FORTIS [7]
[7]
Предыдущая часть по ссылке: https://pikabu.ru/story/fortis_6_6416670
Фортис стоял у распахнутого настежь окна и курил кубинскую сигару. Рука, безвкусно увенчанная золотыми перстнями, сжимала бокал с ромом. На нем был фиолетовый костюм-тройка в вертикальную полоску и лакированные черные туфли. Волосы, покрытые бриолином, были зачесаны назад, борода аккуратно подстрижена клином.
В комнате пахло клеем, который удерживал на стенах английские рельефные обои, переливающиеся в свете хрустальной люстры. Поверх застеленной кровати лежали две обнаженные девушки, имен которых Фортис не помнил. В дверь робко постучали, он, нехотя, обернулся и недовольно крякнул:
— Кто?
— Босс, тут к вам пришел Старейшина Зэ. Он ждет у входа в здание, велите пустить его?
— Пускай заходит. Девочки, оставьте меня, — последний homo sapiens жестом велел им удалиться, и прикрываясь одеялом, они выбежали из комнаты, оставив главу ренегатов в одиночестве.
Спустя минуту, дверь распахнулась, и Фортис задрал голову, разглядывая недовольное лицо Зэ.
— Чем обязан такой чести, господин член Совета Старейшин, историк, археолог и кто-то там еще, не упомню, — театрально раскланялся Фортис, подходя к столику со спиртными напитками. — Раздербанишь со мной лафитник?
Зэ молчал, потупив взор и сложив руки на груди.
— Ну не хочешь, как хочешь, — усмехнулся мужчина, подливая себе кубинский ром. — Зачем пожаловал?
— Мои братья не хотели меня пускать. Они просили у тебя разрешения, чтобы я вошел. Что это значит?
— Это значит, что ты без приглашения пришел в гости. Может быть я был занят. Может быть не хотел тебя видеть. У меня тут свои порядки.
— В нашем обществе так не принято, — начал было Зэ, но Фортис прервал его.
— А в моем обществе принято так. И в мое время так поступали. Повторюсь: у меня тут свои порядки. И, как можешь заметить, многие твои братья их приняли. Может быть от того, что мои лучше ваших?
— Ты привнес разлад в наш устоявшийся мир. Совету Старейшин это начинает не нравиться. Это вредит Общему Делу. Меня прислали поговорить с тобой, повлиять на тебя, — Зэ устало вздохнул, и сел на край кровати. — Знаешь, а я ведь был одним из главных инициаторов твоего выхода из криогенного сна. Именно я приводил самые весомые аргументы. Я посчитал, что негуманно оставлять тебя в анабиозе. Я дал тебе жизнь. И что ты с ней делаешь? Рушишь наш мир, подрываешь наши устои…
— Послушай, дядя! — крикнул Фортис, стиснув бокал в своем пудовом кулаке. — Я тебя никогда ни о чем не просил. Сидел бы я себе в заморозке и сидел, тоже мне, родитель нашелся, жизнь он мне дал! Я выжимаю максимум из минимума, я оказался в диком, чужом для меня месте. Все, кого я знал, покойники, от моего мира не осталось камня на камне, понял, урод? А этот гребаный вылизанный сортир, который вы называете идеальным миром, на хрен мне не сдался!
Фортис пружинисто прошелся по комнате, лакированные туфли поскрипывали в такт его шагам. Зэ следил за ним настороженным взглядом.
— Знаешь, кто вы, чувак? — мужчина остановился перед Зэ, с усмешкой глядя на него.— Вы ничем не отличаетесь от этих ваших роботов-железяк. Посмотри на то, кем стали мои ребята! Теперь они знают себе цену. Они живые! Понимаешь ли ты это, дурья башка? Я вытравил из них всю ту гниль, которую пытались впихнуть ваши Старейшины. Эти надутые индюки, эти старые пердуны, те самые, которые ничем не лучше стариканов нашего мира. Помнишь, я тебе о них тогда рассказывал? В интервью?
Зэ молча кивнул, не сводя глаз с сурового лица Фортиса. Тот с усмешкой взглянул на него и продолжал:
— Известно ли тебе, яйцеголовый, до чего приятно иногда что-нибудь разрушить?
