Эпиграф: Каждое слово, которое вы прочитаете, бессмысленно – вы просто тратите напрасно очередную частичку своей жизни… («FC»)

ЗДЕСЬ

– Кто эту образину чешуйчатую так лаяться научил?

– Какую, папенька?

– Да чудо трехголовое, – кивнул царь в окно.

Василиса подошла к подоконнику и прислушалась. Внизу Яга травила очередную байку.

– Два дня пролетело, я и не заметила. Мужчина он, конечно, – нынешним не чета. Рядом с таким спокойно, даже если вы эти два дня, считай без привалов, сквозь лес идете. С виду ¬– обычный, а энергия исходит невероятной силы.

Яга замолчала, окунувшись в воспоминания. Кащей, будто бы и не слушал только что, принялся выписывать странные формулы на листе пергамента, а левая голова Горыныча, не выдержав, решила подтолкнуть старушку к продолжению.

– Ну, так?

– Ну и в драке он хорош, глаз не отвести. Уж не знаю что за школа, но когда мечом машет, выглядит странно, смертельно и главное – асинхронно. Никогда не угадаешь, что в следующее мгновение выкинет, – Яга вновь замолчала.

– Ну, так? – вновь попыталась расшевелить её голова Горыныча. Теперь – правая.

– А любовник был какой!..

– Ну, так?

– Ну и где он ругается? – спросила царя Василиса.

– Ну, вот же, раз за разом: мудак, мудак, мудак.

– Папенька, вам явно нужно что-то решать со слухом. Он говорит «ну так».

– Точно? – засомневался царь. – Попробую повнимательнее послушать.

И самодержец высунулся из окна почти наполовину.

ВНЕ

Засыпая я умирала и просыпаясь рождалась заново. Воскресала.

КОГДА-ТО, ГДЕ-ТО

Геральт был великолепен. Настолько, что Юля засыпала даже без намёка на сновидения. И ей абсолютно не мешало то, что в первую ночь это была лежанка из травы и тонких ветвей, на лесной поляне, а во вторую – набитый соломой матрац, который сам Геральт с ноткой иронии в голосе назвал приличным ложем.

Тот Геральт, который был в книге, ей нравился. Этот ничем не отличался. Ведьмак был идеальным попутчиком, каким-то шестым чувством ориентирующимся в хитросплетении лесных тропок, замечательным любовником, тонко понимающим не только моменты, когда ускориться или не спешить, но и уделяющим необходимое количество прикосновениям «до», грубости «во время» и нежности «после». Впервые в своей жизни, ведя пальцами по его шрамам, девушка чувствовала исходящую от мужчины силу и мощь. Впервые в жизни чьи-то шрамы ассоциировались у неё не с уродством, а с мужеством.

«Всё-таки есть во мне изрядная доля авантюризма, – думала девушка, – если я вспомнила о гаджетах и удобствах только на третий день того абсурда, который происходит. Ну, или мужик хороший попался».

Вода из лесного ручья, подстреленная Геральтом дикая птица, неумело зажаренная на костре, запеченное мясо с овощами, которое им подали в корчме, сиротливо стоящей метрах в пятистах от города. Свирепый взгляд ведьмака на кметов, прервавший начавшееся было обсуждение Юлиных прелестей… Всё это накрылось медным тазом сразу после наступления третьего дня. Точнее, сразу после Юлиного пробуждения. А может, даже чуть раньше.

Реальность стартовала с грохота распахнутой двери и отдалённого голоса Геральта:

– Йен, это не совсем то, что ты подумала…

– Да я вообще не думала, кобель ты белогривый! Я знала! С самого начала знала, что добром это не кончится!

Девушка вскочила с набитой соломой лежанки, в чем мать родила, увидела пышущую гневом темноволосую фурию с неестественно-фиолетовыми глазами, в строгом, не лишённом вкуса одеянии и весьма увесистым украшением в форме звезды на шее.

В следующее мгновение обнаженная Юля почувствовала, как её тело отрывается от пола и, устремившись по воздуху, впечатывается в стену. Да там и остается, не доставая ногами до пола.

– Йен, я…

Дверь так же громко захлопнулась, как и открывалась, оставив ведьмака по ту сторону конфликта. Несколько раз вздрогнула – видимо, ведьмак попытался высадить её плечом – но не поддалась.

Волшебница подошла к скованной магическими путами девушке и оценивающе оглядела её. Спустя пару мгновений невидимая хватка ослабла, плавно опустив Юлю на пол. К этому моменту Юля тоже успела разглядеть соперницу, мысленно отметив детали. Если горб Йен в Аретузе выправили – осанка была идеальной, то с лицом явно предпочли не сильно заморачиваться. Нос был самую чуточку длиннее, чем стоило бы, сексуальности в тонких губёшках – минимум, брови вразлёт, но одна едва заметно скошена. Что-то не так с подбородком, тоже самую малость. Мужики, конечно, таких деталей не замечают, но всё же. Да и грудь, пусть и немного, но проигрывает Юлькиной. Оценив внешний вид магички, Юля интуитивно почувствовала преимущество. «Анджей, Анджей, – подумала девушка, – не мог, что ли, Геральту любовь посимпатичнее придумать? Или это моя фантазия её такой рисовала?»

– А тебе норм с такими духами? – совершенно буднично спросила Юля, пройдя к кровати и начав одеваться.

– А что не так? – опешила волшебница.

– Да ну капец, сирень и… – Юля повела носом, улавливая детали аромата, – крыжовник? Они ж не сочетаются.

– Разве? Мужчины находят этот аромат чарующим.

– Мужики в этом аромате унюхивают детство, – ультимативно заявила Юля. – А все мужики – немножко дети. Кто-то больше, кто-то меньше.

– И? – еще больше растерялась чародейка.

– Поэтому и к сиськам тянутся, ¬– схохмила Юля. – А к тебе тянет тех, у кого сильнее развит эдипов комплекс. Не задумывалась над этим?

Остатки гнева на лице волшебницы уступили место задумчивости. Размышляя об услышанном, Йенифер принялась теребить амулет на шее. А Юля решила закрепить успех.

– И, раз уж на то пошло, можно было не врываться сюда, как разъяренная фурия, гремя дверью и швыряя людей в стены. Достаточно было постучать и озвучить претензии, – девушка уже оделась и уселась на грубо сколоченный табурет, облокотившись на не менее грубый стол. – Присаживайся, Йенифер.

– А ты дерзкая, – сообщила чародейка, принимая предложение присесть.

– Какая уродилась.

– Где уродилась, кстати?

– Далеко, – Юля попыталась сформулировать ответ таким образом, чтобы он был короток и понятен волшебнице, но ограничилась двумя словами: – Неместная, короче.

Как бы странно это не выглядело со стороны, спустя несколько минут женщины уже приветливо беседовали. Как будто одна и не заставала другую в постели своего возлюбленного. Спустя еще несколько минут Йенифер прокричала за дверь, чтобы Геральт принес вина. Тот не рискнул заходить внутрь и прислал вместо себя корчмаря.

Спустя еще полчаса, когда хмель ударил в голову, развязав языки и окончательно настроив на доверительный лад, Юля провела чародейке ликбез на тему комплексов, заложенных в подсознание с детства. А Йенифер – разоткровенничалась.

– Я не понимаю, люблю его или ненавижу. Порой мне хочется размазывать по стенам таких как ты, чтобы он был только моим. А иногда мне кажется, я согласна делить его с другой, лишь бы он был счастлив.

– Не-не-не! Я, конечно, особа раскомплексованная, но не настолько. Групповушечку, это вон, к Борху Три Галки. У него зерриканки-воительницы за такой расклад. Руками, ногами и тем, что между ног, тоже.

– Кто такой Борх Три Галки? – Йенифер была удивлена.

– Геральт в курсе.

Лицо волшебницы, почти оттаявшее за время разговора, вновь посуровело. И она закричала в сторону двери, подбавив в голос истерически-стальных ноток:

– Геральт, сукин сын! Чего я не знаю о Борхе и его потаскухах?

– Упс, – пробормотала Юля, понимая, что сболтнула лишнего.

Реакция на вопль чародейки, который наверняка слышала вся корчма, была странной. На первом этаже послышалась ругань. Затем что-то загрохотало, наводя на мысли о перевернутой мебели. И ещё раз. В какофонию звуков вплёлся звон стали. Внизу явно началась потасовка. Серьёзная.

Йенифер вскочила со стула. Хмель с чародейки слетел в одно мгновение – лицо стало серьезным и сосредоточенным.

– Оставайся тут, – бросила она и вышла за дверь. А уже в коридоре с ненавистью выкрикнула: – Скоя’таэли!

Следовать её указанию Юля, естественно, не стала. Выскочила следом за магичкой и лишь успела увидеть происходящее внизу побоище: перевернутую мебель, наседающих на Геральта со всех сторон противников. А в следующее мгновение Йенифер из Венгерберга подскочила к ведьмаку, сделав несколько пасов руками, и обхватила его за торс.

