Кадр предвоенной хроники, снятый зимой 1941 года — фон Шуленбург и Молотов пока еще смеются.
После пикировки по перелетам границы от Молотова посыпался целый град вопросов: почему в Германии не было опубликовано сообщение ТАСС от 13 июня, в котором СССР заявлял о незыблемости пакта о ненападении? В чем заключается недовольство Германии в отношении СССР? Молотов спрашивал Шуленбурга, не может ли он дать объяснение этим явлениям, включая отъезд сотрудников германского посольства.
Хильгер позднее вспоминал: «Вопросы Молотова поставили посла Шуленбурга в крайне неловкое положение. Ему не оставалось ничего иного, как заявить, что он не располагает никакой информацией».
Молотов заявил, что нет причин, по которым германское правительство могло бы быть недовольным Советским Союзом. Шуленбург повторил, что он не в состоянии ответить на поставленные вопросы и лишь обещал телеграфировать о сказанном ему в Берлин.
Отказ от комментариев и гробовое молчание в ответ на сообщение ТАСС 13 июня 1941 года были частью немецкой кампании дезинформации, вводившей советское руководство в заблуждение относительно ближайших планов Германии в отношении СССР.
Телеграмму с сообщением о беседе Молотова с Шуленбургом действительно передали из германского посольства в Москве в 01:17 22 июня с грифом «вне очереди, секретно». Но это уже не имело никакого значения. В посольство Германии в Москве уже передавалась другая пространная телеграмма, от Риббентропа Шуленбургу. В ней содержалось заявление в адрес советского правительства. Завершалась телеграмма словами: «Прошу Вас не вступать ни в какие обсуждения этого сообщения».
Маршал Г.К. Жуков вспоминал:
«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня. Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев.
– Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, – сказал И.В. Сталин.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге они договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность».
Немедленного решения на совещании не последовало. Сталин сомневался в достоверности сведений, сообщенных перебежчиком. Нарком обороны С.К. Тимошенко высказал мнение, которое поддерживали все присутствующие люди в военной форме: перебежчик говорит правду.
Высшее военное руководство отстаивало идею немедленно дать в округа директиву о приведение войск в боевую готовность и введении в действие планов прикрытия государственной границы. Однако Сталин счел этот вариант преждевременным. Даже простой подъем по тревоге создавал опасность, что на каком-то участке границы будут нанесены авиаудары по немецкой территории или произведен ее обстрел артиллерией.
Нарком обороны маршал Тимошенко и начальник генштаба генерал армии Жуков.
В этом случае был бы создан казус белли, оправдывающий немецкое вторжение в глазах мирового сообщества. Крупномасштабные боевые действия в этом случае начались бы не 22 июня, а на три-четыре дня позже, после обширной пропагандистской кампании в прессе, разоблачающей «красных варваров». Как мы знаем сегодня, немцы такой вариант не рассматривали. Но вечером 21 июня на совещании в Кремле это было совсем не очевидно.
Сообразно этим предположениям директива была доработана. В итоге в войска направили документ, оставшийся в истории как Директива №1 (на реальном документе номер проставлен не был). В нем говорилось:
«1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев… Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам… быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников».
Также приказывалось в течение ночи на 22 июня скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе и рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию.
Германский военно-морской флот переживал летом 1941 года не лучшие времена. Линкор «Бисмарк» был потоплен, его собрат «Тирпиц» еще ни разу не выходил в море, оба линейных крейсера и тяжелый крейсер «Принц Ойген» были блокированы в Бресте, «Лютцов» на месяцы выведен из строя попаданием торпеды, тяжелые крейсера «Адмирал Хиппер» и «Адмирал Шеер» были в ремонте. Из четырех легких крейсеров только два, «Нюрнберг» и «Кельн», были полностью боеспособны. На Черном море обеспечить присутствие крупных надводных кораблей немцы не могли чисто физически. Поэтому ставить кригсмарине задачи на разгром советского флота было бы неосмотрительно. При этом нельзя сказать, что ВМФ СССР можно было бы просто игнорировать: Германия зависела от перевозок по морю, и в первую очередь, от поставок железной руды из Швеции. Для обеспечения безопасности флот противника требовалось запереть в базах. Проще всего это было сделать с помощью минного оружия.
«Кайзер» — один из немецких минных заградителей, осуществлявших минирование Финского залива в ночь на 22 июня.
