"– Семью восемь? – пошла в наступление женщина.
– Пятьдесят шесть, – не дрогнула наша героиня.
– Двенадцать в квадрате?
– Сто сорок четыре!
– Так! Кто по образованию?
– Филолог. Сейчас второе высшее получаю.
– На кого переучиваемся?
– На журналиста.
– Мощно! Мало было одной безденежной профессии, ты решила еще и вторую освоить?".

"Я, как завороженная, прочла четыре из двадцати пяти страниц - невероятно, сколько законов нас разделяет. Неграм и белым запрещено пользоваться одними и теми же водоразборными колонками, кинотеатрами, общественными туалетами, бейсбольными стадионами, телефонными будками, цирками. Негры не смеют зайти в ту же аптеку или купить почтовые марки в том же окошке, что и я.
Я вспомнила Константайн. Как-то мы всей семьей поехали в Мемфис и взяли её с собой, а шоссе размыло, но мы вынуждены были ехать по бездорожью, потому что знали - в отель нас с ней не пустят. Странно, но ни один из сидевших в машине белых не произнес это вслух. Мы все знаем об этих законах, мы живем по ним, но никогда их не обсуждаем. Я вообще впервые вижу их записанными.".
Кэтрин Стокетт «Прислуга».

"«В детстве я мечтала стать геологом. По весьма странной причине. Мне хотелось, чтоб я вышла в поле и на ветру у меня развевалась борода»".

А кем Вы хотели быть в детстве?)

"Виолончелистки так трясут смычками, сидя на своих виолончелях, что можно заслушаться и незаметно для себя развестись. Женатым мужчинам непросто вырывать себя из лап искусства. С другой стороны, пианисты с длинными пальцами провоцируют убийства из ревности. Поэтому частный сыщик Андрей избегает классическую музыку. Планируя светский раут, он приглашает лауреатов фестиваля Выдропужский Бард-96. И, конечно, покупает много водки. В трезвого Андрея такая музыка не лезет.

У Андрея красивая жена и дом, мебель в царском стиле. Без шумных праздников в таких местах заводятся привидения. Когда приходят барды, привидения разбегаются. Ещё один плюс — они работают за салат.

Я сказал Андрею, что не пью. Как частный сыщик, он хотел сбить меня с ног и обыскать. Но как радушный хозяин сказал только, что это странно. Трезвый бард не аутентичен. Есть в нём какая-то фальшь. Не пьёшь — ступай к баптистам. Андрей приравнивает трезвость к вандализму и разрушению основ. Несколько моих лирических песен подтвердили худшие его предположения.

Чтобы как-то отвлечь хозяина, я попросил рассказать о жизни частного детектива. Многие люди добреют от собственных речей. Любовь к совам, например, целиком основана на этом феномене. У сов такой понимающий и неравнодушный взгляд, что хочется рассказывать ещё и ещё. Ради мира и понимания я собирался стать его совой в этот вечер.

Андрей рассказал о своём друге, бойце спецназа. Друг охранял банк. Однажды врываются тридцать омоновцев в масках. Друг сначала сдался, потому что ОМОН дан нам свыше для тренировки смирения. Вдруг один омоновец хрясь!.. — и ломает другу ногу. Ломом. По этому поступку стало ясно: пришли бандиты. Специально переоделись, чтобы ноги людям ломать, не вызывая подозрений. Друг с помощью одной тибетской ментальной техники отключает боль. И тут же, не вставая, убивает шестнадцать человек. Голыми руками. Выжившие четырнадцать бежали, побросав ломы.

Всего на счету друга двести убитых противников. Приблизительно. В Латинской Америке он штурмовал одну тюрьму и сбился со счёта, настолько быстро продвигался. Сейчас друг работает массажистом в Москве, вправляет шейные позвонки. Обычный такой парень из спецназа. Нормальный. Так сказал Андрей и покосился на мою пустую рюмку.".
Слава Сэ «Последний сантехник».

"— Ненавижу несчастненьких. Вечно капают слезами прямо на меня. Лучше бы злились, право слово.".