– Ты ж мешаешь ему драться, – процедила сквозь зубы Юля.

Но в следующее мгновение она поняла, для чего волшебница это делает – Геральта и Йен окутало серебристое сияние, от которого во все стороны брызнули аморфные пятна искрящегося марева, деформирующие всё на своём пути, разбрасывающие противников в стороны, заставляющие шипеть их тела, как жир на раскалённой сковороде.

Несколько сгустков энергии, врезавшись в ступени, ведущие на первый этаж, мгновенно прожгли доски в местах соприкосновения с деревом, обдали жаром наблюдавшую с этих ступеней Юлю и в следующее мгновение лестница рухнула. А вместе с ней и девушка.

Сверху на неё обрушилась какая-то балка, и Юля отчетливо услышала треск ломающихся ребер в грудной клетке. Приглушённый, будто сквозь вату. Открыла рот, чтобы закричать, но из горла вместо вопля забулькала кровавая пена.

– Я же просила, – в отчаянии произнесла волшебница, присаживаясь рядом. – Зачем ты вышла из комнаты?

– Береги Геральта, – прохрипела в ответ, плюясь кровавой пеной, Юля. – CD-Projekt испортит эту сюжетную линию.

– Кто?

Объяснять не хотелось. А ещё не хотелось вот так умирать. Грязная, вся в саже...

ЗДЕСЬ

– Э! Батя! Э! Бать! – позвал Горыныч, пытаясь растолкать пьяненького крестьянина, слушавшего байки Яги, да так и захрапевшего подле поленницы. – Долго я тебя будить буду? Э! Бать!

Крестьянин открыл один глаз, пьяно уставился на морду Горыныча, пробормотал:

– Теща, как ты задолбала… – и снова нырнул в объятья Бахуса и Морфея.

– Доченька, – наблюдая из окна за суетящимся Змеем, позвал царь, – а он опять сквернословит, Горыныч твой.

– Во-первых, он не мой, а свой собственный. Во-вторых, я не развешиваю уши вдоль подоконника, когда кто-то разговаривает о чем-то личном.

– Хорошенькое дело, – возмутился самодержец, – он его отмужеложить грозится. А я внимания не обращай?

– Что? – округлила глаза Василиса и снова подошла к окну.

– Вот, видишь? Говорит: ебать давай.

– Э, Бать, вставай, – продолжал тормошить пьяного Горыныч, – почки застудишь.

– В очко... Что? – спросил царь у дочери.

– Папенька, вы, когда умываетесь поутру, уши всё-таки тщательнее мойте, – посоветовала Василиса и вернулась к своим делам.

ВНЕ

Имея много мыла, можно отмыть всё, что угодно.

ГДЕ-ТО, КОГДА-ТО

Грязная, вся в саже. Блин, это ж надо! Но она ведь не могла лечь в постель, не приведя себя в порядок? Не пили же вчера. И что это за кровать такая? Стоп! Верона, Замок Фольтеста, корчма. Ромео. Геральт, Йенифер. Сон? Во сне? Но если сейчас она, наконец, проснулась, то почему не у себя дома и где томик Шекспира?

В соседней комнате, отделенной занавеской, заскрипело и стукнуло об пол, будто кто-то сделал шаг на костылях по видавшему виды паркету. Еще раз.

– Грязная тварь! – донёсся дребезжащий голос из-за занавески.

Выяснять, кто же там скрывается, не было никакого желания, и напуганная Юля метнулась к открытому окну. Повезло – частный дом, первый этаж. Перевалившись через подоконник, девушка, как была в пижаме, выбежала за калитку, открыла рот, чтобы позвать на помощь, но увидела крокодила.

Прямоходящего крокодила.

В костюме.

С курительной трубкой во рту.

С двумя таким же прямоходящими крокодильчиками, вышагивающими рядом.

Отличие было не только в росте, но и в одежде – маленькие рептилии были наряжены в костюмчики матросов.

– Я тебя съем, грязнуля! – прорычало существо.

– А-а-а-а-а! Говорящий крокодил! – в панике заорала Юля, метнувшись обратно во двор и закрывая калитку.

– По утрам умываясь и вечером тоже, – сообщила рептилия с той стороны забора, – вероятность дизентерии снижая, не оставишь шанса глистам.

– Японский городовой! Это ж сказка про Мойдодыра! – осенило девушку.

И всё стало на свои места.

Чего от неё требуется? Помыться? Да с радостью! После условий, в которых она путешествовала с ведьмаком и переделки в корчме, это будет нелишним. В конце концов, что такое говорящая мебель из ванной комнаты в сравнении со сжигающим всё на своём пути маревом? Детские сказки.

Спустя пять минут она нежилась в наполненной до краёв деревянной бадье; мочалки, зависнув над бортиком, ждали команды приступать, а скрипящий умывальник на ножках, стоя где-то за головой, читал лекцию о гигиене.

Немудрено, что под монотонное бормотание Юля задремала, наслаждаясь благоуханием мыла, отдающего розами, в горячей воде, дарящей ощущение комфорта.

ВНЕ

Мыло – показатель цивилизованности.

ВСЁ ЕЩЕ КОГДА-ТО

Из дремоты её вырвал розовый аромат, ставший гораздо ощутимее и потерявший мыльную примесь. Монотонное бормотание и поскрипывание сменилось птичьим щебетом, а вода остыла. Да и сама емкость была другой. Совершенно другой. Это была не здоровенная овальная бадья, а произведение искусства, возможно, даже целиком золотое. Стояла ванна в саду, на небольшой, выложенной камнем площадке, которую со всех сторон окружали розы.

– Ну а чего? – спросила Юля сама себя. – Если со мной непрерывно творится какая-то дичь, то почему не прийти в себя в золотой ванне?

– Госпожа моя ненаглядная, – послышался скрипуче-сиплый голос.

– Оба-на! – испуганно воскликнула девушка, погружаясь в воду, чтобы максимально скрыть под пеной обнаженное тело. – Кто здесь?

– Задремала, моя хорошая? – буднично, но с ноткой нежности поинтересовался голос.

– Кто ты?! – вертя головой, спросила девушка. – Где ты!?

– Я твой верный раб, неизменный друг. И всегда с тобою невидимо.

– Ну, вообще прекрасно! – хлопнула ладонью по воде Юля. – Ролевых игр мне еще для полного счастья не хватало! Показывайся давай, недоразумение. И халатик какой-нибудь принеси? Пожалуйста.

По тропинке, ведущей к стоящей посреди роз ванне, прямо по воздуху поплыл халат и большое махровое полотенце. И всё так же, словно из ниоткуда, вновь раздался сиплый голос с хрипотцой:

– Не проси, не умоляй ты меня, госпожа моя ненаглядная, распрекрасная раскрасавица, чтоб лицо показал я противное, да и тело своё безобразное.

– Всё страньше и страньше, – пробормотала Юля, когда халат с полотенцем зависли в полуметре от неё. – Подглядываешь, извращенец?

– Как могу посметь красоту твою я разглядывать обнаженную? – просипел голос. – Ведь такое моё поведение нарушает нормы приличия.

– Н-да, и рифма хромает, – пробормотала Юля себе под нос. – А не врёшь?

– Если ты, краса ненаглядная, сомневаешься в том, что честен я – вот те ширмочка по периметру. Чтоб твои сомненья развеялись.

Вокруг ванной из воздуха материализовалась плотная, непрозрачная ширма.

– Абсурд, конечно, – пожала девушка плечами и вылезла из ванной.

Вытирая влагу с тела и накидывая халат, она подумала, что «Аленький цветочек» вполне приемлемый вариант. Могло бы быть и что-нибудь в духе «Синей бороды». Бегай потом по замку, прячься от полоумного. Она вообще впервые за последних несколько суток задумалась, почему происходит то, что происходит. За исключением обрывков предположений в голову ничего не приходило.

– Давай расставим точки над «i», – взяла девушка быка за рога, выходя из-за ширмы. – Тебе хочется, чтобы особь противоположного пола испытывала к тебе любовь, несмотря на все твои внешние изъяны. Именно поэтому тобой была выбрана тактика задабривания девушек с помощью хорошего к оным отношения и придания их пребыванию здесь максимального комфорта?

– Э… – донеслось из воздуха.

– Н-да. Это я, кажись, слишком витиевато выразилась. Упростим. Ты хочешь, чтобы гипотетическая избранница полюбила твою демо-версию?

– Э… – повторил воздух.

– Блин, – пробормотала Юля себе под нос, – надо завязывать со сложными формулировками.

– По-простому скажи, моя девица, не используй слова мудрёные, – предложил голос. – Твои речи мне непонятные. Очень сложно ты изъясняешься.

– Будь по-твоему, – вздохнув согласилась девушка. – Своего ты вида стесняешься, да считаешь, что ты уродливый. И поэтому так стараешься, окружая заботой и нежностью? Хочешь, чтобы твоя избранница полюбила тебя заранее, чтобы внешность твоя противная не смогла послужить преградою?

