Комполэн – не зверь и не человек, - говорили мудрые отцы народа, — это сила Зла, это чудовище. Оно рождается там, где человек отступает от правды, где тайно хочет служить Тьме, где тайно прячет маленькую подлость. Служит Комполэн Страху и Тьме, проникает в мысли людей и тягучие думы зверей».
Он затаился, он долго шёл, он устал. Чёрный дух зловонных болот, гиблых то́пей и непроходимых трясин пробирался, тая́сь в плотном тумане и дымной пелене пожаров, крался, скрываемый непроглядными ночами.
Тот, кто когда-то наводил ужас на целые народы, вынужден был прятаться серым облаком в густой листве, просачиваться вонючей масляни́стой жижей по дну оврагов и сточных канав. Он питался бензиновыми пара́ми и удушливыми выхлопами дорог, горьким запахом гари, гнилостным пре́нием помоек и, способными убить любого другого, невыносимыми миа́змами канализаций.
Туда, в некогда его владения, где он был рождён великим Страхом, стали приходить другие люди. Болота и трясины зарастали, давая место для земледелия, наводящие ужас чащи отступали под натиском новых поселений, непроходимые тропы покрывались широкими дорогами. Даже для Страха не осталось места, а его имя и вовсе забыли.
Но он всё ещё жил и не собирался сдаваться просто так.
Ему нужно было место, место, где он смог бы развернуться, и эта земля ему нравилась.
Огромная чистая и жизнелюбивая сила охраняла её. Ещё лет триста назад он, не задумываясь вступил бы в схватку, но сейчас он был слаб. Он устал, а значит, и действовать нужно было иначе. И он это умел.
Внизу, между деревьев, разговаривало двое человеков.
Он незаметно спустился в густой кустарник. От одного из человеков разило такой ненавистной мощной силой старейших его бывшего народа, а вот другой…
Тонкие полупрозрачные щупальца протянулись сквозь листву и осторожно коснулись души человека. Да, с этим можно было попробовать.
Есть в лесу такие места, которые местные звери стараются обходить стороной, и даже птицы стараются огибать, закладывая большой крюк, лишь бы не пролетать там. Они не обязательно располагаются в каких-нибудь глубинных, забытых грибниками и ягодниками территориях. Некоторые из них можно найти буквально в двух шагах от вполне хожих и, казалось - бы полностью безопасных мест. Иссечённые оврагами, где даже в июне ещё можно увидеть почерневший и ноздреватый снег, заваленные упавшими трухлявыми стволами деревьев они внушают инстинктивное желание держаться от них подальше.
В вотчине лешего таким местом был гиблый лес. Не смотря на все старания разросшейся семьи, в нём всё ещё оставались труднодоступные из-за промо́ин и оврагов завалы. Но для человека с одурманенным душистой травой сознанием, как известно, нет преград. Человек этот был молод, с модной в тот сезон причёской и одетый в полне себе городской наряд, и он не очень удивился, что вместо тропинки, ведущей в деревню, перед ним открылась небольшая прога́лина, затенённая пушистыми лапами растущих здесь елей.
Некоторое время пытаясь сосредоточиться, но, ничего не добившись, он решил продолжить своё не вполне законное занятие и бросил сумку на землю, пристраиваясь на пенёк, однако уже в следующую минуту потерял равновесие и, не удержавшись на ногах, скатился в не замеченную им промоину, очевидно, образовавшуюся из-за многолетнего таяния снегов.
Приподнявшись, молодой человек заметил перед самым лицом очень странное не́что, напоминающее огромный гриб-дождевик, в народе называемый «дедушкин табак», но лишь отдалённо. Нечто имело угольно-чёрный цвет и шершавую поверхность с наростами, вызывающими в уме воспоминания о юношеских прыщах. Земля вокруг него, несмотря на общую влажность в лесу, была сухой. Сухой, как в самой мёртвой пустыне, и даже небогатая растительность по краям этой чудовищной кляксы пожухла и висела клочками.
Другой бы испугался, или озадачился каким-нибудь важным пришедшим в голову вопросом, но только не наш герой. Он тонко глупо хихикнул, протянул испачканную землёй руку и, даже не заметив, что в этот момент необычный гриб и сам подался в его сторону, ткнул пальцем в один из наростов. Чёрная туча вонючего порошкообразного вещества вырвалась из лопнувшей плоти существа и обволокла голову парня, забивая глаза, нос и наполняя рот тягучей слюной.