Германскому руководству удалось существенно облегчить себе жизнь, заручившись поддержкой Финляндии. Без использования баз в финских водах операция по блокированию Финского залива минными постановками граничила с безумием: немецким кораблям нужно было преодолеть почти всю Балтику с юга на север. Ни о какой скрытности не могло быть и речи – немецкие минные заградители были бы неизбежно обнаружены советской воздушной разведкой. Возможность до поры до времени спрятаться в финских шхерах значительно упростила задачу. Командиры немецких минных заградителей получили приказы о проведении операции еще 8 июня 1941 года. Группами по нескольку кораблей заградители с замаскированными орудиями и под торговым флагом переходили из Германии в Финляндию с 12 по 18 июня.
Таким образом, в финских территориальных водах бросил якорь 31 корабль кригсмарине. Все было готово к проведению крупномасштабной операции по минированию выходов из Финского залива. Заградители вышли из шхер на постановку 21 июня в 21:40. Мины посыпались с направляющих в воды Балтики в 22:59, за четыре часа до начала боевых действий на суше. Постановка первого заграждения было закончена в 23:39, второго – в 00:40. В пятом часу утра корабли вернулись в базы на финском побережье.
Машина с ярко зажженными фарами неслась по пустынным улицам Москвы. С Директивой №1 генерал Ватутин ехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00:30 22 июня. В штаб Западного особого военного округа в Минске прямо из театра со спектакля гастролировавшего МХАТа приехал командующий округом генерал армии Д.Г. Павлов. Командующие армиями также уже были на своих рабочих местах. Из Гродно Павлову бодро доложили, что «патроны розданы, занимаем укрепленные районы». В других округах происходило то же самое. Командующих армиями вызывали в штабы, где им передавалась директива из Москвы.
Политинформация. В целом советский ВМФ встретил врага более организованно, чем армия. Впрочем, флот и не был первоочередной целью немецких авианалетов.
Помимо директивы в адрес сухопутных войск, последовали соответствующие распоряжения в адрес флотов. Нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов отдает директиву: «Немедленно перейти на оперативную готовность №1». Несколько позже, в 01:12 22 июня, нарком направляет на флоты куда более пространную директиву № зн/88. В ней во многом копировался документ, направленный сухопутным войскам приграничных округов:
«В течение 22.6–23.6 возможно внезапное нападение немцев. Нападение немцев может начаться с провокационных действий. Наша задача не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно флотам и флотилиям быть в полной боевой готовности встретить возможный удар немцев или их союзников. Приказываю, перейдя на оперативную готовность №1, тщательно маскировать повышение боевой готовности. Ведение разведки в чужих территориальных водах категорически запрещаю. Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».
Тем самым, предыдущий простой и всем понятный приказ во многом дезавуировался. В директиве появляется лукавое словосочетание «не поддаваться на провокации» и предложение тщательно маскировать повышение боевой готовности. В обстановке перехода от мира к войне это могло привести к весьма печальным последствиям. К счастью, советский флот не был приоритетной целью немецкой авиации в первые часы войны.
22.06 00:00Днепропетровск. Общежитие медицинского института
Пока на западной границе немецкие войска завершали приготовления к нападению, большинство советских людей, не подозревая, что завтра жизнь разделится на «до» и «после», спокойно проводили субботний вечер.
Из воспоминаний Ибрагима Друяна, тогда студента-медика: «Я распахнул окно. Внизу тысячами огней сверкал город. Вместе с прохладным ночным воздухом в комнату ворвались приглушенные гудки автомобилей. Ниже, на втором этаже, негромко играл патефон, и пели девушки. Днем зацвели липы, и теперь, ночью, их запах был особенно свеж и приятен. Я отошел от окна, включил репродуктор. Черная тарелка на стене несколько мгновений молчала, потом из нее полились чарующие звуки вальса Штрауса. Прекрасная, мирная музыка…»
Выпускники одной из средних школ г. Владимира, июнь 1941 года. Многие из них не вернулись с войны.
Липецк. Берег реки Воронеж
Из воспоминаний командира взвода 565-го отдельного саперного батальона 294-й стрелковой дивизии Семена Данича: «Дивизия располагалась в лесу под Липецком: офицеры жили в палатках, а солдаты в шалашах. Из нашего училища в эту дивизию было направлено 16 человек, и временно, пока шли назначения, мы жили дружной командой в одной палатке. У кого-то из наших ребят возникла идея отметить окончание училища. Идея всем понравилась, и организацию пикника поручили самому опытному и старшему из нас по возрасту лейтенанту Дерешеву. Пикник решили провести на красивом острове посреди реки Воронеж, ниже Липецкого металлургического завода. Заготовили закуски, шампанское, с помощью знакомой девушки пригласили весь ее выпускной класс. Праздник начался вечером 21 июня и продолжался до утра 22 июня. Шампанское лилось рекой – я, кстати, тогда его первый раз попробовал. Казалось, что веселится весь город – такой был шум и радостный хохот. Такого веселого и красиво оформленного кострами праздника я больше не видел за всю свою долгую жизнь…»
Брестский укрепрайон
Из воспоминаний Владимира Осауленко, пулеметчика 18-го отдельного артиллерийско-пулеметного батальона 62-го Брестского укрепленного района: «Примерно в полночь вернулись с танцплощадки ребята. Ко мне подошел мой второй номер Решетило:
– Володя, ты знаешь, мне очень неприятную вещь сказала моя подружка. Она сказала, что нам завтра будет очень плохо!