– В корень зришь ты, моя хорошая, как по писаному всё озвучила. Злой колдун наложил проклятие, лишь любовь разрушит которое.

– Извини, чувак, тя-же-ло! – сообщила Юля. – Я по-простому, ок?

Невидимое чудище молчало. И девушка посчитала это согласием.

– Я вот, знаешь, чего понять не могу: с чего ты взял, что отходя от общепринятых эталонов красоты, ты перестаёшь быть занятным собеседником, ответственным компаньоном или хорошим другом?

– Э… – вновь послышалось откуда-то из воздуха.

– Да не придуривайся. Всё ты понимаешь. Строить из себя романтика-поэта курицам этим безмозглым будешь. Тем более, разговариваешь ты всё равно белым стихом, без рифмы.

– Ну… – замялся невидимый собеседник, – наверное, да.

И воздух перед ней, сначала загустел, затем наполнился искрами, и в следующий миг на месте воздушных колебаний появилось оно.

Внимательно разглядев мутанта, девушка пожала плечами.

– Бывает, чо.

– И не боязно тебе, девица?

– Вяжи!

– Извини. И чего, не вызывает отвращения?

– Ой, я тебя умоляю. То ты фильмы ужасов времен девяностых не видел. Да, блин, мне фалоиммитатор на день рождения и то страшнее дарили.

– Не понял.

– Может оно и к лучшему? – пожала плечами Юля. ¬– Короче говоря, мой тебе совет: не надо прятаться. Огненные буквы на стенах, голоса из пустоты, самонасыпающиеся в тарелки десерты, самоналивающиеся в бокалы вина – это угнетает гораздо больше, чем твой внешний вид.

– Почему?

– Ну а поставь себя на место любой твоей гостьи. Поставил?

Уродец задумался ненадолго, а потом кивнул.

– Вокруг тебя всё вкусно, всё дорого и богато, а потом бонус в виде Рона Джереми, только чешуйчатого и с ушами как у гоблина.

– Рона Джереми?

– Рон Джереми, это порноактер такой. Он некрасивый. Везет мне на непонятливых мужиков, блин. Когда проснусь, пересмотрю своё отношение к мужикам. Недаром же во сне у всех один и тот же недостаток… во сне? Твою мать! – что-то блеснуло в сознании девушки, и она внезапно сменила тему: – Слушай, а у тебя есть снотворное и галлюциногенные грибы?

ВНЕ

Просыпаешься… в странной кровати. Где – у Маши и Медведей, в Спящей Красавице? Просыпаешься… в Златовласке, в Царевне-Лебеди. Где бы ты ни была, где-то посреди сказки, – это твоя жизнь, и с каждой минутой она подходит к концу. Если можно проснуться в другом времени и в другом месте, нельзя ли проснуться другим человеком?

ВСЁ ЕЩЁ ГДЕ-ТО

Из сна её вырвало звонкое пение. Так сразу и не поймешь, а сон ли это вообще.

Юля встала и сделала пару шагов в сторону звука. Но замерла. Она поняла, что было не так – расстояние до земли. Сантиметров тридцать-сорок.

Девушка опустила голову вниз и... разразилась радостным матом. Потому что увидела рыжие, пушистые звериные ноги, переходящие в черненькие лапки. Значит, проснуться можно не только в другой истории. Но и кем-то другим. Чем не эволюция? А если долго не спать в подходящей истории, то можно и разобраться с тем, как всё устроено.

– Я колобок, колобок... – донеслось с тропинки.

– Ну, что ж, значит, пора выяснить, насколько вариативна эволюция сознания, – ухмыльнулась Юля-Лисичка, – но сначала завтрак, – и вильнув хвостом, побежала навстречу говорящему хлебобулочному изделию.

ВНЕ

Шесть месяцев я не могла спать. Когда у тебя бессонница – всё нереально; всё очень далеко от тебя, всё это – копия, снятая с копии, которая в свою очередь снята с копии.

И СНОВА ЗДЕСЬ

– Ты глянь, опять буквы кто-то на стене намалевал!

Все трое повернулись к стене дворца. Там, здоровенными, метра по полтора каждая, буквами было написано «ХОЧУ БАБУ ПОТОЛЩЕ».

– Всё так же, как и в прошлый раз.

– Да нет. В прошлый раз в слове «потолще» была не «Е» а «Ять», – поделилась наблюдением правая голова змея.

– Не было ять, – возразила Яга.

– Была ять, – вступилась за левую голову правая.

– Погодите. Правильно говорить не была, а был, – вмешался в начинающийся спор Кащей, оторвавшись от записей на пергаменте.

– Это почему?

– Потому что ять, – Бессмертный нарисовал Ѣ пальцем в дорожной пыли, – это знак. Знак – мужской род. Значит, был, а не была.

– Ну, хорошо, – согласилась средняя голова Горыныча, – пусть будет «был». Был ять.

– Не было ять, – вновь не согласилась старушка.

– Был ять.

– Не было.

– Был ять!

– Не было.

В процессе перебрасывания фразами Горыныч стал нервничать, повышая тон голоса. И спустя буквально минуту все три головы с дымом и пеной изо рта орали:

– БЫЛ ЯТЬ!

А Яга, не повышая голоса, односложно отвечала:

– Не было.

– БЫЛ! ЯТЬ!

Царь, сидя у окошка на втором этаже, прислушивался к разгорающемуся спору.

– Доченька, – сообщил он, наблюдая за оживленно спорящими Горынычем и Ягой, – ну ведь матерится же. Вот, пожалуйста, раз за разом: «блять-блять-блять»…

Василиса устало вздохнула. Объяснять не было никакого желания.

– Сходи, скажи тварюке этой трехголовой, что его за версту слышно. Чтоб не орал. А то дети малые в округе нахватаются, тоже материться будут. Попроси его, чтоб потише был.

Василиса ходить никуда не стала. Только высунулась из окна почти по пояс и проорала, срывая связки:

– ТИШЕ ТАМ, БЛЯТЬ!

Старушка, не ожидавшая, что еще кто-то ввяжется в этот странный спор, задорно взвизгнула:

– НЕ БЫЛО!

– Дебилы, блядь, – сквозь зубы прошипела Василиса. И добавила: – Причём, все.

ВНЕ

И если ты просыпаешься в чужом теле, посреди придуманной кем-то истории, то нельзя ли проснуться там, где новым будет всё? И история и тело.

ГДЕ?

Илиас Долговязый сидел на самой первой ступени парадной лестницы, прислонившись плечом к балясине перил. Он смотрел перед собой, размышляя о том, что сожалеть о неиспользованных возможностях также глупо, как и о возможностях использованных, но не приведших к необходимому результату.

«По крайней мере, она пыталась, – думал Илиас. – Когда-нибудь у неё обязательно получится».

За спиной послышались мягкие шаги, которые Илиас узнал бы из тысячи – так же тихо, когда-то давно, в той самой, прошлой жизни, девушка с французской фамилией ходила между стеллажами, выбирая новый мир.

Отодвинув лежащую подле правителя корону, она присела рядом и положила руку ему на плечо.

– Я сейчас что ни скажу, всё не в кассу, но… – девушка сделала паузу, собираясь с мыслями, а потом продолжила: – Случилось то, что случилось. И это можно только принять.

– Очень жаль.

– Мне тоже. Но мир получился таким, каким получился и магией здесь особо не поразмахиваешь.

– Возможно, со временем ты разберешься, как это работает здесь, и мы вернемся.

– А может, и не разберусь, – пожала плечами та.

Они немного помолчали, затем король спросил:

– Почему ты выбрала жизнь ребенка?

– Всей энергии, что у меня была, хватило лишь на кого-то одного. Если бы я оставила в живых твою жену, то дочь родилась бы мертвой. И горевало бы два человека. Поэтому я сделала выбор в пользу твоей дочери. Ей не нужно будет привыкать к тому, что она сирота. Она будет жить с этим знанием с самого начала. А ты привыкнешь к тому, что твоя любовь погибла. Но, оставь я в живых мать, к смерти ребенка пришлось бы привыкать вам обоим.

Мария замолчала в ожидании хоть какой-то реакции. И Долговязый пожал плечами.

– Как назовешь-то дочку? – толкнула его в плечо девушка.

Илиас Долговязый ответил не раздумывая.

– Юля.

– Юлия ат’Илиас, – попробовала собеседница звучание имени на вкус и, улыбнувшись, толкнула короля локтем в бок. – Ну, не Чапперон-Руж, конечно. Но зато Королева Сентерии!

(с)VampiRUS

(из серии "трое, кот орых пятеро", часть 9)

ДО

Сидя на вершине холма и нежась на солнышке, Баба Яга и Кащей Бессмертный наблюдали, как царь, ядрёно матерясь, гонится с топором за двумя, похожими как две капли воды, мужиками, отличить которых можно было только по цвету костюмов. Убегая от государя, они эмоционально возмущались на незнакомом Кащею наречии.