Последующая метаморфоза изумила бы постороннего наблюдателя если бы он там был, но, к несчастью, лес в этом месте был пуст, поскольку, предчувствуя беду, место, где появлялась по́гань, звери обходили стороной.
Глаза молодого человека на мгновение стали совсем чёрными, затем белёсыми, как у варёной рыбы. Он шустро встал на ноги, взобрался на склон, и, забыв про оставленную у пенька сумку, бодро зашагал по тропинке. Только шёл он как заводная игрушка, хотя с каждым шагом это становилось всё менее и менее заметно.
Этот год не любил вспоминать никто.
В семье существовало негласное правило не говорить об этом ни слова, и, тем не менее, события, произошедшие за этот период времени, так изменили жизнь всех лесных обитателей, что не рассказать об этом было бы неправильно.
Думаю, не нужно упоминать, что для леса год начинается в марте, в день весеннего равноденствия, когда соки деревьев поднимаются к самым верхушкам, а молодая по́росль начинает набирать силу даже под коркой ледяного на́ста и ещё долго не собирающимися та́ять сугробами.
В тот год затяжная и дождливая весна сменилась скороспе́лым и жарким летом. Лес не успел толком просохнуть – особенно раскидистые кро́ны, ветвистые деревца́ и кустарники. В их листве началось пре́ние и завелись, как и водится в подобных случаях, всякие вредные паразиты. Нежные орешники, черёмуху и ольхи́ опутала паутина гусениц, ело́вники и сосняки́ по́лчищами атаковал древото́чец, но самое поганое нашествие совершили мокру́ньи.
Что бы объяснить тем, кто не знает, кто это такие, придётся постараться. Сущности эти не относятся не к нави, не к яви как таковые — это бледные вы́хлопы середи́нных миров. Если посмотреть на них в темноте при свете фонарика, то более всего они напомнят медуз, если, конечно, представить себе, что медуза может быть воздушной, но с гораздо более расплывчатыми краями. При желании они могут соединяться с подобными медузами, или разъединяться на более мелкие фра́кции. Людям эти существа лично не угрожают, но они собирают и удерживают влагу в местах своего обитания, и дают приют такому несме́тному количеству вредных насекомых, что присутствие данного сообщества становится настоящим проклятием. Если кто-нибудь имел дело с укусами мошки́, например, это поймёт.
Бороться с мокру́ньями было не просто, поскольку заговорённый лесными ведьмами сбор с подожжённой сосновой смолой, которым окуривали древото́чца, на них не действовал. Эти нежные создания боялись соли, но, так как гнездились они в верхних ярусах крон, поливать их солёной водой было опасно, ведь соль, как известно, вредит зелёной листве.
Для устранения проблемы были призваны не расквартированные ещё домовые, но маленьким помощникам приходилось вскарабкиваться друг на друга, чтобы обработать одно дерево и дело продвигалось медленно.
Лобаста на этом поприще была куда эффективнее, то и дело в разных частях леса раздавалось её раздражённое рычание и грозная невнятная ругань. Иногда, совсем замученная мошко́й, она мстительно сжигала зловредных населе́нцев своим зловонным дыханием.
Леший, как всегда, пользовался своей многофункциональной клюкой, а вот Митька в этой ситуации оказался не так уж и полезен. Он стал совсем взрослым высоким парнем, и тонкие деревца и кустарники не могли выдержать его вес. Но внук всё равно был всегда рядом с дедом, который серьёзно начал передавать ему свои знания.
Бульбунария на эту борьбу не призвали. Конечно, зелёный мог в виде исключения, проглотить пару десятков насекомых, но не пару же многотысячных туч! Кроме того, водяной воинствовал на другом поприще: из-за тех же капризов погоды в лесу развелось огромное множество здоровенных и злющих комаров, и Бульбуль самоотверженно истреблял их вы́водки в болоте и по берегам реки.
И, конечно же, Маринка тоже рвалась помогать семье, но леший был категорически против. Он считал преступным тратить невероятную живительную силу внучки на такую по́гань, но была и ещё одна причина.