– Почему?
– Завтра начнется война».
Оса. Молотовская область
Из воспоминаний Василия Брюхова, в дальнейшем генерала-танкиста, Героя Российской Федерации: «20 июня 1941 года в десятых классах прошли выпускные вечера, поэтому 21 июня, в субботу, мы ватагой, – парни, девчата, – забрав нехитрую утварь и продукты, отправились на берег реки Тулвы для отдыха на два дня. Здесь мы ловили рыбу, варили уху, собирали землянику, играли в футбол, валялись на траве, уединялись в кустах и, боясь прикоснуться друг к другу, мечтали о будущем и фантазировали. Ночью мы не спали, а кто уснет – просыпается весь мазаный, хохот стоит. Или «гусара подставляли»: возьмем, вату подожжем и положим под нос спящему – он как дурной вскакивает. И «велосипед» делали: он спит, мы ему между пальцами тонкие газетные бумажки вставим и подожжем. Он крутит ногами, вскакивает. Опять хохот!».
Первые выстрелы войны между СССР и Германией прозвучали еще в ночной темноте. Группа диверсантов из полка «Бранденбург» под командованием лейтенанта Кригсхайма в советской форме пыталась проникнуть на советскую территорию с «макушки» Сувалкского выступа. Их задачей было предотвратить взрывы на мостах и дамбах вдоль дороги Липск – Даброво. Переход границы был замечен советскими пограничниками, началась интенсивная перестрелка. Несколько пограничников было убито.
Советские пограничники в наряде. Бойцы в зеленых фуражках были первыми из тех, кто вступил в бой.
Диверсанты отряда Кригсхайма повторили попытку на другом участке границы, и на этот раз переход удался. Это был один из многих отрядов, которые просачивались через границу или же ждали первых выстрелов артиллерийской подготовки для вторжения на территорию СССР вместе с наступающими частями вермахта.
Вспоминает Михаил Назаренко – краснофлотец, связист зенитной батареи Одесской военно-морской базы: «В 12 часов я заступил на вахту. Сижу на командном пункте у телефона, через каждые полчаса звоню, докладываю, что ничего не произошло, никаких событий нет. Примерно в час – начале второго звонят из дивизиона и говорят: «Принимайте сигнал». Я спрашиваю: «Какой сигнал?» Они отвечают: «Галс по морю».
Краснофлотцы расчета 85-мм зенитного орудия.
Я открываю кодированную таблицу, а там написано: «Начало военных действий». Со мной был командир первого взвода, я ему говорю – мол, вот такой сигнал получил. Он мне говорит: «Да ты что-то перепутал, ерунду какую-то говоришь. Не может этого быть!» Сам посмотрел таблицу – да, действительно, все верно. Он опять звонит в штаб дивизиона, а из штаба ему: «Не рассуждать. Выполняйте!»
В сейфах в штабах соединений армий приграничных округов лежали так называемые «красные пакеты». Они содержали указания по действиям данной дивизии или корпуса с началом боевых действий. Типичный «красный пакет» начинался так: «Для прикрытия мобилизации, сосредоточения и развертывания войск приграничные части получили задачу – упорной обороной укреплений по линии государственной границы не допустить вторжения противника на территорию округа».
Постановка задачи экипажу танка БТ-7, довоенное фото.
По предвоенным взглядам советского военного руководства, война не могла начаться с удара противника сразу всей массой войск. Считалось, что крупные сражения грянут только после мобилизации и подтягивания из глубины главных сил армий двух стран. В этот период должны были действовать так называемые планы прикрытия, нацеленные на удержание границы достаточно слабыми силами на широком фронте. Никакой ценности эти планы в начинавшейся войне уже не имели – противник сразу нанес удар главными силами. Однако, приказы из «красных пакетов» хотя бы предусматривали подъем войск по тревоге и вывод в заранее определенную полосу обороны на границе или выжидательный район. Но даже эти указания успели выполнить далеко не все.
22.06 02:00
Кобрин. Штаб 4-й Армии
Связь с Брестской крепостью нарушена. Приказ о поднятии войск по тревоге и занятии оборонительных рубежей передан не был. Только в 03:30, за 15 минут до начала артиллерийской подготовки, удалось восстановить связь. Переданный приказ безнадежно запоздал.
