Светлояру послушать колокола подводного града Китежа, но даже они всерьёз его не воспримут. Стало тревожно, вспомнились родители, у них, конечно, ещё четверо детей есть, но и Бублика они любят.

— Что же делать? А прям отсюда нельзя?

— Ну ты даёшь, я же жрец, а не Бог. Я бы тут и сидеть не стал, сейчас бы уже пиво пил наверху.

Воцарилось молчание, потом сверху раздалась возня, и из оконца упал камушек. Бублик поднял глаза и увидел чумазое лицо Ленки.

— Предательница! — он вскочил на ноги и подбежал к окошку, задрав голову. Эх и задал бы он этой глупой девчонке трёпку.

— Не ори. Нашёл жреца? — буркнула она.

— Нашёл, ещё скажи, что с твоей помощью.

— Конечно с моей, я знала, что он тут сидит. Его, кроме тюрьмы, и не поймаешь нигде. В городе не найдёшь, если жрец сам тебя видеть не захочет.

— Да толку, он отсюда меня домой не отправит, — тяжело вздохнул Бублик, — ещё и казнят по твоей милости.

— Глупости какие, убийство — страшный грех! Жаль, что не может из тюрьмы, сейчас подумаю, — лицо девочки из окна исчезло.

— Это кто там? — поинтересовался дед.

— Девчонка, я из-за неё сюда попал, сдала меня попам.

— Бойкая, выпустит нас, раз пришла. Эх, скоро пива напьюсь, красота.

Дед довольно покачал головой и с улыбкой стал напевать себе под нос: «Губит людей не пиво, губит людей вода». Бублику такой оптимизм показался преждевременным, кто знает, что опять задумала эта девчонка, может, ей мало того, что он оказался в подвале, хочет его на плаху пристроить. Маньячка.

Они сидели весь день, Бублик настраивал лютню и даже по просьбе деда подобрал аккорды к песне про пиво. Вечером им принесли две миски каши с раками и кувшин кваса. Дед поморщился, пробубнив, что «к таким ракам надо бы пива, а то перевод продукта получается», попил только кваса. Бублику тоже не хотелось есть, он нервно смотрел на окошко и прислушивался. Скоро стало темнеть, и камера погрузилась во мрак. Сверху зашуршало, а потом что-то железное упало на пол, тревожно звякнув.

Бублик встал на колени и стал шарить руками. Железными оказались два огромных ключа, парень чуть не заорал от радости.

— Дед, ой, то есть, Верховный Жрец, тут ключи. Выходим?

— Нет, блин, чай сядем пить. Эх, девчонка-егоза. Справилась всё-таки.

Бублик подумал, а не очередная ли это ловушка? Может, он выбежит сейчас из темницы прямо в объятья паре амбалов. Внезапно дед, тихо подкравшись к Бублику, выдернул из его рук ключи, лязгнул засов, и жрец, обгоняя парня, взлетел по лестнице, растворяясь в темноте.

— Вот же гад! — бросился за ним Бублик.

В темноте раздался вскрик и звук падения, потом матюги. Затрепетал огонёк зажжённой церковной свечи, и Бублик увидел Ленку, она держала свечку, а у её ног сидел дед и потирал колено.

— Еле успела подножку подставить. Держи его, пока не оклемался, надо верёвкой привязать, они, эти жрецы, шустрые. Хорошо, что его попы пьяным поймали, мы бы с тобой не смогли, — тяжело проговорила девочка, протягивая верёвку парню.

— Ах ты маленькая дрянь! — жрец подскочил и бросился на Лену, вцепился ей в горло.

Бублик сам не понял, как одним прыжком оказался рядом со жрецом и приложил лютней деду по голове, тот ойкнул и осел на землю.

— Спасибо, я говорю, шустрые они. Я одна не справилась бы, — прохрипела Лена, потирая шею.

— Да не за что, хотя ты очень бойкая для двенадцатилетней, — Бублик проверил голову деда, вдруг перестарался с ударом, а потом начал связывать его руки за спиной верёвкой.

— Так мне и не двенадцать, просто много болела в детстве. Хотя, конечно, удобно, когда все ведутся на мою внешность, — Лена захихикала.

Они шли по краю города, за ними, злобно пыхтя, на верёвке шёл жрец. Бублик оставил разбитую лютню у храма. Удивительно, но он всегда думал, что не сможет ударить человека, даже для защиты своей жизни. А тут бросился на помощь не раздумывая, лютни и чужой головы не пожалел. Он же стал бардом у реконструкторов только потому, что ему было страшно колотить кого-то мечом или копьём. Вернётся, обязательно запишется в качалку и купит меч, а в дамы сердца возьмёт Ленку, интересно, сколько ей лет на самом деле.

— Слушайте, отпустите, а? Не сбегу я, — ныл жрец, еле перебирая ногами по дороге.

— Не верь ему, я его уже полгода пытаюсь отловить. Такая удача, что тебя вовремя встретила.

— Так ты всё специально подстроила? Что же сама в тюрьму не села? — возмутился Бублик.

— Да баб в другой подвал сажают. Да и кто бы меня выпустил потом.

— Ну освободила бы деда сама, он бы тебя в благодарность домой отправил.

— Да посмотри на него, какая благодарность. Его и так бы через пару деньков выпустили, это ж не первый раз. Да мы вдвоём его еле удержали, одна бы я не справилась.

— Всё равно, могла бы и рассказать план. Что я дурак?

— Может, и не дурак, только я тебя плохо знаю, вдруг ты выдал бы. Так не очень я тебе поверила, ты же рекон, значит тебе самое место в Китеже, всё как ты любишь, полное средневековье, стал бы первым скоморохом.

— Ну я понял, что одно дело — так недельку с друзьями для развлечения, а другое — по-настоящему жить в таких условиях. А чего жрец так сопротивляется. Жалко ему, что ль, нас вернуть?

— Очень жалко, он за перенос человека жизнью своей расплачивается, не в смысле, что умрёт, а временем жизни за каждого перенесённого. Вот они и прячутся от всех, чтоб их не заставляли наверх поднимать. Правда, раз поймали, тоже заставили бы кого-нибудь из священнослужителей наверх перенести, правда одного, а нас двое.

Они вышли к окружавшему остров озеру. Плескалась рыба, квакали лягушки, тишина и благодать, правда темень, не было тут ни звёзд, ни луны. Ленка вцепилась в руку жреца и потащила в озеро.

— Давай тоже цепляйся, пусть переносит, а то утопим.

— Лиходеи! — старик задёргался, пытаясь вырвать руки. Но Бублик с Ленкой всё тащили его дальше в воду, вокруг замерцало. Бублик вдруг понял, что видит звёзды и луну, отражённые в воде. Рядом радостно закричала Ленка, и послышались ругательства старика.

— Два года из-за вас, черти, потерял, два года! Да чтоб вам провалиться! Да увижу вас ещё в Китеже, в лягушек превращу, — дед ругал их, выбираясь из озера и уходя куда-то в сторону дороги.

— Выбрались! Выбрались! — вопила и радовалась Ленка.

— Теперь можно и домой.

— Домой!