В деревню на очередные каникулы приехал Мишка, и это событие всколыхнуло все Марькины чувства. Дед понимал, что девочка выросла и ей надо устраивать свою личную жизнь, поэтому, как бы ему не было бо́язно, он дал ей такую возможность под благовидным, естественно, предлогом. Конечно, старик надеялся, что личная жизнь Марьки не отберёт внучку у семьи, а напротив даст лесу нового помощника. Если бы только он мог знать, чем это закончится!
После возвращения, только раз показавшись в лесу, Мишка исчез на целую неделю. Друзья прятали от Марьки глаза, а их девушки, которые, как водится, ревновали своих избранников к Маринке, при встречах с ней ехидно улыбались и с притворным добродушием интересовались её личной жизнью, как бы случайно и очень двусмысленно намекая на Мишкины похождения. Марька страдала. Как и упоминалось ранее, это был тот случай, когда она не могла управлять своими чувствами.
Объявился Михаил как всегда внезапно, и, как всегда, с ураганом эмоций. Смотреть на него было больно – он высох, из-за чего казался ещё выше, его горящий взгляд потух, под глазами образовались тёмные круги. Не́когда шикарная шевелюра потускнела и выглядела как-то неопрятно, руки со вздувшимися венами часто тряслись. Но всё-таки это был он, такой дорогой для Маринки Мишка.
После бурных объяснений, перетекших в бурные ласки, отношения их на довольно долгое время стали просто по- книжному сказочными. Оба как будто выпали из действительности, замечая только друг друга. Как и много раз прежде, соскучившийся парень готов был не выпускать любимую из своих объятий. Они снова проводили вместе всё своё время, хотя настроение Мишки стало часто меняться от угрюмой хандры до чуть ли не истерического веселья. Он мог пропадать где-то по пол дня, а потом являлся радостно возбуждённый, с блестящими глазами, но это был не тот свет, которым парень отличался раньше.
Маринка никогда не была дурочкой. Она хорошо понимала, что это значит, не понимала она только, что делать. Марька пыталась заводить с любимым разговоры на эту тему, но каждый раз Мишка уходил в глухую оборону, начиная грубить и отпускать обидные эпитеты в сторону Маринки и всей её семьи, или, если пребывал в бла́гостном расположении духа, переводил разговор в дурачество и ласки, которые со временем становились всё грубее.
— Это ты со своей долбанутой семейкой в болоте погрязла! Скоро мхом покроетесь и на Луну выть начнёте! Весь мир уже по-другому живёт!
- Так-то по-другому?! Хорош выбор! Смотри, от такого выбора сам не завой!
- А ты за меня не бойся, лучше бы в город съездила, с нормальной молодёжью пообщалась, а то скоро бабкин платок с телогрейкой напялишь!
- С той самой молодёжью, которая тебя дурью снабжает?
- Ну точно, как старые пе́речницы заговорила, ещё скажи – своей травкой обколються!
Маринке не нравились эти разговоры, не нравились становящиеся всё назойливей Мишкины приставания, и, в конце концов, они поругались.
В этот вечер Марька, вернувшись домой, спряталась за своей занавеской и долго плакала в подушку. Кошечка Дуся примостилась рядом, и, пытаясь вылизать хозяйкину макушку, старательно мурлыкала ей в ухо, но Маринка этого даже не заметила.
Война с населе́нцами в лесу всё ещё шла полным ходом, но надёжно подвигалась к концу. Жаркое лето, оказавшееся вредителем вначале, сейчас работало в пользу семьи - лес просыхал, мокруньи отступали всё дальше в чащу. И, чем глубже они забирались, тем меньше находилось подходящих для них пристанищ – в глубине леса преобладали хвойные деревья и колючие кусты.
Леший надеялся на скорую передышку, но не тут-то было! В хорошо просушенном лесу возникла новая опасность.
В виду не забытых ещё событий, связанных с нашествием вы́родков, во многих домах были извлечены на свет охотничьи и не только патроны, и, как в описываемом ранее случае, подростки не преминули воспользоваться этой оплошностью старших.
На опушках, лужайках и прога́линах в разных частях леса зазвучала канонада: мальчишки взрывали припрятанные загодя трофеи. Стоит ли говорить взрослым людям, что в сухом лесу подобные развлечения грозили неминуемым пожаром.