– Чего они бормочут? – поинтересовался Кащей. – Ты понимаешь?

– Говорят, что из добрых побуждений убивали злых духов.

– Откуда во дворце такое великолепие? – изумился Кащей.

Ответом ему стал нервный ор самого царя:

– Я энтих черепах из-за границы вез, террариум оформлять, чтоб как у людей!

Парочка, петляя по полю, вновь принялась оправдательно причитать.

– А сейчас чего? – спросил Ягу Бессмертный.

– Дракон, говорят, в подземелье. Предполагают, что у него наверняка есть принцесса и предлагают убить.

– Погоди! – стало доходить до Кащея. – Это они Горыныча нашего за похитителя принцесс приняли?

– Как будто змеев у нас тут на каждом шагу по сорок штук, – съязвила Яга. – Его самого.

Змей, после объявленной троице амнистии, в жаркие дни любил спрятаться в тени замка, прислонившись к холодному камню, нежась в тени. А чтобы совсем головушку не пекло, очень часто засовывал головы в подвальные окна, где было еще прохладнее. Видимо, там на него и натолкнулись одинаковые с лица заморские мастера.

– И угораздило ж царя с заграничными мастерами связаться. Чем ему отхожие места за двором не угодили.

– Ну, – развела руками Яга, – сказал же, что надо как за границей, канализацию. Вот и выписал мастеров итальянских – Марио и Луиджи.

– И толку? Подвал разворотили, черепах заморских потоптали, а сделать ничего и не сделали.

– Дикари, – флегматично констатировала Яга.

– Дикари, – согласился Бессмертный.

– А знаешь, как они называют блины с припеком? – спросила старушка.

– Что, они не называют их блинами с припеком? – удивился Кащей.

– У них другая культура, они вообще не понимают, что это такое, блины с припеком. Да и вообще у них к тесту подход другой.

– И как они их зовут?

– Пиз-з-за.

– Пиз-з-за? А как они тогда называют лапшу?

– Спагетти.

– Иди ты!

– Да. Спагетти. И она у них не плоская, а круглая и длинная. И заливают они её вареными помидорами, сдобренными острым красным перцем,– сообщила Яга, вставая.

– Тьфу ты!

– О, гляди, самодержец рукой машет. Опять что-нибудь придумал.

– Сам подойдет, если так нужно, – решил Кащей и, подняв глаза вверх, спросил у неба: – Что ж ему на троне-то не сидится?

– Я так мыслю, его пассивное психическое состояние не выносит снижения активности, что провоцирует его подсознательно проявлять интерес к различным видам деятельности, а также окружающим его персонам во избежание наступления депрессивной фазы.

– Недолго ты по-человечески разговаривала, – грустно вздохнул Бессмертный.

– Да чего непонятного? Скучно ему. Вот он скуку и развеивает, в меру своих умственных способностей.

– Я вижу.

Где-то далеко по полю, в сторону горизонта, всё еще бежали два итальянских водопроводчика. Но царь уже не пытался их догнать. Вскинув топор на плечо он, пританцовывая и напевая фривольный мотивчик, шел к холму, где расположились Яга и Бессмертный.

– Отдыхаете? – спросил царь, взобравшись на холм и роняя топор рядом с собой.

– Совмещаем физически-пассивный отдых с интеллектуально-дедуктивными нагрузками, заключающимися в построении предположений о наиболее вероятных причинах подсознательной тяги определенного типа людей к различным, не связанным с основным родом занятий, видам деятельности.

– Слушай, – присел царь на травку рядом с парочкой злодеев, – ну вот ты зря от должности посольской отказываешься. Твоё умение на хер посылать так, чтобы никто ничего не понял, очень пригодилось бы.

– Упаси бог! Никого я сейчас никуда не посылала, – возразила Яга.

– Да? – спросил царь и на несколько мгновений задумался. – Показалось, значит. Выверты в разговорах у тебя сложные. По отдельности и то не каждое слово разберешь, а вместе когда, так и подавно. Прямо как итальянцы эти. Тараторят-тараторят, а понять никакой возможности.

– Ну, не такой уж и сложный язык. Они, просто очень эмоциональные, от того и кажется, что непонятно.

– А ты откуда знаешь?

– Довелось там побывать… – ухмыльнулась Яга.

СОН?

Юля проснулась от того, что под окном кто-то сбивчиво что-то бормотал, выдерживая что-то напоминающий стихотворный размер. Блин, это ж надо было, с открытым окном уснуть. Оказывается, Уильям Шекспир – вполне приемлемая литература для того, чтобы уйти в царство Морфея прямо посреди книги. Стихи? Да, определенно, под окном читают стихи. Знакомые стихи!

Юля принялась вставать и ударилась в темноте ногой обо что-то твердое.

– Какого хрена здесь делает тумбочка? – Удивилась девушка, вглядываясь в темноту. – Какого хрена здесь делает эта комната? Или какого хрена я делаю в этой комнате?

– Как на балу тебя узрел, так тут же сразу обомлел, – доносилось откуда-то из-за окна.

Юля на ощупь прошла к окну, цепляясь за какую-то незнакомую мебель, осторожно отодвинула краешек шторы и обомлела.

За окном были какие-то странные, двухэтажные дома – явно не хрущёвки, мощёная булыжником дорога – явно не автомобильная, и юноша – явно не из двадцать первого века. Внешний вид его наводил на мысль, что молодой человек ограбил музей: какие-то странные, обтягивающие панталоны до колена, рубаха с абсурдно-кружевными манжетами, камзол и головной убор с пером.

– Любить покойницу без лампочки… – пробормотала Юля.

– Джульетта, милая, родная, я от любви к тебе сгораю. Молю, не отвергай меня! Мне без тебя не жить и дня, – повысил голос парень, увидев, что шторы зашевелились.

Сначала Юля ущипнула сама себя. Когда выяснилось, что это больно, мысли её понеслись галопом. От «это сон, мне снится Верона и события, описанные Шекспиром» до «ну нихуя себе сбылась мечта» прошло меньше секунды. Но в этом промежутке было всё. И эпизод поэмы, на котором её начал одолевать сон, и искреннее восхищение чистотой чувств Ромео и Джульетты, и горькое сожаление о том, что ей таких чувств испытать не суждено.

– Ну охуеть теперь, –пробормотала девушка, всплеснув руками. – Я – Джульетта. Просто охуеть.

– Соединим сердца свои на веки, пока навечно не сомкнутся веки, – продолжал юноша.

– Полудурок пубертатно-дозревающий, – беззлобным шёпотом поставила диагноз девушка, выглядывая из-за плотной шторы. – Пашкетта бы сюда. Капец. Вы б всю Верону утомили. Его б терпеть не стали здесь, на площади б давно казнили… Упс! По ходу это заразно.

– Так велика моя любовь, что закипает в жилах кровь, – продолжал юноша.

– Ставлю на то, что дальше будут "вновь" и "морковь", – пробормотала Юля, натянула на лицо приветливую улыбку и, отодвинув штору, выглянула в окно.

– Ты чо орёшь? Второй час ночи! Перебудить всех в доме хочешь? – зашипела она на парнишку внизу.

– О свет очей, моя любовь! Как рад тебя я видеть вновь! – не обращая внимания на агрессивные нотки, обрадовался парень.

– Осталась "морковь", – пробормотала девушка себе под нос, а парню прошипела: – Заползай, давай, пока всех не разбудил.

Тот стал карабкаться в окно второго этажа, цепляясь за декоративные выступы на стене здания, попутно бормоча что-то. Скорее всего, про любовь. Потому что рифму "морковь" девушка услышала как минимум трижды.

– Человек-паук, бля, – саркастично прошептала Юля, глядя на вваливающегося в окно парня.

– Джульетта, милая, – распростёр объятия парень, попав внутрь.

Но девушка обниматься не спешила.

– Ромео, скажи мне как представитель золотой молодёжи представителю золотой молодёжи, хули ты по ночам шляешься, вместо того, чтобы отдыхать? – начала принимать правила игры девушка.

– Я не могу ни есть, ни спать. Тебя мечтаю в жёны взять. И пусть враждуют наши семьи – Лоренцо даст благословенье и обвенчает нас с тобой...

– Он кто такой?

– Духовник мой.

– Блин! – раздраженно хлопнула ладонью по подоконнику Юля-Джульетта. – Может, хватит стихами разговаривать? Раздражает.

– Извини, – Ромео пожал плечами и пояснил: – привычка. Въедается, как рефлекс.

– Ты ж не собака, чтоб дрессировке поддаваться. Чего пришёл-то?

– Жениться хочу.

– Прямолинейно, – хмыкнула девушка. – А ничего, что мне по сюжету только тринадцать годиков?

– Тринадцать? – изумился юноша. – А выглядишь созревшей.

– Косметика, мой друг, в умелых руках творит чудеса.

– Ужас, – разочарованно вздохнул Ромео. – Правда, тринадцать?