"Перебелять новую сказку: «Колобок». Смешная такая история, ужасти. Этот колобок и от бабушки ушел, и от дедушки ушел, и от медведя, и от волка. По лесу знай себе катался. Песенки пел веселые, с прибаутками: «Я колобок-колобок, по амбару метен, по сусеку скребен, на сметане мешен, на окошке стужен!» Бенедикт радовался за колобка, пишучи. Посмеивался. Даже рот открыл, пока писал. А как дошел до последней строки, сердце екнуло. Погиб колобок-то. Лиса его: ам! – и съела. Бенедикт даже письменную палочку отложил и смотрел в свиток. Погиб колобок. Веселый такой колобок. Все песенки пел. Жизни радовался. И вот – не стало его. За что?".
Татьяна Толстая «Кысь».

(Все имена и фамилии вымышлены, а совпадения случайны.)

Первым мужчиной Нонны стал её однокурсник, неприятный парень, который воспользовался наивной девушкой и, напоив, сделал её женщиной, а потом бросил. Разрыв этих, первых в её жизни, отношений Нонна пережила крайне тяжело. Без нервного срыва не обошлось.

Она была симпатичной, с красивыми, длинными волосами, очень хорошей фигурой, знала об этом, и понимала то, что дело не в её внешнем виде. Подумав, что у неё что-то не так в сексуальной сфере, она заинтересовалась техникой интимных отношений между полами, и принялась изучать этот вопрос, читая специальные книги, например, Либиха и Кона. Там было написано о том, как целоваться, правильно ласкать, получать максимум удовольствия и доставлять это удовольствие партнёру. Усвоила множество всяких приёмчиков, повышающих это удовольствие… Читала, смотрела, но книга не даёт того, что может дать практика, и чтобы этому научиться, Нонна даже нашла себе мужичонку-тренажёр, так называемого «секс-инструктора», страшненького женатика-бабника, на котором она отрабатывала всё прочитанное на практике. Кончилось это плохо. Мужичок этот ей изменил, а она, бедняга, в него, зачем-то, влюбилась и снова страдала. Нонна не имела понятия о жизни, о том, что действительно важно в отношениях между мужчиной и женщиной, как потенциальными супругами. Но она считала, что всё дело именно в сексе, так как её бросали именно после него. Конечно же, этот аспект тоже имеет значение, но не только в этом дело. А если и в этом, то надо ещё и понимать то, в какой момент то или иное должно делаться, в какой последовательности, с какой длительностью, интенсивностью. Всё это имеет значение, и умеют это те, которые хорошо чувствуют партнёра. Например, легендарная Мэрилин Монро, которую называли «секс-страдивариусом». А Нонна партнёра не чувствовала от слова «совсем», да ещё и брезговала до рвоты языком да пенисом партнёра. Из-за этих потрясений и состояния невроза, впечатлительная Нонна перестала влюбляться. Стала бояться снова пережить стресс и страдать.

Друзей у Нонны было мало. Она плохо сходилась с людьми, не умела общаться и не была интересным собеседником. И вот, на работе она подружилась с милой, скромной девушкой Анечкой, которая привела её в хорошую компанию бывших её однокурсников - весёлой, интеллигентной молодёжи, любившей посещать один сельский православный храм, где служил симпатичный батюшка, которого они все любили и уважали. И стала Нонна вместе с этой Анечкой регулярно ездить в тот посёлок на берегу реки, где и находилась, облюбованная ими, церковь. Всеми любимого батюшку звали отец Георгий. Он был забавным, носатым и лопоухим мужиком лет пятидесяти, бородатым и длинноволосым, с толстым пузом, про которое он говорил: «Попам аналой нужен!», любил выпить и закусить, любил молодёжь, весёлые сборища и праздники. Вместе с этими ребятами он часто весело проводил время. Нонна не раз бывала в этой гоп-компании в разных местах. В гостях у регента, например, они освободили от подставки глобус и принялись его перекидывать, как мяч, а одного невысокого, худого юношу отец Георгий поднял на за подмышки, как будто пушинку, и принялся раскачивать его, подобно маятнику, а все смеялись. Так Нонна познакомилась с этим молодым человеком. Звали его странно - Ларион Светозар. Они с друзьями часто собирались у этого Лариона дома с батюшкой и без батюшки, так как ему нравилось устраивать у себя весёлые сборища, он любил приглашать гостей в отдельную двухкомнатную(!) квартиру высотного дома в Алтуфьево, где он жил один. Мать Лариона жила в другом городе. Она была ещё достаточно молодой, но тихой, молчаливой и очень скромно одетой женщиной. У неё была гладкая причёска, ни грамма макияжа и обувь на тонкой подошве. Лишь однажды она приехала, и Лара (как его часто звали) познакомил её с Нонной, как со своей подругой. Это было так неожиданно, что Нонна удивилась. Она не рассматривала Лару как потенциального жениха. Чья это квартира, где он жил, было неизвестно. Якобы, дядина. А где тогда этот дядя?..