Тут уж без посторонней помощи было не обойтись, и Марькины друзья собрали настоящие отряды добровольцев, которые инспектировали крайние участки леса. Малолетних нарушителей вылавливали и прямо на месте проводили душеспасительные беседы. Пойманные с поличным малолетние обалдуи смотрели на волонтёров бараньим взглядом, и от страха перед наказанием клятвенно обещали: «Больше не будем, только родителям не говорите!». Но родители были в курсе, поскольку Тоха, Андрей, Сергей и Толик также проводили среди взрослых разъяснительную работу.
Воспитательно- разъяснительная профилактика действовала. Какое-то время особо одарённые отпрыски ещё предпринимали свои вылазки, но, мало-помалу, красные от усталости и недосыпа глаза блюстителей порядка перевесили красные задницы нарушителей, и в лесу воцарилось краткое спокойствие.
В этот момент на горизонте вновь показался Мишка. Раздавленный и понурый он выпросил у Маринки прощение и уговорил на новую встречу. И да, да, она снова согласилась, постоянно думая, как помочь любимому, она каждый раз собиралась поставить условие, оградить парня жёсткими рамками испытательного срока, и каждый раз, оказываясь рядом с ним, ничего не могла сделать, решимость её таяла под ласковым и насмешливым Мишкиным взглядом.
С тех пор их отношения превратились в чудовищную кругове́рть раздоров и примирений. Всё чаще Марька возвращалась домой в слезах.
А между тем непрекращающаяся жара снова превратилась в проблему. Изнемогала под палящим Солнцем растительность, не знали куда деваться от духоты и жара люди, страдала мелкая и крупная живность. Уровень воды в реке понизился, болото и вовсе обмельчало наполовину, поэтому, со всеобщего согласия, лобасте, переставшей помещаться в собственном водоёме, позволили заняться ассениза́цией округи.
Двое суток ливень лил сплошной стеной, ещё двое шёл мелкий настырный дождик. Неделю нагретая земля испаряла и возвращала небу влагу, которая дождевыми тучами кружила над угодьями.
Природа оживала, все задышали полной грудью, казалось бы, чего может быть не так? Но «не так» не заставило себя ждать.
Никто не учёл, что давно не паханные поля и луга из-за многолетнего роста и цветения трав покрылись такой бронёй корневой системы, что влага с трудом просачивалась вглубь почвы. А поэтому, скопившись в верхних её слоях, затопила норы грызунов, живущих там.
Вроде бы уже проходили когда-то, да и чем могут навредить такие малявки, как всякие хомяки да мыши-полёвки? А вы представьте многокилометровые просторы, некогда бывшие колхозными полями и заброшенными за ненадобностью в последнее время. Представили? А приблизительное количество грызунов на один гектар? А теперь представьте, как все эти полчища в страшной панике кидаются вам под ноги! Сейчас страдал не только лес, где только-только начали зреть запоздалые ягоды, и на нижнем уровне которого происходили бесконечные потасовки мелких зубастиков, но и деревенский урожай.
И снова семья решала задачу, и снова потребовалась вся возможная помощь. Нужно было создать дренажи для отвода влаги, а затем выдворить восвояси очередных непрошенных гостей. И то, и другое требовало немало сил и времени.
И, конечно же, лешему было просто некогда почуять трагедию, зарождающуюся прямо у него под боком. Ласкотуха, не привыкшая делиться с кем бы то ни было своими ча́яньями, молчала, и только Митька, чувствовавший и видевший Маринкино состояние, страдал вместе с ней.
У парня всё валилось из рук, дедова наука пролетала мимо ушей. А когда Марька, придя домой, закрывалась за своей занавеской, Митька испытывал почти физическую боль.
Измученная же Маринка решила попра́ть свои принципы и избавить любимого от зависимости при помощи колдовства. Но, как она ни старалась, ничего не получилось. Марька использовала самые сильные известные ей обряды и заговоры, но каждый раз натыкалась на незы́блемую преграду, мешающую ей. Не желая сдаваться, она снова и снова принималась за дело, искала новые средства, напрягая всю силу, но стена, как будто становилась только крепче и мрачнее
Совершенно отчаявшись, девушка обратилась к ласкотухе:
- Бабушка, как может быть, что человека от чёрной беды упасти нельзя?
- Может, - тяжело вздохнув сказала ласкотуха. – Может, если человек черноту эту сам к себе призвал.
Маринка начала паниковать, ей было невыносимо страшно терять дорогого человека, оставались только уговоры, а уговоры на Мишку особо не действовали
В ситуацию самым решительным образом вмешалась лобаста, случайно ставшая свидетелем встречи Маринки с Мишкой.