— Да, мы наслышаны о твоих похождениях. Об осквернении памятников культуры, статуй. Я уже не говорю про целый автопарк под твоим окном. Кто позволил тебя все это растащить?
— А кто запретил? Ты, что ли? — хохотнул Фортис,- Где ваши стражи правопорядка? Где законы? Где, хотя бы, гребаные камеры слежения? Кишка тонка?
— У нас их нет и никогда не было. Потому что они не требовались. Все прекрасно знали и понимали, как надо себя вести. Последнее смертоубийство было почти тысячу лет назад. Девяносто девять процентов жителей Земли умирают от старости, и лишь один от несчастных случаев.
— Ай, молодца! — голос Фортиса звучал издевательски. — Но, понимаешь, брателло, какая штука: если что-то не запрещено, то это разрешено. Таков закон природы, мать ее. Мне сказали, что вы можете ходить, куда угодно и брать, что угодно. Я так и делал, что ж ты на меня бочку катишь?
Фортис дурашливо развел руками.
— Да, но все это можно делать только на благо Общего Дела. А ты присвоил себе целое здание. Подчинил себе моих братьев и сестер. Развратил их, они опустились до… Мне страшно вслух сказать до чего, но ты меня понял. Если ты не прекратишь, мы примем меры!
— Какие? Убьете меня? Вряд ли. Снова заморозите? Да вы скорее обосретесь! Не рыпайся, Зэ, за мной армия, они меня в обиду не дадут. Дай мне спокойно дожить свой век, попивая этот замечательный ром и потрахивая Эо и ее подружек. А живу я не так долго, как ваш вид. Ты, собака сутулая, еще меня переживешь. Я и так на ладан дышу.
Зэ пристально посмотрел Фортису в глаза, встал, прошелся из угла в угол, заложив руки за спину. Историк остановился у окна и долго смотрел вдаль.
Человек из прошлого подошел к нему, и встал рядом:
— Посмотри, какая муть за окном. Какая тоска. Одинаковые дома. Деревья. Река течет. Вон поезд круги нарезает. Слава богу, хоть номера домов разные. Скучища у вас. И сам ты, как эти деревья. Эти дома. Эта река, чтоб ей пусто было. Гляжу я на тебя, и у меня скулы сводит.
— Пусть так, хотя я не совсем с этим согласен, — Зэ обернулся к нему; взгляд Фортиса был колючим. — Но почему, по-твоему, это плохо? Что хорошего в образе жизни, который выбрал ты? Губить себя и все вокруг, ничего не привносить в этот мир. Существовать, а не жить.
— Это ты, дурак, существуешь, а я живу, — хмыкнул Фортис; на его лице ясно читалось презрение к собеседнику. — Живу полной жизнью, дышу полной грудью. А то, что делаете вы, чертовы психопаты, я никогда не приму, понял? Я никогда, чтоб мне провалиться на этом месте, не буду таким, как вы! Никогда не стану жить по вашим гребаным законам, рыбы полудохлые! Так что, выметайся отсюда подобру-поздорову. Уходи, дай мне дожить свой век, и больше вы обо мне никогда не вспомните.
— Тебя не смогут забыть. Ты потряс весь наш мир, наши устои. Мы посадил зерно сомнений в умах подрастающего поколения. Сможем ли мы перевоспитать его? Ты представляешь, сколько сотен лет ушло на то, чтобы искоренить все то, что ты за несколько месяцев вернул? Твои действия отбрасывают нас в развитии, тормозят наш общий прогресс. Ты как вирус. Твои приспешники, глупые дети и подростки, подражают тебе и завлекают в твою несанкционированную социальную группу все новых и новых членов. Они перестали посещать учебные заведения, развиваться. Оскотинились, превратились в животных. Совет Старейшин не может это так оставить.
— И что же наш многоуважаемый Совет Старейшин предпримет? — Фортис язвительно оскалился.
— Я пришел договориться. В первую очередь ты должен сбавить обороты. Запретить тебе употреблять наркотические вещества мы не можем. Но мы не можем позволить тебе развращать наших детей. Ты должен публично выступить и объяснить им всю некорректность совершаемых ими и тобой действий.