Нонна была ярко выраженным интровертом, и не была влюблена в Лариона Светозара. Он даже был ей не особенно приятен физически. Его тело было не спортивным, слабым. Девушке не нужны были его прикосновения, она считала его просто приятелем, хотя сразу отметила то, что этот Лариоша со странностями. Несмотря на то, что он был очень уж он повёрнут на православии, в храме он стоял странно. Часто оборачивался и рассматривал прихожан, как полицейский или надсмотрщик оглядывает заключённых. Следил за тем, кто и как молится. Особенно часто он журил Нонну, которая постоянно выскальзывала из храма на свежий воздух. Он даже выходил за ней и возвращал девушку назад, в церковь, и ей приходилось убегать подальше от храма и прятаться так, чтобы господин Светозар не мог её найти. Нонну это раздражало, так как она спокойно относилась к вере и церкви. Как друг, Лариоша тоже не был ей нужен, тем более, что Нонна подозревала его в том, что он не просто так набивается ей в друзья, а, на самом-то деле, с миссионерской целью - хочет затащить её в церковный приход и сделать её прихожанкой православного храма, а ей было тяжело там находиться, особенно долго. Ларион Светозар регулярно ходил в церковь, и постоянно поучал Нонну тому, как ей следует жить, что носить, как разговаривать, что есть, куда ходить, и вскоре привёл её в церковь, где этот его духовник, отец Георгий её окрестил. Нонна не была против отца Георгия, но, несмотря на его обаяние, вообще не хотела ходить в церковь, тем более часто. Ей было там скучновато из-за непонятного языка, на коем ведётся служба, а самое главное – это то, что Нонна не просто не любила длительные стояния на всяких службах или молебнах, но ей это было тяжело физически. Нонна испытывала нестерпимую боль в ногах от длительного стояния, так как, несмотря на хорошую фигуру, её стройные, красивые ноги были плохими. Сильное плоскостопие с деформацией пальцев и всей стопы, из-за чего она не могла носить обувь на высоком каблуке, могла ходить только в кроссовках, и девушка испытывала сильные мучения, когда ей приходилось долго стоять. Каждый раз, стоя на больных ногах, Нонна маялась и думала: «И это что, ещё не всё?! Ещё будут молитвы?! Опять молятся?! Да сколько ж можно?! Как же затянуто! Когда же это всё закончится?! Как же ноги-то болят!..» Ей очень хотелось сесть и поднять ноги на стол, по-американски, что она не раз и проделывала, будучи дома наедине с собой.

И когда священник в конце молебна начинал обрызгивать всех святой водой, усталая от этой пытки до изнеможения, девушка воспринимала это как освежающий дождик после утомительной духоты и освобождение от мучений.

Поэтому она убегала из храма при первой же возможности и там, где её не смог бы найти неугомонный Ларион, садилась прямо на землю, вытянув вперёд свои несчастные больные ноги и оглаживала их, массируя ноющие стопы. В таком положении Нонна дожидалась окончания службы, а заодно и своего Лариосика, как она, читавшая Булгакова, его называла. Ей многое в нём было непонятно. Он был глубоко верующим человеком, даже делал замечания тем молодым и влюблённым друг в друга, прихожанам, которые лизались при всех, а сам-то…

Наблюдая за верующими людьми из прихода отца Георгия, Нонна удивлялась тому, что там присутствует явное блядство. И Ларик не составлял исключения. Более того, он в этом вопросе перещеголял всех тех, кому делал замечания, чем здорово их доставал. Вокруг него всё время ошивались разные девицы, и он ходил то с одной, то с другой и даже давал этим девушкам ключи от своей квартиры. Но все они оказывались забракованы как-то странно быстро. Потом эти девчата возвращали ему ключи с расстроенными лицами. Нонна дважды была тому свидетелем. А потом она случайно услышала разговор, когда этот молодец говорил какому-то мелкому, весёлому мужичку об одной из девушек: «Понимаешь, между нами уже почти всё было, но я что-то, не готов к серьёзным отношениям, и теперь не знаю, что с ней делать, я её даже боюсь…» Нонне этот разговор крайне не понравился, но её удивило то, что этот щуплый, как подросток, молодой человек вообще пользуется таким уж большим успехом у девушек. Что в нём особенного, она не видела.