Юля, думая о том, что на самом деле ей без малого двадцать пять, кивнула. Сообщать, кто она на самом деле и свой реальный возраст девушка не планировала. Вместо этого она продолжила разочаровывать парня дальше.

– Знал бы ты, каких только замаскированных косметикой крокодилов вы, мужики, иногда ебёте.

– Джульетта! – укоризненно сказал Ромео. – Романтичный образ хрупкой юной красавицы с каждой твоей фразой рассыпается как песчаный замок, выстроенный на лазурном морском берегу во время прилива.

– Как приторно и банально.

– Но я же от всего сердца.

Юля нахмурилась. Одно дело мечтать о такой любви как в книгах и совсем другое – получить такую любовь. Тем более, Джульетта по сюжету лишает себя жизни. Такой расклад невольной попаданке не нравился. И она решила брать инициативу в свои руки.

– С чего ты взял вообще, что влюблён в меня?

– Но... – Ромео замолчал, задумавшись.

– Ради чего ты изначально шёл на бал? Это вообще была твоя идея или Меркуцио? Ты любовь свою шел искать или покуражиться в стане врага?

– Блин. А действительно...

– Давай допустим на мгновение такой вариант, что встретив смазливую девчонку из враждующей семьи, ты просто хотел подгадить в её лице всем Капулетти, а оправдывая свой порыв, называешь это любовью с первого взгляда.

– А...

Парнишка был явно растерян и чувствовал себя не в своей тарелке. По его потухшему взгляду было понятно, что сейчас, когда за ним не наблюдают такие же молодые и безрассудные друзья-гуляки, он сомневается в правильности принятых накануне, в пылу молодецкого куража, решений. И ещё больше сомневается в том, что был честен в своих мотивах. А главное – ему самому не нравятся правдивые ответы на вопросы, которые задаёт якобы возлюбленная.

– Хочешь, я расскажу тебе, чем чревато наше с тобой венчание?

– Мы заключим брачный союз и подтолкнем наши семьи к примирению своим примером.

– А когда это у нас пионерию ввели?

– Не понял, – округлил глаза Ромео.

– Ну, пионе𠬬¬– всем ребятам пример? – но видя, что понимания в глазах собеседника больше не становится, Юля махнула рукой. – Ладно, забей. Это тебе духовник твой в уши надул про примирение?

– Надул? Забей? Да, в лексиконе моём слова такие есть, но, милая моя Джульетта, мне непонятен их контекст.

– Вяжи рифмовать!

– Вот, опять…

– Да ну блядь!

Помолчали, прислушиваясь к тому, как в голове слова выстраиваются в фразы, и отсекая заканчивающиеся одинаково. В конце концов, девушка продолжила.

– Вот женимся мы после одной проведенной вместе ночи, а потом выяснится, что я кроме яичницы готовить ничего не умею, а ты полочки на кухне прибивать не наученный. И с этим знанием нам потом, просыпаясь, друг на друга каждое утро смотреть? А добавь к этому мою маму – твою тёщу. И свекровь, твою мать, – фраза про свекровь прозвучала как откровенное ругательство, но юноша не обратил на это внимания. ¬– Они ж постоянно будут капать нам на мозги, что, вот, мол, твоя вторая половинка с лёгким налётом ебанутости: то не так делает, это не так жарит, компоты не по тем рецептам в банки закатывает, бэбика не той пелёнкой обматывает и не той сиськой кормит. И матом еще ругается. И курит. Есть сигарета?

– Э…

– А впрочем, да. Видела я вашу Италию на карте. Чулок какой-то разношенный. Откуда в чулке сигареты?

– Я…

– И вот так изо дня в день будет тебе мозг чайной ложечкой сверлить, – в который раз не дала вставить слово Ромео Юля. – Ты действительно станешь принимать за недостатки то, что раньше считал достоинствами. Я – аналогично.

Девушка выдержала паузу, чтобы дать Ромео возможность переварить услышанное. А когда он наконец-то набрал воздуха в грудь, чтобы что-то спросить, продолжила, не дав ему такой возможности.

– Теперь немного об истории вопроса. Ты вообще в курсе из-за чего вражда между вашими семействами-то?

– Нет.

– Прикинь!? Никто не в курсе! – в голосе Юли сквозила ирония. – Я не удивлюсь, если и Шекспир тоже не в курсе.

– Шекспир? Какой Шекспир?

– Бля, надо поосторожнее со словами-то, – осеклась девушка. – Да неважно какой Шекспир. Он всё равно не местный. Тем более, умер давно. Так вот, что касаемо причины вражды: если никто не в курсе из-за чего идут разборки, как считаешь, это нормально?

– Н… нет, – парень явно был обескуражен напористостью девушки.

– Так, может, стоит хотя бы выяснить? А то не ровен час, мы поженимся, а вы потом пересечетесь с Тибальдом где-нибудь на городской площади и он твоего друга, Меркуцио, заколет.

– Не бывать этому!

– О-о-о-о, – протянула девушка, – инфантильная наивность во всей красе. Но давай пойдем в нашем мысленном эксперименте еще дальше. Ты, горя желанием восстановить справедливость, заколешь моего брата, потому что он убил твоего друга. Представил?

Парень отрицательно помотал головой. Но это было уже не так уж и важно, потому что следующей фразой Юля-Джульетта поставила жирный вопросительный знак на финале произведения классика.

– Твой друг убит моим братом, мой брат убит тобой, я кроме яичницы ничего готовить не умею, а нам дальше как-то жить вместе нужно. Всю жизнь.

Подождав, соизволит ли Ромео возразить тому, что нарисовала фантазия его возлюбленной, и не дождавшись ответа, девушка предложила:

– Может ну его нафиг, а?

– А что же мне делать? Я ж своим друзьям уже объявил, что ты будешь моей.

– А-а-а-а-а-а! Так вот откуда дети у девственника Пети! – торжествующе произнесла Юля.

– Чего? – уже в который раз не понял Ромео.

– Метафора такая. Описывающая момент, когда становятся понятны причины чьего-то нелогичного поведения, – объяснила девушка. – А давай я отравлюсь?

– Что?!

Юля вздохнула и принялась объяснять, как маленькому ребенку:

– У твоего Лоренцо есть микстура, замедляющая все жизненные процессы настолько, что выпивший её человек выглядит мертвым. Я её выпью, меня отнесут на кладбище, в наш фамильный склеп. Ты перед пацанами своими не пробалаболился, мой брат – жив, твой друг – жив. Красота! А я, когда действие микстуры прекратится, оживу и сделаю ноги из вашего дурдома…

– Как сделаешь? У тебя же есть ноги.

Юля, уже в который раз за ночь, выматерилась, но объяснять продолжила.

И под утро Ромео всё-таки принес ей микстуру.

ВМЕСТО

– Объясняю, о чем сказка «Колобок». Это история о небесном светиле. Вся сказка, метафора про лунный цикл, – торопливо говорила Яга.

– Нет. Это сказка о том, как довыебывался тот, кто считал себя хитрее других. Он смог пару раз наебать кого-то, но потом встретил того, кто более хитёр, – возразила левая голова Горыныча.

– Но-но-но-но! Тайм-аут! Ваньке Дураку эту хуйню рассказывай! – перебила её правая голова. – Сказка «Колобок» не о том, как кто-то хитрый довыебывался. Про это сказка «О рыбаке и рыбке» и спорить тут не о чем.

– Ну и про что «Сказка о рыбке и рыбке»? – поинтересовался Кащей.

– Ты не слышал «Сказку о рыбаке и рыбке»? – удивились левая и правая головы змея.

– Уж извините меня, что я не такой увлеченный поклонник фольклора, – развел руками Кащей, – но, я не говорю, что не слышал «Сказки о рыбаке и рыбке». Я спрашиваю, про что она?

– Да блин, сбили меня! Так, о чем я говорила?

– Объясняла, о чем «Колобок» и «Сказка о рыбаке и рыбке», – напомнила средняя голова гигантской рептилии.

– «Сказка о рыбаке и рыбке» про то, как кто-то довыебывался, но не хитрый, а жадный. А сказка «Колобок» – метафора про лунный цикл. Колобок символизирует луну, которую мы видим ночью. Первая часть истории, включающая в себя метение по коробу и сусеку, процесс лепки колобка, его приготовления с последующей выкладкой на окно описывают нам увеличение небесного тела вплоть до полнолуния. А вторая часть сказки, с момента падения Колобка из окна, описывает убывание луны. Так повелось, что эта история ходит в упрощенном варианте, но на самом деле каждый из встреченных персонажей – заяц, волк и медведь – откусывают некоторую часть от главного героя. И это является метафорой на то, как луна уменьшается. Лиса же просто доедает остатки – съедает последний бочок главного героя. Этим и завершается лунный цикл. То есть, лунный круг. Круг – это коло. Поэтому сказка и называется КОЛО-БОК.