В тот день лобаста истребляла остаточные гнездо́вья мокруний в довольно глухом уголке леса. Уставшая и замученная насекомыми, она уселась возле ствола могучей ели, чтобы отдышаться и почесать об шершавый ствол искусанную спину. Отдых её затянулся, она блаженно кема́рила, как вдруг близкие людские голоса заставили её насторожиться.
- Ну чё, чё ты ку́ксишься? Расслабься! На вот, дунь, знаешь, как расслабляет!
- Ты что, рехнулся? Ну-ка, выбрось немедленно!
- Между прочим, другим нравится!
— Вот и вали к тем, кому нравится!
- Не могу, ты же меня приворожила!
- Да как ты можешь такое говорить! Я.. я.., - задохнулась от возмущения Маринка.
- Думаешь, я дурак, не знаю, кто ты? Ну, и чего тогда недотрогу строить, взрослые же люди…
Послышалась возня, Марька явно вырывалась.
Не собирающаяся дольше ждать лобаста закряхтела и грузно поднялась. Мишка, заметив великаншу, резко сдал назад. Марька, поправляя одежду, нату́жно улыбнулась родственнице и почти бегом ринулась прочь.
Этим же вечером лобаста всё передала лешему.
Совершенно прибитый таким известием дед растерялся и испугался. Он и так не силён был в человеческих отношениях, а когда эти отношения касались его внучки, становился и вовсе беспомощным. Сгорбившись, как будто прибавил пару сотен лет, старик пришёл советоваться к ласкотухе.
- Чего она его не приворо́тит-то? Присуши́ла б, и делу вене́ц.
- Не хочет, такая вот. Оно, можь, и правильно, чего хорошего от привороту-то, сам, небось, знаешь?
- Знаю… А может, и пусть? Будет послушный, работящий, здоровье вон поправит?
- Тогда бросала бы что ль, чего ей, парней мало? Любому только глазом мигнёт и её будет.
- Сердцу не прикажешь. Может, и одумается, конечно, только бы поздно не было.
- Чего, чего поздно-то? Не каркай мне тут!
- Не знаю, а только сердце не на месте.
- Какое у тебя-то сердце?!
- А такое! Я-то с сердцем родилась, думаешь, не помню, как оно болит?
После этого разговора беспокойство стало одолевать лешего ещё сильней. Понимая, что нужно что-то предпринять, он всё-таки решился поговорить с внучкой сам. Как бы невзначай подсев рядом, он заговорил, стараясь придать голосу спокойной уверенности:
- Ты, Маринка, парням-то много не позволяй, себя-то повыше цени. А то я их, обормотов знаю, наобещают с три короба, а потом – гыть, и в кусты. И вообще…
Дед встретился с полными горя Марькиными глазами и осёкся. Девушка, уткнувшись в лохматое плечо, разрыдалась. Совершенно деморализованный леший готов был разрыдаться вместе с ней.
Время шло, запасы на зиму в этот год никто не отменял, тем более что после таких фо́ртелей природы, большого сбора не ожидалось. Старик в обязательном порядке стал брать внучку в лес. Он готов был водить её за руку, как когда-то в детстве, но Марька и сама безропотно подчинялась, выполняя всю работу.
Был ещё огород и сбор трав. Митька ходил за ней по пятам, готовый в любую секунду прийти на помощь, но она не звала. Девушка как будто застыла, даже цвет её чудесных глаз стал меняться. Время от времени лешему казалось, что они отсвечивают болотной тиной.
Марька забросила змейку Ши-шу и не обращала внимания на кошку Дусю. Даже леопард Васька, чувствуя такие изменения, боялся подойти к ней. Домочадцы с тревогой и болью смотрели за каждым её шагом, но она ничего не замечала.
Леший, не зная, чем помочь этому горю, опять шушу́кался с ласкотухой поздней ночью:
- Нет, хозяин, колдовство тут не поможет.
- Как это вызреть, арбуз она тебе, что ли?
- Да что ж ты, нечисть вредная, извести, что ли меня хочешь? Знаешь что, так говори, мне и без твоих загадок тошно.
- Не серчай, хозяин, а только чичас сила в ней борется. Какая верх возьмёт, такая, значить, и главенствовать станет.