В армию Лариона не взяли. По его версии, из-за того, что он удачно закосил под психа. Но психиатров же не обманешь! Их там, во-первых, целый консилиум, который весь из пришлых, и там физически не подмажешь. Во-вторых, притвориться психически-больным невозможно, так как психическое заболевание кроме поведения влияет на глаза (радужку и зрачки, наверняка), состояние кожи, лицо, мимику, тело, походку и пластику больного. Ни у кого ещё не получалось это имитировать. Но до Нонны это дошло не сразу, а лишь через несколько лет. Внутренний голос Нонны, конечно же, не молчал, а красноречиво предупреждал её держаться от этого человека подальше, но кто и когда слушается своего внутреннего голоса...

С самого-то первого взгляда, этот невзрачный паренёк Нонне не понравился на подсознательном уровне. Он был, вроде бы,  ничего, довольно миленький, типичный интеллигент, с рыжеватой бородкой и причёской как у Иисуса Христа, несмотря на раннюю плешь на затылке, не высок, узок в плечах, с непородистыми ушами без мочек. Под бородой и волосами Ларион Светозар прятал некрасивый, скошенный череп и куцую нижнюю челюсть, почти без подбородка, из-за чего он напоминал крысу. Кроссовки были ему великоваты, и он обматывал шнурок вокруг щиколотки, что бы обувка лучше держалась. Увидев это впервые, Нонна была шокирована и подумала: «Каков мерзавец!».

И вдруг этот Лариосик, несмотря на то, что умная девушка Римма, давно уже пытавшаяся выбраться из, так называемой, «френд-зоны», его всячески опекала, обратил более пристальное внимание на Нонну и стал её, что называется, «окучивать», подбираясь к ней всё ближе, как акула, наворачивающая круги вокруг своей жертвы. Звонил часто, приглашал в поездки, на интересные встречи, но чаще всего – в храмы да монастыри…

Однажды Нонна и Ларёк (одно из прозвищ Лариона) вдвоём поехали в Троице-Сергиеву Лавру, причём, тогда она ещё не догадывалась о том, что тот влюблён в неё. До неё всегда доходило долго. Нонна ещё не забыла о предыдущих отношениях, и в Лариона влюблена не была, но ей было приятно повсюду с ним ходить. И вот, в трапезном храме Лавры к Святозару подошла старушка и в стихах ему сказала о том, что он, якобы, какой-то «избранник Божий» и что-то там ещё, после чего тот бухнулся на колени и положил земной поклон (это когда кверху задом да лбом об пол). Нонна удивилась: «Слишком он ловко крестится и кладёт земные поклоны… как будто бы с детства в церквях зависает…» и спросила у него:

- Что она тебе сказала?

У парня блестели слёзы в вытаращенных глазах от восторга и счастья, но он не стал рассказывать Нонне и солгал (скорее всего), что не разобрал того, что сказала ему эта старушка. Вероятно, это стало его святой тайной. Задетая тем, что он ей не сказал правду, Нонна, саркастически ухмыльнувшись, пренебрежительно хмыкнула и с деланным равнодушием пожала плечиками, дескать, не хочешь – не говори, мне по большому счёту пофиг на это и на тебя.

После службы они, наконец-таки, вышли из монастыря на свежий воздух, Нонна сняла с джинсов подобие юбки, сдёрнула с головы платок и встряхнула головой, как лошадка. Она глубоко вздохнула и потянулась, растопырив руки. Молодые люди поднялись на какой-то пригорок, где, уселись на тот самый, универсальный заменитель юбки Нонны. Она достала термос с чаем, бананы, варёную картошку, курицу, бутерброды и блины с мясом (даже если и день был постный, то в путешествиях не постятся), и Ларик прочёл молитву, а потом оголодавшие ребята принялись трапезничать. Была весна, воздух чистый… А на свежем воздухе хорошо естся. Нонна вытянула вперёд свои длинные ноги, и ей было хорошо. Царапнуло только одно: «Что это за книга у тебя? - спросил Ларион Святозар (она читала мемуары Казановы), - Зря ты это читаешь. Я тебе составлю список книг, которые ты должна будешь прочесть. А такое не читай, выброси, а лучше – сожги, чтобы этот разврат ещё в чьи-то руки не попал!» Но девушка не обратила на это особого внимания, а список, который он ей дал, она даже не смотрела – бросила куда-то и благополучно о нём забыла.