– Слушай! – восхищенно хлопнул в ладоши царь. – Так с ног на голову переворачивать обыденную, казалось бы, историю, это талант нужен! Давай всё ж таки в дипломаты, а? Деньгами не обижу, хоромы и челядь выделю.

– Я, конечно, благодарна за столь щедрое предложение, однако осмелюсь ответить отказом, продиктованным осознанием своего преклонного возраста, который всё чаще напоминает о себе эпизодическими провалами в памяти. Вот и сейчас, я собиралась рассказать вам что-то связанное с родиной братьев-водопроводчиков, однако вместо этого принялась рассказывать об истинном смысле произошедшей с колобком истории.

– Ух ты! – нахмурился царь. – И действительно ведь, про Италию-то ничего не рассказала.

– А вот сейчас я даже не помню, что там было, в Италии этой. Ну, какой с меня дипломат?

– А жаль, – вздохнул царь, закидывая топор на плечо и собираясь уходить. – Но ты, это, ежели вдруг с памятью наладится, я всегда буду рад.

Старушка кивнула. О том, что с памятью у неё и не разлаживалось, сообщать Яга не планировала. Она не была готова рассказывать царю о том, что давно уже стало историей. Множеством историй.

ПРОБУЖДЕНИЕ?

Сознание вернулось к ней яркой серией образов. Чужая комната. Поющий под окном Ромео. Разговор о нелепости сюжета. Флакон с микстурой. Вязкая горечь под языком, сводящая скулы и вызывающая слюноотделение. Ускользающее сознание.

Приснится же.

А нечего на сон грядущий такие слезливые истории читать, будучи половозрелой циничной женщиной с приличным багажом опыта за спиной.

Юля улыбнулась своим мыслям и попыталась потянуться. Руки наткнулись на камень. Сердце бешено заколотилось в груди. Девушка попыталась пошевелить ногами, согнув их в коленях. Но колени тоже уперлись в камень.

– Твою ж мать! – выругалась она, осознавая, почему было темно, когда она открыла глаза.

Успокоиться, собраться с мыслями. Может это всё еще сон? Какой-то он очень реальный. Ущипнуть себя? Уже щипала, перед тем как с Ромео разговаривать. И вязкий привкус во рту. Микстура всё-таки была. И Ромео был. И похороны. Значит, не сон?

– Только бы это был сон. Пожалуйста, – собираясь расплакаться, проскулила девушка, упираясь ладонями в крышку, пытаясь её сдвинуть.

И сорвалась в истерику.

Закричала, шлепая ладонями по камню над головой, сжала ладони в кулаки и продолжила стучать уже кулаками, рыча диким зверем. Но вскоре выдохлась, сложила руки на груди и безмолвно зарыдала.

– Я же проснусь? – не веря самой себе, спросила она темноту, когда не осталось сил даже на слёзы. – Я же проснусь?

И отвечая на её вопрос, каменная крышка усыпальницы начала съезжать в сторону, пропуская, пусть и тусклый, послезакатный свет.

Но, как оказалось, свет этот нёс не спасение – в шею девушке уткнулось остриё меча.

Юля попыталась сфокусировать взгляд на человеке с оружием, но глаза после кромешной тьмы и рыданий с трудом фокусировались на деталях. Потертая кожаная куртка, неестественно белые волосы, испещренное шрамами лицо и глаза – не человеческие – кошачьи. Или змеиные?

– Допрыгалась, стрыга? – поинтересовался незнакомец.

– Гвинблейд? – изумлённо спросила девушка, забыв о том, что в её шею упирается остриё меча.

– Ты не стрыга? – не менее изумлённо спросил в ответ мужчина.

И давление лезвия ослабло.

– Где я? – начиная подозревать неладное, спросила Юля.

Ведьмак убрал меч от горла девушки и помог сесть в каменном ложе. Девушка огляделась. Это действительно был склеп.

– В усыпальнице Фольтеста, – буднично ответил ведьмак. – Но, если ты здесь, то где стрыга?

¬– Не знаю, я не местная.

– Но ты же находишься на её месте!

– Чувак, – приходя в себя начала Юля, – это самое последнее, что меня сейчас тревожит. Мне гораздо интереснее, почему я засыпаю в одном месте, а просыпаюсь в другом?

– В сагу?

– Блин. И мужики сплошь и рядом непонятливые, – девушка воздела глаза к потолку и спросила: – Господи, или кто ты там, ну почему не «Аленький цветочек», «Мойдодыр» или «Колобок», в конце концов?

Она и не подозревала, что впереди её ждут не только они.

ПОСЛЕ

– Если допустить, что сон – это просто другая реальность, то ложиться спать во сне, не самая лучшая идея.

– Это почему? – не понял Горыныч.

– Ты заснешь, и тебе приснится пещера с золотом, которое ты охраняешь. И вот в этом сне тебе захочется вздремнуть. И засыпая в своём сне, ты начнёшь видеть другой сон, в котором события будут происходить еще тогда, когда на небе было две луны. Но и в этом сне тебе вдруг захочется уснуть. А уснув во сне, в котором две луны, ты увидишь еще один сон. В конце концов, можно забыть первый сон, с которого всё началось. А вместе с ним и саму реальность.

– Чего-то ты больно мудрёное рассказываешь, – отмахнулась левая голова, – вспоминай давай про Италию. Интересно же!

– Да погоди, – возразил Кащей. – Тут тоже теория любопытная. – Ну-ну? И как же остановиться в этой карусели снов?

– Не спать. Или сделать так, чтобы засыпая во сне, ты не видел сновидений.

– Но как?

– Например, сварить зелье, отключающее возможность видеть сны.

– Во сне?

– Ну да. И просыпаться в том же сне, в котором засыпаешь. Но до этого додумываешься не сразу.

– А проснуться не вариант? – ехидно поинтересовалась одна из голов Горыныча.

– Вариант. Но нет гарантии, что ты проснешься в том сне, в котором засыпал до этого.

– Мудрёно у вас всё, – вновь вмешался в разговор Горыныч. – Я, например, всегда просыпаюсь там, где засыпаю.

– Может быть, это потому, что ты спишь, даже когда бодрствуешь?

Змей обдумал предположение и отрицательно помотал головами.

– У нас, если левая спит, то две остальные бодрствуют, – начала средняя.

– Если правая спит, то средняя и я дежурим, – подхватила левая.

– Ну и я с правой на дежурстве, когда средняя дрыхнет, – закончила правая.

– У меня такого варианта не было. Я, пока это поняла, много дел навертеть успела. А вот сейчас мне снится, что я – Баба Яга.

– Погоди, – осенило Кащея, – так значит, царю ты не просто так про Италию рассказывать не стала?

Яга кивнула.

– И про сны – это не просто теория?

Старушка кивнула еще раз.

– Тогда кто же ты на самом деле, если не Яга?

– Я уже и сама запуталась. Но то, что не местная – это факт.

(с) VampiRUS

– Зеленый, ты домой-то собираешься?

– Ага, собираюсь, Ольга Николаевна, – кивнул Илья, продолжая раскладывать книги по стеллажам.

– Смотри, – погрозила женщина пальцем, – не задерживайся.

– Ага, – отстраненно согласился Илья и продолжил расставлять книги в алфавитном порядке.

На вопрос, кто он по профессии, у Ильи было два варианта ответа. Организатор потоков и массивов документов – если нужно было произвести впечатление. Библиотекарь – если впечатление производить было не нужно. Первый вариант Илья применял, когда местом работы интересовалась понравившаяся девушка, а второй не любил из-за дурацких вопросов. И если после первого многие оценивающе замолкали, то после второго глупые вопросы сыпались один за другим. Прикалываешься? А почему библиотекарем, ты же парень? Много книжек прочитал? И что, бумажные книги до сих пор читают? А ты нормальный? А есть древние книги на продажу? Вопросы могли быть и другими, но результат был всегда один и тот же, на Илью начинали смотреть странно. Иногда, даже с сочувствием.

Поэтому, вечеринок и компаний Илья не то чтобы избегал, но и не стремился там оказаться, равно, как и не торопился в свою холостяцкую квартиру. После того, как рабочий день заканчивался, у него всегда находилась причина задержаться где-нибудь в архиве, читальном зале или на выдаче, выровнять корешки, переставить перепутанные за день школотой книги в нужном порядке, рассортировать читательские формуляры, которые, к слову, и без того были в на своих местах в картотеке.

И часто, особенно зимой, случалось так, что Илья раскладывал на батарее выстиранные под краном носки, футболку и трусы, которые до утра успевали высохнуть – топили в доме культуры отлично. Выстраивал из стульев подобие лежанки, снимал один из красно-черных бахромчатых пледов со стоящих в читальном зале для красоты кресел и, накрывшись им, засыпал, предварительно заведя будильник на час раньше открытия библиотеки.