— Это что же, наша Маринка чёрной ведьмой стать может?!
- Как уже она сама решит. Ничего ты не сделаешь, не по зубам нам это, не по си́лушкам.
Дед тихо зарычал, а слышавший этот разговор Митька до боли сжал кулаки.
Дни сменялись днями, а в семье ничего не изменялось. Всё это время Митяй не выпускал Маришку из поля зрения, старался упреди́ть её желания, отвлечь и развеселить. Конечно, у него не получалось, девушка оставалась недоступной для эмоций, если и улыбалась, то неживой улыбкой.
Пару раз звонил Вадик. Марька почти не поддерживала разговор, отвечала односложно. Очевидно, из-за этого друзья и пришли к сторожке.
Вадик, Кирилл, Тоха и младший Колька, который стал совсем взрослый и перегнал ростом старшего брата. Ребята изо всех сил старались сохранять непринуждённый вид. Обступив Марьку, они шутили, смеялись, вспоминали прежние приключения, рассказывали о делах в деревне, Вадик предложил попрыгать с тарзанки, как когда-то в детстве, Кирилл – собраться всем на шашлычок. Но Маринка только равнодушно пожимала плечами, отговариваясь тем, что в лесу много работы.
Парни бросали удручённые взгляды на деда, а тот сокрушённо качал головой. Митька, закусив губу, смотрел в землю.
Конечно, друзья понимали причину такого состояния Марьки. Не понимали они только, как и семья, чем могли помочь. Разговаривать с Мишкой было бесполезно – он не шёл на разговоры, он вообще отделился от ребят ещё год назад, Тоха даже подрался с ним тогда, но это ни к чему не привело, да и не могло привести.
Вадик с Кириллом приходили ещё раз, принесли Мариинке огромный букет садовых цветов, но и он не тронул девушку. Букет так и валялся на лавочке перед домом, пока ласкотуха не отнесла его в го́рницу. Не желая сдаваться, Вадим навещал девушку ещё дважды, один раз с Колькой, а другой в одиночку, но Маринка совсем перестала общаться, замкнувшись в себе.
Больше ребята не приходили. А ещё через несколько дней на Маринкином телефоне раздался звонок. Она в это время пропалывала свеклу на огороде, Митяй неподалёку окучивал картоху. Когда он услышал разорвавший действительность тревожный сигнал, в груди у парня что-то оборвалось, болезненно заныло сердце. Митька точно знал, кто это звонит.
Как будто во сне он слышал сначала сдержанные, а потом всё более и более взволнованные Маришкины ответы. С невероятным страхом обернувшись на неё, Митяй увидел оживающие Марькины глаза, тщательно скрываемую улыбку и появившийся на щеках румянец.
Убрав телефон Маринка спешно принялась доделывать работу, а Митька стоял и, не в силах пошевелиться, смотрел на неё.
Вечером домочадцы молча следили за тем, как девушка собирается на свидание. Видя изменения, произошедшие в ней, леший был готов согласиться на десятерых таких Мишек, однако Митяй с ним бы не согласился, он остро чувствовал беду.
Когда Маришка вышла в сени, Митька догнал её:
- Мари́нушка! – Сказал он так, что Марька, стоявшая уже у двери замерла и удивлённо обернулась на него.
- Не ходи к нему, он злой, он тебя обидит!
Девушка лучезарно улыбнулась, подошла к названному брату, чмокнула его в щёку и снова направилась к двери.
- Не ходи! – Отчаянно крикнул ей вслед парень, - он тебе больно сделает!
- Не бойся, - весело помотала головой Маринка, - я ему не позволю, я же ведьма! – И она выскочила за дверь.
До половины ночи сторожка жила тревожным ожиданием, даже змейка выбралась из термоса и беспокойно ползала по оконным рамам, но Маринка вернулась радостно оживлённой, глаза её светились счастьем.
Странное наступило время для лесной семьи. Марька с каждым днём всё больше и больше оттаивала, становясь похожей на прежнюю девчонку, которую все так любили. Днём она занималась семейными делами, а вечером бежала на свидания с Мишкой. Только глаза девушки не стали прежними, они словно сохранили след испытанной боли.