Были и другие поездки, и всё это нравилось Нонне. Она любила весёлые компании и с радостью бы поменялась местами с Риммой, потому что, в отличии от неё, Нонне было очень даже комфортно в этой самой «френд-зоне».

Тёплыми летними вечерами Нонна и такие же молодые ребята сидели у костра, пели песни, смеялись, и вдруг Лариоша тихонько ей предложил: «Давай побегаем в поле!». Нонне это предложение показалось странным, так как бегать надо по гладкой поверхности, а не в темноте по ухабам, отказалась, так как у неё ещё и туфли были на небольших каблучках, в которых она еле ходила из-за своих шишек, и боялась подвернуть ногу. Тогда они продолжили сидеть рядышком.

Юноша и девушка, молча, сидели у костра вместе с другими ребятами, которые, весело переговариваясь, жарили сосиски с помидорами, хлеб, пекли картошку да яблоки и пили пиво. Ларион с нежностью глядел на девушку, её аккуратненькое розовое ушко идеальной формы с жемчужной серёжкой и высокую белую шейку. Нонне и Лариону разговаривать не хотелось. Нравилось именно так, молча, сидеть, соприкасаясь плечами. Всё, что Ларион позволял себе по отношению к Нонне, так это взять её под руку, а однажды, когда они оставались вдвоём, и в темноте смотрели фильмы, лёг на софу так, чтобы его голова была рядом с её коленями. И продолжалось всё это ненавязчивое ухаживание довольно-таки долго. Нонне нравилось то, как уважительно он с ней себя вёл, и то, что он постоянно был рядом с ней.

Умная Римма, имевшая статус лучшего друга Лариосика, часто брала на себя организацию этих его любимых квартирных мероприятий, в том числе и застолья, а другие девушки помогали ей и были у неё на подхвате. Нонне это тоже нравилось, лишь бы ничего не организовывать и не готовить самой. Во-первых, она, не верила в то, что путь к сердцу мужчины ведёт через желудок, а во-вторых была абсолютно равнодушна к Лариону Светозару и держала его при себе, непонятно, зачем, просто от скуки. Она перестала обращать внимание на эту Римму, не спускавшую взгляда не доенной коровы с этого парня и самозабвенно, со всех сторон его опекавшую. «Ради Бога, если ей охота, пусть извращается, как хочет…» - думала Нонна, с волчьим аппетитом поедая фруктовый плов, приготовленный Риммой и запивая его её же самодельным квасом.

Придя к Нонне в гости, Ларион познакомился с её родителями, и, когда он ушёл, мать сказала дочери:

- Какой-то он у тебя прибабахнутый!.. Что он несёт?! Ты не могла, что ли, кого посолиднее найти?

Отец посмеивался:

- Карманный Исусик! Замухрышка такой… А за эти шнурки его, обмотанные вокруг щиколотки, его надо к стенке поставить да расстрелять!

- Федя! – восклицала мать Нонны, - разве можно так шутить по-идиотски, да ещё и при ребёнке!

И Нонне стало стыдно из-за того, что она притащила в свой дом какого-то шибзика. Этот Ларион действительно был, мягко говоря, странноватый. Он, почему-то любил играть в мячик, не в футбол, волейбол или баскетбол, а по-стариковски или по-детски – просто друг другу перебрасывая лёгкий надувной мяч. И они с Нонной часто так играли, бросая и ловя этот большой красный мяч. А ещё этот Лара любил играть в догонялки. Нонна бегала плохо, была неспортивна и подвижные игры не любила, но побегать иногда была не против для коммуникабельности. Нонне было приятно то, что Ларчик (ещё одно из прозвищ Лариона) уделял ей внимание, и что он к ней не равнодушен, но не более того. Он ей не нравился и не волновал её, как мужчина, разве что, совсем немного. Кроме того, она понимала то, что этот юноша, вроде, как умён, достаточно культурен и даже патологически (аж до неприличия) начитан.