— Некорректность? Хрена с два! В данном положении то, что делаю я и мои ребята - самое верное. Знаешь, что, Зэ? Убирайся к чертовой бабушке отсюда, пока я тебе ногу по колено в задницу не затолкал, понял? Ты мне всю комнату провонял...
— Я не уйду, пока мы не договоримся.
— Ну, раз не уйдешь сам, то я тебе помогу, — Фортис залпом допил ром, с грохотом поставил его на столик и подошел к Зэ.
Историк на инстинктивном уровне почувствовал исходящую от человека из прошлого опасность, и попытался вскочить, однако, последний homo sapiens стиснул его шею ладонью и резким движением придавил к полу. Зэ сдавленно вскрикнул, попытался выпутаться из железной хватки Фортиса, но мужчину это только больше раззадорило, и свободной рукой он принялся шлепать историка по лысой голове, при этом неистово хохоча.
— Хочешь это обсудить? Давайте это обсудим? Это идет на пользу Общему Делу? — истерично смеясь, Фортис повторял услышанные за последние дни фразы, по окончанию которых, наносил новый удар, с каждый разом все сильнее.
Он не сразу заметил, как его ладонь превратилась в кулак, и как ковер испачкался в крови. Придя в себя, не осознавая, сколько времени он провел, сидя на спине у археолога и молотя его своими кулаками, Фортис ужаснулся содеянному. Он был на войне, и понять, что перед ним труп, не составляло никакого труда.
Мысли, лихорадочным пчелиным роем, заметались в его голове. Одна за другой вспыхивали идеи того, как действовать дальше. Нужно избавиться от тела. Сжечь? Растворить в кислоте? Завернуть в ковер и вынести через запасный выход?
За дверью послышался гвалт веселых и пьяных голосов, и Фортис не успел крикнуть им, чтобы они не смели входить. В распахнутом настежь дверном проеме нарисовалась дюжина улыбающихся хмельных лиц, размахивающих спиртными напитками и папиросами. Осознание того, что они видят, пришло к ним не сразу. Кого-то начало тошнить, кто-то в ужасе ринулся обратно по коридору, и лишь самые стойкие, смелые и пьяные, остались, и решились подойти поближе.
— Что случилось? — воскликнул Ал, расталкивая своих товарищей, падая на колени рядом с Фортисом и погибшим Старейшиной.
— Ну… — Фортис никогда не отличался особой деликатностью, поэтому решил сказать все как есть. — Я, кажется, убил этого парня. Нечаянно, конечно.
— Убил? То есть, как, убил? — мгновенно протрезвев, спросил Ал, щурясь и моргая, непонимающе смотря на человека из прошлого.
— Каком кверху. Голыми руками, черт возьми. Он вывел меня из себя, я вспылил, и случилось то, что случилось. Нужно сделать так, чтобы об этом никто не узнал. Нужно избавиться от тела.
— Зачем ты убил его, Фортис? Как это возможно? — севшим голосом прохрипел Ал.
— Он пришел, начал бычить, говорить, что мы тут все плохие, а он такой хороший. Учил жизни, короче. Ну и говорил, чтобы мы с вами больше не собирались и не общались. Хотел запретить вам пить, курить, веселиться и трахаться. Вы же не хотите лишаться всего этого? Вы ведь понимаете, что я действую на благо наших общих интересов?
Сказав последнюю фразу, Фортис почувствовал себя в шкуре покойного Зэ. Он осознал, что по сути своей, они не так уж сильно и различаются. У каждого из них есть свои убеждения и свои взгляды, и каждый из них, был готов отстаивать их до самого конца. В случае Зэ, этот конец уже наступил. Историк действовал на благо своих братьев, своего народа, своего социума и мира в целом. Фортис понял, что он так же защищает своих новых друзей и свой народ, чьим, фактическим, прародителем, он стал.
— Так. Вы умные ребята. Скажите, как избавиться от тела. Чтобы не осталось следов. Как вы поступаете с умершими?
— Роботы-ассистенты аннигилируют их, — ответил Ал.