А вот все остальные члены семьи жили как на порохово́й бочке. Лобаста с Бульбулем почти каждый вечер заходили, чтобы узнать новости, а, если удастся, то и взглянуть на состояние Марьки. Бульбунарий говорил, что у него от этого Мишки чешется за жабрами, на самом деле у него чесались кулаки, и лобаста старалась не допустить их встречи. Ласкотуха постоянно камла́ла что-то над водой, Митька вообще не находил себе места, а леший, как бы ему не хотелось верить в лучшее, чуял, что это только затишье перед бурей.
Дела немного отвлекали от тяжкого ожидания и помогали сбросить напряжение. В хорошо прогретом лесу зрел прекрасный урожай малины и обещался богатый сбор брусники. Это было очень необходимым подспорьем взамен, почти съеденным насекомыми и грызунами земляники и черники, наконец-то пошли грибы, но никого это особо не радовало.
Что сказать, день, который со страхом ожидали, настал. Маринка вернулась в сторожку с красными глазами, и, не обмолвившись ни с кем словом, спряталась в своём закутке́. Она давно научилась скрывать звуки, не предназначенные для других ушей, но семья точно знала – там, за занавеской Марька рыдает в го́лос.
Митька тяжело уронил голову на руки, а леший решительно встал и вышел из избушки.
Он нагнал Мишку на полпути к Прохо́дам. Деду даже не понадобилось окликать парня, тот сам повернулся, услышав шорох травы.
— Вот что, малой, - без обиняков начал леший, - если не умеешь по-хорошему, то и никак не надо. Я свою внучку обижать никому не позволю. Так что проваливай восвояси, чтобы духу твоего больше не было!
Мишка развернулся к деду всем телом. Выражение его лица было и отчаянным, и глумливым одновременно. Выдержав паузу, он полунасмешливо-полу угрюмо заявил:
- А если я не могу? Если твоя внучка приворожила меня? Она же ведьма!
- Ты говори, да не заговаривайся, сосунок! – Лешего начало трясти от злости. – Моя Маринка такими делами не занимается!
- А может, ты, старый, чего не знаешь? – Нагло усмехнулся Мишка.
Злоба старика вскипела подобно убегающему с плиты молоку. Клюку стало потрясывать от разрядов, испускаемых его пальцами, но, собрав всё самообладание в кулак, дед очень спокойно произнёс:
- А может, ты чего не знаешь, ежели ещё не понял, я на многое способен!
Мишка из подлобья взглянул деду прямо в глаза, в зрачках его взметнулась тьма.
- Понял, - сказал он, и, развернувшись, пошёл прочь.
Сильно озадаченный леший даже не нашёлся что сказать ему вслед.
Лицо Маринки, когда она утром вышла из-за занавески так напугало ласкотуху, что та, вскрикнув, осела на лавку, но Марька, не замечая этого, стала накрывать стол для завтрака. Она, как и прежде, выполняла все свои обязанности, но лицо девушки превратилось в восковую маску, движения стали резкими, а речь отрывистой.
Маринка как раньше занималась огородом, только теперь она не пропалывала сорняки, а сжигала их движением руки и ей было всё равно, если под её руку попадались насекомые или мелкие земноводные.
Во время сбора грибов или ягод она просто ставила корзинку на землю, и, созданным вихрем сгребала в неё всё, что было в поле зрения, совершенно не заботясь о сохранении корневой системы или грибницы. По ночам девушка уходила в лес и долго гуляла там одна, запретив в довольно резкой форме кому бы то ни было её сопровождать. И конечно, семья не спала до её возвращения.
Леший наблюдал за ней внутренне содрогаясь, но это же была его Маринка, и старик готовился принять перерождение внучки, хоть это было очень и очень больно.
А Митька замкнулся в себе, и только его беспокойные глаза, казалось, что-то постоянно искали. На самом деле Митяй ждал. Он понимал, что человек, захлестнувший Маринку своей чернотой, не оставит её так просто.
И он дождался. В этот раз он не слышал звонка и не слышал, что говорит Маринка, он просто увидел поспешное движение её руки, прятавшей телефон, и всё понял. Он даже не удивился, что это событие не изменило Маринку – просто она, бросив дела, направилась в дом. Митька был к этому готов, он тоже бросил инструменты, но отправился совсем в другом направлении.
Митяю не было нужно угадывать путь того, с кем он собирался встретиться. Каждой клеточкой своего тела он чувствовал врага, который посягнул на самое дорогое, что было в его- Митькиной жизни.