Посмотрев на Лару глазами своих родителей, Нонна мрачно ответила: «Этот тип мне вообще никто, он меня просто проводил. Не приятель даже, а так…», что, в общем-то, было чистой правдой.

Нонна часто бывала у Ларисы (ещё одно прозвище Лариона) в гостях и даже иногда без других ребят. И он по-прежнему её не касался. Разве что, брал за руку, чтобы помочь подняться или спуститься по лестнице, когда ночами ребята выходили на крышу, смотрели на засыпающий город, и он читал ей стихи собственного сочинения. Конечно, это была далеко не поэзия, а умение рифмовать, но, всё равно, Нонне это было приятно – стихи, прогулки под луной, костры, интересные поездки… красота! И всё между ними было целомудренно. Никаких поползновений со стороны юноши не было, и Нонне это нравилось, так как она его не хотела и, находясь рядом с ним, расслабленно молчала, ещё и потому, чтоб не прослыть глупой и не потерять к себе уважение, доверие и расположение. Да и Римма эта поглядывала на неё по-полицейски пристально, и девушка ощущала себя под рентгеновским лучом. Нонна побаивалась этой девицы. От неё исходила какая-то угроза. А отец у неё и вовсе оказался горбуном. Страшный и злющий был старикашка.

Но, вообще-то, эта Римма была умна и очень способна. Недавно она закончила МАИ, где учиться крайне сложно, говорила по-английски, по-французски, хорошо готовила, играла на фортепиано и прекрасно пела. Нонна не умела ничего из перечисленного. Пела она, правда, неплохо, но у Риммы был поставленный, певческий голос, и она пела в церкви на клиросе. Зато Нонна умела красиво двигаться под музыку, а Римма была полновата и танцевать, похоже, не умела совсем, но зато она умела много того, что было более важно. Например, пекла пироги. Нонне, правда, её пироги не нравились, но Ларион ел их с большим аппетитом, а Нонна не то, что ни одного пирога не испекла ни разу в жизни, но и готовить совсем не умела, и в этом смысле, да и в остальном Нонне было очень далеко до Риммы.

И вот, Лара попросил Нонну помочь подготовить его квартиру к ремонту – сделать генеральную уборку и упаковать вещи. И тогда Нонне показалось, что дело уже идёт к тому, что Ларион сделает ей предложение, и она не знала, что ему ответить и что с этим делать. Нонна не знала, годен ли он для брака, и надо ли это вообще. Замуж-то ей давно уж хотелось, но не за него же!.. Ей был нужен нормальный муж - сильный, рослый, крупный молодой мужчина, который бы неплохо зарабатывал и при этом был бы ещё и отличным любовником, но где найти такого, она не знала. А Лариосик… Секса, может быть, ей и хотелось, но, опять же, с ним – в меньшей степени, чем с кем-либо. Но за неимением ничего другого, можно было бы покувыркаться и с ним. Но будет ли он делать это с ней до брака?.. Ведь он же верующий, наверняка греха боится…

Нонна сожалела об их прежних отношениях, которые больше походили на дружбу (даже без флирта), чем на любовь. К тому, что отношения будут развиваться, девушка готова не была. Итак, из-за того, как Ларион её уже давно «пасёт», а теперь, вот, ещё и приглашает убрать квартиру, Нонна и подумала о том, что он собирается делать ей предложение, и решила ему ответить: «Я подумаю», чтоб не обидеть. От этой мысли ей стало легче, так как думать она может, сколько угодно.

Нонна захватила косынку, линялую футболку и старые джинсы, всякие тряпки, моющие средства, щётки и прочее для уборки и отправилась к нему. Пока девушка ехала со всем этим(!) в Алтуфьево(!) из Ясенево(!), то думала о том, что ей будет жаль их отношений, когда просто вместе. Нонне хотелось, чтобы всё оставалось так, как сейчас - чтобы проводить время с Ларой, но так, чтобы он в церковь её не тащил, не собирался спать с ней или на ней жениться…

Нонна трудилась, готовя квартиру Ларчика к ремонту, целый день, с раннего утра и до позднего вечера одна, причём Лариосик, запустив утром её в квартиру, ушёл на работу, а когда вернулся, то ей даже и не подумал помогать, а только руководил процессом, показывал ей, как лучше увязывать книги, что в какую коробку упаковывать, как накрывать мебель полиэтиленовой плёнкой и обматывать скотчем или специальной плёнкой, но ей тогда в голову не пришло обратить на это внимание.