Сегодняшний день не стал исключением. Дома всё равно никто не ждал, а перекладывание книг в алфавитном порядке с их неповторимым запахом, приятной тяжестью томов и шуршанием страниц было приятным времяпрепровождением. К тому же, библиотечный роутер на ночь никто не выключал и с интернетом проблем не было. На пятидюймовом экране смартфона всегда было можно посмотреть в режиме онлайн какое-нибудь кино перед сном, да и просто посёрфиться в сети.

Пододвигая стулья один к другому, парень уловил едва слышимый звук – тонкий, противный звон, почти писк. В современных фильмах с помощью такого эффекта показывают, что героя оглушило после взрыва или удара. Илья, закутанный в плед – носки и трусы уже лежали на батарее – прислушался. Звук явно доносился из книгохранилища.

– Не хватало еще, чтобы что-то случилось, когда я тут в нерабочее время, – пробормотал библиотекарь.

Закутавшись в плед, взяв со стола ключи, Илья босиком пошлепал по линолеуму коридора, ведущего в хранилище. И чем ближе он подходил к его двери, тем явственнее различал этот переходящий в звон писк. Придавил дверь плечом и, вставив ключ, дважды провернул его. Открыл, не доставая ключа из скважины, и звук стал намного явственнее. Нащупав включатель, Илья клацнул им. Противный желтый электрический свет не залил хранилище.

– Что за фигня? – спросил Илья у симметрично стоящих стеллажей с книгами и клацнул включателем несколько раз подряд.

Безрезультатно.

Поправив клетчатый плед на плечах, библиотекарь включил дисплей на телефоне и, подсвечивая дорогу, пошел на непрекращающийся звук, доносящийся из той части помещения, где, как Илья помнил, были стеллажи с фантастикой, мистикой и, кажется, сказками. По мере приближения писк становился всё явственнее, а вскоре к нему добавилось и свечение. Промежуток между двумя стеллажами освещался будто бы слабенькой диодной лампочкой с китайской зажигалки.

– Что за фигня? – вновь спросил Илья, поправляя плед и подходя ближе.

Свечение, сквозь которое неясно различались имя автора и название, исходило от книжного корешка.

Библиотекарь протянул руку к светящейся книге и коснулся её пальцами. Реальность перед глазами стала скручиваться в спираль, центром которой стал мерцающий книжный корешок. И когда ничего кроме названия различить было уже нельзя, раздался электрический треск и размазанное пятно, будто взорвавшийся пазл, рассыпалось на фрагменты, а Илья очутился в самом настоящем лесу.

Панику и страх, словно рисунок на песке в полосе прибоя смыло любопытство, когда Илья услышал приглушенные голоса. Беседовали парень и девушка. Поправив плед – в лесу было зябко – библиотекарь осторожно, стараясь не шуметь, раздвинул ветки кустов, пытаясь разглядеть сидящих на поляне.

– Я самый лучший хищник в мире, – заявил парень сидящей подле него девушке, – тебя притягивает мой голос, мое лицо, даже мой запах…

– Ебать, самомнение, – пробормотал Илья себе под нос.

А парень тем временем вскочил на ноги, с нечеловеческой скоростью метнулся к краю поляны, резко дернулся и очутился на её другом краю, а затем вновь подле девушки. Та не проявила каких-либо эмоций по поводу противоречащих законам физики перемещений своего собеседника, а он, пафосно пробормотав:

– Меня хрен догонишь, – вновь очутился на другом краю поляны и отломал от дерева дебелый дрючок, который тут же швырнул в другое дерево. Еще через мгновение он снова непостижимым образом оказался рядом с заторможенной девицей и встал в пафосную позу. – Как будто ты смогла бы побороть меня!

Библиотекарь заворожено смотрел за происходящим на поляне абсурдом, пытаясь подобрать хотя бы одно нематерное выражение, которое смогло бы передать его собственное впечатление от странного разговора и действий парочки на поляне. Парень тем временем усадил девушку на закорки и убежал куда-то в лес вместе с ней.

– Что за пиздец? – спросил Илья пустоту и в ответ на собственный вопрос пожал плечами.

Именно в этот момент на лоб ему сел комар.

Повинуясь рефлексу, парень шлепнул ладошкой попытавшееся полакомиться его кровью насекомое, ударив самого себя по лбу. И в тот же миг вновь очутился между библиотечными стеллажами.

Меньше чем за мгновение сквозь его мозг, словно железнодорожный экспресс с десятком вагонов, прогремело несколько мыслей, от «я сошел с ума, вызывайте скорую» до «мне всё это снится».

– Стефани Майер, «Сумерки», – прочитал Илья на корешке светящейся книги и шаркнул ногой, избавляясь от прилипшей к босым подошвам сухой хвои. Если это сон, то почему такой реальный? Откуда веточки, прилипшие к пяткам? Запахи, зудящий от комариного укуса лоб... Нужно себя ущипнуть! Илья выпростал из-под пледа левую руку и, прихватив ногтями мочку правого уха, дернул.

– Ай! – закричал он от боли, дернулся и случайно коснулся другой книги, которая тут же ударила в глаза неоновым свечением. Брем Стокер, «Дракула», – успел прочитать парень, когда стеллажи вновь завертелись перед глазами, превращаясь в однородное пятно, рассыпавшееся на осколки с таким же электрическим треском, как и первый раз.

– Да ёб же ж твою мать! – испуганно выругался Илья.

– Как вы здесь оказались? – молодой мужчина вскочил с кресла, подбегая к закутанному в плед парню. – Вы тоже его пленник?

Именно таким Илья и представлял себе Джонатана Харкера, когда впервые читал «Дракулу». Мысли вновь стали метаться в голове, словно лазерные лучи во время клубной вечеринки.

Надо спасать Харкера. Нет, не надо. По сюжету он остается в живых. Как я сюда попал? Так же, как и в «Сумерки». Я сплю. Я наверняка сплю. Но я же себя щипал! А во сне можно подумать о том, что спишь? У меня поехала крыша? Нет, я сплю. А если сходишь с ума во сне, как убедиться в том, что ты проснулся не сумасшедшим?

– Как давно он держит вас здесь? – оторвал библиотекаря от размышлений Джонатан.

– Кто?

– Граф.

– Дракула?

– Да, он самый.

Ладно, хрен с ним, пусть это будет сон. Добрые дела можно делать и во сне.

– Джонатан? – уточнил Илья. – Харкер?

– К вашим услугам, – вытянувшись по струнке и кивнув, подтвердил парень в сюртуке. – С кем имею честь беседовать?

Ох уж эти джентльмены. Чувака держат в заложниках, а он «нате-здрасьте-соблаговорите».

– Значит, слушай меня внимательно, Джонатан, – начал Илья. – Граф, конечно, мужик напряжный, и ты проведешь здесь не самые лучшие дни своей жизни, но вот что я тебе посоветую…

Однако посоветовать библиотекарь ничего не успел. Дверь распахнулась, и в комнату вошел Дракула. Бледный, высоколобый, тонконосый, с густыми, отдаленно напоминающими сталинские, усами. И бледный. Точь-в-точь такой, каким был в воображении четырнадцатилетнего Ильи, впервые читавшего роман Брема Стокера. Граф выглядел настороженным и изумленным одновременно.

– Кто вы и как очутились в моём замке, юноша? – спросил он, разглядывая голого библиотекаря, закутанного в плед.

– Я…

– Вы?.. – вопросительно глядя на парня, сказал Дракула.

И вот тут к Илье Зеленому пришло понимание. Это не сон. И не сумасшествие. Это грибок. Книжная плесень, вдыхая которую, начинаешь видеть галлюцинации. Он где-то читал о подобном. Объяснение найдено. Надышался спорами плесени и галлюцинирует.

– Точно! – воскликнул библиотекарь, стукнув себя по лбу ладонью.

И окружающая реальность с треском еще раз рассыпалась на пазлы и Илья снова очутился в книгохранилище. В носу еще стоял затхлый запах графского замка.

– Бля… – не помня уже в который раз, растерянно пробормотал Илья и повертел головой.

Два книжных корешка, Майер и Стокер, продолжали источать тусклый неоновый свет.

Да нет, ну точно же, галлюцинации. В реальности такого не происходит. Ну, или сон. Очень хороший, в 4K. Бывали ли смертельные случаи при отравлении книжной пылью? Ответа на этот вопрос память дать не смогла.

– Да ну сон! – заверил парень себя и, обмотав клетчатый полуплед вокруг талии, протянул руку к произведению Брема Стокера.

Реальность снова скрутило в смазанную спираль, с треском рассыпавшуюся на кусочки и обнажившую комнату старинного замка, в центре которой в нелепой позе стоял Дракула.

– Граф! – позвал Илья, – давно хотел познакомиться с вами поближе.

Очень долго вампир отказывался поверить в то, что является всего лишь героем книги. Однако, постепенно, услышав из уст Ильи о том, как граф изображал из себя возницу, пока вез Джонатана, как собирал клады в тех местах, где встречались огни святого Эльма, и после того, как библиотекарь перечислил сверхъестественные способности Дракулы, начал сомневаться. Но окончательно граф принял своё положение только после изложенного в мельчайших подробностях плана перемены собственного места жительства.