Знаменитое фото генерала Гудериана со своим штабом 2-й танковой группы, сделанное перед рассветом 22 июня.
22.06 02:10Город Чижев. Штаб 169-го полка 86-й стрелковой дивизии
Поднятые по тревоге части 86-й стрелковой дивизии выступили к назначенным позициям на границе. Штаб дивизии выехал на полевой командный пункт. По своей инициативе, не дожидаясь расшифровки указаний «не поддаваться на провокации», командир 86-й стрелковой дивизии Герой Советского Союза полковник Михаил Арсентьевич Зашибалов отдал приказ вскрывать «красные пакеты». Плановых 9 часов на подъем войск по тревоге уже не оставалось: далеко не все части успевали даже выйти из городков и казарм. В выгодном положении находились танковые части. Им не нужно было занимать оборону на границе, первой задачей мехкорпусов был выход из городков в леса, в резерв армий.
Мобилизация. Прощание с семьями.
Заключенный с Германией пакт предоставил СССР паузу на подготовку к войне. Однако главный вопрос «когда?» весной 1941 года оставался без ответа. Задача эффективной обороны страны не так проста, как может показаться стороннему наблюдателю. Ни одна страна мира не может содержать в мирное время неопределенно долго многомиллионную армию для большой войны. Поэтому в мирное время вооруженные силы разделяются на три группы. Первая – это войска, постоянно находящиеся на границе. В СССР они составляли первый эшелон трех приграничных (особых) военных округов: Прибалтийского, Западного и Киевского. Вторая группа – войска в глубине построения приграничных округов. Они уже не могут быть немедленно использованы против внешнего вторжения, им требуется время на выдвижение непосредственно на границу. Наконец, третья группа – это войска в глубине страны. В приложении к СССР третья группа разбросана на огромном пространстве во внутренних округах – в Орловском, Московском округах, в Поволжье, на Урале и Северном Кавказе. Для их выдвижения требовалось уже значительное время, исчислявшееся неделями. Поэтому ответ на вопрос «когда?» о войне с немцами требовал ответа минимум за несколько недель до начала боевых действий.
До конца весны 1941 года группировка Красной Армии оставалась типичной для армии мирного времени. Производившиеся перемещения носили локальный характер и не изменяли ее принципиально. Объяснялось это оценкой обстановки политическим и военным руководством страны. Сообщения разведки носили размытый характер и не давали однозначного ответа о планах потенциального противника, т.е. Германии, и ее реальных и возможных союзников – Румынии, Венгрии и Финляндии. Советские разведчики зимой 1940–1941 гг. сообщали о возможном нападении на СССР «после окончания войны с Англией». В марте 1941 года назывались сроки то «в апреле», то «в мае», то «в течение 4–6 месяцев». Однако прошел апрель, прошел май, а нападение не состоялось.
Ситуация стала стремительно накаляться только в июне, когда доклады разведки становились все тревожнее. Радикальные же меры были приняты только в середине июня 1941 года. Началось выдвижение войск из глубины страны, но оно уже безнадежно запоздало. Когда говорят о «внезапности» германского нападения, речь идет именно о нехватке времени на принятие адекватных мер.
С середины июня армия непосредственно на границе усиливалась, но не претерпела качественных изменений. К 21 июня группировка советских войск осталась в тех же трех эшелонах мирного времени, с некоторым смещением в сторону границы. В итоге, в первом эшелоне Германия успела развернуть на советских границах 77% своих пехотных, 90% танковых, 94% моторизованных дивизий и 100% авиасоединений, оставив в резерве до 12% имевшихся сил и средств, выделенных для проведения операции «Барбаросса».
Напротив, в группировке советских войск в первый эшелон успели развернуться только 43% дивизий. Еще 25% входило в состав вторых эшелонов округов и 32% еще находились в подчинении Главного Командования. Последние еще находились в пути или даже в местах постоянной дислокации во внутренних округах. Никакого влияния на бои на границе они оказать не могли. Таким образом, у немецких сил вторжения был существенный численный перевес – в первый день войны Красная Армия могла ввести в бой лишь около 40 дивизий против 100 немецких.
Именно необходимостью выигрывать время на выдвижение войск диктовались суровые окрики из Москвы «не поддаваться на провокации». По той же причине считалось нецелесообразным постоянно держать войска в укреплениях на границе. По неосторожности или поддавшись на провокацию, солдаты могли открыть стрельбу, вызвав тем самым политический скандал. Непредвиденное перерастание пограничного конфликта в войну ставило Красную Армию в заведомо проигрышную ситуацию. Большие расстояния и менее развитая дорожная сеть не позволяли подвозить войска к границе тем же темпом, что и немцы.