Молодая, физически здоровая, полная сил, девушка навела порядок быстро, весело и почти не устала, так как энергии у неё было ещё достаточно, чтобы весь день трудиться и не сильно устать. Разве что, ноги побаливали. Было поздно, и парень оставил девушку ночевать. Она и раньше-то у него пару раз ночевала. Они спали в разных комнатах, так что, Нонна не боялась оставаться у Ларисы на ночь. И вот, они ужинали курицей гриль с зелёным горошком, а потом пили чай, сидя на диване его большой кухни. Ларёк вдруг закурил. Никогда ещё Нонна не видела его курящим. Потом на Ларька напало игривое настроение, и он кинул в Нонну спичечным коробком, а она кинула им в него. Ребята стали, шутя, перебрасывать этот коробок, и Ларион кинул его прямо Нонне в лицо. Это оказалось довольно-таки больно, так как уголок коробка угодил девушке в верхнее веко. Ещё бы чуть-чуть и в глаз, от чего Нонна аж побледнела от ужаса. Она сердито выбросила коробок в окно, и тогда Лариоша вдруг принялся, шутя, её тормошить, они стали бороться, а затем он вдруг, навалившись на Нонну, начал целовать её, а его шаловливые ручонки вдруг полезли ей под бельё, и она подумала, что вот-вот сейчас всё это и произойдёт. Ей не очень-то этого хотелось, но она решила ему отдаться, получить удовольствие – «живём-то всего один раз… да и молодость проходит, уходит и красота, гладкость кожи и упругость тела…»

Как уже написано, когда Нонну бросил однокурсник, она в отчаянии кинулась просматривать всякую литературу по технике секса, изучать позы, движения, ласки всякие, и даже потренировалась на живом человеке... И, несмотря на то, что Ларчик этот ей и не нравился, и она не хотела его, но всё же решила попробовать техничный секс на практике, и, таким образом, «закрепить» свои знания в этом вопросе. Решила, зачем-то, показать этому юноше, так называемый, «красивый секс». И вот, принялась она извиваться в его объятиях, крутиться, как мартышка. Её нежные губы ласкали его лицо, шею, грудь, а мягкие её руки так и заструились по нему, как весёлые змейки, ероша его редкие волосы, оглаживая его уши, спину, ягодицы…

Однако Нонна заметила то, что не в коня корм – Ларион, похоже, вдруг пошёл на попятный, зажался, избегает глубокого поцелуя в губы (с языком), также, как и она когда-то, в её первых отношениях. А ещё Ларёк оказался не очень-то искушённым в любовных играх. Запах от него был не тот, тело его было другим. Не таким сладким, как ей бы хотелось. Оно не было гибким и податливым, а как из твёрдой резины, почти пластмассы, даже каким-то деревянным, совсем чужим. Руки у парня были холодные и влажные, а пальцы толстые, твёрдые, неловкие, ласки не изобретательные, не доставляющие удовольствия, разве что, щекотку или боль. Он подержал её за соски, просунул палец в её устье… Начитавшись книжек по технике секса и потренировавшись на мужичке, Нонна считала, что знает о сексе всё, но что-то пошло не так…

Вдруг Лара остановился и пересел в кресло. Нонна, раскрасневшаяся, возбуждённая с тихим: «ух!» запустила руки в волосы и убрала их с лица дрожащей рукой. Ларион тоже, застегнув и поправил на себе одежду, почти синхронно закинул свои длинные волосы назад, и Нонна увидела его безобразное ухо без мочки. Она тоже машинально привела в порядок свою одежду, краснея от стыда, потому что свет так и не был выключен. Одна пуговица оторвалась и куда-то закатилась. А Ларик снова закурил очередную свою дешёвую, вонючую сигарету и вдруг произнёс:

- Вспомнил строгий взгляд отца Георгия и представил себе то, что он на это мог бы сказать…

Продолжение следует.