– Ящиков будет ровно пятьдесят, – закончил Илья.

– И с какой же целью вы всё это рассказываете, молодой человек? – задал вопрос Дракула.

– Понимаете, ваше сиятельство, – подбирая слова, закусил губу библиотекарь, – дело в том, что после мистера Стокера многие обращались к теме вампиризма в своем творчестве. И это, в конце концов, привело к тому, что вампиры в книгах измельчали. Перестали соответствовать изначальному образу. В некоторых произведениях они показаны как животные, не обладающие даже зачатками интеллекта, а в некоторых ведут себя…

– Как?

– Как умственно неполноценные.

– Молодой человек, мало того, что вы заставили меня поверить в то, что я всего лишь персонаж литературного произведения, а это, поверьте, не прибавило радости в мою и без того серую жизнь, так вы еще и уверяете меня, будто из вампиров в конце концов сделают посмешище.

– Ну, нынешние пятнадцатилетние ссыкухи так не считают, – попытался утешить вампира библиотекарь. – Для них вампиры являются чем-то романтичным и даже желанным. Одна только субкультура готов чего стоит.

– Готов? Этих германских выходцев из Скандинавии?

– У-у-у-у-у, – протянул Илья и пробормотал себе под нос: – надо осторожнее с тем, что говорю. Узнает, кто такие готы в реальности – инфаркт получит, не смотря на то, что вампир.

– Я, признаться, уважаю культуру этих воинственных племен…

– Я не об этом, граф! – перебил его Илья.

– О чём же?

– Скажите, ваше сиятельство, хотели бы вы взглянуть на вампиров, какими их представляют современной молодёжи?

В глазах вампира появился нездоровый блеск, который можно было трактовать и как любопытство, и как азарт.

– Вы хотите предоставить мне такую возможность? – спросил граф.

– Надеюсь, что да, – кивнул библиотекарь и мысленно добавил: «Если у меня крыша окончательно не поехала».

– И каким же, позвольте поинтересоваться, образом?

Илья протянул вампиру ладонь.

– Дайте руку, граф.

Вампир, вложив холодную когтистую руку в ладонь парня, спросил:

– И?

– И вот, – ответил Илья, хлопнув себя по лбу.

Мир еще раз рассыпался на осколки, и парень вновь очутился в книгохранилище. За руку он держал изумленно озирающегося по сторонам графа.

– Библиотека? – поинтересовался тот.

– Она самая, – кивнул Илья и протянул свободную ладонь к книге Стефани Майер.

В «Сумерки» они попали как раз в тот момент, когда Эдвард собирался отсосать яд из ранки на руке Изабеллы.

– Это что за бардак? – спокойно, но так, что все застыли, прекратив свои дела, поинтересовался Дракула.

– Ты кто такой!? Вали отсюда, пока цел! – хищно оскалившись, прошипел Эдвард Каллен.

– Что? – голос графа вдруг превратился в звериный рык. – Что ты сказал?! Ну-ка повтори!

Повторять Каллен не стал. Со всей своей нечеловеческой скоростью он метнулся в сторону Дракулы, который, в свою очередь, распался клочьями тумана и вновь приобрел человеческую форму за спиной у порождения неуёмной фантазии Стефани Майер.

Илья как завороженный наблюдал за поединком двух упырей из разных книжных вселенных и уже спустя несколько секунд был готов поставить все свои сбережения на то, что у смазливого сумеречного вампирчика нет никаких шансов одолеть выбранного в качестве ученика самим дьяволом. И поспешившие на помощь Эдварду сестра и отец, возившиеся до этого с Беллой, никак не повлияли на исход сражения.

Спустя буквально полминуты, когда пыль стояла столбом, а папа и сестра возлюбленного главной героини, перекрученные, словно отжатое после стирки мокрое тряпье, валялись в разных углах комнаты, каноничный Дракула, прижав Эдварда к стене, повернул голову к Илье и сказал:

– Почтенный архивариус, я заранее прошу извинения за то, что будет сейчас звучать.

Библиотекарь кивнул, а граф, повернув голову к удерживаемому на вытянутой руке и вдавленному в стену Эдварду, начал нотацию, ударяя телом вампирчика о стену на тех моментах монолога, которые, по мнению Дракулы, требовали особого внимания.

– Нормальный вампир никогда не будет что-то там отсасывать. Даже из ранки. Вампиры. Питаются. Кровью. Питаются, блять! А не отсасывают. Тем более, яд из ранки. Понятно?

Эдвард Каллен, изрядно припорошенный штукатуркой, испуганно кивнул. Дракулу это не устроило и он ударил Каллена-младшего о стену еще раз.

– Да! – крякнул вампирчик вслед вылетающему из легких воздуху.

– Нормальный вампир преследует только свои интересы, среди которых утоление голода стоит на первом месте, – ритмичные удары туловищем о стену продолжились, – и вертел он на хую всех барышень и любые возвышенные чувства в любых проявлениях.

На этих словах Илья подумал о том, что, во-первых, утверждение графа звучит двусмысленно, а во-вторых, Дракула учит Эдварда не делать того, что самого короля вампиров, в конечном счете, приведет к развоплощению. Дракула между тем продолжал.

– И, – Дракула взглянул на Илью, – мне тут рассказали, что вы в дом без приглашения входите, на чеснок плевать хотели, а в пищу кровь животных употребляете. У меня вопрос…

– Какой? – прохрипел Каллен.

– Вы тут опизденели все? – Дракула ударил Эдварда о стену еще четырежды, по удару на каждое слово: – Вампир. Должен. Быть. Каноничным.

После чего Каллен-младший отключился.

Дракула же, протянув когтистую руку библиотекарю, сказал:

– Веди домой. Глаза б мои этот бардак не видели.

Илья, поправляя плед, подскочил к графу, взял его за руку и привычно хлопнул себя ладонью по лбу. Окружающая действительность взорвалась множеством осколков, и они вновь оказались в книгохранилище. Парень нашел глазами светящийся корешок книги Брема Стокера, протянул к ней руку и коснулся её пальцем. Реальность смазывающаяся, будто стекающая в раковину вода, мир, сократившийся до светящегося книжного корешка, россыпь осколков и вновь граф и библиотекарь стоят в замке Дракулы.

– Спасибо, ваше высочество, – пробормотал Илья и хлопнул себя по лбу еще раз.

Глядя, как меркнет свечение книжных корешков, уже в который раз за ночь, но впервые вслух парень спросил себя:

– Что это, блядь, было?

И тут Илья понял, что усталость буквально валит его с ног.

Судя по часам на дисплее телефона, лежащего на полу, – когда только обронил? – вот-вот должно было начать светать. Осознавать произошедшее или искать ему какое-то объяснение не было ни сил, ни желания и потому Илья, закрыв книгохранилище, побрел к импровизированной кровати из стульев и там, укрывшись полупледом, почти мгновенно отключился. А спустя пару часов, вскочив по звонку будильника, сонно пробормотал:

– Приснится же…

Снял с батареи высохшие трусы, носки, футболку, добрел до стула с остальной одежной и стал одеваться.

***

Девушка небрежно бросила книгу на стойку. Не переставая жевать жвачку, она присмотрелась к бейджику на груди библиотекаря и поздоровалась:

– Привет, Илья Зеленый. Я Светлана Юрьевна Щепетилова.

– Здравствуйте, Светлана Юрьевна, – проигнорировал обращение на ты Илья.

Открыл картотеку, откинул закладку «Щ», нашел карточку с названными девушкой данными. Открыл, посмотрел на дату последнего посещения – три года назад. Книга – «Дракула» Брема Стокера. Затем бережно взял со стойки книгу, чтобы записать данные, сделать отметку в библиотечном листе и улыбнулся. Это были «Сумерки» Стефани Майер.

Молча заполнил карточку, сделал отметку в листе выдачи и протянул карту читателя девушке, чтобы та расписалась. Девчонка небрежно поставила подпись и задала вопрос, заставивший сердце Ильи ускориться.

– Я там, полистала, пока выбирала, увидела, что в книжке Дракула есть. Это чо, в кино не всё, что в книге есть, показали?

– Н… Не знаю.

– Какой же ж ты библиотекарь, – иронично усмехнулась девушка, – если не знаешь, про что книжка?

– А я не библиотекарь, – улыбнулся в ответ Илья.

– А кто?

– Организатор потоков… – остановился парень на середине фразы.

– Потоков чего? – заинтересованно спросила Светлана Юрьевна.

– Потоков новых историй, – ответил Илья и протянул ей книгу.

В голове у Зеленого возникла пара интересных идей.

© VampiRUS

Мы сделалаи самые комфортные трусики, как вы и приказали моя королева.

Возможно они вам даже слишком понравятся.

-Ты знаешь. Я завязала с извращенством.

-********!!! (Тут два смысла, либо "Полный пиздёж!!!" Либо "Тогда пошла нахуй!!!")