— Крови много будет? Пепла, гари?
— Не остается и следа. Даже праха. Полный ноль, ничего.
— Не хотел бы я, чтобы со мной так сделали после смерти.
— А как избавлялись от трупов в твое время, босс? — поинтересовался Ал, на мгновение забыв о происходящем.
— Выкапывали яму, делали гроб, закапывали, ставили крест в изголовье. Ладно, значит мы можем сжечь труп без следов. Это как раз то, что нужно. Куда тащить тело?
— А зачем его куда-то тащить, Фортис? Робот сам может прийти и все сделать.
— Не верю своим ушам. Все так просто? — человек из прошлого рассмеялся. — Конечно, Совет Старейшин начнет искать своего пропавшего члена, но, если разыграть все карты грамотно, можно прикинуться валенком, или подстроить все, как несчастный случай. Вы со мной? Вы можете сохранить это в тайне?
Фортис заметил сомнение в глазах своей шайки, лишь один Ал твердо и уверенно кивнул. Последний homo sapiens понял, что не смотря на все те уроки жизни и все те дары былого мира, что он преподнес подрастающему поколению будущего, заложить в них определенные базовые и фундаментальные понятия он был не в силах. Фортис понимал, что если Совет Старейшин или кто-либо другой, спросит у них, как было дело, то они не смогут солгать.
Радость от осознания того, насколько легко избавиться от трупа, омрачилась невозможностью скрыть свое преступление в любом случае.
— Мда, — последний homo sapiens встал, снял окровавленный пиджак, закатал багряные рукава сорочки и налил себе еще бокал. — Ал, поди сюда, малыш. Остальные, собаки вонючие, пошли вон отсюда!
С этими словами он швырнул в стену, рядом с которой стояли молодые люди, поднос с чашками, чайником и серебряным сервизом. Дети разбежались как мыши. Ал подошел к своему наставнику и духовному ментору, принял из его рук бокал с ромом, они чокнулись и выпили.
— Послушай, мой мальчик. Вот как будет обстоять дело. Я сам пойду к Старейшинам, и расскажу им о том, что случилось. Человека, который приходит с повинной, могут пощадить. По крайней мере, в мое время это могло проканать. Понимаешь, в чем фокус? Хоть они и вопят о том, что мухи не обидят, эти старые пердуны сейчас могут сделать со мной все, что придет им в их вытянутые бошки? — Фортис скорбно покачал головой. — Потому что, это мокруха, браток. Потому что, это уже перебор. Для них было перебором то, что мы можем пропустить по стаканчику и немного поразвлекаться с девчонками. А то, что сделал я сейчас... Это и вовсе непростительно. Черт, слово-то, какое, дурацкое. Непростительно… Мне бы как-нибудь выкрутиться из этой истории, а? Как думаешь, что они могут со мной сделать? Убивать они вряд ли станут. Закрыть меня? Посадить в яму? Закопать заживо? Выстрелить пушкой в космос?
Фортис требовательно посмотрел в глаза своему помощнику, ожидая ответа.
— Босс, я не знаю, — Ал развел худыми руками. — Но мы, люди разума, и если ты будешь оперировать логическими, а не эмоциональными понятиями, то, быть может, они поймут тебя и простят. Возможно, ты сможешь подвести как-нибудь под то, что ты действовал на благо Общего Дела?
— Не знаю, как убийство этого старикана-историка поможет вам вырастить папайю где-нибудь на Сатурне. Черт возьми, дерьмо собачье! — мужчина стиснул зубы и в бессильной ярости стукнул кулаком о свою ладонь. — Ладно, оставь меня, мне надо прилечь и подумать…
Фортис навзничь повалился на кровать. Медленно, жужжа гусеничными колесами, подъехал робот-ассистент. Тонким красным лазерным лучом он просканировал труп покойного Зэ, и тот рассыпался в пыль, от которой, через несколько секунд ничего не осталось. Затем, бочковидная машина, принялась водить синим лучем по окровавленному ковру, дезинфицируя и чистя его. Покончив с этой процедурой, робот так же неспешно укатился, ни оставив после себя и следа.